Граф ждал в своей библиотеке, когда дворецкий объявил:
— Майор Эдвард Лаутер, милорд!
Граф поднялся из-за стола, приветствуя гостя:
— Рад видеть тебя, Эдди.
Его друг, не отвечая, уставился на шейный платок графа.
— У тебя новый фасон, причем я такого никогда не видел.
Граф рассмеялся.
— Не ожидал от тебя такой наблюдательности. Это модификация того, которым Браммел хвастался на прошлой неделе.
— Этот лучше, чем у него, что, без сомнения, повергнет его в отчаяние.
— Его гораздо легче завязывать. К тому же, как ты прекрасно знаешь, я не люблю выглядеть, как все.
— Это у тебя никогда и не получится, — насмешливо заметил Эдди.
Он принял бокал шампанского, который протянул ему граф.
— Ну, раз мы одни, я надеюсь, ты наконец расскажешь мне, чем был вызван твой вчерашний поспешный отъезд из Ньюмаркета.
— Сомневаюсь, что тебе будет интересно, — произнес граф медленно и безразлично. — Не думаю, что по мне там скучали.
— Кое-кто заметил твое отсутствие.
Граф отпил шампанского, прежде чем спросить:
— И кто же это?
— Мелфорд!
Последовала долгая пауза, потом граф спросил:
— Ты хочешь сказать, он заметил, что я уехал так рано?
— Я встретился с ним у Уайта сегодня вечером, прежде чем отправился домой, чтобы переодеться к ужину.
— У Уайта? — воскликнул граф.
— Он был гостем этого молодого болвана Деверо.
— Деверо столь неумен, что не сообразит, Рождество сейчас или Пасха, — съязвил граф, — но даже он мог бы догадаться не брать с собой к Уайту такого человека, как Мелфорд.
— Мелфорд, конечно, просто наслаждался тем, что встретился с большинством присутствовавших на его аукционе. Пожалуй, он даже лебезил перед ними.
— И ты говоришь, он упоминал обо мне?
— Он подошел ко мне, когда я разговаривал с Чарльзом Хаббартом, — сказал Эдди.
Граф ждал, но во всем его облике чувствовалось такое напряжение, что Эдди понял: его друг очень заинтересовался.
— Он сказал: «Добрый вечер, Лаутер! Я заметил, что ваш хозяин Пойнтон не остался на последние три заезда вчера. Интересно, что же заставило его так поспешно уехать и куда он направился?»
Граф нахмурился:
— И ты сказал ему?
— Я было собрался, но подумал, что это, черт побери, не его дело, и ответил уклончиво: «Мой отец, сэр Уолтер, всегда говорил мне, что в мире есть только одна вещь, более интересная, чем лошади. Это женщины!»
Эдди увидел, что при этих словах напряжение графа ослабло. Он спросил:
— И что на это ответил Мелфорд?
— Он ничего не сказал, — ответил Эдди, — а этот идиот Деверо засмеялся, словно курица закудахтала, и воскликнул: «Я знаю, о ком вы говорите, и, на мой взгляд, у Пойнтона великолепный вкус. Айлини Каррингтон, несомненно, самая прекрасная женщина в Лондоне!»
Граф еще больше нахмурился, и, зная, что он сердится, Эдди торопливо пояснил:
— Я ожидал, что этот разговор будет тебе неприятен.
Но у меня было такое чувство, хотя, возможно, ошибаюсь, что Мелфорду не нужно знать, куда именно ты уехал.
Граф подумал, что Эдди оказался очень проницателен, но он не собирался объяснять, насколько важно было, чтобы сэр Уолтер понятия не имел, куда он отбыл из Ньюмаркета.
— Ты правильно сделал, что не рассказал ему ничего обо мне, — произнес он. — Впрочем, не представляю, почему он проявил такое любопытство.
Эдди бросил на друга быстрый взгляд и, пока граф пересекал комнату, чтобы наполнить свой бокал шампанским, сказал:
— Мы с тобой много пережили вместе, Леннокс. Я помогал тебе в некоторых твоих предприятиях во Франции.
И все же, как бы искусен ты ни был, есть одно, чего ты никогда не умел скрыть.
— И что же это? — резко спросил граф.
— Твои глаза, — ответил Эдди. — В них сейчас такое выражение, которое появляется только тогда, когда ты чувствуешь близость опасности, приключения или любви.
Граф захохотал.
— Я и не думал, что ты так наблюдателен.
— Помни, когда ты затеваешь с кем-нибудь свои разбойничьи игры, прикрывай глаза и напускай на себя надменный и скучающий вид, который в последнее время стал твоей обычной маской.
Граф снова рассмеялся:
— Это правда? Неужели у меня действительно скучающий и надменный вид?
— Добавь к этому еще «циничный»и получишь свой законченный портрет.
— Черт тебя побери, ты смеешься надо мной, и я нахожу, что это весьма нахально с твоей стороны!
— А сейчас в твоих глазах появилось новое выражение, — настаивал Эдди, — какая-то настороженность, которой давно в них не было. Поэтому я убежден, что ты забавляешься погоней или приключением, и я нахожу с твоей стороны чрезвычайно нечестным оставлять меня в стороне, Графа спас от ответа дворецкий, объявивший об ужине.
Только когда они вернулись в кабинет и устроились в креслах, обсудив за ужином массу посторонних вещей, Эдди возобновил наступление.
— Хотел бы я узнать — поскольку вряд ли кто-нибудь здесь может подслушать нас, — насмешливо начал он, — собираешься ты довериться мне или нет?
К его удивлению, граф поднялся и отошел к окну, выходившему в сад.
На Беркли-сквер был только один дом, к которому примыкал собственный сад. Остальные владельцы пользовались одним большим садом в центре площади, к которому у каждого был ключ.
Сад графа примыкал к высокой стене, которая окружала сад Девоншир-хаус. Он был невелик, но в нем росли и деревья, и кусты, а аромат цветов наполнял воздух.
Граф, однако, не замечал этого, думая о Кледре. Он гадал, заподозрил ли сэр Уолтер после разговора с Эдди, куда пропали девушка и ее лошадь.
Затем, словно приняв решение, он отошел от окна и сел напротив друга.
— Может быть, я не прав, — медленно заговорил Пойнтон, — рассказывая тебе то, что является не моим секретом, но мне кажется, ты сможешь помочь, как это бывало в прошлом.
— Благодарю! Рад, что, оказывается, могу пригодиться! — язвительно отозвался Эдди.
Граф, не улыбаясь, продолжал:
— Это очень серьезно. Так серьезно, что я сильно опасаюсь за жизнь девушки и коня.
Эдди молча недоверчиво посмотрел на него. Граф заговорил снова:
— Это правда. Моя интуиция подсказывает мне, что их обоих могут убить!
Эдди выпрямился в кресле.
— Расскажи мне все с самого начала, — живо откликнулся он, так же, как незадолго до того бабушка графа.
— Именно это я и собираюсь сделать. Но не заблуждайся, Эдди: вмешиваясь в это дело, ты, быть может, рискуешь жизнью!
Следующие два дня граф провел с принцем Уэльским.
Он знал, что принц не просто одаривал его своей дружбой, но по-настоящему восхищался им.
Граф и сам был искренне привязан к наследнику трона, и потому делал все возможное, чтобы удержать того от увлечения выпивкой и общения с разными прихлебателями.
Орды таких прихлебателей и всевозможных шарлатанов всегда вились вокруг принца, стараясь любыми, пусть даже сомнительными способами завоевать королевскую милость.
Вместе с принцем граф присутствовал на состязании боксеров, а потом дал ему совет относительно покупки двух картин. Советники принца уверяли, что они не стоят тех денег, которые за них запросили, но граф придерживался противоположного мнения.
Картины были написаны голландскими художниками, которые не были в моде в настоящий момент, но он согласился с принцем, что это настоящие шедевры и было бы обидно упустить возможность пополнить свою коллекцию.
По вечерам были обычные приемы, которые начинали казаться графу слишком скучными. Гости много ели и пили и, как правило, каждый вечер в салонах собирались одни и те же лица.
Его к тому же вовсе не радовало, что он оказался рядом с Айлини Каррингтон.
Она была необыкновенно хороша. В свете свечей ее рыжие волосы полыхали огнем. Она смотрела на него с упреком, поскольку он не навестил ее после возвращения в Лондон.
Он не успел купить ей прощальный подарок, как намеревался сделать, и написать прощальное письмо, поэтому ее недоумение, вызванное невниманием возлюбленного, было вполне естественно.
Граф понимал, что принц посадил их рядом, желая доставить ему удовольствие, уверенный, что они по-прежнему интересуются друг другом, как это было последние три месяца.
Граф же сидел, погруженный в свои мысли, недоумевая, почему такая прекрасная женщина, как Айлини, неожиданно надоела ему без всяких на то причин и как он мог когда-то находить ее необычной, если сейчас именно ее обыкновенность и предсказуемость представлялись ему невыносимыми.
Она, словно драгоценное украшение или картина, вдруг превратилась в его глазах из подлинника в подделку.
Он по-прежнему восхищался ее красотой и грацией, он даже отдавал ей должное: в ней все-таки проглядывала индивидуальность, которой были начисто лишены многие светские женщины, но что-то было не так.
Он не мог не признать, что та сила притяжения, которая бросила их в объятия друг к другу, перестала действовать.
Его чувства к Айлини больше не отличались от тех, какие он испытывал к любой другой женщине за столом. Большинство из них были либо увлечены принцем, либо мужчиной, который сидел рядом.
«Что со мной? — спрашивал себя граф. — Почему мои отношения с женщинами не идут дальше короткого романа?»
Когда он почувствовал влечение к Айлини, ему казалось, что она не похожа на тех красавиц, которых он встречал раньше, но сейчас откровенное желание в ее глазах было ему слишком хорошо знакомо.
Да, ее легкий акцент придавал известное очарование самым банальным замечаниям, а глаза сулили неизведанное блаженство.
Но сейчас будто занавес закрылся по окончании пьесы.
Его интерес к этой женщине угас, и что бы она ни говорила, он слышал обычные светские банальности.
Ее белая кожа божественно контрастировала с рыжими волосами и с коралловыми губами, но его влечение пропало.
«Чего я ищу? Чего я хочу?»— этот вопрос граф и раньше задавал себе, но так и не смог найти ответа.
В его жизни было слишком много женщин. Все они были прекрасны, все в первую их встречу казались ему необыкновенными, как картина, написанная кистью величайшего мастера, как драгоценная чашка из китайского сервиза или греческая статуя.
Но проходило несколько месяцев, а иногда лишь несколько недель, и граф начинал находить изъяны в том, что казалось ему совершенством.
Вот и с Айлини произошло то же самое. Она перестала волновать его.
«В одном я уверен, — мысленно повторял граф, глядя прямо перед собой невидящим взором, — я никогда не женюсь!»
Но тут он лукавил сам с собой, потому что знал: рано или поздно он будет должен обзавестись наследником.
Графский титул переходил в их семье от отца к сыну шесть поколений, и было бы преступлением позволить ему перейти к тупому кузену, который жил в Шотландии, интересуясь только утиной охотой и рыбалкой.
Граф очень серьезно относился к своему представительству в Палате лордов и к той роли, которую играл в графстве Хартфордшир. Он не сомневался, что, когда действующий лорд-лейтенант скончается или уйдет в отставку, именно ему, графу Пойнтону, предстоит стать главой судебной и исполнительной власти в графстве.
«Мне придется жениться», — с отчаянием подумал он, представив себе долгие годы скуки, ибо граф не сомневался: даже женившись по любви, он неизбежно вскоре охладеет к той, что станет его женой.
Эдди был прав, утверждая, что жизнь без приключений для него невыносима. Но каждое новое любовное приключение оканчивалось для него столь же банально, как все предыдущие.
Он пытался искать любовниц среди танцовщиц, певичек и актрис, на короткое время завороженный блеском их успеха у публики.
Он устраивал для них дорогой изысканный дом, дарил экипаж, лошадей, драгоценности, и они блистали, как сверкает украшенная рождественская елка. А потом случалось неизбежное.
Однажды ночью он просто уходил из этого дома, зная, что не в силах больше видеть это хорошенькое личико, ощущать эти объятия и слышать тот же голос, зная, что от него не ждут ничего, кроме дорогого подарка.
На следующий день его секретарь получал приказ выплатить даме немалую сумму, а дом закрыть до лучших времен. И так случалось не раз.
«Моя беда в том, — думал граф, — что я думаю и чувствую интенсивнее, чем другие. А значит, и мой интерес угасает быстрее. В этом мое несчастье!»
— Вы так задумчивы, — проворковал голос рядом с ним, — а я жду, что вы скажете мне, когда мы снова увидимся.
Граф не ответил, и Айлини Каррингтон нежно произнесла:
— Я буду одна завтра в три часа, пока Ричард выступает в Палате общин.
Граф хотел было сказать, что завтра он занят, но потом счел за лучшее промолчать.
Завтра он пойдет к лучшим ювелирам на Бонд-стрит и выберет прощальный подарок, который отправит ей вместе с письмом.
Граф улыбнулся, оставив Айлини в уверенности, что ее приглашение принято.
Затем, повысив голос, она принялась развлекать его последними слухами, которые будоражили лондонское общество, пока граф был в Ньюмаркете.
Когда он прощался с ней, ее пальцы слегка сжали его руку. Она явно не допускала мысли, что его чувства к ней могли измениться.
Возвращаясь вместе с Эдди на Беркли-сквер, граф злился на себя.
— Поедешь домой? — спросил его Эдди. — Не хочешь ли заглянуть в Уайт-хаус? Туда залетели премиленькие пташки из Франции, весьма соблазнительные! Впрочем, может нам так кажется, потому что француженки давно не появлялись в наших публичных домах до самого перемирия.
— Я еду домой, — холодно заявил граф.
— Тебя так беспокоит Мелфорд? Мне кажется, ты воображаешь его большим чудовищем, чем он есть на самом деле.
Он заметил, что граф словно застыл, и быстро добавил:
— Я в ужасе от того, как он обошелся со своей племянницей, и если ты прав, его следует пристрелить за отравление жеребца Ладлоу. Но я не могу поверить, что он будет громоздить преступление на преступление, зная, что рискует рано или поздно быть повешенным за это.
— Сумасшедшие не думают, — жестко возразил граф.
— Ты думаешь, он сумасшедший?
— Я уверен в этом!
— Тогда, конечно, он опасен, — согласился Эдди, — и мы должны избавиться от него раньше, чем он окончательно взбесится.
— Это легче сказать, чем сделать, — ответил граф. — У меня нет ни малейшего желания оказаться на виселице из-за Мелфорда!
— Ты не был так разборчив в средствах во Франции.
Когда ты чудом вызволил Д'Орси из тюрьмы, ты оставил за собой немало трупов. По крайней мере мне так рассказывали.
— Я был тогда моложе. С возрастом я стал осторожнее и начал заботиться не только о своей репутации, но и о своей жизни.
Эдди захохотал.
— А еще мне показалось, что ты не получил никакого удовольствия от сегодняшнего вечера. Пожалуй, крестовый поход во имя спасения девушки и ее коня просто необходим тебе, чтобы развлечься.
— Я буду доволен, если он удастся, но последнее, чего я хочу, так это чтобы кто-нибудь заподозрил, что я имею какие-то отношения с Мелфордом, который мне отвратителен и которого я ненавижу.
Внезапно Эдди понял, что скука графа во время ужина была связана не с тем, что он назвал «крестовым походом», а с охлаждением к Айлини Каррингтон.
Он еще до отъезда графа в Ньюмаркет подозревал, что его интерес угасает.
Правда, увидев радость Айлини от встречи этим вечером, Эдди сказал себе, что, вероятно, ошибся.
Но сейчас он снова вспомнил, что, взглянув на графа во время ужина, отметил его задумчивость и рассеянность.
Эдди хотел было спросить друга, в каком состоянии его роман, но не решился. Несмотря на близость их отношений, несмотря на то, что они пережили вместе немало опасностей, Эдди не осмелился… затронуть в разговоре сердечные дела своего друга.
Лошади подъехали к Беркли-сквер, и граф спросил:
— Зайдешь выпить или хочешь, чтобы мой экипаж отвез тебя домой?
— Я зайду выпить, — сказал Эдди, — но ты отошли лошадей. Я пройдусь до дома пешком.
Дом Эдди, принадлежавший его отцу, находился недалеко, на Керзон-стрит, поэтому граф отпустил экипаж. Они вошли в дом.
В библиотеке их ожидало шампанское и другие напитки, но гостеприимство принца было слишком щедрым. Ни Эдди, ни граф ничего больше не пожелали.
Граф, будто прочитав мысли друга, спросил:
— Завтра, в пятницу, я собираюсь отправиться домой.
Ты поедешь со мной?
— Конечно, если ты хочешь.
— Я всегда рад тебя видеть, теперь, когда ты знаешь мою тайну, было бы хорошо, если бы ты познакомился с Кледрой. Возможно, ты посоветуешь мне, что будет можно предпринять в отношении нее, когда она будет в состоянии выдержать путешествие.
— Ты хочешь отослать ее?
— Если бы она была моложе, я отправил бы ее в школу, но я не могу на неопределенное время оставить ее в доме бабушки. Что, если Мелфорд догадается, где она скрывается? — Граф, будто рассуждал вслух. — В этом доме только старые слуги. Они будут совершенно беспомощны, если он попытается выкрасть ее оттуда или как-то навредить девушке.
— Но ты не можешь перевезти ее в Пойнтон-Холл, — заметил Эдди.
— Я понимаю. Может, стоит найти ей какую-нибудь дуэнью и отправить в мой дом в Корнуолле? Ты был там однажды, помнишь?
— Конечно, я помню. Славное местечко! Но ей, должно быть, будет страшно одной, и она станет скучать не имея никого, с кем можно поговорить.
— Мне кажется, будь ее конь с ней, она могла бы быть вполне счастлива. Но если серьезно, такое заточение, действительно может быть скучно, и, что еще хуже, она будет совершенно беззащитна, если дядя узнает, где она.
Эдди готов был сказать что-нибудь язвительное по поводу заботы графа о молоденькой девушке, которая, по его словам, была почти ребенком и с которой он был знаком так недолго.
Но он хорошо знал, что его друг был почти фанатичен в своей ненависти к жестокости, в каких бы формах она ни проявлялась.
Если вся история выглядела так, как рассказал ее граф, в чем Эдди не сомневался, тогда Мелфорду не избежать кары за свое зверство, сколько бы времени графу на это не понадобилось.
Вслух же он сказал:
— Так как я не сомневаюсь, Леннокс, что ты настроился поквитаться с Мелфордом рано или поздно и преподать ему урок, который он никогда не забудет, то лучше было бы покончить с этим как можно скорее. Почему бы тебе не придраться к чему-нибудь и не вызвать его на дуэль? Ты отличный стрелок, ему далеко до тебя.
— Именно поэтому я на это не пойду.
— Этот несчастный ребенок был совершенно беспомощен, когда он избивал ее, — сухо напомнил Эдди.
— К тому же, — задумчиво продолжал граф, следуя за ходом своих мыслей, — Кледре будет неприятно, если ста нет известно, как дядя обращался с ней, или если вообще она окажется замешана в этом деле.
С этим Эдди не мог не согласиться.
Дуэль графа с сэром Уолтером, бесспорно, станет главной темой разговоров в лондонском высшем свете, и о причине поединка будут толковать во всех клубах и салонах.
— Ты прав, Леннокс, — воскликнул Эдди, — это предложение неудачно, но как же еще можно проучить этого негодяя? Мы же не можем сунуть его головой в Темзу и держать, пока не захлебнется!
— Мы придумаем что-нибудь рано или поздно, — ответил граф. — Сейчас главное, чтобы он не натворил новых бед.
Эдди понял, что граф опять думает о Кледре, и удивился про себя.
Через полчаса он поднялся:
— Доброй ночи, Леннокс. Мне пора.
Выйдя с Беркли-сквер и повернув налево, по направлению к Керзон-стрит, Эдди медленно пошел по улице. Ему было о чем подумать.
Он никак не ожидал услышать от графа историю, которую тот преподнес ему прошлой ночью. И сейчас ситуация представлялась ему намного более сложной, чем сначала показалось.
Ясно, что она целиком поглощала мысли графа.
«Ему это пойдет на пользу, — решил Эдди. — В последнее время он слишком скучал. А теперь словно очнулся и стал самим собой. То есть самым интересным человеком, которого я когда-либо встречал!»
Эдди и сам с удовольствием ожидал, что принесет ему пребывание в Пойнтон-Холле.
Уже вернувшись домой, он продолжал думать о графе, пока не заснул.
Граф сказал, что утром будет занят, имея в виду, хотя он и не сказал об этом Эдди, покупку подарка для Айлини.
Они выедут около половины двенадцатого и как раз успеют к обеду в Холл.
Граф заранее распорядился приготовить фаэтон со свежей упряжкой гнедых.
Это была его недавняя покупка, и ему хотелось испытать ее.
Двум верховым, которые должны были сопровождать графский выезд, было ведено ехать на лошадях из его лондонских конюшен, которых еще не пробовали в деревне.
Граф намеревался испытать одного из жеребцов на дорожке для стипль-чеза, которую недавно построил в Холле.
Он, как обычно, с нетерпением ожидал возвращения домой, ибо именно Холл был для него его истинным домом и всегда значил для Пойнтона гораздо больше, чем все остальное, чем он обладал.
Он поручил своему секретарю отправить приглашения нескольким соседям, с которыми ему было бы приятно поужинать в субботу вечером и чье общество, как он полагал, развлечет и Эдди.
Вернувшись с Бонд-стрит с дорогим и изысканным украшением для Айлини, он написал ей записку, которая не оставляла сомнений в значении подарка.
Теперь посылку должны были доставить Айлини домой на Парк-стрит в три часа, когда, как она предупредила графа, ее муж будет в Палате общин.
— Все ли готово? — спросил граф у дворецкого, вручая ему пакет.
— Фаэтон подадут минут через пять, милорд.
— Отлично, я как раз успею переодеться.
Граф поднялся наверх, где его ждал Йетс с костюмом, удобным для поездки.
— Вы смените сапоги, милорд? — спросил Йетс.
Новые сапоги с завернутым верхом только-только что вошли в моду благодаря Красавчику Браммелу.
Граф покачал головой:
— Новые сапоги еще нужно немного разносить.
— Хорошо, милорд.
Йетс прекрасно знал, что граф, будучи весьма требователен к своему внешнему виду, не в пример денди все-таки предпочитал одежду в первую очередь удобную, а не бьющую на эффект.
Именно поэтому всегда казалось, будто одежда — это часть его самого, что отнюдь не умаляло его привлекательности.
— Вы поедете за мной в повозке, — сказал граф, выходя из комнаты, — а когда доберетесь до Холла, постарайтесь разузнать, но очень осторожно, спрашивал ли кто-нибудь о мисс Мелфорд или ее лошади.
— Я уже подумал об этом, милорд, — ответил Йетс. — Ваше сиятельство может на меня положиться: я буду очень осторожен.
— Я доверяю вам, вы же знаете, но не забывайте ни на минуту, Йетс, мы имеем дело с хитрым и ловким злодеем.
— Я знаю это, милорд, — ответил Йетс, — и я тоже беспокоюсь о молодой леди. Она не выдержит такого обращения еще раз.
— Да, это верно, — согласился граф, — поэтому мы обязаны сделать все, чтобы другого раза не было.
— Мы не допустим, милорд!
Граф спустился вниз и, посмотрев на часы, увидел, что до назначенного времени осталось две минуты.
Эдди был солдат, и граф не сомневался, что тот не заставит себя ждать.
Он взял со стула в библиотеке бумаги, которые оставил для него секретарь, и стал их просматривать.
Они касались разных улучшений, которые граф намеревался сделать в поместье в Хартфордшире, ремонта в охотничьем домике в Лестершире и планов относительно новой богадельни, которую он приказал построить к Рождеству на своей земле в Кенте.
Пойнтон задумался, с чего начать, но в этот момент отрылась дверь библиотеки, и вошел Эдди.
Граф улыбнулся.
— Минута в минуту! — воскликнул он. — А я только собрался обвинить тебя в том, что ты заставляешь меня ждать.
Увидев выражение лица друга, он встревожился:
— В чем дело? Что случилось?
Эдди остановился у стола напротив графа:
— Даже не знаю, как сказать тебе. Сначала я подумал, что это просто совпадение, но после того, что ты мне рассказал, боюсь, что это не так.
— О чем ты говоришь? — резко спросил граф.
Эдди помолчал, потом выговорил изменившимся голосом:
— Айлини Каррингтон нашли мертвой сегодня утром!
На мгновение граф подумал, что либо Эдди шутит, либо он не правильно расслышал его.
Не дождавшись ответа, Эдди продолжал:
— Это правда, Леннокс. Я только что из клуба. Там больше ни о чем другом не говорят.
— Что произошло?
Эдди сел в кресло и не сразу заговорил:
— Все говорят о том, как необычна ее смерть! По словам ее дяди, за которым послали, так как ее родителей нет в стране, она вернулась накануне с приема и сразу легла.
— Каррингтон был дома?
— Нет. Он был на парламентском ужине, который устраивался в честь какого-то иностранного деятеля, который как раз прибыл к нам с визитом.
— И что же дальше?
— Он приехал через два часа после возвращения жены и, так как было уже поздно и он не хотел беспокоить ее, лег в другой комнате.
Граф промолчал, хотя знал, что у Айлини с мужем были отдельные спальни.
— Она ни на что не жаловалась перед тем, как легла?
— Ее горничная говорит, что она была в отличном настроении и даже не слишком уставшая, — ответил Эдди.
Граф молчал, и Эдди заговорил снова:
— Каррингтон сказал доктору, что проснулся в пять часов утра, его разбудили крики жены. Он вбежал в ее спальню…
— И что же?
— Она билась в судорогах, металась по постели, и ее невозможно было удержать.
— Что он сделал?
— Он позвонил, чтобы позвать горничную, но подумал, что она может прийти не сразу, и побежал за ней наверх, крикнув лакею в холле, чтобы тот ехал за доктором.
— Полагаю, это тоже заняло какое-то время, — задумчиво проговорил граф.
— Когда Каррингтон вернулся в спальню, его жена лежала на полу и казалась мертвой, но все ее мышцы сводило страшной судорогой.
Граф вспомнил описание смерти Джессопа.
— Судороги! — тихо проговорил он.
— Так рассказывал Каррингтон дяде Айлини, — кивнул Эдди. — Это, очевидно, произвело на него сильное впечатление.
— Но она была мертва.
— Да, — подтвердил Эдди. — Когда пришел доктор, он уже ничего не мог сделать.
— И что, по их мнению, послужило причиной смерти?
— Дядя миссис Каррингтон, когда его спросили об этом у Уайта, ответил, что предполагает какой-то припадок.
— И никто не заподозрил отравления?
— Я задавал этот вопрос, — ответил Эдди, — но мне сказали, что не было никаких жалоб со стороны тех, кто присутствовал на приеме.
Взгляды двух мужчин встретились, и граф сказал:
— То, о чем мы оба думаем, просто невозможно вообразить!
— Я тоже так считаю, — ответил Эдди. Но такое странное совпадение… После того, что ты рассказал мне о жеребце Ладлоу, я вчера поспрашивал о ядах одного своего друга, который провел несколько лет на Востоке.
Граф внимательно слушал.
— Он сказал, — продолжил Эдди, — что и у индусов, и у китайцев есть яды, которые не оставляют никаких следов, и при вскрытии, как бы искусно оно ни проводилось, невозможно определить, что жертва была отравлена.
— Но откуда у Мелфорда такой яд?
— Если бы ты не попросил меня поехать с тобой, я мог бы сегодня разузнать, был ли он когда-нибудь на Востоке или общался ли с кем-нибудь из тех, кто там был. Вряд ли это значительно продвинуло бы нас, но в данных обстоятельствах любая зацепка может пригодиться.
— Ты прав, — согласился граф.
— Очень важно, — продолжал Эдди, — выяснить, связывает ли он с тобой исчезновение Кледры или просто мстит за то, что ты ничего не купил на аукционе.
— Я сам могу без труда ответить на этот вопрос, — резко возразил граф. — Он связывает меня с исчезновением Кледры, и он уверен, что я прячу ее лошадь. Поэтому Айлини умерла. И теперь мы должны действовать быстро, чтобы не дать ему возможности убить кого-нибудь еще.
Граф и Эдди ехали молча, пока не выбрались за пределы Лондона, и Эдди видел, что граф гнал лошадей быстрее, чем обычно.
Впрочем, Эдди понимал, что граф снова и снова обдумывает все, что произошло.
То, что они уже знали об Уолтере Мелфорде, давало основания заподозрить его в новом убийстве.
Но они ничего не могли сказать ни в суде, ни где-либо еще, не ставя под угрозу Кледру, к тому же у них не было никаких доказательств.
Жеребец лорда Ладлоу, Джессоп, умер от «припадка».
Айлини скончалась от «припадка».
Но как доказать связь между этими двумя смертями?
Если опекун счел нужным выпороть свою племянницу за плохое поведение, закон лишь подтвердит его право и будет рассматривать наказание как справедливое возмездие.
Эдди ситуация представлялась безнадежной, но он знал, что граф никогда не отступает и не проигрывает, как бы ничтожны ни были его шансы.
Он надеялся только, что его друг найдет способ действовать раньше, чем пострадает очередная невинная жертва.
Они добрались до ворот Пойнтон-Холла, на десять минут превысив предыдущий рекорд графа. У Эдди от бешеной скорости перехватывало дыхание, и он сочувствовал лошадям, взмокшим от пота, и сопровождавшим фаэтон верховым, которым нелегко было держаться вровень с графской упряжкой.
Граф притормозил коней точно около ворот и кивнул верховым:
— Езжайте к дому и предупредите, что мы немного задержимся к обеду, так как у меня есть сообщение для ее сиятельства.
Сопровождающие почтительно прикоснулись к шляпам, и один из них ответил:
— Да, милорд.
Граф повернул упряжку на узкую аллею, которая вела к дому вдовствующей графини. Когда они подъехали к парадной двери, навстречу вышел Йетс и придержал лошадей.
Эдди последовал за графом в холл.
— Ее сиятельство примет меня? — спросил граф у старого дворецкого.
— Мне кажется, ее сиятельство догадались, что вы можете сегодня приехать, милорд, — ответил Доркинс. — Она попросила принести ей бутылку шампанского полчаса назад.
Граф взбежал по лестнице, Эдди за ним, думая, что интуиция графа, которая казалась неотъемлемой чертой его личности, передалась ему, по-видимому, по наследству.
Граф постучал в дверь комнаты бабушки, и Эмма немедленно открыла, почтительно присев перед ним в реверансе.
— Доброе утро, бабушка, — сказал граф, входя в комнату. — Я привез с собой Эдди Лаутера. Он один из твоих самых горячих почитателей.
— Я всегда готова принять красивого молодого человека. Не так уж часто приходится видеть их в последнее время, — сказала графиня, пока граф целовал ее.
Она протянула руку Эдди, и тот поцеловал ее со словами:
— Нет нужды, сударыня, говорить, что вы выглядите сегодня еще прекраснее, чем всегда. Вы, кажется, никогда не постареете!
— Льстец! — рассмеялась графиня. — Но лесть мне доставляет удовольствие.
Потом она посмотрела на внука:
— «Мои кости», как говорят слуги, так и чувствовали, что ты сегодня приедешь.
— Я так и так собирался это сделать сегодня, — ответил граф. — Но перед самым отъездом я узнал кое-что, что заставило меня поторопиться.
Его тон заставил графиню пристально посмотреть на внука.
— Что произошло? — спросила она.
— Айлини Каррингтон умерла сегодня ночью. Как я полагаю, от того же яда, что и жеребец Ладлоу!
Графиня не вскрикнула, даже не вздрогнула:
— И что же ты намерен делать?
— Я думал об этом все время, пока ехал сюда, но мы так гнали лошадей, что я еще не успел обсудить все с Эдди.
Он знает о нашей тайне.
— Я думала о том, что его стоит привлечь к этому делу, — улыбнулась графиня, взглянув на Эдди.
Затем она снова повернулась к внуку.
— Я знаю, ты беспокоишься, но я уверена, что Кледра, эта прелестная девушка, будет в безопасности здесь со мной.
— Она будет в безопасности с вами, — ответил граф, — но не здесь.
Графиня удивленно взглянула на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Я решил, — ответил граф, — что вас обеих нужно переселить в Холл. Там больше слуг, способных защитить вас, никто не сможет войти в дом незамеченным, и я мог бы быть с вами.
Он видел, что бабушка удивлена его предложением.
Но затем она откликнулась с той живостью, которую он и ожидал от нее:
— Мне всегда было весело, когда я жила в Холле, поэтому не вижу, почему бы мне не сделать это снова. Конечно, дорогой Леннокс, я с радостью принимаю твое приглашение, хотя тебе нелегко будет переселить меня туда.
— Вас будут хорошо охранять, — сказал граф. — У меня предчувствие, бабушка, что мы должны быть готовы к нападению опасного и очень хитрого человека, не просто невероятно злого, но и сумасшедшего!