Краткосрочная терапия (СИ)

Часть 3

Комментарий к Часть 3

(I Just) Died In Your Arms — Cutting Crew

Она настояла, чтобы Трэвис сегодня лёг спать пораньше, потому что на его синяки под глазами было страшно смотреть. Шериф поначалу отнекивался, утверждал, что всё в порядке и нет необходимости беспокоиться, а потом, когда Лора отошла, за несколько минут отрубился на диване. Она не стала его трогать и просить хотя бы переодеться, оставила как есть.

Лора долго просидела в ванной. Согревалась. Яростно тёрла тело мочалкой, будто стирая с кожи толстый слой осадка от случившегося за последние месяцы. В лесу, безостановочно прорыдав с четверть часа, она выпустила весь накопившийся негатив, очистилась изнутри, а теперь хотелось отмыться снаружи. Да, в первый день пребывания в этом доме она долго проторчала под душем, смывая кровь и вычищая грязь, но, казалось, смогла отмыться только сейчас.

После истерики наступило опустошение. Будто всё существо держалось только на подавляемых эмоциях, а, когда они вышли, безвольно рухнуло мешком.

Лоре не хотелось думать. Ни о сегодняшнем дне, ни о завтрашнем, ни о Трэвисе, ни о доме или колледже. Вообще ни о чём. Хотелось зарыться под невесомое одеяло и спать, пока организм сам не решит, когда нужно проснуться.

Так она и поступила.

— Доброе утро, мэм, — бодро поздоровался Трэвис, когда Лора, зевая, зашла в залитую солнцем маленькую кухню.

Увидев на нём полицейскую форму и газету в руках, она рефлекторно поёжилась — не хотелось повторять сюжет вчерашнего утра. Но шериф выглядел отдохнувшим и не настроенным на перепалки, и она, осмелев, попробовала пошутить:

— Зная твою стабильность, на завтрак опять яичница?

Трэвис отложил газету и с напускным укором посмотрел на девушку, потом указал на лежащую на столе коробку с пирожными. Лора удивлённо вскинула брови вверх, как обычно это делал сам Трэвис.

— Я утром был на работе. Потом заехал в магазин, купил пирожные, чтобы разбавить яичные будни.

— Есть повод? — Лора, не церемонясь, взяла пирожное, откусила небольшой кусочек на пробу. Сойдёт.

— Есть. Остаток дня я проведу дома. Считай, что-то вроде выходного.

Она налила в кружу с утёнком-копом сваренный кофе, а потом уселась за стол, напротив Трэвиса. Шериф читал газету, краем глаза наблюдая за девушкой.

— В таком случае, поздравляю.

После завтрака они обсудили, когда Лора поедет домой. Для обоих разговор дался тяжело: Трэвис признался, насколько сильно не хочет оставаться один, а Лора дала понять, что и сама с радостью не уезжала бы. Но время поджимало, и они это понимали — до начала учебного года оставалось всего ничего. В итоге сошлись на мнении, что Трэвис завтра найдёт машину, которая повезёт Лору домой, а весь сегодняшний день останется в их распоряжении.

Закончив не самую приятную беседу, шериф нехотя поднялся с дивана, придерживаясь за поясницу. Лору позабавило это зрелище, она невольно прыснула, качая головой. Трэвис Хэккет, всю ночь так храбро сражавшийся с оборотнями, сейчас вяло полз к тумбочке с аптечкой. Он ничем не уступал пожилому мужчине своих лет, не хватало только квадратных очков и кресла-качалки у камина.

— Ты куда? — не без усмешки поинтересовалась Лора.

— Нужно поменять повязку.

Пока Трэвис доставал аптечку, Лора, растеряв весь свой задор, в недоумении следила за его действиями:

— Что? Зачем?

Трэвис закатал рукав на правой руке и продемонстрировал перебинтованное предплечье.

— Укус, — констатировал он и сразу же отвернулся, давая понять, что не желает заострять на этом внимание.

Лора поджала губы. Стало стыдно и немного страшно. Она неуверенно спросила:

— Это я тебя так?

— Ерунда, — Трэвис цокнул и дернул плечами, не отрываясь от аптечки, — Тогда это была не ты.

Лора смотрела, как сходят с руки бинты и скривилась, когда криво зашитая рана показалась на свет. Молча рассматривала швы, сделанные наспех, видимо, самим Трэвисом, либо кем-то из его родственников. В горле образовался ком, мешающий выдавить из себя хотя бы попытки извинения.

— В те минуты тебя не было. Был только зверь, — уловив её настроение, попытался успокоить Трэвис, — Если тебя это хоть немного успокоит — больно не было. Страшно — да, но не больно.

Пытаясь снять наваждение, Лора тряхнула головой. Трэвис прав — она не виновата. Она боролась и сдерживала эту сущность до последнего и, если бы могла, сделала бы всё, чтобы на него не нападать.

— Позволь мне.

Помимо швов на правой руке (как и на левой) красовались и другие увечья: тонкие шрамы разных размеров, ожоги, свежие и давно зажившие. Казалось, на коже нет живого места, каждый сантиметр был занят следом, напоминающим о сильной боли, которую пришлось пережить. Лора коснулась одного из особо уродливых шрамов и хотела спросить, откуда он, но Трэвис нетерпеливо дёрнул рукой, поторапливая, и она промолчала. Как-нибудь в другой раз.

Закончив бинтовать руку, Лора обрезала лишнее куски бинта и отложила ножницы на столик.

— С глазом было сложнее. Наверное, никогда не забуду, как сильно болело первое время, — нервно усмехнулась она и села на диван рядом с Трэвисом. Тот не отрывал от неё взгляд на протяжении всего процесса, а теперь, когда она села рядом, благодарно кивнул и растянул губы в ободряющей улыбке.

— Знаешь… — начал шериф, вскинув брови. Лора заинтересованно повернулась на него, — Ты сможешь это отпустить. Я имею ввиду всё, что случилось: и Макса, и глаз, и ту ночь. Пройдёт много времени, поначалу будет очень тяжело, но постепенно начнёт забываться. Поверь мне, я знаю, о чём говорю.

Обычно Лора съязвила бы, что ей не нужны советы от человека, которому и самому не мешало бы сходить к психологу, но сейчас промолчала. Только медленно опустила голову на плечо Трэвиса, щекой почувствовала приятную ткань рубашки, незаметно вдохнула запах его парфюма. Хотелось, чтобы он продолжал успокаивать — его слова дарили маломальскую надежду, что всё действительно будет хорошо, как бы ни было страшно перед неизвестностью.

— Когда я только начинал работать в полиции, мне и моему напарнику доверили дело о пропаже двух детей. Пять лет, мальчик и девочка, близнецы. Мать не уследила за ними на пикнике. Мы тогда подумали, что они заблудились, но, как оказалось, это было похищение.

— Это тот маньяк, который похищал детей дошкольного возраста и водил полицию за нос несколько лет? — Лора, устроившись поудобнее, обняла его здоровую руку и начала обводить подушечками пальцев участки кожи, не тронутые шрамами, — Я читала про него в одной из газет, которые ты мне тогда принёс.

— Да, именно он. Так вот, к чему я. Мы наткнулись на его след совершенно случайно: он допустил маленькую оплошность, очень глупую. Мне до сих пор кажется, что это было сделано намерено. Он играл с нами, а мы не сразу поняли правила его игры, — тихий голос едва заметно сорвался, и Лора почувствовала, как напряглось его тело, — Если бы мы успели, дети остались живы. Но мы приехали слишком поздно и застали ужасную картину: тела, по кусочкам разбросанные…

— Не продолжай, — перебила его Лора и зажмурилась, пытаясь выбросить из головы картинки, которые нарисовало гибкое воображение.

— Я думал, не отойду никогда. Собирался увольняться, но мой напарник сказал, что это обычное дело для полицейского, особенно в нашем городке. Поделился своими историями, которые были похуже этой. Я не понимал, как он, пережив всё это, может спокойно спать по ночам и продолжать работать. Теперь понимаю.

Его рука мягко выбралась из объятий и легла на её плечи. От Трэвиса исходило сильное тепло, которое грело не только внешне, а ещё где-то внутри, топило корку льда, которой покрылось сердце за последнее время. Его хотелось согреть в ответ, но Лора не знала, каким образом — собственные руки на десяток градусов были холоднее, а приятных слов она говорить не умела.

— Значит, ужастиками тебя не возьмёшь, шериф? — она положила голову ему на грудь и обняла торс обеими руками.

— Меня больше впечатляют драмы.

— Вот как? — не веря своим ушам, Лора даже отстранилась, — Это шутка?

Трэвис заулыбался.

— Знаешь, я не очень разбираюсь в жанрах. Знаю точно, что не люблю комедии.

— По тебе видно, — Лора тоже не сдержала улыбки, — Не хочешь посмотреть что-нибудь сегодня? У тебя всё равно выходной.

— Я планировал отдохнуть иначе.

— И как? — Лора вопросительно уставилась на Трэвиса, но сразу же закрыла ему рот ладошкой, — Подожди, не говори. Следуя логике типичного американского копа, для тебя отдых — это пить пиво и смотреть сомнительные телешоу, а потом отрубиться на диване?

— Всё верно. А ещё женщины, — мягко убрав её ладонь и получив возможность говорить, усмехнулся Трэвис.

— Ну да, конечно, — Лора всплеснула руками, — и женщины.

— А что? Я взрослый человек, могу позволить себе и пиво под телешоу, и женщин. Я один живу, в конце концов.

— Да я не про это, — Лора откинулась на спинку дивана. Трэвис развернулся к ней корпусом, вскинув брови вверх. Их глаза встретились, и шериф долго смотрел, не отрывая взгляд, но всё же первым не выдержал:

— Ладно, какой у тебя любимый фильм? Можем его посмотреть.

— Пятница 13-е. Восьмидесятого года, — сказала Лора первое, что пришло в голову.

— Это тот, в котором вожатые, словно магниты, притягивают неприятности? Знаешь, я даже не удивлен, что это твой любимый фильм, — он хохотнул, поднимаясь на ноги.

Лора успела пихнуть его в плечо.

— Они трахаются и притягивают неприятности, — цокнул Трэвис, когда на экране шла сцена, в которой парня насквозь проткнули ножом, — Все мы такими были. Времена меняются, а люди — нет.

Лора фильм не смотрела. Она украдкой косилась на сидящего рядом шерифа и никак не могла сосредоточиться на чём-то другом. К Трэвису тянуло, будто магнитом, и она сопротивлялась изо всех сил, но понимала, что надолго её не хватит.

Шериф смотрел заинтересованно, почти не комментируя происходящее. Её умиляло то, как он погружается в фильм и будто сам оказывается его участником. Эта его черта была какой-то по-детски трогательной, наивной.

— Позволь? — тихо произнесла она, но шериф услышал. Не отрывая взгляд от экрана, он наклонил голову в сторону Лоры и подождал, пока она смахнёт с его скулы невидимую пылинку. Она только собиралась убрать руку, но Трэвис перехватил её за запястье и, притянув к своему лицу, коснулся губами тыльной стороны. Лора задержала дыхание, не смея пошевелиться.

Он так и не отпустил её руку. Сидел до конца фильма, сжимая её маленькую ладошку в своих больших.

За весь день на небе не было ни одной тучи, а под вечер закапал дождь, который не собирался заканчиваться, а только набирал обороты. Он настойчиво барабанил по окнам, аккомпанируя старому приёмнику, бережно протёртому от пыли рукой шерифа. Неизвестно, сколько лет он без дела пролежал в коробке до этого момента, но он всё равно продолжал исправно служить хозяину и старательно хрипел композициями 70-80-ых.

Лора и Трэвис ютились на маленькой кухне, пропахшей запахом чуть подгоревшей, но свежей и очень вкусной пиццы; для Лоры ещё присутствовал запах хорошего красного вина. Алкоголь раскрепощал — она пританцовывала в такт старым песням с бокалом в руках, иногда перебрасываясь с Трэвисом короткими фразами, над которыми особо не задумывалась и иногда рубила сплеча.

— Не думал, что ты ценишь песни времён моей молодости, — Трэвис поймал её за талию и отодвинул в сторону, чтобы пройти в узком проходе.

— Ты весь сегодняшний день напоминаешь о том, насколько ты старый, — Лора сделала глоток из бокала, допивая до дна, и отставила его на стол, — Может, хватит?

— Не знаю, — Трэвис отрезал неровный кусок пиццы, — Наверное, для меня это больная тема, поэтому я так часто её поднимаю.

Лора села на подоконник, разглядывая стекающие вниз дождевые капли и собственное отражение. Она долго думала, прежде чем ответить, но так и не придумала ничего лучше, чем уточнить:

— Хочешь провести сеанс психотерапии? Но учти, я ветеринар, а не психотерапевт.

— Нет, Лора, с этим я разберусь сам — всё просто и лежит на поверхности, — он говорил, размахивая куском пиццы, так и не откусив его, — Но я бы хотел поговорить о другом: о том, что сейчас происходит… Между нами.

Теперь пришла очередь Лоры закатывать глаза:

— Знаешь, что между нами происходит? Терапия. Этот вопрос мучил меня так долго, а ответ оказался так прост. Мы помогаем друг другу «заново учиться ходить» после всего, что случилось, — голос звучал чётко и уверенно, будто она говорила очевидные вещи, — Когда я это поняла? Когда резала колбасу на пиццу, а ты стоял рядом и резал помидоры. Я поняла, что мы на своих местах. Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе. И никого другого нам не нужно.

Она вскочила с подоконника и подошла к Трэвису, мягко обвила его шею руками:

— Это терапия она, понимаешь, краткосрочная. Потому что я пробыла у тебя всего ничего и уезжаю завтра вечером, — Лора пожала худыми плечами, — Не знаю, поможет ли она нам или нет, но, в любом случае, Трэвис, я так рада, что ты предложил мне остаться.

Трэвис молчал. То ли не зная, что говорить, то ли одурев от раскаленного до предела воздуха между ними, который они вдыхали вдвоём, находясь друг к другу очень близко.

— Меня к тебе тянет и этого не отнять, — продолжала она, — И это было всегда. В тюрьме, здесь. Видимо, я на подсознательном уровне чувствую, что ты можешь меня понять, можешь помочь, поэтому испытываю такое влечение.

Он только поджимал губы и смотрел куда-то в сторону. Молчал. Его руки обвили её талию, и они вместе покачивались в такт песне, которая доносилась из динамиков хриплого старика-приёмника.

— Это же «Died in your arms»! — неожиданно для самой себя узнала Лора, и в глазах её вспыхнули искорки. Она задвигалась активнее, раскачивая вместе с собой и Трэвиса.

— Она играла, когда я танцевал первый раз в своей жизни, — Трэвис будто очнулся от транса, заговорил чуть хриплым голосом. Лора поймала взгляд его карих глаз и, засмотревшись, растворилась в бесконечно-глубокой темноте, которая так манила, что сопротивляться было невозможно.

— Мы были вожатыми. В тот вечер она предложила уйти с дискотеки. Мы танцевали под эту песню, а в конце она меня поцеловала, — его губы растянулись в горькой усмешке, — А потом из кустов выскочили другие вожатые и сказали, что это розыгрыш. Они решили пошутить надо мной, потому что я всю смену бегал за этой девочкой, а ей было на меня всё равно. Больше, кстати, я ни разу не танцевал.

Они стояли, покачиваясь, и смотрели друг другу в глаза. Трэвис, который, казалось, потерялся от прямых откровений Лоры, снова приобрел уверенность. А Лора, в свою очередь, снова растаяла в его руках, замлела от прикосновений.

В такой обстановке сдерживать себя было невозможно: поддавшись порыву нежности, она приподнялась на носочках и быстро поцеловала его в уголок губ. Она коснулась его совсем на мгновение, но этого мгновения хватило, чтобы по всему телу распространилось трепетное тепло.

— Если что, это не розыгрыш, — быстро проговорила Лора, глядя куда-то вниз.

Трэвис выглядел ошарашенным. Она чувствовала, как его большие теплые ладони невесомо скользят вверх по её талии, пробуждая тысячи мурашек. Щеки всполыхнули, сердце бешено забилось. Наклонившись, Трэвис поймал её губы своими, сухими и потрескавшимися, поцеловал смазано и нежно, будто неумело.

— Поцелуй с той девочкой тоже был единственным в твоей жизни? — съязвила Лора в чужие губы, но каждое слово далось с большим трудом. Сердце билось так, будто вот-вот выскочит из груди, колени подкашивались, но Трэвис крепко держал её, и если бы она вдруг решила упасть — не позволил.

Лора не до конца понимает, как они оказались в спальне. Путь по коридору и подъем по лестнице скомкались воедино, отошли на второй план, уступая место ощущениям, накрывающим с головой. Горячие губы, сухие ладони, нагло изучающие изгибы её тела, жадные поцелуи, от которых внутри всё горит. Мысли мутные, едва различимые. Плевать уже, что происходило в прошлом и произойдёт в будущем, сейчас весь мир сошелся на Трэвисе и его трепетно-нежных прикосновениях.

— Вообще-то, это моя рубашка, — Трэвис цепляет пальцами верхнюю пуговицу и одним лёгким движением расстегивает её, не отрываясь от губ Лоры. Та в свою очередь тянется на носочках, изучает кончиками пальцев его затылок, не обращая внимания на то, как бессовестно её раздевают. Когда верхние пуговицы оказываются расстегнутыми, шериф опускается к её шее, оставляет на нежной коже влажные поцелуи. Лора извивается в его руках, тянет шею, подставляя её под ласковые губы.

В этом танце он умело ведёт, и Лора не может это не признать. Ей остаётся только подстраиваться под его ритм, что делать не так уж и сложно — она чувствует его тело на уровне, выходящем за пределы понимания, будто читает мысли и может предугадать каждое его движение. Такого никогда прежде не было — ни с Максом, ни с другими партнёрами. Ни с кем из них не было такого понимания, а с Трэвисом дополняют друг друга, будто были созданы для этого.

Он отстраняется от её шеи, выпрямляется во весь рост. Лора как завороженная смотрит на его часто вздымающуюся грудную клетку, думая, как было бы неплохо сорвать с неё рубашку, однако Трэвис не даёт этой мысли развиться. С удивительной лёгкостью подхватывает девушку на руки, переносит её на рядом стоящую кровать. Лора не успевает опомниться, как оказывается в горизонтальном положении, и снова принимает на себя град поцелуев. Но теперь Трэвис не сдерживается: окончательно разобравшись с пуговицами рубашки, он получает к телу полный доступ. Касается губами выпирающих ключиц, ласкает худые плечи, опускается к животу и проводит кончиком носа в районе солнечного сплетения.

— Ещё кое-что, — Трэвис внезапно отстраняется и исчезает. Лора не следит, куда именно, она пользуется возможностью отдышаться. Возвращается шериф с чем-то звенящим, просит вытянуть руки. Лора, не задумываясь, тут же выполняет. Запястий касается острый холод металла. Трэвис пристёгивает её к изголовью кровати, а потом наклоняется и целует долго и самозабвенно, до пульсирующих губ. Она хочет обнять его за шею, притянуть к себе ещё ближе, но наручники врезаются в кисти, не давая исполнить желаемое.

Лора чувствует, насколько сильно промокло её бельё от этих манипуляций, и ей на мгновение становится стыдно за свою черезмерную чувствительность к обычным касаниям и поцелуям, но мысли об этом отходят на второй план, стоит только Трэвису обеими руками сжать грудь. Его пальцы обводят твердые соски по ореолу, доставляя очередную волну удовольствия, и всё её существо концентрируется только на этом.

Трэвис Хэккет знает, что делает и делает это специально медленно, тянет, чтобы сильнее раззадорить.

Сухие ладони по-хозяйски обводят изгибы тела, которое будто бьёт током от каждого касания. Лора не сопротивляется, когда её ноги раздвигают, в очередной раз вздрагивает, чувствуя, как Трэвис проводит пальцами между бёдер. Он останавливается на самой чувствительной точке и массирует её нарочито медленно, дразня. Лора под ним выгибается, хватает ртом воздух и по инерции сводит колени, но врезается ими в тело шерифа и, не раздумывая, обхватывает его ногами.

Трэвис продолжает дразнить мимолётными касаниями, массирует пальцами с разной интенсивностью, но всё никак не снимает бельё.

— Сними эти чертовы трусы или я сделаю это сама, — грозится, не выдерживая Лора, когда он, слегка надавливая, раздвигает половые губы пальцем и проводит по клитору сквозь ткань.

Трэвис прикидывается дурачком. Он делает вид, что не услышал просьбу, только снова опускается с поцелуями. Опаляет горячим дыханием грудь, ловит губами сосок и обводит его языком, не убирая при этом руки от промежности. Лора, постанывая, начинает сама тереться о его пальцы, но шериф, заметив это, тут же убирает руку и отстраняется от её груди.

Он выпрямляется между её ног и, подкинув брови, смотрит на результат своих издевательств — мокрое пятно на белье. Это заставляет Лору утонуть в волне смущения и залиться краской.

— Ладно, мэм… Как скажите… — судя по паузам, он начинает терять самообладание и с трудом подбирает слова. Лора облегчённо вздыхает, чувствуя, как резинка тянется, и бельё сползает вниз по ногам.

Она дышит громко и часто, когда Трэвис целует внутреннюю часть бедра, пока его черные в глаза безотрывно смотрят на неё. Сейчас шериф совершенно не выглядит на свой возраст — темнота разглаживает морщины, движения кажутся ловкими и отточенными, даже в какой-то степени грациозными. Он словно помолодел лет на двадцать, стоило ему оказаться в темноте спальни.

Лора перестаёт дышать, ощутив, как его язык мажет по промежности. Кончик обводит складки нежно, изучает, как бы невзначай задевает клитор, но тут же уходит в сторону, стоит только Лоре вздрогнуть. Она шире раздвигает ноги, двигает тазом навстречу, пока язык то лижет часто-часто, то почти ввинчивается внутрь.

Трэвис задаёт какой-то вопрос, но она не реагирует. Понимая, к чему идёт дело, он отстраняется, чтобы освободить её от наручников и тут же принимается целовать покрасневшие запястья.

— Трэвис… — Лора зовёт его тихо, а у самой сердце разрывается видеть его таким. Ей кажется, что всё происходящее невзаправду, что это просто сон.

Он обводит поцелуями выпирающие косточки, ловит её взгляд и произносит серьезно:

— А теперь будешь сама меня направлять, ладно? Не так, как решу я, а так, как хочется тебе.

Лора с трудом понимает, что от неё требуется, но всё равно согласно кивает. Она следит за тем, как шериф снова садится между её ног, а потом неуверенно тянет руку вниз, утыкается ладонью в чужой лоб, чувствует под пальцами мягкие волосы. Шериф по-кошачьи трётся о ладонь лбом, перемещает её на макушку. Когда Лора слабо надавливает на его голову, Трэвис поощряющее целует внутреннюю сторону бедра.

— Руководи, — напоминает он.

— Ладно, — Лора шевелит сухими губами и хмурит брови, пытаясь собрать мысли воедино и выстроить хотя бы простое предложение.

Трэвис терпеливо ждёт, не отрывая от неё черных глаз, что мешает Лоре концентрироваться. Всё же взяв себя в руки, она просит открыть рот. Шериф с готовностью выполняет приказ, и Лора начинает тереться о его язык сама, в своём темпе, сжимая его волосы и фиксируя голову в одном положении.

— Теперь пальцами, — приказ вырывается с её уст нетерпеливым рычанием.

Шериф не пытается войти сразу — он гладит её по поверхности, водит пальцами мягко и бережно, дразнит, едва касаясь входа, сильнее пачкает пальцы естественной смазкой. Лора одной рукой комкает простынь, другой сжимает его волосы и дышит судорожно и часто.

Трэвис медленно вводит сначала одну фалангу и смотрит на реакцию. Лора подаётся вперёд, сама насаживаясь на палец, и тихо стонет, когда он входит во всю длину. Изучая влажные стенки, шериф начинает двигаться, постепенно набирая темп, а у него самого в голове всё мутнеет от ощущения того, как мышцы тесно обхватывают его палец.

— Языком, Трэвис… Пожалуйста… — Лора дуреет от сладкого ощущения заполненности. Хочется больше, намного больше, хочется почувствовать внутри его самого.

Его язык кончиком лижет клитор, не давая ни секунды передышки, от стимуляции почти больно. Она скулит, прогибаясь в спине, одного пальца становится мало, и Трэвис будто читает её мысли — постепенно вводит второй. С губ Лоры срывается вскрик, громкий и неожиданный, когда шериф удачно подбирает угол, под которым и дальше продолжает толкаться во всю длину, выбивая из неё неконтролируемые стоны.

— Трэвис, я скоро…

Она не успевает договорить. Ощущений становится слишком много, она до боли прикусывает нижнюю губу, пытаясь заглушить стон, который всё равно вырывается. Бедра дергаются, всё тело бьётся в судороге оргазма, но пальцы Трэвиса не останавливаются, продлевая удовольствие.

Этой ночью он лежал рядом. И не просто так, а под одеялом, на второй подушке. Он не будет дожидаться, пока она уснёт, чтобы уйти к себе на диван, а уснёт тоже, рядом с ней. Рядом с ней, такой маленькой и тоненькой, трогательно сопящей во сне.

Всё остальное не важно. Для этого есть завтрашний день.

Комментарий к Часть 3

отзывы всё ещё жизненно необходимы)