Крайние меры

— Власть, которую дает вампирство, опьяняет. А могущество, которое получают Семьи в результате объединения их совокупных сил, почти непостижимо. Именно по этой причине мы ограничиваем нашу численность пятью сотнями членов, — Монсеррат берёт меня за руку и нежно сжимает. По моей руке пробегает странное покалывание. — Представь себе новую Семью, в которой нет преданности и желания следовать каким-либо правилам, существовавшим сотни лет.

— Вампиры могут взять верх над деймонами, — шепчет О'Ши, осознавая это.

— И людьми, — мрачно добавляет Монсеррат. — И без контроля, чтобы предотвратить необоснованные нападения…

— Результаты могут быть катастрофическими, — заканчиваю я. Я размышляю о том, какую реальную опасность может представлять эта новая Семья. — Но что, если это не так? Что, если эти вампиры просто хотят новую Семью и будут соблюдать законы, которые у вас уже есть?

— Тогда почему они такие скрытные? Почему бы им не открыто заявить о создании новой Семьи? Разрыв уз верности, которые уже существуют в каждой Семье, является доказательством того, что они не станут придерживаться ограничений.

Меня так и подмывает указать на то, что, возможно, ему следовало бы делать больше для поощрения этой преданности и для того, чтобы не дать заблудшим членам Семьи уйти, но я думаю, что он, вероятно, уже понял это.

— Они уже продемонстрировали, что очень любят убивать людей, — размышляет О'Ши, потирая остатки раны на шее.

— Зачем этой новой Семье понадобилось твоё заклинание? — спрашиваю я его.

— Понятия не имею. Может, они немного страдают от недотраха?

— Это как-то связано с побочными эффектами пассивности. Может, так они привлекают к себе так много ранее лояльных вампиров, — я бросаю взгляд на Монсеррата. — Скольких замешанных в этом ты знаешь?

— Я предоставлю тебе файлы позже, если ты решишь присоединиться к нам. Но в Семье Монсеррат было зарегистрировано по меньшей мере полдюжины подтверждённых смертей и ещё несколько исчезновений. Другие Семьи назвали похожие цифры, хотя, возможно, они лгут.

— И все они встречались с тобой? — спрашиваю я О'Ши.

Он кивает.

— Тебе не показалось странным, что так много вампиров заинтересовались твоим заклинанием?

Он выглядит слегка смущённым.

— Я зарабатывал кучу денег. Откуда мне было знать, в чём на самом деле заключается суть?

Я раздражённо выдыхаю, затем подтягиваю колени к груди и крепко обнимаю их. В носу всё ещё пульсирует боль, хотя после помощи Монсеррата она несколько утихла. Я смотрю в окно на проплывающие мимо улицы. Должно быть, недавно прошёл дождь, потому что в лужах, мимо которых мы проезжаем, отражаются уличные фонари. Большинство магазинов сейчас закрыты, но время от времени я вижу ресторан, где продают еду навынос, или винный магазинчик, который по-прежнему открыт. Я допиваю остатки виски. Страшно представить себе мир, в котором вампиры не ограничивают свою силу сами.

— Останови машину, — внезапно говорю я.

— Бо…

— Я сказала, останови эту чёртову машину, — рычу я.

Какое-то мгновение Монсеррат не отвечает, затем стучит в окно, отделяющее нас от водителя, и открывает его, что-то бормоча в сторону переднего сиденья. Машина плавно останавливается.

— Я бы хотела, чтобы ты потратила немного больше времени на раздумья, — начинает он.

— Подожди здесь, — говорю я, открывая дверь и выходя наружу. Затем снова просовываю голову в салон машины. — У тебя есть мелочь?

Он выглядит озадаченным, но роется в кармане и достаёт несколько монет.

— Спасибо, — я захлопываю дверь и подбегаю к телефону-автомату. Я хватаю трубку, опуская монеты, пока набираю номер. Rogu3 сразу берёт трубку.

— Алло? — его голос осторожен.

— Это я, — говорю я.

— Где, чёрт возьми, ты была, Бо? Я пытался разыскать тебя несколько часов! Я отследил тебя до полицейского участка недалеко от Пикадилли, но потом тебя отпустили…

— Я в порядке. Честное слово, — а затем, скорее автоматически, чем по какой-либо другой причине, я выдаю: — Не матерись.

— Где ты? Что происходит?

Я облизываю губы.

— Давай просто скажем, что расследование принимает новый оборот.

— Отлично, что ж, спасибо, что держишь меня в курсе, — он говорит это с сарказмом, и я вижу, что ему обидно, что я не поддерживаю связь.

— Прости, Rogu3, но для тебя же будет лучше, если ты будешь знать не слишком много.

Он шмыгает носом.

— Я много знаю о твоей мадам Люси. Её настоящее имя Черити Уэзерс. Она работает стоматологической медсестрой в какой-то клинике в Брикстоне. Похоже, у неё нешуточное пристрастие ко «льду».

Я прикусываю губу. Если она была наркоманкой, то стала бы лёгкой добычей. Всё, что потребовалось бы сделать этим чёртовым вампирам — это пообещать ей немного «льда» (или наоборот, не давать ей «льда»), и она была бы в их власти. Бедная сучка.

(В английском «льдом» называют кристаллическую форму кокаина, — прим)

— Ты можешь сказать, с кем ещё она контактировала?

— Ты имеешь в виду, кроме твоего приятеля-деймона? Нет. Она почти не появлялась в сети. Ни Facebook, ни Twitter, ничего подобного, — он фыркает. — Это видно по тому, как она пишет в интернете. Всё с правильной пунктуацией и со стандартной английской орфографией. Ни единого смайлика.

Я помню, как О'Ши сказал, что был уверен в том, что она женщина, из-за её стиля письма. Не просто женщина, а женщина, которой интернет был не нужен. Интересно, как она вообще связалась с вампирами. Без сомнения, через какого-нибудь паршивого дилера.

— Спасибо, Rogu3. Это действительно полезно, — я не утруждаю себя сообщением ему, что уже знаю её имя — не хочу ранить его чувства. — Послушай, — продолжаю я, — я на некоторое время отключусь, поэтому не буду выходить на связь. Я могу больше никогда не выйти на связь, — я скрещиваю пальцы при этой мысли.

— Что? — кричит он. — Почему?

Я улыбаюсь в трубку.

— Я не знала, что тебе не всё равно.

— Мы не лучшие друзья или что-то в этом роде, но я думал, что у нас есть взаимопонимание.

— Оно у нас есть. Вот почему у меня есть для тебя последнее задание. Спешить некуда, потому что, как я уже сказала, я не знаю, выйду ли я снова на связь, но…

— Я понял, я понял. Что тебе нужно?

Я даю ему данные Гарри Д'Арно. Каким бы честным ни казался адвокат при личной встрече, он по-прежнему является зацепкой. Меня так и подмывает попросить Rogu3 взломать для меня и интранет Монсеррата. Но, несмотря на всё его позёрство, он все ещё ребёнок; вампиры слишком большие и чертовски страшные, и мне нужно, чтобы он был в безопасности.

— Я позабочусь о том, чтобы тебе заплатили, несмотря ни на что.

— Мне не нужны деньги, — ворчливо говорит он. — Чего бы это ни стоило, Бо, береги себя.

Я тронута.

— Спасибо. И тебя о том же прошу, малыш.

Я вешаю трубку, чтобы не выдать своих эмоций. Затем делаю глубокий вдох и набираю следующий номер.

— Арбутнот Блэкмен.

— Привет, дедушка, — тихо говорю я.

— Бо! Где ты? Мне сказали, что тебя арестовали.

Я не хочу сейчас вдаваться в подробности.

— Я уезжаю, — говорю я ему. — Я могу и не вернуться.

Он сразу начинает что-то подозревать.

— Куда?

Я думаю обо всех тех семьях, чьи случаи я расследовала, когда работала в страховой компании, и о том, как отчаянно они хотели узнать, что на самом деле случилось с их близкими. Я решаюсь и говорю правду.

— Меня вербуют.

Молчание тянется так долго, что я начинаю сомневаться, там ли он ещё.

— Дедушка?

Его голос напряжён.

— Почему?

— Это просто то, что я должна сделать. Но я собираюсь попытаться вернуться.

— Ты имеешь в виду Сангвинов.

Я удивлена.

— Ты слышал о них?

— Я тебя умоляю, — он вздыхает. — Знаешь, очень немногие люди заходят так далеко. Мы как-то пытались с одним человеком. Отправили его в Семью Бэнкрофт. Больше я о нём ничего не слышал.

— Всегда бывают исключения, — говорю я, стараясь, чтобы мой тон звучал непринуждённо.

— Если кто и может быть исключением, так это ты. Я всегда гордился тобой, знаешь ли.

Я ошеломлена мягкостью его голоса.

— Спасибо.

— А есть другой способ? Я могу чем-то помочь?

— Нет. Мне нужно сделать это самой. Не пытайся… — я сглатываю. — Не пытайся никого за мной посылать или что-то в этом роде. Я либо справлюсь, либо нет. В любом случае, это лучший способ действий.

— Тогда я доверяю твоему мнению. Но не доверяй хлебальщикам, Бо. В них есть нечто большее, чем ты думаешь.

Я задаюсь вопросом, не ошибалась ли я в старике все эти годы. Последнее, чего я ожидала — это его скрытого благословения.

— Спасибо, — повторяю я. — Есть одна вещь, которую я хочу, чтобы ты сделал.

— Назови это.

Я даю ему банковские реквизиты Rogu3.

— Я верну тебе деньги, так или иначе. На моём счету есть деньги, которые я могу…

— Я разберусь с этим. Мы же не можем допустить, чтобы плебей остался без средств к существованию из-за того, что кто-то из Блэкменов не оплатил свои счета, не так ли? Бо, ты рассказала своей матери об этих вампирских делах?

— Я не знаю, где она.

— Где-то бродит, без сомнения. Когда она выйдет на связь, я дам ей знать.

— Скажи ей, что я люблю её, — мой голос дрожит. — И тебя тоже люблю.

В конце концов, кровь не водица.

— До свидания, Бо, — он вешает трубку.

Я ещё мгновение стою, всё ещё держа трубку в руке. Затем кладу её на место и возвращаюсь к лимузину. На этот раз водитель выходит и открывает передо мной дверцу. Я коротко улыбаюсь ему и сажусь внутрь.

— У меня есть телефон, — натянуто произносит Монсеррат.

— То, что я собираюсь на тебя работать, ещё не значит, что я тебе доверяю. Это был личный разговор.

Что-то мелькает в его глазах, но исчезает прежде, чем я успеваю понять, что это значит.

— Ты сделала два звонка.

— Они оба были личными разговорами, — коротко отвечаю я. Он может не лезть не в своё дело. То, что я позволила завербовать себя в Семью Монсеррат, не означает, что я стану их собственностью.

На щеке Монсеррата подёргивается мускул. Он стучит по стеклу со стороны водителя, и машина отъезжает.

— Ты собираешься остаться?

— Да. Я также собираюсь быть Сангвином. Я могу месяц терпеть жажду крови, — говорю я с гораздо большей уверенностью, чем чувствую на самом деле.

Он просто кивает, и мы погружаемся в неловкое молчание.

Глава 14. Страх

Я ожидаю, что мы направимся прямо к штаб-квартире Монсеррат на окраине Гайд-парка, но вместо того, чтобы ехать в этом направлении, машина поворачивает налево, и мы останавливаемся у старого здания. Это величественное архитектурное сооружение, построенное из песчаника; оно выглядит так, словно простояло здесь сотни лет.

— Милое местечко, — комментирую я.

— Вербовка начнётся только завтра, так что вы можете остаться здесь. Здесь будет безопасно.

— А где именно «здесь»?

— В моей квартире, — коротко отвечает Монсеррат.

О'Ши вылезает из машины и насвистывает.

— Мне нравятся мужчины со стилем.

— Если ты хочешь остаться в живых, — говорит Монсеррат демону, — то ты останешься здесь и не будешь высовываться.

О'Ши поджимает губы.

— У тебя есть спутниковое телевидение? — Монсеррат выразительно смотрит на него. — Хорошо, хорошо. Я останусь здесь и спрячусь. Очень мило, что ты так беспокоишься о моей безопасности.

Я невольно улыбаюсь, и Монсеррат бросает на меня сердитый взгляд.

— Ты тоже можешь остаться здесь на ночь.

— Отлично. Спасибо, — бормочу я.

У входа нет швейцара, но система безопасности всё равно впечатляет. Монсеррат входит, приложив большой палец к электронному сенсору.

— Если вы выйдете, то не сможете вернуться, — предупреждает он.

Мы с О'Ши покорно киваем. Дверь со щелчком открывается, и мы входим в просторный вестибюль. Он намного лучше, чем то место, где я останавливалась в прошлый раз.

Монсеррат ведёт нас к лифту. Стены зеркальные, и я морщусь, глядя на своё отражение. Под глазами у меня тёмные синяки, а нос интересного фиолетового оттенка. Я осторожно дотрагиваюсь до него и шиплю от боли. Они оба смотрят на меня.

— Больно, да?

— Так не трогай, — говорит Монсеррат. Он отворачивается, а я по-детски показываю ему язык. К сожалению, он видит меня в зеркале.

— Тебе это не сойдёт с рук, когда ты будешь завербована.

— Я не просила о вступлении в твою Семью, — замечаю я.

— Теперь ты согласилась.

Я вздыхаю. Полагаю, что да. Однако я не из тех, кто упускает момент, и говорю:

— Я ещё могу отступить.

— Да. Можешь, — и тут, без предупреждения, он бросается на меня.

Встревожившись, я атакую Монсеррата с кулаками, но он хватает меня за нос и одним быстрым движением резко сдвигает его в сторону. Раздаётся громкий хруст, и я вскрикиваю.

Он осматривает дело своих рук.

— Вот, — говорит он. — Так-то лучше.

Я даю ему пощёчину. О'Ши смотрит на нас широко распахнутыми глазами.

— Эм, Бо.

— Да?

— Может, не стоит злить этого кровохлёба?

Я бросаю на деймона злобный взгляд.

— Он первый начал.

Монсеррат усмехается. Хорошо, что лифт в этот момент останавливается, иначе я не отвечала бы за свои действия. У меня адски болит нос, но я прохожу мимо вампира, как будто никогда в жизни не чувствовала себя лучше, и оглядываюсь по сторонам.

— Ух ты, — говорит О'Ши. — Это знатная берлога.

Он прав. Квартира Монсеррата так же элегантна, как и его костюмы. Пол выполнен из древесины янтарного цвета, которое заставляет комнату выглядеть более тёплой, и покрыт дорогими коврами. Напротив камина стоит огромный диван, а в глубине находится современная кухня. Стена слева от меня от пола до потолка заставлена книгами, справа — огромные эркерные окна, из которых открывается вид на Лондон.

— Сойдёт, — надеюсь, мой тон не кажется слишком восхищённым. Я всё ещё злюсь на него из-за носа.

— Не так красиво, как в отеле для свиданий? — спрашивает Монсеррат.

— Как ты узнал, что мы там были?

Он притворяется, что говорит с акцентом.

— У нас есть швои шпошобы.

Я таращусь на него. У Главы вампиров есть чувство юмора. Кто бы мог подумать?

Он улыбается.

— Пойдём. Я покажу тебе спальню. Деймон может переночевать на диване. Я лягу на полу.

Он открывает массивную деревянную дверь, и я столбенею. Кровать королевских размеров и даже больше. Она застелена чёрными атласными простынями и выглядит так, словно задумывалась для съёмок порнофильма. Видимо, Монсеррат сейчас не состоит в отношениях.

— Думаю, кровать достаточно большая для нас обоих, — говорю я, широко улыбаясь. — Я не буду кусаться, если ты не будешь, — как только эти слова слетают с моих губ, я понимаю, что они звучат как приглашение, и начинаю краснеть. Монсеррат, похоже, этого не замечает.

— Если тебе так будет комфортно, — он указывает на другую дверь слева. — Ванная там, если хочешь помыться. Я могу принести тебе чистую футболку или что-нибудь из одежды.

Чувствуя себя неловко, я бормочу «спасибо». Он стоит передо мной и смотрит вниз, его тёмные глаза сверкают.

— Спасибо, Бо. Я знаю, от чего ты отказываешься, решаясь на это. Я этого не забуду.

— Я ни от чего не отказываюсь, — отвечаю я. И это правда. — У меня больше нет работы. За моей кровью охотится толпа вампиров-предателей. И это только до полнолуния. Я буду Сангвином.

Его глаза наполняются неожиданной теплотой.

— Хорошо.

Мы оба остаёмся стоять так, пока О'Ши не окликает нас из гостиной.

— У тебя есть что-нибудь перекусить?

Монсеррат встряхивается.

— Я принесу тебе ту футболку.

— Спасибо, — я захожу в ванную и делаю очень глубокий вдох.

***

Монсеррат приходит в постель гораздо позже меня. Я не уверена, что он делает, то ли рассказывает О'Ши, где найти кукурузные хлопья и как пользоваться пультом дистанционного управления, то ли отправляется выполнять какую-то таинственную работу «Главы Семьи Кровохлёбов». Чёрт, да насколько я знаю, у него где-то в чулане может быть привязана добровольная жертва, и он ходил перекусить. Как бы то ни было, когда он наконец забирается на дальний край огромной кровати, я ещё не сплю. Я не притворяюсь спящей; в конце концов, он вампир, я уверена, он бы понял, если бы я притворялась. Но я не в настроении для ночных разговоров, и моё легкомысленное замечание о том, что я не против разделить с ним постель, сейчас кажется опрометчивым. Я не оборачиваюсь, но чувствую, что он держится на приличном расстоянии и изо всех сил старается меня не беспокоить. Я лежу, прислушиваясь к его ровному дыханию, и оглядываю комнату.

Я беспокоюсь о том, правильный ли я делаю выбор. Думаю, в глубине души я надеялась, что мой дедушка настоит на своём и не позволит мне сделать этот шаг. Конечно, я бы разглагольствовала и ругалась, но всё равно приняла бы это решение. Вот только… несмотря на то, что я взрослая женщина, иногда какая-то крошечная часть меня мечтает о том, чтобы снова стать ребёнком и чтобы важные решения принимались не в моих руках. Учитывая, что во всём этом чёртовом мире всего три Сангвина, мои шансы пережить лунный цикл ничтожно малы. Это не говоря уже об опасностях, связанных с попыткой обращения в вампира, и о том факте, что группа предателей-кровохлёбов, возможно, захочет продолжить свои попытки перерезать мне горло, вместо того чтобы принять меня в свои ряды. Что бы ни случилось, когда я обращусь завтра, мне придётся действовать осторожно.

Я переворачиваюсь на спину, злясь на себя за то, что до сих пор бодрствую. Вероятно, это последний раз, когда у меня есть возможность спокойно поспать. Монсеррат не шевелится. Я бросаю на него взгляд, отмечая его обнажённую кожу и упругие, чётко очерченные мышцы. Тёмная извилистая татуировка выделяется на верхней части его спины и вьётся вокруг рук, хотя освещение слишком тусклое, чтобы разобрать, что это на самом деле.

Что-то во мне напрягается. Не то чтобы я ожидала, что он будет в полосатой пижаме, но он выглядит так, словно совершенно голый. Трудно сказать наверняка, потому что атласная простыня наброшена ему до пояса. Не задумываясь, я поворачиваюсь в его сторону, чтобы проверить. Может быть, вампирам положено спать обнажёнными. Несмотря на мои язвительные замечания Анжелике о том, что они не спят в гробах, я на самом деле понятия не имею, как вампиры спят. Или едят. Или вообще что-либо делают. Я мрачно улыбаюсь про себя. Полагаю, я скоро это выясню.

Любопытство берёт надо мной верх, и я очень, очень осторожно приподнимаю простыню. Она спадает на сантиметр, открывая хорошо очерченные ямочки по обе стороны от его позвоночника. Теперь я убеждена, что он голый. У этого мужчины нет чувства приличия. Очевидно, у меня его тоже нет, потому что я ещё дальше стягиваю простыню.

— Бо.

Моё сердце подпрыгивает в груди. Ой.

— Что ты делаешь?

Я не могу придумать ни одного разумного ответа.

— Не могу уснуть, — бормочу я в конце концов, садясь.

Монсеррат переворачивается на другой бок, подпирая голову локтем. Несмотря на темноту, я различаю коварный блеск в его глазах, как будто он прекрасно понимает, что я пытаюсь сделать. Я опускаю взгляд и вижу, что татуировка тянется от его загорелой спины до широкой груди. Я понимаю, что это замысловато нарисованные крылья, которые обвивают его кожу от лопаток до ключиц, а нижние края находятся всего в миллиметрах от его тёмных сосков.

— Я могу помочь тебе с этим, — бормочет он.

Я чувствую напряжение и подозрительность.

— Что ты имеешь в виду?

Он потирает щетину на подбородке.

— Я могу помочь тебе уснуть.

Крошечная, охваченная ужасом часть меня гадает, не имеет ли он в виду «навсегда».

— О? — пищу я.

Монсеррат садится, спускает ноги с кровати и встаёт. На нём белые штаны на завязках. Ну что ж.

Он улыбается, как будто знает, о чём я думаю.

— Подожди здесь.

Он выходит из спальни, шлёпая босыми ногами. Стараясь не думать о том, что я только что выставила себя полной идиоткой, я тоже встаю. Вместо того, чтобы последовать за ним, я подхожу к окну и, раздвинув плотные шторы, смотрю в ночь. Отсюда я не вижу луну, и это даже к лучшему, потому что она бы только напоминала мне о том, что должно произойти. Однако видны несколько звёзд. Я остаюсь на месте, даже когда слышу, что Монсеррат возвращается. Я не могу не задаваться вопросом, не в последний ли раз я смотрю на ночное небо человеческими глазами.

Он подходит ко мне, его босые ноги ступают легко, как у кошки, и протягивает мне кружку. Я тупо смотрю на неё.

— Это горячее какао, — говорит он мне.

«А следом он подарит мне пару пушистых тапочек и халат». Я беру кружку и осторожно делаю глоток. Напиток обжигает мне рот, но вкус приятный.

— Спасибо.

Монсеррат наблюдает за мной, прикрыв глаза.

— Я не спал всю ночь, — внезапно произносит он.

Я в замешательстве.

— Что?..

— В ночь перед моим обращением. Я не спал всю ночь.

— Мне страшно, — шепчу я.

— Я знаю.

Я благодарна, что он не тратит время на банальности. Мне достаточно знать, что он понимает мои чувства. Я осушаю кружку.

— Иди спать, — тихо говорит он.

— Я постараюсь, — я возвращаюсь на свою половину кровати и ложусь. Через несколько мгновений я крепко засыпаю.

***

Когда я просыпаюсь, ещё рано. Солнечный свет, пробивающийся сквозь раздвинутые шторы, по-новому яркий — такой, какой бывает только вскоре после рассвета. Я переворачиваюсь, но Монсеррата там нет, хотя на подушке, где была его голова, осталась вмятина. Бабочки порхают у меня в животе. Я понятия не имею, что принесёт этот день, но знаю, что он безвозвратно изменит мою жизнь. На мгновение я остаюсь на месте, думая о Черити Уэзерс, Тэме, Тэнси и всех остальных из «Крайних Мер». Я думаю о том, как всё могло бы быть по-другому, если бы О'Ши умер в той грязной комнате. А потом я встаю с постели, ополаскиваю лицо водой и одеваюсь, прежде чем тщательно застелить постель и стереть все следы своего присутствия. Вперёд. Я готова.

К сожалению, когда я иду в гостиную, решимость уже начинает покидать меня. Я нахожу О'Ши растянувшимся поперёк дивана, закинув руки за голову. Он вскакивает.

— Привет! — у него слишком яркий и жизнерадостный голос. — Как ты себя чувствуешь? Готова присоединиться к кланам трайберов?

Я бросаю на него неодобрительный взгляд, но он только дружелюбно пожимает плечами.

— По крайней мере, ты будешь занята. Мне придётся отсиживаться здесь.

Меня так и подмывает сказать ему, что ему чертовски повезло, что он остался жив, но я успеваю прикусить язык.

— Где Монсеррат?

— Майкл? Он уже ушёл. Просил передать, чтобы ты не беспокоилась о завтраке, его доставят позже. Примерно через пару часов за тобой заедет машина и отвезёт в штаб-квартиру.

— Хорошо, — я грузно опускаюсь на диван. О'Ши садится рядом со мной.

Мне нужно что-нибудь, чтобы отвлечься от надвигающихся событий.

— У тебя есть клиентские записи, по которым я могла бы просмотреть вампиров, приходивших за заклинанием? — спрашиваю я.

— Ты что, спятила? Ведение клиентских записей — верный способ попасться.

— Ну, а сколько всего было клиентов?

— Не меньше шестидесяти.

Иисусе.

— Ты знаешь кого-нибудь из них по имени?

О'Ши качает головой.

— Отличительные черты? Особенно монсерратских вампиров?

— Дружище, для меня все вампиры на одно лицо.

Я никак не могу понять, как это может быть правдой. Я пробую зайти с другой стороны.

— Как ты думаешь, почему они пытались убить тебя? Я имею в виду, если шестьдесят из них использовали заклинание, почему бы не продолжать в том же духе? Или почему они не убили тебя после того, как сделали это в первый раз?

— Авторское право.

— А?

— Я защитил его авторским правом. Я не хочу, чтобы какой-нибудь другой дилер украл моё барахло и заработал на нём деньги, которые должны принадлежать мне, поэтому я установил на него авторское право.

Я хмурюсь.

— Что именно это значит?

— Что каждое заклинание можно использовать только один раз. Ты не можешь его купить, а потом раздать бесплатно всем своим друзьям. Если они захотят, им придётся приобрести его самостоятельно. Я же бизнесмен, — он потирает пальцы. — Всё дело в прибыли.

— Посмотри, к чему привела тебя эта прибыль, — бормочу я. — Что изменилось?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сказал, что они забрали у тебя заклинание, прежде чем попытаться убить. Если оно защищено авторским правом, как ты говоришь, то как они могли его использовать?

— Они, должно быть, нашли способ обойти это, — он не выглядит особенно расстроенным. — Люди обычно в конце концов находят способ.

Это удивительно похоже на то, что делает Rogu3. Однажды он сказал мне, что компании продолжают устанавливать более мощные брандмауэры и системы безопасности, чтобы противостоять хакерам, но это лишь временные меры, потому что рано или поздно хакеры всегда находят способ обойти их. Интересно, есть ли конечная точка — время, когда люди прекратят этот цикл мер безопасности и сократят их количество. Вероятно, нет.

***

Два часа спустя я всё ещё испытываю беспокойство и задаюсь вопросом, правильно ли я поступаю, когда мои размышления прерывает звонок в дверь. Бабочки у меня в животе начинают порхать как бешеные.

— Это, должно быть, твой шофёр, — весело говорит О'Ши.

Я встаю, но у меня дрожат ноги, поэтому я резко сажусь обратно. Деймон поднимает меня и хватает за лацканы пиджака.

— Всё будет в порядке. Ты найдёшь убийц, разгадаешь тайну и доживёшь до конца цикла полнолуния как новоиспечённый и абсолютно могущественный Сангвин. Вперёд!

Но я не хочу быть абсолютно могущественным Сангвином. Я совершенно счастлива быть слабачкой в кожаной куртке.

О'Ши подталкивает меня к двери.

— Давай, вперёд.

На мгновение я застываю, упираясь пятками в идеально лакированный пол квартиры Монсеррата. Мне приходится заставить себя идти вперёд. Теперь я понимаю, откуда взялась фраза «в ужасе застыть на месте». Я с трудом сглатываю. Это судьба, которую я выбрала. Мне нужно с этим справиться.

***

Менее чем через двадцать минут молчаливый водитель высаживает меня перед внушительной штаб-квартирой Семьи Монсеррат. Если бы вы посмотрели слово «логово вампиров» в визуальном словаре, то, вероятно, увидели бы здание передо мной. Оно, может, и расположено на краю оживлённой магистрали и совсем рядом с шумным Гайд-парком, но вокруг него царит странная атмосфера тишины, как будто оно находится в мыльном пузыре. Каменная кладка старинная; я понятия не имею, как долго Семья Монсеррат обитает здесь, хотя я слышала рассказы о том, что они всё ещё держат зуб на человеческую королевскую семью за то, что они открыли парк для публики. Учитывая, что это произошло в далеком 1637 году, я думаю, что они живут там чертовски долго. Мороз по коже, но если обернуться и посмотреть на парк, то можно увидеть старое место, где стояла Тайбернская виселица. Последний человек, которого там повесили, возможно, был казнён ещё в восемнадцатом веке, но меня до сих пор бросает в дрожь.

Я смотрю на серые каменные стены, башенки и горгулий. Я много раз проходила мимо этого здания, но никогда не бросала на него более чем беглого взгляда. Теперь, когда я собираюсь войти, я смотрю на него совершенно другими глазами.

Что необычно для этого времени года в Лондоне, на небе ни облачка. Солнце насмешливо светит мне в лицо. Должна признаться, что, переступая порог, я в некотором роде надеюсь, что какой-нибудь здоровенный кровохлёб положит руку мне на плечо и вышвырнет вон, потому что произошла ошибка и меня всё же не должно быть здесь. Но моя удача, какой бы она ни была в последние несколько дней, не меняется.

Интерьер светлый и просторный, совсем не такой, как я ожидала. Слева от меня стоит дворецкий в полном смокинге, протягивая серебряный поднос с бокалами коричневой жидкости. Я беру один и с подозрением принюхиваюсь, но, похоже, это всего лишь шерри. Как бы ни хотелось мне выпить немного для храбрости, я этого не делаю. Я хочу быть в полной боевой готовности. Кроме того, кто знает, что вампиры добавляют в алкоголь?

Подтянутая вампирша с планшетом в руках смотрит на меня из толпы в центре зала. Все окружающие её персоны кажутся людьми. Я удивлена тем, что многие новобранцы привели с собой родственников, чтобы те проводили их, как будто они отправляются в круиз по Европе, а не отдают свои жизни вампирам. Пара членов семьи расстроены: в частности, одна пожилая женщина, чьи приглушённые рыдания создают неприятный фон для улыбающихся лиц большинства присутствующих. Я на стороне рыдающей. Логическая часть меня понимает, что вампиры обеспечивают безопасность и нечеловеческое долголетие и здоровье. Именно аспект нечеловечности меня и беспокоит. Я ничего не имею против трайберов — вовсе нет. Я просто довольна тем, кто я есть сейчас. Интересно, изменятся ли мои чувства завтра в это же время. Я искренне надеюсь, что нет.

Всё ещё держа в руке бокал с шерри, я осторожно проталкиваюсь к вампирше с планшетом и называю ей своё имя. Она улыбается мне, но улыбка эта скорее деловая и небрежная, чем приветливая или ободряющая. Я чувствую в ней холодность, которая, кажется, направлена исключительно на меня.

— Мисс Блэкмен, — говорит она. — Добро пожаловать в Семью Монсеррат.

Почему-то я вспоминаю саундтрек к фильму «Звуки музыки». Однако я не могу представить Майкла Монсеррата в ледерхозене.

— Спасибо, — бормочу я, надеясь, что мне удалось подавить страх в своём голосе настолько, чтобы не вызвать подозрений.

— Теперь вы можете сказать финальные слова прощания. Церемония открытия начнётся примерно через пятнадцать минут.

Мне не с кем прощаться. Я ненадолго задумываюсь о маме, но знаю, что, в отличие от моего деда, она считает, что её родительская работа была выполнена в тот день, когда мне исполнилось восемнадцать. Между нами нет неприязни, и она не плохая мать. Просто… занята другими делами, я полагаю. Всё было бы по-другому, если бы мой отец был жив. Я надеюсь, он бы понял, что я делаю.

Я прохожу через двери из красного дерева и попадаю в помещение, похожее на конференц-зал отеля. Если не считать пузырьков с блестящей красной кровью, стоящих на серебряном блюде у входа. Здесь, кроме меня, есть только один человек — мужчина с серебристыми волосами, который сидит возле флаконов и смотрит на них. Я не могу понять, что у него на лице — смирение или предвкушение.

Я бы предпочла перебраться в безопасное место на заднем ряду, но я здесь по одной конкретной причине. Другие новобранцы, вероятно, будут слишком новыми, чтобы быть вовлечёнными в происходящее, но это не значит, что в какой-то момент они не станут мишенью. Мне нужно, чтобы каждый из них доверился мне. Последнее, чего я хочу — это завести дюжину новых друзей — на самом деле, нет, вычеркните это; последнее, чего я хочу — это превратиться в вампира. Но если я иду по этому пути, я собираюсь сделать так, чтобы это стоило усилий каждого из нас. Я расправляю плечи, делаю глубокий вдох и улыбаюсь. Не слишком широко — любой новобранец испытывал бы немного страха и нервозности — но, надеюсь, достаточно, чтобы человек почувствовал себя непринуждённо.

Я сажусь рядом с ним. Он слегка дёргается, как будто пытается отстраниться.

— Это кажется нереальным, не так ли? — предлагаю я в качестве вступительного шага.

Он кивает головой, но сохраняет молчание. Я протягиваю руку.

— Бо Блэкмен, — говорю я. — Судя по выражению твоего лица, я думаю, что мы оба сейчас чувствуем одно и то же.

На мгновение мне кажется, что он собирается проигнорировать меня, но в конце концов он берёт меня за руку и пожимает её. Его ладонь сухая, а пожатие крепкое, что противоречит тому, что я восприняла как выражение ужаса с его стороны.

— Питер, — отвечает он. — Питер Аллен, — он поднимает на меня глаза. — А как ты себя чувствуешь?

— Предвкушаю. Нервничаю, — я сглатываю. — Напугана, — по крайней мере, мне не нужно имитировать эти две последние эмоции.

Он опускает взгляд на свои колени. Я вдруг понимаю, что он держит в руках маленькое нательное распятие и крутит его в пальцах снова и снова. Кажется невероятным, что набожный христианин может захотеть отдать себя в руки вампиров. Ещё в шестидесятые годы была проведена длительная рекламная кампания, направленная на убеждение широкой общественности в том, что у вампиров действительно есть душа и что они не являются оскорблением Бога, независимо от того, в какую версию Бога вы верите. Я помню, как примерно год назад смотрела одну из этих ностальгических телевизионных программ — знаете, такую, которая снимается с очень маленьким бюджетом, собирает миллионную аудиторию и включает паршивых, никому не известных знаменитостей, комментирующих топ лучших моментов… чего угодно. В одном из роликов, попавших в десятку лучших, был запечатлен кровохлёб, которого окунают в чан со святой водой и который всё время ухмыляется в камеру. Насколько я помню, этот конкретный клип был включён не в качестве доказательства того, что религия не причиняет вреда вампирам (и, следовательно, не считается злом в глазах Бога), а скорее потому, что в тот самый момент, когда голова добровольца-вампира ушла под воду, чайка решила с размаху нырнуть в уличную купель, построенную специально для данного события.

Несмотря на успех кампании по всей Средней Англии, многие люди до сих пор выступают против существования вампиров. Они указывают на отрывки из Библии, подобные тому, что приведён в книге Левит: «Если кто-либо из дома Израилева или из чужаков, которые живут среди них, съест кровь, я обращу своё лицо на того, кто ест кровь, и истреблю его из его народа». Они предпочитают не обращать внимания на другие аспекты, которые не соответствуют современным представлениям. Упоминание о том, что в Библии также говорится, что упрямых детей следует побивать камнями, не уменьшает их антипатии к кровохлёбам. Легко подобрать цитаты в соответствии с вашими целями. Как бы то ни было, большинство прихожан церкви стараются избегать вампиров, когда только могут.

Питер замечает мою реакцию на его крестик. Он пытается рассмеяться, но в результате получается скорее сдавленный звук, похожий на стон.

— Глупо, не правда ли? — говорит он. — Наверное, я напуган и нервничаю, как и ты. Мне нужно за что-нибудь уцепиться.

Мне любопытно.

— Это помогает?

— Распятие?

Я киваю.

— Нет, я думаю, что на самом деле от этого мне становится только хуже. А что, если…? — его голос затихает.

Повинуясь импульсу, я протягиваю руку и сжимаю его ладонь.

— Ты больше не считаешься чистым в глазах Бога? Мы, наверное, все так думаем, даже те из нас, кто не уверен, верим ли мы в высшие силы.

— Почему ты здесь? — спрашивает он.

Я готова к этому. Мы с О'Ши потратили время на обсуждение различных сценариев, чтобы объяснить, почему я решила присоединиться к вампирам, а затем выбрали наиболее правдоподобный — и тот, который, скорее всего, привлечёт ко мне больше всего «друзей» в результате. Чтобы этот план сработал, мне нужно, чтобы предатели поверили, будто я готова пойти против Семьи и помочь разрушить её изнутри. Мне также нужно, чтобы другие новобранцы доверяли мне на случай, если к ним самим обратятся. Я также не в том положении, чтобы лгать слишком откровенно — в последнее время меня слишком часто показывают в новостях, чтобы притворяться кем-то, кем я не являюсь.

Я тяжело вздыхаю. На мгновение мне кажется, что я вела себя слишком мелодраматично, но Питер сжимает мою руку, словно желая успокоить.

— Ещё несколько дней назад я и не помышляла о том, чтобы присоединиться к какой-либо из Семей, — признаюсь я. Ложь всегда более правдоподобна, когда в неё вплетена полуправда. — У меня была хорошая жизнь. Я имею в виду, я была одинока, но у меня была хорошая жизнь.

— Одинока?

— Мой отец скончался несколько лет назад, а мама постоянно в отъезде. У меня есть дедушка, с которым я вижусь время от времени, но с ним, — я делаю паузу, словно подыскивая подходящее слово, — трудно общаться, — я позволяю Питеру понимать это так, как он хочет. — И у меня нет второй половинки. Я всегда хотела детей, — грустно добавляю я.

— Но ты молода! Ещё полно времени, чтобы с кем-нибудь познакомиться.

Я киваю.

— Ну, я встретила кое-кого. Я была влюблена в своего босса.

«Прости, Тэм, — мысленно говорю я ему. — Это ради благой цели».

На лице Питера появляется понимающее выражение.

— Он женат? — мягко спрашивает он.

— Разведён. Я думала, что есть шанс, что однажды… — я снова вздыхаю. — Но теперь он мёртв. Вампир убил его и всех моих коллег.

Он выглядит потрясённым. Надеюсь, я нашла правильный баланс между горечью и болью.

— Зачем тебе вступать в Семью, если Семья убила человека, которого ты любила?

— Мне нужно понять, почему. Возможно, став новобранцем, я узнаю, чем он навлёк на себя их гнев. И… — я опускаю взгляд и неловко тереблю свои волосы.

— Да? — подсказывает Питер.

— Я слышала, что вампиры не испытывают эмоций так, как мы, — по словам моего деда, эта теория — чушь собачья, но она служит моей цели, поэтому я продолжаю. — Это может быть хорошим способом заглушить боль. Это также означает, что полиция больше не будет преследовать меня, — я поднимаю на него взгляд. — Они думают, что я виновна в убийстве Тэма. Моего босса.

— Ты?

Я стараюсь не раздражаться из-за недоверия Питера.

— Я знаю! Нелепо думать, что я способна на такое!

Он проводит рукой по моей руке и нежно поворачивает меня к себе.

— Это ужасно. Просто ужасно.

Я шмыгаю носом и украдкой смотрю ему в глаза из-под ресниц. Питер Аллен, похоже, действительно заглотил мою историю целиком.

— Если ты не можешь победить их, присоединяйся к ним, — бормочет он.

Я стараюсь не улыбаться. Значит, один балл в пользу деймона. Я предложила О'Ши, что я могу сама сказать эту фразу. Он ответил мне, что слова прозвучат слишком банально, но намекнуть на них — хорошая стратегия. Надо отдать ему должное, он оказался хитрее, чем я думала. Неудивительно, что до сих пор ему сходили с рук его сомнительные делишки.

— А что насчёт тебя? — спрашиваю я, решив, что настало время побудить моего коллегу-рекрута принять участие в любимом занятии каждого — рассказывать о себе. Теперь, когда я рассказала свою историю, я могу сосредоточиться на остальных. Если повезёт, Питер окажется любителем посплетничать, и мне не придётся повторять свою историю каждому новичку.

Однако он отстраняется, и его лицо мрачнеет.

— Я бы предпочёл не говорить об этом.

Я выжидаю несколько секунд. Удивительно, как часто люди говорят, что «предпочли бы не говорить об этом», а потом раскрываются. Очевидно, Питер — исключение из правил. Он хранит молчание.

— Я понимаю, — бормочу я, мысленно матерясь. — У каждого из нас есть свои секреты.

Он благодарно улыбается. Интересно, связано ли его молчание с распятием, которое он всё ещё крепко сжимает в руке? Однако, прежде чем я успеваю сказать что-нибудь ещё, относительная тишина в маленькой аудитории нарушается.

— ОМГ!

Я вздрагиваю.

— Я слишком ленива, чтобы произносить настоящие слова, — говорит пышнотелая блондинка. Она разоделась в пух и прах: высокие каблуки, облегающее чёрное платье, сверкающие драгоценности и длинные алые ногти. Вот вам и трудности с принятием в Семьи. Возможно, Майкл Монсеррат хочет немного отдохнуть от своих тёмненьких членов Семьи.

За блондинкой следуют ещё несколько человек. Питер снова утыкается взглядом в пол, но я думаю, что небольшое любопытство к другим новобранцам не помешает, поэтому я открыто смотрю на них всех. К тому времени, как все оказываются внутри, я насчитала чёртову дюжину. Я не особенно суеверна, но не могу отделаться от мысли, что это не совпадение, что наша маленькая группа насчитывает тринадцать человек.

Там есть молодая девушка в инвалидном кресле; не стоит пытаться угадать мотивы её пребывания здесь. Я замечаю пару пожилых мужчин, в том числе, как я заметила, политика в отставке, который часто попадал на первые полосы газет по совершенно нехорошим причинам. Кажется, я припоминаю, что были обвинения в мошенничестве. Меня удивляет, что он здесь; я думаю, он всё-таки был невиновен. Остальные — это смесь невзрачного и эффектного: ботаники в очках, накачанные спортсмены и в строгих костюмах.

Кто-то однажды сказал, что не стоит судить о книге по обложке. Кто бы это ни был, он явно никогда не работал частным детективом. Внешний вид человека может дать наблюдателю информацию о том, кто он на самом деле. Внимание к деталям жизненно важно. Это то, в чём я не особенно сильна, но я тренируюсь, чтобы стать лучше. Например, моложавый мужчина в костюме, который сидит по диагонали позади меня, может выглядеть щеголевато, но его дешёвые поношенные ботинки и едва заметное подёргивание верхнего века говорят о совершенно другом. Меня заинтересовала одна женщина, чья прическа наводит на мысль о забитой домохозяйке, но в одежде она больше похожа на бунтующего подростка. Любой человек, демонстрирующий контрасты в своей внешности, обычно отражает те же контрасты в своей личности. По крайней мере, так считал Тэм. Я делаю мысленную пометку поговорить с ней, как только смогу.

Я понимаю, что громкоголосая блондинка оценивает меня примерно так же, как я оцениваю всех остальных. Она приподнимает бровь, глядя в мою сторону, когда замечает, что я наблюдаю за ней, и поднимает загорелую руку к своим идеально уложенным волосам. Я замечаю часы у неё на запястье: Таймекс. Это не соответствует её одежде, макияжу или манере держаться. Возможно, я тоже скоро с ней поговорю.

Питер, стоящий рядом со мной, что-то бормочет. Я поворачиваюсь к нему как раз в тот момент, когда дверь с оглушительным грохотом закрывается. От этого звука мой желудок неожиданно сжимается. Я вижу, как вампир обматывает витую красную верёвку вокруг ручки, по сути запирая нас внутри. Я понимаю, что это скорее символический, чем реальный барьер, но ясно, что все в комнате чувствуют то же самое. Обращение вот-вот начнётся.

Глава 15. Чёртова презентация

Наверное, я предполагала, что это будет сам Майкл Монсеррат. Вместо этого дверь за столом с пузырьками открывается, и входит крупный мужчина-вампир. Как только он начинает говорить, я узнаю его голос: это Урсус, тот, кто приходил за мной в «Паровую Команду». Он не теряет времени на улыбки.

— Доброе утро. Семья Монсеррат рада приветствовать вас в нашем кругу, — он выжидательно оглядывает всех нас, словно ожидая ответа. Когда ответа не следует, он продолжает. — Прежде чем произойдёт обращение, необходимо решить несколько вопросов. Я понимаю, что вы все нервничаете и хотите начать как можно скорее, — его губы растягиваются, как будто он пытается улыбнуться, но ему это не удаётся. — Однако крайне важно, чтобы вы полностью понимали, что сейчас произойдёт.

Он делает жест какой-то невидимой силе, и экран проектора опускается. Часть меня корчится. Смерть от PowerPoint.

Как только экран становится на место, появляется изображение логотипа Семьи Монсеррат. Это причудливый, почти кельтский дизайн, который, без сомнения, знаком каждому присутствующему в зале. Я думаю, что должно свидетельствовать о вечности и силе; к сожалению, в наши дни это больше похоже на татуировку, которую можно сделать в любом магазине на главной улице. На самом деле, я почти уверена, что видела её в продаже как временную переводную татуировку. Но я полагаю, что притвориться вампиром на один день проще, чем стать им на самом деле.

Урсус щёлкает по кнопке на своём портативном устройстве, и появляется следующий слайд, заполненный плотным текстом, который он читает вслух. Несмотря на стиль его изложения, я заворожена.

— Вы — немногочисленные счастливчики, — произносит он монотонно. — Тысячи людей обращаются к нам, но лишь немногие принимаются. Это нелёгкий путь. С того момента, как в ваших жилах потечёт кровь Монсеррат, вы будете связаны с нами долгом. Верность не подлежит обсуждению, и мы не терпим ничего, кроме повиновения, — учитывая нынешние обстоятельства, это, очевидно, не так верно, как он хотел бы внушить нам. — Вы оставите свои человеческие жизни позади. Многие из вас никогда больше не увидят своих родных. Некоторые из вас могут не пережить процесс обращения.

Краем глаза я замечаю, как один из самых серьёзных на вид новобранцев нервно поднимает руку.

— Какова вероятность того, что мы не выживем?

Урсус переходит к следующему слайду. Очевидно, этот вопрос был ожидаемым.

— От восьми до четырнадцати процентов новобранцев не переживают обращение. Причина этого неизвестна. Мы изучали наши данные в течение многих лет и не выявили закономерности. Однако, ожидайте, что по крайней мере один из вас не увидит, что принесёт завтрашний день.

Происходит внезапная нервозная перемена. Люди начинают переглядываться. Кто станет статистической жертвой? Некоторые бросают сочувственные взгляды на девушку в инвалидном кресле. Я чувствую, как у меня внутри всё сжимается. Слова Урсуса напоминают о том, что я, вполне возможно, принимаю худшее решение в своей жизни. Я думаю об альтернативе: убежать и спрятаться, чтобы меня могли выследить и убить вампиры-мятежники, в то время как их приятели захватят власть над миром. От этого я не чувствую себя намного лучше.

Появляется следующий слайд.

— Существует множество мифов, о которых вам следует знать, — продолжает Урсус. — Начнём с того, что вампиры не бессмертны, — я уже знаю это и уверена, что остальные новобранцы тоже. Однако все слегка подаются вперёд. — Продолжительность вашей жизни увеличится примерно на триста лет. Вы не станете неуязвимыми, хотя и будете избавлены от большинства болезней, от которых страдают другие виды. Случайная смерть и, — он делает паузу, — преднамеренная смерть всё равно случаются время от времени. Хищники остаются.

Поднимается ещё одна рука.

— А как насчёт солнечного света?

— Вы будете уязвимы перед солнечными лучами в период первых 20–60 месяцев с момента вашего обращения. Все люди разные. После этого, хотя вы и не сможете наслаждаться пляжным отдыхом, вы сумеете выходить на улицу, не испытывая особого дискомфорта. Святая вода и распятия не причинят вам вреда. Становясь одним из нас, вы не отказываетесь ни от своей души, ни от своей веры, — Питер рядом со мной слегка выпрямляется. — Кол в сердце в значительной степени прикончит вас, как и костер или обезглавливание. И в течение первого года вы обнаружите, что ваше тело остаётся таким же слабым, как у человека, — Урсус пытается улыбнуться ещё раз. Это по-прежнему не работает. — Однако концепция пороговых границ остаётся в силе, если только недвижимость не является коммерческой или нежилой.

Я часто задумывалась об этом. Приятно осознавать, что вампир не может просто так вломиться в твой дом и выпить твою кровь.

— Присоединяясь к нашей Семье, вы подчиняетесь нашим законам. Позвольте мне подчеркнуть, что убийство запрещено законом. Вы будете пить кровь, но не станете осушать жертву, и первые несколько лет будете пить только у предварительно назначенных добровольцев, — я с трудом сдерживаю дрожь при мысли о том, что многие вампетки обнажают свои яремные вены для нашего удовольствия. — Конечно, есть и другие прегрешения. Если вас признают виновным в каком-либо преступлении, ответом обычно является немедленная казнь.

— Значит, вас могут убить, даже если вы просто что-то украдёте? — выпаливает кто-то.

Урсус холодно смотрит на говорившую.

— Вы планируете что-то украсть?

— Я… я… — заикается она. — Нет, конечно, нет, но…

— Ну, тогда в чём проблема? — он продолжает, как будто она ничего не говорила. — Пока ваша слабость перед солнцем не пройдёт, вы останетесь здесь. Мы будем обучать вас и поможем найти новый путь в жизни, каким бы он ни был. Как только вы уйдёте отсюда, вы должны будете посещать собрания и выполнять обязанности, определённые старшими членами Семьи. Вы также будете ежемесячно выплачивать дань. Контакты с другими Семьями не запрещены, но мы требуем, чтобы вы сообщали нам о любых происходящих контактах, какими бы безобидными они ни были. Это вопросы, которые мы объясним более подробно, прежде чем вы вернётесь в реальный мир.

Появляется женщина с планшетом и протягивает Урсусу пачку бумаг. Он поднимает её.

— Вот контракты. Вы распишетесь своей кровью, а затем, когда почувствуете, что готовы, возьмите пузырёк и выйдите через эту дверь, — он указывает на дверь позади себя. — Кровь Монсеррат будет введена непосредственно в ваш организм, после чего процесс обращения займёт до трёх дней. В течение этого времени вы можете испытывать некоторый дискомфорт.

Я выдыхаю воздух сквозь зубы. Всякий раз, когда врач говорит вам, что будет некоторый «дискомфорт», это обычно означает сильную боль. Если обращение занимает семьдесят два часа, мне страшно подумать, на что это будет похоже на самом деле.

— Вы ещё можете передумать. Мы лишь просим вас остаться в этой комнате и подписать обязательное соглашение о неразглашении того, что вы пережили до сих пор.

Я заставляю себя не смотреть на дверь с верёвкой. Недоверчивой человеческой части меня трудно поверить, что мы можем просто уйти после всего этого.

Урсус поворачивается, чтобы уйти, но тут появляется ещё один человек с вопросом. Это блондинка.

— Так когда мы встретимся с Майклом? — спрашивает она.

Вампир даже не потрудился обернуться.

— Вы будете обращаться к нему «мой Лорд», — он исчезает за дверью вместе с дамой из буфета обмена, не ответив на вопрос.

Как только он уходит, мы несколько мгновений сидим в тишине. Затем кто-то встаёт и подходит к тому месту, где Урсус оставил контракты. Это один из мускулистых новобранцев. Он поворачивает голову и одаривает нас уверенной улыбкой. Он мне уже не нравится. Все смотрят на него, затаив дыхание. Он берёт маленький серебряный нож, отполированный так искусно, что я, наверное, могла бы наносить макияж, глядя на своё отражение в нём, и укалывает указательный палец. Появляется капелька крови. Он перелистывает контракт до последней страницы, не утруждая себя чтением содержимого, и прижимает кончик пальца к бумаге. Ничего не происходит — ни раскатов грома, ни аплодисментов. Он берёт пузырёк, прихватывает контракт и следует за вампиром.

Как только он исчезает, чары словно рассеиваются. Люди выстраиваются к столику в аккуратную очередь. Даже в такой ситуации британское чувство приличия соблюдается, и никто не толкается из-за места. Я наблюдаю, как один за другим они следуют протоколу и исчезают за дверью. Несколько человек морщатся от боли, когда укалывают пальцы, а блондинка тихонько вскрикивает. Я замечаю, что у всех остальных хватает ума сначала прочитать страницы. Несмотря на это, вскоре остались только мы с Питером и девушка в инвалидном кресле.

— Мне страшно, — шепчет она.

Я быстро улыбаюсь ей.

— Признаюсь, мне тоже.

Питер только заламывает руки.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я.

— Никки, — она делает глубокий вдох, затем подкатывается к столу. Меня так и подмывает спросить, не нужна ли ей какая-нибудь помощь, но она может счесть это оскорбительным, поэтому я просто жду. У неё не возникает проблем с тем, чтобы взять контракт и клинок.

— Надеюсь, я не подхвачу от этого какую-нибудь неприятную заразу, — без особого энтузиазма шутит она. Её рука заметно дрожит, когда она режет себя. Она, как и мистер Мускулы, не читает контракт, прежде чем добавить свою кровь на последнюю страницу. Я списываю его беспечность на мужественность; интересно, в чём её причина.

У неё возникают сложности с дверью, поэтому я вскакиваю и открываю её. Она благодарно улыбается мне, а затем уходит.

Я смотрю на Питера.

— Ты в порядке?

Он нервно облизывает губы. Его взгляд мечется между мной и оставшимися двумя пузырьками, затем возвращается к двери, через которую мы вошли.

— Я не уверен.

— Ты можешь передумать. Ещё не поздно.

— Как ты думаешь, соглашение о неразглашении действительно работает?

Я знаю, о чём он спрашивает.

— Я почти уверена, что они не убьют тебя, если ты передумаешь, — надеюсь, я права.

Он встаёт.

— Нет, — говорит он наконец. — Я собираюсь это сделать, — он подписывает, и я остаюсь одна.

Тишина в комнате становится гнетущей. Я смотрю на стол и снова отвожу взгляд. Обычно я не отличаюсь нерешительностью, но расставание со своей жизнью — это совсем не то, что те решения, которые я обычно принимаю. В глубине души я знаю, что собираюсь сделать; моя судьба была решена в ту секунду, когда я вышла из полицейского участка вместе с Монсерратом. Но я хочу чувствовать, что я действительно хозяйка своей судьбы. Я понимаю, что чтение контракта ничего не изменит, поэтому, как Никки и фанат физкультуры, я переворачиваю страницу на последнюю. Там пунктирная линия и ничего больше.

Я беру нож. Он на удивление тяжёлый для такой маленькой вещицы. Он также удивительно чистый, учитывая, что им уже порезали пальцы двенадцать человек. Я делаю глубокий вдох. Я рада, что дождалась конца и делаю это без зрителей. Я прикасаюсь кончиком ножа к своему пальцу и наблюдаю, как из него вытекает ярко-красная кровь. Затем я прижимаю палец к странице и ставлю подпись, скрепляя свою судьбу. Я беру последний оставшийся пузырёк и собираюсь открыть дверцу, когда мой взгляд падает на распятие Питера. Оно сиротливо лежит на его пустом стуле. Я подбираю его и засовываю в карман, на всякий случай.

Пора уходить.

***

Я оказываюсь в маленькой прихожей с несколькими дверями. Девушка с планшетом поднимает брови и указывает направо. Я следую её указаниям и прохожу внутрь. Там меня ждёт Майкл Монсеррат. К сожалению, на этот раз он полностью одет, хотя хорошо сшитый костюм не скрывает его подтянутого телосложения.

— Я не был уверен, что ты пойдёшь до конца, — говорит он, буравя меня взглядом своих тёмных глаз.

Я пожимаю плечами.

— Я не торопилась, мой Лорд. Подумала, что можно не спешить.

Он хмурится.

— Тебе не обязательно называть меня так.

— Я собираюсь быть хорошей девочкой и делать то, что мне говорят.

Он смеётся.

— В самом деле?

Я широко улыбаюсь. Если ты заставляешь людей думать, что ты уважаешь границы и следуешь правилам, то просто удивительно, что тебе потом сходит с рук.

— Конечно, — говорю я ему.

Он, очевидно, сомневается во мне, но пока оставляет эту тему. Я протягиваю ему пузырёк и закатываю рукав.

— Давай покончим с этим.

Он берёт его, но вместо того, чтобы достать шприц, как я ожидала, откладывает кровь в сторону.

— Мы сделаем это по старинке, Бо. Так у тебя будет больше шансов побороть жажду крови и стать Сангвином.

У меня пересыхает во рту.

— Эм, по старинке?

— Я уверен, ты смотрела «Носферату».

— Ты собираешься меня укусить? — мой голос высокий и писклявый.

Монсеррат выглядит удивлённым.

— Да. А потом ты выпьешь пинту моего лучшего напитка, — он расстёгивает манжету левого рукава и закатывает её, обнажая загорелое предплечье.

Я отступаю, нащупывая пальцами дверную ручку.

— Нет! Я не могу пить. Если я выпью, то не стану Сангвином, — протестую я.

Он добродушно улыбается мне, хотя я невольно сравниваю его с котом, смотрящим на мышь, на которую вот-вот набросится.

— Человеческую кровь, Бо, — мягко говорит он. — Ты не можешь пить человеческую кровь. Моя вампирская до мозга костей. Она не обеспечит тебя питанием после обращения, но понадобится тебе для завершения процесса. Это то же самое, что и инъекция.

— Почему же тогда не все обращаются таким образом?

На лице Монсеррат на мгновение появляется боль.

— Это не всегда самый лёгкий процесс. Он очень интимный. У вампира, проводящего обращение, может возникнуть чувство одержимости.

Мне совсем не нравится, как это звучит.

— А у обращаемого?

— Иногда они чувствуют себя обязанными своим прародителям и могут чрезмерно привязаться к ним, — он делает шаг ко мне и протягивает руку. — Но поскольку я глава Семьи, ты всё равно будешь делать то, что я велю. Помнишь, ты только что заявила, что будешь делать то, что тебе скажут.

Я смотрю на его протянутую руку.

— Если тебе всё равно, я, пожалуй, откажусь.

Он пожимает плечами.

— Решать тебе. Но если ты действительно хочешь избежать употребления крови, чтобы стать Сангвином, это твой лучший шанс. Инъекция, в состав которой входит смесь крови всех старших членов Семьи, попадает в твой кровоток так быстро, что бывает почти невозможно бороться с чувствами, которые возникают после этого.

— При условии. что я вообще переживу это, — ворчу я.

— Мне почему-то кажется, что ты слишком упряма, чтобы позволить себе не пройти обращение. Но, — его лицо остается бесстрастным, — в конечном счёте, это твой выбор. Если ты предпочитаешь укол, я могу прислать сюда кого-нибудь, кто проведёт его должным образом.

У меня ноги как ватные. Ни тот, ни другой вариант не особенно желателен. Последнее, чего я хочу — это чувствовать себя «чрезмерно привязанной» к Монсеррату. Но если я смогу перетерпеть весь лунный месяц и стать Сангвином…

— Ладно, — говорю я. — Пусть будет по-твоему.

Монсеррат склоняет голову.

— Как пожелаешь, — он протягивает руку чуть дальше. Когда я не двигаюсь с места, в его голосе слышится раздражение. — Бо, тебе нужно подойти немного ближе.

Дрожа, я делаю шаг вперёд. Он улыбается мне сверху вниз.

— Ты действительно очень маленького роста, — комментирует он.

Я хмурюсь.

— И что?

— И ничего, — его тон мягкий. — Если я смогу наклониться, чтобы поцеловать тебя, то уж точно доберусь до твоей шеи.

— Поцеловать? — я почти визжу.

— Я просто имел в виду, что я всё равно могу это сделать, Бо. Больше ничего, — его глаза блестят. — Хотя я буду кусаться, даже если ты не будешь.

Весь мой позвоночник напряжён от настороженности, несмотря на то, что он весело упомянул о моей оговорке в его спальне. А я-то надеялась, он не расслышал, что я сказала.

Монсеррат вздыхает.

— Будет легче, если ты отвернёшься, — когда я не отвечаю сразу, он протягивает руку и проводит большим пальцем по моей щеке. Я вздрагиваю. — Ты можешь мне доверять.

— Сказал паук мухе, — бормочу я. Однако я поворачиваюсь к нему спиной.

Я чувствую, как он приближается ко мне, пока всё его тело не согревает меня теплом. Он наклоняется, и его дыхание обжигает мою разгорячённую кожу на шее. Я чувствую, как его пальцы нежно отводят мои волосы, и невольно напрягаюсь.

— Расслабься, — тихо шепчет он мне на ухо. Затем его зубы задевают моё горло.

Он высовывает язык и слегка облизывает мою кожу, и я перестаю дышать. Я чувствую, как он переступает с ноги на ногу позади меня, одна рука остаётся у меня на затылке, пальцы вплетены в мои волосы, чтобы они не падали назад, а другая легко покоится на моём бедре. Я нервничаю больше, чем когда-либо в своей жизни.

— Последний шанс передумать, — говорит Монсеррат.

— Я не могу, — начинаю я, — я уже подписала…

Я задыхаюсь от резкой боли. Его зубы впиваются в мою плоть, и я смутно ощущаю, как дрожь пробегает по его телу позади меня, прежде чем тепло разливается по моему горлу и начинает растекаться по венам, пока он сосёт. Я прислоняюсь к нему, закрывая глаза, в то время как его пальцы сжимают меня ещё крепче. Стук моего сердца так громко отдаётся в ушах, что я удивляюсь, как Монсеррат не оглох от этого. Возникает боль, но она не неприятна, и я чувствую, как пальцы на ногах поджимаются от почти удовольствия. Я слегка постанываю.

Его рука оставляет моё бедро и движется вверх по грудной клетке, пока не оказывается прямо под моей грудью, и прижимает меня к нему ещё крепче. Под моими закрытыми веками пляшут искорки света, и я невольно протягиваю руку назад и обхватываю его тело, теперь мои руки сжимают его бедра. Монсеррат издаёт странный звук, похожий на мурлыканье, и я чувствую, как его клыки всё глубже впиваются мне в горло. Моё дыхание учащается.

Внезапно и без предупреждения его рот отрывается от моей кожи, хотя его твёрдое тело остаётся на месте. Он убирает руку с моих волос, позволяя им упасть обратно, затем поднимает руку вверх. Он дышит так же тяжело, как и я.

— Открой глаза, Бо.

Я делаю, как он говорит. Его раскрытая ладонь теперь перед моим лицом, и по его орехово-коричневатой коже стекает струйка крови из маленькой ранки на запястье.

— Тебе нужно попить, — говорит он, поднося запястье к моему жадному рту.

Мои ноги подкашиваются, и я уверена, что упала бы, если бы Монсеррат не держал меня. Я хватаю его за руку и притягиваю к себе, затем начинаю сосать. Солёная кровь наполняет мой рот, и у меня автоматически срабатывает рвотный рефлекс. Я давлюсь, но он что-то шепчет мне на ухо, и я расслабляюсь и глотаю горячую липкую жидкость, глоток за глотком.

Когда я уже думаю, что больше не выдержу, он убирает руку и поворачивает меня к себе. Я смотрю в его тёмные, сверкающие глаза. Его лицо раскраснелось, и он пристально смотрит на меня. Затем на меня накатывает волна головокружения, и всё вокруг погружается во тьму.

Глава 16. Правда и ложь

Когда я, наконец, прихожу в себя, я лежу на односпальной кровати в крошечной комнате. Я пытаюсь сесть, но сил не хватает. Тошнота переполняет мой желудок, и я вся в поту. По крайней мере, я одна. Я переворачиваюсь на бок, тяжело дыша от напряжения. Рядом со мной стоит маленький деревянный столик с кувшином и пустым стаканом.

У меня пересохло во рту, губы потрескались и болят. Сколько же я здесь пробыла? Я тянусь за кувшином, но он он вне зоны досягаемости. Вот блин, мне все-таки придется сесть. Я обхватываю пальцами матрас, подтягиваю ноги, делаю глубокий вдох и приподнимаюсь на локтях. Комната кружится.

Стиснув зубы, я заставляю себя приподняться, пока не оказываюсь почти в сидячем положении. Я слишком резко поворачиваю голову, и в ответ мой желудок сжимается. Я вдыхаю ртом, пока мне не удаётся немного прийти в себя. На мне всё ещё та же одежда, в которой я приехала, хотя кожаной куртки нет. Мои руки обнажены и покрыты гусиной кожей. Я потираю их вверх-вниз и снова пытаюсь дотянуться до кувшина.

Я неправильно рассчитываю расстояние и падаю на холодный кафельный пол. Я морщусь от боли, проклиная свою глупость. Попытка подняться кажется мне слишком тяжёлой, поэтому я лежу, замёрзшая, дрожащая и очень страдающая от необходимости попить.

Дверь в комнату открывается. С того места, где я лежу, я вижу только пару туфель, таких блестящих, что я могу рассмотреть в них своё отражение. Раздаётся громкое цыканье, затем чьи-то руки опускаются на меня и тянут обратно на кровать. Я слышу звук наливаемой жидкости, и мне в руки вкладывают стакан. Я осторожно подношу его к губам, сначала нюхаю. К счастью, это всего лишь вода. Я осторожно отпиваю глоток, затем поднимаю глаза. Мой благодетель — Урсус. Он стоит там, скрестив руки на груди, и наблюдает за мной.

— Итак, — говорит он, — значит, ты выжила.

— Я вампир? — выдыхаю я с равной долей ужаса и облегчения.

Он невесело смеётся.

— Пока нет. Для этого тебе нужно выпить, — он указывает на стакан в моей руке. — И я не имею в виду воду.

— Кровь.

Он кивает.

— Не хочешь ли немного сейчас?

Чёрт возьми, нет. Я качаю головой, но тут же жалею об этом, потому что комната снова начинает кружиться. Урсус поднимает брови, но ничего не говорит.

— Все выжили? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— Мы потеряли троих, — на секунду его бесстрастная маска трескается. Я понимаю, что он зол из-за этого, и он поднимается в моих глазах. Я чувствую вспышку сожаления из-за смертей, но подавляю это чувство. Кем бы они ни были, они знали, на что идут. Но я не перестаю надеяться, что нервный Питер Аллен не был одним из них.

Урсус указывает на дверь.

— Когда ты почувствуешь, что готова, через две двери направо ты найдёшь душевую. Здесь есть чистая одежда. Дай мне знать, если передумаешь насчёт крови.

— Спасибо, Урсус.

Он пристально смотрит на меня, и я мысленно ругаю себя. Я знаю его имя, потому что случайно услышала его в «Паровой Команде»; он никогда не представлялся никому из нас. Он, должно быть, знает, кто я, и задаётся вопросом, как я прошла путь от бегства от вампиров до того, чтобы присоединиться к ним. Я слишком дрожу, чтобы придумать какой-нибудь достойный ответ прямо сейчас, поэтому я благодарна ему за то, что он только поджимает губы, прежде чем открыть дверь.

Я смотрю ему вслед. Очевидно, он не подозревает о моих истинных причинах пребывания здесь. Я рада. Кажется очевидным, что в самом сердце Семьи Монсеррат есть предатели. Хорошо, что Майкл никому не доверяет; это облегчит мою работу, если кто-то из преступников окажется тем, кого он считал близким другом.

Я дотрагиваюсь до шеи в том месте, откуда пил Майкл, но там ничего нет — даже царапины. Когда я нажимаю на это место, оно пульсирует под моими пальцами, хотя я не могу быть уверена, действительно ли я это чувствую, или мне кажется. Полагаю, мои новые способности к исцелению предотвратят любые неприятные вопросы о том, почему у меня свежая рана, когда мне должны были сделать инъекцию. Чтобы проверить свою теорию об исцелении, я поднимаю обе руки и ощупываю нос. Не больно. Может, в том, чтобы быть вампиром, всё-таки есть свои преимущества.

Я встаю, когда чувствую себя достаточно сильной. Я слегка пошатываюсь, но сохраняю равновесие. Я ощущаю себя грязной; горячий душ определённо поможет мне снова почувствовать себя человеком. Образно выражаясь. Я медленно пробираюсь к двери. Усилия истощают, и, кажется, на это уходит целая вечность, но я наконец добираюсь до душевой.

Это большая общая зона с кабинками по обеим сторонам. На одной из стен есть крючки, на каждом из которых висит комбинезон тёмно-синего цвета. Всего я насчитала десять, а это значит, что, несмотря на то, что трое уже мертвы, никто из моих товарищей-новобранцев ещё не выбрался из своего личного ада обращения.

Когда я наклоняюсь вперёд, то вижу имена, напечатанные на маленьких этикетках над каждым крючком. Там есть имена Никки и Питера, и я облегчённо выдыхаю, что они есть среди выживших. Не зная чьих-либо имён, трудно сказать, кто ещё выжил. Я почти уверена, что не повезло двоим мужчинам и одной женщине. Трое — это большое число, учитывая статистику Урсуса. Интересно, больше ли людей отказались бы от участия, если бы знали заранее, сколько людей погибнет.

Я снимаю комбинезон под своим собственным именем и хмурюсь. Это, конечно, не тот наряд, который я бы выбрала для себя, но, полагаю, сойдёт и так. Я беру его и несу вместе со своим уставшим телом в ближайший душ, где раздеваюсь. На обратной стороне двери уже висит полотенце.

Вода горячая, обжигает кожу. Я беру кусок мыла и тру себя с головы до ног, прежде чем вымыть голову. Затем я просто долго стою неподвижно под струями воды.

Когда я, наконец, выхожу из кабинки, рядом работает ещё один душ. Мне любопытно посмотреть, кто ещё успел прийти сюда, поэтому я проверяю имена на вешалках. Пропавший комбинезон принадлежит кому-то по имени Мэтт. Если он проведёт в душе столько же времени, сколько и я, мне придётся ждать довольно долго, чтобы узнать, кто он такой, поэтому я решаю оставить его в покое.

Когда я выхожу в коридор, то подпрыгиваю от неожиданности. Там стоит женщина с планшетом. Она указывает на корзину на полу; я уверена, что её там не было, когда я заходила в душевую.

— Можешь оставить там свою старую одежду, — говорит она мне.

Я прижимаю свою одежду к груди. Я не хочу с ней расставаться. Сейчас это всё, что у меня есть, чтобы напоминать себе о том, кто я на самом деле. Однако её глаза прищуриваются, и я понимаю, что не могу показать, что слишком уж горю желанием вернуться к прежней жизни, поэтому опускаю их.

— Ты быстрая.

Я смотрю на неё, не совсем понимая, что она имеет в виду. Она объясняет:

— Обращение. Ты пришла в себя в рекордно короткие сроки. Я думаю, что только самому Лорду Монсеррату удалось прийти в себя быстрее.

Возможно, это потому, что я прошла через процесс обращения, будучи укушенной, а не в результате инъекции, но я не могу сдержать чувство гордости.

— Я не одна такая, — говорю я ей. — Там ещё есть кто-то по имени Мэтт.

Она кивает.

— Да. Он тоже был быстрым.

Я жду от неё дальнейших комментариев, но она ничего не говорит, вместо этого просто указывает на коридор. Вместо того, чтобы следовать её указаниям, я приступаю к работе.

— Я не расслышала твоего имени, — говорю я.

Она окидывает меня холодным взглядом.

— Риа.

Я улыбаюсь ей.

— Приятно познакомиться. Меня зовут Бо.

— Я знаю, кто ты, — она не отвечает на мою улыбку. — Почему ты здесь?

Я стараюсь не обращать внимания на вспышку паники и сохранять дружелюбное выражение лица.

— Почему кто-то становится вампиром? Долгая жизнь, готовая семья, множество льгот. Это беспроигрышный вариант.

Она наклоняется ко мне.

— Лорд Монсеррат включил меня в одну из команд, которые искали тебя после нападения на деймона. Ты выглядела как человек, который пытается избежать общения с нами.

— Я думала, вы пытаетесь меня убить.

— Кто сказал, что это не так? — её голос тихий, в нём определённо слышится скрытая угроза.

— Меня подставили с деймоном, — я намеренно не говорю, жив О'Ши или мёртв; у меня нет возможности узнать, какую информацию Майкл Монсеррат распространил среди своих последователей. — Все, с кем я работала, были убиты.

— Вампиром. И всё же ты сама решила стать вампиром.

Я пристально смотрю на неё.

— Я поняла, что, если хочу выжить, мне нужно присоединиться к вам. А не бороться с вами. Майкл, то есть, Лорд Монсеррат, заверил меня, что Семья Монсеррат не имеет к этому никакого отношения. Босс, которого я любила, умер. У меня больше никого нет, — я пожимаю плечами. — У меня не осталось причин не присоединиться.

Её зрачки сужаются до щёлочек.

— Месть — это хорошая причина.

Я должна действовать очень осторожно.

— О, я зла, — убеждённо говорю я. — Но месть — штука коварная. Без уверенности в том, кто в конечном счёте, — я подчеркиваю это последнее слово, — ответственен, месть становится бессмысленной. Я надеюсь, что, присоединившись к власти Семьи Монсеррат, я смогу предотвратить страдания других невинных людей.

Я молюсь, чтобы мой ответ был достаточно двусмысленным, чтобы предатели поверили, что я готова перейти на их сторону. Теоретически, если они поверят, что меня можно убедить в том, что Майкл Монсеррат и клан Монсеррат несут ответственность за разрушение моей жизни, тогда ко мне могут обратиться. Это маловероятно, но если предатели достаточно отчаются, это может сработать. Мне нужно убедиться, что, если я столкнусь лицом к лицу с Майклом в общественном месте, я продемонстриую достаточно неприязни к нему, чтобы мне поверили. Учитывая то, что он рассказал мне о побочных эффектах моего обращения, я надеюсь, что это будет не слишком сложно.

Риа пристально смотрит на меня.

— Ты думаешь, что сможешь уберечь невинных от страданий? Как ты думаешь, чем занимались остальные из нас?

Я явно задела её за живое. Я не удивлена. Если она не связана с новой Семьёй, то она будет чувствовать угрозу от мысли, что вампиры по своей воле разгуливают повсюду и убивают всех, кто встаёт у них на пути. Однако у меня нет возможности ответить, так как дверь душевой открывается, и мы оба оборачиваемся.

Мэтт — мускулистый мужчина, который первым подошёл к столу. Он, кажется, удивлён и не особенно рад меня видеть.

— Ты пришла в себя первой?

Я стараюсь не усмехнуться, услышав недоверие в его голосе. Мне нужно расположить к себе всех, а не выводить из себя, поэтому я пожимаю плечами и делаю озадаченный вид.

— Да, я не знаю, как это произошло. Но чувствую я себя дерьмово. Может, мне стоило поспать подольше.

Он, кажется, немного успокаивается, его мышцы расслабляются. Должно быть, это какая-то неосознанная реакция.

— Я чувствую себя прекрасно, — сообщает он мне.

— Хотела бы я, чтобы мне так повезло, — Риа смотрит на меня с подозрением, поэтому я улыбаюсь ей. — Мне нечего скрывать. Я просто хочу влиться в ваши ряды и начать новую жизнь для себя.

Она издаёт неопределённый звук, но я чувствую, что мне удалось её успокоить — на данный момент. Я слегка опускаю голову, чтобы казаться подчинённой при этой парочке, и оставляю их наедине. Поддерживать этот фасад будет чертовски трудно.

***

Через несколько часов нас уже четверо. Первый час мы с Мэттом сидим на удобных диванах и болтаем без умолку. Ну, если быть более точным, он говорит, а я слушаю. Он полон бравады и, не теряя времени, говорит мне, что собирается «встряхнуть мир вампиров». Он утверждает, что сможет воздержаться от употребления крови до последнего дня лунного месяца. Хотела бы я разделить его оптимизм.

К нам присоединилась Нелл, женщина, которая была так оскорблена мыслью о том, что её могут казнить без суда и следствия за воровство, и, сюрприз, сюрприз — теперь уже стоящая на ногах и ходячая Никки. Её шаги нетвёрдые, когда она входит в комнату, но она одаривает нас дрожащей улыбкой и отказывается садиться. Полчаса спустя она всё ещё стоит, и каждый раз, когда она опускает взгляд на свои ноги, на её лице появляется выражение удивления. Я рада за неё.

Дверь снова открывается, и входит Риа. Она несёт поднос с хрустальными бокалами, наполненными чем-то похожим на кровь. Я с трудом сглатываю, следя глазами за каждым её движением, пока она ставит поднос перед нами.

— Приглашаю вас всех принять участие, — говорит она, указывая на бокалы.

Никто не двигается с места. В уголках её губ появляется едва заметная понимающая улыбка.

— В таком случае, Лорд Монсеррат готов принять вас.

— А как же остальные? — спрашивает Нелл.

— Они ещё не готовы. Я думаю, они присоединятся к вам завтра, — она смотрит на нас всех. — Кому-то обращение даётся труднее, чем другим. Помните, процесс не завершён до тех пор, пока вы не сделаете свой первый глоток.

Мы все знаем, что она имеет в виду не воду. Она выходит, придерживая дверь, и мы следуем за ней. Мэтт впереди, за ним Нелл, Никки и я. Мы возвращаемся по коридору, минуем спальни и выходим на широкую лестницу, которой гордилась бы даже Скарлетт О'Хара. Наверху висит огромное богато украшенное зеркало. Мэтт останавливается и смотрит на своё отражение.

— Я всё ещё вижу себя! — восклицает он. Затем дотрагивается до своих волос, удовлетворённый тем, что они выглядят хорошо, открывает рот и осматривает зубы.

Риа закатывает глаза, и я улыбаюсь ей. Мы обмениваемся забавляющимися взглядами, прежде чем она вспоминает, что должна относиться ко мне с подозрением.

— Мы бы не смогли всегда выглядеть так хорошо, если бы у нас не было отражений, — резко говорит она.

Я понимаю, что она не хвастается, а просто говорит правду. И она права. Не думаю, что когда-либо видела вампира, который не был бы идеально сложен. Мои мысли невольно возвращаются к Майклу и его элегантному костюму. Затем я выкидываю его из головы. Я провожу языком по зубам и поворачиваюсь к Риа.

— Наши клыки…

— Начнут расти после первого глотка.

Мэтт продолжает любоваться своим отражением.

— Мои будут огромными.

Нелл подталкивает меня локтем.

— Знаешь, как говорят: большие клыки, маленькие… — Мэтт хмуро смотрит на неё в зеркало, — …ступни, — заканчивает она.

Я усмехаюсь.

Мы спускаемся вслед за Риа по лестнице в атриум. Я вдруг понимаю, что сейчас ночь. Звезды мерцают над стеклянной крышей.

— Уже темно, — шепчет Никки.

Риа слышит её.

— Пока у вас не выработается иммунитет к солнцу, вы будете вести исключительно ночной образ жизни. Так безопаснее.

— Зачем тогда вообще это делать? — спрашивает Нелл. — Не лучше ли вообще избегать солнечного света?

Раздаётся знакомый голос. Это Майкл.

— Вы поймёте, что привыкнув к солнечным лучам, вы будете жаждать их и искать, когда они не будут слишком сильными, чтобы причинить тебе боль. И мы не хотим рисковать, поскольку вы все здесь новички; эти стекла специально обработаны, чтобы отфильтровывать ультрафиолетовый свет.

Мы все смотрим на него, разинув рты. Он хорошо известная личность, и понятно, что его сразу узнают. Его взгляд быстро скользит по мне, и у меня внутри всё сжимается, когда Мэтт бросается вперёд и, взяв его за руку, начинает с энтузиазмом пожимать её.

— Это честь для меня, сэр. Мой Лорд.

— Вы Мэтью Болдуик. Ваш военный опыт сослужит нам хорошую службу.

Мэтт гордо улыбается. По его осанке я должна была догадаться, что он бывший военный.

Майкл поворачивается к остальным.

— Нелл Сингер.

Она краснеет. Я с интересом наблюдаю за ней. Интересно, сможет ли она по-прежнему краснеть, когда станет полноценным вампиром. Затем я вспоминаю, как покраснела кожа Майкла после того, как я пила его кровь. Видимо, сможет.

— Никола Темерлейн, — сострадание светится в его глазах, когда он смотрит на неё. Я сохраняю это для будущего обдумывания.

Никки улыбается, на её щеках появляются ямочки, отчего она выглядит ещё моложе, чем на самом деле. Он смотрит на меня, хотя на этот раз его лицо остаётся бесстрастным.

— Бо Блэкмен.

Я приседаю в реверансе.

— Мой Лорд, — хотя мои слова звучат уважительно, я вкладываю в них лёгкий намёк на презрение. Надеюсь, он понимает почему. Что-то мелькает в его глазах, но он никак не реагирует.

— С этого момента вы больше не будете использовать эти фамилии. Вы являетесь частью Семьи Монсеррат, и к вам будут обращаться соответственно, — он улыбается. — Хотя вы потеряете свои фамилии, вы приобретёте гораздо, гораздо больше.

Я стараюсь не ёжиться. Всё, что я надеюсь получить — это статус Сангвина и имена предателей, которые разрушили мою жизнь.

— Нам сказали, что мы будем проходить обучение, мой Лорд, — нетерпеливо перебивает Мэтт. — Когда это произойдёт? Что мы будем изучать?

— Это начнётся завтра, — спокойно отвечает Майкл, — как только ваши компаньоны тоже придут в себя. В течение первого месяца, пока не завершится переходный период, ваша нагрузка будет лёгкой. А пока я предлагаю вам осмотреть дом и территорию вокруг него.

— Мы можем выйти на улицу? — восклицает Никки.

Он улыбается.

— Только в сад. Но да, немного свежего воздуха, вероятно, пойдёт вам на пользу. Вы также можете заходить в любую комнату, кроме тех, вход в которые обвязан красной верёвкой.

Я удивлённо поднимаю брови. Это похоже на общежитие американского университета.

— Мы дружная семья, — добавляет он, — но личная жизнь по-прежнему важна, — говоря это, он смотрит на меня. Я изо всех сил стараюсь не отводить взгляд.

Майкл отводит Риа в сторону. Волна эмоций пробегает по моему телу, когда я смотрю, как его голова склоняется к её, и я понимаю, что испытываю ревность. Чёрт возьми, моё обращение действительно вызвало побочные эффекты, которые он обещал.

— Пошли, — бормочу я остальным, — они явно заняты. Давайте осмотримся.

Мэтт фыркает.

— Я пойду один. Последнее, что мне сейчас нужно, это слушать болтовню кучки девчонок, — он уходит.

Я смотрю вслед его удаляющейся спине. Мне придётся ещё немного потешить его самолюбие, чтобы заставить его доверять мне. Неважно, у меня будет достаточно времени поработать над этим позже.

— Леди? — спрашиваю я, глядя на двух других.

Они обе усмехаются.

— Давайте сделаем это, — говорит Нелл, беря меня за руку.

Никки подбегает ко мне с другой стороны и делает то же самое.

— Да, — говорит она, и её глаза сияют. — Давайте.

***

Восторг Нелл и Никки растёт, и я чувствую себя почти так же, как они. Почти. Мы бродим по огромному дому, разглядывая произведения искусства, витражи и замысловатую резьбу по красному дереву. Мы стараемся избегать комнат с красными верёвками, обвязанными вокруг дверей, хотя мне интересно, сколько времени пройдёт, прежде чем я проникну в эти закрытые зоны в своём настоящем квесте. Тем не менее, я чувствую, как между нами образуется связь; возможно, нас свела вместе случайность, но мы испытываем сильное чувство родства, пока исследуем мир вместе.

Мы идём по длинному коридору, стены которого увешаны портретами. Я узнаю нескольких Глав Семьи Монсеррат из прошлых лет. Очевидно, что гендерный дисбаланс, который влияет на корпоративный мир людей, жив и процветает и в мире вампиров. За исключением семьи Бэнкрофт, остальные Главы — мужчины, и, похоже, среди Глав Семьи Монсеррат никогда не было женщин.

Дойдя до конца коридора, мы подходим к портрету Майкла. Художнику отлично удалось передать его загадочные тёмные глаза и сильную линию подбородка. На его щеке едва заметная ямочка. Я смотрю на него, стараясь не обращать внимания на лёгкую дрожь, которая приятно пробегает по моей спине.

Нелл подходит ко мне.

— Он симпатичный, не так ли?

Я отворачиваюсь, смущённая тем, что меня застали за восхищением его внешностью.

— Если тебе такие нравятся.

— Чёрт возьми, ещё как нравится, — говорит Нелл. — Сомневаюсь, что его заинтересовала бы старушка вроде меня.

Я заставляю себя улыбнуться.

— Никогда не говори никогда.

— Ребята! Сюда! — зовет Никки.

Я тихо вздыхаю с облегчением, услышав её вмешательство.

— Что такое?

— Сад, — её грудь быстро поднимается и опускается. — Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз гуляла на улице.

Меня переполняет сочувствие.

— Что случилось?

— Я была очень маленькой, поэтому не совсем уверена. Я кое-что помню. Моя мать кричала. Мой отец… — её голос затихает.

— На тебя напали?

— Да, — она расправляет плечи и смотрит на тёмные деревья и кусты. — Эта часть моей жизни закончилась. Теперь у меня новая семья.

Я сжимаю её руку.

— И новые ноги.

Она улыбается мне.

— Тогда, чёрт возьми, мне лучше воспользоваться ими, не так ли? — она открывает дверь и выходит на улицу, а мы с Нелл следуем за ней по пятам.

Я вдыхаю свежий ночной воздух. Приятно оказаться на улице. Это напоминает мне о том, что я не умерла. Я не вампир — не совсем и не сейчас. Я смотрю, как Никки танцует впереди, и улыбаюсь. Возможно, для всех нас есть надежда.

Мы идём по извилистым дорожкам. Я не перестаю восхищаться размерами сада; учитывая, что мы находимся в центре Лондона, он довольно просторный. Он очень ухожен; очевидно, здесь работает пара садовников из Семьи Монсеррат. Мы втроём останавливаемся и вдыхаем пьянящий запах, исходящий от цветущего розового куста.

— Я люблю розы, — Никки вздыхает и садится, скрестив ноги.

Нелл присоединяется к ней и гладит один из лепестков.

— Красота и опасность одновременно, — соглашается она. — Нельзя не восхищаться природой.

— Да. У каждой розы есть свой шип.

Мы с Нелл переглядываемся и начинаем петь. Ники выглядит озадаченным.

— Что я такого сказала?

— Это старая рок-песня, — смеётся Нелл. — Ты, наверное, слишком молода, чтобы её знать.

(Скорее всего, речь идёт о песне группы Poison — Every Rose Has Its Thorn, — прим)

— Я должна найти её и послушать, — внезапно она выглядит обеспокоенной. — Как вы думаете, вампиры слушают музыку?

— Они должны, само собой.

— Не знаю. По какой-то причине я представляю, как они все сидят и слушают фортепианные концерты.

Мы хихикаем, как стайка школьниц.

— Я до сих пор не могу поверить, что это правда, — говорит Нелл. — Что меня завербовали. Я надеялась, что так и будет, но вы же слышали такие истории. Я думала, что все новобранцы будут похожи на Мэтта.

— Должна же быть какая-то причина, по которой тебя выбрали, — говорю я.

— Я художница, — отвечает она, хотя по её глазам пробегает необъяснимая тень. — Не учёная, не солдат и вообще не кто-нибудь полезный.

Я испытываю абсурдное чувство теплоты к Семье Монсеррат за то, что они признают искусство достойным.

— Искусство питает наши души, — говорю я ей. — Думаю, даже вампиры это ценят.

— А как насчёт тебя, Бо?

Здесь я должна сказать правду.

— Я частный детектив, — я ковыряю траву. — Я занимаюсь этим всего пару лет, и у меня не особенно хорошо получается. Может быть, если следователи Семьи Монсеррат дадут мне указания, я смогу стать лучше.

— Я уверена, что ты лучше, чем думаешь, — искренне говорит Ники. — Иначе они не стали тебя вербовать.

«Они завербовали меня, потому что я слишком увязла во всей этой неразберихе, — думаю я, — а не потому, что я особенно хорошо справляюсь со своей работой». Вслух я спрашиваю:

— А ты?

— Я чиню разные вещи. Часы, музыкальные шкатулки, игрушки и тому подобное. Я не очень разбираюсь в современных вещах, но если это старомодное и существует уже несколько десятилетий, то я мастер на все руки.

— Я думаю, мы все будем служить какой-то цели, — медленно произношу я. Я думаю о вампирах, которые были убиты из-за того, что пришли увидеться с О'Ши. Возможно, их роль в служении Семье Монсеррат было бы хорошим началом. Я откидываюсь назад, закидываю руки за голову и смотрю на полоску луны. У меня мало времени, чтобы всё это сделать, и мне не терпится начать.

— Я очень устала, — говорю я остальным. — Я, пожалуй, пойду прилягу поспать.

— Ты была первой из нас, кто проснулся, Бо. Ты дольше не спала.

— Либо так, либо я старею, — шучу я, затем встаю и отряхиваю свой комбинезон. — Увидимся завтра.

Они улыбаются мне и машут. Чувствуя, что я чего-то достигла, даже если это всего лишь завоевание доверия пары других новичков, я возвращаюсь внутрь, надеясь, что не заблужусь по пути. Ориентироваться на улицах Лондона кажется проще, чем в огромном лабиринте дома Монсеррат.

Мне повезло, и я нахожу лестницу, по которой мы спускались с Риа. Я поднимаюсь наверх, решив поспать часок, прежде чем отправиться на поиски Майкла, который мог бы сообщить мне кое-какие полезные сведения о вампирах Монсеррат. Однако я останавливаюсь у двери в маленькую гостиную, где мы собирались, и открываю её. Четыре хрустальных бокала всё ещё стоят там, где их оставила Риа. Один из них пуст.

Я поднимаю его. В нём не осталось ни капли крови, даже на самом дне. Очевидно, Мэтт владеет собой не так хорошо, как он думал. Я осторожно ставлю его обратно и беру другой бокал за ножку, поднося к носу. Я думала, что после всего того количества крови, которое я недавно выпила, меня стошнит от этого запаха. Но вампиризм укоренился во мне, потому что в животе у меня урчит. Я поспешно ставлю бокал обратно на поднос и ухожу.

Глава 17. Душ и каблуки

Как только я возвращаюсь в свою комнату, я чувствую, что что-то изменилось. Я не могу сказать, то ли это запах в воздухе, то ли просто какое-то странное шестое чувство, которое у меня появилось после обращения, но я знаю, что всё не так, как я оставила. Не требуется много времени, чтобы понять, что именно. Под подушкой лежит ноутбук. Поскольку я совершенно уверена, что даже в своём ослабленном состоянии заметила бы, если бы спала на его твёрдой поверхности, я предполагаю, что Майкл оставил его совсем недавно.

Я открываю его и жду, когда он заработает. Курсор мигает, и меня просят ввести пароль. Я откидываюсь на спинку стула и хмурюсь. Кто бы это ни оставил, Майкл или кто-то другой, он ожидал, что я буду знать, что вводить. Я задумываюсь на минуту, затем набираю «Санвгин». К моему удовлетворению, компьютер сразу же принимает этот пароль, и я перехожу к главному рабочему столу.

— Выкуси, компьютер, — говорю я ему с лёгким оттенком злорадства.

Там почти ничего нет, даже доступа к Wi-Fi, чтобы я могла украдкой посмотреть, что происходит в мире. Всё, что я вижу — это папка с пометкой «Персонал» и фотография улыбающегося мне О'Ши в качестве обоев на рабочем столе. Я закатываю глаза, глядя на виртуального деймона, и щёлкаю по папке.

После просмотра содержимого становится ясно, что Майкл Монсеррат не подвёл. Здесь 497 имен, что соответствует всем членам Семьи Монсеррат, и один раздел, помеченный крестиком, который, как я понимаю, содержит тех вампиров, которых больше нет с нами. Я прокручиваю страницу вниз и, хотя большинство имён мне незнакомы, не могу удержаться, чтобы не остановиться на Майкле и не открыть его досье. Там всего одно предложение.

«Шалунишка, шалунишка, Бо. Не думаю, что ты найдёшь здесь своего предателя. M x»

(Буква х в конце предложения/записки означает то же самое, что и смайл:-*, - прим)

Я улыбаюсь. Очевидно, я слишком предсказуема. Я закрываю его досье и двигаюсь дальше, решив начать с тех вампиров, с которыми я уже встречалась. Легче думать о тех, кого я знаю, чем о незнакомцах. Я нахожу имя Риа и открываю файл.

Риа, которая изначально была известна как Мария Темпл, проработала в Семье Монсеррат почти сорок лет. Её завербовали в семидесятых годах после того, как она попала в ужасную автомобильную аварию. Меня пробирает дрожь, когда я читаю, что она была за рулём в нетрезвом виде. В то время не было широко известно, что она работала секретарём тогдашнего премьер-министра. Я думаю об её планшете с записями и высокой эффективности. Да, всё сходится. У неё был сын, которому сказали, что она скончалась, и который, судя по всему, сейчас сам близок к выходу на пенсию. Кажется, она на удивление быстро поднялась по служебной лестнице в Семье Монсеррат, но я не могу найти ничего, что указывало бы на её причастность ко всему этому. Люси — или Черити, как я постоянно напоминаю себе — ясно дала понять, что Главой этой новой Семьи была женщина. Это соответствует тому, что я знаю об улучшающем заклинании О'Ши, поскольку оно действует только на мужчин. Однако, несмотря на её явную настороженность по отношению ко мне, я не могу найти ни малейших доказательств, ни внутреннего ощущения, указывающих на Риа. Я создаю новую папку и помечаю её как «маловероятные», прежде чем перенести туда её файл.

Я извлекаю все остальные файлы, относящиеся к женщинам-вампирам Семьи Монсеррат, и помещаю их в отдельную папку. Кроме Никки и Нелл, я не встречала других женщин-вампиров, так что на данный момент мне не на что опереться, кроме неопровержимых фактов, изложенных хранителями записей Монсеррат. Их меньше двухсот, и я удивляюсь, почему женщины реже мужчин принимают решение стать кровохлёбами. Надо будет спросить Майкла в следующий раз, когда у меня будет такая возможность.

Я наугад выбираю новый файл и начинаю читать. Элисон Джонс, завербованная в 1892 году, живёт особняком в Лейк-дистрикт. Одному богу известно, какая от неё там польза. По-видимому, она убила своего мужа после нескольких лет домашнего насилия. Я попробую другой вариант: Урсула Хауптман, 1921 год рождения, работает на известного публициста. Она была суфражисткой, которая использовала поджог, чтобы привлечь внимание к своему делу. Боже мой. Линда Томкинсон, 1753 год рождения, журналистка. В своё время она работала в подпольном абортарии, и многие её пациентки умерли в результате её вмешательства. Я содрогаюсь. Огромное количество этих вампиров, похоже, совершали плохие поступки в своих прошлых жизнях. Я полагаю, что человеческая раса более склонна если не к чёрному злу, то, по крайней мере, к нескольким оттенкам серого. Просмотрев восемнадцать файлов, я массирую виски. Даже если бы я знала, что ищу, сомневаюсь, что нашла бы это.

Я перестаю обращать внимание на женщин и переключаюсь на «секретные материалы», помеченные крестиком. Боль в плечах и пульсирующая боль во лбу не дают мне улыбнуться от сходства с названием сериала. Я открываю самые последние дополнения; они должны быть связаны с О'Ши и его заклинанием, а это значит, что они должны быть каким-то образом связаны с таинственной королевой-убийцей.

Пятеро вампиров пропали без вести, предположительно мертвы, но нет подтверждения. Либо это так, либо они скрываются где-то, плетя заговоры против других Семей. Остальные восемь были обнаружены. Первые несколько тел были изуродованы, чтобы избежать опознания, но лаборатории Монсеррат работают на высшем уровне, и специалистам не потребовалось много времени, чтобы выяснить, кем они были на самом деле — даже первые два, которые были практически кремированы. Тот, кто причастен к их гибели, должно быть, понимал это, потому что более поздние из них были просто разбросаны в случайных местах по всему городу. До сих пор никто не обнаружил закономерности в местах обнаружения. Все жертвы были мужчинами, и у некоторых за несколько недель до смерти проявились признаки повышенного либидо. Я мрачно улыбаюсь про себя. Заклинание О'Ши. Но приняли ли они его добровольно или их вынудили к этому?

Я думаю, что Майкл, должно быть, был удивительно сдержан в своём обращении с деймоном, раз позволил смертям нескольких членов своей братии остаться безнаказанными. Хотел того О'Ши или нет, но именно его заклинание связывает их вместе. Я не судебный следователь, но я бы с удовольствием разобрала его улучшающее зелье, чтобы узнать, как оно работает на самом деле.

Мои размышления прерывает громкий удар. Я поспешно возвращаю ноутбук в тайник и отправляюсь на разведку. На полу, в беспорядочной куче тел, валяются Питер Аллен и блондинка.

— Хренов Иисус, — шипит она, — отстань от меня!

Он что-то бормочет из-под неё, и я думаю, что это предупреждение о том, что нельзя произносить имя Господа всуе. Трудно сказать наверняка.

Меня так и подмывает протянуть руку и помочь им распутаться, но наблюдать за этим гораздо интереснее. Молния на комбинезоне блондинки, похоже, зацепилась за одежду Питера. Он ещё не переоделся, так что, должно быть, направляется в душевую. Они катаются по коридору, ударяясь о стены, и открывается ещё несколько дверей. По количеству выглядывающих голов я понимаю, что большинство моих коллег-новобранцев уже очнулись. Как и Питер, они выглядят измученными и усталыми. Блондинка, что раздражает, выглядит свежей и хорошо отдохнувшей. Я с удивлением замечаю, что вместо стандартных шлёпок на ней по-прежнему туфли на шпильке. Она вонзает одну из них Питеру в икру, и он вскрикивает.

Урсус появляется из ниоткуда. Он рычит на всех нас — на любопытных зевак, а также на Блондинку и Питера. Что-то в его поведении пугает меня, поэтому я присаживаюсь на корточки и помогаю бьющейся паре разлепиться. Как только они освобождаются, они вскакивают. Питер выглядит смущённым.

— Что, чёрт возьми, происходит?

— Он не смотрел, куда идёт!

— Если бы ты не шныряла по коридору, — ворчит Питер с большей горячностью, которой я от него не ожидала, — я бы не врезался в тебя.

Урсус рычит:

— Бет, ты должна была участвовать в экскурсии. Почему ты всё ещё здесь?

Я внимательно наблюдаю за ней. «Да, Бет, почему ты всё ещё здесь?» Судя по словам Питера, она околачивалась возле моей двери.

— Я устала, — фыркает она, — я собиралась вернуться в постель.

Она не выглядит ни капельки уставшей. Определённо что-то происходит, а это значит, что мне пора натянуть свою лучшую дружелюбную маску.

— И ты тоже? — восклицаю я. — У меня болит голова, ноют мышцы, и всё, чего я хочу — это поспать.

Она поворачивается ко мне со взглядом, в котором больше настороженности, чем благодарности. Посмотрев на меня долгим взглядом, она наконец бормочет:

— Видите? Я не единственная, кто чувствует себя паршиво после всей этой чепухи с обращением.

Брови Урсуса взлетают вверх.

— Чепухи с обращением? Ты сама вызвалась.

Я надеюсь услышать её ответ, но он разражается тирадой об её туфлях. Я позволяю ему продолжать, пока Бет изо всех сил пытается возразить ему по поводу выбора обуви, и вместо этого бочком подхожу к Питеру.

— Как у тебя дела? — шепчу я.

— Хорошо, — он бросает на меня усталый взгляд, поднимает руку к шее и внезапно опускает её снова.

— Я рада, что ты выжил, — говорю я ему, и это правда. Мне нравится этот тихий мужчина.

Уголки его губ приподнимаются, но это вымученная улыбка.

— Что на самом деле произошло?

Он пожимает плечами.

— Я не смотрел, куда иду. Но она, — он кивает головой в сторону Бет, — не могла двигаться, иначе я бы её заметил. Должно быть, она просто стояла здесь.

«Прямо у моей двери», — думаю я. Бет На Шпильках — определённо мой новый любимый проект. Я прерываю разглагольствования Урсуса.

— Я думаю, у Бет очаровательные туфли, — говорю я. — Кого волнует, что мы носим?

— Дело не в том, что вы носите, — рычит он, — а в том, чтобы делать то, что вам, чёрт возьми, говорят.

— Да брось, Урсус, — уговариваю я. — Пара туфель вряд ли приведёт к тому, что Семья Монсеррат рухнет как карточный домик.

По его лицу пробегает тень, и он открывает рот, чтобы что-то сказать, но передумывает. Я беру Бет за руку и улыбаюсь. Я чувствую, как она напрягается от моего прикосновения, но не отстраняется.

— Хорошо, — в конце концов, выдавливает он из себя. — Но вам всем пора ложиться спать. Завтра у вас впереди долгая ночь, — в его тоне слышится угроза. Я продолжаю улыбаться. Улыбчивая, счастливая Бо — да, я такая.

Урсус разворачивается на пятках и уходит.

— Спасибо, — говорит Бет, как только он уходит. — Я ценю твою помощь.

— Эй, это всё во имя женской солидарности, верно? — надеюсь, я создаю правильное впечатление. Новый рекрут не может оказаться Главой новой Семьи, но я всё больше и больше убеждаюсь, что блондинка Бет каким-то образом причастна к этому. Я замечаю лицо Никки, выглядывающее из-за двери, её тёмные глаза резко контрастируют с бледной кожей. Я ободряюще улыбаюсь ей.

— Мы должны сделать то, что он говорит, и немного отдохнуть, — говорю я им всем. — Это обращение чертовски трудное.

— Кстати, о крови, — бормочет Бет, лукаво поглядывая на меня, — ты уже пила?

Я изучаю её лицо. Очевидно, что я ещё не пила, поэтому мне любопытно, почему она задала этот вопрос.

— Нет, пока нет. Я хочу продержаться ещё несколько дней. Я слышала, что чем дольше ты не пьёшь, тем сильнее становишься, — я похлопываю себя по животу. — Я могу справиться с несколькими приступами голода, — словно в ответ, у меня урчит в животе, и я слегка вздрагиваю. Не могу сказать, недовольна Бет моим комментарием или нет.

— Что ж, ещё раз спасибо, Бо, — говорит она и скользит по коридору в свою комнату. Я смотрю ей вслед. Она только что совершила ту же ошибку, что и я с Урсусом: я не называла ей своего имени.

Я улыбаюсь Никки и Питеру, желаю спокойной ночи и проскальзываю обратно в свою комнату. Я беру кувшин и стакан с прикроватного столика, ставлю их на пол и придвигаю столик к двери. Он не особенно тяжёлый и не остановит того, кто попытается войти. Один сильный удар шпилькой, и дверь откроется, но этого будет достаточно, чтобы предупредить меня, если я буду спать. Затем я снова достаю ноутбук и ищу файл Бет.

***

Я просыпаюсь внезапно, как кошка. Учитывая, что раньше я часами дремала в постели, я не уверена, что мне нравится этот побочный эффект вампиризма. Я сажусь и смотрю на свой импровизированный барьер. Он прочно стоит на месте; пока я спала, никто не пытался проникнуть внутрь. Удовлетворённая, я возвращаю столик на прежнее место и быстро иду в душ. К несчастью для меня, Мэтт стоит посреди комнаты совершенно голый.

Он одаривает меня медленной ленивой улыбкой. Я пытаюсь подавить дрожь отвращения, но мне это не совсем удаётся. Я думала, ему будет немного стыдно после того, как он так быстро поддался жажде крови. Очевидно, ему совсем не стыдно.

— Я надеялся на Бет, — растягивая слова, произносит он, — но ты сойдёшь, — он указывает на ближайшую душевую кабинку. — Давай помоемся.

Мой взгляд скользит по его телу, и я замечаю, что он полностью возбуждён. Я пристально смотрю на него и его пенис.

— Чтобы заинтересовать меня, нужно нечто большее, — фыркаю я. Решив не показывать ему, что я напугана, я протискиваюсь мимо него в другую кабинку. Только когда я оказываюсь под горячими, обжигающими струями воды, мне в голову внезапно приходит мысль, и я испуганно вскрикиваю. Я поворачиваюсь и рывком открываю дверцу душа, выскакивая наружу.

— Мэтт!

В кабинке, на которую он указал, работает душ. Я стучу в дверь.

— Мэтт!

Он не отвечает. Дерьмо. Я отступаю назад и совершаю удар правой ногой, пытаясь выбить её. Мои босые ступни скользкие от мыла и воды, и я не добиваюсь особого эффекта. Вместо этого я ударяюсь плечом о дверь. Она не поддаётся. Чертыхаясь, я подпрыгиваю и хватаюсь пальцами за верхний край двери. Между дверью и потолком расстояние примерно 30 см, поэтому я подтягиваюсь и заглядываю вниз. Как только я вижу Мэтта, у которого комбинезон плотно обмотан вокруг шеи с одной стороны и привязан к насадке для душа с другой, я забираюсь через верх, чтобы присоединиться к нему. Его губы посинели, а глаза выпучены, и когда он задыхается, на белках его глаз проступают красные пятна.

Я хватаю его за талию и пытаюсь приподнять его тело, чтобы он не висел на весу. Однако он чертовски тяжёлый и продолжает соскальзывать вниз. Я начинаю кричать и пинать дверь за собой, стараясь создать как можно больше шума и не уронить его. Я слышу чей-то голос с другой стороны, когда кто-то пытается открыть дверь душа. У них получается лучше, чем у меня, и дверь распахивается, задевая меня за спину, заставляя меня упасть и уронить тело Мэтта.

— Вот хрень.

Бет отталкивает меня с дороги и подхватывает его. Даже без каблуков она значительно выше меня, так что у неё больше шансов удержать его на ногах. Тем не менее, ей всё равно сложно, и вскоре он снова падает.

Я подпрыгиваю, упираясь ладонями в противоположные стороны стен кабинки, и карабкаюсь вверх. Я тянусь к петле комбинезона, но, что бы я ни делала, не могу её развязать: тело Мэтта слишком туго затягивает узел.

Я перекидываю ноги поверх Бет и обхватываю свисающее тело Мэтта. Затем я со всей силы, на какую только способна, запрыгиваю на душевую лейку. Я несколько раз наваливаюсь всем весом на металлическую панель, пока не чувствую, как она отрывается от кафельной стены. Я давлю и давлю, пока не падаю навзничь на неподвижное тело Мэтта.

Бет выбирается из-под него и ногтями разрывает комбинезон, ослабляя хватку на его шее. Ничего не говоря, она подходит к его лицу и запрокидывает его шею назад, в то время как я приседаю у груди и начинаю качать.

— Dah, dah, dah, dah, staying alive, staying alive, — пою я, чтобы задать себе ритм, который нам нужен, чтобы снова запустить его сердце. Как только я заканчиваю строчку, Бет зажимает ему нос и выдыхает ему в рот.

Мы делаем это снова.

— Dah, dah, dah, dah, staying alive, staying alive.

(Песня Bee Gees — Stayin' Alive часто используется для измерения оптимальной частоты движений при непрямом массаже сердца, чтобы не делать повторения слишком редко или слишком часто, поэтому Бо поёт одну и ту же пару строчек, чтобы правильно оказывать первую помощь, — прим)

Она опять делает выдох, и я снова начинаю качать. Только на пятый раз он, наконец, хрипит, и его грудная клетка начинает подниматься и опадать сама по себе. Я в изнеможении откидываюсь на спинку стула и смотрю на Бет, а затем на Мэтта.

— Интересная техника, — говорит она.

Я пожимаю плечами.

— Лишь бы работало.

Она опускает взгляд на лицо Мэтта.

— Это кажется неправильным, что он мог умереть вот так. Он должен быть хреновым вампиром.

— Новоиспечённым вампиром.

Я поднимаю глаза и вижу, что Майкл наблюдает за нами с мрачным выражением на лице. Он делает знак кому-то позади себя, и появляются два вампира.

— Немедленно отнесите его в лазарет, — приказывает он.

Бет встаёт. Вода всё ещё хлещет из отверстия в кафельной стене, где я выломала насадку для душа, и Бет промокла с головы до ног. «По крайней мере, она всё ещё в своем комбинезоне», — думаю я, внезапно смутившись. Обычно я не отличаюсь особой скромностью, но, сидя голышом на скользкой плитке перед ними, я чувствую себя уязвимой. Майкл протягивает мне полотенце, которое, вероятно, предназначалось Мэтту.

— Вас только что обратили. По крайней мере, в течение первых шести месяцев легко найти способ умереть, если хотите покончить с собой, — говорит он.

Я беру полотенце и заворачиваюсь в него. Я на мгновение встречаюсь взглядом с Майклом; мы оба знаем, что это не неудачная попытка самоубийства.

— Я не понимаю, зачем ему это понадобилось. — Бет, по-видимому, не замечает нашего общего взгляда.

— Вчера вечером он выпил крови, — сообщаю я ей. — Я думаю, он хотел продержаться подольше. Возможно, он чувствовал, что потерпел неудачу.

Выражение лица Бет скептическое, но у меня голова идёт кругом. Хотя в её досье я не нашла ничего, что указывало бы на то, что она связана с предателями, я по-прежнему убеждена, что она замешана во всём этом. Однако в этом случае не имеет смысла то, что она помогла бы мне спасти жизнь Мэтта. И кровь, которую выпил Мэтт — она простояла без присмотра в общественной зоне по меньшей мере два часа. Любой мог подсыпать заклинание О'Ши в бокалы, и оно подействовало бы на любого, кто его выпил. Интересно, какие побочные эффекты оно оказывает на женщин. Мне нужно ещё раз поговорить с О'Ши.

Обеспокоенная, я поворачиваюсь к Майклу.

— С ним всё будет в порядке?

— Я не знаю, — в его голосе слышится едва сдерживаемая ярость. Если он узнает, кто за это в ответе, они пожалеют, что родились на свет. — Вам двоим следует привести себя в порядок, — коротко говорит он. — Ваше обучение должно начаться примерно через час.

Я не могу поверить, что всё будет идти своим чередом, но я понятия не имею, какой может быть альтернатива, поэтому сдержанно киваю. Майкл бросает взгляд на Бет, а затем долго смотрит на меня. Затем он поворачивается и уходит.

Глава 18. Любовь и кровь

Когда мы собираемся позже, настроение у всех подавленное. Новость о Мэтте, очевидно, распространилась среди других новобранцев, как лесной пожар. Я замечаю, что у Ники дрожат руки. Я особенно стараюсь преуменьшить свою роль.

— Я услышала что-то похожее на звуки удушья, — говорю я им. — Мне просто показалось, что что-то не так. Слава богу, что рядом была Бет, иначе он, вероятно, умер бы.

Бет бросает на меня странный взгляд, но молчит. Когда входит Урсус, в нём нет той кипящей ярости, которая была заметна в Майкле, но его тело напряжено, а слова отрывисты.

— То, что случилось с Мэтью, достойно сожаления, — говорит он, — но мы не можем позволить этому помешать вашему собственному обращению. Каковы бы ни были причины его желания покончить с собой, я уверен, мы выясним их, когда он придёт в сознание. А пока вам нужно сосредоточиться на своём собственном прогрессе. Мы подключили дежурного психолога. Позже вы можете поговорить с ним об этом ужасающем повороте событий или о ваших собственных опасениях по поводу обращения.

Я удивлена, что вампиры прибегают к психотерапии — это кажется очень современным явлением. Подозреваю, что если я начну рассказывать о травме, которую пережила за последние несколько дней, то закончу тем, что начну рыдать и трястись.

— Бо, твой приём уже назначен на 3 часа ночи.

— Мне не нужен психолог, — протестую я.

— Тем не менее, ты придёшь на приём, — его тон не терпит возражений.

У меня сжимается сердце. Это почти невозможная ситуация. Я не смогу доверять психологу, поэтому мне придётся обходить стороной важные вопросы, а также пытаться казаться открытой. Ещё один повод для беспокойства.

Урсус включает проектор, и на экране появляется очередная презентация в формате PowerPoint, озаглавленная «Правила и предписания». Несмотря на наше беспокойство по поводу Мэтта, раздаётся коллективный стон. Мы настраиваемся на долгую лекцию.

К тому времени, как мы сделали перерыв на кофе и кексы — оказывается, вампиры едят настоящую пищу — я поняла, что в монотонной лекции Урсуса есть элемент гениальности. Лекция содержит информацию, которую нам необходимо знать, и преподносится в такой скучной манере, что у нас нет другого выбора, кроме как успокоиться и перестать волноваться. Приносят ещё кубки с кровью и традиционные блюда для чаепития, хотя я замечаю, что Риа склоняется над ними, как будто боится выпустить из виду. Держу пари, что отныне кубки не останутся без присмотра ни в одной пустой комнате. Я размышляю, знает ли она правду о том, что происходит, или ей просто без объяснения причин сказали следить за кровью.

Один из других новобранцев, дружелюбный мужчина в очках, который сказал мне, что его прыщи на спине чудесным образом исчезли с тех пор, как он проснулся после обращения, смотрит на кубки, а затем направляется к ним. Несмотря на то, что остальные увлечены разговором, все поглядывают в его сторону и наблюдают за ним, некоторые более украдкой, чем другие.

Он что-то шепчет Риа, и она с ничего не выражающим лицом протягивает ему кубок. Он смотрит на него сверху вниз, делает глубокий вдох и подносит к губам. Он осторожно делает глоток, и его глаза расширяются. Ровно через три секунды он выпивает всё до дна. Его глаза закрываются в экстазе, хотя больше ничего не происходит. Я не совсем уверена, чего я ожидала. Он определённо не отращивает длинные белые клыки в то же самое мгновение, и не раздаётся раскат грома.

У меня дрожат руки, поэтому я засовываю их в карманы комбинезона и отворачиваюсь. В этот момент я замечаю, что Урсус смотрит на меня.

— Пора, — говорит он.

Я киваю, как раз в тот момент, когда вижу, что ещё один из нашей маленькой группы осторожно подходит к крови. Прошло меньше двух суток, осталось ещё двадцать семь дней. С несчастным видом я выхожу вслед за крупным вампиром.

Он ведёт меня к задней части особняка. Мы проходим по коридору, который я обнаружила вчера с Никки и Нелл, хотя на этот раз я не останавливаюсь, чтобы посмотреть на портрет Майкла. Я попадаю в большой кабинет с камином в викторианском стиле, огромным письменным столом из красного дерева и удобными креслами с кожаными спинками. Урсус выходит, закрывая за собой дверь.

Я ожидала увидеть дружелюбного психолога. Вместо этого Арзо расположился у окна и смотрит на улицу из своего инвалидного кресла.

— Ты мой психотерапевт? — сухо спрашиваю я его.

Он поворачивается, ловко поворачивая одно колесо, как будто тренировался всю свою жизнь, и оглядывает меня, сканируя каждый дюйм моего тела, как будто хочет убедиться, что я всё ещё цела и невредима.

— В некотором роде.

— Я думала, ты будешь симпатичнее.

Он фыркает.

— Я тоже. Как дела, Бо?

Я поднимаю на него глаза.

— Чертовски ужасно. А ты?