Видар чувствует очередной поток боли, костлявая рука буквально кромсает сердце.

— Кто… т…ты?

— Неужели ещё не понял? — булькающий смех доносится отовсюду.

Старуха вырывает сердце короля, раздавливая его в ладони. Взгляд Видара становится стеклянным, глаза закатываются, а веки закрываются. Он проваливается в темноту…

— Тьма…

Видар резко подрывается с кровати, сильно зажимая голову руками и зажмуривая глаза. Демоновы кошмары снова воспалили мозг правителя. Он устало склоняет голову, скрепляя пальцы на шее. Прямо под ними красовался подарок от ведьмы. Вернее, возвращенный долг.

Он проходится подушечками по узору, неаккуратно пытаясь повторить завитки. Сон ещё не разу не претворился в реальность. Может, в глубине души ведьма и желала его смерти, но в реальности только и делала, что до конца боролась за жизнь.

Во-первых — сиганула в Каньон за ним. Что ей мешало оставить бренное тело разлагаться на дне? Её, безусловно, ждала участь прозябания в Пандемониуме за такой поступок, но… Зная хитрость ведьмы — она бы нашла выход. Верховными не становятся за красивые глаза. И уж тем более, они не удерживают и не доказывают свою статусность ошеломительными одеждами.

Во-вторых — ведьма и вовсе наслала на него оберег. Да, не хотела быть должницей, но… ведь был и другой способ искупить долг — подчиниться традициям, мало-мальски называть его, как полагается, или же просто сказать ему «спасибо» и «простите мою непокорность».

В-третьих — она никогда не дарила ему искренней улыбки.

Видар отчаянно не понимал её, но уверенность в том, что она скорее вырвала бы собственное сердце, чем его, всё больше укреплялась в мозгу.

«Направь её ко мне…»

Отдать Эсфирь. Избавиться от сильнейшей Верховной, от разумной Советницы, от перерождённой Хаосом, от такой же, как он, чтобы… что? Избавиться от снов? Сохранить жизнь? А если это действительно Тьма, а не его воспалённый рассудок, и если ей так нужна ведьма, то зачем тогда печься о жизненных показателях короля Тэрры? Наоборот, выгоднее избавиться от альва, в чьих жилах текла кровь древней сущности под стать Тьме.

— Демон бы вас всех подрал! — шипит Видар, обессиленно падая на подушки.

Легче списать всё на очередной кошмар, сон и не более.

А вот приезд Короля и Принца Пятой Тэрры на Посвящение Эсфирь — сном не являлось даже отдаленно. Видар подскакивает с кровати, ошалело оглядывая покои.

Через несколько минут вокруг него уже мельтешат слуги.


⸶ ⸙ ⸷




Эсфирь, в отличие от альвийской знати, не могла долго нежиться в кровати. Она искреннее не понимала, как можнотакдолго спать. Солнце медленно плыло к полудню, а замок всё ещё окутывала сладкая дремота. Ведьма же не могла усидеть ровно с того момента, как первый солнечный луч проскочил по лицу. Сегодня в башню с драконом прибывали братья.

Глупая счастливая улыбка не сходила с губ даже тогда, когда в мыслях блуждал Кровавый Король. Он постоянно появлялся там мимоходом, отчего сердце трепетало. Но сегодня это не злило.

Может, от того, что предвкушение братских объятий пересиливало, а может, потому что она была уверенна в своих силах найти способ разорвать связь с ненавистным королём.

Эсфирь распахивает дверцы шкафа, разочарованно оглядывая светлые ткани с яркими переливами драгоценных камней, блесток, кристаллов. Ей так хотелось выказать братьям почтение, но вместо этого она теперь вынуждена всегда быть разодетоймарионеткойкороля.

Взгляд падает на белую искрящуюся ткань, украшенную увесистыми золотыми ремнями и цепями. Ведьма ухмыляется. Наряд полностью описывал антураж её личной золотой клетки.

Она лишь дёргает бровью, как платье оказывается на ней. С легкостью захлопывает двери шкафа, плавно двигаясь к туалетному столику, подол одурманивающе шумит, отдаленно напоминая звуки волнующегося моря. Эсфирь аккуратно поддевает пальцами золотое украшение из листьев, вправляя его в волосы.

Король хотел вымыть, выскоблить из неё всё маржанское, но находясь в альвийском платье и головном уборе — ведьма лишь подчеркивала своё происхождение, заранее предвкушая, как злость перекосит первое лицо Халльфэйра.

Завтрак в обществе короля и придворной знати — намеренно пропускает. Пока что план по разрыву связи с Видаром сводился к минимизированию их встреч и разговоров. Эсфирь намеренно снимала со своей дерзости предохранители, стреляла резкими ядовитыми фразами и постоянно вкладывала во взгляд такое количество ненависти, которое её ослепленное сердце могло допустить.

— Такой наряд достоин, как минимум, королевской обедни, а не кухоньки старенькой тётки!

Добрый старческий голос застаёт Эсфирь врасплох. Она застывает на месте, наспех запихнув в рот ложку овсяной каши с кусочками свежего яблока.

— Ох, прости, что испугала, дорогая! — Тётушка До торопливо проходит вглубь кухни.

— Тётушка До! — Эсфирь подскакивает с места, быстро прожевывая и очаровательно улыбаясь. — Как у Вас дела?

— Как обычно, милочка. Наш Король всё буйствует, не оставляя нам свободного времени, — бухтит альвийка, но с улыбкой на губах.

Эсфирь лишь понимающе поджимает губы, беря в руки пустую чашку с намерением помыть. Их король и вправду был идиотом.

— О, оставь, дорогая! Мыть в таком платье чашки — преступление!

— Но…

— Нет-нет, я сама! — Тётушка До быстро забирает чашку, оставляя ведьму в замешательстве. — Давай-ка я заварю тебе чаю, пташка.

— Право, не нужно… Не хочу, чтобы из-за меня у Вас были проблемы, — искренне улыбается Эсфирь.

Вот что удивительно — рядом с альвийкой она не чувствовала себя диким зверем, властной ведьмой, лишь… маленькой девочкой, что бежала к маме со всех ног, когда Паскаль не делился игрушкой, или Брайтон неаккуратно шутил, когда разбивала коленки, или отец заставлял учить этикет.

— Какие проблемы, упаси тебя Хаос! — Старушка начинает громыхать кружками, в попытке найти подходящую для ведьмы. — Ты сегодня другая, — она улыбается уголком губы.

— Братья приезжают… — Эффи счастливо закусывает губу, усаживаясь на стул.

— Скучаешь по ним?

— Да, — с придыханием отвечает ведьма, кивая в знак благодарности, когда перед ней появляется изящная по форме кружка с облепиховым чаем. — Они — единственные, кто способны искренне любить меня.

— Зря ты так думаешь, — добродушно усмехается смотрительница, присаживаясь рядом с Эсфирь так близко, будто ко внучке подсаживается. — Найти любовь не так сложно, куда сложнее — сохранить её.

— Тётушка До… — не смело начинает Эсфирь, укладывая холодные руки на горячую керамику. — Вы верите в родство душ?

— Мы живём в мире Хаоса, Эффи! Конечно, верю! И верю, что когда-нибудь Любовь простит нас и вернёт дар нашим душам и сердцам… А ты? Веришь?

— Я не знаю… — подкусывает губу Эсфирь. Как бы ей хотелось хоть с кем-то поделиться своим открытием! — Когда я начинаю об этом думать, то множество вопросов блуждают в голове.

— Расскажешь старушке?

— Обещаете не осудить меня?

— Это сейчас могущественная Верховная говорит? — весело усмехается тётушка, встречаясь лишь с выцветшей улыбкой.

— Могут ли родственные души не желать родства? Могут ли ненавидеть друг друга? Так же сильна эта ихлюбовьбез родства?

— Точных ответов я не знаю, пташка. Первые два вопроса — тонкая история. Мы стали расчётливее, уступили пальму первенства мозгу и сердцу в делах души. Выставили последнюю за дверь и радуемся, этакие расчётливо-эмоциональные куклы, а души то в нас нет. А пару себе — душа выбирает, она ослепляется, она любит. Могут ли не желать и ненавидеть? Могут, чего ж не могут-то! Сама знаешь, нежить мы. А вот любви без родства — не бывает, в этом я уверенна. Твои братья женаты же?

— Только один, — тихо отзывается Эсфирь.

— И ты думаешь, что они с женой просто думают, что ослеплены друг другом?

— Не знаю, родство душ не проявлялось.

— Или они, замотанные в быт, не замечают душ?

— Хорошая теория, — слабо улыбается Эсфирь. — Как Вы думаете, связь можно разорвать?

— Да всё можно, пташка! Всё! Другой вопрос — какая цена? Раньше, мне прабабка моя рассказывала, того, кто решится оборвать связь — заточение ждёт, не хуже, чем у самой Тьмы. Тьма же руку подняла на душу, хотела завладеть ими как… как Каин. — Тётушка осекается. — Вишь как, энергия из них огромная, все миры подчинить можно: и Бога, и Хаоса… Да только заточили её, как раз, связью душ, а она утащила их с собой, туда, в Пустоту. А те, что в нас якобы есть — гнилью покрылись, жалким подобием стали. С тех пор с сотню раз связи мелькнули и растворились на века.

— Да, это я знаю… Но как их разрывали? Родственные связи?

— Уж этого-то я не знаю! Легенд много ж ходит, но сходятся в одном: без смертей не обойтись. Говаривают, самому на себя руку поднять нужно: за раз избавиться от души, сердца и разума. Только где ж уж нам знать об этом…

— Я много искала про родство, но практически ничего нет. То, что вы говорите, слышу впервые.

— Так и не мудрено. Из уст в уста передаётся же. Старожилов искать надо близ Столицы, они тебе и не такого расскажут, если интересуешься.

— Старожилы… — почти беззвучно выдыхает Эсфирь.

Она благодарно улыбается тётушке До и даже приседает в прощальном книксене, на что старушка смеётся. Если бы только добродушная тётушка знала, что творится в голове многовековой ведьмы, то ни за что бы в жизни не призналась, что верит в родство душ.

Эсфирь на впечатляющей скорости врезается в чью-то широкую спину.

— Твою мать! — недовольно фыркает она, когда чувствует, что встреча с полом неизбежна.

Мужские руки вовремя подхватывают её, ставя ровно перед собой. Генерал Себастьян насмешливо щурит глаза, пытаясь оставить остальное лицо с напускной серьёзностью.

— Ты решила самоубиться до Посвящения? — серьёзно выдаёт он, отчего ведьма растягивает губы в улыбке.

— Или ты, — пожимает плечами она, намекая выразительным взглядом, что она всё-таки не просто какая-то ведьма — Верховная.

— Выглядишь… чарующе…

Себастьян быстро скользит взглядом по её нетипичному виду.

Ведьма стояла словно молодая королева этого замка, альвийский шёлк безупречно струился волнами, украшения блестели в тёплом солнечном свете, а взгляд более не был колючим и диким, скорее — непривычно тёплым, каким-то хозяйским и перехватывающим дыхание. Ради неё хотелось отдать жизнь, не раздумывая, чтобы она не совершила.

— Не представляю и малейшего значения, куда ты так гналась, но скоро начнётся аудиенция, тебе нужно присутствовать. Видар и без того не доволен твоим отсутствием за столом.

— Король вряд ли оценит, что ты вызвался меня сопровождать, — хмыкает Эсфирь, с интересом оглядывая, как рука Себастьяна элегантно сгибается в локте, ожидая её руку.

— Он приказал направить за тобой начальников стражи. Если учесть, что я — генерал…

— Начальник, всвоем роде, — иронично хмыкает она, принимая его руку. — Ваш ревнивый король наверняка думает, что я околдовала тебя.

— А ты не околдовывала? — смешливо дёргает бровями Баш.

— Как я могу? — подыгрывает ему ведьма. — Уж ему-то бояться нечего. Ведьмин шармдействует лишь тогда, когда ты не испытываешь сильных негативных эмоций.

— Всё же он есть?

Себастьян стремится не утерять шутливого настроя, но взгляд становится серьёзнее. Неужто Видар прав?

— Своеобразное проклятие всех ведьм, — пожимает плечами Эффи. — У тебя это почти прошло.

— То есть?

— Я знаю, что ты чувствовалослепление. Оно сходит на нет спустя несколько дней или недель и остаётся лишь… хорошее отношение к нам. — Эффи тщательно подбирала последние слова. — Нежить уже властна над своими эмоциями. К слову, половина вашей Тэрры меня ненавидит, — ухмыляется она.

— Это не так, — быстро вставляет Себастьян. — Далеко не так, когда-нибудь ты это увидишь.

— Не теряешь надежды на то, что я тут задержусь? — лукавая улыбка касается пухлых губ.

— Как я могу? — возвращает ей генерал.

Всего лишь ведьмин шарм. Всего лишь. Да, он чуть с ума из-за него не сошёл! С плеч Себастьяна будто оковы падают.

Прислуга распахивает двери в тронный зал, пропуская их внутрь.

Видар, расслабленно восседавший на троне, переводит взгляд на вошедших. Тело наливается напряжением, он с усилием пытается отвести взгляд, но не может, жадно впитывая каждое, почти эфемерное, движение ведьмы.

От того, как она улыбается, и улыбается всем, кроме него, перехватывает дыхание. Он не видел её такой… расслабленной или счастливой. Он вообще не замечал раньше её дьявольской красоты: как опасно сверкают разноцветные глаза, как губы лукаво растягиваются, а брови аристократично изгибаются.

Белый — не был её цветом, но никто, кроме неё, не выглядел так величественно, облачаясь в снежную пургу.

— Кровавый Король, — хмыкает она, выпуская руку генерала.

— Верховная Тринадцати Воронов, — в тон ей отвечает Видар.

— Выглядишь уставшим.

Она ведёт плечиком, отчего король едва заметно облизывает губы.

— Выглядишь… сносно, — дёргает жгучей бровью.

— Сносно? — не удерживает смешок Эсфирь.

«Он издевается? Я выгляжу, как демонова королева!»

— С минуты на минуту начнётся аудиенция. Займи своё место! — приказывает Видар, не желая более говорить с ней. Бешено-стучащего сердца с лихвой достаточно.

Он удивлённо осматривает Эсфирь, когда та, молча кивнув, со счастливой улыбкой на губах, занимает место подле правой руки Видара.

«Да, что не так с этой инсанис?»

— Ваше Величество! — громкий голос слуги разлетается по зале. — Прибыли Его Величество Брайтон Киллиан Бэриморт — Король Пятой Тэрры в сопровождении Паскаля Яна Бэриморта — генерала-покровителя Малварских Карателей.

Двери безумно медленно (для Эсфирь) отворяются. От накатившей радости и желания очертя голову ринуться в объятия — она чуть ли не ёрзает на кресле, словно маленький ребёнок.

Видар напускает на себя серьёзность и ненависть всего пекла, лишь бы никто не заметил, как умилительно дёрнулся уголок губы. Этого ему ещё не хватало!

Паскаль, завидев сестру, озорно подмигивает ей, растягивая губы в приветливой улыбке. Брайтон же — ускоряет шаг, окидывая младшую сестру тёплым взглядом.

Оба шли, как единое целое, с одинаковой обольстительно-опасной грациозностью. Чёрные камзолы богато сверкали серебристой росписью при ясном свете дня. Единственное, что отличало братьев: старший — застёгнут на все пуговицы, без любого проявления небрежности, младший же плевал с высокой колокольни на правила этикета в одежде: распахнутый камзол и жилетка выражали протест, а чёрная шелковая рубаха, расстегнутая на несколько пуговиц — пренебрежение.

Видар оценивающе пробегается по ним взглядом, отмечая, что их сестра действительно женская версия рыжеволосых правителей. Зелёные глаза смотрели с серьёзностью и величием, в голубых же сквозила насмешка и задор.

После того, как все нормы и традиции Первой Тэрры были соблюдены, аудиенция окончена, а братья стали официальными гостями замка и даже оказались приглашены к королевскому столу, Эсфирь резко подскакивает с места, ошеломляя знать.

Кто-то испуганно охает. В её руках мелькает серебристая сталь клинка. Она слишком внезапно оказывается рядом с королём Пятой Тэрры, ловко отталкивая в сторону принца. Стража подрывается к ним, но Паскаль вскидывает руку вверх, смешливо смотря на Кровавого Короля, ясно давая понять, что это — норма, лишь показательное выступление…семейноеприветствие.

Брайтон делает грациозный выпад, обаятельно улыбаясь уголком рта, но ведьма, предугадав, оказывается на шаг впереди. За ней, почти беззвучно появляется Паскаль. Оба брата хитро переглядываются, зажимая сестру в крепких объятиях. Бархатный смех троих гулко прокатывается по зале.

Видар сидит в полном замешательстве, оглядывая другую Эсфирь — ту, что он видел в первый раз. Сердце глухо бьётся, замирая в напряженной дрожи.

— Простите нам эту вольность, господин Видар! — В голосе старшего брата не было и намёка на смех, но озорные смешинки ещё плескались в глазах. — Мы слишком давно не видели сестру.

— Ничего, — холодно роняет альв. — Я наслышан о крепких родственных связях маржан.

Паскаль уже было открывает рот, чтобы сморозить глупую шутку в роде: «Инцест — дело семейное», но Брайтон вовремя награждает его хмурым взглядом.

Видар скользко ухмыляется, сразу раскусив младшего.

— Господин Видар, можно последний вопрос на сегодня?

Паскаль поднимает на короля наглый взгляд, всем своим бесцеремонным видом показывая, чьяэто сестра.

— Разумеется.

— Господин Видар, могли бы мы после ужина выкрасть госпожу Верховную из-под Вашего чуткого поля зрения? Ничего криминального! — На опережение вставляет Кас. — Она лишь обещала нам экскурсию по городу.

— Она? — Король, не совладав с эмоциями, иронично дёргает бровью. — Боюсь, дорогой Паскаль, моейСоветнице в этих вопросах самой понадобится путеводитель.

— Отчего же? Я чудесно ориентируюсь в Халльфэйре.

— Надеюсь, это не дело рук маркиза Оттланда.

Брайтон недоуменно косится на сестру, а Паскаль замирает, рассматривая попеременно то короля, то ведьму. Остальные будто и вовсе растворились. Властвовал более не король. Перепалка двоих.

— О, нет, благодаря ему я прекрасно знаюкаждыйуголок Долины Слёз.

Губы Паскаля озорно растягиваются в улыбке, но взгляд, наоборот, становится в разы серьёзнее. Брайтон и вовсе мрачнеет.

— Всё же настаиваю на проводнике.

— Настаивай сколько влезет, — нагло поднимает на него глаза. — Вороны — мои глаза. Я знаю здесь даже самые скрытые тропы.

— Так уж ли самые скрытые?

Видар лениво проводит пальцем по подлокотнику трона. Он раздражающе ухмыляется, оголяя ярко-выраженные клыки.

— Так уж ли.

— В таком случае, если госпожа Верховная попросит помощи в вопросах геолокации, то приказываю ей отказать.

— А если я заплутаю меж таверн?

— Я спокойно вздохну.

— Ох, я и забыла, что рядом со мной это практически невозможно!

— Отчего же? Я уже не представляю своей жизни без тебя. Временами, правда, ностальгия по спокойствию.

В глазах двоих плещется яд.

Паскаль замирает, не мигая смотря в разгневанные лица короля и Верховной. Казалось, он даже разучился дышать, не то, чтобы двигаться.

— Прошу прощения за поведение моей сестры, господин Видар!

Первым прерывает перепалку Брайтон. Он недовольно сверкает взглядом, отчего Эсфирь хмурится и поджимает губы.

Видар усмехается. Да какая из неё ведьма? Ребёнок, упаси Хаос!

— Просите Вы о невозможном, господин Брайтон… — надменно начинает он. — Но я отпущу госпожу Эсфирь с Вами. Ей будет полезно хоть иногда выходить за пределы Замка Ненависти. Более того, я уважаю Ваши традиции, в том числе — семейные ценности. Господин Брайтон, господин Паскаль, я искренне рад Вам в моей Тэрре! Будьте, как дома! Господин Брайтон, только зайдите ко мне перед уходом.

Паскаль делает первые попытки вдохнуть воздух, но глаза всё ещё подёрнуты мутной дымкой. Уловив движение со стороны, он механически копирует действие брата. Братья благодарно кланяются, в отличие от Эсфирь. Она так и стоит, неотрывно наблюдая за наглым спокойствием в глазах приторно улыбающегося короля. Он слегка подмигивает ей, отчего напряжение на, и без того напряжённом, личике пробивает все возможные отметки.

Король медленно поднимается с трона, не разрывая зрительного контакта с ведьмой. Представая перед ней во всём блестящем величии.

Эсфирь слышала о нём множество россказней: начиная от того, что он никогда никогоне прощает; что там, где он — всегдаокеан крови; что он — убийца, зло во плоти, а заканчивая его скользкой обаятельностью, скрытыми помыслами и мотивами, холодностью и отчуждением. Она всегда говорила, что столько слухов много даже для королевской особы, а потому считала всё глупостями.

Да только он стоял перед ней с наглой усмешкой на губах, которую хотелось стереть ударом кулака. Стоял и подтверждал своей физиономией все слухи, сказки, легенды.

И если бы она знала, что он задумал и какое предложение хочет дать её старшему брату, то наверняка собственноручно вырвала бы самодовольное сердце прямо здесь.

18

— Я хочу ещё раз извиниться за поведение моей сестры, Видар. Она практически всю жизнь была такой, но у неё хорошее сердце.

«Или, по крайней мере, было», — добавляет про себя король Брайтон. Он располагается в удобном кресле кабинета Короля Первой Тэрры, окидывая его уставшим взглядом.

Видар расслабленно шёл к дубовому столу, на ходу поправляя ворот рубашки. Брайтон внимательно следил за ним, отмечая, что он совсем не изменился с последней встречи. Даже в летах не прибавил. Тот же волевой подбородок, напряженно сомкнутые губы, ледяная ненависть и мрак в глазах. Всё так же скрывал от живых душ руны исцеления и шрамы.

«У нее нет сердца», — хмыкает про себя Видар.

— Пока она будет добросовестно выполнять свои обязанности — проблем не предвидится, — заверяет король Первой Тэрры, отходя к огромной арке за креслом.

Он снимает с головы корону, прокручивая её в руках.

— Как жизнь? — интересуется Брайтон, подмечая, как былой друг по войне замирает. — После последнего визита несколько лет назад, ты будто пропал с радаров.

— Было много дел, чтобы восстановить разруху. — Видар разворачивается лицом к Брайтону, все ещё держа Ветвистую Корону в руках. — Я знаю, что вы с Паскалем приехали лишь на Посвящение, но у меня к тебе дело государственной важности.

— Разве ты больше не собираешь Совет по таким поводам?

— Собираю. Только я не доверяю им. Не всем им, — уклончиво тянет король.

— А как же Советница? Уж она-то должна быть в курсе…

— Будет. После Посвящения.

— Тогда, когда твой вопрос уже решится? — хмыкает Брайтон.

— Возможно. — Видар присаживается напротив малварца. Он пододвигает разложенную карту ближе к нему. — Давно на карту смотрел?

Брайтон внимательно изучает карту Тэрр. Самыми внушительными территориями по-прежнему оставались Халльфэйр и Малварма. Обители никсов, саламов и сильфов существенно отличались.

— Третья Тэрра. Великий Бассаам. Он находится практически между нами. Земли Бассаама беднеют от набегов Узурпаторов. Если они захватят территорию, то смогут урвать лакомый кусочек, откуда удобно направлять свои войска к нам.

— Ты предлагаешь ударить первыми? — выгибает бровь Брайтон.

Война — последнее, чего бы он хотел.

— Я предлагаю уничтожить Третью Тэрру, — спокойно выдаёт король, встречаясь с изумлённым взглядом малварца. — Война с Узурпаторами грядёт. Я не собираюсь ждать, пока они вторгнутся ко мне.

— Почему ты думаешь, что они это сделают? Может, им лишь нужно золото Бассаама…

— Ты чумеешь только от одной мысли, что снова начнется война.

— Да! Да, Видар! Я помню, что это такое! И собственноручно стирать живых существ с лица Тэрр я не посмею!

— Я не прошу тебя об этом, — хмыкает Видар. — Я прошу Вас не вступать в антикоалицию со Второй и Четвёртой Тэррами. В этом случае, Великий Бассаам мы поделим поровну и породнимся.

— Издеваешься? Хочешь откупиться горсткой земли, покрытой пеплом?

— В противном случае, я сотру с лица земли всех вас.

Видар сурово поджимает губы, смотря на оппонента жёстким взглядом.

На его стороне была Верховная. Мощнейшая машина для убийств.

От одной мысли об этом у Брайтона заколотилось сердце. Сестра еле пережила двадцатипятилетнюю Холодную войну. Если он согласится на условия Видара, то не только станет соучастником, но и последним лгуном, подлецом, что некогда клялся сестре всегда хранить мир.

— Ты хочешь использовать её?

— Ты же понимаешь, что она на моей стороне. Выбор за тобой: почти бескровный раздел земли или огромная война с Узурпаторами имной.

— Если я примкну к тебе, она возненавидит меня. И тебя.

— Уж я-то переживу такую потерю. Корона обяжет её подчиниться мне.

— Как же ты слеп, Видар!

— Слеп? — смешок украдкой слетает с губ. — Протри глаза — наши Тэрры — прямой выход к людям! Генерал наверняка мечтает разрушить границы, чтобы владеть ими.

— Тебе с этого что? Я не понимаю…

— О, всего лишь повод быть рядом с моей Верховной. Видишь ли, она носится от меня по всему замку, как от огня, — лениво протягивает Видар.

Брайтон внезапно поднимает взгляд на Видара. Он рдел не за благополучие Тэрр. За своё и только. Но Брайтон и понятия не имел, что именно король хотел получить.

Видар же не мог просто так отдать какому-то Узурпатору своё по праву. Ему нужен вовсе не выход к людям, что-то более сокровенное. Ихдуши.

— Если ты всерьёз намерен поглотить целую Тэрру, то чем ты лучше Генерала Узурпаторов?

— Я моложе, — скотски пожимает плечами Видар. — Ты либо со мной, либо тебя нет. Твоя сестра вряд ли обрадуется рада такому раскладу.

— Выходит, легенда о благородном Антале для тебя пустой звук?

— До вас дошлане талегенда.

— Ты же понимаешь, что я могу расценить все твои слова, как государственную угрозу для Малвармы, не взяв в расчёт, что чту свой долг перед тобой со времён Холодной войны?

Брайтон слегка приподнимает подбородок, внимательно оценивая реакцию Видара. Тот лишь растягивает губы в дьявольской улыбке.

— Я уже знаю твой ответ. — Он чуть склоняет голову. — За столько лет войны я хорошо изучил тебя, Нот. Очень хорошо. И знаю, что семьей, вы — дом Бэримортов, способны жертвовать с таким размахом, что всем стоит позавидовать вам. На самом же деле, плевать вы хотели на чувства друг друга, а потому — одной обидой больше, меньше, тебе всегда было всё равно. Вам не привыкать, поэтому ты согласен.

— Это не так, Видар. Наш дом умеет прощать. Кому, как не тебе, знать об этом, — дёргает уголком губы Брайтон. — Но я примкну к тебе не поэтому. Моя сестра вынуждена стоять подле твоей правой руки. А я — её старший брат, что всегда будет стоять за спиной и следить о благосостоянии. И если войны не миновать — я не пойду против сестры.

— Умоляю! Она — Верховная, отречённая от престола и семьи!

— Но семья не отрекалась от неё.

Взгляды королей снова пересекаются.

— Но, — продолжает Брайтон. — Я поддержу тебя только в случае малой крови. И будет, весьма, честно, если ты расскажешь, как хочешь прибрать к рукам Тэрру, не истребив всехсаламов на ней и не привлекая к этому внимания.

— Что ты знаешь о бесе Кванталиане?

Лицо Брайтона вытягивается.

— Какое это имеет отношение к делу?

— Видишь ли, мои шпионы донесли, что не так давно он прибился к берегам Великого Бассаама. Входит в круг приближённых короля. И не раз интересовался моей Верховной.

— Интересовался ей он по другой причине, — раздражённо фыркает Брайтон. — С захватом земли это никак не связано.

— Я знаю, — довольно улыбается Видар. — И судя по твоей реакции, мужская половина Бэримортов его не жалует. Почему?

— Потому что он лживый, изворотливый и беспринципный. Бес — одним словом.

— Не ровня, да? И имел связь с твоей сестрой…

Брайтон играет желваками.

— …По правилам, ты должен был отдать её замуж, так ведь? Но ни разу не поймал их, хотяотношениябезумно очевидны.

— Забудь об этом слове, говоря о моей сестре! И скажи уже конкретно. Я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Допустим, наш Кванталиан узнает, что её держат на прицеле в Бассаамском Огненном лесе. Ей грозит опасность… С какой вероятностью он примчится за ней?

— Со стопроцентной. Я всё ещё не понимаю.

— Если ты хочешьмалой крови, то мы добьёмся её через беса. Верховной нужно будет лишь попасть в замок и привести войско ко мне.

— Она не согласится.

— Тогда я перейду к своему первоначальному плану. Они либо добровольно отдадут корону, либо Советница выкосит их земли. Язаставлю её, — пожимает плечами Видар.

Брайтон точно знал, что Видара постигнет неудача с планом по поимке беса на живца. Оставался лишь единственный вопрос — как именно он принудит Эсфирь и на что способен пойти ради этого. Но почему-то в эффективности не сомневался.

Спустя несколько минут молчания, Видар поднимается с кресла.

— Ты доверяешь Паскалю? Он очень… ветреный.

— Он мой брат, Видар. Чтобы он не сделал и каким бы он ни был — он мой брат.

— Интересно, твоя сестрица считает так же?

Глаза Видара до краёв наполнились насмешкой.

— Стоит напоминать, что Паскаль первый вступился за твою кандидатуру много лет назад? Мясник поручился за отщепенца-альва, — тон Брайтона становится угрожающим.

— Это было давно и неправда, — усмехается Видар, обнажая явное желание перевести всё в шутку.

— Когда ты планируешь наступление?

— Ну, сначала мне предстоит обрести Советницу, выбрать невесту, поругаться с Советницей, собрать Совет, может быть, подраться с Советницей, объявить о своём намерении развязать наступление, выслушать порцию оскорблений от Советницы и только тогда наступать.

По мере того, как Видар лениво растягивает слова, в глазах Брайтона искрятся смешинки. Ему искренне жаль этого короля.

— Слишком много Советницы, не находишь?

— Вот и я о том же… Совершенно о том же…

— Видар, могу я попросить тебя кое о чём?

— Только если это не касается Советницы, — ухмыляется Видар, но видя серьёзный настрой короля Пятой Тэрры, поджимает губы. — Она — теперьмоя собственность, прими это, Брайтон.

— В светских вопросах — да. Но не в личных. Помни, что она — моя сестраи компрометировать её — я не позволю. В противном случае, поиск невест тебе не пригодится.

В первую секунду Видар глупо хлопает глазами, а потом разражается звонким раскатистым смехом.

— Это слишком смешно, чтобы принимать за угрозу, Брайтон! Мы ствоей сестройне переносим друг друга. И будь она последней особью женского пола в Тэррах — я скорее переключился бы на простых смертных. Не в обиду твоей семье.

Брайтон поднимается с места, облизывая пересохшие губы.

— Я жду дальнейшего расклада.

Видар чуть ухмыляется, провожая Брайтона безжизненным взглядом до двери.

— Конечно… Нот, — он окликает старого друга. Тот замирает, оборачиваясь на короля, не смея стоять спиной к действующему правителю Халльфэйра. — В шахматах только два короля — белый и чёрный, помнишь?

— Как быть, если мы оба на стороне зла?

— Ты на стороне нежити — да, но не на стороне зла.

Видар довольно надевает корону, наблюдая за тем, как Брайтон коротко кивает и выходит из кабинета.

Здесь Видар оказался безукоризненно прав. Зло здесьон.

⸶ ⸙ ⸷

Альвийская таверна разрывалась от громкой музыки, яркого смеха альвиек и возмущений альвов. Калейдоскоп разнопёрых одежд и лиц закручивал любого в атмосферу беспечной разнузданности. Именно в такой и нуждалась Эсфирь. Или, по крайне мере, Паскалю так просто казалось.

Благодаря мороку Брайтона — настоящими в троих остались только глаза. Волосы братьев завивались на манер добропорядочных альвов — светлые, со множеством косичек и побрякушек в них. Эсфирь же одарили тёмно-каштановым оттенком. Черты лица изменились так, чтоб никто со двора не смог признать в беспечной троице — могущественную и влиятельную семью. Если хочешь спрятаться — располагайся на виду. Так они и делали, намеренно занимая чуть ли не центральный дубовый стол, громко смеясь.

— А потом она сказала, что без ума от меня! — смеялся Кас. — И это после того, как цветы в её букете обернулись уродливыми жабами!

— Мы никогда не найдём ту великомученицу, что вытерпит твои выходки, — обречённо выдыхает Брайтон под заливистый хохот сестры.

Ей так не хватало домашнего тепла. Бесконечного уюта, что обволакивал её, когда они втроём оставались наедине. Тэрра Видара отличалась невыносимо жарким климатом, в его доме сновало огромное количество слуг, от которых буквально кружилась голова, но… всё было овеяно какой-то ледяной аурой, что не позволяла искренне радоваться ни прислуге, ни самому королю. Будто бы замок из века в век тонул в бесконечной скорби. Возможно, так он отплачивал за былое восстание. Эсфирь не знала. Но, что по-настоящему удивляло ведьму — это то, как форма разительно отличалась от содержания.

В некогда её Тэрре, в противовес — промёрзлые земли, да разноцветный лёд, овеянный смертью, но отношения малварцев окутывали в ауру семейности, как в ватное одеяло. Малварма гордилась горячими сердцами.

— А может, ему не нужна невеста? — хитро сверкает глазами Эффи.

— А вот этого не надо сестрёнка! — фыркает в ответ Кас. — Я люблю женщин! Женщины, вы слышите? — нарочито громко выдаёт он, заставляя половину таверны посмотреть в сторону стола. — Я люблю вас, женщины! Вы — прекрасные существа! За вас! До дна!

Его предложение встречается огромным гомоном в ответ. Все вокруг начинают подбадривающе шуметь и чокаться.

— Кто же тост без выпивки раздаёт? — смеётся Брайтон.

— Судя по всему — наш братец.

Эффи изящно поднимает руку, дабы альвийка в фартуке подошла к их столу.

Спустя четверть часа и принятие организмом цветочного эля — общий смех семейства и вовсе превратился в задорный гогот. Они весело перебивали друг друга, умудрились даже поссориться.

— Ну, вот, ты замацала мой камзол! — разочарованно фыркает Брайтон, когда Эсфирь случайно проливает на него эль.

— Я могу исправить…

Эсфирь уже заносит пальцы, как старший брат перехватывает их.

— Не надо.

Нот обаятельно ухмыляется краешком губы. Только в глазах плещется смущение и отчаяние. Он собирается действовать за спиной собственной сестры. Быть в сговоре с тем, к кому её ненависть достигала гигантских масштабов.

— Но я…

— Говорю же, отстань от меня!

Он шутливо отбрасывает её руку, получая за это лёгкий подзатыльник.

— Прошу прощения…

Посторонний голос пытается расколоть семейную атмосферу. Трое поднимают глаза, а рука Эсфирь замирает на плече старшего брата.

Перед ними стоял белокурый молодой юноша. Длинные волосы спадали на плечи ровным ливнем. Разноцветные глаза смотрели с неподдельным восхищением на обладательницу того же порока, что и у него. Длинный шрам рассекал левую бровь, обходил глаз и исчезал под подбородком.

— Могу я пригласить столь очаровательную особу на альвийскую плясовую? — Незнакомец оголяет ряд ровных жемчужных зубов, учтиво кланяясь. — Конечно, если госпожа не связана узами брака.

— Давай, госпожа, потанцуй и забудь про его камзол! — улыбается Паскаль. — Мы старшие братья.

На лице подошедшего играет удовлетворённая улыбка.

Эсфирь всё же поднимается с места, недовольно окидывая братьев взглядом. Паскаль весело присвистывает, поигрывая бровями. Он внимательно смотрит за тем, как его сестра в компании блистательного незнакомца удаляются к центру таверны, дабы примкнуть к большому количеству танцующих пар.

— Дело хрень, — резюмирует Паскаль, когда сестра отходит на приличное расстояние.

Он залпом глотает содержимое бокала.

Брайтон резко оборачивается в сторону Эсфирь, думая, что брат имеет в виду не лестное поведение её спутника, но убедившись, что тот держался галантно и по-джентельменски, возвращает недоумённый взгляд на Паскаля.

— Хватит пилить её взглядом. Он-по крайней мере не лицемерный трусливый бес, как Кванталиан…

— Не напоминай мне об этом недоразумении… — Он снова тянется к бокалу. — Сегодня, когда мы были в тронном зале… Когда Эффи-Лу решила испытать терпение короля… — Паскаль закусывает губу, учтиво отмалчиваясь, пока официантка меняет посуду.

— Ну? — сверкает властью в глазницах Брайтон.

— Я увидел их ауры. Нот… Ониидентичные.

— И что?

— А то, что не бывает двух идентичных аур, понимаешь? Как у людей не бывает двух одинаковых отпечатков пальцев или у нас форм хрящей в ушах…Их ауры черны настолько, что эта блестящая темнота щиплет глаза, а по краям… они сверкают переливами маржанского серебра и альвийского изумруда. Они одинаковы… Совершенны и охрененно невероятны.

— Но, как такое возможно? — тихо шепчет Брайтон, позабыв о том, что вокруг слишком шумно и брат мог попросту не услышать его вопроса.

— Ты сам знаешь…

— Нет! — Брайтон слишком резко ударяет кружкой по столу. Несколько зевак оборачиваются на него. — Нет. Этого не может быть, Кас! Сказка, всего лишь дрянная сказка! Она не связана с…ним…

Оба брата переводят взгляд на улыбающуюся сестру, что парила в объятиях лощёного альвийского щёголя. Её разноцветные глаза искрились смехом и счастьем, будто по возвращению в замок тяжёлая служба не поджидала на каждом углу.

— Но если связана, если это правда… Она умира…

— Замолчи! — травяные глаза впиваются в ледяные. — Даже не смей говорить мне об этом! Ты не знаешь наверняка.

— Я видел ауры! Этого мне достаточно. Мне плевать — сказка это или быль, явиделих! Видел их одинаковость, величие… переплетённость… Они созданы единым целым…

— Они ненавидят друг друга!

— Это мягко сказано!

— И не примут друг друга! Уж лучше бы был Кванталиан…

— По легенде…

— Вертел я эту легенду знаешь где? — взрывается старший брат, устало откидываясь на спинку деревянной лавки.

— Только демонстрировать не надо! — сверкает льдами в глазах младший. — Они могут свести друг друга в могилу! И никакой Всадник Смерти нам не помощник в этом!

— У меня есть одна идея…

— Она возненавидит тебя.

Паскаль внимательно вглядывается в лицо брата, сразу же раскусив его.

— Поверь, это будет не в первый раз. Я отдал свой положительный голос Видару по прихватизаии Третьей Тэрры.

— Ты придурок, Нот?

— Я — Король Пятой Тэрры.

— Что ж, нахрен… Поздравляю! Наш король придурок!

Паскаль резко подрывается с места, но тяжёлый взгляд брата останавливает его.

— Куда намылился?

— Расслабиться, — фыркает младший.

Мало того, что его брат когда-то дал клятву Эсфирь лишить её жизни, в случае, если могущество ослепит разум, так теперь это… Глупый старший братец!

Ещё раз окинув его взглядом, он направляется к давно заприметившейся альвийке.

Брайтон делает несколько глотков, вскидывая руку вверх, дабы обновить стакан. Он неотрывно следит за сестрой, готовясь заранее прочувствовать её гнев на собственной шкуре. За то, что никогда не сможет поднять на неё руку. За то, что попытается спасти её жизнь, даже если сам при этом распрощается со своей.

Эсфирь же с широкой улыбкой на губах кружилась в плясовой. Чтобы знать танец — достаточно уметь грациозно двигаться, с той самой плавностью, которая присуща нежити Пятитэррья.

— Вы местный? — очаровательно приподнимает бровки Эсфирь.

— Не совсем, милая госпожа! Но знаю эти места, как свои пять пальцев.

— Вы не похожи на альва, — чуть склоняет голову она. — Не сочтите за грубость.

— О, да, я наслышан о Вашей предвзятости к залётным птицам, — галантно отвечает юноша, ловко меняясь местами с партнёршей.

Танец с ним — сплошное удовольствие. Он уверенно вёл Эсфирь, много шутил и улыбался, не обращая внимания на остальных альвиек.

Эсфирь поправляет тёмные локоны прямых волос, хитро стреляя глазами.

— Я — сильф. Прямиком из Четвёртой Тэрры. Со дня на день Кровавый Король устраивает приём, я приглашён.

— Так Вы из знати? — Эффи ловко подделывает удивление.

— Получается так, а Вы — из Столицы?

— С окраины. Мы с братьями привозили саженцы цветов для предстоящего приёма. Верховная настаивала на чёрных лилиях. Король, хотя и с осторожностью относится к данному цвету, разрешил, — ложь слетает с языка быстро и непринуждённо.

— Получается, я не смогу наслаждаться Вашим обществом на празднестве?

— Увы, — пожимает плечами цветочница.

— А есть ли шанс на ещё одну встречу?

— Конечно, если Вы знаете о здешних Старожилах, — Эсфирь оголяет ровные зубы, кокетливо ведя плечиком.

— Для чего они Вам?

— О, я увлекаюсь старинными цветами, профессия такая. Хочется выудить у них древние гербарии, быть может, что на границах с Междумирьем, или с людскими, я смогу отыскать то, что меня тревожит.

— Насколько мне известно в этих краях остался один Старожил, но где он — знает лишь король. Дорога вам к Чёрному Инквизитору!

Музыка плясовой заканчивается, но юноша не спешит убирать горячие ладони с талии партнёрши. Оба застывают, глядя друг в другу в глаза. Эсфирь очаровательно улыбается, мастерски скрывая то, что почувствовала в партнёре. Словно он, как и сама она, пользовался сейчас мороком, чтобы скрыть истинную внешность и сущность.

— Как Вас зовут, прекрасная цветочница? — юноша прижимает Эсфирь так близко к своему телу, что она чувствует исходящий от него жар.

— Совершенно цветочным именем, — хохочет она, запрокидывая голову и оголяя перед ним шею, дабы показать, что ни капли не боится его. Юноша бегло облизывает губы, мельком пробежавшись взглядом по красивому изгибу. — Моё имя — Нарцисса Весенняя, принадлежу дому цветочников у южных границ Столицы.

Она отходит на шаг, склоняясь в книксене. Приподнимает взгляд чарующих глаз, чтобы околдовать его без магии.

— Таттиус Имбрем Орфей Цтир, герцог Тропы Ливней.

Эсфирь улыбается скромнее обычного и исчезает в круговороте альвийских лиц.

19

«Привяжет она тебя к себе чем-то, чего не видно, а порвать — нельзя, и отдашь ты ей всю душу»

М. Горький. «Макар Чудра»

Эсфирь лениво разглядывала потолок в своих покоях. Первый раз за пребывание в Первой Тэрре. Несколько часов назад, после пробуждения, осознав, что голова от вчерашней ночи раскалывается на тысячи осколков, а сегодняшний день обещает быть ужаснейшим в её жизни, она обессиленно грохнулась на кровать. Но открыв глаза, отвести их от потолка не могла уже какой час.

Он искрился чёрным, прямо как малварское небо в разгар ночи. Сотни звёзд мерцали в разноцветных глазах, ища там мириады отблесков.

Но по-настоящему её поразило Северное Сияние, что иногда чинно разрезало темноту. Она, как маленький ребёнок, не могла оторвать взгляда и гадала, кто преподнёс ей такой чудесный магический сюрприз в тюремную клетку.

Первая Тэрра с их правилами и законами всё больше казалась дикостью: наказания за провинности материализовывались на каждом шагу, долбанный альв раздавал их с такой щедростью и самозабвенностью, будто благодарил подданных за комплименты его очередному щегольскому камзолу. Но несмотря на правила, вчерашняя ночь в таверне показала иную сторону жизни: никто не ходил по струнке и не боялся упоминать имя короля. За него пили. Его восхваляли. Затем веселились до эмоционального исступления и снова пили: за семьи, за любовь, за жизнь… за короля. Всё это ещё больше путало Эсфирь.

Видар не был образцом идеально-выверенного правителя, но его любили. Искренне и честно, по-альвийски.

— Долбанный ты альв!

Эсфирь слегка бьётся затылком о мягкую подушку, зажмуривая глаза.

Он снова блуждал в её мыслях. Снова смотрел странным немигающим взглядом двух сапфиров, как вчера. Опять ухмылялся и старался вывести её из себя…

В Замке Ненависти царила тишина, даже тёплый ветер не позволял себе шелеста, дабы случайно не разбудить хозяина.

Эффи, а вслед за ней Паскаль и Брайтон, чуть ли не на цыпочках шли от самых дверей, стараясь сдерживать пьяный смех от абсурдности сложившейся ситуации и друг друга от случайного погрома в замке.

— А, может, споём? — тихо предлагает Паскаль, сверкнув яркими льдами глаз в темноте.

— Молчи, придурок, иначе будешь давать приватный концерт с плахи, — шикает на него Эффи, озорно улыбаясь.

— Семья! — Брайтон останавливается посередине небольшой залы, откуда два длинных коридора расходились к покоям, а огромная, в виде переплетений ветвей, лестница вела прямиком к спальням приближенных короля и самой Эсфирь. Со второго раза ему удаётся ухватиться за дерево. — Я долго думал и… додумал.

— Теперь король я, братец? — озорно хмыкает Паскаль, попутно икая.

— Если только алкоголя, — фыркает Эсфирь.

— Засчитано, сестрёнка!

Кас крепко сжимает сестру в объятиях, горячо целуя в щёку. Они оба оступаются, но удерживают равновесие.

— Предмет нашего разговора — бурбонная чума!

Брайтон неуклюже спотыкается, отчаянно хватаясь за перила.

— Она бубонная, придурок, — кривовато усмехается Паскаль.

Эсфирь утыкается в плечо Каса — лишь бы не засмеяться во весь голос.

— Ну, почему же? От бурбона тоже славно чумеют, — ленивый голос, словно мёд, растекается с верхнего этажа.

Трое нашкодивших школьников резко распахивают глаза, одинаково подкусывая губы. На верхней ступеньке, небрежно опираясь на перила, сидел Видар. Казалось, король даже пребывал в благосклонном настроении, раз вытирал собою полы.

Семейство безуспешно старается найти не шатающееся положение перед королём Первой Тэрры. Итог сводился к одному — в их глазах он уплывал. Или они растекались по полу. Разобраться наверняка было выше сил малварцев.

— Просим возвращения за позднее прощение!

Паскаль пытается исполнить что-то отдалённо напоминающее поклон, но запутавшись в своих же ногах всё-таки падает на пол, утягивая вслед за собой сестру.

— Ты придурок, Кас, — тихо выдаёт Эсфирь, что провоцирует заразительный смех обоих.

Видар ухмыляется. Эта демонова ведьма за несколько часов превратила могущественных существ Тэрры в двух смеющихся малварских мальчишек. Невероятно.

— Прошу прощения, Видар, — не сдержав озорной смешок, Брайтон сначала смотрит на короля, а затем подаёт руку сестре.

— А я? — обиженно потирает бедро Паскаль, тут же замечая протянутую руку сестры. Его лицо озаряет яркая улыбка. — Я знал, что у тебя есть сердце!

— Брось, Брайтон. Я не отчитываю. — Глаза Видара ловят лунный отблеск, а сам он приподнимает стакан с амброзией. — Ваше здоровье!

Эффи едва сдерживает непрошенный вздох, когда он задерживает взгляд на её персоне дольше обычного.

— Ладно, пора на боковую. У тебя завтра сложный день. — Брайтон смотрит на сестру с семейной нежностью. — Алкашка, — тихо добавляет он, отчего Паскаль снова разражается смехом.

— Даже не думай продолжать банкет… без нас, в крайнем случае, — выдаёт он, получая от Эсфирь локтем в рёбра.

Оба брата обнимают её.

— Ну, если вдруг… вы знаете, где меня с бутылкой найти, — бурчит Эсфирь из-под братских объятий.

— В нашем замке? — тихо спрашивает Брайтон.

— Заткнись, братец, она опустошит все наши запасы! — так же отзывается Паскаль, стараясь развеять ауру накатившей грусти.

Оба поочередно щёлкают сестру по носу и растворяются в темноте коридоров, оставляя её один на один с ним, новым королём.

Он, с видом кугуара, с высоты наблюдал за ней — изящным оленёнком с огромными разноцветными глазами.

Эсфирь медленно поднимается по лестнице. Её тёмно-синие брюки и камзол кажутся чёрными, а сама она чуть ли не растворяется в темноте, мерцая только кучерявыми языками пламени.

— Ты похожа на карманного камергера Пандемония.

Видар едва сдерживает смех, рассматривая амброзию в прозрачном бокале. Неизвестно, был ли камергер у когда-то жившего Пандемония, но если был, то выглядел в точности, как ведьма.

— А ты на долбанного альва! — злостно фыркает она, намереваясь обойти Видара, но вместо этого застывает над ним.

Острить в таком шатком состоянии оказалось достаточно сложно. Тем более, когда её взгляд то и дело застывал на его руках, точнее на вздутых венах.

В какой-то момент она с ужасом осознала, что и весь он привлекал её. Таким, каким был сейчас — расслабленным, сидящим на ступеньках, позволяющим ей вольность, что была из ряда фантастики. Вряд ли та же Кристайн могла похвастаться тем, что без последствий для своей шкурки обзывала короля, да ещё и смотря на него сверху вниз.

— Как некрасиво, — прищёлкивает языком король, а затем отпивает из стакана.

С алкоголем терпеть её даже забавно.

— Не знала, что Король Первой Тэрры — алкоголик.

Эсфирь с трудом отводит от него взгляд.

— И шизофреник, разумеется.

— Собрал все качества для одинокой смерти, — ядовито скалится Эффи, наблюдая за тем, как король медленно поднимается с места.

— Как жаль, что у меня нет друзей, — патетично декламирует Видар.

Он делает небольшой шаг к Эсфирь, заставляя её упереться спиной в стену.

— Чтобы они были нужно, как минимум, не увлекаться резнёй своих подданных.

Видар склоняет голову, будто специально подыгрывая ей.

— Подданных можно резать и с друзьями.

Он внимательно вглядывался в сверкающие радужки глаз. Странное желание смотреть в них, без малого, вечность — заставляет сердце ускорить ритм. Снова эта демонова тяга вышибала из него остатки здравомыслия, благодаря которому хотелось придушить её голыми руками. Прямо здесь, на верхней ступеньке.

— Красивая? — стервозно выгибает бровь Эффи, не в силах и сама отодрать взгляда от него. От острых скул, уставших глаз, волевого подбородка и тонких прядей чёрных волос, спадающих на лоб.

Сердце остервенело стучит в висках, буквально выкрикивая о желании прижаться к мускулистому телу. Ведьма изо всех сил старается наколдовать хотя бы видимость спокойного биения.

Видар усмехается в ответ на вопрос.

Эсфирь резко подаётся вперёд, обжигая горячим дыханием его губы, что вмиг пересыхают. Король резко впечатывает ведьму обратно в стену, крепко держа левой рукой. Теперь его очередь обжигать.

Опасные миллиметры разделяют их губы. А взгляды, некогда наполненные плавящей всё ненавистью, пожирают друг друга с ужасающей скоростью.

— Чего ты добиваешься? — глухо рычит Видар прямо в губы, едва ли касаясь их.

Он с трудом отводит от них взгляд, в голове ещё сигналит чужим, охрипшим от страсти, голосом: «Коснись их. Коснись. Коснись».

Эсфирь возвращает королю самодовольную усмешку.

Зрачки Видара опасно расширяются. Он ненавидел её настолько сильно, насколько другие были не в силах полюбить.

— Не спокойной ночи!

Он резко отходит, читая в глазах манящее: «Нет. Останься, прошу, останься».

Видар слегка трясёт головой, залпом опустошая содержимое бокала. Это лишь очередное наваждение.

Очередное наваждение. Ни больше, ни меньше. Отголосок вчерашней ночи — лишь дурное совпадение. Но её глаза, дыхание, наглое выражение лица, ресницы, дерзко разрезающие воздух — всё это невымываемое. Он помнил. Помнил блеск глаз, каждую эмоцию. Помнил и хотел забыть.

Видар задумчиво смотрит перед собой. Тронный зал пока ещё пустовал, и оказалось, что это единственное место, в котором он мог спрятаться.

Внезапно чьи-то тяжёлые руки падают на плечи. Видар резко поднимается, выворачивая руку, другой — тянется к метательным ножам, что прятались в голенище начищенных сапог, но те исчезли. Фигура выворачивается из хватки короля, делая шаг назад, довольно поигрывая королевскими клинками.

— Ты расслабился, — спокойно резюмирует пришедший, бросая в Видара украденное.

— Фай! — сверкает взглядом Видар.

Он поочередно ловит клинки и возвращает их на место, одёргивая лощеный камзол глубокого изумрудного цвета с благородными золотистыми вставками, а затем делает несколько шагов в сторону гостя.

— Я думал, ты тут подох со скуки, — мерцает коньячными глазами.

Они сначала бьют друг друга по предплечьям, делают рукопожатие хваткой под локоть и только потом обнимаются.

— Скорее, от одиночества, — широко улыбается Видар. — Где Изи?

— Выносит всем мозги с подбором платья на Посвящение. Честное слово, мне плохо от неё.

Файялл Лунарис собственной персоной ярко улыбался, на густой русой бороде хаотично поселились несколько заплетенных косичек на манер варваров. А вот на голове не наблюдалось ни волосинки, вместо них — переплетались невообразимые татуировки в виде ветвей с шипами и всевозможными рунами, а под ними — шрамы — последствия плена у Мясников в Холодной войне.

— Смотрю, ты не сильно парился с костюмом, — хмыкает Видар, оглядывая простенький камзол, расстёгнутый на несколько пуговиц. — Застегнись, скоро начнётся очередное представление.

— Помню, помню! «В строгости — сила!», — с хрипотцой смеётся Фай. — Как эта твоямалварка? Мы с Из слышали много историй, пока собирали сведения об Узурпаторах.

— Держи себя и Изи в руках, Фай. Здесь её братья.

Файялл удивленно изгибает брови, на левой — жили три глубоких шрама от когтей зверя. Получил он их в схватке с лесным гулем[1] в Междумирье будучи неопытным пацанёнком.

— Значит, слухи правда! У Верховной есть любящая семья, — буквально выплёвывает Фай. — А почему? Хранит их сладкие тела для особого жертвоприношения?

— Полегче. Король Пятой Тэрры нам не враг, не стоит его провоцировать такими заявлениями.

— Верно, ноона… Пытавшая не провинившихся, якобы «неугодных»! Спалившая несколько деревень на границах и…

— Довольно! — пресекает друга Видар. — С сегодняшнего дня наша земля — её дом. И, к тому же, Баш ослеплён ей. Или был ослеплён. Не знаю, по крайней мере, больше не пищит от восторга.

— Наш Баш? — Гневное изумление заставило лицо Файя неестественно скорчиться. — Изекиль свернёт шею твоей новой… игрушке.

— Видимо, эта битва будет легендарной, — тяжело выдыхает Видар.

Файялл сокрушенно кивает.

— Только не говори, что она войдёт в круг Поверенных!

— Ей придётся быть подле меня, а, следовательно, и рядом с вами, — бесстрастно пожимает плечами Видар. — Скоро начнётся церемония, советую поторопить Изи.

⸶ ⸙ ⸷



Спустя четверть часа в тронном зале нельзя было продохнуть. Повсюду толпились знатные альвы. Видару с периодичностью в пять минут представляли гостей.

Так на его землю, в попытке поглазеть на чудо, ступили и воздушные сильфы в лице герцога Тропы Ливней — Таттиуса Цтира в сопровождении нескольких придворных дам короля; прибыл и король Второй Тэрры — Ойген Навир в окружении водных духов-никсов. В стороне смиренно стояли братья Эсфирь и Королева-консорт Пятой Тэрры — Адель Александрия Бэриморт. Братья — в своём типичном виде — король Брайтон наглухо застёгнутый, а его младший брат — с точностью наоборот. Адель же блистала шиком малварских тканей, камней и яркими васильковыми глазами. Всем троим было некомфортно от пытливых взглядов альвов. Всадник Войны прибыл в гордом одиночестве и им же упивался в одном из углов Лазуритовой залы. Говорить о том, насколько каждый присутствующий тушевался под мертвенным взглядом и вовсе не приходится. Герцогиня Кристайн весело щебетала о каких-то модных новинках этого сезона, искоса поглядывая на прибывших Поверенных Видара — Файялла и Изекиль Лунарис в компании генерала Себастьяна. Герцогиня всегда холодно относилась к этой «девке», что называли «госпожой» только потому, что она отличалась от альвиек ярко-выраженным собственным мнением и не гналась за сердцем короля.

Изекиль же презрительно оглядывала всех цепкими фиолетовыми радужками, в частности тех, кто смотрел на её друга влюблёнными взглядами. Короткие волосы, цвета вымывшейся из белой футболки крови, едва ли касались ключиц. В волосах не болталось никаких украшений, равно, как и в заостренных ушах. Платье максимально удобное для… побега и драки, нежели для бала: нежно-молочного цвета, со множеством разрезов и оголенных участков кожи. Больше всего в образе привлекала левая кисть. Вернее, её отсутствие. Вместо неё — хрустальный протез со вкраплениями лучистых изумрудов. Стараниями Видара он двигался так естественно, словно всю жизнь рука была такой. Благодаря целительной магии короля не находилось даже мест крепления — всё надёжно замаскировано.

Генерал Себастьян весело перекидывается очередной остротой с Файяллом. Видар дёргает уголком губы, понимая насколько его друзья стараются удержаться от ненормативной лексики, громкого смеха и небрежно расстёгнутых камзолов.

— Господин Всадник, я очень рад, что Вы всё-таки почтили нас появлением!

Видар, наконец, добирается до Всадника.

— Как же я мог пропустить, господин Видар! Ведь сегодня заключится Великий Союз. Далее по величине только свадьба.

— Надеюсь, что это будет не Верховная, — самодовольно усмехается Видар. — Не люблю своенравных, — добавляет он, видя удивленный взгляд старика.

— Должен признать, что вашему общему могуществу теперь нет равных в Тэррах.

— Нам стоит чего-то опасаться?

— Отнюдь нет. Мы надеемся, что Вашими руками будет вершиться… справедливость. Насколько это возможно в мире нежити.

— Так уж сложилось, что справедливость — зло худшее, чем смертные грехи.

Всадник Войны хрипло смеётся в ответ.

— Вы всегда нравились мне, Ваше Величество. Больше остальных королей. У многих в предпочтении Малварма, но не у меня. У Вас не раздутое самомнение, мой мальчик. И здоровые амбиции. А продолжение Вашего эксперимента с людскими душами, должен признать, меня впечатляет. И заставляет гордиться.

— Благодарю Вас, Господин Всадник, за пристальное внимание, — король чуть склоняет голову. — Это маленький мир, в ещё меньшей Галактике. Ваше внимание мне льстит, равно так же, как, наверное, льстит и Верховной.

— Рад, что настолько старое существо, как я, ещё не разучилось радовать братьев меньших! — Война хитро скалится, не ведясь на провокацию короля, что по сравнению с ним бактерия — ни больше, ни меньше. Но довольно-таки сообразительная альвийская бактерия Древней Крови. — Если кому и сеять разруху в этой Вселенной, то своё предпочтение я отдаю Вам, мой дорогой Видар Гидеон Тейт. Только потому, что, повторюсь, я сторонник Ваших идей.

— Отдыхайте, Господин Всадник. Моя Тэрра — Ваша Тэрра!

Видар учтиво кланяется Войне, медленно подходя к первой ступени пьедестала. Если что и уяснил король Первой Тэрры, так это, что пути Хаоса испещряемы смутой. И смуту эту должен нести он, а не Генерал Узурпаторов.

Извещение о приходе Верховной отдаёт слабой, но чувственно играющей скрипкой, вмиг зажжёнными свечами и тихим отворением дверей.

В противоположном конце зала появляется она. Видар заторможено моргает.

Малахитовое платье выгодно подчёркивало каждый изгиб, а золотая отделка под лёгкие доспехи на плечах и груди — приводила мужской пол в дикий восторг. Волосы аккуратно существовали в свободном полёте, только на нескольких прядках можно было заметить небольшие золотые колечки.

Она медленно шла навстречу к королю, затаив дыхание. Видар был демонически красив, а секундное смятение на его лице придало той самой перчинки во взгляд, от которой душа Эсфирь наполнилась теплом.

Она крепко сжимает челюсти, поигрывая желваками, желая пресечь внутренний сердечный порыв. С каждым шагом — взгляды обращались на неё. Эффи чуть дёргает бровью, когда замечает рядом с Себастьяном ещё двух альвов, что смиряли её ледяной ненавистью.

— Многоуважаемые гости!

Громкий голос раздаётся за спиной короля. На первой ступени пьедестала стоял Один из пятерых Посланников Храма Хаоса. Храмы Хаоса находились близ Столиц Тэрр и несли тёмную службу своему Демиургу, помогая отчаявшейся нежити, заключая узы брака, партнёрства и, некогда, подтверждая узы родства душ.

— Великий Король Первой Тэрры! — Все подданные короля опускаются на одно колено, а представители других Тэрр склоняют головы. — Могущественная Верховная Тринадцати Воронов! — В зале слышатся громкие хлопки крыльев. Вороны взмывают под потолок, медленно кружа в пространстве. — Сегодня я — Посланник Хаоса, соединю Вас нерушимыми Узами Доверия!

Эсфирь и Видар поворачиваются лицом к Посланнику, опускаясь на колени и поднимая головы. Две широкие ладони застывают над головами.

— Сии Узы — дар величайшего проявления Доверия между королями и советниками. Предать их — значит повлечь на себя титул Неугодного. Отныне — Ваш разум образует единство, а доверие меж Вами послужит началом дел общих и великих. Да не нарушьте же священного обета Доверию! Во имя Хаоса, Пандемония и Пандемониума!

Посланник резко зажимает ладони в кулаки. За правым ухом у обоих появляется небольшая длинная полоса — печать Уз Доверия.

После того, как Эсфирь и Видар поднимаются с колен, отмирает и зал, стремясь вслед за ними.

Пространство наполняется аплодисментами. Видар украдкой смотрит на ведьму, кожей чувствуя её напряжение. Он слегка дёргает уголком губы — до чего же всё-таки забавна эта инсанис!

Музыка, стихшая несколькими минутами ранее, снова обретает силу.

Видар чинно разворачивается к Эсфирь. Дабы завершить Слияние Уз требовался последний шаг — танец душ. Они должны открыть празднество.

Она медленно поднимает взгляд на короля, мельком осматривая уверенно-протянутую ладонь.

— Окажите мне честь, госпожа Верховная, — губ Видара касается дьявольская ухмылка.

В глазах Эффи вспыхивает огонь. По правилам — он долженспросить. По правилам — она должна ответить: «Всегда». По правилам — ничего не должно быть нарушено!

Пауза затягивается, но самоуверенность короля кричит о том, что всё идёт по плану. Эсфирь даже слышит ядовитую усмешку, что исходила от особы, стоявшей рядом с Себастьяном.

— С удовольствием, — кривит губы в хитрой усмешке. — Всегда!

Всадник Войны одобрительно кивает, растворяясь в пространстве.

Кровавый Король сам создавал правила, за что и был удостоен высшей благосклонностью Всадников, их бриллиантом — Верховной.

[1] Гуль — мифическое существо и фольклорный персонаж, оборотень в арабской, персидской и тюркской мифологиях. Обычно изображается как существо с отвратительной внешностью и ослиными копытами, которые не исчезают при любых превращениях

20

Эсфирь вкладывает руку в раскрытую ладонь. Зал замирает в потрясённом безмолвии. Кровавый Король с невероятной грациозностью вёл законную Советницу в центр зала.

Чарующие звуки скрипки и органа заставляют гостей создать плотный круг, в центре которого Видар прикладывал немалые усилия, чтобы смотреть на подданную его Тэрры без слепого восхищения ведьмовской красотой.

Её дыхание чуть сбивается.

Альвийский вальс отличался особой чувственностью, которая обязана возникать между танцующими. В противном случае, знать считала танец лишь механическим качаниям. Душа танцующего обязана гореть!

И, о Хаос всё прибери, она горела! Так горела, что, когда Видар прижал к себе Эсфирь, чувствовала пожар от пальцев на своих рёбрах.

Он сдержанно улыбается, проворачивая её под рукой, и снова, ближе дозволенного, прижимает к себе. И кто бы мог подумать, что ведьма так хороша в альвийском вальсе? Какие ещё козыри таит в себе её могущественная сущность?

В круговороте лиц Эффи замечает братьев. Паскаль улыбался сквозь плотно сомкнутые губы, а Брайтон наблюдал над разразившимся страстным танцем исподлобья. Его руку крепко обвивала Адель.

Эсфирь возвращает вниманиене своемукоролю, вспыхивая от наглого взгляда. Становится жизненно-важным выбесить наглеца. Она дьявольски улыбается.

Очередной круг быстрого вальса, шум аплодисментов, знаменующий о том, что собравшиеся зрители верят их танцу.

— Мне не нравится твой взгляд, — подмечает Видар, резко выдохнув.

— Так оторвись от моих глаз.

Она намеренно удерживает зрительный контакт.

Сильная доля музыки. Пальцы Видара сжимаются на талии, а руки отнимают ведьму от пола так легко, будто она весила столько же, сколько корона в чёрных волосах.

Эсфирь вытягивает руки вверх, делая вид, что произносит заклинание. От указательного пальца и далеко вниз начинает струится посеребренная дымка, стирающая отвратное платье в духе альвиек с её роскошного тела.

На долю секунды Видар замирает в немом оцепенении, невольно рассматривая её. Глупо отрицать, что чёрный цвет не шёл ей. Вуаль обдавала его пальцы малварским холодом, чёрные драгоценные камни сверкали в свете свечей, чёрно-серебристая поталь в изящных местах заставляла изнывать от желания прикоснуться.

Музыка продолжалась. Нужно танцевать. Волна восхищённых, недоумённых и даже злостных возгласов прокатывается по зале, но теряется в волшебной симфонии. Видар опускает ведьму, крепко прижимая к себе.

— Какого демона?

— У меня нет королевства. Короны. Семьи. Любви. Есть только цвет. — Он крепче обычного сдавливает талию, словно пытаясь сдержать её дыхание. Слыша, как собственное сердце бьется в мощной остервенелости. — Не смей лишать меня единственного напоминания о том, кем я когда-то была. А если посмеешь — я сравняю тебя со льдом, долбанный альв. Клянусь своей никчёмной жизнью, — лукаво улыбается ведьма, скрывая за приторностью кровожадную угрозу.

И именно этим моментом пользуется Брайтон.

— Она сыграла мне на руку, — тихо говорит он брату.

Паскаль нервно сглатывает. Брайтон чуть опускает взгляд, подернутый мутной серебристой пеленой. В момент очередной перепалки — король и советница даже не подумали держать свой разум закрытым от чужих когтей. Брайтон умело переплетал их сознания, внушал неистовую голодную страсть, пока Паскаль стирал границы между аурами, позволяя им переплестись словно у самых пылких возлюбленных. Оба с одинаковым успехом внушали имобязательностьсегодняшней ночи, навязывали, что без касаний друг к другу они испепелятся до праха. Оба одновременно отступают на шаг, тайком переглядываясь. Паскаль обаятельно усмехается, изящно поправляя лацканы камзола.

— Она убьёт меня, — тихо шепчет Брайтон. — Возненавидит.

— Зато не сойдёт с ума. Считай, что мы сделали несвойственное для нас добро, — фыркает в тон ему Паскаль. — И улыбайся, столько глаз вокруг.

— Ты осознаешь, что каждый раз насылать морок мы не сможем? Гнев Любви худшее, что случалось с мирами.

— Я буду делать это столько раз, сколько потребуется. Главное, что наша сестра будет жить. И пусть ненавидит меня за это. Ты, хрен с тобой, улыбнёшься или нет?

— Она возненавидит за то, что будет дальше, — почти про себя выдаёт Брайтон, замечая, как вспыхивает взгляд короля. Малварец заставляет себя улыбнуться. Выходит неестественно и блёкло.

— Хватит шептаться, — недовольно шикает королева-консорт, не услышав сути разговора. — Ведёте себя, как юнцы на домашних посиделках.

А ведь на домашних посиделках они проворачивали такое забавы ради…

Тем временем руки Видара едва заметно изучают податливое тело ведьмы.

— Из всего прошлого, я хочу лишить тебя только одежды, — тихо шепчет король, практически касаясь губами уха Эсфирь. — А потом одевайся, как заблагорассудится. Честное слово, все твои платья окрасятся в чёрный, синий, красный, если пожелаешь, то в тёмный изумруд…

Она поднимает разгорячённый взгляд, отчаянно хватаясь за реальность, но… не может. Мир будто бы заклинило на ярких сапфирах, что горели страстью, вожделением, безумным голодом.

— Ты… — тихо выдыхает Эсфирь, когда его ладонь укладывается чуть ниже голой поясницы.

— Мерзавец, знаю, — ухмыляется Видар.

Музыка заканчивается. Зал рукоплещет и почти сразу разбивается на пары, чтобы продлить атмосферу страсти последующими турами, не замечая, как

двое тонут в жаре, исходящем друг от друга.

Оба отходят в разные стороны, ещё не отнимая взгляда.

— Ваше Величество, могу я пригласить Советницу на танец?

Вопрос раздаётся откуда-то сбоку.

Эсфирь тупит взгляд. Она сразу же узнаёт голос незнакомца из таверны… Герцог Чего-То-Там с неимоверно длинным именем.

— Нет. Сегодня её особа только для братьев, — дёргает уголком губы, даже не обращая внимания на говорящего. — И для меня.

Услышав краем уха предложение Короля Первой Тэрры, Паскаль чуть ли не насильно вытаскивает какую-то альвийку на танец, а Брайтон — подхватывает за руки жену.

Разноцветные глаза герцога Тропы Ливней опасно вспыхивают. Эсфирь тоже не удостаивает его взглядом, хотя давно заприметила среди гостей. Странное чувство беспокойства засело где-то между рёбер. Что будет, если он всё же узнает в ней ту несчастную цветочницу? Останется ли также миролюбив или выдвинет обвинения в обмане? О, Видар сделает всё, чтобы разнести её в щепки и загладить вину перед оскорблённым герцогом.

Ведьма неосознанно прижимается к Видару. Нет, вряд ли герцог вообще что-то помнил о той ночи, бесконечной лжи и танце.

К слову, герцог нашёл только одну чёрную лилию. В дьявольских волосах.

Он сдержанно кивает, ещё раз оглядев Советницу. Решение ретироваться — оказалось единственным верным выбором, чтобы не спугнуть хорошее расположение духа короля.

— Что же… ещё один танец? — нагло осмотревшись, спрашивает Видар, чувствуя её тело безумно близко.

В любой другой момент он бы удивился положительному ответу и нежной улыбке. Улыбке, которой он был удостоенв первый раз. Сердце пропускает несколько ударов, сбивая ритм. Окружающий мир поблек, сконцентрировав все краски на её чувственно изогнутых губах. Запах спелой черешни снова оседал в лёгких.

Паскаль механически улыбался своей спутнице, до сих пор не удостоив взглядом, следя лишь за сестрой, которая беспечно кружилась в объятиях родственной души.

Быть может, из них вышла бы неплохая пара. Блистательный союз. Они могли бы обрести невероятное могущество, если бы… не хотели убить друг друга.

— У дам спрашивают разрешение на танец, — приглушенный голос спутницы заставляет его перевести взгляд.

Светло-розовые волосы едва касались ключиц, казалось, что они концентрируют в себе гнев. Фиолетовые глаза горели ярким огнём негодования, а крылья тонкого носа чуть раздувались.

— Слышал, что дамам нравятся действующие, а не болтающие. Считайте, я сэкономил нам время, — мельком улыбается Кас.

— Дамам не нравятсяМясники, — с ледяной ненавистью проговаривает Изекиль — альвийка, на которую не посчастливилось угодить Касу.

Паскаль лишь убыстряет темп танца, но яркие глаза вспыхивают ненавистью, которую он изо всех сил пытался сдержать.

— Надеюсь, Вы не хотите оскорбить маржана и его народ, — холодно дёргает уголками губ Паскаль.

— Прошлых оскорблений мне более, чем достаточно, — фыркает особа.

Паскаль замечает протез, чуть хмурясь.

«Мясники» — так прозвали карательные отряды Малвармы. Название полностью соответствовало сути. Они не задавали вопросов королю, если следовал приказ «умереть» — он исполнялся с отчаянным рвением. Стоит ли упоминать, что именно творили Мясники во времена Холодной войны, как обернулись жертвой заговора Теобальда Годвина и сами того не зная, с особым пристрастием, пытали пленных альвов…

Одного такого пленного Касу удалось спасти спустя годы истязаний. Пленный утверждал, что попал в маржанские армии совершенно случайно, а шпионить не собирался и подавно, нагло заявив, что для того, чтобы убивать шпионаж не нужен. Паскаль поверил невинному взгляду подлеца. И даже больше — тот примкнул к Карателям Малвармы. Подлецом оказался нынешний Король Первой Тэрры — Видар Гидеон Тейт Рихард. А спасителем от ледяных плетей и целого арсенала для пыток — Покровитель-капитан малварских карательных отрядов — принц Паскаль Ян Бэриморт.

— Я приношу Вам свои извинения в той неоднозначной ситуации и…

— Засунь эти извинения в свою тощую задницу и танцуй молча, — бесцеремонно перебивает Изекиль, сверкая глазами.

— Звучит, как начало страстной любви, — ухмыляется принц.

— Или как реальная угроза Вашему Высочеству.

— Не будем более опускаться до такого, раз мой титул Вам известен. А Вы, в свою очередь…

Он выразительно приподнимает брови.

— Одна из проституток короля, — ядовито улыбается Изекиль.

— Кажется, Вы украли моё сердце.

На секунду Паскаль даже забывает следить глазами за сестрой.

— Так боишься, что она тоже разделит этот титул? — подмечает Изи, когда они в очередной раз меняют темп танца.

— Вы — альвийцы, слишком злопамятны, чтобы опускаться до маржан. Хотя и безумно красивы.

— Ой ли? — загадочно улыбается она.

Музыка оканчивается. Паскаль нарочито бахвально кланяется, посылая Изекиль самую отвратную улыбочку.

Он осматривает зал на предмет наличия сестры, находя её воркующей с королём. Замечает и то, как взгляд его спутницы направлен туда же.

— Не смей лезть к ним, — его голос угрожающе понижается, но на лице всё ещё играет сладкая беспечная улыбка. — Если он тебе дорог.

— Если тебе дорога твоя сестрица, то лучше вонзи кинжал в её сердце прямо сейчас. Иначе это сделаю я! — Изекиль приподнимает подбородок. — А если у неё нет сердца, янайдуего.

— Удачных поисков, — хмыкает Паскаль, чувствуя слепую ярость альвийки затылком.

Весёлый смех доносился из каждого уголка зала. Музыка не прекращалась ни на минуту, а над глубоким небом Первой Тэрры, словно по мановению волшебной палочки, зажигались звёзды. Как только естественное освещение завладело небом, свечи немного умерили яркость.

К концу вечера Эсфирь всё чаще была замечена в окружении Принца Пятой Тэрры. Он, словно ручной Цербер, отпугивал от неё посягателей на руку Советницы, пока король вёл светские беседы с соратниками и подданными.

— Совсем скоро мы отбываем…

Паскаль засовывает руки в карманы брюк, на камзоле образуются многочисленные складки, до которых ему, как обычно, нет дела.

— Сегодня? — тихо слово слетает с губ Эсфирь.

В этот момент, взгляд Видара, словно почувствовав переживания, находит среди круговорота лиц её разочарованные глаза.

— Мы не можем долго находиться здесь, — нервно поджимает губы Кас.

Брат и сестра смотрели на то, как невесомо кружили по залу Брайтон и Адель. Истинный пример короля и королевы, любящих друг друга.

— Понимаю… Кас…

Он переводит взгляд на Эсфирь, стараясь запомнить каждую эмоцию во взгляде. Уговаривая себя, что в ней есть чувства и, что она действительно переживает, а не делает вид. Старую привычку братьев нельзя было искоренить даже со столетьями — они всегда старались помнить её настоящую, маленькую, родную, с колотящимся сердцем.

Сердце Эсфирь сжимается, а грудная клетка затаивается в напряжении. Ей нельзя показывать эмоций. Нельзя компрометировать себя же, но…демон, как же она соскучилась по Паскалю, по Брайтону, по дому.

— Я… Кас, я…

— Я знаю, — он беспечно пожимает плечами, но кадык дёргается. Паскаль никогда не позволял сестре говорить о любви первой. Наверное, виной тому был страх столкнуться с её бессердечностью и отрешённостью. Страх осознать, что эта ведьма перед ним уже давно не та ранимаясестрёнка. — Я тоже, Эффи-Лу.

Оба понимали, что их родственным связям приходит конец. О переписках и, тем более, встречах теперь можно забыть. Онапринадлежаладому Рихарда. Слыла неотъемлемой частью Первой Тэрры. Ни союзники, ни враги — вот реальная степень отношений. Незнакомцы, знающие друг о друге больше, чем самые близкие друзья.

— Эффи-Лу!

В поле зрения появляются Брайтон и Адель. Последняя тепло улыбается Эсфирь.

— Я была очень рада видеть тебя, Эффи!

В глазах королевы-консорта застывают слёзы, она хочет подорваться и стиснуть девушку в объятиях, как перед её отъездом сюда, но лишь протягивает ладонь. Повсюду шныряли зоркие глаза и остроконечные уши.

— И я, Ади!

Семейная кличка — единственное, что осталось ведьме. И, демон знает, она постаралась вложить всё тепло, на какое только способна, в несчастные три буквы её имени.

Эсфирь крепко пожимает ладонь в ответ. В коротком рукопожатии сосредоточились все переживания обеих.

— Эффи-Лу, послушай меня внимательно, — начинает Брайтон, получая предостерегающий взгляд от Паскаля. — Чтобы ни случилось, прошу тебя, помни, что семья от тебя не отрекалась. Мы есть у тебя. Даже, если нам придётся быть по разные стороны понимания. Мы — твоя семья.

— Если ты не хочешь спровоцировать меня на государственную измену, то лучше заткнись, король-недоумок, — Эсфирь кривит губы в улыбке, только взгляд остаётся грустным. Будто от её души отрезали огромный кусок ножом альвийской стали. — Во имя Хаоса, Пандемония и Пандемониума!

Ведьма быстро прикасается большим и указательным к левой и правой ключице, а затем к губам.

Брайтон, Адель и Паскаль повторяют движения, совершенно наплевав на любопытные и даже осуждающие взгляды окружающих.

Малварцы, откланявшись королю, покидают Лазуритовую залу, а ведьма спешит на воздух. Лишь бы не видеть насмешливых альвийских глаз.

Она опирается ладонями на каменную балюстраду, найдя укрытие в одном из балконов, овеянным плющом. Чёрная лилия оказывается в руках, лениво насыщая себя лунным светом.

Столица тонула в ярких огнях и смехе альвов.

Не еёстолица.

Сне еёкоролём.

Эсфирь поджимает губы, чуть наклоняя голову. Ветер бережно ласкает волосы, нежно ютясь в каждом завитке.

— Нравится?

От голоса короля по рукам бегут мурашки.

Со стороны балкона доносились звуки весёлой музыки и побрякивание бокалов друг о друга.

— Да, — не оборачиваясь, выдыхает Эсфирь.

Знает, что, если обернётся — это станет точкой невозврата.

Видар стоит в тени, небрежно привалившись к каменной стене. Зелёная лиана начинала ползти от плеча. Если бы здесь было светло, то можно подумать, что зелёный покров служит ему плащом, взмывающим вверх, к окнам другого этажа.

Силуэт ведьмы в свете луны сводит его с ума. Та стена, которую он строил кирпичик за кирпичиком, только чтобы отгородиться от неё — пала, оставив лишь столпы пыли и тёмный туман, заволакивающий каждый раскрошившийся камень. Казалось, что если он прямо сейчас не почувствует тепло её тела, то просто исчезнет, иссохнет, растворится. В голове не оказалось ни единой мысли, кроме как впиться в пухлые губы и гори оно всё синим пламенем.

Эсфирь медленно оборачивается на него.

Небрежно расстегнутый камзол, больше похожий на стилизованный праздничный мундир, руки в карманах, расслабленная поза, слегка растрепанные волосы, и только переплетённые ветви короны сигнализировали о том, что перед ней — опасное существо. Правитель Первой Тэрры. Хозяин дома Рихардов. Чёрный Инквизитор. Поцелованный Смертью. Кровавый Король. Князь Смерти.

Ведь она не знала его намерений, понятия не имела о задумках. Но чувствовала, что он не тот, за кого себя выдаёт. Жестокий король, у которого из крана вместо воды текла кровь — маска, не более. На деле он в разы хуже. Иначе Всадники не были бы так восхищены им. Иначе другие Тэрры не тряслись бы в страхе. Иначе её не отдали бы ему.

Он лукаво улыбается, словно разгадав мысли Эсфирь.

— Подними голову, — почти приказывает он из тени.

— Чтобы ты перерезал мне глотку?

Слышатся хлопки крыльев. Вороны Эсфирь, во главе с фамильяром, рассаживаются по балюстраде, внимательно наблюдая за хозяйкой и королём.

Видар усмехается. Она явила ему страх. Иначе зачем вызывать подмогу?

— Если бы я хотел тебя убить, я бы сделал это изящно. Ты же девушка! — строит страшные глаза, не переставая странно ухмыляться. — Просто подними.

Эсфирь делает шаг назад, повинуясь ему. Дыхание перехватывает. В ночном небе сверкали мириады звёзд, так ярко и так близко, что казалось, их можно потрогать. Ведьма неосознанно ахает. Цвет неба точь-в-точь повторял глаза короля в минуты задумчивой серьёзности и толики грусти: густо синее, с проблесками лучистых звёзд и ярких бирюзовых разводов.

— И как же вы с ней общаетесь?

Его голос звучит почти над ухом. Эсфирь едва заметно дёргается, надеясь, что ворон взмоет вверх, в оборонительную позицию, но…

Король протягивал руку фамильяру, а Идрис увлечённо пробовал клювом прочность альвийских костей. Вороны приняли Видара. Приняли и послушно сидели на своих местах с полной осознанностью на дне чёрных зрачков.

— Как ты удерживаешь их? — тихо произносит Эффи.

— Куда делся твой боевой настрой? — довольно хмыкает король. — Я ведь могу и убить.

— Не заговаривай мне зубы, их невозможно приструнить при живой Верховной.

— Мне казалось, они, как собаки. Принюхаются, поймут, что не чужак.

— Они полностью зависимы от меня. С установкой на защиту. Я не отзывала её.

— Может, ты не чувствуешь опасность рядом со мной? — Видар убирает руку от фамильяра, поочерёдно поглаживая большим пальцем остальные пальцы правой руки. — И уже отозвала их.

Чушь. Кровавого Короля если не боялись, то остерегались абсолютно все. И Эсфирь не была исключением только потому, что чувствовала: он — другой. Её раздражала невозможность подловить его, уличить во лжи. Даже сейчас она ощущала ложь, витающую вокруг, но не могла за неё ухватиться, а он и вовсе олицетворял собой сплошную невинность и розовые пушистые облака, посыпанные изумрудными блёстками.

Эсфирь оборачивается на воронов. Те чуть склоняют головы, и лишь Идрис зачарованно смотрит на хозяйку. Она слегка кивает, и птицы взмывают в небо. Туда, где звёзды искрились разными отблесками альвийских эмоций.

— Сегодня странный день… — отрешённо проговаривает Эффи-Лу. Его присутствие рядом слепит рассудок. — Всё, о чём я думала раньше — будто потеряло свою значимость и овеялось каким-то туманом.

Откровение ведьмы выбивает землю из-под ног короля.

— Туманом… — глухо отзывается Видар, но спустя несколько минут продолжает. — Ты молодец…

Она непонимающе поднимает на него глаза. Руки с ярко-выраженными венами на кистях покоились на балюстраде, волевой подбородок вздёрнут, а в ярких глазах отражался лучистый свет звёзд.

— …Я хотел сказать этим, что ты исполнительная. И если раньше я думал, что от тебя разверзнется моя Тэрра, то, кажется, ты, пока не очень убедительно, но пытаешься доказать обратное. Возможно, ты даже когда-нибудь примешь мою сторону. Во всяком случае, мне бы это польстило.

Что-то неведомое заставляет Эффи засмеяться и положить свои руки рядом. Мизинцы невесомо касаются друг друга.

Их тела, словно два заряженных донельзя реактора, вспыхивают токсичными мурашками. Она не сразу понимает, что источником звёздного света в его глазах всё это время была она.

— Мне хочется сделать непоправимое, — голос Видара становится тихим и напряжённым, словно с минуты на секунду он бросится на неё и перегрызёт глотку своими чуть выпирающими клыками.

— Кажется, я обязана поддержать тебя в этом… Как Советница, — заворожённо отвечает Эсфирь.

Хочется упереться пальчиком в его клык и проверить остроту. Хочется упасть в его объятия, чтобы цвет изумрудного камзола спрятал её от жизни и окрасил сердце под малахитовую роспись. Хочется.

Оба не помнили ни кто они, ни где. Титулы, звания, слухи — всё резко перемешалось с отголосками из звуков и смеха веселящихся альвов. И лишь свет, сочившийся из глаз друг друга, напоминал о реальности.

Видар чуть смачивает языком пересохшие губы, опуская взгляд на их руки. Мизинцы касались друг друга.

— И какой твой первый совет?

Видар выразительно выгибает левую бровь.

Эффи кровожадно улыбается, бормоча под нос заклятие, что Видар так и не расслышал. Возможно, что она просто пошевелила губами, сказав совершенно иное, но…

Аккуратный толчок в грудь будто пробил сознание. Он не успел и моргнуть, как темнота заволокла, перенеся в его покои. Её ладонь ещё покоилась на груди, будто служила дополнительной преградой, чтобы сердце не вылетело.

Сердце. Он поднимает глаза, отчётливо слыша остервенелые удары из груди ведьмы.

— Разве так бьётсямагия замещения? — хмурится он.

— Я слишком хороша в том, что касается пряток. Раз даже ты поверил, что у меня есть сердце, услышав внутри лишь магию, значит, я не зря Верховная, — кривит губ в сладострастной улыбке Эсфирь. Она чуть не прокололась. Второй раз за несколько минут. — Так и будешь стоять?

— Я наслаждаюсь твоим видом, инсанис.

— А так?

Она тянется к замку на платье, но Видар опережает, в несколько шагов оказываясь за спиной ведьмы.

— Я сам, — буквально рычит ей в ухо.

Его дыхание будоражит нутро. Он медленно расстёгивает молнию на платье, невесомо пробегаясь кончиками пальцев по оголенным участкам кожи.

Эсфирь слегка смеётся, чувствуя, как его сильные руки базируются в разных местах: одна крепко обвивала талию, а другая — шею, чуть приподнимая кистью подбородок.

— И почему я не сделал с тобой этого раньше?

Его рык становится последним звуком перед полным отключением разума.

Темнота полностью окутывает покои, небо окрашивается в тёмно-синий цвет. Наступает время душ.

— Твои глаза видели лишь Кристайн, — едва шепчет она, рвано втягивая воздух, когда он одной рукой сдавливает шею, а второй исследует такие манящие изгибы её тела.

— Верно, ты опоила меня чем-то, раз свет сошёлся клином на тебе…

— Тогда, чтотысделал со мной?

В ответ он крепко сжимает бедро. Неважно, что он сделал, куда важнее и главнее — что сделает в ближайшую ночь. Её глухой стон провоцирует его. Видар резко разворачивает Эсфирь, грубо впечатываясь в губы ведьмы голодным зверем, царапая хрупкую кожу щетиной.

Та энергия, те тёмные искры, что исходили от неё хотелось подчинить себе. Вместе с ней. Целиком и полностью. А она охотно шла на поводу, зарывшись пальцами в чёрных волосах, что так ядовито блестели в контрасте с бледной кожей. Эсфирь казалось, что если он перестанет сжимать её в объятиях, то она разучится дышать, земля попросту разверзнется, и Хаос утащит её обратно в ту темноту, из которой породил.

— К демону твоё платье! — не разрывая поцелуя, властно шепчет он.

Она не успевает даже моргнуть, как лоскуты чёрной ткани осыпаются к ногам.

— Мечтал это сделать с первого дня? — хитро щурится Эффи, а затем тихо шевелит губами, ведя пальчиками. Испорченная одежда и украшения с её тела исчезают. Остаётся лишь обсидиановая лилия в ярких волосах.

— А ты мечтала, чтобы я сделал это? — тяжело дыша спрашивает король, опускаясь перед ней на одно колено, попутно отшвыривая камзол.

Он склоняется, оставляя горячий поцелуй чуть левее колена девушки, пока левая рука поглаживает внутреннюю сторону бедра. Мокрые поцелуи прокладывали себе дорогу вверх, к талии, а вместе с тем, мучительно медленно, поднимаются и пальцы.

Стоит губам коснуться манящего изгиба талии, как громкий возглас срывается с губ Эсфирь.

— Тише, инсанис, тише, — мурлычет Видар, поднимаясь выше и целуя грудь. — Дыши глубже, мне нравится слушать твоё отсутствующее сердце.

— Возможно, моё реальное сердце стучит так, что рискует быть обнаружено кем-то очень… опасным, — медленно шепчет Эффи, прикрывая глаза от дикого наслаждения, когда его губы перемещаются на ложбинку меж грудей.

— Интересно, мне доведётся когда-нибудь увидеть его?

Видар ловко укладывает Эсфирь на кровать, нависая сверху.

— Несомненно, — хмыкает она, освобождая его от рубашки.

Желание короля чувствовалось каждой клеточкой её очарованного тела.

— Какая нетерпеливая инсанис… — кривовато ухмыляется Видар, блуждая по телу руками.

Оно плавилось, извивалось, заставляло себя вожделеть. И Видар желал её так, что пьянел от ответных ласк не хуже, чем от выдержанной столетиями амброзии.

Изящная рука тянется к пуговицам на брюках, но Видар сам, в считанные секунды, отшвыривает оставшиеся части одежды куда-то в сторону. Страстный поцелуй полностью перетягивает внимание до тех пор, пока её ногти не впиваются в мускулистые плечи, а спина не изгибается от опасного наслаждения им, её королём.

— Не будь такой громкой, инсанис. По крайней мере, не сегодня. Я знаю, что ты — плохая девочка, — сквозь поцелуй шепчет Видар, двигаясь мучительно медленно.

Затуманенный взгляд не видел ничего прекраснее её извивающегося тела; взгляда, подернутого дымкой желания; алеющих волос, рассыпавшихся по белым простыням и… раскрасневшихся щёк нежной кожи.

— Видар! — его имя врезается прямо в сердце, она блаженно прикрывает глаза.

— Смотри на меня, — требует король, целуя каждый пальчик руки, что так отчаянно тянулась к нему.

Он склоняется прямо над ней, восхищенно разглядывая лицо, полное страсти, желания, вожделения и… любви.

Эсфирь мурчит его имя, прикусывает кожу рук, смотря на него самым ласковым и одновременно с тем хитрым взглядом. Она чуть приподнимается, обвивая шею руками, а затем прикусывая мочку уха. Его рык отдаёт в рёбра, равно как и её сладкие стоны взрывают в мозгу все нервные клетки.

— Мой Король… — с губ Эсфирь срывается тихий шёпот, отуманенный страстью.

Видар, на едва различимую секунду, замедляется, словно ему нужно было проверить — реально ли то, что происходит с ним. Очередной сладкий вздох, и он ловко расцепляет хватку ведьмы, находя её губы своими. Углубляет поцелуй, стараясь вдоволь напиться из этих дурманящих пухлых губ. Целует снова и снова. Остервенело. Истосковавшись.

Он зажимает рыжие кудри в кулак, боясь, что она может оттолкнуть его точно так же, как той ночью, на треклятой кухне тётушки До.

Усмехается, проводя языком по нижней губе, поддразнивая, и снова дарит яркий поцелуй, что вспышками звёздного света прокрадывался в самые отдаленные и укромные уголки памяти. Эсфирь лукаво улыбается, прикусывая и оттягивая на себя нижнюю губу Видара. Не только он умеет дразнить.

От нового всплеска эмоций оба теряются во времени и пространстве. Лишь разгоряченные тела и переплетенные души напоминали им о том, что всё происходило в реальности. Что они действительно горели ярким огнём. Что они были вдвоём. Единым целым. Непризнанными родственными душами.

21

Эсфирь резко открывает глаза. Странное чувство сжимает грудную клетку, будто случилось что-то невозвратное, непоправимое. Она хмыкает, фокусируя взгляд на потолке. Там привычно мерцали звёзды. Чуть улыбается, стараясь приглушить внутреннюю нервозность от резкого пробуждения. Эффи сладко потягивается. Почему-то этим утром кровать казалась намного больше и мягче… Насыщенное синими оттенками небо позволяло ярким звёздам складываться в созвездия безумной красоты… а волшебное тёмное небо позволяло глазам отдохнуть от яркой палитры Первой Тэрры. Прямо, как вчера, когда она видела настоящий альвийский свод.

Эффи внимательнее осматривает потолок. На родное Северное Сияние нет и намёка. Реальность резко бьёт в виски.

— Твою мать! — слегка стонет Эсфирь, зажимая руками голову.

— Вчера твои стоны звучали более приятно, — усмешка откуда-то сбоку заставляет её подорваться с кровати, забыв, что из белья на ней обитает внушительное ничего.

Видар сидел, закинув ногу на ногу, у рабочего стола около огромной арки с ниспадающими лианами. Взгляд упорно скользил по карте, а правая рука зажимала перо.

Его сердце до сих пор бешено стучало. Открыв глаза несколько часов назад, он не поверил им. По левую сторону от него, с видом сладкого ангела, сопела ведьма, смешно щуря нос, когда солнечные блики попадали на лицо. Первая реакция — убить её прямо здесь, в кровати. Вторая — осознать, что произошло прошлой ночью и по какой причине она тут. Третья — ярко выругаться. Он не помнил, что именно поспособствовало их ночи, но помнил каждый её взгляд, до сих пор ощущал каждой клеточкой тела, что эта ночь была не такой, как его прежние ночи.

— Какого демона, долбанный ты альв? — голос Эффи тихий и холодный.

— Видимо вчера на нас напала скука, — он усмехается. Приятно удивляется. Думал ведь, что та устроит показательное шоу. — Впредь буду детальнее продумывать такие балы. А, или ты об интерьере? Готов поспорить, думала, что я сплю вниз головой, свисая с потолка или, хуже того, в гробу?

Поднимает глаза. Перо застывает в воздухе, а с наконечника падает несколько капель чернил, прямиком на бумагу.

— И ещё я бы поспорил на счёт верности употреблённого тобой прилагательного с данным местоимением в обращении ко мне, — сквозь зубы цедит он. — Оденься.

— Что ты там не видел? — выгибает бровь чертовка, складывая руки на груди.

Всё. Абсолютно всё. Он не мог даже представить себе, сколько вчера утекло от внимания. Рыжие кудри так эстетично касались выпирающих ключиц. Меж грудей рассыпались родинки, что ярко и чётко напоминали созвездие Большой Медведицы. Плоский рельефный живот едва заметно напрягался от дыхания. По левому бедру до колена струились кружева белой татуировки — ведьминого знака.

— Вернее спросить, хочу ли я видеть тебя обнаженной?

Видар с трудом возвращает взгляд к бумагам.

— Рубашечку пожертвуешь? — кровожадно скалится ведьма.

— Может, ещё и короновать тебя мимоходом? — выгибает бровь, поднимаясь из-за стола.

— Нет, спасибо. Остановимся на быстром перепихоне.

Видар усмехается, бросая на неё брезгливый взгляд, отчего взгляд ведьмы резко меняется. С губ слетает быстрое заклятие, а на теле мгновенно появляется одежда: камзол, штаны, сапоги, кружевная рубашка — всё чёрное. И только вышивка из салатовых нитей указывают на принадлежность к новой Тэрре.

Во взгляде Эсфирь сверкает неприязнь. Он считал её девчонкой по вызову. Ещё тогда, в родном доме, несколько лет назад, когда за это чуть не схлопотал ледяной люстрой. Эсфирь была слишком грязной для него. Посягнувшей на его чистенький альвийский традиционный храм, который, она готова поспорить, ранее принадлежал лишь Кристайн.

— Выметайся из моих покоев, — презрительно бросает он.

— Боишься, что рядом со мной не сможешь контролировать себя?

Эсфирь чуть склоняет голову, демонстрируя изгиб шеи.

Сладкое: «Мой Король…» звучит в ушах Видара.

— Я не повторяю приказов.

— А это приказ? — приторная улыбка касается губ ведьмы ровно в тот момент, когда на его лбу надувается венка. — Интересно, как ты будешь смотреть в глаза своей благоверной? И, что скажет твой двор, когда узнает?

Видар даже не осознаёт, как срывается с места, зажимает запястья смеющейся ведьмы и вжимает её хрупкое тело в кровать.

— Тебе совсем жизнь не мила?

Глаза сжирает ледяная ненависть.

Эсфирь окидывает странным взглядом его лицо, усмехаясь. Они сделали непоправимое. Отсчёт запустился. Их души, пройдя сплетения, будут требовать ещё и ещё, и ещё, и ещё, пока снова не получат любви друг друга. А если не получат, то раздерут сердца своими когтистыми лапами до кровавого месива. Она использует замешательство короля, резко выворачиваясь и оказываясь сверху, удерживая его какой-то неведомой силой. Её яркие кучерявые волосы рассыпались по плечам гроздьями рябины. Видар широко распахивает глаза, отчётливо помня такую сцену. Зная, каков будет итог.

«Смерть Ваша ясна, как небо голубое. Зелена, как трава после дождя»

Зрачки опасно сужаются. Если она попытается убить — он разорвёт ей глотку. Голыми руками.

Пытается дёрнуться, но она словно… удерживала его магией…без слов.

— Я обещала сравнять тебя со льдом, Кровавый Король? Или — Чёрный Инквизитор? Как тебе нравится больше? — опасно шипит ведьма.

В её руке материализуется клинок. Видар усмехается, полностью расслабившись. Как только клинок приблизится к сердцу — она разлетится в щепки от той энергии, которую он сейчас призывал в себя.

Замах.

Но Видар растягивает губы в опасной улыбке.

Мощный удар.

Клинок входит в подушку рядом с его головой, а затем рассыпается дымом.

— Ещё раз посмотришь на меня, как на шлюху, я вгоню тебе в сердце настоящий!

Ведьма шепчет это прямо в губы оторопевшего короля, а затем подрывается к двери.

Его очередной сон оказался…враньём.

— Какое поведение — такое и название.

Видар лениво поднимается с кровати, засовывая руки в карманы.

— Я не собираюсь оправдываться перед тобой.

Ледяной взгляд разноцветных глаз морозит кости.

— А я не хочу слушать твои россказни, — хмыкает он. — Но в следующий раз, я заставлю тебя выйти замуж за того, с кем ты проведёшь ночь. Я знаю про Ирринга.

— Тогда тебе стоит готовить парадно-выходной мундир. Мало ли снова скука нападет, — фыркает Эсфирь.

— К полудню жду в переговорной, — только и кидает Видар в ответ.

Эсфирь открывает дверь, но замирает, чуть поворачивая голову.

— К слову, красивый потолок. Где-тоя такой уже видела.

Дверь за хрупкой спиной захлопывается.

Видар вытаскивает руки из карманов — энергия душ, куда худшей, чем Хаоса — обуглила кисти рук. Он потряхивает руками, произнося исцеляющее заклинание. Кожа медленно белеет, а чернота рассыпается прахом.

Он хотел убить её.

Разорвать в клочья голыми руками.

Растерзать, словно обезумевший зверь.

Почти сделал это.

Но она…

Ей двигало ущемленное чувство достоинства. Стремилась лишь запугать, не более. Только доказать, что сможет убить его в случае острой необходимости.

Видар усмехается, подкусывая губу. Не сможет, ведь руки обожгло далеко не ей. Он поворачивает голову в сторону кровати. Чёрная лилия одиноко лежала на подушке…

⸶ ⸙ ⸷

Следующая встреча с ведьмой, как назло, происходит перед дверьми кабинета. Она не удостаивает его взглядом, элегантно поправляя замявшийся лацкан камзола. Король лишь поджимает губы, ожидая, без малого вечность, пока слуга распахнёт двери.

Никто не встаёт и не удостаивает короля поклонами. Эсфирь хмурится, а затем прячет ошарашенный взгляд под коркой ледяной ненависти. Из всех находившихся в комнате альвов она знала лишь Себастьяна. Коротковолосую девушку воинственной внешности помнила по объятиям Паскаля в танце, а мускулистого, внушающего страх своей комплекцией, альва — видела мельком, в стороне.

Троицу вошедшие ни капли не побеспокоили.

Файялл продолжал лениво поигрывать клинками в левой руке, развалившись на мягком кресле в углу кабинета. Себастьян что-то объяснял ему с яркой улыбкой. Изекиль лишь закатывала глаза на некоторые жесты последнего. Троица выглядела нетипично для собрания с Кровавым Королём: расстёгнутые камзолы, своевольное расположение по всему кабинету, смех старых друзей и… покой, которого Эсфирь здесь ранее не наблюдала.

Последняя встреча с Советом проходила напряжённо, да так, что она невольно боялась дышать, но что хуже — показать эти чувства клыкастым зверям. Но сейчас всё разительно отличалось, кроме того факта, что она снова былалишней.

— Ты! — Изекиль переводит взгляд на Советницу. — Не думай, что у тебя есть шанс на ошибки!

— Изекиль, — предостерегающе проговаривает король.

— Очередная обиженная на маржан, что отобрали твой спокойный сон? — ухмыляется Эсфирь.

— Сон — не оружие. Без него, к счастью, можно убивать, — хмыкает Изекиль, чуть встряхивая головой. Волосы в хаотичном порядке рассыпаются по ключицам.

— Довольно, Изи! — Видар засовывает руки в карманы, выразительно смотря на девушку. — Эсфирь, эта грубая особа — Изекиль Лунарис. Вон тот лысый амбал — её брат-близнец — Файялл. — Файялл неприятно скалится, в очередной раз проворачивая клинки меж пальцев. — Мои лучшие разведчики. Если угодно, шпионы. КапитаныТеневого отряда.

— Теневого отряда?

Эсфирь неопределённо хмурится. Она не могла вспомнить ни одного упоминания о нём.

— На то он и Теневой, — хмыкает Себастьян из угла, опережая предстоящий вопрос Верховной.

— А вместе — Себастьян, Файялл и Изекиль образуют особую «касту» при моём дворе — Поверенные. — Видар расстёгивает камзол, отбрасывая его туда же, где зверски валялся камзол Себастьяна. Эсфирь медленно моргает, пытаясь не выдать смятения. — Прежде чем что-то обсудить с Советом, мы решаем это здесь. Но Совет должен искренне верить в то, что до них никто не знал содержания тем.

Эсфирь медленно облизывает губы, всё ещё стоя в дверях.

— Прямо-таки изумрудный квартет…Зачем тогда Совет?

— Ты что-нибудь знаешь о таком явлении, как «традиции»? — голос Файялла наполнен грубостью и презрением. — Хотя, в твоей расчудесной Малварме этого нет.

— Зато моя «расчудесная Малварма» не лицемерит.

— Правда? — Изекиль хитро улыбается, но, поймав предупреждающий взгляд от Видара, тушуется.

— Правда, — в тон ей скалится Эсфирь. — Зачем вам вся эта мишура?

— Это дополнительная защита Тэрре. Когда все думают, что мы защищены недостаточно, то их ждёт неприятный сюрприз, — разводит руками Видар.

— Так… О наших секретиках ты теперь знаешь, а какие скрывает дом Бэримортов? — Фай нагло дёргает бровью.

— Понятия не имею, — Эсфирь смеряет его холодным взглядом, двигаясь к креслу в противоположном углу кабинета.

— Разве братишки не делятся с тобой? — Фай склоняет голову под серьёзным взглядом Себастьяна.

— Я — Верховная Ведьма, котик. Даю твою голову на отсечение, что ты видишь такую силу в первый раз. Защищай глаза. Больнее всего терять зрение, когда хочешь видеть. — Ведьма мило улыбается, усаживаясь в кресло. — А, что касается тебя, милая, — обращается к Изекиль. — Не думай, что я долго буду терпеть твой тон. Кажется, левая кисть у тебя совсем не лишняя. Хотя, я и отречённая от малварского престола и дома, но старший братец рассказал мне, каково это быть Мясником. Стоит признать, что, сжигая деревни — яимбыла.

Файялл довольно присвистывает, резко разворачивая нож и кидая им в Видара. Тот, не моргнув и глазом, ловит его за остриё лезвия. Эсфирь переводит взгляд на него. В глазах калейдоскопом мерцают — гнев, ненависть, шок. Ухо улавливает быстрый звук. Она изящно взмахивает рукой, чуть не забыв проговорить заклинание. Клинок рассыпается прахом у сапог.

— Урок первый: будь всегда на чеку, котик. — Довольно скалится Файялл. — Мы не в Малварме, здесь предают чаще, чем дышат.

— А вот это ты зря, — тихо и холодно бросает Эсфирь.

Она еле шевелит губами. Со всех углов кабинета тянутся тени, солнечный день за окном меркнет, подобно её взгляду. Комната наполняется могильным холодом, что примораживает Файялла и Изекиль к местам. Они пытаются дёрнуться, но тщетно. Тени забираются через полуоткрытые губы, нос, уши, проникают сквозь роговицу глаза.

Вороньи хлопки крыльев становятся оглушающими. Идрис усаживается на плечо, склоняя голову. Он чуть кивает остальным — тени охватывают и их, являя собой двенадцать крепких воинов. Из их глаз, рук, спины и ног исходит чёрный дым. Они расположились плотным полукругом у кресел близнецов, занеся над ними клинки, сотканные из страха, ненависти, хаоса, ночи, мерзлоты и темноты.

— Хотите предать меня?

— Верховная! — сквозь гнев она слышит спокойный голос Видара.

И, о Хаос, если он не хочет такой участи, то ему стоит замолчать.

— Или, может, убить, жалкие вы творенья?

— Эффи! — голос Себастьяна заставляет посмотреть на него с пустым взглядом и безумным оскалом.

Доносятся хриплые стоны Файя и Из. Они тряслись от холода, пригвожденные к креслам.

— Я приказываю тебе остановиться, Верховная!

— Я не ослышалась, король приказывает мне? — едко дёргает бровью Эффи. — Сейчас приказываю я.

— Советница Верховная, немедленно прекратите магические действия, иначе угодите в подземелье за ослушание, — самодовольно усмехается Видар, зная, что вряд ли напугает её этим.

Эффи кровожадно улыбается, но отзывает магию. Воины обращаются в привычную стаю, вылетая в окно. Они забирают с собой внезапную кромешную ночь. Только Идрис остаётся на левом плече, насмешливо мерцая чёрными глазёнками.

Видар слегка хмурится. Что же скрывается в фамильяре?

Файялл и Изекиль рвано дышат, хватаясь за горло. Слизистую жгло.

— Извиняться не буду, котик, — фыркает Файялл.

— Мне было достаточно ваших стонов, — самодовольно мурлычет Эсфирь, поглаживая Идриса указательным пальцем.

Изи воздерживается от едкой фразы, гневно сверкая глазами.

— Теперь, когда вы, наконец, наигрались, мы можем перейти к совещанию? — хмыкает Видар.

— Пожалуй, мне надо сначала это перекурить, — Себастьян озорно ухмыляется, доставая сигарету. Но его взгляд по-прежнему серьезен.

Видар, не дожидаясь, пока друг закурит, разворачивает карту на столе.

— Причина, по которой мы здесь, и вместе с тем, моя цель — вот, — Видар указывает пальцем на территории Третьей Тэрры.

Файялл заинтересованно смотрит на непроницаемое лицо ведьмы, приподнимая бровь.

— Это лакомый кусок для Узурпаторов, — продолжает Видар. — Более того, это почти их кусок. Они замечены в сговоре.

Король намеренно не смотрит за реакцией Советницы.

— Их король серьёзно размышляет над предложением Генерала Узурпаторов на присягу, — глухо отзывается Файялл, почёсывая бороду.

— И какое нам до этого дело? Пусть забирает себе огненных троллей-недотёп, — безразлично пожимает плечами Эсфирь, замечая, как Изекиль закатывает глаза, а Баш, смотря на последнюю, плотно сжимает губы.

Почему-то Эсфирь кажется, что между двумя Поверенными короля пробежала кошка. И не одна. Оба старались всячески друг друга подначить, задеть или высказать недовольство поведением — прямо как сейчас.

— Военной политикой ты никогда не занималась? — надменно дёргает бровью Видар. — Они находятся прямо посередине между нами и Пятой Тэррой, оттуда есть выход к Междумирью, а далее — к людям.

— Так, а какой в этом толк, если альвийская армия кичится своей блестящей силой? Если я все прочитала и услышала правильно, вам ничего не стоит отразить их удар. А до Пятой Тэрры, как и до людей, нам вообще не должно быть никакого дела.

Файялл удивлённо вскидывает брови. Он не понимал ведьму или ту роль, что она сейчас выбрала. Вот если бы та разорвала все отношения с собственным домом — он бы, может, и поверил ей. Но сейчас, он знал это абсолютно точно, её равнодушие напускное.

— Нам всего лишь нужнопереубедитьКороля Третьей Тэрры, — невозмутимо улыбается Видар.

— Давно ли ты — благодетель? — фыркает Эсфирь.

— Ну, почему же! Мы его заставим передумать. Спасём от Узурпаторов. Он увидит другую жизнь и окажется в непомерном долгу перед нами!

Изекиль хитро скалится, медленно скользя взглядом по другу, что не укрывается от зорких глаз ведьмы. Скотские ухмылки и туманные фразы короля не внушали особого доверия.

— Всё, что ты наплёл — ложь. Но если я и поверю в неё, то для чего тебе должники в процветающей Тэрре?

— А за счёт чего, ты думаешь, она процветает? Мы живём на сделках. Наверняка ты видела вчера на балу одного тощего старикашку, что обхаживал буквально каждого. Румпельштильцхен. Самый верный, жадный до денег альв. Он жить не может без сделок: желания в обмен на душу, а душа в обмен на деньги. От меня, разумеется. Души — основа мироздания моей земли.

— А как же древняя тёмная энергия Хаоса?

Эсфирь поочерёдно осматривает Поверенных.

Конечно, для них не это не слыло великой тайной.

— Из древней тёмной энергии Хаоса здесь только ты, ведьма, — хмыкает Изекиль.

Эсфирь не понимающе смотрит на короля. А ведь она никогда не чувствовала рядом с ним и толики похожей магической тьмы, что, к примеру, жила в её братьях. Те руны, что сейчас он скрывал — имели иное начало вовсе не от Хаоса.

— Это всё может быть очень запутано, Эсфирь. Но наша Тэрра — другая, — прочистив горло, проговаривает Себастьян.

И снова Изекиль бросает на него мимолётный взгляд, который он намеренно игнорирует. Словно все находящиеся в этой комнате скрывают что-то очень важное, что-то, что, будучи обнаруженным — можно использовать как оружие.

— Как это понимать? — Эсфирь чуть щурится.

Ни в одном талмуде про души не было ни слова! Но… и разделы про тёмную магию и энергию Хаоса, касающиеся Первой Тэрры, заканчивались на Кровавой Бане, что устроил король… Ведьма тогда не придала этому никакого внимания. Все знали, что после Холодной войны — течение жизни в Тэррах вернулось к первоистокам и зиждилось на привычных для всех основах.

— Я — Целитель, это ты знаешь. Так же, как знаешь, что у каждой Тэрры своя магическая способность, своеобразный подарок от Хаоса. Но мой личный подарок — всегда отличался от способностей моего народа. Мне подвластна энергия душ. Я принял свою кровь и свой дар в жерле Пандемониума, а раскрыл его в Холодной войне. Усовершенствовал среди людей. Я был удостоен настоящимАльвийским подлинником. И тогда всё встало на свои места. Та легенда о Благородном Антале и Тиморе, которую знаете вы все — сказка. А я — как наследник Анталя — получил свой дар не от Хаоса.

Ведьма внимательно оглядывает присутствующих, что не проявляли особого интереса к истории. Файялл и Изекиль ненавистно смотрели на её, будто готовились броситься в следующую секунду и лишить жизни голыми руками. Себастьян же расслабленно следил то за передвижением короля, то за парочкой друзей, то за Эсфирь. Она снова поворачивает голову на Видара, не веря своим ушам:

— Вернее, не совсем от него. От человека, который первый поддался Пандемонию, который, совершив первородный грех, поразивший Хаос, был одарён собственной землёй, народом — убийцами, злостными нарушителями, демонами, бесами, чёрными колдунами. Он стал отцом этой земли. Этого трона. Всех вас создал Хаос, чтобы нам не было скучно. Моего предка — создал Бог, чтобы Адаму и Еве не было скучно, чтобы они занимались детишками, пока наш прародитель не воспротивился. Мой же народ — создан…

— Ты говоришь о… — Эсфирь склоняет голову на бок, стараясь остаться бесстрастной.

— О Каине, — хмыкает Видар, забавляясь её попытками не потерять маску безразличия.

— Поэтому вы так чтили чистоту крови, запрещая мешать её с другой? Поэтому навлекли на всех нас проклятье родственных душ?

В глазах Эсфирь зажигается огонь ненависти. Изекиль издаёт смешок. Неужели из всего рассказа безмозглая ведьма зацепилась лишь за это?

— Родственных душ не существует, — ухмыляется Файялл.

Он лениво поднимается с места, подходя к карте Пятитэррья.

— Только потому, что вы — другие? Высший круг общества, если тому угодно? По мне так, вы — горстка идиотов! — Ведьма даже не замечает едких ухмылок близнецов Лунарис. — Извини, Баш.

Себастьян добродушно хмыкает, приподнимая ладони, мол, «всё в порядке, Эффи».

— Ты тоже не лучше нас. Рождённая маржанами, специально перерождённая посланниками самого Хаосом. Под стать нам, — ядовито улыбается Изекиль. — Ведьма, сотканная из сил Хаоса.

В области сердца неприятно жжёт. Под стать им. Всю её жизнь Всадники знали, комуона будет принадлежать. Длякогоеё должны воспитать. Зрачки Эсфирь расширяются.

Загрузка...