Крапивник

Главы 30–32. Луна

…

30. Луна.

…

Я поднялась на верхний этаж башни, где стояли стол и кровать учителя, зная, что увижу одну из трёх вероятных картин: он спокойно спит в своей постели; он работает; он уснул, сидя за столом.

Спит за столом.

Я подошла ближе, чтобы разбудить, но с удивлением обнаружила перед учителем вовсе не расчёты, а пришедшее вчера мамино письмо, книгу и ответ. Что можно было такое писать, чтоб полночи просидеть за столом?

Читать чужую переписку, конечно, не вежливо, но…

Я просмотрела мамино письмо, написанное красивым, но несколько небрежным почерком, с витыми хвостиками у букв. «Приятно знать, что ты в порядке… огурцы… спасибо, что взялся учить Луну… деньги… книга». Ага.

И что в ответе?

«Здравствуй, Цифи

У тебя чудесная дочь. Милый, вежливый ребёнок. Но очень замкнутый.

Против огурцов для неё ничего не имею.

Денег хватит с лихвой.

За книгу спасибо. Я думал, что её ещё много лет назад украли вместе с кошельком на постоялом дворе.

Пиши, если что.

Эдмунд»

Скромненько. И вот это он писал так долго, что заснул? М-да…

Решив не задумываться, я похлопала учителя по плечу.

— Эдмунд, вставай, — с течением времени я почти перестала испытывать напряжение при обращении на «ты» и по имени.

Разлепив глаза, он кивнул и забормотал что-то нечленораздельное.

— Чего-чего?

— Что на завтрак, спрашиваю, — Эдмунд оторвал голову от столешницы.

— Каша, — я уже смирилась с тем, что завтрак стал моей обязанностью. Учитывая, что обедом и ужином занимается он, перекинуть на меня часть работ вполне справедливо.

— Отлично. Потом сходим на почту и в лес.

— А зачем в лес?

— За палкой. Будем проходить «костыли» для магов.

— Ты про посохи и волшебные палочки?

— Точно. Пару рун ты выучила, управление силой частично освоила. Время разбираться с плетениями. Это проще делать с костылём пока не привыкнешь. Сегодня его сделаем, а завтра испытаем.

— Что?!

— Что ты так орёшь? — от моего визга, учитель окончательно проснулся.

— Но я едва могу менять размеры шара и двигать его.

— И что?

— Посохи и палочки проходятся после освоения создания форм из силы и достижения совершенства в…

— Я зря дал тебе методичку, — поморщился учитель и, прихватив потрёпанный серый свитер, отправился на первый этаж. — Пошли завтракать.

Я засеменила следом:

— Но ещё рано заниматься плетениями.

— Неправда.

— Это может быть опасно.

— Неправда.

— Что значит «Неправда»?! Это так!

— Неправда, — учитель откровенно засмеялся, глядя на мою растерянность. И что на это ответить?

В ответе он и не нуждался. Эдмунд скрылся в ванной, а я отправилась разливать на порции кофе и кашу.

…

31. Луна.

…

Мы шли по лесу. Листья уже облетели и начали чернеть, лёжа не земле, пейзаж смотрелся весьма уныло.

— Я читала, что важно найти материал и дизайн, который идеально подходил бы тебе.

— Да. Этим мы и занимаемся. Ищем основу.

— Ты ведь тоже делал посох в академии. Каким он был?

— У меня их было три. Я отсрочивал изготовление до самого последнего дня и учился на карандаше, а в ночь перед зачётом изготовил отличный берёзовый шест с обсидианом. А потом один кретин с факультета огня случайно сжёг его. Прямо перед дверью комиссии, когда меня уже позвали сдавать.

— И что ты сделал?

— А что я мог сделать? Карандаша с собой не было — пошёл сдавать с веткой крапивы. Комиссия порядком удивилась, но, в конечном счете, я получил высший бал.

— Серьёзно?

— Абсолютно.

— С веткой крапивы?

— С веткой крапивы. Однокурсники встретили меня как героя. Если быстро разберёшься с плетениями, можешь как-нибудь глянуть это воспоминание.

— Ты о проникновении в разум? — сказать такое можно было лишь в шутку, но Эдмунд был серьёзен.

— Да, а что тебе удивляет? Ты же менталист, весть твой функционал — это работа с разумом и сознанием.

— Это ведь программа третьего курса.

— Да там лёгкое плетение. Спорим, уже к весне сможешь его применить?

От такого предложения у меня округлились глаза:

— Освоить плетения к весне невозможно.

Учитель остановился и протянул мне руку:

— Спорим? — вид у него был как у ребёнка, обещающего поймать фею, приносящую подарки в Праздник Новой Весны. Самоуверенный и отрицающий логику.

— На что? — не веря в возможность его победы, я подала руку.

— Если проиграешь — готовишь ужин, — учитель выругался, наступив в грязь, отёр носок сапога о траву и продолжил речь. — Что скажешь?

— Твоя победа маловероятна. Что будет, если я выиграю?

— Я готовлю завтрак.

— Идёт.

Эдмунд разбил рукопожатие ребром ладони и нагнулся за палкой с сучком

— О-па! Ищи идеальную палку, ибо я себе только что нашёл! Летом розы подпирать.

— Как понять, что нашёл «идеальную палку»? — я подняла с земли ветку.

Учитель задумчиво почесал нос:

— Есть кто-то, кого ты ненавидишь больше всего на свете?

— Есть, — мне живо представился бывший одноклассник, возомнивший, что излишне толстый кошелёк родителей каким-то образом прибавляет ему веса в глазах других детей.

— Итак, представь, что собираешься его убить. Какое оружие возьмёшь? Палочка — кинжал, посох — меч или глефа, в зависимости от длины.

— Что такое глефа?

— Ну… длинная палка с лезвием на конце. Грубо говоря, ей рубят людей.

— Эм… Эдмунд… Неужели в академии учили… так? — мне не верилось, что учителя предлагают имитировать убийства.

— Нет, конечно. Просто, когда нас отвели в лес, пацаны начали фехтовать палками разной длины, а девчонки по большей части выбирали лёгкие и практичные палочки. Я заметил, что это похоже на подбор идеального оружия. Согласна?

— Да. А если я бы пришла, пока он спит. Прижала коленями руки, чтобы не сопротивлялся, и придушила подушкой. Как это считать?

На лице учителя отразилось напряжение.

— Ну, или там, застрелила…

— Это… вполне разумно. Я и сам предпочёл бы ножам магию и стрелы. Но твоя жестокость меня пугает. И ещё больше эта деталь с руками.

— Надо обязательно выбрать оружие?

— Ага.

— Не стрелковое.

— Да.

— Тогда… — я погрузилась в криминальные мысли, представляя, как зарезала бы спящего врага.

Мысленно примеряя каждое оружие, я изображала движение. Кинжалы мне не нравились, но слишком длинное оружие было бы тяжело принести в дом.

— Знаешь, — учитель наблюдал за процессом, потирая кончик носа. — Если бы я не знал, кто твоя мать, на этом этапе, я начал бы догадываться.

— Почему?

— Когда я решил проверить на ней свою гипотезу с выбором оружия — она вела себя точно также. В итоге выбрала дагу.

— Что это?

— Меч. Короткий. Сантиметров пятьдесят — шестьдесят.

— Не думаю, что мне это подойдёт. Но я бы взяла что-то не очень тяжёлое. Какую-нибудь тонкую шпагу, — я поводила ладонью, отмеряя высоту над землёй. — Примерно, как трость.

— Выбирай, — учитель обвёл рукой пространство вокруг себя. — Целый лес палок. А я пойду хворост пособираю.

На земле валялась дуговидная метровая палка.

— Это подойдёт?

— Если мечом такой формы ты смогла бы убить того ненавистного, то да.

Я повертела палку и, соскребя в кучку прелые листья, потыкала в них «оружием».

— Поищем другую.

— Всё, что не подошло — отдавай мне.

Пока учитель собирал ветки, я искала «ту самую».

Я с размаху шибанула палкой по дереву. Сучок впился в руку:

— Ай! Эд! Это тебе, — я отдала учителю ветку.

Продолжила поиски.

Перехватила другую ветвь как меч и попыталась вскрыть живот воображаемому врагу.

— Да, кстати, раз уж речь зашла о твоей матери. Кем она работает?

— Она в отряде быстрого реагирования, — я продолжала менять палки и вспарывать кучи прелых листьев. — Если при подходе к порту у кораблей возникают какие-то проблемы или вне досягаемости форта на корабль нападают, она помогает отбиться. Плюс помощь мага воды упрощает швартовку и отплытие.

— Пацифика боевой маг?!

Я пожала плечами, не понимая, что так удивляет учителя:

— Но она не очень любит свою работу. Ой, что это у тебя за палка?

Подлетев к учителю, забрала красивую ветку.

— Вот уж не думал, что она таким займётся, — пробормотал он, хмурясь. — Это ведь опасно.

Я пожала плечами. Палка меня быстро разочаровала.

— …а ещё мне лекции о безопасности читала.

— Вы часто общались?

— Нередко. И вот каждый раз, когда я ставил какой-нибудь эксперимент или вызывал кого-то на дуэль — одно и тоже — «Что опять взбрело в твою пустую голову, идиот?!».

Я усмехнулась, подбирая ещё вариант будущего посоха.

— Папа тоже регулярно выслушивал такое, если рассказывал о работе. Он разрабатывал оружие с применением ментальной магии. Сплошные риски.

— Держу пари, заканчивалось всё визгом: «Помяни моё слово, добром это не кончится!».

— Верно.

Спустя мгновение я опустила палку. Перед глазами застыл день папиной смерти.

— Знаешь, а ведь действительно кончилось плохо. Ты не колдуешь, он погиб.

Учитель ответил не сразу.

— И я всё хуже понимаю, почему теперь она лезет сражаться с пиратами.

Я села перед грудой веток, собранных учителем, неспешно копаясь в них. В голову закралась новая мысль. А если и мама погибнет? Работа ведь действительно плохая. Почему она до сих пор на ней?

— Эй, — учитель окликнул меня прежде, чем я погрузилась в размышления. — Не сиди на холодной земле, это во-первых. И глянь вот на это, это во-вторых.

Эдмунд вручил мне палку.

— Вполне ничего, — я потыкала кучу листьев.

— Тогда собирай хворост, не сиди без дела.

— Угу, — буркнула я.

Я стала нарезать круги вокруг полянки, собирая всякий хлам и иногда пробуя хорошие палочки в качестве шпаг. Вдруг за спиной послышался стук и хруст.

Резко оглянувшись, я увидела учителя с палкой перед сухим деревом. Стоя в фехтовальной позиции, он стучал своей «шпагой» по мёртвой ветке сухостоя, обламывая тонкие сучья.

— Что ты делаешь? — я подошла ближе, отслеживая техничные удары по неподвижному врагу.

— Развлекаюсь. Все эти разговоры об убийствах, как бы странно не звучало, навивают ностальгию по юности.

Рубящий удал переломил сухую ветвь.

— Упс. Ну… на, попробуй эту, — учитель отломал сухой ветке лишнее и вручил мне.

Я повертела её в руках и попыталась применить пару приёмов учителя против ствола сухого дерева.

— Только не говори, что Роланд учил тебя использовать меч.

— Я просто повторяю за тобой.

— А-а-а… тогда понятно. Категорически неправильно.

— А как тогда?

Эдмунд поднял с земли липовую ветку и принял стойку:

— Во-первых…

Его палка выглядела куда удобнее, поэтому, разобравшись, как держать, я тут же вручила свою ему и забрала ту, что больше нравилась.

— Эта лучше.

— Да, вижу, — учитель повертел в руках мою сучковатую, откинул её в кучу хвороста.

Поднял новую.

— Итак. Во-первых, начнём с того что ты правша. Повернись другим боком, — заняв обратную позицию, он принялся объяснять. — Ноги ставь уже, эту чуть поверни. И не делай вот так.

Изображая меня, Эдмунд стукнул по дереву.

— Тебе надо не тянуться к сопернику — подставляешь шею. Делай выпал. Не сгибай спину. И во-о-от так.

Раздался звонкий щелчок и протяжный треск. Ветвь сухого дерева дала трещину.

Учитель поспешно оттащил меня в сторону:

— Давай-ка не будем под ним стоять.

— Ага. В академии учили драться на мечах?

— Военное дело было в числе дополнительных предметов. Как и верховая езда, и пение, и рисование и многое другое.

— А танцы и общая физическая подготовка?

— Это обязательные предметы. Ты, кстати, танцуешь?

— Чуть-чуть.

— Ну и ладно. Чуть-чуть — достаточно.

— А какие дополнительные предметы были у тебя?

— Всё кроме пения, рукоделия и рисования.

Учитель поправил воротник куртки и заметил.

— У меня в дипломе написано столько, что половину предметов я уже не помню. А вот верховую езду и военное дело брали почти все парни.

— А ты будешь учить меня этому?

— Эм, — вопрос удивил Эдмунда. — А надо? Не хочешь взять рисование или что-то в этом роде?

— Это я и так умею. Почему бы не попробовать что-то новое.

— Впервые замечаю за тобой тягу к учёбе, — усмехнулся учитель и встал в стойку. — Раз хочешь, вперёд.

Я повторила за ним.

«Меч» преподавателя одним движением чуть не вышиб палку у меня из рук.

— Повтори.

На мой неловкий удар последовал ответ. Не ожидая нападения, я махнула «клинком», парируя удар.

— По технике хорошо. Делай так же.

Эдмунд повторил ту же атаку несколько раз, заставляя повторять защиту.

Я снова применила нападение. В этот раз учитель просто сделал шаг в сторону и, быстро приблизившись, легонько щёлкнул меня по лбу.

— Эх, ностальгия, — уходя с линии следующей атаки, вздохнул учитель.

Белая энергия в форме медузы или нерва ощутимо ударилась мне в плечо.

— Так не честно!

— Кто тебе сказал?

— Но мы же на мечах дерёмся, а не магией.

— А ты тоже подключайся.

— Ты светлый маг — ты заставляешь этой медузой работать нерв. Я так не могу. К тому же…

— Вот тебе аналог. Заставляет мозг думать, что в него попало что-то материальное, — над ладонью мага зажглась равносторонняя пирамида. Он не мог применить её сам — не его направление магии, но легко воссоздавал нужную форму, пусть и абсолютно бесполезную, из собственной энергии.

— Но я не умею делать формы из энергии!

— Учись.

Белый сгусток влетел мне в лоб.

— Хочешь интересный факт? О том, как мы начали общаться с твоим отцом.

— Давай.

— Я припёрся на военную подготовку для старшего курса и в поединке с Роландом запустил в него плетением. А он в ответ сломал мне нос.

Я получила от белой энергии щелчок по носу.

— Боюсь представить, как вы сдружились с мистером Нертом.

— Тут без истории. Сидели вместе. Он списывал у меня, я у него печенье отбирал и ел. А потом нас за это наказали.

В ответ на очередной удар сгустка, сопряжённый с атакой палки, я остановилась.

— Как, ты говорил, выглядит моё заклинание? — я попыталась вспомнить модели, которую учитель показывал мне минуту назад.

— Пирамидка.

Мы оба остановились. Я призвала энергию и попыталась заставить её принять форму. Ничего не выходило.

— Внимание, фокус, — улыбнулся учитель.

Белая энергия облепила шарик, частично разрушая, и вскоре он уже имел нужную форму.

— Держи его, пока не представится удобного момента запустить.

— Держать и делать что-то параллельно?

— Да.

— Но у меня останется только одна свободная рука.

— Канал, которым связаны источник и плетение, не обязательно должен идти через руку выведи его через плечо.

Я с трудом поняла смысл сказанного, но все же смогла сместить сияющую ниточку вверх по руке. Кисть освободилась, а из плеча к пирамидке вела фиолетовая линия.

Эдмунд снова занял боевую стойку.

— Я возьму твою палку?

— Как скажешь, — он протянул мне «оружие».

— А не, та удобнее.

— Определись уже, — усмехнулся преподаватель, снова уступая ветку.

— Эту. Точно, — я приготовилась к схватке. Теперь возле головы болталось заклинание, которое нужно будет запустить в подходящий момент.

Первый удар нанёс Эдмунд. Я дёрнулась, неумело отражая. В висок врезалось что-то. Меня резко начало подташнивать.

— Ай-ай-ай, — учитель придержал меня за плечи. — Не падай. Что-то плохо ты реагируешь на использование заклинаний.

— Оно сработало?

Светлое вытянутое лицо поплыло перед глазами.

— Ага. Ты сама же на него и напоролась.

В глазах стало темнеть. Ноги подкосились.

— Луна? Луна!

…

32. Луна.

…

Я повернулась на бок и открыла глаза. Мой закуток в башне. На мне была та же одежда, в которой я вышла из башни. Только сапоги и куртка исчезли.

Выбравшись из-под одеяла, я переоделась в домашнее платье и выбралась из «комнаты».

Судя по часам, было пятнадцать минут третьего. На артефакте-нагревателе стояла кастрюлька.

Подойдя ближе, я обнаружила в ней суп, недолго думая, щёлкнула рычажком артефакта и полезла за чашками и чаем.

— Луна? Ты как? — с верхнего яруса свесился Эдмунд.

— Нормально.

— Я сейчас спущусь.

Пока он бежал по лестнице, я поставила греться чайник и собрала посуду.

— Я даже не подумал, что так будет. Хотя, новый уровень в магии всегда даётся трудно.

— Да всё в порядке, — я уступила место у артефакта и села к столу.

Он, кажется, не поверил, что всё в порядке. Вряд ли мне удастся убедить его, как, впрочем, и вытравить из характера некоторую рассеянность.

— Кстати, я тут взялся разбирать шкафы. Посох ведь надо обрабатывать, добавлять кристаллы и прочее. Когда отдохнёшь, присоединяйся.

— Я отлично себя чувствую.

Учитель разлил обед по мискам и поставил на стол. В след за ним чай и печенье.

— Долго я проспала?

— Часа три, — пробуя суп, ответил Эдмунд и принёс соль.

Пообедали мы быстро. Часть шкафов уже была разобрана, но оставалось ещё несколько, где в груде книг и хлама скрывались необходимые инструменты и детали.

— Тебе вон тот, а эти два мне, — поделил фронт работ учитель.

— Там ещё тумбочка, — я указала на маленький кубик возле шкафа.

— Эм… тумбочка. Там амулеты-накопители и ещё какой-то хлам. Амулеты без меня не трогай, а в остальном можешь копаться.

— Хорошо.

Мы разошлись каждый в свою сторону.

Я села на пол и выдвинула первый из четырёх ящиков в основании шкафа. Он был забит книгами. Художественными.

Во втором кроме книг обнаружился так же свитер. Полосатый. Чуть меньшего размера, чем был на учителе утром. Шапочка и в цвет ей малиновый шарф.

Заглянув в ещё два ящика, я не заметила ровно ничего интересного. Не желая вставать, чтобы заглянуть в шкаф, я подвинулась к тумбочке.

За одной единственной дверцей было сокрыто две полки. Верхнюю почти полностью завалили мешочки и коробки с накопителями, на нижней же лежала парочка книг, чайник, свёрнутые листы плотной бумаги и какой-то непонятный свёрток.

Я вытащила его на свет. Старая бумага в качестве обёртки. Лёгкий. Что бы там могло быть? Вряд ли что-то настолько лёгкое может потребоваться мне при изготовлении посоха, но узнать, что внутри, было просто любопытно. К тому же Эдмунд запретил трогать только артефакты. Так что…

Я потянула конец бечёвки, узел-бантик развалился. Из под слоя пыльной жёлтой бумаги показался лёгкий голубой шарф. Шёлковый. Под ним лежали вскрытые конверты и бумажки, исписанные идеальным каллиграфическим почерком.

Не думаю, что мне можно их читать. Скорее всего, Эдмунд просто забыл, что они здесь лежат, и, если я спрошу, запретит читать. Но…

— Кажется, я не очень воспитанный человек, — шепнула я, разворачивая первую бумажку.

Первое письмо, которое я взяла было с неровным краем.

«Мой милый Эдмунд,

Не знаю когда, но уверена, ты вернёшься и найдёшь эту записку.

То, что случилось — исключительно моя вина. Я наговорила ужасных глупостей и не смогла помочь тебе в трудную минуту, хотя не так много должна была сделать.

Не думай, что я не понимаю, насколько тебе было тяжело, но и ты постарайся понять, мне было больно видеть, что с тобой творилось.

Я просто хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя, мой милый Эд.

И по поводу подписей… я буду даже рада, если ты однажды не вспомнишь от кого записка. Меньше помнишь — спокойней спишь».

Я подняла глаза на учителя. Он перекладывал возле шкафа какие-то тряпки, ворча себе под нос.

Листочек вернулся на место. Я вынула несколько маленьких бумажек с записками: «Сходи на рынок за…», «Не успела ничего приготовить. В шкафу есть печенье», «Не забудь про вечер», «Повесь уже зеркало, Эд!» и десятки подобных.

— Эдмунд.

— А? — он вынул из шкафа большой рулон ткани. — Смотри! Я его лет пять назад по дешёвке купил. Нужно?

— Нет. Я хотела спросить…

— Ты зря отказываешься. Платье будет шикарное. Я бы не отказался, но шить не умею. А ещё я не любитель платьев. По вполне очевидным причинам.

Секунда задумчивости. Я уже собиралась заговорить, но Эд едва различимо заворчал себе под нос, вынимая из шкафа что-то ещё. Теперь он говорил не со мной, а просто ворчал, как дед.

— Вообще не понимаю, почему женщины должны носить платья. Не практично и ноги не подчёркивают.

— Тебе это нужно? — я подняла шарфик.

Улыбка на лице мага-отшельника разгладилась:

— Где ты его взяла?

— В тумбе вместе с записками лежал, — я продемонстрировала одну бумажку.

— Не тронь письма! — бросив рулон, Эдмунд заспешил ко мне. — Это тебя не касается.

— «Если ты не умер от количества съеденной вчера клубники (да, я очень зла), сходи на рынок, купи ещё», — я успела прочитать записку. — Ты был женат?

— Нет, — учитель выдрал у меня из рук бумажку. — Что ты успела прочитать?

— Пару бытовых записок. Но ведь это писала девушка.

Он быстро сложил все, пряча адреса и имена, но пытаясь завернуть, нечаянно порвал старую бумагу. Выругавшись, прикрыл кучку бумаг остатками свёртка и отправился вверх по лестнице, регулярно оглядываясь, чтобы проверить, не трогаю ли я записки.

— Почему она злилась на тебя из-за клубники?

— Это всё варенье. Она хотела закатать несколько банок. Вытащила меня на рынок, — начал оправдываться Эдмунд, оторвал от рулона кусок ткани и двинулся назад. — Заставила таскаться по жаре, выбирать идеальную клубнику, ругаться с торгашами из-за цен, тащить домой десять килограмм, потом ещё и перебирать. Думал, возненавижу эту чёртову клубнику. Ан нет. Стоило ей уйти, половину сожрал.

Эдмунд сел рядом со мной и принялся бережно перекладывать на тряпочку письма.

— Пять кило?

— Пять кило. Не за раз, конечно, но до вечера справился.

— Как? Просто как в тебя поместилось столько?

— Да не знаю. Вкусно было.

— Кем тебе была эта девушка?

— Мы должны были пожениться.

— У тебя была невеста?

— Да, внученька, дедушка тоже был когда-то молодым, — засмеялся Эдмунд, изображая старческое дребезжание в голосе.

Думая о чём-то своём, он перекинул шарф через шею, в несколько движений, завязал. С белой рубашкой такой воротничок очень сочетался, а с рогожевой жилеткой не очень. Тут требовалось нечто менее грубое.

Завершив процедуру, учитель с усмешкой пробормотал:

— Она казалась очень милой до первого свидания.

— А потом?

— Выяснилось, что она немножечко истеричка. Опуская подробности, через полтора года я сделал ей предложение.

— Все бульварные романы мира склонили колени перед этой романтикой, — иронично заметила я.

Эдмунд улыбнулся:

— Это не было недостатком. Она просто слишком остро на всё реагировала. Очень часто говорила не подумав, накручивала себя по пустякам. А серьёзные проблемы и моё лёгкое отношение к безопасности вообще кончались скандалами и пару раз обмороками.

Я промолчала, но на лице отпечатался вопрос: «И как тебя угораздило полюбить такую?»

Эдмунд пожал плечами:

— Если честно, чёрт знает, что в ней было такого особенного, но за свою жизнь, я успел заметить вот что: в большинстве своём люди ненавидят других за что-то конкретное, а любят просто так.

— Но что-то ведь тебе в ней нравилось.

— Старательная, добрая, заботливая… перечислять можно долго, — учитель упёр локоть в колено, положил на кулак подбородок и улыбнулся. — А ещё она в любой ситуации оставалась потрясающе красивой. Даже, когда орала на меня.

Эдмунд задумчиво потёр нос и вдруг засмеялся:

— Хотя чаще всего это случалось, пока я истекал кровью у неё на руках, значит, есть вероятность, что меня просто лихорадило.

— Почему вы не вместе?

— А, — Эд отмахнулся и снял шарф. — Не сложилось.

— В этом письме она за что-то извиняется, — я достала листок со странной подписью.

— Не вежливо читать чужие письма, — Эд пробежался по листу глазами. — Что ещё ты прочитала?

— Ничего, честно.

Эд положил шарф и письма на ткань и завязал новый свёрток бечёвкой.

— И по какой причине, скажи на милость, тебя вообще волнуют отношения двух старичков во времена, когда им было по семнадцать? Всё это уже не должно иметь значения.

— Если это не имеет значения, зачем хранить в секрете?

Губы мага тронула улыбка, ответ он дал не сразу:

— Меньше знаешь — крепче спишь.

Комок писем вернулся на своё место.

— Занимайся шкафом. Увидишь ещё что-то вроде писем — не смей читать. И артефакты-накопители не трогай. Вообще. Ни один в моей башне.

Учитель зашагал к шкафу, которым занимался до разговора.

— И учти, теперь я за тобой слежу.