9. Гарантия утешения

Я не знала, чего захочется съесть Клаудии и будет ли она есть вообще, поэтому накупила всего понемногу: бекона, яиц, йогурта, органических мюсли, свежего хлеба, киви, сока, миндальных круассанов и мокко. Позвонив в дверь, я прислушалась: со стороны лестницы приближались тяжелые шаги Эла. В щелку выглянула свирепая физиономия. Он не сразу понял, друг у него на крыльце или враг, потом выражение лица смягчилось, мышцы расслабились, дверь наконец открылась шире, и Эл тут же забрал у меня пакеты. В этом смысле Бен и Эл сделаны из одного теста.

— Не знаю, как тебя и благодарить, — произнес Эл, заключая меня и покупки в медвежьи объятия. — Слава богу, ты была рядом. Входи, она спит.

Я прошла вслед за ним в кухню. На стене возле лестницы виднелось светлое пятно — место, где раньше висел снимок Бена. Я мысленно чертыхнулась. Фотография по-прежнему лежала у меня дома, но ругалась я не по этой причине. Вспомнив о ней, я воскресила в памяти вчерашний вечер и поцелуй, запоздавший на добрых двадцать лет. Невольно я приложила пальцы к губам и ощутила, как от томления кружится голова.

Эл разлил кофе по кружкам, поставил в микроволновку, чтобы подогреть, достал нам по круассану. Мы оба не выспались, и потому щедрая доза сладкого была в самый раз. Попозже я решила приготовить что-нибудь питательное и простое, а пока требовалось взбодриться. Я обмакнула свой круассан в кофе и откусила. Эл тоже.

— Ты обо всем позаботилась, Тесса. Я глазам не поверил, когда увидел, что ты ее перекрасила…

Детская. Свободная комната. Вечное напоминание о бесплодии.

— Без Бена я бы не справилась. Краску выбрал он.

— О таких друзьях можно только мечтать.

Я целовалась с Беном на лестнице в этом доме. Трагедия Эла стала для меня поводом перешагнуть границу. Какой я после этого друг? Если бы Клаудиа не вскрикнула… Видно, все мои мысли отразились на лице, потому что Эл встревожился:

— Прости. Тяжело тебе пришлось?

Я покачала головой.

— Что же будет дальше?

— Мы уедем отсюда, — не задумываясь ответил Эл. — Все уже устроено, только Клаудиа пока не знает.

— Смените дом?

— Нет. Я имел в виду — уедем из страны. Место в Сингапуре все еще за мной. Нас поселят в одном из таких же отелей, которые мы строим. Там замечательно. Клаудиа сможет отдыхать, проводить целые дни в СПА, купаться, потихоньку выздоравливать. Работа необременительна. Мы будем обедать вдвоем, путешествовать по стране на выходных, ездить на острова. Мое начальство все знает и готово проявлять терпимость — не всегда, конечно, но какое-то время.

— И долго вы там пробудете?

— Пару месяцев. Разве плохо?

— По-моему, отлично. Просто мне жаль расставаться. Но вы обязательно должны поехать, это бесспорно.

— Заодно я попробую продать этот дом. На завтра, пока Клаудиа будет у врача, я вызвал агента. Неудобно напрягать тебя, но ты не согласишься проконтролировать продажу?

— Без проблем, — кивнула я. — Договорились.

Он взял меня за руку:

— Спасибо, Тесса, я знал, что на тебя можно положиться.

Удовольствие нарастало во мне быстрее, чем ошеломляющее осознание, что Эл просит продать его дом. Я ничего не могла с собой поделать: друзья для меня все равно что родные, я всегда много помогала им. Было приятно знать, что Эл и Клаудиа могут на меня рассчитывать. Что бы с ними ни случилось, мы всегда вместе.

— Ты и вправду все продумал, — заметила я, когда Эл убрал руку.

— Я привык готовиться к худшему.

Он потер глаза, и этот машинальный жест напомнил мне, в каком невероятном напряжении Эл прожил долгие годы. Невозможно быть сильным всю жизнь. Рано или поздно не выдержишь и сломаешься.

— Эл, ты удивительный. Клаудии повезло найти тебя.

— Думаешь? С кем-нибудь другим она могла бы забеременеть в два счета. — В подтверждение своих слов он щелкнул пальцами. — И уж конечно, с другим мужем ей разрешили бы усыновить ребенка.

— Не думай об этом. Только ты всегда был, есть и будешь.

— Всем известно, что так не бывает. Люди теряют мужей и жен, находят новых и опять радуются жизни, иногда сильнее прежнего. Даже несчастная любовь — не помеха для поисков новой. Однолюбов просто не существует. Клаудиа найдет кого-нибудь другого.

Он меня пугал.

— Эл, в чем дело — в тебе или в ней?

— В ней. Она сейчас наверху одна, одурманенная снотворными, потому и не чувствует боли, которую я ей причиняю.

— Ты не виноват, и Клаудиа не виновата в том, что страдаете вы оба. Просто вам обоим здорово не повезло. Клаудиа мечтает о детях, но только если рядом будешь ты. Иначе цена слишком высока.

— Мы и так дорого заплатили за свои желания. Не могу больше смотреть, как она мучается.

— Вот увидишь, от новых попыток она откажется. Может, решитесь на усыновление?

— Нам не разрешат. Из-за меня.

— Не здесь — за границей, где правила не такие строгие. В Китае, Африке, Эстонии, России. Сироты есть повсюду, Эл. Миллионам детей нужен дом и семья.

— Пожалуй, пора всерьез подумать об этом, — отозвался Эл.

Честно говоря, я удивилась: мне казалось, они перебрали все варианты.

— Все будет просто отлично, — пообещала я как можно убедительнее.

— Надеюсь. Но Клаудиа должна признать, что ЭКО — не выход и что ей никогда не родить самой.

— А ты?

— Если Клаудиа будет счастлива, я обойдусь и без детей. Все эти годы ее поддерживала только надежда. Она должна была верить, что ЭКО поможет — если не в этот раз, то в следующий. Иначе ей было бы просто незачем просыпаться по утрам. Как переломить эту непоколебимую веру? Как и веру в Бога, ее так просто не разрушишь.

— Значит, вы все-таки подумаете?

— Мы планировали усыновление еще до того, как решились на ЭКО: нас сразу предупредили, что шансы родить невелики. Но органы опеки отказали. Из-за меня. Я подвел нас.

— Прекрати! Давай больше не будем об этом. Наркота завалилась за подкладку, это могло случиться с любым из нас. У всех было рыльце в пушку.

— Но я-то знал, что она пропала. Мог бы поискать как следует. Неужели такое возможно — одна-единственная секунда почти двадцатилетней давности, а у меня из-за нее до сих пор сжимается сердце и перехватывает дыхание?

«Пойдем домой».

— Не знаю… — отозвалась я, хотя симптомы были до боли знакомы. Одна секунда решает все.


Я присела на край кровати Клаудии. Той самой, которую сама накануне застелила свежим бельем. Украдкой взглянула на ковер: следы от одного пятнышка крови еще виднелись. Неужели я всегда буду помнить о нем? Прочь, прочь, чертово пятно. Эл прав: этот дом хранит слишком много печальных воспоминаний. Ребятам нужно сменить обстановку, для начала подойдет и Сингапур. Голова Клаудии на подушке шевельнулась. Приоткрыв один глаз, подруга посмотрела на меня, слабо улыбнулась и опустила веко. Затем снова приподняла, зевнула и попыталась открыть другой глаз. Заморгала, чтобы глаза не закрылись опять. Я словно вновь видела, как она приходит в себя после наркоза. Или как пробуждаются близнецы после крестин.

— Ау! — тихонько позвала я.

— Ау… — сипло откликнулась Клаудиа.

— Я принесла тебе свежий сок и зеленый чай.

Она улыбнулась и начала приподниматься, но не удержалась на руках и повалилась на подушку.

— Где Эл?

— Внизу. Позвать?

— Как он?

Я отвела от ее щеки прядь волос.

— Волнуется за тебя. Как ты себя чувствуешь?

— Будто окоченела. Нет, не так. Пусто.

Я взяла ее за руку.

— Тебе рассказали, что случилось? — спросила она.

Я кивнула. Слушать объяснения врача было тяжко.

— От стенки матки отслоилась плацента…

— …и моя малышка умерла от голода.

— Нет, Клаудиа, не надо так! — Я обошла вокруг кровати и прилегла с ней рядом. — Как только прекратился приток кислорода, все кончилось очень быстро. Она ничего не почувствовала.

— Пока мы красили, мне казалось, она шевелится. Почему я не поняла, что ей плохо? Как это могло произойти? Что я за мать?

— Перестань. Этим ты себе не поможешь и ничего не изменишь. В работе организма возник сбой, такое случается часто. Врач сказал: нет причин думать, что ЭКО — бесполезная процедура. В следующий раз они пропишут тебе постельный режим и тщательное обследование. Завтра он все тебе объяснит.

Клаудиа протяжно вздохнула. Некоторое время мы лежали молча. Я гладила ее по голове и ждала, когда придут слова утешения. Слов не находилось. Немного погодя к нам заглянул Эл. Чай для Клаудии уже остыл. Она рывком поднялась с подушек и прижалась к мужу. Он обнял ее, точно хрупкую драгоценность, и тихо закачался из стороны в сторону. Я слышала, как плачет Клаудиа, и видела, как по щекам Эла текут слезы.


Пора было уходить: есть моменты, когда без подруг никак не обойтись, а в остальном их могут заменить мужья.

На полпути вниз по лестнице меня догнал Эл, на секунду сжал в объятиях и быстро поцеловал в губы.

— От нас обоих, — объяснил он. — Мы любим тебя! — И, разжав руки, поспешил к жене.

Я осталась на ступеньке. Благодарить меня было вовсе незачем, но я радовалась не только этому: я убедилась, что нелепо называть платоническим поцелуй, который случился у нас с Беном на этой же ступеньке, при тех же обстоятельствах. Вот с Элом мы целовались платонически. Точнее, поцелуй был родственным и братским. А с Беном — совсем другое дело, и я понятия не имела, как мне теперь быть. Тихо прикрыв за собой дверь, я доплелась до машины, будто отяжелев от грусти и раскаяния. В восемнадцать лет поцелуй с Беном мог иметь любые последствия, но сейчас…

В кармане ожил телефон, на экране появился домашний номер Бена. Я уставилась на него. Не ответить на звонок — все равно что признать свою вину. Я ни разу в жизни не пропускала звонков от Бена. А если я отвечу, вдруг будет еще хуже? Удастся ли мне болтать как ни в чем не бывало? Я тупо смотрела на телефон. Кого я пытаюсь обмануть? Все эти годы я притворялась.

— Алло, — негромко произнесла я в трубку.

— Привет, Тесса, я думала, может, тебя надо подвезти.

Звонил не Бен. Конечно, не Бен — он всегда звонил мне с мобильного. Не с домашнего.

— Что?

— Бен рассказал мне все.

Нет. Нет. Нет.

— Что?!

— С тобой точно все в порядке? Бен говорил, ты осталась там на ночь. Эл вернулся?

— Да.

— Ты все еще у них?

— Как раз уезжаю.

— Ясно. В общем, не вздумай отказываться. Встречаемся возле нашего органического кафе в Баттерси. Я уже еду.

— Саша, спасибо, но я…

— Никаких «но», Тесса. Я приглашаю тебя на обед, обещаю угостить экологически чистой чечевицей и таким же экологически чистым вином, а потом доставлю домой. Тебе нужен кто-нибудь рядом. Через двадцать минут я буду на месте.

— Честное слово, Саша, я…

— Тесса, нельзя всю жизнь выгребать чужое дерьмо. Просто невозможно. Удели себе хоть немного времени. Я уже в машине.

И она отключилась, не оставив мне выбора. На черта мне сдалась ее забота? Ничего удивительного, Саша всегда одинакова. Так она устроена. Я с удовольствием помчалась бы жевать проростки люцерны и пить вино вместе с Сашей, а потом завалилась бы на диван, попукивая и болтая, и считала бы, что классно провела субботу. Если бы накануне не поцеловалась с ее мужем.


Кафе было крошечным, но мы приехали рано, и нам достался столик у окна на площадь, со всех сторон окруженную магазинами. Саша — эффектная дама со стрижкой и фигурой Энни Леннокс. Она носит узкие прямоугольные очки, в которых выглядит и стильно, и интеллигентно. На самом деле она скорее интеллектуалка, чем стильная штучка. На мой взгляд, свободное платье она выбрала удачно: в облегающей одежде Саша выглядит даже жутковато, а когда на ней костюм, так и кажется, что к нему не хватает плетки.

Я бы назвала Сашу «обтекаемой», подразумевая не двуличность, а отсутствие острых углов. Как и все мы, она упряма, но не давит аргументами и не наседает, как некоторые. Саша неторопливо, но непреклонно втягивает собеседника в спор, четко видит цель, заранее выявляет все ловушки, не уступая ни пяди своей территории и решительно защищая свой флаг. Думаю, все дело в самоуверенности, которой она пропитана до мозга костей. Друзей Саши я почти не знаю, но однажды встречалась с ее родителями и двумя младшими братьями и заметила, как уверенно держатся все они. Всячески поощряемый индивидуализм и прочные семейные узы — эффективное сочетание. Саша обладает всеми качествами, в которых нуждается Бен. Именно поэтому я искренне одобрила его выбор.

Саша крепко обняла меня и дала выпить чего-то кислого и зеленого. Я жадно осушила стакан. Оказалось, как раз кислого и зеленого мне сейчас недостает. Саша хорошо знала меня, и я опять могла быть самой собой. Не превращаясь в дерганую, рассеянную, изнемогающую под бременем вины женщину.

— Рассказывай, — распорядилась Саша.

Поскольку она пригласила меня пообедать, видимо, хотела услышать, как Клаудиа потеряла ребенка, а не как я поцеловала ее мужа. Я погрузилась в воспоминания, на время отгородившись от прочих мыслей.

— Это был кошмар, — наконец произнесла я. — Мы красили детскую и потешались над моей неудачной личной жизнью. Клаудиа еще советовала мне переквалифицироваться в лесбиянки. Намекала, что я уже лесбиянка, только пока не знаю об этом, а потом отложила кисть и вышла, смеясь своим шуткам. Ничего необычного или тревожного мы не заметили. Я красила стену, пока не спохватилась, что Клаудиа долго не возвращается. Она не звала меня, не просила помочь. Просто сидела в туалете, где я ее и нашла.

Подали наш заказ. Я рассказала Саше о крови, судорогах, попытке смыть кровь. О больнице и утешениях медсестры, которая решила, что это я потеряла ребенка. О страшных сгустках в унитазе. О толстенных прокладках и о том, как закатились глаза Клаудии, когда анестезиолог велел ей считать от десяти. Я рассказала все до мельчайших и самых мучительных подробностей и закончила укладыванием Клаудии в постель. Следующий эпизод я пропустила.

— Бен ушел, я уснула на диване, в шесть приехал Эл, а потом я собралась домой.

— Как она сегодня?

— Еще отходит от наркоза, но уже винит себя. Эл сказал, ЭКО больше не будет.

— Странно, что они до сих пор не бросили эти попытки.

И я думала о том же самом. Каждый раз, когда Эл с Клаудией уже были готовы сдаться, появлялась новая методика, новое медицинское светило, обнадеживающая статистика. В области ЭКО прогресс идет полным ходом, появляются новые, самые современные препараты и методы, разработанные лучшими клиниками, но не все они эффективны. Клаудиа сутками не вылезала из Интернета: наткнувшись на очередную историю чудесного исцеления, она вновь и вновь наступала на те же грабли.

— Да уж, столько лет сплошных неудач…

Я вспомнила ненароком услышанную ссору Клаудии и Эла. Предметом стала вычитанная в Интернете «подлинная» история о паре, которая восемь лет не могла родить ребенка. Дела у той женщины обстояли хуже некуда, все специалисты твердили, что случай безнадежный. Тот, кто накропал эту историю, продумал все, припомнил все причины бесплодия и учел их. Сердцевидная матка. Дикое количество лейкоцитов. Поликистоз яичников. Несовместимость. Партнер с нежизнеспособными сперматозоидами. И все-таки никто не мог точно определить причину бесплодия. Казалось, конца обследованиям не предвидится. И вдруг свершилось чудо — опять-таки благодаря сочетанию факторов: особой диеты, пищевых добавок, оптимальной позы во время секса. Но чтобы узнать эту чудодейственную диету, добавку и номер позиции по «Камасутре», требовалось ввести реквизиты кредитки.

— Клаудиа прониклась этой историей, буквально бредила ею. Она была написана так гладко, так убедительно, что самый очевидный вывод у нее даже в голове не мелькал. И Клаудиа поверила в разводку чистой воды. Не задумываясь ни на минуту, набрала номер кредитки. Вводить его пришлось трижды — все время вылезали какие-то ошибки, потом сайт сообщил, что связь с банком прервана, и предложил попробовать позднее. А потом сайт просто перестал открываться, вместо него выдавалась ошибка. В итоге Клаудиа забыла о нем и вспомнила, только когда пришла выписка из банка: со счета списали триста фунтов. От стыда она даже не стала заявлять о мошенничестве.

— Вот дерьмо, — выпалила Саша. — Уроды.

— Представь, сколько на свете таких, как Клаудиа. Со скольких эти проходимцы слупили триста фунтов.

— А ведь Клаудиа не из доверчивых, — заметила Саша.

— Просто мечтает о материнстве. Вот тебе и легкая добыча.

— Эл-то, должно быть, взбесился.

— И забрал у нее компьютер.

— А почему им не усыновить ребенка? Не понимаю.

— Они пытались. Ничего не вышло.

— Так это когда было.

— А теперь они не подходят по возрасту.

— В нашей стране — может быть, но не в Китае.

— Я посоветовала Элу то же самое. Он обещал подумать.

На лице Саши отразилось недоверие:

— Прошло девять лет — и они все еще надеются на своего?

Я развела руками. Саша будто читала мои мысли.

— Понимаешь, ЭКО — сложная и болезненная процедура, плюс полный отказ от секса ради зачатия. На такое трудно отваживаться несколько раз, если не веришь на все сто, что сработает. А если уж убедила себя, что все получится, тогда будешь соглашаться на ЭКО вновь и вновь, откладывая усыновление на потом. Как-то так.

— Ну и глупо, по-моему.

— Вы с Беном не хотите иметь детей — тебе Клаудиу не понять.

Саша состроила странную недовольную гримаску, но отрицать не стала.

— А ты хочешь?

— Конечно.

Будь я абсолютно откровенной, я призналась бы, что больше всего в жизни боюсь навсегда остаться бездетной. Я стараюсь не думать об этом, но мысль упорствует и пугает меня. Как объяснить это Саше? Как дать понять, что желание иметь детей уже сказывается на моем поведении, проявляется во взглядах? Что оно заставляет меня с вожделением смотреть на ее мужа?.. Нет!

— Вчера в больнице мне стало так страшно, что я расплакалась.

— Страшно?

— Да! Страшно, что у меня не будет детей. Саша, я плакала потому, что у меня нет детей, а из Клаудии в это время вычищали ребенка. Я натуральная дрянь.

Я и вправду чувствовала себя дрянью, но по другим причинам.

— Ну что ты, Тесса! В твоем возрасте одиночество наверняка тяготит, но это еще не значит, что тебе нужны дети.

— Ты так говоришь потому, что сама их не хочешь. Завидую! Это жуткое чувство, оно приводит меня в отчаяние. Вот уж не думала, что когда-нибудь отчаюсь… — Я всхлипнула и вытерла глаза.

— Ошибаешься. Я безумно хочу иметь детей, Тесса.

Я вскинула голову, перестала ковыряться в своей тарелке и уставилась на Сашу:

— А?

— Просто я считаю, что люди часто заводят детей по неверным причинам.

Я растерялась:

— Как можно хотеть ребенка по неверным причинам?

— Между желанием иметь ребенка и быть родителем — целая пропасть. Обычно люди хотят детей. И думают, что у каждого будет малыш как из рекламы памперсов.

— Это материнский инстинкт.

— Ничего подобного. Это стремление производить потомство.

— Послушай, Саша, я хочу не своего маленького двойника, а малыша, ребенка. Человека, которого буду любить. Личность.

— Так поезжай в Китай и усынови его.

— Если бы все было так просто! Но…

— Но? — подхватила Саша повисший в воздухе обрывок фразы.

Но — я хочу свою кровинку? Все же хочу маленького двойника? Хочу мужа, чтобы он любил и защищал меня, а малыш унаследовал бы его глаза и мои ноги? Хочу того, что есть у всех?

— …Но не могу обзавестись даже бойфрендом.

Уловка была жалкой, и Саша поняла это, однако тыкать пальцем великодушно не стала. Только заказала латте без кофеина с соевым молоком и морковный кекс. Я ощетинилась и разозлилась на нее. Мне казалось, Клаудии и Элу надо посочувствовать, а не докапываться до истинных мотивов их действий. В растерянности я упустила, что Саша почти в точности повторила мои слова Элу, и продолжала злиться на нее.

Конечно, она права. Желание иметь ребенка и желание быть родителем отличаются как небо от земли. В одном проявляется эгоизм, в другом — альтруизм. Если они сочетаются — прекрасно. Жаль только, случается это редко, иначе в мире не было бы столько плохих родителей. А их пруд пруди — взять хотя бы матерей Бена и Хэлен, да и моя мама далека от идеала. Я злилась на Сашу, потому что хотела пополнить ту же армию. Потому что среди ночи вдруг решила, что она замужем за отцом моих неродившихся крошек. И я бесилась, поскольку любила Сашу, знала, что она сделала правильный выбор, и этих детей мне не видать как своих ушей.

Официантка принесла кекс и кофе.

— Прости, Саша, я совсем запуталась.

— Не надо извиняться. Ты ни в чем не виновата.

Кусок кекса показался мне горьким. Я смотрела, как Саша медленно и методично размешивает в кофе коричневый сахар.

— Извиниться должна я, — продолжала она. — Для меня это слишком болезненная тема, чересчур личная. А Клаудиа имеет полное право поступать так, как считает нужным.

— Она просто хочет быть матерью.

Опять тот же странный, неодобрительный взгляд.

— О том и речь.

— Не понимаю.

— Будь все женщины такими, как Клаудиа, у меня не было бы матери.

Я вскинула брови:

— У тебя чудесная мама, которая на все готова ради тебя и твоих братьев.

— Верно. Но, как тебе известно, она меня не рожала.

Я резко выпрямилась. Как я могла забыть! Биологическая мать Саши сбежала, когда та была совсем крохой. Ее отец снова женился, когда Саше исполнилось шесть лет. Его новую жену Саша зовет мамой. А я и забыла, что мама у нее «ненастоящая». Так вот что она имела в виду.

— Тесса, перестань думать о том, что хочешь ребенка, и задумайся, действительно ли ты хочешь быть матерью. Только без умилительных подробностей — укачивание пухлого крошки, любящий муж и так далее. Думай о будничной ответственности, раз и навсегда меняющей жизнь и сводящей с ума. О том, как и чем рискуют родители. И если не передумаешь, значит, ты готова. Тогда тебя ничто не остановит. Если ты и вправду решилась.


В то утро я проснулась в отчаянии, изнывая от тягостных мыслей и до слез жалея себя, а вернулась домой будто заново родившейся — после обеда с человеком, которого меньше всего хотела видеть. Даже мой акт милосердия, поход по магазинам для Эла и Клаудии, предстал передо мной в другом свете. Мне требовалось чем-то занять себя, я боялась оставаться одна, потому что думала о Бене с тех пор, как открыла глаза. Проще сыграть эпизодическую роль в трагедии Эла и Клаудии, чем мечтать о Бене. В голове уже сложилась и безостановочно крутилась пугающая фантазия с обилием тревожных деталей: Бен признается, что его любовь ко мне не угасла; Саша и Бен соглашаются разойтись полюбовно; мы с Беном уходим вдаль на фоне живописного заката, в компании маленьких Бенов и Тесс. Ужасно. И замечательно. Соблазнительно — и тошнотворно. Правдоподобно и абсолютно нелепо.

Сбросив туфли, я плюхнулась на диван. Разберемся во всем по порядку. Да, мы переступили черту. Но всего на долю секунды. И то под влиянием обстоятельств — я имею в виду трагедию в жизни наших давних друзей, а не мое плачевное положение.

Нас остановил голос Клаудии. Будь между нами все серьезно, нас не растащили бы за уши, не образумили бы никакими криками. Тем более что под наркозом Клаудии были вовсе не нужны мои заботы — вовсе не обязательно было мчаться к ней, поправлять подушки, укрывать ее одеялом, приоткрывать форточку. Она даже не подозревала, что ее сиделкой движет не сострадание, а склонность к промедлению. Бен уехал. Не захотел дождаться меня, все прояснить, обсудить и возродить. Чары развеялись. На этот раз без помощи велосипедистки, мчащейся прямо на фонарный столб. Никто не пострадал. Ничто не сломалось. Ничего непоправимого не случилось. Момент был — и прошел.

Остаток выходных я провела на диване.


Самым правильным и единственно возможным сейчас было бы забыть обо всем и заняться будущим. Моим будущим. Пора звонить в кадровые агентства. Понадобилась уйма времени, чтобы выяснить, где еще могут пригодиться мои юридические познания. Парадокс из парадоксов: Саша побудила меня к действию. Заставила задуматься о том, чего я на самом деле хочу от жизни, а потом просто пойти и взять. Хотела ли я быть мамой? Нет, начинать надо с вопросов попроще. Хотя благодаря этому меня осенило. Сперва узнаю, чем я хочу заниматься и каким образом. Как и почему, а не с кем и когда.

В понедельник ровно в девять я уже была во всеоружии. Сделав глубокий вдох, я взялась за телефон.

— Алло! Говорит Тесса Кинг. Будьте добры юридический отдел…

— Соединяю.

Я замерла в ожидании. До сих пор я откладывала эту в общем-то неизбежную процедуру по единственной причине: не могла заставить себя объяснять, как оказалась безработной. Теперь придется. Не хватало еще, чтобы какой-то тип мужского пола и дальше портил мне жизнь. Я имела в виду прежде всего бывшего босса, хотя, если вдуматься…

— Тесса Кинг? Я Дэниэл Босли, глава юридического отдела. Давно жду вашего звонка.

— Вот как?

— Да, я давно слежу за вами. Просто до сих пор не надеялся выманить вас с прежней работы.

— Видите ли… — Я набрала побольше воздуха.

— Ничего не надо объяснять. Все знаю. Не беспокойтесь, оставайтесь на связи, сейчас примемся за дело…

С этого момента беседа текла без сучка и задоринки. Мне предстояло послать резюме — неплохо, поскольку никаких отталкивающих подробностей в нем нет. Наоборот, резюме представляет меня в самом выгодном свете. Последовательна. Добросовестна. Далека от мира ветрянки и школьных праздников спорта. Могу являться на работу чуть свет и засиживаться допоздна, риск ухода в дородовой отпуск невелик и стремительно снижается. Лично я вцепилась бы в такую сотрудницу обеими руками.

Осмелев, я позвонила в другое агентство. Почему эти звонки редко бывают из рук вон неудачными и все-таки каждый раз ждешь самого худшего? До конца рабочего дня я трудилась как пчелка: распечатывала бланки и заполняла их, ставила галочки в квадратики, размножала резюме на красивой плотной бумаге, пока не сообразила, что теперь его принято посылать по электронной почте. С тех пор как я в последний раз искала работу, рынок труда разительно изменился.

Когда зазвонил телефон, я была так увлечена делами, что не узнала голос в трубке.

— Алло, — произнес незнакомый голос.

— Слушаю, — отозвалась я.

— Тесса, это ты?

Мне стало трудно дышать.

— Кто говорит? — выдавила я.

— Каспар.

Я в изнеможении сделала выдох, медленно разжала пальцы, вцепившиеся в трубку, и выдохнула еще раз. Ладони взмокли. Когда это Каспар успел обзавестись таким густым баритоном?

— Тесса, ты слушаешь?

Пока еще нет. Шаг вперед — и три назад. Черт, черт, черт.

— Прости, дорогой. Что случилось?

— Ничего. Просто решил позвонить.

Да неужели?

— Не вешай мне лапшу, Каспар. Выкладывай.

— Нет, правда! Просто хотел сказать спасибо за то, что отмазала меня тогда.

— Каспар, ты же знаешь, я тебя люблю, но за шестнадцать лет ты ни разу не звонил мне просто так, без повода. Ничего, я не в обиде, для этого и существуют крестные.

— Айпод классный.

Упорный парнишка, надо отдать ему должное.

— Отлично. Музыку в него уже залил?

— Ага. Нарыл ссылку на один крутой сайт, где можно скачать восемьсот мелодий…

На этом месте я перестала слушать. Каспар помешан на технике; по математике, физике и информатике у него всегда отличные оценки. С компьютерами он давно на ты. А я до сих пор укрощаю свой ноутбук только при помощи знакомого айтишника с прежней работы. И как распоследняя блондинка, перезагружаюсь всякий раз, когда не знаю, что делать.

— …Могу заглянуть к тебе и обновить списки, если хочешь. Ты еще не припухла от своей «Аббы»?

— Между прочим, сейчас я слушаю Эминема.

— О-о, белый рэпер! Да ты у нас продвинутая, Тесса. За тобой не угонишься.

— Каспар, ты несносный ребенок — тебе это кто-нибудь говорил?

— Всю плешь проели. Ты давно с моими предками созванивалась?

— Давно. А что случилось?

Вот оно в чем дело.

— Короче, мать опять ко мне цепляется. Может, поговоришь с ней?

— И что ты натворил на этот раз?

— Зуб даю, ничего.

Так я тебе и поверила. Я вышла из-за стола и подошла к окну. Вверх по течению бодро плыл полицейский катерок.

— Давай рассказывай.

— Ну, замутили тусовку, я пива взял, а она…

— Каспар!

— А че такого? Подумаешь, четыре гребаных жестянки. Дешевка. Говно безродное.

— Э-э, не выражаться!

— Да ладно, будто я от тебя не слышал.

А ведь и правда. Кто же я — старшая подруга, дурной пример или ни то ни се? Как бы там ни было, Каспара мне не приструнить: судя по прорезавшемуся баритону, слушаться меня он больше не собирался.

— Я тут подумал о том, что ты говорила, Тесса, ну и в общем, да, про них ты в точку попала. Короче, дошло. Так и есть, ничего они не видели, да? Ну, в общем, теперь я все знаю и больше ни-ни, ни за что, ага?

Что бы это могло значить в переводе на человеческий?

— Ну и?..

— Не догоняют они, не догоняют, вот в чем фишка — нормально, да? Ну будто в прошлом застряли. Без машины времени не вытащишь. Четыре банки пива, это ж озвереть! Зак вон всю дорогу у своего старика тырит водку, и ниче.

Интересно, сколько бутылок водки может безнаказанно стащить подросток, прежде чем его поймают? Впрочем, пусть Заком занимаются его родители.

— А-а! Ну тогда конечно.

— Ф-фух…

— Рано радуешься. Я съязвила.

— Я же завязал с ганджой, так чего она ко мне всю дорогу докапывается?

А как же иначе? Если в один прекрасный день сыночек является домой весь в дерьме и такое несет, что уши вянут?

— А все потому, что она не въезжает.

Манипулятор сопливый. Я не прочь подыграть Каспару, когда речь идет о подарках, лакомствах и карманных деньгах, но ни за что не стану помогать ему обманывать родителей. По крайней мере, осознанно.

— Ты только мои слова не перевирай. Родители все-таки — люди взрослые.

— Ладно тебе, киса, знаешь же, что почем. Все связано. Ну пожалуйста. Они тебя послушают.

Я — киса? Приплыли.

— Хорошо, с твоей мамой я поговорю, но запомни: как она скажет, так и будет.

Он захихикал.

— Я не шучу, — предупредила я, стараясь вести себя как взрослая.

После этого разговора я долго вспоминала смех Каспара. Мы часто смеялись вдвоем, это нас сближало, но прежнего веселого и искреннего смеха я от него давно не слышала. Смех Каспара стал визгливым, злорадным и, казалось, на вкус отдавал тухлятиной.


Если бы памперсы по ящику рекламировали подростки, я бы не так часто вспоминала, что у меня есть яичники. Чем дальше, тем больше я сочувствовала Франческе и Нику. Растить малыша нелегко, это всем ясно, но чем больше детки, тем больше бедки. Да, обе дочери часто дерзят Фран, особенно языкастая Кэти, но их всегда можно отправить в ссылку в детскую или поставить в угол. А как быть, если ребеночек вымахал выше тебя? Что делать, если он глумится над тобой?

Я вернулась к столу, закрыла ноутбук и уложила в сумку. С огромным облегчением разобрала бумаги, отправила принтер на место — под угловой столик из «Икеи». Хорошо, что мне пока больше не о ком заботиться — есть время разрулить собственную жизнь. В заключение я вымыла кофеварку и кружку. Тесная квартира приучила меня к аккуратности. По природе я неряшлива, потому убила уйму времени на то, чтобы привить себе любовь к порядку. Теперь, когда с курением завязано, я ненавижу бардак. Быть может, потому, что отлично знаю: от полнейшего хаоса мою жизнь отделяет всего одна немытая кружка из-под кофе.

Несмотря на недавние события, понедельник прошел плодотворно. Я сделала первый гигантский шаг к новой жизни и постановила в награду сходить за каким-нибудь фильмом. Конечно, можно было заказать диск в Интернете, как я привыкла, но меня уже тревожило, что круг моего общения стремительно суживается, особенно после увольнения. Организовывая доставку еды, белья из прачечной, книг, дисков и подарков по Интернету, я лишалась общения, недостаток которого восполняла, чаще заглядывая в пабы. Решив, что этого лучше избегать, я надела джинсы поновее и отправилась в магазин. Мне всегда нравилось болтать с очкастыми киношниками за прилавком, хотя они с каждым годом становились все моложе. Продавцы посоветовали мне «Угадай, кто придет к обеду?». Я давно пообещала себе посмотреть всю классику кино, но почти не продвинулась в этом направлении.

В восемь я села смотреть фильм. В десять поспешила в ванную. В половине одиннадцатого легла в постель. В половине второго все еще таращилась в потолок. Моя решимость забыть Бена слабела с каждой минутой. Внезапно я все поняла. Я готова укрощать подростков. Готова взять на себя любую обузу. Примириться с растяжками, с варикозом, опущением матки и недержанием мочи, если без этого никак нельзя. Господи, я хочу собственных детей, а не крестных, и даже знаю от кого! Я приподнялась на локте, выдвинула ящик тумбочки и достала снимок Бена с ногой на вытяжке. Приложив холодное стекло к щеке, я снова улеглась. И почувствовала себя как тогда. Нет, чувства были гораздо острее. Они ранили. Почему-то снимок я воспринимала как гарантию утешения, — видно, по-новому ощущала свой возраст. Никогда в жизни я не нуждалась в утешении сильнее, чем сейчас.

Загрузка...