4. Сомнительная эйфория

Я поспешила подать Бену сигнал SOS: ужин с ним мог стать моим спасением. Трубку взяла Саша. Не выпьют ли они со мной водки в каком-нибудь антистрессовом заведении, спросила я, в оправдание добавив, что весь день общалась с младенцами и изголодалась по взрослой компании.

— Я ухожу, — отозвалась Саша, — а Бен никуда не собирается. Только вот не знаю, удовлетворяет ли он критериям отбора.

— Ты о чем?

— Ты же сказала, что тебе нужна взрослая компания.

— Ну да… — Я шагала к станции метро в потоке людей, направляющихся домой после работы. — Что-нибудь случилось?

— Лучше не спрашивай.

— Не буду.

— Мужчины — те же младенцы. Я уехала по делам на четыре дня. Вернулась, а в холодильнике шаром покати, хотя запастись пивом он почему-то не забыл. И даже не подумал вынести мусор, заправить постель или хотя бы нацепить на держатель новый рулон туалетной бумаги, чтоб его! Так что можешь забирать моего мужа. Хочу ли я получить его обратно — пока не знаю.

Обычно, когда я просила у Саши мужа взаймы, она говорила: «Только с возвратом». На это я лихо отвечала: «А когда я забывала?» Но сейчас она не скрывала раздражения.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Можешь перепрограммировать особь мужского пола?

— Нет. — Я остановилась у входа в подземку. Выбор места назначения зависел от исхода беседы.

— Тогда ничем. Ладно, Тесса, переживем. Мне бы только сплавить его на пару часов и куда-нибудь сходить с подружкой.

— Так пойдем со мной. — Я все еще стояла на пути у выходящих из метро людей. — Мне без разницы. — От бессовестного вранья самой стало неуютно, и я попыталась загладить его порцией правды: — Обожаю девичники.

— Тесса, ты не годишься. Ты всегда его защищаешь.

— Вот досада.

— Да нет, это даже трогательно, но сегодня я истекаю ядом и бешусь. Как сказала мне одна мудрая женщина, «если у тебя есть муж, это еще не значит, что у тебя нет проблем с парнями».

— Что за женщина?

— Балда, это же твои слова!

— Правда? — изумилась я.

Не может быть: я бы до такого не додумалась.

— Ты себя не ценишь, Тесса. Ладно, пришлю тебе Бена.

— Спасибо. У вас правда все в порядке?

— В норме. Так, мелкие трения. Главное — не забывать об этом, когда мы ссоримся. К тому времени, как я вернусь домой, я снова буду от него без ума, сорву с него одежду, и…

— Стоп! Избавь меня от подробностей.

— Между прочим, он всегда особенно нежен со мной после ваших встреч. Ты на него хорошо влияешь. Так что забирай его на вечер, а если он не захочет возвращаться, пожалуйста, пни его в направлении дома.

— А разве я когда-нибудь забывала?

Такие разговоры мы время от времени ведем вот уже семь лет — обычно без упоминаний о яде и бешенстве, но в целом их суть не меняется.


Мне едва хватило времени заскочить домой и позвонить родителям. Не успела я положить трубку, Бен сообщил, что ждет меня внизу в машине. Я пообещала спуститься немедленно и сдержала обещание. Так я устроена: вечно в движении, ни минуты покоя. Улыбка, которой встретил меня Бен, была наградой за все: за плоские остроты Нейла, вопли близнецов и соски Хэлен. Бен — мощное противоядие от почти любых бед. Рослый и широкоплечий, он в последнее время слегка раздался в талии, но это его не испортило. Темные волосы, голубые глаза… продолжать или хватит?

— Ради меня наводить марафет не стала?

— Извини, тебе достались объедки от меня: навещала крестников, а теперь безумно хочу выпить. Немедленно.

Бен открыл передо мной дверцу машины.

— Зря прибедняешься. Выглядишь великолепно, так Саша и думала.

— Что там у вас с Сашей?

— Ничего особенного. Забыл купить молока, а она психанула. С ней такое бывает после долгих поездок. Привыкает к отельной жизни и к тому, что все вокруг на задних лапках ходят. Однажды, когда она опять стала придираться, я сложил туалетную бумагу мелкими треугольниками.

— Наверняка помогло, — саркастически отозвалась я.

— В конечном итоге — да. Ты же помнишь, кто там бранится и тешится…

— Помню, помню.

Бен захлопнул дверцу и обошел вокруг машины. Усевшись рядом, он посмотрел на меня по-новому — долгим и внимательным взглядом.

— А ты и вправду выглядишь просто супер, — наконец сказал он. — В миллион раз лучше, чем перед отъездом. Приходится признать, что решение было верным. Ты прямо сияешь.

— Посиди на одном урюке — тоже засияешь.

— Ручаюсь, твое бунгало ходило ходуном.

— И тряслось.

— Я открою окно. — Бен пристегнулся и повернул ключ зажигания. — Что, беспокойная выдалась неделька после приезда?

Я многозначительно улыбнулась.

— Как, уже? Не может быть! Не верю!

Я кивнула. От Бена я ничего не скрываю.

— Вообще-то поверить легко — достаточно взглянуть на тебя. Удачный попался?

— Не допытывайся. Я люблю твою жену.

— Так и я ее обожаю. И не собираюсь выяснять, кто больше ее любит, а тем более драться за первое место, но, знаешь, иногда так не хватает новизны, трепета. Нет, я, конечно, ни о чем таком и не думаю — просто вспоминаю.

— Главное, в депрессию не впади.

— Мне что, и потосковать нельзя? — возмутился он.

— Нашел кого спросить. Я не знаю ваших правил.

— А вы небось даже раздеться толком не успели.

Я не выдержала и улыбнулась.

— Точно. Только с меня пришлось стащить трусы.

— Ну, это как водится, — согласился он.

— А с него — штаны, правда, только по колено.

Мы расхохотались и влились в поток транспорта. Паркуясь у бара, мы по-прежнему смеялись. Если бы не этот треп, нашей дружбе давно пришел бы конец. Вообще-то мы можем болтать о чем угодно. Только не о нас двоих.

* * *

Мы выбрали бар неподалеку от места, на которое распространяется разрешение Бена на парковку. Он собирался там и оставить машину, а утром забрать ее. Вот почему до алкоголизма мне остался всего шаг: когда кому-нибудь из друзей не терпится ненадолго сбежать от супружеского блаженства, они звонят мне, как неисправимой одиночке. Мне не у кого выпрашивать разрешения встретиться с друзьями, не требуется заранее договариваться с приходящей няней и сверяться с ежедневником ни к чему. Когда доходят до ручки мои одинокие друзья и подруги, они все равно идут ко мне, зная, что я крепко застряла в своем одиночестве и меня всегда можно уговорить растрясти кошелек в каком-нибудь баре. Даже когда мой восьмидесятичетырехлетний отец выбирается в столицу, а это случается неприлично часто для его возраста, он заезжает опять-таки за мной. Конечно, я могла бы отказываться от предложений выпить. Но с какой стати? И потом, есть люди, общаться с которыми никогда не надоедает. Бен как раз из таких.


— Как насчет бутылки шампанского — отметить возвращение старого друга?

— Платишь ты?

— Только за первые две бутылки, — заявил Бен. — А коктейли за твой счет.

Вот, полюбуйтесь. Я наблюдала, как он шел к бару. Видела, как следили за ним присутствующие женщины. Видела, какими глазами смотрела на него одна из них, когда он обернулся ко мне и улыбнулся; видела, что все попытки привлечь его внимание ровным счетом ничего не дали. Такую преданность мне он демонстрировал всю жизнь, и она согревала мое израненное сердце.

Бен прислонился к стойке и подмигнул мне. С годами в уголках глаз у него появились смешливые морщинки, но в остальном он все тот же голубоглазый парень с орлиным профилем, который вошел в наш класс миллион попоек назад. Летний семестр был в разгаре, всем нам стукнуло одиннадцать. Помню, Бен тогда носил дурацкие длинные волосы. Этот «хайр» его эффектная и неухоженная хиппуша-мать гордо отращивала на протяжении всей кочевой жизни Бена. Мы с Клаудией обкорнали его через неделю, по его просьбе, крадеными маникюрными ножницами. Мать таскала Бена повсюду, куда ее заносило настроение, — вернее, как мы потом узнали, куда возили ее знакомые мужчины. Обширный житейский опыт не заменял преимуществ жизни на одном месте, и нам с Клаудией быстро стало ясно, что Бен наивен и нуждается в заботе. А нас ничто не увлекало так, как новые затеи. Мы познакомились с Беном, когда он был еще слаб духом и не знал себе цену. Наша дружба пережила пубертат и теперь была нерушима. Если среди нас и есть «дитя вселенной», так это Бен.

* * *

Мой телефон завибрировал, на экране высветился домашний номер Хэлен. Кстати, о детях вселенной — легка на помине… Я включила автоответчик. На сегодня хватит с меня чужого семейного счастья. Вернулся Бен с шампанским в ведерке со льдом, наполнил бокалы. Как обычно, мы выпили за здоровье и за счастье. Это давняя традиция, меняется только содержимое бокалов. За здоровье и за счастье. Бог свидетель, это самое важное.

Я рассказала Бену о депрессивном визите к Хэлен и Нейлу. Бен занимался пиаром в СМИ, поэтому иногда пересекался с Нейлом и немного знал его. Как правило, встречались они за полночь, в каком-нибудь частном клубе для любителей выпить. От Бена мне известны некоторые подробности биографии Нейла, которые я предпочла бы не знать.

— Говоришь, любовь к близнецам у тебя до сих пор не прорезалась?

Для Бена я — открытая книга.

— Если честно, не только к близнецам. При виде Нейла у меня по спине бегут мурашки, а благодарный вид Хэлен просто бесит. Не понимаю, что с ней стряслось. Возьмем тебя: ты вот женился, а задницей не стал.

— Так это потому, что всегда ею и был.

— Не смей. Тебя вообще ругать не за что.

— Знаешь, я недавно видел Нейла… — Бен поморщился. — Он опять взялся за старое.

— Не может быть.

— Увы.

Я зажала уши:

— Слышать не желаю.

— Напрасно злишься, ее следовало бы пожалеть.

— Странное дело: детей хотели иметь оба, но ее жизнь раз и навсегда изменилась, а его — ничуть! Что хочет, то и творит.

— Теперь ты понимаешь, почему Саша не хочет детей?

— Но ты же не Нейл!

Бен пожал плечами:

— Я, конечно, с пьяными актрисками в коридорах не обжимаюсь, но… Мне нравится жить так, как я живу: играть в футбол по вечерам, в теннис по утрам, встречаться с тобой и напиваться в дымину. И отказываться от своих удовольствий во имя равноправия не собираюсь. Тогда мы оба зачахнем со скуки.

— А как же дети? — допытывалась я. Объяснения Бена меня не убедили.

— В этом вопросе у нас с женой полное взаимопонимание.

— Правда? Ты действительно не хочешь детей?

— Не хочу. А ты?

— Конечно, хочу.

— Зачем? — поинтересовался Бен.

— Не тупи. Хочу — и все.

— Но зачем? С ними сплошные проблемы.

— Ты просто эгоист. Типичный эгоист мужского пола.

— А по-моему, такого альтруиста, как я, еще поискать.

Я рассмеялась:

— Чем докажешь?

— Саша вечно в разъездах, бросать работу не хочет, а приставлять к детям круглосуточных нянек — тем более.

— Ты мог бы стать домохозяином.

— Домохозяином? Откуда подхватила словцо — из «Дейли мейл»?

Я оскорбилась до глубины души.

— К «Дейли мейл» не притрагиваюсь! Сама придумала.

— Домашнее хозяйство не для меня. Правило номер один: знай свои недостатки. Мы с Сашей в родители не годимся. Лучше помнить об этом, чем заводить детей, которых мы на самом деле не хотим, не умеем с ними обращаться и, следовательно, вряд ли полюбим.

Пришлось признать, что в словах Бена есть смысл. Родительские гены у Хардингов и вправду слабоваты. Зачем же обрекать детей на муки? С другой стороны, Бен хорош собой, а красивые мужчины попадаются слишком редко. На мое горе, в мире нет второго Бена Хардинга.

— А по-моему, из тебя получился бы мировой папа. Заботливый, обаятельный, щедрый и так далее и тому подобное.

— Предвзято судишь.

— Вот еще! Это чистая правда.

— Мои дети будут любить тебя больше, чем меня. Тебя все любят, даже моя жена. И это здорово бесит.

— Хм, верно. Честно говоря, новых крестников я не потяну.

Бен снова наполнил бокалы.

— Скажи, как ты поняла, что хочешь детей? — спросил он, когда мы чокнулись и сделали по глотку. — Я имею в виду, сама поняла, а не просто решила выполнить социальную программу. С моей точки зрения, твоя жизнь идеальна. Да что я тебе объясняю — сама ведь знаешь.

Девочка-удача. Маленькая мисс Позитивное Мышление. Сплошное счастье. Это все про меня.

— Знаешь, я вдруг задумалась… — нерешительно начала я. — Ну, еще там, в Индии…

Бен насмешливым жестом закрыл лицо руками.

— О нет! Только не говори, что решила уйти к хиппи в ашрам и настрогать строптивой лохматой малышни с бородатым типом по прозвищу Дерево!

— Поваленное Дерево. И не в ашрам, а в индейскую резервацию, и устроиться на службу в казино. Буду носить накладные когти, фальшивые бриллианты и тряпки с рисунком «под леопарда».

Бен громогласно расхохотался.

— Как наяву вижу: ты куришь «Мор», зарабатываешь на жизнь, впуская члены между сиськами, и кормишь детей одним попкорном!

— Еще чего! На фиг такую работу!

Бен обхватил меня лапищами и чмокнул в щеку.

— Эх, Тесси, Тесси, почему нельзя просто общаться, хохотать и напиваться?

— Рано или поздно ты подыщешь себе собутыльницу помоложе. У которой и срок годности печени еще не истек, и сосуды поцелее.

— Я тебя никогда не брошу, — заверил Бен.

— Посмотрим, что ты запоешь, когда я покроюсь старческой гречкой.

— Юным гемоглобином общего прошлого не заменишь.

— Да уж, прошлое у нас богатое, — не подумав, ляпнула я.

Бен стиснул меня так, что ребра затрещали.

— А то!

Я отодвинулась.

— Уже набрался?

— Ага.

— Ну и славно.

— Ты тоже?

— Определенно.

— Класс! — ухмыльнулся Бен. — Давай еще по чуть-чуть.

Как я уже говорила, есть темы, которых лучше избегать.


Почти искупавшись в шампанском, мы завершили вечер. Возле моего дома Бен выбрался из такси и помог мне выйти. Как всегда. И попросил водителя подождать несколько минут, пока он проводит меня до двери. Я обошлась бы и без провожатых, тем более что Роман бдил на дежурстве, но Бен всегда доставлял меня к порогу. На прощанье он обнял меня.

— Я так соскучился. Знаешь, не надо больше ашрамов и медитаций. Когда тебя нет, у меня вся жизнь разваливается.

Я улыбнулась, уткнувшись в его рубашку. Запах хлопка был привычным и уютным.

— Разве ты не получил мою открытку с пустынным пляжем?

— Помню-помню, крест под пальмой и надпись: «Пришлите еды» — два слова, Тесса Кинг, всего два слова за месяц. Не впечатляет.

— Зато смешно.

— Как всегда. — Он поцеловал меня в губы. — Спокойной ночи, принцесса.

— И тебе, Бен.

Дверь закрылась. Я повернулась и побрела к лифту, начиная стремительно трезветь. Вдруг я вспомнила про вечеринку на Четвертом канале и оглянулась. Бен не спеша шагал к такси. Я распахнула дверь.

— Эй, киряльщик, ты идешь на премьеру новой комедии Нейла?

Он обернулся — и я заметила, что глубокая морщина у него на лбу разгладилась.

— Тусоваться? Вообще-то не собирался, но если ты идешь…

Я кивнула:

— Меня Хэлен просила. Ей нужна моральная поддержка. Ты же знаешь Нейла.

— Отлично, гулять так гулять. — Он расплылся в улыбке. — Там и увидимся.

Я закивала:

— Договорились. Спасибо за компанию, Бен.

Он прижал ладонь к груди, поклонился и сел в машину. Второй раз идти к лифту было уже не так тоскливо. В постель я рухнула счастливая.

* * *

На следующий день к часу я прибыла в ресторан «Липкие пальцы» на Кенсингтон-Хай-стрит. Каспар полулежал на стуле, но был на месте и вообще вел себя почти прилично. Я потрогала спрятанный в сумке айпод, радуясь, что не забыла про подарочную упаковку. Шестнадцать лет — в жизни парня это событие! Я бы сказала, день рождения мужчины. Другое дело, что лично я бы не поменялась с ним местами ни за какие коврижки.

Рядом с Каспаром сидел еще один парень, тощий и ростом повыше. Представившись Заком, он поднялся и подал мне руку. Джинсы чуть не падали с бедер, даже трусы виднелись, — руки так и чесались подтянуть ему штаны и заправить в них футболку. Черт, кажется, старею. В отличие от приятеля, Каспар невнятно бормотнул то, что с равным успехом могло сойти и за приветствие, и завуалированную угрозу от имени мафии. Я подмигнула Франческе, давая ей понять, что одергивать сына бесполезно. Две сестрички героя дня, Поппи и Кэти, тянули молочные коктейли из стаканов, в которых могли бы поместиться целиком. Рядом с Ником и Франческой сидел неженатый брат Ника, Пол, — я отношусь к нему с симпатией, но и только. Это стало ясно еще четырнадцать лет назад; к счастью, мы с Полом с третьей попытки поняли друг друга и с тех пор мирно сосуществуем. Мы уже все решили. А Франческа с Ником, похоже, до сих пор надеются.

— Вино будете, мисс Кинг? — развязно поинтересовался Зак. — Или «Кровавую Мэри»?

— Зови меня Тессой. И, когда будешь обращаться ко мне, помни: в душе я твоя ровесница.

Мой сосед усмехнулся:

— Тогда, может, кока-колы?

Я улыбнулась:

— Из детского возраста я уже вышла.

Зак придвинулся ближе и задел ногой мою ногу.

— Говорят, тебе столько лет, на сколько ты себя чувствуешь. — Он понизил голос.

Наверное, я ослышалась. Этот мальчишка, совсем ребенок, заигрывает со мной? Я повернулась к нему, он кокетливо потупился. Но я ведь не давала никакого… Это что же выходит — в глазах друзей я превращаюсь в двойника Джоан Коллинз? Я представила себя через несколько лет: кабриолет, ювелирщина, узкобедрый томный юноша на пассажирском сиденье, смутно напоминающий молодого Роберта Дауни-младшего (он часто мелькает в моих фантазиях). Эта сцена мне уже начинала нравиться, однако, присмотревшись, я заметила, что молодой жеребец в кабриолете заполняет заявление в Центральный совет по вопросам поступления в университеты. Пришлось спешно заказывать чизбургер средней прожаренности (с картошкой и луком колечками), а в качестве уступки здоровому образу жизни — салат из сырой капусты. Но сначала — бутылку мексиканского пива с клином лайма в горлышке. Блаженство. Настроение стремительно менялось к лучшему. Трения в семье я жизнерадостно уничтожила в зародыше, пройдясь по ним, будто бульдозер.

— Вижу, ты получил мою СМСку, — с улыбкой шепнула я Каспару, пока всех остальных отвлек пролитый молочный коктейль. Я придвинулась ближе. — Но подтекста явно не понял. Мало явиться на собственный день рождения, надо еще и улыбаться. И кстати, раз уж об этом речь, добавлю еще одно условие. Сейчас же сядь прямо, а не то я верну айпод в магазин и вместо него куплю пару туфель от Джимми Шу, в которых отказала себе ради твоего подарка.

В детстве мама урезонивала меня такими же словами. Главное — каким тоном они произносятся. Действуют тон и выражение лица, а сами слова значения не имеют. Наверное, с Каспаром способ сработал, потому что он сел прямо и застыл с испуганной физиономией. Франческа повернулась к сыну как раз в тот момент, когда я отстранилась, а Каспар изобразил кривую улыбку.

Завязалась беседа. Меня не покидало ощущение, что ее стараюсь поддерживать только я одна. Я вела мяч и обводила противника, передавала и принимала пасы, но стоило мне уронить его, как за столом снова воцарялось молчание. К концу обеда я выдохлась. Дрессированная обезьянка выдала все свои трюки. Единственной наградой за мое искрометное красноречие стало внимание со стороны Зака, который несомненно флиртовал со мной, и, кстати, весьма успешно. С Франческой он был вежлив и обаятелен, а Ника явно побаивался. Беседуя же со мной, Ника можно было не опасаться. Прозрачные намеки произносились так негромко, что их слышала лишь я, слишком личные вопросы были замаскированы под вежливые реплики, и это по меньшей мере впечатляло. Удержаться в образе чудаковатой, но любимой тетушки мне не удалось, и, чтобы не перейти границы дозволенного, я выложила на стол анкету. Мне казалось, она напомнит собравшимся о семейных узах.

— Итак, вопрос всем: с кем вы целовались в прошлый раз? — Я перевела взгляд на Ника.

Тот повернулся к Франческе и чмокнул ее в губы.

— С женой!

— Оперативно, — отметила я. — Твоя очередь, Каспар.

— Дурацкая игра.

— Да он просто ни с кем не целовался, — влез Ник.

Девчонки захихикали, а я обратилась к младшей.

— Со Снупи, — подумав минутку, объявила Поппи.

— Франческа?

— С садовником, только Нику не говори.

— Нет у нас никакого садовника, — возразила Поппи.

— Папа за садовника, — растолковала ей старшая сестра. — Вот глупая.

— А ты, Зак?

— В жизни или в фантазиях?

Я ужасно струхнула и, кажется, покраснела.

— В жизни, конечно.

— С Джен Пэккер.

Каспар встрепенулся.

— Ты ж говорил, ничего не было!

Зак возразил:

— А что мне оставалось? Сама на шею вешалась.

— Пол! — спешно вмешалась я. — А ты что скажешь?

Пол сделал глубокий вдох. Мы замерли в ожидании.

— С Гэри.

Ник и Франческа как по команде повернулись к нему. Пол пожал плечами. Затянувшееся молчание стало нервным.

— Кто хочет мороженого? — громко спросила я и подмигнула Полу.


По Кенсингтон-Хай-стрит я шагала вместе с увязавшимся за мной Заком.

— Между прочим, вы на свой вопрос так и не ответили.

В шестнадцать лет Зак уже перерос меня, а я не из коротышек. Его ноги казались бесконечными, джинсы болтались на узких бедрах с выпирающими костями. Почему-то меня не покидало безумное желание содрать с него джинсы зубами. Говорить мне с ним было не о чем, и потому я молчала.

— А я могу сказать, с кем бы охотно поцеловался.

— И с кем же? — вырвалось у меня.

— Сами знаете, мисс Кинг.

Я прыснула.

— Прошу прощения, — спохватилась я и затаила дыхание. Не помогло: смешок рвался наружу. Так продолжаться не могло. Зак и без того приуныл, а я хихикала, как вредная школьница. Я была готова извиниться, но меня остановил пристальный взгляд мальчишки и то, как он облизывал губы. Сразу представилось, как он тренируется перед зеркалом в одиночестве — отрабатывает гримасы, долгие томные взгляды, — и меня снова разобрал смех. Чтобы хоть как-то загладить вину, я попробовала взять его за руку, но Зак отдернул ее. Неловкость усилилась, а смеяться захотелось еще сильнее. Когда я уже решила, что успокоилась, на меня напал такой хохот, что на тротуар брызнула слюна. Зак остановился. А я продолжала идти, упоенно смеясь. Может, поэтому в возрасте Зака у меня не было ни одного парня. И сейчас нет бойфрендов по той же причине. Смешок рвался из меня всю дорогу домой, целый день, проведенный дома, и вечером, пока я одевалась к выходу в свет.


Я откупорила бутылку вина и побаловала себя неспешным купанием. Всем нужны жизненные константы, и моя давно известна: время от времени мне насущно необходимо валяться в горячей воде с ароматическим маслом и потягивать вино.

Я позвонила Билли:

— Привет!

— Ну наконец-то сподобилась. Как ты? Когда увидимся? Хорошо съездила?

— Да уж и не помню толком, давно это было. Может, пересечемся вечерком на следующей неделе? Или занята?

— Ха-ха.

Билли — мать-одиночка; денег на развлечения у нее не густо, а желания развлекаться и того меньше. Надо было вовремя вспомнить об этом.

— Я взяла напрокат кино. Хочешь — приходи сегодня, посмотрим, — предложила Билли.

— Спасибо, но я…

— С тобой все ясно. М-м… — Билли сделала паузу. — Ну и как все же съездила?

— А хочешь, сегодня пойдем вместе?

— Я бы с радостью, но не могу. У Магды выходной, так что… В общем, удачи тебе.

Так я и знала, что она откажется. Она никогда не соглашается. Оно, возможно, и к лучшему: вряд ли Билли и Самира поладят. Самира и ее компания слишком заводные для Билли, а у меня, честно говоря, сегодня нет никакого желания нянчиться с ней в гостях. И без того немало сил уходит, чтобы преодолеть мощную силу притяжения Самиры.

— А как моя крестница?

— Чудесно!

При упоминании о дочери голос Билли сразу смягчился. Мы поболтали о Коре — ее уроках, здоровье, очередной любимой учительнице.

— Ой, извини, что-то я заговорилась, — наконец сказала Билли. — Нагнала на тебя скуку. Ты же на тусовку опаздываешь.

— Ерунда, — небрежно отмахнулась я. — Благодаря этим мелочам я чувствую свою причастность к роду человеческому. — А я и не подозревала, что в моих словах есть толика истины. — Тем более что морщины не способствуют сбору информации.

— Не выдумывай! Ты чудо.

— Увидимся на следующей неделе.

— Конечно. Пока, Тесса. Спасибо, что позвонила.


Я прихорашивалась усерднее, чем обычно, по одной-единственной причине: а вдруг среди гостей окажется Себастьян? Вероятность ничтожна, но, помнится, все друзья Самиры знакомы между собой. Итак, прямые волосы, грудь наружу, ноги напоказ. Я не часто демонстрирую ноги и грудь — по-моему, это чересчур, да еще когда тебе перевалило за тридцать пять, однако сегодня решила рискнуть. Нет, не рискнуть: просто надеялась на лучшее. Слова «отчаяние» в моем лексиконе нет. В начале этой недели я уселась перед ноутбуком и долго вертела в руках визитку Себастьяна. Ту самую, которую он вручил мне еще до того, как мы перепихнулись. После секса он бы мне ее не оставил, это как пить дать. Но я старалась не думать об этом. Меня переполняли надежды. Себастьян пробудил во мне вкус к страсти. А я боялась, что навсегда утратила аппетит к этому горючему для души.


Мне совсем не хочется вспоминать о том, что случилось между мной и моим боссом. Осточертело. Но бывают моменты, когда мне кажется, что во всем виновата я сама — уже тем виновата, что существую. Все знают, что я бывала вместе с ним в барах. Это правда, только вылазки мы устраивали всем отделом. Кое-кто считает, что я слишком провокационно одевалась. У каждой работающей девушки есть деловая одежда, которая почти мгновенно превращается в вечернюю. С нашим ненормированным рабочим днем я просто не успевала съездить домой переодеться. Иногда, собираясь на встречу с друзьями, я убегала в офисный туалет и выходила оттуда в другом топе и шикарных туфлях. Вроде бы я ничем не поощряла этого человека, но поручиться не могу.

Те события оставили скверный осадок. Ярость. Жалость. Печаль. Угрызения совести. Недоверие. В то время встречаться с кем-нибудь другим было бесполезно — я этого просто не допустила бы. А теперь вот случился секс с Себастьяном, и ко мне вернулось ощущение вкуса, а вместе с ним и желание. Одной конфетки мне было слишком мало — хотелось заполучить кондитерскую фабрику целиком. Я настолько оклемалась, что даже сочиняла, пусть и преждевременно, продолжение истории с совершенно сказочным финалом.

В конце концов я поддалась искушению, ввела в почту заученный наизусть электронный адрес Себастьяна и начала послание развязным «не бойся, я не спятила: я абсолютно адекватная и независимая (но не агрессивная) женщина». Забраковала. Даже банальное «привет» смотрелось подозрительно. Я стерла все и швырнула визитку в мусорную корзину. Жест не такой уж опрометчивый: номер телефона Себастьяна я могу в любой момент узнать у Самиры. Но скорее всего, не стану. Пусть лучше увидит меня, такую неотразимую, среди гостей на вечеринке, подойдет, признается, что не в силах забыть меня, и спросит, как я отношусь к Сербитону, поскольку на его зарплату в приличном месте просторный дом для семьи с детьми не купишь…


Такси доставило меня по адресу, указанному Самирой. Я оглядела ярко освещенный пятиэтажный особняк в Белгравии и, честным делом, решила, что водитель заблудился. Убедившись, что все верно, я нетерпеливо открыла бумажник — и вспомнила, что забыла снять деньги со счета. Не беда: для экстренных случаев я всегда ношу в бумажнике пятидесятифунтовую купюру, еще с тех времен, когда наведываться к банкомату я попросту забывала. Я обшарила бумажник, однако купюра будто испарилась. Повторные поиски тоже не дали никакого результата. Неужели у меня склероз — потратила бумажку и забыла?

Я предложила таксисту карточку, но тот заявил, что его штуковина для банковских карт сломалась, и за три восемьдесят повез к ближайшему банкомату. На обратном пути светофоры нагло сияли красным, и набежала еще пара фунтов. Расплачиваясь, я заметила, что «штуковина» как ни в чем не бывало подмигивает лампочкой. Любой другой на моем месте возмутился бы. А я? Думаете, устроила скандал? Нет. Протянула деньги и, как полная идиотка, которой хочется нравиться всем и каждому, прибавила на чай. И лишь когда машина покатила прочь, я вдруг спохватилась, чуть не бросилась следом и не потребовала назад заработанные тяжким трудом деньги, но, как по волшебству, на ближайшем перекрестке включился зеленый свет, а я была на шпильках. Выходит, зря надеялась, что жизнь в Индии выбьет из меня городские привычки, что я начну спокойнее воспринимать мелкие неурядицы и перестану считать, что весь мир ополчился против меня. На удаляющиеся огни моего такси я смотрела так же, как на Хэлен, которую муж уволакивал в дом только ради того, чтобы вогнать меня в депрессию.

Я прошла в двери особняка, всем видом обещающего улетную вечеринку, но с порога заметила только одно: Себастьяна среди гостей нет. Вечеринка вмиг потеряла всякую привлекательность. Мне расхотелось тусоваться. Пришлось признать: в первый день после возвращения на родину тоска накатила на меня не случайно, не помогли даже съеденные килограммы коричневого риса. Никакой секс меня не утешит. Мне мало изысканных закусок и бесчисленных бутылок шампанского. Рослый, смуглый, симпатичный и вдобавок молодой официант предложил мне запотевший бокал. Я сделала глоток. Отменный вкус. Пожалуй, пока и шампанское сойдет, решила я и глотнула еще.

Несмотря на мою хандру, вечеринка удалась. Среди гостей были люди, с которыми я давно не виделась, — бывшие коллеги, знакомые по колледжу. Даже давнишний парень, и очень кстати: я знала, что произвожу отменное впечатление, и видела, что он это заметил. Когда позднее он спросил меня, почему мы все-таки расстались, я вдруг поймала себя на мысли, что зачеркиваю эту главу своей жизни жирным красным крестом и пишу наискосок «дело закрыто». Что он натворил? Давным-давно за пинтой пива признался, что не любит меня. Нет, я ему нравилась, но он меня просто не любил. Теперь мы поменялись ролями. Я извинилась и отошла к Самире. По сравнению с самой собой в двадцать лет я изменилась к лучшему, и это стоило отметить. Еще шампанского, будьте добры.

Дом в Белгравии мы покинули в сильном подпитии. Кто-то предложил завалиться в закрытый бар в Сохо. Симпатичный незнакомец с проседью в волосах просился в такси к нам с Самирой. Он явился на вечеринку один. Но тут две дурищи заголосили, что хотят ехать вместе, а незнакомцу велели сесть в другую машину. Он стоял на тротуаре такой несчастный, что я тоже вышла и сказала, что подожду вместе с ним. В этот момент выяснилось, что в другой машине есть еще место, — туда меня и затащили. А неизвестный с проседью сел на мое прежнее место. Все решилось в считанные минуты. Но я специально рассказываю все подробности — позднее они сыграли решающую роль.

Когда я вышла из машины, неизвестный с проседью уже ждал в толпе возле неприметной двери: в баре шла частная вечеринка и не пускали даже членов клуба. Оставалось только плестись через весь Сохо в другое место. Не забывайте: на мне были эффектные туфли. Эффектные, но не предназначенные для долгой ходьбы. Я уже подумывала о том, что шляться по городу — не лучшая затея. Я успела повеселиться, время позднее. Зачем все эти блуждания по барам? Выпила я достаточно. Однако незнакомец с проседью предложил мне руку — и все колебания кончились. Мне никак не обойтись без еще одной порции выпивки. Я слабая, безвольная женщина.


На полпути через Пикадилли вечер принял драматический оборот. Мы как раз обсуждали плачевное состояние современной жизни, когда увидели ночующих под открытым небом мальчишек и девчонок не старше шестнадцати лет. Страшноватая с виду стайка молодняка обсела постамент Эроса. Ребята потягивали пиво из банок, барышни прикладывались к бутылкам «Бакарди Бризера». Почти все курили, и не сигареты. Среди них я и заметила Каспара. С банкой «Красной полоски» в одной руке и с косяком в другой. Плевать мне, как теперь называют эту хрень, — главное, что она в руке у моего крестника, поздней ночью с субботы на воскресенье.

Я остановилась и выругалась сквозь зубы.

— Что такое? — встревожился мой седоватый спутник.

— Там мой крестник. А ему здесь совсем не место.

Высмотреть Каспара в толпе было легко потому, что он вел себя не как остальные. Не присосался к лицу девицы, запустив руку к ней под юбку. Не отрубился прямо на земле. Не примкнул к задирающей туристов кучке подростков в спортивных костюмах. Он сидел в полном одиночестве, с остекленевшими глазами, и чередовал глотки с затяжками. Это мне совсем не понравилось.

— Я догоню.

Высвободив руку, я направилась к Каспару, присела рядом с ним на холодный камень. Он не замечал меня, пока я не заговорила:

— С днем рождения, Каспар.

Он вздрогнул, с трудом поднялся и отшвырнул недокуренный косяк.

— Успокойся, я не из полиции.

— Ты что здесь делаешь? Тебя мать послала?

— С ума сойти! Ты на туфли мои посмотри — думаешь, я стала бы бегать в таких по городу за непутевыми подростками?

Он растерянно уставился на меня, слегка покачиваясь, как тополь на летнем ветру.

— Я с друзьями, — с расстановкой, чтобы до него дошло, произнесла я. — Вон тот седоватый тип очень даже ничего, так что будь добр, не позорь меня перед ним, а то спугнешь.

Каспар невольно улыбнулся. А я продолжила:

— Но мне уже хватило, пора домой. Хочешь со мной?

Он покачал головой.

— Сделаешь мне одолжение. Я пообещала себе: больше никаких связей на одну ночь. Из тебя получится эффективный контрацептив.

— Тьфу, гадость.

— Что именно? — Я перевела взгляд на ближайшую парочку: она уже переходила к активным действиям прямо на тротуаре. — Думаешь, я слишком стара для секса?

— Заткнись, Тесса.

— Со старшими так не разговаривают.

Каспар рассмеялся: и вправду, замечание прозвучало лицемерно. Я добилась своего — расшевелила его. Мне так хотелось, чтобы вернулся прежний забавный и умненький мальчишка, который умел подшутить надо мной.

— Точно не пойдешь со мной?

— Точно.

— А где твои товарищи?

— Тут, — бросил он, снова ощетинившись.

— Родители в курсе, где ты?

Он пожал плечами. Жаль было сдавать завоеванные позиции, поэтому, сдержав упреки, я протянула ему визитку с телефоном.

— Смотри на самокрутки не порви, — предупредила я, пока он засовывал визитку в задний карман. — И Заку не давай.

Каспар опять улыбнулся: видно, я заслужила его уважение тем, что не пала жертвой обаяния Зака. Нелегко иметь в друзьях красавца — может, поэтому Каспар такой мрачный? У него симпатичная мордашка, но рост маловат и волосы вьются. Каспар скорее херувим, чем секс-божество, но я знала, что с возрастом он выровняется и все будет отлично. Когда-то его отец так же комплексовал из-за внешности, а теперь считается очень видным мужчиной. Но, если я не ошибаюсь, Каспару неважно, что будет потом, главное — что есть сейчас. А действительность такова: Заку девчонки проходу не дают, а Каспар всегда один.

— Деньги есть, чтобы до дома добраться?

— Нет, — сразу отозвался Каспар.

Я полезла в бумажник и вдруг вспомнила про исчезнувшие пятьдесят фунтов и тот день, когда я просила крестника присмотреть в аэропорту за сумкой. Отмахнувшись от маловероятной догадки, я вручила ему двадцатку. Каспар живо выхватил ее у меня.

— Это не подарок, парень. Придется тебе вымыть мою машину. Снаружи и внутри. Дважды.

— Как скажешь, — промямлил он. И я поняла, что он опять потерял ко мне всякий интерес.


Клуб, где осела вся компания, я в конце концов нашла, но незнакомец с проседью куда-то подевался. Каждый раз, когда я порывалась уйти, кто-нибудь приносил мне очередной бокал. Четверть часика растянулись на целый час. Тип с проседью обнаружился, но в такой осаде, что к нему было не подобраться. Ну и ладно. Я и без него неплохо проводила время, к тому же мы переглядывались и улыбались друг другу.

Я как раз мечтала о продолжении вечера с ним, когда он возник передо мной и пригласил на танец. Видно, я была сильно навеселе, если приняла приглашение. На танцполе мы влились в потную колышущуюся толпу. Мой рослый партнер оказался ловким и выделывал головокружительные па, которые удаются лишь профессионалам да тем, кому спиртное помогает раскрепоститься. Я отношусь ко второй категории. Понятия не имею, как я вообще ухитрилась устоять на ногах. Помню только, что пятилась задом по танцполу и кокетливо подманивала партнера с проседью. Уж не знаю, кого я из себя корчила, но боюсь, что все-таки Бонни Тайлер. И все равно мне было весело, и когда я не дула губы в притворной обиде, то ухмылялась шире олимпийских чемпионов.

Одно плохо: я не знала, как зовут моего кавалера, а спросить стеснялась: он-то знал мое имя и намекал, что раньше мы уже встречались. А я, как ни тужилась, вспомнить его не могла, и эти усилия меня порядком измотали. Пришлось подыграть, будто я все помню. На мое счастье, партнер был знаком с Нейлом, так что я перестала вести осторожный допрос, рассчитывая впоследствии выведать у Хэлен все, что мне нужно. Замечательно. А пока — грязные танцы!

Наконец я выдохлась настолько, что даже согласилась на медляк, чего обычно не делаю. Вокруг было темно, никто на нас не смотрел, так что все сошло удачно. Я угадала, что будет дальше, за секунду до того, как незнакомец попытался поцеловать меня. Останавливать его я не собиралась. Но у Всевышнего были иные планы.

— Тесса! Твой телефон надрывается, ты будешь отвечать или нет? — На краю танцпола Самира потрясала моим мобильником. — Уже четвертый раз звонит за последние несколько минут. СМСками явно не отделаешься, лучше ответь.

В три часа ночи мне без причины не звонят. Я высвободилась из рук незнакомца с проседью. На экране светился номер Каспара.

— Каспар?! Что случилось?

— Тесса?

— Кто говорит?

— Зак.

Господи!

— Поздновато звонишь. Ты еще не в постели?

— Не льстите себе. Просто я подумал, что Каспару нужна помощь, а то его здесь наизнанку выворачивает.

— Где он?

— Значит, вы все-таки хотите говорить со мной?

Ох уж эти дети. Мальчишки — мелюзга, мужчины — младенцы. Я стремительно теряла всякое желание связываться с ними.

— Где вы?

— На углу Уордор-стрит и Олд-Комптон-стрит, возле клуба. Мы туда идем.

— Не бросай его, я сейчас.

— Я к нему в няньки не нанимался.

Снова здорово.

— Не дури. Он же тебе друг. Я буду через несколько минут.

— Он весь в блевотине.

— Просто постой рядом с ним, ладно?

— Как скажете.

Дубина чертова. Незнакомец с проседью догнал меня у гардероба. Я в двух словах объяснила, в чем дело, и сбежала.


Звонить Франческе и Нику я не стала, чтобы не подвести Каспара, который наверняка чем-то объяснил свою ночную гулянку. Я покрываю своих друзей, друзья покрывают меня — доверчивые родители вечно попадаются на эту удочку. Так что не стоило поднимать панику среди ночи. Но тревога не покидала меня. Надо было увести Каспара сразу. Парню только-только стукнуло шестнадцать, а я оставила его одного на Пикадилли, да еще под кайфом. Такой подросток — легкая добыча. Я догадывалась, почему его разгул закончился сильной рвотой: помогла моя двадцатка. Зачем я только дала ему деньги? Видела ведь, что не собирается потратить их на такси. У хитрого мальчишки наверняка есть ученический проездной. И все-таки я дала ему двадцатку, чтобы задобрить. Впервые в жизни я поняла, почему мама говорила: всем родителям надо быть готовым и к тому, что родные дети их возненавидят. Ругая себя, я ковыляла по пустынным улицам Лондона и терзалась угрызениями совести, будто в беду попал мой собственный ребенок. От этого чувства хотелось избавиться.

Я злилась не только на себя, но и на Каспара — до той секунды, пока не увидела его. Он скорчился в темном, загаженном, провонявшем мочой углу, был явно пьян и одурманен наркотиками. И совсем один. Нигде поблизости Зака я не увидела. Зато заметила женщину-полицейского: поглядывая на Каспара, она что-то говорила в висящую на плече рацию. Проклиная чертовы каблуки, я помчалась к ней:

— Постойте! Подождите!

Она обернулась.

— Это мой. Прошу прощения. Я сейчас уведу его домой.

Женщина смерила меня взглядом:

— Каким образом? Он в отключке.

Хреново.

— Может, на такси?

— Пока вы найдете такси, он заработает переохлаждение.

Я перевела взгляд на Каспара: да, вполне возможно.

— С ним все в порядке?

— Его сильно тошнило, так что промывать желудок бесполезно.

Вот черт.

— Что же мне делать?

— Не бросать его на улице. Он и так слишком мал, чтобы шататься по городу по ночам. Вы знали, что он здесь?

— Ему сегодня, то есть вчера исполнилось шестнадцать.

— Шестнадцать?

Я сразу сообразила, что сморозила глупость. В шестнадцать лет заниматься сексом можно, а пить спиртное — нет. И что теперь? Арестуют?

— Наверное, дома нашел пиво…

— А вы куда смотрели?

Ответа она не ждала — только обвела меня красноречивым взглядом. Я уже хотела объясниться, но поняла, что, узнав правду, Каспара мне не доверят. Пришлось терпеть неприязненные взгляды и ханжеский тон.

— За вами кто-нибудь может приехать?

Она явно издевалась. Стала бы я носиться по Сохо на каблуках-ходулях, практически раздетая, если бы кто-нибудь мог подвезти меня? Ни за что. Скорее всего, я уже в одиннадцать лежала бы в постели с хорошей книгой, а если повезет — с незатейливым сексом. Рядом был бы человек, который обнял бы меня в темноте спальни и развлекал беседами, пока мы не уснули бы. Проснувшись, я увидела бы на тумбочке у кровати чашку горячего чая…

— Вы меня слышите, мадам?

Я вздрогнула, возвращаясь на землю. И быстро-быстро закивала:

— Да, конечно.

Ничего, справлюсь и сама. Я позвонила в таксомоторную компанию, услугами которой часто пользовалась, пока работала. Я у них постоянная клиентка, так что отказать не посмеют. Потом я присела перед Каспаром, уткнувшимся лицом в колени, и попыталась приподнять его голову.

— Лучше не надо, — слишком поздно предостерегла женщина-констебль.

Едва Каспар пошевелился, рвота возобновилась; он запачкал весь перед моего наряда. И даже не удосужился извиниться. И не открыл глаза, что встревожило меня сильнее, чем вонючее содержимое его желудка на моей одежде.

— Он без сознания? — простонала я.

Кажется, именно этим вопросом я вызвала у зрительницы сочувствие. Она сама осмотрела Каспара. Зрачки не реагировали на свет фонарика — кататония. Пассивный груз. Констебль уложила Каспара на землю в безопасную позу на случай, если рвота возобновится. На нас смотрели прохожие. Не будь рядом со мной полицейского, меня бы засмеяли.

— Могу вызвать «скорую», — предложила она.

— «Скорую»? Нет, зачем же зря их беспокоить.

— Неизвестно, чем он отравился.

— Отравился?

— Посмотрите, что у него в карманах.

Должно быть, у меня на лице отразился ужас. Констебль убеждала:

— На время забудьте о том, что это нетактично. Думайте о его здоровье.

Пожалуй, она права, решила я. Полицейские осведомлены о наркомании лучше любых родителей. Наверное, эта женщина постоянно видит обдолбанных подростков.

— В последнее время у нас были проблемы с марихуаной, — уклончиво объяснила я, выбрав нейтральное «мы».

— Серьезные? Вы не знаете?

Я покачала головой.

— А еще что-нибудь он пробовал?

— Что?

— Ну, амфетамины, кокаин…

— Таких денег у него нет, — уверенно ответила я — и вдруг чертыхнулась на всю улицу.

— Что такое?

— Не может быть! — Я смотрела на Каспара, моего милого херувима, лежащего в луже собственной рвоты и чужой мочи. — Паршивец стащил у меня пятьдесят фунтов!

Я кинулась обшаривать карманы Каспара и сразу нашла коробку, которую видела у него на дне рождения сестры. В тот день кресло-мешок, постеры на стенах, напоминания о детстве на полках обманули меня, но здесь, на холодном жестком тротуаре, коробка казалась далеко не такой безобидной. Я открыла ее: остатки содержимого говорили, что я не ошиблась. Папиросная бумага, клочки картона, мешочек с табаком. И щепотка травы. Констебль забрала у меня коробку, принюхалась.

— Сканк, — определила она. — Вам пора серьезно поговорить с сыном.

С сыном… С моим сыном… Нет, ничего не скажу.

— Это сильнодействующая разновидность конопли, причина участившихся психозов у подростков. В отдельных случаях все заканчивается хуже некуда. И эта дрянь дорого стоит — поэтому он и обворовал вас.

— Психозов?..

— Вы не заметили никаких изменений в его поведении?

Я — нет, зато родная мать заметила.

— Я думала, возраст такой…

— Возраст возрастом, но сканк — плохой признак. Если не ошибаюсь, по статистике, из всех детей, обращающихся к психиатрам, около восьмидесяти пяти процентов курили сканк.

— Господи.

— Правительство намерено пересмотреть политику в отношении таких наркотиков.

— Я читала об этом, но думала, что нас это не коснется.

— Все так думают.

Конечно, она была права. Не то чтобы я не заметила перемену в Каспаре, просто предпочла игнорировать ее. Франческа и Ник мучились с ним, страдали, а я считала, что они преувеличивают. Нечего сказать, хороша крестная.

Каспара снова начало рвать. На этот раз вхолостую.

— Пусть так и лежит, иначе языком подавится, — посоветовала констебль.

Только этого не хватало.

Наконец подъехало такси. Мне понадобилось все адвокатское красноречие и дар убеждения, чтобы умаслить водителя. Втроем мы погрузили Каспара в машину и уложили его на пол, повернув на бок. И тут я заметила бумажный пакетик, выглядывающий у него из заднего кармана. Я метнула взгляд в констебля — она тоже его заметила. Нагнувшись, я достала пакетик и отдала ей.

— Говорите, у нас легализация?

Она не ответила, но я не обиделась: слишком много вопросов я уже ей задала. У меня на глазах она развернула пакетик, осветила фонариком его содержимое, растерла между пальцами. При виде белого порошка мое сердце ушло в пятки. Травка — одно дело, пусть даже самая сильная, от которой дети становятся шизофрениками. Но этот порошок… плохи наши дела.

— Похоже, не придется мне везти вас домой, — заметил таксист.

— Везите, — позволила констебль.

— Правда?

Она кивнула на пакетик:

— Это тальк.

— Черт, — сквозь зубы ругнулся таксист.

Я присмотрелась.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Подростков часто так надувают.

— Слава богу!

— На вашем месте я бы не успокаивалась, — сказала она, придерживая открытую дверцу машины. — Ваш сын покупал совсем не тальк.


Роман видел, как я возвращалась домой в разном состоянии и в разной компании, но впервые на его памяти я втащила свою добычу в вестибюль волоком. Таксист получил гигантские чаевые и смылся.

— Боже милостивый, кто это? — ахнул Роман, мигом пришедший мне на помощь.

— Мой крестник.

— Каспар? Не может быть!

Да-да, наш швейцар знает поименно всех моих крестников. В то время я считала, что в этом нет ничего особенного.

— Сегодня ему стукнуло шестнадцать.

— Ничего, на пользу пойдет. Верно? — Роман ободряюще закивал. Но успокоить меня не сумел.

Роман помог мне дотащить Каспара до спальни и ушел. Я сама раздела крестника и уложила его на свою кровать, застелив ее старым полотенцем. Перепачканного Каспара снова затошнило. Я привела его в порядок, стерла блевотину с губ и по возможности с остальных частей тела, убедилась, что ноздри ничем не забиты, завернула в чистую махровую простыню. Затем уложила в позу плода и застыла в ожидании следующего приступа рвоты, боясь, как бы он не захлебнулся или не подавился языком. Я не спала всю ночь. К рассвету я чувствовала себя так, будто родила сразу подростка.

Загрузка...