Крошка Черити

Глава 10

Выйдя из апартаментов лорда Неттлкумба, виконт еще долго кипел от негодования, но на полпути к гостинице его гнев улегся, и он начал осознавать комические стороны состоявшейся беседы, так что его глаза больше не метали молний, и морщинки вокруг губ разгладились. Вспоминая некоторые эпизоды, он тихонько хмыкал, а когда попробовал себе представить обстоятельства женитьбы Неттлкумба на самой экономной домоправительнице в мире, он почувствовал некоторую симпатию к этому положительно вульгарному созданию.

Он от души пожалел, что рядом нет друга, с которым можно было бы разделить свое веселье: например, с Хеттой, так же тонко, как и он, чувствовавшей смешное. Он, конечно, собирался подробнейшим образом описать ей свою встречу с Неттлкумбом, но даже при самом подробном описании эта история многое теряла. Десфорд от души надеялся, что Хетта не сделает ошибки и не выйдет за того пресного господинчика, который вился вокруг нее, когда он заехал в Инглхерст; этот человек не по ней; Десфорд своими ушами слышал, как тот озадаченно спросил, что она имела в виду, когда Хетта отпустила какую-то шутку. Если хорошо подумать, выходило, что ни один из ее поклонников – и, Господи, сколько их уже было! – не стоил ее. Странно даже, что такая умная девушка не может с первого взгляда понять, что мужчина ее не стоит! Перебирая в памяти всех поклонников мисс Силвердейл, виконт пришел к выводу, что ни один из них ему не нравится. Многих он находил смертельно скучными; знал двух отъявленных игроков, которые ни за что не расстанутся с картами; а прочие, на его взгляд, были просто законченными ослами.

Эти воспоминания отвлекли его от сиюминутных проблем; но скоро он вспомнил о полном провале своей миссии, и у него пропало всякое желание размышлять о загадках женской души. Менее целеустремленный человек уже признал бы себя побежденным и бросил полотенце на ринг, но виконт был не из таких. После решительного отказа Неттлкумба принять участие в судьбе внучки виконт вынужден был подумать о других способах обеспечить ее будущее. Но ничего не приходило ему на ум. Он вспомнил Черри и задался вопросом: действительно ли она счастлива в Инглхерсте или слишком взволнована, чтобы почувствовать себя счастливой? И с некоторым удивлением он понял, что прошло девять дней с тех пор, как он оставил ее на попечение Хетты.

Между тем Черри блаженствовала и только от случая к случаю задумывалась о своем будущем. Она с такой легкостью вписалась в жизнь Инглхерста, словно жила там всегда; и она, кажется, получала равное удовольствие, оказывая всевозможные услуги своим хозяйкам и участвуя в маленьких вечеринках, которые давала для соседей леди Силвердейл. И все-таки Генриетта замечала, что она сильно робеет и застенчивость связывает ей язык; во время парадных обедов, сидя рядом с незнакомцем, она отвечала на все вопросы скованно и односложно. Генриетта считала это результатом жизни у леди Багл. Она так часто унижала бедную девочку и повторяла, как она невзрачна по сравнению со своими ослепительными кузинами, что сознание собственного ничтожества слишком глубоко укоренилось в чувствительной душе Черри. Генриетта надеялась, что со временем Черри преодолеет свою почти болезненную робость перед незнакомыми людьми, потому что такая исключительная застенчивость была, с ее точки зрения, серьезным недостатком для совершенно нищей девочки, вынужденной самостоятельно пробивать дорогу в этом мире. Особенно неудачным Генриетта находила то, что Черри чувствовала себя более скованной в обществе молодых джентльменов, посещавших их дом, чем их отцов. Естественно, по мере того, как развивалось знакомство, она вела себя все уверенней и разговаривала непринужденно. С сэром Чарлзом и молодым мистером Бикенхэмом она очень скоро подружилась; но с Томом Эллердайном, выбравшим Черри объектом своего галантного ухаживания, она держалась с заметной настороженностью. Генриетта не могла скрыть своего сожаления по этому поводу.

Леди Силвердейл с ней не соглашалась.

– По-моему, – сказала она, – эта девочка прекрасно воспитана. Я готова признаться, любовь моя, что меня немного удивляет ее поведение, – она, конечно, не такая бойкая и живая, как многие современные девушки, тем более трудно было ожидать этого от девочки, которая носит фамилию Стин. Она не то что ее мать – впрочем, я не была с ней знакома, но уже того, что она сбежала с Уилфредом Стином едва не из классной комнаты, достаточно, чтобы судить о ее наклонностях. Но чего еще можно ожидать от сестры этой скверной Багл!

– Дорогая мама, я полностью разделяю вашу неприязнь к леди Багл, но сейчас вы заходите слишком далеко! – со смехом возразила Генриетта. – Она – ужасное существо, но при этом удручающе респектабельное!

– Как это мило, Хетта, что ты поставила меня на место! – с обидой в голосе произнесла леди Силвердейл. – Ты отлично понимаешь, что я имею в виду! Она поразительно невоспитанная женщина, чего не скажешь о малютке Черри! Я просто сказала, что трудно было этого ожидать, зная, что за люди Стины, и, хотя мне ничего не известно о Уиссетах, я не слышала, чтобы они были приняты в хороших домах. Я слышала, что старый Уиссет был адвокатом или что-то в этом роде. И если ты говоришь, что у Черри не было другого дома, кроме дома ее тети, мне непонятно, откуда эти ее приятные скромные манеры! Наверняка не от Амелии Багл!

– Нет, наверное, она научилась себя вести у мисс Флетчинг, – сказала Генриетта. – По словам Черри, она чудесная женщина – и это говорит в пользу мистера Уилфреда Стина, поместившего ее в школу мисс Флетчинг, хоть потом он и забывал платить по счетам.

– Возможно, – неохотно ответила леди Силвердейл, не желая признавать никаких достоинств за мистером Стином. – Только, по-моему, он отправил ее в первую попавшуюся школу – лишь бы с глаз долой. И еще я считаю, что дружелюбие и благодарность у нее в характере и уроки мисс Флетчинг тут ни при чем. Ты знаешь, дорогая, мне не часто нравятся люди, но должна признаться, я сильно привязалась к Черри и буду скучать, когда она покинет нас. Конечно, если Неттлкумб откажется принять ее – что меня совершенно не удивит, потому что он всегда был сумасшедшим, а к старости совсем спятил, – я бы с удовольствием оставила ее с нами!

Генриетта, отлично знавшая, что ее мать не так уж редко, а скорее, часто привязывается к людям, но становится совершенно невыносимой, когда в очередной раз оказывается, как сильно она ошиблась в своей новой протеже, недовольно произнесла:

– Радости выше крыши! Мама, прошу вас!.. Вы знакомы с Черри всего неделю!

– Девять дней, – с достоинством уточнила леди Силвердейл. – И я попрошу тебя, Хетта, воздерживаться от вульгарных выражений, когда ты говоришь со мной! Или с кем угодно другим, это тебе не идет! Я не имею ни малейшего представления, что значит твое «радости выше крыши», ты, наверное, переняла его у Чарли. Я должна тебе сказать, что девушкам не к лицу повторять такие выражения в подражание молодым людям.

– Чарли тут ни при чем, мэм! – сказала Генриетта; глаза ее смеялись. – Так всегда говорит Десфорд, когда ему кажется, что я собираюсь сделать глупость. Но я совсем не это имела в виду, извините, пожалуйста. Если говорить общепринятым языком, я просто хотела, чтобы вы хорошо обдумали свое решение.

– Естественно, я так и сделаю, – сказала леди Силвердейл; – Уж в этом ты можешь быть уверена.

Генриетта не почувствовала особой уверенности, но промолчала, зная по опыту, что ничто не может надежней побудить леди Силвердейл к необдуманному поступку, чем настойчивый совет воздержаться от него. По размышлении она решила, что должна была давно догадаться о намерениях своей матушки. Она видела, что с каждым днем Черри все больше завоевывает расположение леди Силвердейл, и несколько раз слышала, как та говорит, что не может себе представить, как она жила раньше «без нашего милого солнечного зайчика». Ничего удивительного в этом не было: Черри всегда была готова услужить своей доброй покровительнице; она с удовольствием бегала с поручениями, терпеливо распутывала шелковые нитки для вышивания, сопровождала леди Силвердейл на утомительно-медленных прогулках вокруг дома, вместе с ней каталась в ландо, читала ей вслух и с неподдельным удовольствием выслушивала старые анекдоты. Большая часть этих обязанностей прежде ложилась на Генриетту, и, хотя она выполняла свой долг честно, это было отчаянно скучно, особенно если приходилось в очередной раз выслушивать одни и те же истории или читать вслух любовные романы, к которым леди Силвердейл питала настоящую страсть. Но через три дня после появления Черри в Инглхерсте Генриетта немного простудилась и из-за сухости в горле не смогла читать вслух; она попросила Черри временно взять на себя эту обязанность, извинившись, что навязывает ей такое скучное занятие. Но Черри сказала, что ей оно не кажется скучным, и самое удивительное – это было правдой! Точнее, Генриетта удивлялась только поначалу, пока не поняла, что литературные вкусы Черри и леди Силвердейл полностью совпадают. У мисс Флетчинг читать романы запрещалось, и теперь Черри была полностью захвачена перипетиями чужой жизни – она сочувствовала героине, обожала героя, возмущалась злодеем и вместе с леди Силвердейл пыталась отгадать, чем все закончится. Таким же захватывающим для нее стал журнал «Зеркало моды», который выписывала леди Силвердейл. Она готова была изучать его с тем же вниманием и так же долго, как пожилая дама.

Приходилось признать, что, несмотря на все неоспоримые достоинства – хорошенькое личико, подкупающие манеры, мягкий характер, – Черри отличало плачевное отсутствие интеллекта. Генриетта с сожалением думала, что с возрастом Черри потеряет обаяние непосредственности и станет просто глупа, как леди Силвердейл (хотя, конечно, не так ленива), и страшно скучна для мужчины незаурядного ума. Она интересовалась исключительно домоводством и всякими мелочами. Для Генриетты она была не более интересным собеседником, чем маленький ребенок. Зато она восхитительно дополняла леди Силвердейл, как, возможно, и любую другую старую глупую женщину. Но что это за перспектива для впечатлительной девочки, мечтающей до слез быть любимой! Генриетта с сожалением думала, что, если Неттлкумб откажется позаботиться о Черри, другого решения не будет. Затея леди Силвердейл оставить Черри в Инглхерсте серьезно тревожила Генриетту. Глупо было бы надеяться, что леди Силвердейл всегда будет заботиться о Черри. В любой момент она могла проникнуться к бедной девочке неприязнью. И даже если этого не случится, весной, когда вся семья переберется в Лондон, как обычно, леди Силвердейл ринется в водоворот светской жизни и не будет испытывать ни малейшей потребности ни в какой другой наперснице, кроме портнихи. В Лондоне за Черри неизбежно закрепится репутация вечной Лишней Дамы, грозы любой хозяйки приема, и она сможет считать себя счастливой, если из-за внезапной болезни какой-нибудь из приглашенных дам ее светлость пожелает заполнить мисс Стин вакансию на своем званом вечере. Предположение, что в леди Силвердейл проснется брачный инстинкт и она позаботится о том, чтобы подобрать Черри подходящего мужа, выходило за грань допустимого. Этот инстинкт был сосредоточен целиком на судьбе дочери, чье затянувшееся девичество было единственным изъяном в беззаботном существовании миледи. Через год-два она, без сомнений, начнет присматривать подходящую невесту для Чарли, но для устройства судьбы Черри у миледи никогда не найдется времени.

Мысль о брате заставила Генриетту задуматься о другой угрозе. Леди Силвердейл, конечно, не приходило в голову, что Чарли, вынужденно задержавшийся в Инглхерсте, от скуки попытается флиртовать с Черри. Но Генриетта не питала никаких иллюзий на его счет. Она заметила, что Чарли начал посматривать на Черри гораздо благосклонней, чем при первой встрече; он больше не говорил с ней снисходительным тоном и по меньшей мере двум утренним посетителям леди Силвердейл рассказывал о «трогательной малютке», любимице матери. Генриетта ни минуты не думала, что у него на уме что-то серьезное; скорее, ей казалось, что приветливость и любезность Черри он ошибочно истолковал как авансы с ее стороны. Вначале Черри сильно робела в его обществе, но, когда они познакомились получше, она освоилась и стала вести себя с ним непринужденно, как со старшим братом. Она охотно болтала с ним, играла в криббедж, триктрак и шашки и даже в такую детскую игру, как лапки-тяпки, причем большая ловкость Чарли уравновешивалась тем, что ему приходилось обходиться без правой руки. Она развлекала Чарли, жалея больного и стараясь помочь его матери и сестре, но при этом и сама развлекалась от души, хотя и не было похоже, чтобы он хоть сколько-нибудь ей нравился. Это тоже огорчало Генриетту. И не потому, что она желала Черри пасть жертвой чар своего братца; безразличие, с которым Черри относилась ко всем знакомым молодым людям, и неумение поддержать разговор не позволяли надеяться на ее успех в обществе. Она вела себя естественно и непринужденно только с мужчинами, которые годились ей в отцы или по крайней мере были старше настолько, что их нельзя было считать возможными претендентами на ее руку. Ей определенно нравился Десфорд – он тоже был старше на десять лет, а по жизненному опыту – и на все двадцать, и Генриетта считала (и надеялась), что Черри видит в нем только великодушного покровителя. Кэри Нетеркотту и сэру Джеймсу Рэдклиффу также удалось завоевать ее расположение, но и этим славным джентльменам было за тридцать, и именно по этой причине Черри не замыкалась в себе, как устрица, и весело щебетала в их обществе, если они приезжали в Инглхерст. Однажды, когда мистера Нетеркотта посадили рядом с ней за обедом, она пересказала этому джентльмену содержание восхитительного романа, который читала леди Силвердейл. Генриетта краем уха слышала этот пересказ, в душе восхищаясь добротой молодого человека, который с заинтересованным терпением слушал длинную запутанную историю.

Что же касалось Чарли, Генриетта не сомневалась, что, если какая-нибудь зрелая красотка окажется в поле его зрения, Черри будет моментально забыта. К несчастью, по соседству не водилось зрелых красоток, а немногие незамужние молодые дамы не подходили под это определение. Никто из его закадычных приятелей не жил в Хертфордшире, к тому же все они пострадали в Брайтоне вместе с Чарли и отправились в родительские дома, расположенные в отдаленных частях страны, зализывать раны, нанесенные их телам и бумажникам разгульной жизнью. Леди Силвердейл часто сетовала, что никто из друзей Чарли не живет на дистанции верховой прогулки от Инглхерста, чтобы приехать развлечь больного. Однажды она зашла так далеко, что даже предложила ему пригласить кого-нибудь из приятелей на недельку-другую. Чарли с негодованием отверг это предложение, заявив, что никто из его друзей не пожелает на две недели похоронить себя в такой глуши, где нечем заняться с утра до вечера, кроме виста со ставками по полгинеи. Закончив эту речь, он встретился взглядом с сестрой, оторвавшейся от книги и пристально, с удивлением смотревшей на него. Он покраснел и извинился перед матерью:

– Я не хотел грубить, мэм, но надо же понимать, каково мне!.. Ну как можно приглашать гостей, когда я не могу ни ездить верхом, ни играть в бильярд, ни… ну, ничего не могу!

Леди Силвердейл признала убедительность этого аргумента; но, так как она высказывала свое согласие на протяжении двадцати минут, нельзя было строго судить Чарли, с трудом поднявшегося с дивана и поковылявшего прочь из библиотеки.

Генриетта жалела брата, но при этом подозревала, что его ужасный вид при появлении в Инглхерсте и затянувшееся выздоровление объяснялись не столько серьезностью увечий, сколько беспорядочной жизнью в компании таких же юных повес, губительно действовавшей на его здоровье. Ее подозрения подтвердил их сосед, самый влиятельный землевладелец окрути:

– Это просто удача, что юный шалопай получил такую встряску! Может, она пойдет ему на пользу!

Сэр Джон был опекуном Чарли и знал и сестру, и брата с рождения, поэтому не видел нужды смягчать свои слова. Он сказал также, что все, что нужно Чарли, – это как следует отлежаться.

– Он дошел до ручки, моя дорогая, это же с первого взгляда видно! Я говорил вашей матери: мальчишка еще зелен, чтобы жить в городе одному! Но она только разохалась: нельзя держать мальчика привязанным к материнской юбке, она полностью ему доверяет, и так далее… «Это все прекрасно, – сказал я. – Если б отец его был жив, или у него был старший брат или мужчина-наставник, чтобы объяснить ему, что к чему, и предостеречь насчет тех вещей, о которых с женщинами не говорят…» Ох, ладно! Не будем толочь воду в ступе. Но как такой проницательный человек, как ваш отец, позволил вашей матушке разбаловать мальчишку? Ладно, ладно, я вечно говорю, не подумав, но вы разумная девочка, Хетта, вы на меня не обидитесь! Надеюсь, последняя неприятность послужит ему уроком! – Он освежился понюшкой табаку и добавил, смягчившись: – Не вижу причины, почему бы ему не вырасти таким же прекрасным человеком, как его отец. Большинству шалопаев нужно только перебеситься! Самое лучшее для него – обручиться с хорошей девушкой. Он-то норовит поволочиться за модными дамами в возрасте, но и в этом ничего худого нет. Но с беспутными он не водится, можете мне поверить, я присматриваю за ним с тех пор, как он поселился в Лондоне самостоятельно!

– Чем я могу ему помочь? – прямо спросила Генриетта.

– Да ничем! – ответил сэр Джон, сунув в карман сюртука для верховой езды свою табакерку. – Разве что постарайтесь занять его, чтобы он не сбежал отсюда раньше, чем поправится полностью!

Ей пришлось удовлетвориться таким советом, но последовать ему оказалось довольно сложно. Чарли могли развлечь только сельские спортивные игры – от участия в которых ему приходилось воздерживаться – и карты. Но Генриетта, отлично игравшая в шахматы, проявляла так мало сообразительности в карточных играх, что с ней ему было ужасно скучно. Зато Черри, не имевшая ни способностей, ни желания постигнуть все тонкости шахмат, очень быстро схватывала правила любой карточной игры, так что Чарли заявил даже, что довольно скоро она станет весьма опасным противником за карточным столом.

– Какая удача, дорогая! – доверительно сказала дочери леди Силвердейл. – Наконец нашлось занятие для Чарли! Мужчины, знаешь ли, обожают кого-нибудь поучать, но страшно злятся, если их не понимают, например, как ты или я, любовь моя. Как нам повезло, что у крошки Черри способности к картам! Говорю тебе, я положительно благодарна, что Десфорд привез ее к нам!

Но спустя два дня звезда Черри едва не закатилась. Один из старейших чичисбеев леди Силвердейл проявил опасное неблагоразумие, с игривой галантностью упрашивая Черри собственными ручками продеть ему розу в петлицу, уверяя, что от этого аромат цветка будет нежней. Так как Черри вполне обоснованно сочла почтенного джентльмена глубоким старцем, она без всякого стеснения выполнила его просьбу, встречая его комплименты хихиканьем. Леди Силвердейл эта сцена совершенно не забавляла; на какой-то ужасный момент Генриетта решила, что процветанию Черри в их доме пришел конец. К счастью, бросив один единственный взгляд на застывшее лицо леди Силвердейл, устрашенный джентльмен догадался доверительно шепнуть хозяйке, когда Черри вышла из комнаты, что совершенно не умеет разговаривать с маленькими детьми, и добавил:

– Насколько лучше я чувствую себя теперь, миледи! – Это настолько умилостивило леди Силвердейл, что вместо того, чтобы задать Черри хорошую трепку, она спокойно посоветовала ей не поощрять ухаживания джентльменов. Но даже этот мягкий упрек оказал ужасное действие на Черри. Со слезами на глазах она воскликнула дрожащим голоском:

– Ох, нет, нет! Я вовсе не поощряла его, мэм! Я думала, он так любезен со мной, потому что вы ему приказали!.. – Слезы градом покатились из ее глаз, она жалобно добавила: – Не сердитесь на меня! Умоляю вас, не сердитесь, дорогая, дорогая леди Силвердейл! Я не вынесу вашего огорчения, клянусь всем святым, я не хотела огорчать вас – после всего, что вы для меня сделали!

Тронутая этой речью, леди Силвердейл совсем оттаяла и даже сама уронила несколько слезинок; а когда через час портниха, ревнивая старая дева, позволила себе какое-то замечание в адрес Черри, миледи назвала ее злобным гадким созданием и предупредила, что, если о мисс Стин еще когда-нибудь будет сказано «эта мисс Стин», портнихе укажут на дверь. Мисс Кардл в свою очередь разрыдалась, выразив надежду, что будет еще не слишком поздно, когда миледи узнает своих истинных друзей, но на этот раз леди Силвердейл сумела удержаться от своей привычки вторить чужим слезам и встретила извинения портнихи с ледяным спокойствием. Она немедленно объявила Генриетте, что Кардл стала нестерпимо назойливой и, не будь она превосходной портнихой, следовало бы рассчитать ее. Разумеется, ничто на свете не заставило бы леди Силвердейл привести в исполнение свою угрозу, и Генриетте это было отлично известно; но описание ужасной сцены с портнихой заставило ее сердце дрогнуть. Трудно было сильнее подстегнуть ревность мисс Кардл и ее ненависть к сопернице. Генриетта попыталась умиротворить леди Силвердейл, напомнив, что мисс Кардл не выносит, даже когда родная дочь берется выполнить какое-то поручение миледи, считая это своей исключительной привилегией.

– Пожалуйста, скажи ей несколько ласковых слов, мама, когда она будет готовить тебя ко сну! Она будет плакать до утра, если ты не простишь ее!

Усилия Генриетты достигли успеха в той части, в какой относились к укрощению гнева леди Силвердейл. Но смягчить неприязнь портнихи к бедняжке Черри ей не удалось – даже напоминание, что, возможно, мисс Стин скоро покинет Инглхерст, мисс Кардл встретила с нескрываемой враждебностью.

– Чем скорее, тем лучше, мисс! – кислым тоном произнесла она. – Скажу только одно: в тот день, когда миледи пригласит ее жить здесь, я немедленно покину этот дом. Мне жалко смотреть, мисс Хетта, как эта хитрая маленькая лгунья водит за нос и вас, и мою бедную госпожу! И не нужно напоминать мне, что я не должна ее так называть, – я бы и не стала этого делать, если б не боялась, что вы еще пожалеете о своей доброте к ней!

Генриетта спустилась к обеду, лихорадочно мечтая, чтобы Десфорд поскорее вернулся из Хэрроугейта.

К сожалению, на обратном пути из Хэрроугейта счастье изменило виконту. Его преследовали постоянные неудачи, самой серьезной из которых, вероятно, надо считать потерянный обод от колеса, из-за чего ему пришлось проделать изрядный путь пешком. Это произошло в первый же день после отъезда из Хэрроугейта, на полдороге между Мэнсфилдом и Честерфилдом. Когда карету доставили в Мэнсфилд, было слишком поздно пытаться ее починить. На следующий день – в воскресенье – оказались закрыты и колесная лавка, и кузница: колесник был принципиальным противником работы в святой день, а кузнец поехал навестить замужнюю сестру. Только к полудню понедельника удалось приладить к колесу новый обод, и виконт смог продолжить свой путь. Но тут, подтверждая предположение, что удача отвернулась от Десфорда, в упряжке захромал коренник, так что его лихой выезд при приближении к следующей почтовой станции больше напоминал похоронный кортеж. В результате и этих, и других, менее значительных неприятностей виконт приехал в Данстэйбл поздним вечером четвертых суток пути и решил остановиться там на ночлег, чтобы оставшиеся тридцать миль проделать с утра и прибыть в Инглхерст после обеда.

Таким образом, прошло две недели после того, как Десфорд оставил Черри в Инглхерсте на попечение Генриетты. Когда в середине дня Гримшоу замогильным голосом объявил о прибытии виконта, Генриетта вскочила из-за письменного стола и бросилась к гостю, воскликнув:

– Ох, Дес, я так благодарна, что ты наконец приехал!

– Господи, Хетта, что произошло? – встревоженно спросил он, торопливо шагая к ней.

– Ничего страшного – точнее, я надеюсь, что пока ничего, но, кажется, скоро произойдет.

Десфорд взял ее руки в свои и расцеловал, но Генриетта, вглядываясь в его лицо, отдернула руки и уверенно произнесла:

– Ты приехал ни с чем, верно?

Он с улыбкой покачал головой.

– Не совсем. Представь, наш Неттлкумб – новобрачный!

Ее глаза расширились.

– Он женился? – недоверчиво спросила она.

– Ну да – связал себя законными узами со своей экономкой – ох, прошу прощения! – леди-домоправительницей, я хотел сказать!

– А, вот как! – с понимающим смешком произнесла Генриетта. – Без сомнений, это она так назвалась тебе!

Десфорд ухмыльнулся.

– Не мне, она напомнила об этом Неттлкумбу, когда он сказал, что женился на кухарке. Ох, Хетта, ты не представляешь себе, как я жалел, что тебя со мной не было! Ты бы хохотала до икоты!

Она подошла к дивану, села и похлопала рукой рядом с собой.

– Садись и рассказывай!

Виконт рассказывал и видел, что она воспринимает все события в точности как он сам. Но закончил он на мрачной ноте и, описав завершающую сцену в коридоре, немного помолчал, а после паузы решительно произнес:

– Хетта, я не могу доверить несчастную девочку таким людям!

– Нет, конечно, – согласилась Генриетта с таким же выражением на лице, как и у Десфорда. – Но, Дес, что нам с ней делать? Неделю назад мама сказала, что, если Неттлкумб откажется от Черри, она с удовольствием оставит бедняжку у нас, но… из этого ничего не выйдет! Я знаю, что ничего не выйдет! Так бывает всегда, когда мама без памяти в кого-нибудь влюбляется! Сначала я слышу, что ее новое приобретение – просто совершенство, потом у совершенства обнаруживаются изъяны – совершенно пустяковые, но ужасно раздражающие, и раздражение накапливается, и при следующем промахе бывшая любимица отлучается от дома…

– Господи, неужели до этого дошло? Бедняжка Черри!..

– Пока – нет, – заверила его Генриетта. – Но мама как-то заметила – пока вполне добродушно, – что от некоторых выражений Черри должна избавиться. А эта ужасная старая дева из ревности не упускает случая очернить Черри в ее глазах. Пока она не особенно преуспела, пытаясь настроить маму против Черри, но уверяю тебя, Дес, что я не смогу…

– Не терзай себя! – перебил он. – Не может быть и речи о том, чтобы Черри оставалась у вас! Я ни минуты на это не надеялся и оставил ее всего лишь на несколько дней. Но мне удалось изловить Неттлкумба только на прошлой неделе, когда я выпытал у его стряпчего, что старик уехал в Хэрроугейт. Точного адреса у меня не было, и пришлось два дня рыскать по городу.

– Бедный Дес! Неудивительно, что у тебя такой усталый вид!

– Правда? Ну, это из-за отвратительной поездки из Йоркшира, – сказал он. – Не успевали мы выбраться из одной передряги, как попадали в другую, потому я и притащился к вам так поздно, как выражается Горас. Естественно, у меня было время поразмыслить о будущем Черри – и это я хочу немедленно обсудить с тобой, мой лучший друг!

Дверь распахнулась.

– Мистер Нетеркотт! – объявил Гримшоу.

Кэри Нетеркотт бодро шагнул в комнату, но сразу же остановился, увидев виконта, и сказал:

– Я прошу прощения! Гримшоу следовало предупредить меня… Я спросил леди Силвердейл, и он проводил меня сюда, и я… мне остается надеяться, что я никому не помешал!

– Вовсе нет! – произнесла Генриетта, вставая и протягивая ему руку. – Вы уже встречались с лордом Десфордом, не так ли?

Джентльмены поклонились друг другу. Мистер Нетеркотт сбивчиво пробормотал, что действительно имел удовольствие познакомиться с милордом, а виконт вообще ничего не сказал. Тогда мистер Нетеркотт объяснил, что заехал в Инглхерст, чтобы вручить леди Силвердейл номер «Нового ежемесячного журнала» со статьей, о которой ее светлость упоминала, когда он был здесь прошлый раз.

– Как это любезно с вашей стороны! – сказала Генриетта. – Они с мисс Стин в саду.

– О, тогда я сам отдам журнал, – сказал мистер Нетеркотт, неожиданно покрасневший. – Надеюсь, мы еще увидимся сегодня, мисс Хетта! Всего доброго, сэр! – И с поклоном вышел.

Виконт, неприязненно смотревший ему вслед, едва дождавшись, пока дверь закроется, поинтересовался:

– Этот парень что, обосновался в Инглхерсте?

– Нет, – спокойно ответила Генриетта. – Он живет в Мэрли-Хаус.

– Но оказывается тут каждый раз, когда я приезжаю повидать тебя! – раздраженно заметил виконт.

Она нахмурила брови, словно старательно перебирая воспоминания, и после паузы с невинным видом поинтересовалась:

– А тебе не случалось встречать его до того, как ты заехал к нам до дороге из Хэйзелфилда?

Виконт, не обращая внимания на коварный вопрос, произнес:

– Хотел бы я знать, кого из нас он надеялся одурачить этой чушью насчет статьи в «Ежемесячнике»? Господи, что за дурацкая отговорка!

Он хмуро смерил взглядом Генриетту и с неожиданной страстью произнес:

– Я никогда не мог понять… Впрочем, не важно! О чем мы говорили, когда этот тип перебил меня?

– Ты собирался рассказать мне, что хочешь сделать для Черри, – напомнила она, – и услышать мое мнение на этот счет.

– Да, вот именно. Есть и другие вещи, которые я хотел бы обсудить с тобой, но, пока я не обеспечу Черри, все остальное придется отложить.

– Обеспечишь Черри?.. – повторила она, быстро взглянув на него.

– Да, конечно, что еще мне остается? Я не виноват, что она сбежала из Мэплвуда, но с того момента, как я согласился отвезти ее в Лондон, вся ответственность ложится на меня! Господи, каким подлецом я был бы, если б теперь бросил ее на произвол судьбы!

– Совершенно верно. Так что ты придумал? Мне кажется, что… что только удачный брак может решить все ее проблемы, но ее… ее происхождение и бедность являются серьезным препятствием для этого, не так ли?

Он кивнул и сказал:

– Но только не для мужчины, который ее полюбит и которому незачем искать себе богатую жену. Но это дело будущего, а меня больше всего волнует настоящий момент. Я решил, что должен поехать в Бат и попытаться убедить мисс Флетчинг помочь Черри. Она говорила тебе об этой женщине? Черри была в ее школе и всю дорогу до Лондона рассказывала о ее необычайной доброте.

– Да, конечно, рассказывала, и очень прочувствован, но нет, когда я сказала, что ей лучше вернуться в школу мисс Флетчинг учительницей, чем наниматься компаньонкой, Черри со мной решительно не согласилась. Она сказала, что мисс Флетчинг могла бы предложить ей место, если б она хорошо училась или играла на фортепиано. Но она говорит, что ничего не умеет. И боюсь, Дес, это чистая правда. У Черри самый чудесный на свете характер, но она не очень умна, знаешь ли. Боюсь, если ты предложишь Черри вернуться к мисс Флетчинг, она откажется наотрез, потому что и без того чувствует себя обязанной этой женщине.

– Я знаю. Но если я заплачу мисс Флетчинг все, что задолжал ее отец…

– Нет, Десфорд! – решительно перебила Генриетта. – Ты не должен этого делать! Черри слишком горда, чтобы на это согласиться!

– Конечно. Но я могу сказать, чти это деньги Неттлкумба!

– Если Черри тебе поверит, она напишет ему письмо с благодарностью.

– Я могу сказать, что он заплатил мисс Флетчинг с условием, что Черри не станет писать ему и никогда больше не попытается увидеться с ним. Это, кстати, именно то, чего он хочет.

Она рассмеялась и покачала головой.

– Так не пойдет. Только подумай, в каком она окажется положении, если когда-нибудь эта история всплывет! Ты скомпрометируешь и Черри, и себя. Ты знаешь, как раскудахчутся все наши сплетники! И совершенно бесполезно надеяться, что такую вещь можно сохранить в тайне.

Глаза его смеялись, хотя он говорил грустным тоном:

– Я так и знал. Я знал, что ты назовешь мою затею вздорной, – но чертовски надеялся, что этого не произойдет! Мне все равно остается только обратиться к мисс Флетчинг и спросить, не знает ли она какую-нибудь даму, которой нужна компаньонка. Там должна быть уйма старых дряхлых леди: когда бы я ни проезжал через Бат, я видел одних старух! И если мисс Флетчинг сумеет найти ей место, так будет лучше всего. Черри будет к кому обратиться, и у нее появятся друзья.

Маленькая морщинка между бровями у Генриетты разгладилась, и она воскликнула:

– Я согласна, что так для нее лучше всего, – но, Дес, ты же не можешь дать ей рекомендацию!

– Я знал, что могу рассчитывать на хороший совет, мой дорогой мыслитель, – заметил он. – Как удачно, что ты предупредила меня, тугодума!

Она рассмеялась:

– Ты не тугодум, Эшли, но бываешь кошмарно самоуверенным, когда что-нибудь вобьешь себе в голову!

– Господи, Хетта, у тебя у самой в голове одна солома! Ладно, довольно смеяться. Времени совсем мало, если я хочу завтра попасть в Бат! По-моему, лучше будет, если я уеду, не встречаясь с Черри. Иначе мне придется объяснить, что я собираюсь предпринять, а мне не хочется будить в ней пустые надежды.

– Но она имеет право знать, что ты вернулся! – возразила Генриетта. – Как я ей объясню твой отъезд?

– Скажи, что я очень торопился в Лондон и не мог дожидаться ее возвращения и что, хотя я не смог прижать старого Неттлкумба, у меня появился отличный план, который… который я не успел тебе изложить!

– Лжец!

– Ничего подобного. Я просто боюсь, что ничего не выйдет. Кстати, леди Багл не пыталась вернуть ее в Мэплвуд?

– Нет, и я совершенно сбита с толку, должна тебе сказать! Леди Багл не знает, где беглянка, потому что, когда я предложила Черри написать тете, она ужасно разволновалась, и мне пришлось бросить эту затею. Но имей в виду, хотя леди Багл не знает, где Черри, она догадывается, что ты имеешь какое-то отношение к ее исчезновению. О, это напомнило мне вот о чем: лорд и леди Рокстон знают, что она в Инглхерсте.

– О Боже! – простонал виконт. – Вот чего мне не хватало! Что за сплетник добрался до Вулвершема?

– Мой дорогой Эшли, не забывай, как быстро слухи облетают графство! Слуги обожают посплетничать о господах, а тут все вышло совсем просто: горничная из Вулвершема – дочка нашего старшего конюха, и леди Рокстон дала ей выходной по случаю серебряной свадьбы родителей, дальше, пожалуй, можно не объяснять!

Виконт пристально смотрел на нее:

– Это еще не все, не так ли?

– Пожалуй, да. Лорд и леди Рокстон два дня назад навестили нас…

– Если мой отец решился проехать шестнадцать миль, значит, либо его подагра успокоилась, либо он вообразил, что я собираюсь опозорить свою семью! – бесцеремонно перебил ее виконт.

– Ну, он опирается на трость, но, кажется, вполне поправился, – продолжила Генриетта, с радостью простившая грубость, пролившую бальзам в ее истерзанную душу. – Они приехали справиться о здоровье Чарли – по крайней мере, так сказал маме лорд Рокстон, – но на самом деле, конечно, чтобы выяснить, насколько соответствуют действительности донесшиеся до них слухи. Я почти не разговаривала с лордом Рокстоном, но твоя матушка улучила момент и без околичностей спросила, правда ли, что ты привез сюда Черри, и если да, то зачем? Она посоветовала мне не искать отговорки, потому что она и без того верит, что ты бы этого не сделал, не будь на то серьезных причин. Дес, мне так нравится твоя матушка!

– Мне тоже, – сердечно согласился он. – Она прелесть! Что ты ей сказала?

– Правду – как ты рассказал мне. Она получила письмо от леди Эмборо, на которую накинулась леди Багл, требовавшая объяснений, что ты сделал с девочкой. Кажется, одна из ее дочек – не могу вспомнить ее имени, оно какое-то странное…

– У всех пятерых странные имена!

– Вот счастливицы! Так вот, одна из них слышала, как ты разговаривал с Черри вечером на балу; и, когда утром обнаружили исчезновение Черри, она убедила леди Багл, что ее увез ты! Не знаю, как леди Багл могла поверить такой невероятной выдумке, но тем не менее она отправилась в Хэйзелфилд и потребовала у леди Эмборо ответа, какие у тебя намерения! Леди Эмборо писала твоей маме, что хохотала до икоты при мысли, что ты подбил Черри на побег. Она заверила леди Багл, что на рассвете, когда Черри хватились в Мэплвуде, ты мирно спал в Хэйзелфилде и выехал в десять часов утра, после завтрака. Тем не менее, она пишет, что хотела бы знать, не имеешь ли ты какого-то отношения к исчезновению Черри. Ей тем вечером на балу показалось, что ты больше заинтересовался малышкой Черри, чем ее кузиной, признанной красавицей.

– А, Лукаста, – кивнул он, – так оно и было, конечно. Итак, тетушка написала моей матери. Она ничего не говорила отцу?

– Нет, и письма ему не показывала. Но он сам услышал где-то сплетню и, наверное, настоял на поездке в Инглхерст, чтобы во всем разобраться самому. Ты же знаешь, какой он!

– Лучше, чем кто-либо, – с усмешкой согласился виконт. – Он считает ниже своего достоинства показать малейший интерес к похождениям своих сыновей – всем, кроме самих сыновей, разумеется!

– Совершенно верно! Вышло удачно: когда они приехали, мама была совершенно счастлива, потому что Черри нашла где-то старый кружевной волан, про который все думали, что его давно выбросили. Поэтому я уверена, что она говорила о Черри только самое лучшее.

– Отец видел Черри?

– Да, конечно, но откуда мне знать, понравилась она ему или нет? Он был очень вежлив с ней.

– Это ни о чем не говорит, – сказал Десфорд. – Он будет вежлив, даже если человек ему не по душе. Ну, теперь ничего не поделаешь: я заеду переночевать в Вулвершем, что означает очередное промедление. Мне очень жаль, Хетта, но ты видишь, в каком я положении, правда? Я не упрашиваю тебя еще несколько дней позаботиться о Черри, потому что и так знаю, каким будет ответ. Благодарю тебя, дорогая! – Он снова завладел ее руками и, расцеловав их, вышел.