Крепость демона 1 (СИ)

Глава 48, меценат

На четвёртую пару Кори тоже не пришёл. Учитель спросил о нём, но в ответ получил волну шуточек на тему суицида, звучало глупо, но напряжение нагнетало.

В середине пары в аудиторию постучала молодая стажёрка из бухгалтерии, сказала учителю, что меня вызывают в администрацию с вещами, задние парты опять выдали бурю эмоций и шуточек про самоубиение Кори на фоне моих отношений с демонами. Хотелось наложить немоту на всю группу, но я решила держать маску равнодушия до конца.

Когда я вышла в коридор, посланница шёпотом призналась, что меня ищет Рина, срочно. Я ускорила шаг.

Рина встретила меня в коридоре, отослала стажёрку и потащила меня за локоть в тупиковый коридор за углом, подальше от лестниц, по которым может кто-то случайно пройти. Посмотрела мне в глаза с бездной тревоги и прошептала:

– Чек отозвали.

По моему телу прокатилась липкая холодная волна, но я ничего не сказала. Рина осмотрелась, как вор, и зашептала плачущим голосом:

– Твой второй семестр не оплачен. Чек есть, но он не обеспечивается. Это точно, я проверила. Там такая система... Чек сам по себе ничего не значит, это просто адрес. Он как бы даёт право снять сумму со счета, но хозяин счёта тоже может оттуда всё снять, и тогда предъявителю чека на кассе скажут, что не могут выдать деньги, и предложат обратиться к тому, кто этот чек выписал. У нас чек без адресов и фамилий, там только номер чека, номер счёта и подпись. И только что пришло письмо от банка, что счёт закрывается и чек отзывается, это значит, что хозяин счёта сам попросил отправить по адресу, по которому до этого выслал чек, это уведомление. Тебе родители ничего не писали об этом?

– Это не родители, – тихо ответила я, – это просто ошибка. Кто-то совершил оплату по ошибке, а потом заметил это и отменил всё. Так бывает.

– И что теперь делать?

Она смотрела мне в глаза своими круглыми честными глазами, ждущими мгновенного и гениального решения, уже заранее готовыми обрадоваться, когда я его выдам. Но у меня его не было, у меня была только дата – двадцать седьмое января, последний день приёма оплаты за второй семестр, двадцать восьмого начинались занятия.

– Ничего не делай, Рин. Всё решится ближе к дате.

– У твоей семьи всё-таки проблемы?

– У моей семьи ещё полно времени, не переживай.

Море сочувствия в её глазах грозило перелиться через край слезами, она прошептала:

– Ты уже заплатила за билеты и визу, да? Для практики. Фонд вернёт половину, но это будет к весне, там бюрократическая машина такая ржавая... Нет, я попробую ускорить, но мы вряд ли успеем до двадцать седьмого. Ты что-нибудь придумаешь?

Я смотрела в её глаза и ощущала себя стоящей на вершине в темноте, щупая ногой пропасть со всех сторон. Кивнула:

– Я что-нибудь придумаю, не волнуйся. Спасибо, что предупредила.

Она кивнула, выдыхая с таким облегчением, как будто мои слова уже решили половину проблемы. Мы дошли вместе до её кабинета, она пошла работать, я пошла к выходу. Возвращаться на пару было поздно, до звонка оставалось десять минут, я решила идти сразу в библиотеку, оттуда на допы с Сари, потом в общежитие, переодеться и учиться, потом к железной фее, потом мы договаривались с Сари поработать над её проектом в храме.

Я цеплялась за планы с неистовой силой, как будто они могли удержать меня от падения в пропасть, которая была повсюду. Этот страх не бодрил, это вообще был не страх, это была холодная мрачная тревога, которая вроде бы и не делала больно прямо сейчас, но гудела где-то на грани слышимости, как огромный поезд, который ещё не видно, но когда станет видно, будет уже поздно.

– Как ощущения, «принцесса Лея»? – голос Кори дрожал от бешеного напряжения, вызванного лавиной эмоций – страх, злость, обида, ревность, возмущение, отвращение, жадность, злорадство, злорадства больше всего. Я медленно обернулась, глядя как он подходит ближе, тёмный силуэт в полутёмном коридоре, гномья зона комфорта.

– Нравится? – он остановился напротив, так близко, что я чувствовала запах его пота – он бежал, сначала в банк, потом сюда, чтобы успеть увидеть моё лицо, когда я узнаю.

Я молчала и смотрела мимо него, он загораживал мне проход, и выглядел так, как будто угрозы полицией его не остановят, он дрожал от эмоций, готовый наброситься на меня или на кого угодно, если ему не дадут выплеснуть всё то, что он в себе взрастил.

– Нравится, а?! Чувствовать себя нищей, как тебе? Как резко всё поменялось, да, «принцесса»? Человек рождается в случайной семье, со случайным уровнем достатка и со случайной генетикой, но потом каждый получает то, что заслуживает. Как тебе?

«Чем, интересно, я это заслужила?»

Я молчала, внутренним усилием закрывая свою ауру от его эмоций, он говорил со мной так, как будто я спорю, срывая горло.

– Да, это я оплатил твою учёбу, теперь у меня есть деньги, я их заработал своими мозгами. И я потратил их на твою учёбу, наивно надеясь, что ты приехала сюда учиться. А ты приехала сюда... затем же, зачем и все тупые бабы. Продать себя подороже. Так?

Я продолжала молчать, изучала его, как бактерию на предметном стекле, он с ума сходил от своих раздирающих душу эмоций, а мне было немного обидно, немного противно, сильно легче. Было приятно наконец узнать, кто заплатил за второй семестр, и ещё приятнее было от того, что он забрал свои деньги обратно – такие непрошенные услуги обременяют, а моей новой политикой была свобода, я хотела побыть одна, без семьи, друзей и всего остального, это был бы новый интересный опыт.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кори так трясло, что мне казалось, он меня всё-таки ударит, и ему хочется, чтобы я дала ему повод. Я построила каркас заклинания от мышечных спазмов, такой тонкий, что Кори его без микроскопа даже не рассмотрит, но силой не наполняла, хотелось, чтобы он не пригодился.

– С кем из них ты спишь, «принцесса Лея»? Со старым гномом, смазливым демоном, богатым наследником или со всеми троими? А, ты же у нас девочка изысканная, гномы тебе не ровня, как и люди. Значит, демон. Этого и следовало ожидать. Он же красивый, у него бабки есть. Ну, дело твоё, – он развёл руками, как будто у нас был диалог, а не его личный перформанс в пустом коридоре. – Пусть он за тебя и платит, раз так, ты всё равно не стоишь таких огромных денег. О чём я думал, где были мои мозги... Влюбился, как полный идиот, считал тебя особенной. А ты такая же, как все. Иди ты к чёрту.

Я бы пошла, но он загородил собой коридор в сторону выхода. Я медленно кивнула и сказала, указывая глазами:

– Мне туда.

– Все вы, шкуры, одинаковые! – он почти рыдал, я в очередной раз убедилась в том, что закрыла свою ауру плотно, защитив от малейшей возможности взять хотя бы крошку его эмоций. Умом я понимала, что энергия это просто энергия, но было противно.

– Если ты всё сказал, то я пойду.

– Иди, – он отступил в сторону, широким взмахом приглашая меня на выход, – проваливай, «принцесса», блин. Я найду себе такую же, но подешевле, без королевских амбиций. Зачем платить больше, если и в голове, и под юбкой у всех одно и то же. Продавай себя по завышенной цене лохам, которые этого ещё не поняли. Успехов тебе в торговле.

– А тебе – в покупках, – я кивнула ему на прощание, равнодушно, как будто мы погоду обсуждали, а не стоимость того, что у меня под юбкой, и пошла в сторону выхода, продолжая держать заклинание против спазмов наготове – я теперь ожидала подлости от кого угодно в любой момент.

«Спасибо, Кори. Ты излечил меня от жалости к тебе, и от стыда за отказ, окончательно. Не зря Рина чуяла в тебе гнильцу, интуиция её не подвела. Какое облегчение. Теперь действительно полная свобода.»

До звонка ещё было время, я шла по пустому коридору, потом через холл к большой двустворчатой двери парадного входа, на ней ничего не было вырезано, только прямые пересекающиеся планки. А мне бы хотелось, чтобы было.

«Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы. Едет поезд запоздалый. Гудит, где-то там, далеко. Через четыре месяца приедет и разрежет меня на куски, а пока всё хорошо. Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы.»

Я дошла до двери, протянула руку и толкнула одну створку, выходя в яркий солнечный день. Гранит ступенек переливался на солнце красным, деревья шумели где-то высоко, напротив входа стоял Алан Иссадор, опираясь на сверкающую машину цвета кобры электры, тёмно-графитовую с голубым бликом. Смотрел на меня, ждал.

«Недолго продлилась моя полная свобода.»

Я была так беспощадно, бессильно рада его видеть, что ничего не могла с этой радостью сделать, цензор сдался и отползал, сам облившись своей тушью, это было не в его власти. Не сильно и хотелось, если окончательно честно.

«Сколько я его не видела? Чуть больше недели?»

На нём были светло-серые джинсы, белая, но ужасно неформальная рубашка, очки с затемнёнными стёклами. Казалось, что он так сильно изменился, что мне нужно теперь изучать его заново, чтобы знать точно, что и как. Желательно, прямо сейчас.

Я поняла, что остановилась, только тогда, когда Алан пошёл ко мне, и тогда я посмотрела на свои ноги, застывшие на границе между серым гранитом холла и красным гранитом улицы, толкнула дверь сильнее и сделала шаг на улицу, в сторону шумящих деревьев, весёлых воронов, чаши для скейтеров, взлетающих на своих досках где-то по ту сторону дороги, блестящей машины, Алана в белой рубашке. Под рубашкой просвечивала тёмным пятном татуировка кобры электры, он любил её, наверное. Он смотрел на меня так внимательно, как будто всё знал, всё слышал и всё понимал, мне хотелось, чтобы это было так, потому что мне не хотелось объяснять. Мне хотелось на него смотреть, но не хотелось, чтобы он смотрел на меня. И он опустил глаза.

Я пошла быстрее, остановилась перед ним, так близко, что ощущала от его рубашки запах кожаного салона, из которого он только что вышел, видела мой кулон на его груди. Я носила его часы, в сумке, сказала, что не буду носить, и носила каждый день. Но в сумке. Время по ним смотрела, очень удобно.

Он протянул мне платок, я не пошевелилась, он поднял глаза и улыбнулся с осторожной иронией, шепнул:

– Не надо? Тем лучше.

Я смотрела на него, по уши в своём эльфийском безмолвном обожании, немая и бессильная, не могла ответить, не могла понять, дышу я вообще или нет. Он спрятал платок, снял очки, осторожно взял мою руку, едва прикасаясь, внимательно следя за реакцией. Я сжала его руку в ответ, он накрыл её второй ладонью, поглаживая и согревая, тихо сказал:

– Поехали пообедаем, я знаю хорошее место. Она электрическая, – он кивнул на машину за своей спиной, улыбнулся, – никакого запаха, вообще. В ней комфортно. Поехали? Туда в подвальчик, на Спасателей, помнишь? Мясо там было огонь.

– Я не голодна. Но спасибо.

Он молчал, мягко гладил мои руки, смотрел на меня, как будто ждал продолжения. А я просто тонула в своём безмолвном обожании и мне хватало с головой, я была бы счастлива его даже из окна увидеть, а он стоял так близко. Даже если он через минуту уедет, эта минута – уже подарок. Я не знала, как ему это объяснить.

Прозвенел звонок, из дверей стали выходить шумные толпы студентов, глазеть на машину, на Алана, на меня в моём платье с фотографии в журнале. Алан тихо сказал:

– Садись в машину и утри нос им всем. Поехали. Шопинг, спа, ресторан. Придёшь завтра на пары в шмотках стоимостью во всю их жизнь. Не хочешь? Поехали в «Джи-Порт», и на море, я знаю отличное место. Будем сидеть на пляже, пить вино и ругать бывших. Поехали? Там классное мороженое. И ананасовый коктейль с кокосовой сгущёнкой. Очень вкусно, нигде больше так не готовят.

Звучало очень здорово, но уподобляться Никси я не хотела. И держать за руку Алана тоже было очень здорово, но я обещала Сари встретить её в библиотеке перед тем, как идти на дополнительные, она будет меня ждать.

– Мне нужно на занятия, Алан. Спасибо, что навестил. Была рада тебя увидеть, – я подняла взгляд к его лицу, он улыбался, но что-то в глазах выдавало внутреннее напряжение. Я мысленно вычеркнула из расписания занятия по кузнечному делу, но вычёркивать Сари с её проектом не стала, сказала: – Я свободна с шести до восьми, если у тебя найдётся время...

– Для тебя у меня всегда найдётся время, ты же знаешь, – он посмотрел на наши руки, в его голосе было что-то такое, чего я точно не заслуживала, за это было жутко стыдно. Алан сжал мою руку крепче, немного нервно, ещё тише сказал: – Моё предложение ещё в силе.

Я посмотрела на него внимательно, боясь не так понять и поставить кого-то в неловкое положение, но судя по его ответному взгляду, положение уже было опасное до предела.

– Лея, я серьёзно. У меня было достаточно времени, чтобы всё обдумать. Я всегда все решения принимаю мгновенно и интуитивно, но я уже не в том возрасте, чтобы действовать, исходя из первого порыва, поэтому я всегда потом эти решения тщательно обдумываю и проверяю, и убеждаюсь, что они всегда правильные. Это не хвастовство, это статистика. И когда я тогда в ресторане это сказал, это был порыв, но это был правильный порыв. Это со всех сторон отличное решение, от него будет лучше всем, ты со мной согласна?

Он держал мою руку так крепко, как тогда в карете целовал – как животное, как будто кто-то может попытаться отобрать, а он будет сражаться до смерти, это пугало. Меня вся эта ситуация пугала, всё сильнее с каждой секундой. Тяжёлая тревога, которая осталась по ту сторону двери главного корпуса, медленно переплавлялась в истеричный непредсказуемый страх, готовый развернуть ситуацию в совершенно любую сторону в любую секунду, это ощущение покрывало меня искрами электричества изнутри, вызывая звенящее напряжение.

«"Отличное решение, от которого будет лучше всем" – пожалуй, лучшая фраза для предложения руки и сердца.»

Я нашла в библиотеке этот фразеологизм, он был человеческий, из языка Грани Джи, на которой возник «Джи-Транс», а задолго до него, «Джи-Рент» и «Джи-Инвест». Теперь я знала, что Алан начал этим заниматься ещё до рождения Деймона, больше ста лет назад, фраза про руку и сердце встречалась в романах, популярных в то время. Рука символизировала помощь и поддержку, а сердце – любовь. Предлагали «руку и сердце», а просили почему-то только «руку», я спросила об этом старого библиотекаря, он посмеялся и сказал: «Подразумевается, что сердце уже», я не совсем поняла. Алан держал меня за руку уже, я могла её забрать, но не хотела, я хотела и вторую туда же положить, но у меня в ней была сумка с учебниками.

– Лея?

Я подняла глаза от наших рук, чтобы посмотреть в глаза Алану, он выглядел таким напряжённым, как будто от моего ответа зависела его жизнь, не меньше. У меня не было ответа, у меня вообще в голове были какие-то совершенно посторонние вещи – обрывки стихов с аукциона, комментарии железной феи по поводу того, как я держу молот. Ощущение, что я стою на вершине и щупаю ногой пропасть со всех сторон пропало, я нащупала леску, тонкую и шаткую, по которой смогу пройти, если буду очень осторожна. Особенно, если кто-нибудь будет держать меня за руку.

«Это очень серьёзное решение. Слишком серьёзное для того, чтобы принимать его на перемене между парами, на ступеньках у учебного корпуса.»

Вокруг была такая толпа, что я чувствовала себя на каком-то празднике, все на нас глазели, сворачивали шеи, рассматривая машину, некоторые беззастенчиво её фотографировали, и нас фотографировали. Я вспомнила фотографию, лежащую в моей сумке – мы с Аланом, в джинсах, такие свободные и счастливые, места в ресторане не нашли, пошли есть фаст-фуд возле речки.

«Здорово было.»

– Лея, скажи мне, чего ты хочешь? Я всё сделаю.

«Проживи десять тысяч лет, позволяя мне иногда видеть тебя издалека, я буду счастлива.»

– Слушай, я понимаю, что мы слишком мало знакомы, но... ты же тоже это чувствуешь? Я бы не смог до тебя дотянуться сквозь пространственное искажение, если бы ты сама меня не хотела услышать. И ты до меня дотянулась, я вообще ни одного мага не знаю, который смог бы так построить телепорт, и протащить через него такое количество дополнительных построений, ориентируясь только на меня, это что-то невероятное. И это что-то значит, не думаешь?

О, да, я думала. Я думала о том, что Алан похвалил мой телепорт, это было жутко приятно.

«Вот только для того, чтобы его построить, я несколько часов сидела над учебниками и практиковалась, это не по волшебству само собой получилось, у меня ничего так не получается, только через труд. А у тебя всё так просто, Алан... Порыв.»

– Лея, решайся. Твоя жизнь изменится в сильно лучшую сторону, я тебе гарантирую.

– Мне нравится моя жизнь.

– Я не запрещаю тебе учиться, работать, что хочешь вообще делать. Мы можем всё обсудить и договориться по всем пунктам. Ты будешь жить так, как будто ничего не изменилось. Если захочешь. А если захочешь... Ты представляешь себе, какие у тебя будут возможности?

«Для этого не нужна фантазия, я родилась с возможностями. Просто в детстве я зависела от родителей, а ты предлагаешь начать зависеть от тебя. Вот и вся свобода.»

– Это я купил твоего коня. Белого ларнского верхового, да, альбиноса с больными глазами. Хочешь его увидеть?

Я закрыла глаза, пытаясь справиться с внезапно проснувшейся болью, которая тихо жила где-то очень глубоко, где я похоронила её в тот момент, когда Юри прокалывали ухо, а я молчала, чтобы он не узнал мой голос и не начал надеяться на то, что его жизнь будет такой же, как раньше. Алан поднял эту боль со дна одним словом, и я удивилась тому, до каких чудовищных размеров она выросла, пока я делала вид, что её не существует. Перед глазами мелькали красные бирки, на портрете матери, на зеркале, на моей груди.

«Оценочная стоимость, господин пристав?»

Я соврала приставу о том, что Юри дорогой, и он соврал в документах. Потом Алан купил Юри по завышенной цене, и после этого мать написала мне, что их дела наладились, когда они продали лошадей. А теперь я совру Алану о своей собственной стоимости, и он опять потратит гораздо больше, чем я стою, и моя семья от этого выиграет. А я сниму красную бирку с груди и приклею обратно на зеркало. А потом, однажды, спустя день или год, обман раскроется.

«Если кто-нибудь узнает, что Юри на самом деле ничего не стоит, что с ним будет?»

– Лея, не заставляй меня ждать, как просителя какого-то у порога, это унизительно, – он сжал мою руку сильнее, почти до боли, сразу же отпустил и заговорил тише, почти шёпотом: – Я даю тебе второй шанс, который и один раз никогда никому не давал, не заставляй меня думать, что я ошибся.

Я молчала. Прозвенел звонок, толпа студентов потекла внутрь здания, я тоже невольно дёрнулась, но Алан сжал мою руку сильнее, мне показалось, что тоже невольно, он сразу отпустил. Я тихо сказала:

– Мне нужно идти на занятие.

– Ответь и иди. Скажи – да, я выйду за тебя замуж, Алан Иссадор. Я менталист, Лея, я знаю, как ты ко мне относишься. Но мы цивилизованные люди, и должны озвучивать свои решения, во избежание недопониманий. Просто соберись и скажи, один раз.

Я глубоко вдохнула и кивнула:

– Составляй контракт, увидимся в семь в ресторане на Спасателей и обсудим.

Он усмехнулся и довольно прищурился, наклоняясь ко мне ближе:

– Это такое странное «да»?

– Да.

Он улыбнулся как победитель, который в своей победе не сомневался никогда, но всё равно нервничал, а теперь наконец-то расслабился.

– Молодец. А теперь поцелуй меня и иди на свою пару, если она тебе так невероятно дорога.

– Нормально дорога, это твои допы, – полушутливо прошептала я, отводя глаза. Целоваться посреди улицы не хотелось, но я была уверена, что он всё равно это сделает.

Алан смотрел на меня с такой улыбочкой, что становилось очевидно, что сделает. Я шагнула ближе, поднялась на цыпочки и поцеловала его, он тут же обнял меня и прижал к себе, целуя так, что если у кого-то на этой улице ещё остались сомнения в моём уровне морали, то теперь всё стало ясно окончательно.

Я закрыла глаза, стараясь не думать вообще ни о чём, стала изучать ауры – Алан выглядел хорошо, как будто времени зря не терял всю неделю, что мы не виделись. Он оторвался от моих губ и прошептал:

– Меня подпитывали специалисты, по твоей методике, она гениальная. Можешь вообще не переживать больше по этому поводу, перед тобой самый аскетичный в мире инкуб.

Я тихо рассмеялась, он обнял меня крепче и впился в мои губы с такой жаждой, как будто действительно никого не целовал неделю, я сомневалась в том, что это продлится долго, но сейчас было приятно.

Он с усилием оторвался от меня, шёпотом приказал сам себе:

– Так, спокойно, мои допы – это важно. Успеем ещё. Беги, я попытаюсь не умереть без тебя все эти бесконечные... – он посмотрел на часы на запястье, – три часа, безумие какое-то! Издеваешься над бедным демоном? Три часа! Я за неделю чуть не сдох. Иди, а то я тебя таки умыкну, как завещали предки.

Я посмотрела на него с намёком, что шутки об уголовных преступлениях – не лучший способ развеселить невесту, он рассмеялся, ещё раз поцеловал меня и демонстративно сделал шаг назад, убирая руки. Я с усилием отвела глаза, развернулась и пошла на занятие.

Алан за спиной хлопнул дверью машины, с механическим урчанием завёл двигатель. Машина с тихим шорохом уехала, гораздо тише, чем бензиновые монстры на моей Грани, а я шла к двери корпуса и постепенно осознавала, что только что произошло.

«Он опять целовал меня, как тогда в карете. Ему было хорошо, я была рада за него, но мне было... неловко. И всё. Если он действительно настолько сильный менталист, что может читать мысли, то он это понимал. Но продолжал, его всё устраивало.»

Этот поцелуй стал казаться чем-то деловым, а Алан стал выглядеть бизнесменом. Как пчела, вонзающая хоботок в недра цветка – я тебя опыляю, а ты меня кормишь, такая взаимная выгода.

«Вот только мне нечего тебе дать, Алан. Мне нечем расплатиться за такие авансы. Я даже оплаты за один семестр не стою, а уж трёхэтажного дома и ларнского верхового... Точно нет. Оценочная стоимость завышена, реальные торги это покажут, и всё разрушится.»

Он это поймёт. Однажды он всё поймёт и разочаруется, но будет поздно, бумаги будут подписаны, и мы станем просто условием друг для друга. Он продолжит жить как жил, «аскетичный инкуб» быстро заскучает и возьмётся за старое. И я продолжу жить, как жила.

«Надеюсь, у нас не будет детей. Я бы не хотела. Лишь бы он не прописал их в контракте.»

Я шла по коридору в сторону последнего кабинета, где когда-то преподавали демоны, и из которого я когда-то уходила, хлопнув дверью, а теперь возвращалась.

«Некоторые вещи понимаются не сразу. И это, наверное, хорошо.»

***

На занятии все только на меня и смотрели. Сари прибежала немного мятая и призналась, что уснула в читальном зале, пока ждала меня, и проспала всё то веселье, которое сейчас все обсуждают. Она была такая неловко-милая, что я не могла перестать улыбаться – лохматая, с отпечатком рукава на щеке, закисшими глазами, размазанным блеском для губ, смущённая, настолько погружённая в свой проект, что её больше вообще ничего в мире не интересовало. Она не читала бульварники, не видела ни одной моей фотографии в журналах, понятия не имела, что в Верхнем теперь есть сотовая связь. Я коротко ввела её в курс дела, вызывая искреннее удивление и восторг каждой фразой, и наконец, решилась поинтересоваться:

– У тебя кто-то есть в Каста-Гранда? Ты так вкладываешься в свой «эликсир жизни», что это выглядит подозрительно.

Она смутилась и замялась, я тут же пожалела о своей смелости и сдала назад:

– Если не хочешь, не отвечай, я пойму.

– Не хочу, – с благодарностью улыбнулась Сари, но как-то так неуверенно, что я решила подождать продолжения этой мысли. Она надолго задумалась, потом ещё неувереннее сказала: – Слушай, ты же увидишься ещё с Аланом? Можешь у него спросить... Так, как-нибудь между делом. Спросить, есть ли у них с Деймоном ещё родственники с таким лицом, и не собираются ли они случайно одного из них сюда прислать для доделывания их работы? – Она посмотрела на меня, резко захихикав и подняв ладони: – Ладно, сделаем вид, что тут никто не знает, что они иногда менялись, и пары вели оба, а наши слепые одногруппники их не различали. Я никого не собираюсь сдавать, это их дело. Просто спроси, если тебе не сложно, окей?

– Я тебе не спрашивая могу сказать, что родственники с такими лицами у них точно есть. Если ты видела Габриэля...

– Не видела, – погрустнела она, – я опять пропустила всё самое интересное.

– Тогда можешь взять в библиотеке книги по истории Грани Ис, там есть портреты, монеты, статуи и фотографии – они как по одной форме отлитые, как минимум, в молодости. Потом меняются, судя по Габриэлю, но пока пара сотен не стукнет – они все близнецы. Ну или просто наш мозг не заточен различать лица их расы – я читала, так бывает, многие расы не различают светлых эльфов, даже разного пола. Но если ты отличаешь Деймона от Алана, то у некоторых, получается, заточен. Я тоже отличаю, и знаю ещё несколько примеров. Возможно, одинаковых Иссадоров гораздо больше, чем мы думаем.

Она нахмурилась и промолчала, опять задумалась, я не торопила её. Наконец, она собралась и сказала:

– Тогда спроси, есть ли среди его родственников кто-то с таким лицом и светлыми волосами. У него шрам вот здесь, – она провела пальцем по своему лицу от виска до щеки, нахмурилась ещё сильнее, – и у него... крылья. С перьями, – она посмотрела на меня, как будто извиняясь за свою странноватую просьбу, я ответила без грамма удивления и предельно серьёзно:

– Я видела фото демона с оперёнными крыльями в газете Грани Ис, это их местный еженедельник, номер от... дай мне минуту, – я закрыла глаза, пролистывая в памяти подшивку газет, которую читала со словарём, было сложно, даты я не переводила... почему? Потому что они были написаны ручкой на библиотечных бирках, точно. Я открыла глаза и сказала: – Номер от третьего марта 218 года, статья на пятой странице, там крупное фото на фоне пролома в стене, крылья хорошо видно, лицо не очень хорошо. Его зовут Лион ис'Тер.

Сари так вздрогнула, как будто я попала в самое сердце, побледнела, потом на щеках вспыхнули красные пятна румянца, она схватилась за них ладонями и осталась сидеть с опущенными глазами. Я осторожно спросила:

– Вы знакомы?

Она кивнула, потом передумала и качнула головой, потом пожала плечами:

– Можно и так сказать. Попроси Алана передать ему, чтобы он...

Она опять задумалась, так напряжённо, как будто от этого зависела судьба мира, я не торопила, она думала минут десять. Потом ссутулилась и махнула рукой:

– Ничего не надо передавать. Где я могу найти их газеты?

– В библиотеке имени тор'Лина, в хранилище. Только возьми словарь заранее, у них одна местная газета, она на местном языке, демонском, он редкий, словарь хранится в разделе экзотических и мёртвых языков.

Сари нахмурилась ещё сильнее, поблагодарила и ушла посреди занятия, забыв свои тетради. Я собрала их и унесла с собой.

***