Крылья

— Я не могу поверить, что он все это время работал против Пуриана Роуза, — говорю я.

Мама криво мне улыбается. Она вводит что-то на интерактивном экране, встроенного в панель управления. Мгновение спустя на экране появляется сообщение: «Командующий говорит, приземляйтесь — это безопасно».

Остальные пробуждаются, когда Дей уводит Транспортер влево. Он быстро спускается, когда мы достигаем знакомую, круглую башню, высотой с пятьдесят этажей, каждый из которых принадлежит эмиссару Брэдшоу. В его распоряжении в этом здании все, что ему нужно: множество квартир, офисов, спа-салон и тренажерный зал, роскошный ресторан, чтобы выпить вина и пообедать со своими гостями, и даже частный кабинет врача для любой секретной пластической операции, какую он захочет сделать. Это же не штаб-квартира Стражей - пугающее здание по форме напоминающее осколок стекла, высотой более чем в двести этажей, как кинжал, пронзающий небеса.

— Ребята, я никогда раньше не сажала Транспортер, — нервозно говорит Дей.

Люпин, Гаррик, с кряхтением встает с металлической скамейки неподалеку. Он бледный и вспотевший, его мехоподобная грива спутана ото сна. Он, пошатываясь, садиться на сиденье второго пилота, держась за раненый бок. Он нажимает несколько переключателей и начинается ворчливо инструктировать Дей. Костяшки ее пальцев белеют, когда руки обхватывают рычаг управления.

— Будет трясти, — говорит Гаррик, при приближении здания к нам.

Эш хватает банку с сердцем Тиоры, в то время как все остальные крепко держатся за свои места. Дей приближается к посадочной площадке слишком быстро, и мы бухаемся на крышу. Самолет вибрирует, и я ударяюсь головой о металлическую стену, испустив стон, мои мысли путаются. Несколько криков паники раздается от других, но затем слышно немного нервного смеха, когда самолет не превращается в шар огня. Дей выключает мотор и с улыбкой смотрит на меня, поправляя очки на носу. Я улыбаюсь, потирая ушибленную голову.

Когда мы выходим из самолета и пересекаем ветреную крышу, нас всех немного шатает после резкого приземления. Воздух теплый и свежий, и пахнет розами. Мы подходим к открытой лестнице, которая ведет нас вниз к широкому коридору в пентхаус.

Роскошный, белый ковер мнется под нашими ногами, стены вокруг позолочены сусальным золотом. По стенам развешаны картины современного искусства. Они написаны какими-то известными художниками и стоят миллионы, но по мне, они смотрятся, как всплески сине-красной краски. На меня нахлынывают воспоминания, потому как я оказываюсь в своей среде. Моя мать, Полли и мы с Себастьяном жили в этом здании в прошлом году, хотя наша квартира была на тридцать восьмом этаже. Это так странно вернуться сюда.

Мать нажимает на звонок снаружи белых, двойных дверей, который издает мелодичный динг-донг, и мгновение спустя мы вступаем внутрь квартиры. Она оформлена в том же стиле, что и коридор: белоснежные ковры и золотые стены. Мы в огромной гостиной с полукруглыми окнами, из которых открывается вид на мерцающий город. В середине зала расположен круг белых, кожаных кресел. На противоположной стороне комнаты — золотые двери, которые, если мне не изменяет память, ведут к многочисленным спальням, столовой, ванной комнате, библиотеке и кухне.

С правой стороны от нас расположен мраморный камин. Над каминной полкой висит огромный портрет эмиссара Брэдшоу — полного мужчины с румяными щеками, тонкими, светлыми волосами и бледно-голубыми глазами. Вероятно, он был красавцем в молодости, но годы посещения пышных государственных банкетов, очевидно, оставили свой след. Золотые двери открываются, и настоящий эмиссар Брэдшоу проходит в комнату, одетый в темно-синий сюртук, темные брюки и узорчатый жилет, который растянут из-за его большого живота. Он разводит руками и широко улыбается.

— Шивон. Так приятно, что ты вернулась в мой дом.

Мать обнимает его.

— Спасибо, что пригласили нас.

Отец слегка кивает ему.

— Это очень великодушно с вашей стороны, Командующий.

Эмиссар Брэдшоу кладет руки мне на плечи, осматривая меня с ног до головы.

— Моя дорогая, ты стала взрослой?

— Такое порой случается, — говорю я, с большим оттенком резкости, чем хотела. Эмиссар Брэдшоу — близкий друг моих родителей, и я ничего не могу поделать с тем, что у меня создается ощущение, что они сговорились между собой, чтобы держать Эша подальше от меня. Вероятно, он думал, что помогает им, но он ранит меня этим.

Улыбка Эмиссара Брэдшоу колеблется.

— Ну, да, наверное, ты права. — Его голубые глаза скользят по мне, и он сильнее сжимает мне плечи. — Что ты здесь делаешь?

Я свою очередь интересуюсь, к кому он обращается.

Люсинда рычит на него, ее черные глаза горят враждебностью.

— Давно не виделись.

— Вы знаете Люсинду? — спрашиваю я Эмиссара Брэдшоу.

Он отпускает мои плечи.

— Мы с Люсиндой давно знакомы, не так ли, милая? — Она смотрит на него свирепым взглядом. — Не думаю, что есть смысл пытаться скрывать это, что Люсинда все вам уже рассказала. Когда мы были подростками, мы встретились в лесу за пределами Янтарных Холмов.

— Подождите... что? — говорю я, пытаясь сложить два плюс два. — Вы Патрик Лэнгдон?

Он кивает.

— Почему вы изменили свою фамилию на Брэдшоу? — изумленно спрашиваю я.

— О, это Эдмунд настоял на этом. Фамилия Лэнгдон навевала ему плохие воспоминания, — говорит он, прогуливаясь в кабинете возле камина. — Могу я предложить вам выпить? Мне напитки обычно готовят слуги-Дарклинги, но они все были сосланы в «Десятый» на прошлой неделе. Эдмунд обещал прислать мне несколько Бутсов, но они еще не прибыли. Война — это так неудобно.

— Можно и так сказать, — рычит Эш.

Эмиссар Брэдшоу бросает пристальный взгляд в сторону Эша, должным образом заметившим его впервые.

— Ах, и это должно быть пресловутый Феникс.

— В сгоревшей плоти, — язвительно замечает Эш. — Почему вы работаете против Пуриана Роуза? Я думал, что вы двое были лучшими друзьями после того, как он спас вашу жизнь в Янтарных Холмах.

Эмиссар Брэдшоу издает глумливый звук.

— Я задолжал Эдмунду благодарность и у нас одинаковая жажда власти, но друзья? Нет. Я никогда не забуду, что он сделал с моей сестрой. Кэтрин была для меня всем. — Его черты лица омрачаются, и на короткое мгновение я вижу, какой был этот мальчик тогда: злой, мстительный, вредный. — Кроме того, у Эдмунда не лежит душа к бизнесу. Он изнуряет эту страну непосильным трудом с этими проклятыми войнами. Нужно время, и мы заменим его кем-нибудь другим.

— И этот человек, вы? — резко говорит Эш.

— Я самый квалифицированный человек для этой должности, — говорит Эмиссар Брэдшоу.

Я ловлю взгляд Эша, он хмурится. Я знаю, о чем он думает: у эмиссара Брэдшоу может быть самый большой опыт, но это не значит, что он правильный человек для этой должности. Разве можно по-настоящему доверять человеку, который помогал писать Книгу Сотворения, которая утверждает, что Дарклинги это демоны? Неужели он лучший кандидат представлять новое правительство? Я так не думаю.

— Ну, теперь, когда мы во всем разобрались, давайте я покажу вам ваши комнаты, — говорит Эмиссар Брэдшоу.

Мы находим комнату для Гаррика и укладываем раненого на кровать. Доктор Крейвен меняет повязки, в то время как остальные находят место для сна. Нам все равно, где спать — в роскошной квартире около пятнадцати спален. Эш и Жук остаются в гостиной, и Эмиссар Брэдшоу провожает меня и Дей в наши спальни, которые мы разделим с ребятами. Я несу подмышкой стеклянную банку с сердцем Тиоры. Дей мечтательно улыбается, как будто мы вышли на прогулку в широкий коридор. Она проводит пальцами по дорогим, позолоченным обоям и старинной мебели.

— Если бы мама могла увидеть меня сейчас, — бормочет она. Не так давно, Дей стремилась стать эмиссаром штата Доминион — мечта активно поощрялась ее матерью Самриной, так как она хотела лучшей жизни для своей дочери. — Ну, по крайней мере, у меня хоть что-то получилось. Я здесь, пусть и в качестве разыскиваемого преступника скрывающегося от закона.

Я смеюсь, толкаю ее бедром, и она усмехается.

Эмиссар Брэдшоу показывает Дей одну из стандартных комнат для гостей и затем ведет меня в шикарные люксы дальше по коридору. По пути в свою комнату мы проходим белую дверь с ручкой из синего стекла. Дверь приоткрыта, и я слышу, как девушка плачет внутри помещения. Звук приглушен, будто она рыдает в подушку. Эмиссар Брэдшоу закрывает дверь и улыбается мне с извинением.

— Это моя горничная. Бедная девушка не очень хорошо себя чувствует, — объясняет он.

— Я думала, что ваших слуг забрали, — говорю я.

— Просто одна из Дарклингов. Не волнуйся, моя горничная очень лояльная. Она не скажет никому, что вы здесь. — Он кладет руку на нижнюю точку моего позвоночника, немного низковато на мой вкус, и уводит меня подальше от комнаты. Мы останавливаемся перед дверью с красной ручкой. — Вот мы и на месте, милая. — Его рука скользит на мою левую ягодицу, и меня охватывает гнев.

— Что это вы делаете по-вашему? — говорю я.

Он поднимает руки в успокаивающем жесте.

— Моя дорогая, это случайность.

Я сужаю глаза, не веря ему ни на секунду.

— Ну, хорошо, допустим. Но не два раза подряд, — говорю я твердо. Посыл ясен: не прикасайся ко мне снова.

Эмиссар Брэдшоу поджимает губы.

— Наслаждайся комнатой.

Он поворачивается на каблуках и шагает по коридору.

Я вхожу в спальню и захлопываю дверь за собой. Мудак! Я ставлю стеклянную банку на тумбочку, затем иду в ванную и брызгаю немного холодной воды на лицо, бормоча проклятия себе под нос. Я думаю, рассказывать ли кому-нибудь о том, что произошло, но решаю не делать этого. Родители будут в ярости, и я даже боюсь представить реакцию Эша. Мне не хочется думать, что он сделает Эмиссару Брэдшоу, если узнает. Мне хватило переживаний, после всего, что случилось с Себастьяном в Блэк Сити. Нет, как бы сильно меня это не печалило, мы прямо сейчас нуждаемся в помощи Эмиссара Брэдшоу, так что я буду держать этот инцидент в тайне. Но если он когда-нибудь, еще хоть раз попробует снова провернуть этот трюк, я оторву его чертову руку.

Как только я успокоилась, я достаю вещи из кармана комбинезона — черный мешочек со шприцом, капсулу с сердечным препаратом и желтый, ручной нож, который я украла из УП — и аккуратно раскладываю их рядом с раковиной.

Я принимаю лекарства, а потом возвращаюсь в гостиную. Люсинда, свернувшись калачиком, сидит у огня в одном из кожаных кресел, а Иоланда находится в кресле рядом с ней. Их лица умыты, но они обе все еще одеты в грязные комбинезоны. У ног матери сидит Элайджа. Иоланда гладит его рыжие волосы, а он играет с одним из золотых браслетов, надетым вокруг его левого запястья. Он поднимает глаза цвета топаза, когда я вхожу в комнату, и в них плещется глубокая, ноющая печаль. Я слегка улыбаюсь ему и присоединяюсь к Эшу на диване, уткнувшись в него. Я слышу его стабильное сердцебиение под комбинезоном. Ба-бум, ба-бум, ба-бум.

Он играет с одним из моих локонов.

— Ты в порядке, блондиночка?

— Мм-хммм, — уклончиво произношу я, все еще злясь на Эмиссара Брэдшоу.

Я оглядываю комнату. Сигур и Роуч играют в шахматы на небольшом столике рядом, подтрунивая друг над другом, в то время как Жук и Дей делят одно из кожаных кресел по правую руку от нас. Они хихикают и перешептываются.

Золотые двери открываются и в комнату входят моя мать, отец, доктор Крейвен и эмиссар Брэдшоу, что-то обсуждая. Они садятся. Стул слегка поскрипывает под весом Эмиссаром Брэдшоу. Трудно представить его красивым, безжалостным охотником, таким, как Люсинда описывала его, и все же он сохранил стальной взгляд. Все мы поворачиваемся к нему. Пришло время поговорить о делах.

— Итак, вот такая ситуация. Мы должны свергнуть Пуриана Роуза, но наши солдаты мертвы и у нас нет оружия, — говорит Эмиссар Брэдшоу. — Есть идеи как нам это сделать?

Мать кивает.

— Мы расскажем миру, кто такой Эдмунд на самом деле. Закон Стражей гласит, что не человеку не разрешено вступать в должность, и ему придется уйти в отставку.

Люсинда издает нетерпеливый звук.

— Мы уже пробовали. У нас нет никаких доказательств.

— Это не совсем верно, — говорит Эмиссар Брэдшоу, поглядывая на мать.

Она кивает, и он вытаскивает себя из кресла и идет к собственному портрету над камином. Он снимает картину, чтобы открыть сейф, врезанный в стену позади нее. Он открывает его. Внутри множество папок, пачки наличных, и немного ювелирных украшений. Он передает мне красную папку.

Мы Эшем перелистываем документы, рассматривая графики и фотографии. Вот файл на мою сестру, Полли. Все здесь о ней: ее свидетельство о рождении, отчет о ДНК, прядь ее волос в герметичной, вакуумной упаковке, в другой — прядь черных волос с надписью «Эдмунд Роуз». Фотографии травм Полли после того, как она подвергалась пыткам в ту ночь, когда мой отец инсценировал свою смерть. Мое сердце сжимается. Здесь есть и диск.

— Что на нем? — спрашиваю я.

— Записи моих... э-э, встреч... с Эдмундом. — Мама нервно смотрит на моего отца.

Его голова дергается.

— Что? Ты записывали их? — Его лицо краснеет, и мы все чувствуем себя дискомфортно на наших местах. — Я не... Я не могу... У меня нет слов! Как ты могла?

— Это была страховка! — отвечает мать. — Я переживала из-за работы, Джонатан. Служебные романы редко заканчиваются хорошо для работника. Мне хотелось держать в запасе козырь, на случай, если бы он попытался меня уволить.

Отец недоверчиво качает головой.

— Ох, мама, — бормочу я, разочаровавшись в ней. Это так типично для нее — всегда думать о своей карьере, даже когда дело доходит до бурного романа, но я думаю, мы должны быть благодарны за коварство ее природы. Это все доказательства, которые нам нужны, чтобы свергнуть Пуриана Роуза.

— Мне жаль, Джонатан, — говорит она.

Отец поворачивается к жене спиной и смотрит на живой огонь в очаге, сжимая руки в кулаки. Люсинда и Роуч читают документы, и выражения их лиц становятся непроницаемыми.

— А вы знали, кем был Пуриан Роуз, когда вы с ним встречались? — обращается Дей к ней без обиняков.

Мать вспыхивает, но к ее заслуге отвечает.

— Нет, в то время, нет. Я узнала только во время беременности, потому что мы с доктором Крейвеном это выяснили. Хотя у Полли наблюдались довольно очевидные признаки того, что она не человек.

Прежде, чем я успеваю подтолкнуть ее к деталям, Роуч кидает документы на стол.

— Какого черта вы не сделали это несколько лет назад? — спрашивает Роуч.

— Потому что я не хотела, чтобы мир знал, что моя старшая дочь была... — Мама умолкает и судорожно вздыхает.

— Кем? Кровососом? — спрашивает Эш.

— Нет, — отвечает мать односложно. — Я не хотела, чтобы мир знал, что она была ребенком Пуриана Роуза. Разве вы не видите, что так или иначе, она была в опасности? Если бы Стражи выиграли войну, они бы распяли ее за то, что в ней смешанная кровь. И если Дарклинги бы выиграли, они бы убили его дочь. Я пыталась защитить ее.

Я не сомневаюсь, что она пыталась защитить Полли, но я подозреваю, что она и себя защищала. Если правда бы всплыла, что она родила ребенка от человека, в котором течет кровь Дарклинга, она была бы заклеймена правительством Стражей как предатель расы и казнена. Мать берет документы, поглаживая рукой фотографию Полли.

— Когда я присоединилась к Стражам-повстанцам в прошлом году, я поняла, что нет никакой необходимости обнародовать эту информацию, поскольку в нашем распоряжении было много оружия. Мы могли бы свергнуть Пуриана Роуза силой, а я могла бы защитить семью и репутацию. — Она закрывает папку. — Теперь это не важно. Полли мертва и моя карьера все равно разбилась в пух и прах.

— Если это не удастся, то Стражи повесят на тебя клеймо предателя расы, — тихо говорю я.

Она смеется.

— Если это не поможет, мы все будем казнены. Нам нечего терять.

За исключением наших жизней, думаю я мрачно.

Мои родители с Эмиссаром Брэдшоу обсуждают, как они собираются выпустить информацию в различных СМИ по всей территории Соединенных Штатов Стражей. Как только она будет выпущена, как самый главный эмиссар в правительстве, Эмиссар Брэдшоу автоматически получит власть. Во время их обсуждения, нога Роуч раздраженно качается вверх и вниз, в то время как Сигур принимает все это спокойно. Люсинда и Иоланда смотрят неодобрительно.

— А «Крылья»? — спрашиваю я. — Когда мы опубликуем эту информацию?

Эмиссар Брэдшоу снисходительно улыбается мне.

— Я считаю, что лучше сейчас молчать об этой информации, сладенькая. Доказательств о Полли достаточно, чтобы снять Эдмунда с должности и отдать власть мне. — Он складывает руки на большом животе. — Это не будет легкой победой над существующим кабинетом. Все было бы гораздо проще, если бы мы захватили власть силой и заменили правящий кабинет людьми, верными мне, как мы и планировали изначально. Но так как это сейчас не вариант, мы должны планировать все очень аккуратно.

Эш застывает рядом со мной. Мать кивает.

— Если мы выпустим данные о «Крыльях», это вызовет множество беспорядков в кабинете и в народе этой страны, — добавляет она. — Мы хотим плавного перехода власти. Как только Патрик будет при исполнении служебных обязанностей и завоюет доверие кабинета министров и наших граждан, он может начать подготовку, чтобы положить конец войне. Это может занять больше нескольких месяцев, чем мы изначально планировали.

— Месяцев! — говорит Роуч, ее конопатое лицо становится пунцовым. — Это не приемлемо!

Я кошусь на Дей, которая нахмурилась в ответ, слегка качая головой в отчаянии. Я тру татуировку Черной Розы на моем запястье. Эш был прав — это не то, за что мы так боролись. Я не хочу заменить одно правительство Стражей на другое, но какой у нас выбор? Эш смотрит на меня и кивает в сторону двери в коридор.

— Мне надо отдохнуть, — говорю я, вставая. Мать прикрывает глаза. Отец по-прежнему стоит у камина, отказываясь смотреть на нее.

Дей, Жук и Элайджа следуют за нами, даже ничего не спрашивая. Мы направляемся в нашу с Эшем спальню. Когда мы заходим в комнату, Эш яростно хлопает дверью, заставляя стеклянную банку на тумбочку пошатнуться. Мы рассаживаемся, кто на ковер, кто на кровать королевского размера, за исключением Эша, который ходит туда-сюда по немалой комнате.

— Я не доверяю этому парню, — говорит Эш. — Он заботится только о том, чтобы прекратить эту войну из-за ущерба, которого она наносит экономике. Он не фига не собирается улучшить положение Дарклингов.

— Тогда что же мы будем делать? — спрашиваю я.

Эш резко плюхается на кровать.

— Я не знаю.

Элайджа пристально смотрит на баночку на столе.

— Есть одна вещь, которую мы могли бы попробовать.

— План Люсинды, — подхватываю я. — Ты думаешь, это сработает?

Элайджа пожимает плечами.

— Стоит попробовать, красотка. Однажды у Роуза была Кровная Связь с сердцем Тиоры. Это может сработать снова.

— Доктор Крейвен может произвести операцию на Эше, — говорит Дей.

— Ух, ты! Стоять! Я не буду этого делать, — говорит Эш. – Без вариантов, вы не вырежете мое сердце, чтобы я мог стать мальчиком-игрушкой Пурина Роуза.

— Ты говорил, что хочешь свергнуть Пуриана Роуза, чего бы это ни стоило, — говорит Элайджа.

— Это не то, что я имел в виду! — Эш умоляюще смотрит на Жука. — Прикрой меня здесь, братан.

— Это довольно дерьмово, брат, — признает Жук. — Но если бы мы могли закончить войну, разве мы не должны попробовать? Это то, ради чего мы так боролись.

Эш поворачивается ко мне.

— Натали?

— Это не будет длиться вечно, — говорю я мягко. — Мы можем имплантировать сердце обратно тебе после...

Боль вспыхивает на его лице.

— А что если это не сработает? Я думал, ты поймешь, почему я не могу сделать этого.

Прежде чем я говорю еще хоть слово, он выбегает из комнаты, хлопнув дверью.

27

ЭШ

КРОВЬ СТУЧИТ у меня в висках, когда я иду по коридору, направляясь к стеклянным дверям, ведущим на балкон. Мне нужно срочно подышать свежим воздухом. Балкон огромный — около тридцати футов шириной, и словно кольцом опоясывает всю башню по периметру. Можно прогуляться вокруг всего здания, если захотеть. Позолоченными плитками выровнен пол, декоративные деревья растут в терракотовых горшках, а розовые кусты взбираются на балюстраду.

Я прогуливаюсь по балкону, пытаясь выпустить пар. Натали знает, как долго я жаждал сердцебиения, так почему же она все-таки рассматривает возможность пересадки сердца? Почему она хочет отобрать у меня это? Я знаю, что мы можем имплантировать сердце обратно, но нет никакой гарантии, что это снова сработает. Наша Кровная Связь будет разорвана, и я не буду больше ее, а она не будет моей.

И дело не только в этом. Мне действительно совсем не охота становиться Тиорой. Я не хочу иметь связь Кровных Половинок с Пурианом Роузом, независимо от того, что это на краткое время. Как они могли даже предположить это? Я лучше умру! Я яростно ударяю по растению в терракотовом горшке, и оно падает на пол. У меня за спиной открываются двери.

— Все в порядке, сынок? — спрашивает Сигур.

Я поворачиваюсь и понимаю, что нахожусь прямо напротив гостиной.

— Как проходит обсуждение? — спрашиваю я с оттенком горечи.

Сигур глубоко вздыхает.

— Я не верю, что Эмиссар Брэдшоу — ответ, который мы так долго искали. Чутье подсказывает мне, что мы не можем доверять ему, и похоже Роуч чувствует то же самое.

Теперь нас трое.

Мы подходим к балюстраде и смотрим на город. В отдалении, бьют церковные колокола, оповещая Пилигримов, что настало время дня Очищения. Горожане ликуют. Они будто единое целое. Это другой мир. Я понимаю, как граждане-Стражи спокойно закрывают глаза на страдания других людей, покуда они продолжают жить счастливой жизнью в своем золотом городе.

— Жук и другие хотят опробовать на мне план Люсинды, — бормочу я. — Они хотят, чтобы я стал подопытным. Натали согласилась с ними.

— Ааа. Это объясняет разбитый горшок, — говорит Сигур

Я, вздыхая, потираю шею.

— Что если они вернут мое сердце, а оно не заработает? Почему Натали готова рискнуть всем, что у нас есть?

— А что если твоя связь с Натали сильнее, чем любая связь Кровных Половинок, — говорит он. — Любовь не исчезнет, как только сердце перестанет биться. Я всегда буду любить твою маму, и Натали всегда будет любить тебя. И Пуриан Роуз явно все еще думает о Тиоре, иначе он бы не пытался превратить людей в ее подобие, — продолжает он. — Но ты же знаешь, твоя любовь к Натали не просто основывается на вашей Кровной Связи. Так что же действительно беспокоит тебя?

— Что если я потеряю мое сердцебиение навсегда? — Я смотрю на Золотую Цитадель в отдалении. — Они не понимают, каково это — когда сердце молчит. Я был ходящим призраком среди живых, никогда по-настоящему не был частью этого мира, — говорю я. — Это был ад. Я не могу снова через это пройти.

Сигур кладет руку на мое плечо.

— Мы что-нибудь придумаем.

С этими словами он уходит обратно внутрь. Я прислоняюсь к балюстраде и закрываю ненадолго глаза, слушая, как мое сердце ритмично бьется в груди. Готов ли я потерять этот звук, когда как провел всю жизнь в поисках его? Это бы убило меня.

Итак, представляю, каково это, на что это будет похоже, получить его обратно.

Я открываю глаза. Возвращение Пуриану Роузу сердцебиения — самое мощное оружие, которым мы располагаем. Поэтому я уступлю. Я собираюсь позволить им забрать мое сердце.

28

НАТАЛИ

— МЫ НИКОГДА НЕ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ПРОСИТЬ Эша делать это, — говорю я, с опаской поглядывая на стеклянную банку на тумбочке, содержимое которой напоминало мне свернувшуюся змею. — Это худшее, что кто-то мог сделать с ним. Мы были жестоки, даже предлагая это. — Это было жестоко с моей стороны.

— Да, ты права, — вздыхает Жук, почесывая шрам на щеке. — Я помню, каким был Эш до того, как он встретил тебя. Он был на темной стороне. Если есть даже малейший шанс, что он не получит обратно свое сердцебиение, я не уверен, что смогу поступить так с ним.

— Мы должны извиниться, — говорит Дей.

— Что же нам делать? — спрашивает Элайджа. — Мы еще не разработали план свержения Пуриана Роуза.

— Мы что-нибудь придумаем. Я иду искать Эша. — Я встаю, и Жук встает. — Могу я сначала поговорить с ним наедине? — Я подозреваю, что мне придется долго упрашивать его простить меня.

— Только дай ему знать, что я сожалею, хорошо? — просит Жук.

— Нам, вероятно, следует выяснить, что замышляют «взрослые», — говорит Дей, закатывая карие глаза.

Мы идем по коридору. Элайджа, Дей и Жук направляются в сторону гостиной, а я крадусь по коридорам в поисках Эша. Я иду к белой двери с ручкой из синего стекла. Она открыта. Я заглядываю внутрь спальни, любопытствуя, что за горничная, которая плакала сегодня и чувствует ли она себя лучше.

Девочка-подросток сидит у окна, одетая в элегантное, желтое платье с оранжевым поясом вокруг талии, который совпадает с цветом ее огненно-рыжих волос. У нее бледная, веснушчатая кожа и небесно-голубые глаза, которые сильно обведены золотыми тенями. Ее губы накрашены цветом меди, как у девочек Даков во Фракии.

Я удивленно вздыхаю.

— Эми!

Она смотрит на меня.

— Натали! Боже мой, неужели это ты? — Эми бросается ко мне и обнимает меня за шею. От неё пахнет дорогим цветочным парфюмом.

— Я думала, что ты умерла, — говорю я, отпуская ее.

Эми качает головой.

— Когда Джуно и Ник погибли, мы со Стюартом убежали. Мы пытались бежать через границу, — поясняет она. — Мы дошли до Стального Моря прежде, чем нас поймали. Они застелили Стюарта, и забрали меня на один из Эсминцев. Они собирались отправить меня в «Десятый».

— Тогда, как ты оказалась здесь? — спрашиваю я.

Эми опускает глаза.

— Один из Стражей-гвардейцев послал меня сюда. Человек по имени Виктор.

Мое сердце сжимается. Я знаю Виктора. Со времени нашей неудачной миссии по спасению Полли несколько недель назад, когда мы сели на Эсминец, на котором находились сотни людей в плену, готовых на высылку в «Десятый». Пока я была на самолете, я встретила Виктора — ужасного человека, сбросившего в истерике женщину из шлюза Эсминца, позволив ей умереть, упав с высоты сотни футов. Я узнала, что он продавал молодых мальчиков и девочек бизнесменам в Центруме, которые хотели детей, чтобы удовлетворить свои извращенные желания. Мужчину, запустившего этот процесс в Центруме, называли...

Патрик.

— Господи, — задыхаюсь я. — Ох, Эми...

Она падает на меня и начинает плакать.

— Лучше бы меня сослали в «Десятый».

Я обнимаю её, позволяя ей выплакаться. Я только могу представить себе ужасы, которые ей пришлось пережить за эти последние недели, под «опекой» Эмиссара Брэдшоу. Мы ни за что не должны допустить, чтобы этот человек пришел к власти. Он монстр, хуже, чем Пуриан Роуз во многих отношениях.

Я заправляю прядь каштановых волос за ухо Эми.

— Я вытащу тебя отсюда.

Она робко берет меня за руку, и мы направляемся в сторону гостиной. Когда мы добираемся туда, моя мать и Роуч в разгаре жарких дебатов. Как и все остальные, мать все еще одета в комбинезон, пистолет висит на ремне ее узких бедер, где сейчас находятся ее руки в сердитой позе.

К моему облегчению, Эш около камина, разговаривает с Жуком. Все остальные здесь, включая доктора Крейвена, позаботившегося о Гаррике. Он сидит в одном из кожаных кресел. Эмиссар Брэдшоу занимает место рядом с ним. Рука Эми боязливо хватает меня за руку, то и дело с опаской поглядывая на Брэдшоу.

— Мы должны уходить, — говоря я. — Прямо сейчас.

— Эми! — восклицает Дей, когда видит нас.

Мама смотрит на меня с любопытством.

— О чем ты говоришь? Мы не можем уйти.

— Это чудовище, — говорю я, указывая Эмиссара Брэдшоу, моя рука дрожит от гнева, — он занимается продажей детей тем, кто больше заплатит. Он, держал Эми для себя.

Отец оборачивается к Эмиссару Брэдшоу. Его изувеченное лицо горит от ярости.

— Это правда?

Его взгляд становится жестким.

— Мне нужно было как-то заработать. Как ты думаешь, чем мы платили за все эти Транспортеры и оружие?

Мать бледнеет.

— Ты продавал детей?

Прежде чем я осознаю, что происходит, Эми бросается вперед и выхватывает пистолет из кобуры матери. Слышен звук выстрела и голова Эмиссар Брэдшоу откидывается. Кровь брызгает на золоченую стену позади него.

Все слишком ошеломлены, чтобы двигаться, слишком ошеломлены, чтобы говорить. Руки Эми дрожат, но она продолжает держать пистолет перед собой, явно в шоке. Я знаю, как она себя чувствует. Я помню, как застрелила женщину в лагере.

Я вытираю липкие руки о штаны, пытаясь вытереть воображаемую кровь на них. Эш шагает к ней и забирает пистолет, положив оружие на каминную полку, прежде чем осторожно тянет ее в свои объятия. Она вначале застывает, а затем разражается рыданиями. Он баюкает ее, шепчет ей успокаивающие слова на ухо. Люсинда прикрывает нос и поспешно выбегает из комнаты, запах крови явно взбудоражил ее. Иоланда бежит за ней.

— Что мы будем теперь делать? — бормочет мама, вышагивая по комнате. — Без него у нас ничего не выйдет.

Я смотрю на тело Эмиссара Брэдшоу. Его губы сереют, под левым глазом аккуратная дырка от пули. Удачный выстрел — ну, не для Эмиссара Брэдшоу. В гостиной скрипят и открываются двери. В комнату входит бледный и истощенный Гаррик, держащийся рукой за раненый живот. Он все еще одет в свой окровавленный комбинезон, сняв верхнюю часть, обнажая белую майку.

— Тебе следовало бы быть в постели, — говорит мама.

— Я слышал выстрелы. Что происхо... о-о-о, — говорит он, обнаружив обмякшее тело в кожаном кресле. — Он все равно был задницей. — Гаррик пошатывается к одному из стульев и, кряхтя, садится. — Нам стоит переживать, что кто-то услышал эти выстрелы?

— Я так не думаю, — отвечает мама. — Охранники находятся у главного входа, ниже нас на пятьдесят этажей. Они начнут свой очередной обход, — она быстро смотрит на часы, — через двадцать минут.

Я помню, как проходила мимо охранников каждое утро, когда мы жили здесь. Если я правильно помню, то там было четверо мужчин, размещенных в фойе и на этом все. Каждые три часа, один из них патрулирует этажи, но они были настолько ленивы, что редко поднимались выше двадцатого этажа, где у Эмиссара Брэдшоу расположен собственный ресторан, развлекающий VIP-гостей, перед тем, как своровать пиво с кухни и направиться обратно вниз.

— Нам придется заняться ими, — спокойно говорит отец матери, которая кивает. Мне не нравится, как это звучит. Он подходит к телу Эмиссара Брэдшоу. — Кто-нибудь, поможет мне вытащить его отсюда?

Сигур, доктор Крейвен и Роуч присоединяются к моему отцу. Они приподнимают толстые конечности Эмиссара Брэдшоу и выносят его раздутое тело из комнаты, оставляя красное пятно на кожаном кресле. Я не знаю, куда они его несут, и честно говоря, мне плевать. Я надеюсь, что в мусорный пресс. Он сам мусор.

Я иду на кухню, беру тряпку и миску с водой, и направляюсь обратно в гостиную. Эш и Элайджа помогают мне, когда мы молча моем стены. Красная вода капает на сусальное золото, как слезы. Жук оттирает пятна на кожаном кресле и на белом ковре, пытаясь соскрести последние останки Патрика Брэдшоу с этой земли, но это бесполезно — его кровь уже испачкала мебель. Дей с Эми сидят на коленках у камина, уставившись на пламя, их руки сплетены. Все это время моя мать бормочет про себя: «Что мы будем теперь делать?»

— Я согласен, — спокойно говорит Эш нам с Элайджей. — Я буду подопытным телом.

Я перестаю драить.

— Нет, Эш. Тебе не придется, это было неправильно нам просить тебя.

— Больше никого нет, — говорит он. — У нас нет другого выбора.

— Я не хочу, чтобы это был ты, — говорю я.

Эш берет пальцами мой подбородок, наклоняя мое лицо так, что я смотрю на него снизу вверх.

— Я люблю тебя, — шепчет он. — Это ничего не изменит, ты же понимаешь?

— Понимаю, — говорю я. — Но мы говорим о твоем сердцебиении, я не смогу жить, если ты потеряешь его снова. И дело не только в этом. Чем больше я об этом думаю, тем больше неразбериха. Ты же будешь его Кровной Половинкой. — Я содрогаюсь.

Раздается звонок около входной двери, напугавший всех.

Я в панике смотрю на Эша. Возможно, это один из охранников решил сделать свою работу и на самом деле пришел сюда, и услышал, как мы двигались?

Эш поворачивается к Эми.

— Избавься от них.

Она кивает и спешит к входной двери, а мы все прячемся за мебелью. Те, у кого есть оружие, достают его. Эми открывает дверь

— Чем могу помочь? — спрашивает она.

— Я здесь, чтобы увидеть Сигура, — отвечает женский голос.

Сигур встает и улыбается.

— Ах, это должно быть ко мне. Впусти ее, Эми. — Он поворачивается к остальным, и мы выходим из нашего укрытия. — Я надеюсь, вы не возражаете, но я взял на себя смелость связаться моим хорошим другом, который, как я думаю, сможет нам помочь.

Эми отходит в сторону, впуская гостя. Девушка, одетая в длинную, синюю накидку, заходит в комнату. Она опускает капюшон, открывая нам длинные, до пояса, черные волосы, которые, лежат как рябь на поверхности океана, и сверкающие глаза цвета ночи. Она смотрит на Эша, и мое сердце сводит.

— Привет, Эш, — говорит она.

Он шумно выдыхает от неожиданности.

— Эвангелина.

29

НАТАЛИ

РЕВНОСТЬ ЗМЕЕЙ СКОЛЬЗИТ ПО МНЕ, когда Эвангелина обнимается с Эшем. Они идеально смотрятся вместе — оба высокие, смуглые и сногсшибательно красивые — но это неудивительно. Они должны были быть Кровными Половинками, но когда я была ребенком, мне требовалась пересадка сердца, так доктор Крейвен вырезал ее сердце и отдал его мне, и в результате у меня с Эшем образовалась связь вместо нее.

Даже, несмотря на то, что Эш любит меня, мне до сих пор становится больно от осознания того, что ему суждено было быть с другой девушкой. Особенно, когда та девушка ростом пять футов одиннадцать дюймов, с пухлыми, розового оттенка, губами, с длинными, черными волосами, с алебастровой кожей и чувственными изгибами. Я обернула руки вокруг себя. У меня тоже есть изгибы, но из-за моего роста — или его отсутствия — я не выгляжу так же, как Эвангелина. Мне вдруг захотелось расчесать свои спутанные волосы. Дей смотрит на меня с тревогой. Она знает, как смертоносна Эвангелина. Словно почувствовав нас, уставившихся на нее, Эвангелина метнула взгляд своих черных глаз в нашу сторону. В них есть что-то пугающее, крайне опасное.

— Привет, Натали, — говорит она прохладно.

— Привет, — отвечаю я столь же жестко.

Когда мы жили в Блэк Сити, Эвангелина преследовала меня некоторое время. Она убила моего телохранителя и кота, вырезав у них сердца. Она грозилась вырвать и мое. Признаюсь, мне не было грустно услышать, что она оставила Блэк Сити. Я тайно надеялась, что она никогда не вернется. Но видя, с каким восхищением Эш смотрит на неё, я понимаю, что он, очевидно, не разделяет мою точку зрения. Я опускаю взгляд на его руку, которая нежно покоится на ее узких бедрах, и во мне опять разгорается ревность.

— Моя прекрасная Эвангелина, — говорит Сигур, раскрывая объятия.

Она бежит к нему и Сигур кружит ее. Посол Дарклингов воспитывал Эвангелину как родную дочь. Он взял её к себе, когда ее родители погибли во время войны.

— Я так обрадовалась, когда ты позвонил мне, — говорит Эвангелина, стоило ему только отпустить ее. — Я следила за твоими судебными разбирательствами в новостях. Я не знала, что делать, я понятия не имела, как спасти тебя. Потом до меня доходили слухи, что ты сбежал, но я не был уверена. — Она обнимает его снова. — Я так счастлива видеть тебя.

Он целует ее в лоб.

— Я тоже. Спасибо тебе, что пришла.

— Все для тебя, — отвечает она.

— Как ты миновала охрану? — спрашивает Эш.

Эвангелина смеется.

— Этих тупиц? Я тебя умоляю, Эш, — говорит она надменно. — Я была в состоянии передвигаться в Блэк Сити и не попасться, так что я знаю, что делаю. Я уже давно в Центруме, и никто пока меня не заметил.

Сигур кратко представляет ее всем остальным, и мы садимся. Элайджа прислоняется к камину и лениво проводит пальцами по своим волнистым волосам, его глаза цвета топаза обследуют Эвангелину. Она замечает, что он следит за ней, и он отводит взгляд в сторону. Эвангелина чуть улыбается. Доктор Крейвен с моей матерью благоразумно держатся на расстоянии от Эвангелины, когда она садится на ковер, ведь именно они забрали у нее сердце.

Я опускаюсь на один из стульев, и Эш садится на пол передо мной, прислонившись к моим ногам. Я нежно глажу его по волосам. Эвангелина смотрит на меня ледяным взглядом, и я останавливаюсь. Это не справедливо, афишировать наши отношения перед ней, несмотря на все, что она сделала. В этот момент Люсинда и Иоланда заходят в комнату. Люсинда останавливается как вкопанная, когда она видит Эвангелину и насмешливо смотрит на Эша. Он объясняет, кто она, и женщины обнимаются.

— Я думал, ты искала еще полукровок, — говорит Эш Эвангелине.

— Я искала, — говорит она, играя с прядью черных волос. — Я путешествовала по всей стране в поисках их.

— И ты нашла еще кого-нибудь похожих на нас? — спрашивает он робко.

Эвангелина хмурится.

— Пока нет, но есть все еще много мест, где стоит поискать.

Эш поворачивается к Сигуру.

— Как ты узнал, что Эвангелина в Центруме?

— До того, как я попал в плен, мы с Эвангелиной были на связи, — отвечает Сигур.

— Почему ты мне не сказал? — спрашивает Эш, явно уязвленный.

— Я попросила его ничего тебе не говорить. Я думала, что вам будет проще, если меня не будет в вашей жизни, — говорит Эвангелина, мельком взглянув на меня. — Так почему я здесь?

Тени от огня танцуют на ее бледной коже, когда мы рассказываем ей историю Эдмунда Роуза и Тиоры, про наш план пересадить сердце его любимой внутрь полукровки. Гнев омрачает красивое лицо Эвангелины, когда я объясняю нашу теорию о замысле Роуза: обратить всех людей в гибридов человека-Люпина, используя препарат «Крылья». На нас удивленно смотрят мои родители и Гаррик — мы все были настолько истощены и в шоке после нападения на Стражей-повстанцев, что заснули в Транспортере, и мне так и не выпал шанс рассказать им. Отец сжимает руку моей матери, и она бросает на него обеспокоенный взгляд.

— Но почему гибриды? — спрашивает Эвангелина.

— Его дедушка, его Кровная Половника, Тиора - были гибридами, — говорю я. — Он любил их больше всех на свете.

— Он пытается вернуть свою семью, — спокойно говорит Эвангелина, улавливая мысль.

Когда мы заканчиваем рассказывать ей все, что знаем, солнце поднимается над городом, окрашивая небо в ярко оранжевый цвет, заставляя золотистые здания переливаться золотом. Я скучала по Центруму. Здесь действительно красиво. Эвангелина глубоко вздыхает, переваривая все.

— Значит, вы хотите, чтобы я была тем телом. А сработает ли это? — спрашивает она, адресуя вопрос доктору Крейвену. Это первый раз, когда она признала его существование. Я не могу представить, как тяжело ей находиться рядом человеком, который вырвал ей сердце, пока она была еще в сознании, и отдал его мне.

— Я честно не знаю, — говорит он. — Сердце очень старое, и может быть слишком сильно разложившимся даже для полукровки, чтобы регенерировать ткани. И не забудь, это сердце Люпина.

— Я могу помочь с этим, — добавляет Иоланда. — Наша главная проблема заключается в получении доступа к больнице.

— Здесь есть частный кабинет врача ниже этажом, под гимназией, — говорит Эми застенчиво. — У Патрика были проблемы с сердцем из-за его веса, так что там много всякой техники.

Сигур поворачивается к Эвангелине.

— Я знаю, что прошу о многом, и все же: ты подумаешь об этом?

Эвангелина вздыхает.

— Хорошо, я согласна.

Эш наклоняется и обнимает ее. Ее руки задерживаются сердцебиение дольше, чем мне бы хотелось. Я отрываю взгляд. Он любит меня. Следующий час мы проводим, обсуждая, что делать дальше, в то время как Жук и Люсинда идут на кухню и готовят еду для всех. Они приносят тарелки спелых фруктов, даже сыра с плесенью и несколько бокалов синтетической крови. Должно быть, у Эмиссара Брэдшоу были некоторые запасы, оставшиеся со времен его слуг Дарклингов. Все с жадностью набрасывается на еду, пока Эми включает большой, настенный экран, который сразу отображает новости Си-Би-Эн.

Диктор «Февральских Полей» улыбается нам пустым взглядом, когда зачитывает новости: «напоминание принять участие в церемонии Очищения; предстоящий банкет в честь дня рождения Пуриана Роуза будет проходить в Золотой Цитадели; разрушительный «взрыв» на металлургическом комбинате в Галлии, в котором обвиняются «Люди за Единство» (Ха! Так типично для правительства крутить сюжет в соответствии с их повесткой дня); «ко всему прочему произошла «реорганизация» кабинета Стражей». Читая между строк, я предполагаю, что реорганизация предполагает увольнение нескольких министров, которых Роуз подозревал в связи со Стражами-повстанцами. Улицы Центрума сегодня станут красными.

Элайджа наклоняется, чтобы достать виноград с подноса, и его руки дотрагиваются до Эвангелины в то же мгновение, когда она тянется к синтетической крови. Она поднимает глаза и их взгляды встречаются. Они оба краснеют, быстро отвернувшись. Небольшая улыбка играет на губах Эвангелины. Наш разговор окончательно сводится к обсуждению «Крыльев».

— Итак, позвольте мне все разъяснить, — говорит Эвангелина. — Пуриан Роуз заставляет мужчин принимать этот новый препарат «Крылья», который представляет собой комбинацию Дурмана, Ночного шепота и некого ретровируса, который превращает людей в гибридных Люпинов?

Доктор Крейвен кивает.

— Но формула нестабильна. Некоторые люди умирают.

Она хмурится.

— Если Пуриан Роуз намерен превратить всех людей в гибридов, то, как он планирует это сделать?

— Ему придется инфицировать каждого «Крыльями» одновременно, — говорит Гаррик, слегка морщась. Он все еще сутулится, сидя в кресле, держась за свой живот.

— Каким образом он это сделает? — говорит мой отец.

— Водоснабжение? — предполагает Люсинда.

Рты Сигура и Иоланды дергаются. Я помню, как Сигур рассказывал нам несколько недель назад, что Люсинда попыталась отравить водоснабжение Блэк Сити во время первой войны, до того как Сигур и мой отец остановили ее. Вскоре после этого, Люсинду отправили в лагерь в Бесплодные земли и «Четыре Королевства» были расформированы.

Мать качает головой.

— Гидротехнические сооружения оснащены немедленным отключением, если они выявят любые вирусы. Мы внесли поправки после вашей неудачной попытки диверсии.

— Всегда, пожалуйста, — сухо отвечает Люсинда.

— Кроме того, вода ослабит в препарате эффект Дурмана и Ночного шепота. Роуз добавил их в «Крылья» не просто так, мне кажется надо как раз разбавить его, чтобы победить, — говорит доктор Крейвен. — Нет, у препарата должна быть большая концентрация, чтобы он был эффективным.

Как бывший начальник отдела «Науки по борьбе с Дарклингами и Департамента Технологий», а также как создатель «Золотого Дурмана», он знает многое об эффективности действия того или иного препарата. Он снимает очки и устало трет глаза. Иногда меня застает врасплох понимание того, как же сильно он похож на своего сына Себастьяна — у них одинаковые волнистые волосы, такая же смуглая кожа и тонкое лицо, и те же зеленые глаза. Но когда я видела его сына в последний раз, глаза Себастьяна сменили цвет на серебристый, как у Пилигримов во Фракии, и тех мужчин, которых я видела в магазине Скотта в Галлии.

Вспоминая тот визит, у меня мурашки бегут по спине. Я вспоминаю о бездомном, которого я увидела перед входом в часовню рядом с магазином Скотта, с его гниющим лицом... Ой! Я выпрямляюсь, уставившись на Эша, который сидит рядом со мной. Бомж был окружен стеклянными бутылками с молочно-серебристым осадком в них. Такими же как «Крылья»! Я думала, что бутылки были с какой фигней Скотта, но теперь я понимаю, что это не так. Они принадлежали церкви по соседству. Я помню звон церковных колоколов, когда Пилигримов звали на...

— Церемония Очищения! — взволнованно говорю я. — Общественная церемония Очищения! Вот как Пуриан Роуз собирается инфицировать всех. Он заставит их пить, как часть ритуала. — Я кратко объясняю свою теорию другим, рассказывая им о Пилигримах во Фракии с серебряными глазами, и о бомже в Галлии.

— О, да, я помню его, — вздрагивая, говорит Элайджа.

— Бомж был очень болен, — говорю я, поворачиваясь к доктору Крейвену. — Очень похож на девушку, подопытную с видео, которое вы мне показали на базе повстанцев. Он, должно быть, употреблял «Крылья», не понимая, что это было на самом деле, и заболел.

Роуч опускается в свое кресло, ее голубые дреды падают на веснушчатые плечи.

— Дерьмо, миллионы людей примут участие в этом.

— Как же тогда, Пилигримы во Фракии инфицировались? — размышляет Дей. — Я думала, что Роуз давал «Крылья» только собственным людям.

На это отвечает доктор Крейвен.

— Я уверен, что Роуз хотел сделать несколько пробных прогонов, чтобы убедиться, что его план сработает, перед тем как пускать его в народ. Во всяком случае, я бы так сделал, — говорит он. — Скорее всего, он послал контейнеры с «Крыльями» в избранное количество церквей по всей стране, похожей на ту, что в Галлии, и указал Пилигримам принимать их в своих ежедневных церемониях Очищения. Наверное, как-то так бедный Пилигрим во Фракии инфицировался. Он был лабораторной крысой.

— Но почему Пилигримы не заметили, что они пили смесь из «Дурмана»? — спрашивает Жук.

— Не все знают, на что похож «Дурман», — спокойно говорит Эш. — Они, наверное, думали, что это было молоко, смешанное с каким-то другим безобидным ингредиентом.

— Вот что-то я не понимаю в «Крыльях», — говорит Эвангелина. — Я понимаю, зачем Пуриан Роуз хочет дать людям ретровирус, но почему он добавил туда «Дурман» и «Ночной Шепот», а? Зачем они там?

— Питье с измельченным «Ночным шепотом» заставляет людей впадать в гипнотическое состояние, — тихо говорит Элайджа. — Они будут делать все, что говорит Пуриан Роуз.

— Только не Даки, — добавляет мрачно Эш. — Разве Жизель не говорила, что у ее народа естественный иммунитет к «Ночному Шепоту».

— Из-за этого, наверное, их и отправили всех в «Десятый», — говорю я.

— Но зачем ему использовать препарат для контроля над разумом на Пилигримах? Те и так пресмыкаются перед ним и делают, все, что он скажет? — добавляет Жук.

— Большинство людей, присутствовавших на публичных церемониях не Пилигримы, они обычные граждане, — отвечает мать. — Для того чтобы сработал его план «Одна Нация», он должен заставить граждан думать так же, как и его по-настоящему преданные последователи.

Роуч садится обратно в свое кресло.

— Хитро. Люди привыкают к Дурману, поэтому они будут продолжать возвращаться за новой дозой.

— Ретровирус превратит их в гибридов, — заканчивает ее мысль Дей.

— А измельченный «Ночной шепот» сделает их безмозглыми марионетками, которые готовы исполнять его приказы, — добавляет Элайджа.

— Все будут думать одинаково, выглядеть одинаково, целая страна по его подобию, — говорю я. — Одна вера, одна раса, одна нация, под его Могуществом.

— Дерьмо, — говорит Эш.

— Когда состоится церемония? — спрашивает Эвангелина.

Я смотрю на экран, на котором бежит строчка новостей о церемонии.

— Через два дня.

Мы смотрим друг на друга, осознавая происходящее. Осталось два дня до того, как Пуриан Роуз обрушит ретровирус на население. Два дня для пересадки сердца Тиоры в Эвангелину и каким-то образом до проникновения ее в Золотую Цитадель. Два дня до объявления победителя в этой войне.

Два дня.

Я встаю.

— Так чего же мы ждем? Пошли готовиться.

30

ЭШ

ДВЕРИ ЛИФТА РАСПАХИВАЮТСЯ, и мы идем в личную операционную Эмиссара Брэдшоу. Эми тихо двигается по комнате, зажигая свет. Комната на удивление небольшая, но хорошо оборудованная, по последнему слову техники. В воздухе стоит неприятный запах антисептика, который щиплет ноздри.

Дей с Натали помогают доктору Крейвену и Иоланде в их приготовлениях к операции, а я ставлю стеклянную банку на соседней тумбочке. Эвангелина ложится на операционный стол и, волнуясь, теребит волосы. Все остальные наверху, ждут нас в пентхаусе Патрика. Я сижу рядом с Эвангелиной и беру ее за руку.

— Ты не должна делать этого, — говорю я ей.

— Да, знаю. — Она смотрит на меня мерцающими черными глазами. Ее темные волосы разметались по подушке, обрамляя ее красивое, худое лицо. — Я хочу помочь, Эш, и я теряю меньше, чем ты.

Она слегка прижимает ладонь к моей груди и по моему сердцу проходит дрожь от ее прикосновения, заставляя сжиматься мой желудок. Желание болью проходит через меня, и я быстро тушу его глубоко, глубоко внутри. Эвангелина — единственный человек в этой комнате, кто действительно понимает, каково это. Наверное, отсутствие сердцебиения могло бы уничтожить меня. Натали смотрит на нас и улыбается, но ее голубые глаза полны беспокойства. Я аккуратно убираю руку Эвангелины с моей груди. К нам подходят доктор Крейвен и Иоланда.

— Эвангелина, ты готова? — спрашивает доктор Крейвен.

Она уверенно кивает, но ее рука снова находит мою.

— Нет никакой гарантии, что это сработает, — говорит Иоланда. — Даже если сердце не будет отвергнуто, мы будем знать наверняка, что это сработало, только тогда, когда Пуриан Роуз коснется тебя.

Я вспоминаю момент, несколько месяцев назад во время урока истории, когда мы с Натали случайно стукнулись лбами, нагнувшись, чтобы достать ее оброненную ручку. Краткое прикосновение — все, что потребовалось, чтобы включить мое сердце.

— Я понимаю, — говорит Эвангелина.

Я слегка сжимаю ее руку.

— Увидимся, когда проснешься.

Она нервно улыбается. Я направляюсь к Натали, и быстро целую ее в лоб, прежде чем отправиться наверх с Эми. Натали с Дей остаются в больнице для оказания помощи доктору Крейвену и Иоланде.

Мы находим всех на балконе пентхауса Патрика. Элайджа опасно сидит на узкой балюстраде, его хвост лениво висит за бортом, а он разглядывает город. Отсюда я могу увидеть знаменитые купольные крыши Золотой Цитадели и рядом осколокообразное здание, котором в настоящее время заседает Правительство Стражей. Миллионы голосов разносят молитву по Центруму, все поклонники Пуриана Роуза. Этот звук рвет мне душу. Нетрудно заметить, как люди становятся опьяненными, как они впадают в транс. Цифровые экраны, встроенные во все небоскребы, они рекламируют церемонию Очищения, которая пройдет через два дня. Два дня. Твою мать! Два дня и все закончится, так или иначе.

Элайджа трет рукой свое уставшее лицо. Он выглядит измученным, и я знаю, что это не просто от недостатка сна. Горе, пережитое им, тоже сказывается. Грусть изнуряет. Я знаю, как он себя чувствует. Я мог бы благополучно доползти до постели и больше никогда не проснуться, учитывая половину шанса на успех нашего плана. Я не хочу постоянно помнить, почему моему сердцу так больно.

В чертах Люсинды чувствуется то же самое, хоть она и свернулась калачиком на одном из мягких сидений балкона и крепко спит, а прохладный ветерок шевелит ее короткие, черные волосы. Гаррик осел в одно из кожаных кресел, схватившись за живот. Бодрствующие взрослые спокойно разговаривают. Иногда, Сигур смотрит в сторону двери, словно ожидая, что вот-вот войдет доктор Крейвен, но операция будет идти несколько часов. Жук прислонился к золотому столбу, куря самокрутку. Я с Эми присоединяюсь к нему.

— Ты не собираешься следить за операцией? — спрашивает он.

— Я видел достаточно крови за один день, — отвечаю я, выхватывая сигарету у него, и делая затяжку, прежде чем отдать ее обратно.

— Что будем делать с Эмиссаром Брэдшоу? — спрашивает Жук. — Люди заметят, что он пропал.

Я смотрю на Эми.

— Я скажу охранникам, что он болен, затем сделаю несколько звонков и отменю его встречи, — говорит она. — Я была у Патрика личным помощником, помимо прочего, это не покажется подозрительным, если я позвоню им.

— Это должно успокоить охрану на несколько дней, — говорит Жук, делая очередную затяжку. — А как именно мы собираемся доставить Эвангелину к Пуриану Роузу и оставить их вместе в одной комнате? — Вопрос застает врасплох всех собравшихся на балконе.

— Как насчет церемонии Очищения? — предлагает генерал Бьюкенен. Легкий ветер проносится по балкону, растрепав его волнистые, белокурые волосы. — Пуриан Роуз должен быть на мероприятии в Роуз Плазе.

— Там полно гвардейцев, — говорит Роуч.

— Патрик отвечал за организацию безопасности. Я могу достать вам документы, — говорит Эми.

Она направляется внутрь и возвращается спустя несколько минут с портативным интерактивным экраном, поставив его на стол рядом с Сигуром. Мы все подходят к нему. На экране карта Роуз Плазы, с мигающими зелеными, желтыми и красными огоньками.

— Зеленые точки на крышах должно быть ПТ. Пулеметные турели, — объясняет генерал Бьюкенен, когда мы все безучастно смотрим на экран. — У нас были такие же в Блэк Сити, чтобы сбивать любых Нординов, которые пытались перелететь через стену. Мы с Гарриком можем убрать их.

Мама Натали указывает в сторону желтых точек. Ее черные волосы зачесаны назад в тугой пучок, подчеркивая ее болезненно-худое лицо.

— Желтые точки должно быть Стражи-гвардейцы, которые будут стоять по всему периметру. Но я подозреваю, что там будет еще отдельный отряд, который смешается с толпой.

— Если что, мы просто можем использовать ПТ, чтобы убрать их, — говорит Гаррик.

— Ты не можешь просто начать стрелять в толпу невинных людей, — возражаю я. — Пуриану Роузу может плевать на их жизни, но мне нет.

Генерал Бьюкенен кивает.

— Я согласен с Эшем. Мы не можем так поступить.

— И да, лучший вариант — использовать маскировку, — говорит Жук. — Мы сольемся с другими гражданами. Там будет куча народа. Гвардейцы не смогут следить за всеми.

— А что это за красные огоньки на схеме? — спрашиваю я.

— Это личная охрана Пуриана Роуза, — отвечает Эми.

— Вот они могут стать нашей главной проблемой, — говорю я. — Они могут опознать нас, когда мы выйдем на сцену.

— Это рискованно, приятель, но у нас не так уж много других вариантов, — говорит Жук. — Все, что нам нужно сделать, это доставить Эвангелину к Пуриану Роузу, прежде чем они остановят ее.

— У тебя это звучит так просто, — протяжно говорю я, и он ухмыляется.

Мы обсуждаем наш план на ближайшие несколько часов, прорабатываем детали, хотя все это время я думаю об Эвангелине и операции. Все рассчитывают на ее успех.

— Этого не достаточно, чтобы заставить Пуриана Роуза объявить о прекращении огня, нам придется настроить страну повернуться против власти правительства Стражей и так чтобы они не поставили еще одного из тех придурков у власти, — говорит Роуч, поглядывая на Эмиссара Бьюкенен, которая игнорирует намек.

— Мы расскажем им о «Крыльях», — говорю я. — Но мы должны предъявить доказательства СМИ. Кому можно доверять?

Эмиссар Бьюкенен вздыхает, смягчаясь.

— У меня есть контакты в новостном центре Си-Би-Эн. Мы можем довериться им.

Балконные двери раздвигаются, и все замолкают. Мое сердце выскакивает из груди. В дверях появляются Дей и Натали. Их одежда покрыта кровью Эвангелины, их волосы блестят от пота.

— Как все прошло? — спрашиваю я.

Натали слегка кивает.

— Похоже, все прошло хорошо, но Иоланда сказала, что ближайшие двадцать четыре часа будут решающими. Организм Эвангелины все еще может отвергнуть его.

— Я могу ее увидеть? — спрашивает Элайджа.

Натали кивает.

— Она в сознании.

Элайджа покидает балкон и Натали поворачивается ко мне.

— Кто-то влюбился, — говорит озорно она.

Меня гложет ревность при мысли об Элайдже и Эвангелине, но я силой отодвигаю ее в сторону, зная, что ревновать глупо. Я не претендую на Эвангелину. Кроме того, я предпочел бы, что Элайджа сосредоточил свое внимание на ней, чем на Натали.

Остальные заходят внутрь. Я следую за Натали в нашу спальню и опускаюсь на кровать, пока она по-быстрому принимает душ. Я закрываю глаза, как мне кажется на секунду, но когда я открываю их, за окном уже стемнело. Натали нет в комнате.

Я тру глаза, а затем отправляюсь на ее поиски, и нахожу ее в библиотеке с родителями. Это овальная комната, стены которой снизу доверху скрыты под книгами. Генерал Бьюкенен стоит у открытого окна, куря сигарету, а Натали с мамой сидят в красных кожаных креслах рядом с камином из белого мрамора. На столе между ними файл Полли, фотографии разбросаны по всему столу из красного дерева. Натали оборачивается, почувствовав меня. Она машет мне, и я сажусь рядом с ней.

— Как можно было погрязнуть во всем этом? Но Полли была как Пуриан Роуз, да? — спрашивает Натали у мамы. — У нее было что-то от Дарклинга и Люпина?

Эмиссар Бьюкенен слабо кивает. Искры танцуют в ее бледно-голубых глазах от огня, горящего в камине.

— Мы поняли это на первом УЗИ. Доктор Крейвен не мог найти сердцебиение, и я подумала... — Она сокрушенно вздыхает. — Но затем он увидел ее клыки.

— Что? — глухо спрашивает Натали.

— Они растут в период внутриутробного развития в первые несколько недель после зачатия, — объясняет Эмиссар Бьюкенен. — Стало очевидным, что она не нормальный человек.

Я вздрагиванию при слове. Нормальная. Отец Натали смотрит в окно, одну руку засунув в карман, а другой, держа сигарету.

— Крейвен сделал еще несколько тестов после того, как она родилась, и подтвердил, кем она была, — продолжает Эмиссар Бьюкенен. — К счастью, благодаря тому, что она была преимущественно человеком, мы смогли заставить ее забыть, что она не одна из нас с помощью нескольких операций усовершенствований.

— Усовершенствований? — спрашивает Натали.

— Вы стерилизовали ее, — говорю я.

Эмиссар Бьюкенен кивает.

— Она носила виниры. Никто не подозревал этого. Многим Стражам-девочкам делают косметические стоматологические операции в раннем возрасте.

— Полли знала, кто она? — спрашивает Натали.

— Она не знала, что была другой, пока ты не родилась, — говорит Эмиссар Бьюкенен. — Она думала, что у всех маленьких девочек нет сердцебиения, и есть жажда крови. Но ты появилась, она поняла, что что-то с ней не так. Мы с твоим отцом объяснили ей, кем она была, и кто ее настоящий отец, и что она должна держать это в секрете.

— Итак, она всегда знала? — Натали садится обратно в кресло. — А как же ее сердце? Наверняка кто-то заметил, что оно не стучит.

— Ты — нет, — говорит Эмиссар Бьюкенен.

Натали немного краснеет.

— Люди обычно не подходят ко всем, чтобы проверить пульс друг у друга, Натали. Зачем они будут это делать? Кроме того, она выглядела как человек, — говорит Эмиссар Бьюкенен.

— И мы смогли убедить Крейвена осматривать ей, чтобы он мог подделать результаты анализов и прочего, — говорит генерал Бьюкенен из другого угла комнаты. — Никто ничего не подозревал.

— А Пуриан Роуз знал, что она его дочь? — спрашивает Натали.

— Я сказала ему, что она Джонатана, — отвечает Эмиссар Бьюкенен.

Выражение лица генерала Бьюкенена застывает. Он затягивается сигаретой и вьющимися клубами выпускает дым изо рта.

— Почему ты не сказала мне, кем она была? — спрашивает Натали. — Почему она не сказала?

— Она боялась, что ты не примешь ее, — отвечает Эмиссар Бьюкенен.

Натали краснеет.

— Почему? Она была моей сестрой! Я любила ее.

— Я знаю, — говорит Эмиссар Бьюкенен. — Я пыталась сделать так, чтобы Полли чувствовала себя частью семьи. Я души не чаяла в ней, я осыпала ее подарками и лаской. Я делала все, что могла, чтобы заставить ее почувствовать себя особенной, красивой, принятой, но она никогда этого не чувствовала. Она всегда считала себя изгоем.

— Да, что ж, такое порой случается, когда вы заставляете людей, как она, жить за стенами гетто, — бормочу я.

Эмиссар Бьюкенен плотно сжимает тонкие губы.

— Как вы можете оправдывать то, что вы сделали с моим народом, когда ваша собственная дочь была одной из нас? — произношу я, и злость кипит внутри меня.

— Она не была одной из вас, — жестко отвечает Эмиссар Бьюкенен. — Полли была в основном человеком. Она была хорошей девочкой, она не представляла никому угрозы, в отличие от Дарклингов.

Я сжимаю руки в кулаки, и Натали качает головой в отвращении.

— Как ты могла позволить Пуриану Роузу пытать ее в ту ночь, когда они пришли за отцом? — спрашивает Натали. — Наверное, она была убита горем, что ты выбрала меня, а не ее и позволила, чтобы ее собственный отец сделал с ней такое.

— Я выбрала Полли, потому что она была физически сильнее, чем ты, Натали, — отвечает Эмиссар Бьюкенен. — Эти раны бы убили тебя. Я объяснила это ей позже, и она поняла. Она простила меня.

Натали быстро закатывает глаза.

— Ты не заслужила ее прощения. Ты должна была сказать мне, кем она была. Я могла быть рядом с ней, но ты не дала мне шанса.

Натали встает и выходит из комнаты. Я следую за ней, закрыв за собой дверь, перекрывая звук рыдания Эмиссара Бьюкенен. Мы идем на балкон. Ночь в городе раскрашена красками, словно драгоценными камнями, сверкающими под темными водами. На цифровых экранах новости Си-Би-Эн продолжают информировать о предстоящей церемонии Очищения. Пилигримы уже начали съезжаться в город со всей страны, желая получить благословение самого Пуриана Роуза. Отсюда я могу видеть очертания Роуз Плазы в отдалении. Чуть больше чем через сутки, мы будем там во время церемонии Очищения. Нервы словно натянутые струны, но я пытаюсь их успокоить.

Я привлекаю Натали в свои объятия, и она утыкается лицом в мою грудь.

— Я никогда не знала, что пережила Полли, — глухо говорит Натали. — Все эти годы я завидовала ей, мечтая о ее жизни, желая быть ей. Я не знаю, насколько ей было больно. Каково ей было: ее пытал собственный отец, и предала мать? Неудивительно, что она повредилась рассудком. — Я обнимаю ее, когда она плачет, глажу рукой по спине. — Как Полли могла простить мать после того, что она с ней сделала?

— Я недолго знал Полли, но понял, что у нее было доброе сердце, — бормочу я. — Она не похожа на девушку, которая может на всю жизнь затаить обиду.

— Она и не была такой, — признается Натали. — Полли старалась видеть лучшее в людях, она считала, что каждый заслуживает второй шанс. Она была лучше меня. — Натали отстраняется, вытирая глаза. — Надо извиниться перед моей матерью.

— Ты не возражаешь, если я проведаю Эвангелину? — спрашиваю я.

Натали слегка пожимает плечами.

— Нет.

Я целую ее в лоб и затем спускаюсь вниз в больницу, где приходит в себя после операции Эвангелина. В палате тихо и свет выключен, кроме лампы над кроватью Эвангелины. Она выглядит очень бледной, но в остальном довольная.

На ее тумбочке стоит полупустой стакан синтетической крови. Она должна быстро оправиться от операции, тем более что времени у нас в обрез, мы должны отправить ее в... Я смотрю на часы, висящие на стене — дерьмо, осталось тридцать шесть часов!

На ней бледно-зеленый больничный халат, расстегнутый на груди, которая перевязана бинтами, поэтому все пристойно. Элайджа с ней. Они беседуют и смеются. Иногда она трогает его за руку. Его щеки краснеют, и улыбка становится шире.

— Эй, — говорю я, и они смотрят на меня. — Я просто хотел проверить, как ты.

Она пожимает плечами.

— Это похоже на то, что кто-то набил в меня с полкило картошки. Эш, ты думаешь, это сработает?

— Да. Не беспокойся, все будет хорошо. Я обещаю.

— Ты не боишься? — спрашивает она.

Я ухмыляюсь.

— Неа. Это Пуриан Роуз должен бояться, а не мы.

Она закусывает губу.

— Ты думаешь, мое новое сердце может ожить, когда я прикоснусь к Роузу? — Она смотрит с надеждой на меня. — Доктор Крейвен не был уверен, потому что это сердце Люпина, но Люсинда сказала, что Тиора почувствовала искру в груди, когда они касались друг друга, так...

— Да, вполне возможно, — говорю я, ободряюще улыбаясь. Я знаю, как сильно она жаждала сердцебиение. — Я оставлю вас одних.

Я направляюсь к лифту и жму кнопку несколько раз. Звучит «пиу», когда лифт приезжает, и я вхожу. Стены покрыты листами позолоченного металла, которые искажают мое отражение, где я — всего лишь темная тень среди моря золота. Я сажусь на пол и обнимаю голову руками. Я соврал Эвангелине, когда сказал, что мне не страшно. Я в ужасе.

31

ЭДМУНД

Центрум. Штат Доминион.

Сегодняшний день.

Я ВЫХОЖУ НА БАЛКОН Золотой Цитадели, с которой открывается вид на Роуз Плазу, мои руки в перчатках держатся за перила. Все вокруг меня в городе Центрум сверкает в лунном свете, возвышающиеся небоскребы идеально сочетают в себе красоту и мощь. Внизу на площади, была возведена большая сцена в рамках подготовки к официальной церемонии, которая произойдет послезавтра. Все встало на свои места. Тридцать лет подготовки, наконец-то окупятся. Я должен быть счастлив. Но по каким-то причинам, я чувствую пустоту.

Но тут внезапно налетает ветер. У меня мороз по коже. Я чувствую, что кто-то рядом со мной, и поворачиваюсь. В нескольких метрах от меня стоит Тиора. Она одета в лимонно-желтое платье и в охотничью куртку — тот самый наряд, который был на ней в ту ночь, когда мой отец убил ее. Ее снежно-белая грива шевелится на ветру. Несколько прядей волос падают на ее серебряные глаза.

— Привет, Эдмунд, — говорит она.

Я вздыхаю, горе рвется из меня. Я знаю, что на самом деле ее здесь нет — кажется, я начал слышать голоса в голове, как Патрик утверждал, было и у моей мамы — но увидев ее, все эти воспоминания нахлынули на меня снова. Она смотрит поверх балюстрады на резервуар Очищения на площади.

— Ты действительно хочешь идти напролом, Эдмунд? — спрашивает она.

Я кладу свою руку в перчатке рядом с ней. Каждая часть меня до боли хочет дотронуться до нее, но я знаю, что это невозможно. Она просто плод моего воображения.

— Я делаю это все ради тебя, — говорю я.

— Ты действительно думаешь, что это именно то, чего я хочу? — отвечает она.

— Это то, чего я хочу. Ты и дедушка, были единственными людьми, которые приняли меня, несмотря на то, кто я есть. — Я вздыхаю. — Я скучаю по тебе.

На ее губах появляется грустная улыбка.

— Так это твое решение? Чтобы сделать всех похожими на нас?

— Если мы все будем одинаковыми, тогда настанет мир, в конце концов, — говорю я.

— Ты ошибаешься, Эдмунд. — Тиора смотрит на луну. Переливающийся свет создает вокруг ее бледной кожи свечение. — Ты помнишь, когда я взяла тебя с собой в храм Люпинов на горе Альба?

— Я думаю об это каждую ночь, — шепчу я.

— Ты спрашивал меня, как я могу быть так добра к тебе, после того, что твой отец сделал с моими родителями, — говорит она. — Ты помнишь, что я ответила?

— Нельзя судить всю расу по действиям одного человека.

— И что еще?

Я ненадолго закрываю глаза.

— Легко ненавидеть. Настоящей проверкой наших сердец является прощение.

— Точно, — говорит Тиора, обращаясь ко мне, ее глаза сверкают серебром. — Только прощение — иначе ты никогда не найдешь мир, Эдмунд.

— Этого никогда не произойдет, — говорю я с горечью. — Тебе нужно сердце, чтобы прощать, а Икар забрал его у меня в ту ночь, когда убил тебя.

— Ваше Могущество? — обеспокоенный голос произносит позади за меня.

Я поворачиваюсь и вижу моего слугу Форсайта, стоящего в дверях. Он одет в длинные белые одежды Пилигрима. Его голова выбрита, и у него есть татуировка в виде красной розы над левым ухом, как и у всех моих верных последователей. Он изучает меня тревожными обновленными, серебряными глазами.

— Себастьян Иден здесь, как вы и просили, — говорит он.

Я смотрю в сторону Тиоры, но она ушла.

— Спасибо, Форсайт, — говорю я, отойдя от золотой балюстрады. Бояться мне нечего, Форсайт не расскажет о том, что он только что увидел. Он предан мне.

— У меня есть и другие новости, Ваше Могущество, — говорит Форсайт, пока мы идем обратно внутрь здания. Тела женщины-Люпина, Ульрики и ее двоюродного брата Кирана были привезены в Центрум, в соответствии с инструкцией. Что мне с ними делать?

Я провожу языком по верхним зубам, чувствуя острые углы виниров. Я был в ярости, когда узнал, что они были застрелены, особенно Ульрика. Она была как сестра Тиоре.

— Кремируйте их в следующее полнолуние, — говорю я, когда мы входим в мой кабинет.

Мой дед бы ненавидел эту комнату, с ее роскошной мебелью, мраморными полами и позолоченными стенами. Патрик считает же, что это прибавляет мне авторитет, но я не уверен. Я скучаю по выбеленным стенам церкви, в которой я вырос. Мальчик Себастьян стоит возле большого камина, глядя на фотографии на каминной полке. Он одет в серый мундир, его голова чисто выбрита, как у Форсайта. Он разворачивается, когда слышит мое появление и кланяется.

— Ваше Могущество, — говорит Себастьян. У него длинный порез вдоль щеки, который, я предполагаю, он получил во время осады на базе повстанцев. Он сочится кровью, когда он говорит. Отвратительно.

Я обращаюсь к Форсайту.

— Подготовить еще одно место за обеденным столом для мистера Идена. Посади его рядом с Патриком.

— Эмиссар Брэдшоу не сможет присутствовать на ужине сегодня вечером, Ваше Могущество, — говорит Форсайт. Его прислуга недавно звонила. Видимо у него была плохая реакция на... — он понижает голос, — процедуру. Он будет прикован к постели как минимум неделю.

Я нетерпеливо вздыхаю. Для человека, столь толстого, как Патрик, он на удивление глупый, как и его родители. Типично для него, отсутствовать, когда он должен поддержать меня в самый важный день моей жизни, и за это он будет потом наказан.

— Хорошо, — говорю я. — В таком случае, это, наверное, лучше, что он не сможет прийти на церемонию Очищения. Я не хочу им пугать людей.

— Очень хорошо, — говорит Форсайт. Он кланяется и смиренно идет обратно к двери.

— Да, и Форсайт?

— Да, Ваше Могущество?

— Найдите отряд, который несет ответственность за убийство Ульрики и Кирана, и расстреляйте их, — говорю я.

— Весь отряд, Ваше Могущество? — неуверенно спрашивает Форсайт.

— Да, всех, — отвечаю я. — Я не терплю некомпетентности. Я дал им строгие указания, и я ожидал, что они им последуют.

Мальчик Себастьян бледнеет.

— Как пожелаете, — говорит Форсайт, закрывая за собой дверь.

Я подхожу к Себастьяну. На его верхней губе слабо поблескивает пот, выдавая его нервозное состояние.

— Я слышал, ты инициировал нападение на базу повстанцев в Галлии, — говорю я. — Поздравляю. Ты проделал прекрасную работу.

— Благодарю Вас, Ваше Могущество, — отвечает мальчик, расправив с гордостью плечи. Булавка в виде бабочки блестит на его груди. — Я живу, чтобы служить вам.

Я изучаю булавку, потом серебряные глаза мальчика. Он принял ретровирус, но основываясь на его мертвенно-бледном цвете лица, его тело не очень хорошо на него реагирует. Позор. Трудно найти хороших работников. Я кладу свои руки на плечи мальчика, и он слегка вздрагивает.

— Так ты убил Эша Фишера и Натали Бьюкенен, как я тебя просил? — спрашиваю я.

Кадык мальчика дергается вверх и вниз. Он быстро моргает.

— Да, Ваше Могущество.

Я отпускаю его плечи.

— Хорошо. Я не могу позволить себе, чтобы что-то пошло не так во время церемонии.

В первый раз за последние несколько недель я чувствую себя счастливым. С убийством Эша Фишера и Натали Бьюкенен не осталось никого, кто мог бы остановить меня.

32

ЭШ

СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ МЫ ПРОВОДИМ В ПОДГОТОВКЕ к церемонии Очищения. Жук с Роуч на балконе, их головы недавно побриты, они беседуют с Эми, которая практикуется в живописи в виде поддельных татуировок розы за левым ухом. Жук держится хорошо с побритой головой, но Роуч кажется совершенно несчастной с ее новой стрижкой, учитывая то, как она хмурится.

Я снова мысленно пробегаюсь по нашему плану. Первым делом с утра, генерал Бьюкенен с Гарриком отправятся на Роуз Плазу и устраняют солдат на крышах, задействованных с ПТ. Жук и Роуч будут сливаться с толпой на земле на случай любой неприятности от Стражей-гвардейцев, дислоцированных там, а мы с Натали выводим на сцену Эвангелину. Остальные сядут на Транспортер, под управлением Дей, и будут скрываться в облаках над городом. Если нам потребуется быстро уйти, Натали вызовет их, используя GPS-часы, которые ей дала Дестени. Я поворачиваюсь к Дей, которая сидит с Гарриком на диване.

— На завтра все готово? — спрашиваю я.

— Надеюсь, — говорит она. — Гаррик объясняет мне, как сажать Транспортер, мы скоро поднимемся на крышу и пробежимся по элементам управления самолета.

Я киваю, довольный. Теперь все сходится. Последняя часть плана — это Эмиссар Бьюкенен и доктор Крейвен. В настоящее время они собрали все доказательства, что у нас есть против Пуриана Роуза. В них входят: файл Полли; плюс отчет из лаборатории, который Натали нашла в Бесплодных землях; синий диск; образец «Крыльев», который мы забрали из «Десятого», и который, доктору Крейвену хватило предусмотрительности, положить в свой медицинский саквояж, когда было совершенно нападение на базу повстанцев.

Я беру диск, и мой желудок сжимается. Это жизненно важная часть нашего плана, это видео будет показано во время церемонии Очищения завтра. Эмиссар Бьюкенен отнимает его у меня.

— Вы уверены, что можете доверять своему контакту в Си-Би-Эн? — спрашиваю я. — Мы должны заменить текущий прямой эфир на то, что нужно нам и чтобы вся страна увидела это одновременно.

— Немного веры в меня, мистер Фишер. Это не первое мое родео, — отвечает она.

Я улыбаюсь. Трудно доверять женщине, которая пытала тебя, а потом пыталась повесить за смерть Криса Томпсона от «Золотого Дурмана», но сейчас очень подходящее время, чтобы начать все заново. Я возвращаюсь к Натали и остаюсь с ней рядом весь день, потому что хочу использовать каждую секунду, чтобы побыть с ней вместе. Я лениво играю с концами ее светлых волос, она держит свою руку в моем заднем кармане. Ни один из нас не говорит, но мы оба знаем, что это, скорее всего, наш последний день вместе. Я неожиданно тяну Натали в свои объятия, застав ее врасплох, и целую ее. Мне плевать, что мы не одни в гостиной. Несколько человек поднимают свои глаза, но никто ничего не говорит. Она сжимает мою рубашку, прижимает меня к себе, позволяя поцелую задержаться, прежде чем мы, в конце концов, не отрываемся друг от друга. Ее рука снова скользит в мой задний карман.

Дверь апартаментов открывается, и в гостиную входят Элайджа с Эвангелиной. Они провели всю ночь на больничном этаже. Мы не сводили глаз с камер наблюдения, чтобы убедиться, что никто не войдет в операционную, пока они спали. Но, вообще говоря, беспокоились мы напрасно. Патрику принадлежит все это здание, так что, кроме Стражей-гвардейцев, что были у главного входа — которые на данный момент сидели в маленькой комнате — здесь нет никого.

Эвангелина чувствует себя неуверенно, она бледна, но в остальном выглядит нормально. Ее чернильно-черные волосы вымыты и расчесаны, она одета в симпатичное голубое платье, с низким декольте, обнажавшее шрамы от операции. Это выглядит ужасно: грубая, красная кожа скреплена металлическими скобами. Элайджа обнимает ее за талию. Он хлопочет над ней и успокаивается только, убедившись, что ей комфортно, когда она садится, подкладывая ей дополнительные подушки. Натали смотрит на меня, поднимая брови. Я слегка пожимаю плечами.

Доктор Крейвен проверяет жизненные показатели Эвангелины, пока Элайджа сидит со скрещенными ногами рядом с ней. Его хвост слегка трется о ее ноги, оставляя его запах на ней. Он метит территорию. Я морщу нос от запаха, но Эвангелина, похоже, не возражает.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я ее.

— Болит, — признается она. — Но я думаю, что завтра я буду в порядке. Элайджа разрешил мне попить его кровь, это действительно помогает процессу выздоровления.

Мои клыки пульсируют, думая о том, какая на вкус его кровь, которую я пил у него в Бесплодных землях: сладкая, вкусная, пьянящая. Он перехватывает мой взгляд, и на его губах появляется улыбка. Он определенно прочел мои мысли.

— Даже не думай, Дарклинг, — говорит он.

— В твоих мечтах, котобой, — отвечаю я, ухмыляясь.

Время замедляется, и напряжение в группе нарастает. Смех исчезает, разговоры умолкают, пока все общение просто не сводится к кивку и к качанию головой. К вечеру все мы, молча, сидим вокруг камина, испуганно и тревожно. Дей сидит на коленях Жука, делая вид, что читает книгу, хотя она ни разу не перевернула страницу за целый час. Эвангелина свернулась клубочком на диване с Элайджей. Он водит пальцами вверх и вниз по ее обнаженной руке. Натали держится за руки с родителями, а Роуч спокойно гладит волосы Эми.

Некоторые, ушли на балкон, пить вино «Сангюс» и смотреть на город под нами. Секунды тикают на часах на каминной полке, отсчитывая наши последние минуты вместе. Натали сидит у меня на коленях, ее голова прижата моей груди, слушая мое сердце.

Сон не идет ни к одному из нас в эту ночь, мы все слишком полны адреналина, чтобы уноситься в сновидения. Кроме того, я не уверен, что вообще хочу спать. Это могут быть мои последние минуты на земле с моей семьей, моими друзьями. Я не хочу потратить их впустую.

Жук слегка кивает мне. Не могу поверить, что мы зашли так далеко. Всего несколько месяцев назад мы были парочкой болванов, тусующихся на своей барже в Блэк Сити, курили, пили и равнодушно рассуждали о революции. Сейчас вот мы находимся в пентхаусе в Центруме, всего за несколько часов перед столкновением с Пурианом Роузом, держа судьбу народа в наших руках. Я никогда не думал, что скажу это, но я немного скучаю по школе. Я скучаю по учителям, учащимся. Я скучаю по своей жизни подростка. А завтра я, наверное, умру. Эта мысль меня пугает. Я крепче обнимаю Натали.

Мою кожу начинает покалывать, когда золотые лучи солнца заливают комнату, медленно отгоняя тени ночи прочь. Сигур и другие возвращаются с балкона. Все рассаживаются, все в состоянии боевой готовности, наши мысли уже на церемонии Очищения. На цифровом экране, искрящаяся блондинка «Февральских полей» уже докладывает о событиях дня. Церемония начнется в два часа, поэтому тысячи Пилигримов уже приехали в город, направляясь в сторону Роуз Плазы. Съемка с воздуха показывает забитые людьми улицы и проспекты, похожие на белое море, с вкраплениями ярких цветов. Это те граждане, которые предпочитают носить обычную одежду вместо белых одежд Пилигримов.

— Пилигримы со всего государства стекались в Центрум всю ночь, чтобы принять участие в сегодняшнем историческом событии, — говорит блондинка. Видео демонстрирует кадры Золотой Цитадели, где Пуриан Роуз стоит на балконе, глядя вниз на тысячи Пилигримов, которые уже собрались на площади. — В два часа дня, Пуриан Роуз обратится к народу перед проведением первой транслируемой церемонии Очищения, здесь, в Роуз Плазе...

Я уменьшаю звук, мои нервы на пределе.

Генерал Бьюкенен с Гарриком берут оружие. Эмиссар Бьюкенен пожимает руку Гаррику, а затем обнимает своего мужа. Он нежно целует ее.

— Скоро увидимся, — шепчет он, приглаживая ее волосы.

Она кивает.

— Я... — Она не может сказать ни слова.

— Я знаю, — говорит он. — Я тоже.

Натали слезает с моих коленей и бросается к папе, обнимая его за шею. Он прижимает ее к себе, уткнувшись лицом ей в плечо.

— Береги себя, папа, — говорит Натали.

— Ты тоже, Тали, — отвечает он, целуя ее в лоб. — Люблю тебя.

Он окидывает свою семью долгим взглядом, прежде чем выходит из квартиры вместе с Гарриком. Дверь закрывается за ними. Теперь наша очередь. Мы отправляемся в нашу комнату и начинаем готовиться…

Я принимаю продолжительный душ, горячая вода, бьет в спину, пытаясь успокоить мои нервы. Это не срабатывает. Я выключаю воду, обертываюсь полотенцем вокруг талии и вхожу в спальню. Натали сидит на нашей кровати, одетая в простую, белую майку и нижнее белье, и колет себе противовирусное лекарство. Мои клыки наполняются ядом при виде ее голых ног и изгиба груди. Натали подлавливает меня, и смеется.

— Эш, у нас нет времени, — говорит она.

— Я знаю, — говорю я, целуя ее в плечо, успокаивая свое разочарование. Агрх!

Она дергает мое полотенце, когда я прохожу мимо, и оно соскальзывает с бедер.

— Натали, у нас нет времени, — дразнюсь я.

Она смеется, но смех быстро умирает на ее губах. Мы оба пытаемся делать вид, что все нормально, но я ужасно нервничаю. Мы одеваемся в похожие наряды, которые нашли в шкафах в квартире: черные брюки, серый верх и черные куртки с капюшонами с ярко-оранжевой подкладкой — Патрик очень любил красивые вещи. Натали стягивает волосы в пучок и накидывает сверху капюшон. Я опускаю капюшон на голову, и смотрю на свое отражение в зеркале. Тени приглушают узнаваемый блеск моих глаз, и пока я буду держать рот закрытым, никто не должен увидеть мои клыки. Мне привычно сливаться с окружающей средой и вести себя как человек. Я делаю это всю жизнь.

Мы возвращаемся в гостиную, где нас ждут другие. Эвангелина, Жук и Роуч одеты также как мы, хотя под курткой Роуч спрятан небесно-голубой топ — цвет бунта. Я не могу сдержать ухмылки. Она улыбается мне в ответ.

— Ну что ж, мы готовы? — спрашивает Роуч, проверяя поддельную татуировку в виде розы на боку ее бритой головы в соседнем зеркале.

Нет.

— Ага, — говорю я.

Жук хватает Дей, наклоняет ее и смачно целует. Когда он прерывает поцелуй, они оба запыхавшиеся и раскрасневшиеся. Жук аккуратно обхватывает ее лицо руками.

— Береги себя, детка, ладно? — шепчет он.

Она целует его снова.

— Ты тоже.

Элайджа берет Эвангелину за руку и тянет девушку в сторону комнаты. Он что-то шепчет ей, и она краснеет, кусая губы. Она долго смотрит ему в глаза. Я отворачиваюсь. Это не мое дело. Ко мне подходит Сигур.

— Скоро увидимся, сынок, — говорит он. — Удачи.

Люсинда вертится позади него. Она слабо мне кивает. У меня такое чувство, что она не прощается. Натали тихо прощается с мамой, прежде чем обнимает Дей.

— Просто нажми кнопку на часах, если я вам понадоблюсь, — говорит Дей.

Натали вытирает слезы прежде, чем взять меня за руку. Мы впятером — я, Натали, Эвангелина, Жук и Роуч — выходим в коридор, и Жук вызывает лифт. Двери издают «пинг» и открываются мгновение спустя. Рука Натали сжимает мою.

— Нет страха, — шепчет она мне.

Мы входим в лифт.

33

НАТАЛИ

НОВОСТИ НЕ ВОЗДАЛИ должное толпе, понимаем мы, когда пропихиваемся и продвигаемся по улице Кэтрин, направляясь к Роуз Плазе. Шум нереальный — люди вокруг орут, молятся, разговаривают. Некоторые рады, но многие с кислыми лицами и ворчат, что пришли сюда. Я постоянно поглядываю вверх, на крышу золотистых зданий, стремясь заметить папу или Гаррика. Я молюсь, чтобы они были в безопасности, и что им удалось взять контроль над ПТ по периметру городской площади. В противном случае мы будем застрелены раньше, чем Эвангелина сможет коснуться Пуриана Роуза.

— Я не понимаю, почему мы должны идти на это дурацкое мероприятия, — слышу я, как женщина шепчет своей подруге. Они обе одеты в замысловатые черные платья с пышными юбками из тюля, похожими на то платье, которое я носила, когда впервые встретила Эша, под мостом в Блэк Сити. — Я не одна из тех уродов — Пилигримов. Я даже не следую вере.

— Тсс! Хочешь оказаться в «Десятом»? — спрашивает ее подруга, оглядываясь по сторонам. — Неважно, что мы не следуем за Чистотой, сомневаюсь, что хотя бы половина людей здесь следуют вере, поэтому нам всего лишь и нужно, притвориться и идти вместе с остальными. Так что просто смирись с этим, все закончится через час.

Мне очень хочется предупредить их, что это ловушка, что Пуриан Роуз намерен заразить всех их ретровирусом, но я не могу рисковать, раскрывая себя. Не сейчас, не тогда, когда мы так близки к завершению нашей миссии. Я смотрю на Эша. Большая часть его лица скрыта капюшоном, но я вижу решительно-сжатый рот. Его пальцы сжимают мои, чтобы не потерять меня, когда мы пропихиваемся через людей вокруг нас. Дей и Жук находятся слева от меня, а Эвангелина и Роуч с правой стороны Эша. Эвангелина, похоже, нервничает, и ее рука то и дело касается ее груди. О Боже, пожалуйста, пусть это сработает.

Цифровые экраны на всех зданиях показывают прямой эфир с Роуз Плазы. Люди уже выстраиваются в ряды перед гигантской сценой. На меня давит чувство вины при мысли, что все эти люди, собираются принять «Крылья», прежде чем мы сможем их остановить. Эш внимательно смотрит на экраны, потом ускоряет шаг, очевидно, думая о том же.

Мое сердце трепещет, когда мы вступаем на Роуз Плазу. Во главе огромной городской площади стоит Золотая Цитадель — роскошная на вид церковь, где живет Пуриан Роуз. Купольная крыша отражает солнечный свет, блестя и отбрасывая теплый свет на всех, собравшихся на площади внизу. Увидев это здание впервые, я испытала восхищение, но теперь оно вызывает только дрожь. Справа от нас Излом — небоскреб в форме осколка стекла, в котором находится штаб-квартира правительства. Я смотрю на крыши других зданий. Я вроде бы даже могу разобрать черные точки у ПТ. Я не вижу никого рядом с ними. Я испытываю облегчение: моему отцу с Гарриком удалось удалить охранников, закрепленных за оружием.

Сотни Стражей-гвардейцев патрулируют городскую площадь, чтобы заставить людей выстроиться в несколько рядов перед сценой. Они вооружены пистолетами или клинками. Все гвардейцы выглядят утомленными. Может просто слишком рано, чтобы они излучали хотя бы намек на энтузиазм. Только-только пробило восемь часов — церемония вот-вот начнется.

На сцене выставлены длинная скамья и пятьдесят белых чаш. Основываясь на том, что мне известно о церемонии, мы должны дойти до сцены, затем встать на колени перед белыми чашами, которые будут наполнены «Крыльями», и выпить из них. А затем Пуриан Роуз будет помечать наши лбы водой — знаком Чистоты. И в идеале в тот самый миг, когда он коснется Эвангелины, его сердце очнется.

Вокруг площади, на цифровых экранах, установленных в зданиях, идет прямая трансляция. Странно видеть людей на площади и в тоже время на экране. Я натягиваю капюшон, опуская его вниз, когда камера скользит мимо нас.

— Встаем в ряды, — скучающим голосом кричит Страж-гвардеец. Люди начинают становиться в длинные очереди, один за другим. Мы проталкиваемся сквозь толпу, вставая как можно ближе, насколько это возможно, но мы все рано позади двадцати рядов.

— Нам надо пробраться ближе вперед, — говорит Эш.

— Предоставь это нам, — отвечает Жук, ухмыляясь.

Мы следуем за ним, а он протискивается сквозь толпу, ведя нас в сторону первого ряда, не обращая внимания на возмущенные крики Пилигримов, которые терпеливо стоят там, наверное, со вчерашнего дня, судя по мешкам под глазами. Он с Роуч направляются прямо, намеренно к стоящим рядом нескольким Стражам-гвардейцам

— Эй! Она пытается пройти без очереди! — кричит Жук, указывая пальцем на Роуч. Гвардейцы поворачиваются, привлеченные его криками.

— Не фига! — говорит Роуч.

— Фига, я видел тебя! — Жук сильно толкает ее, и она падает на людей, стоявших в первом ряду. Они все падают на землю. Стражи-гвардейцы спешат к Жуку и Роуч, чтобы вытолкать их прочь. Все внимание сосредоточено на них, давая Эшу, Эвангелине и мне возможность влиться в первый ряд, незамеченными Стражами-гвардейцами. Люди вокруг нас встают на ноги и отряхиваются от пыли. Если они и заметили, что мы пробрались в очередь, то ничего не говорят, явно не желая больше неприятностей. Я с левой стороны от Эша, а Эвангелина с правой. Эш сурово смотрит на сцену. Я беру его за руку, и он смотрит на меня, выражение его лица на мгновение смягчается.

Двери Золотой Цитадели открываются. На площадь опускается тишина, когда дивизион в серой униформе гвардейцев колонной вышагивает по позолоченному камню. У всех на груди виднеется булавка-бабочка, сбоку к ремню привязан церемониальный меч. Даже отсюда виден серебряный блеск в радужной оболочке глаз. Они приносят большие стальные бочки, которые на вид, используют в тавернах, хотя я подозреваю, что они заполнены «Крыльями» вместо эля.

Они ступают на сцену, и мое сердце замирает. Себастьян находится в дальнем конце ряда, слева от нас. У него глубокий порез на щеке, возможно, травма, полученная во время нападения на базу Стражей-повстанцев, и его смуглая кожа кажется восковой, но он по-прежнему обезоруживающе красив, собирая восхищенные взгляды женщин в нашем ряду.

— Эээш, — говорю я.

— Да, я вижу его, — отвечает он.

Меня охватывает паника, ноги немеют. Если Себастьян узнает нас, тогда все будет кончено. К счастью, мы находимся в середине ряда, и он ни разу не посмотрел в нашу сторону. Пока. Его взгляд сосредоточен на одном из больших цифровых экранов, установленного на краю площади. Камеры переводят свой фокус на центр сцены. Он в недосягаемости камеры. Его губы недовольно искривляются. Он любит быть в центре внимания, которое у него всегда было.

Эш сжимает мою руку, когда фигура появляется в дверях Золотой Цитадели, одетая в длинную, красную накидку и белые перчатки. На шее — круглый кулон. Его черные волосы аккуратно зачесаны назад, его бледная кожа имеет странный, восковой блеск. Теперь я понимаю, он, у него на лице толстый слой грима, чтобы скрыть свои ожоги.

Радостный шепот распространяется по толпе, в то время как Пуриан Роуз спускается по ступенькам, приковывая к себе всеобщее внимание. Миллионы глаз наблюдают за ним, как он идет к сцене. Гвардейцы салютуют Роузу, когда он идет к микрофону на стойке сцены. Когда он говорит, его голос усиливают микрофоны, спрятанные вокруг сцены. Его лицо проецируется на все мониторы вокруг площади, прямой эфир транслируется в каждом городе, на площадях по всей стране, другим присутствующим на их собственных церемониях Очищения.

— Верные Пилигримы, для меня большая честь, что вы присоединились сегодня ко мне, чтобы принять участие в этом знаменательном событии, — говорит он. — Очищение — это не просто посвящение себя вере Чистоты, или демонстрация своей преданности государству Стражей. — Я смотрю на Эша. Его губы сжались так сильно, что побелели. — Это очищение вашего разума, тела и духа от греха. Я всегда мечтал о нации, свободной от скверны, о мире, в котором мы бы все были едины, и сегодня эта мечта исполнится.

— Ибо так говорит Господь нам всем, — скандирует толпа в унисон.

Пуриан Роуз улыбается, упиваясь этим моментом. До его победы уже рукой подать. Гвардейцы в серой униформе наполняют белые чаши «Крыльями». Непрозрачная жидкость переливается на солнце.

— Первый ряд, шаг вверх, — говорит гвардеец со сцены, возвещая о том, что мы должны двигаться.

Вот оно. Рука Эша сжимает мою. А Эвангелина берет его за другую руку, пока мы идем вверх по ступеням, ведущим на сцену, наряду с остальной частью первого ряда. Дойдя до платформы, мы становимся на колени и склоняем головы. Я исподлобья смотрю влево. Себастьян, снова глядит на цифровые экраны. Он, кажется расстроен.

Пуриан Роуз направляется к правой стороне сцены, и церемония начинается. Один из гвардейцев протягивает Пуриану Роузу красную чашу с водой. К Роузу приближается первый человек из ряда — женщина средних лет с бритой головой и татуировкой в виде розы над левым ухом. Она берет в руки белую миску перед собой и подносит ее к губам. Крик бурлит в моем горле. Я хочу накричать на нее, чтобы остановить, но сжимаю губы, заставляя проглотить слова, когда она пьет «Крылья». У неё на лице тут же появляется выражение блаженства, когда жидкость растекается по ее жилам. Пуриан Роуз опускает, затянутую в перчатку, руку в красную чашу и проводит мокрым пальцем по ее лбу.

— Ты очищена, дочь моя, — говорит он.

Эш толкает меня в плечо, а затем кивает на другую сторону сцены. Я следую за его взглядом. Себастьян покинул свой пост и медленно идет к нам, заложив руки за спину. Он методично ступает, поэтому он находится в середине платформы, в то же время, когда Роуз, приближается к нам с противоположного направления, так они оба появятся у ближайшей снимающей камеры. Таким темпом, он может подойти ко мне в тот же момент, когда Пуриан Роуз подойдет к Эвангелине.

— Что мы будем делать? — шепчу я. Мои мысли разбегаются. Я могла бы попробовать побороться с Себастьяном, когда он приблизится к нам, но не уверена, что смогу удерживать его достаточно долго, чтобы Эвангелина успела схватить руку Пуриана Роуза и запустить его сердце, прежде чем гвардейцы убьют ее.

Я смотрю вправо. Пуриан Роуз сейчас на расстоянии пятнадцати человек, четырнадцати, тринадцати, — Себастьян методично подбирается все ближе и ближе, — двенадцати, одиннадцати, десяти — О Боже, о Боже, что нам делать? — девяти, восьми, семи, — мои ладони начинают потеть, — шести, пяти, четырех, — мускулы Эша напрягаются, готовые ударить, — трех, двух, одного...

Пуриан Роуз оказывается перед Эвангелиной, когда Себастьян останавливается передо мной. Он смотрит на Пуриана Роуза — он еще не увидел меня. Эвангелина берет в руки белую чашу и делает вид, что пьет. Мое сердце бьется так сильно, что у меня такое впечатление, что оно собирается вырваться у меня из груди. Эвангелина ставит чашу, когда голова Себастьяна поворачивается. Его взгляд перехватывает мой.

Пуриан Роуз опускает свою руку в красную чашу...

Себастьян округляет рот...

Роуз дотрагивается своим пальцем до кожи Эвангелины...

Себастьян обнажает меч и...

34

ЭДМУНД

Я ВСКРИКИВАЮ и падаю на колени, когда боль расцветает внутри моей грудной клетки. Все мое тело лихорадит. Всплеск огня, а затем:

Ба-бум.

Мальчик Себастьян встревожено оборачивается, в то время как по всей толпе распространяется озадаченное бормотание, как лесной пожар, их голоса заглушают стук моего бьющегося сердца.

Этого не может быть...

— Ваше Могущество, — говорит он.

Я игнорирую его, уставившись на девушку перед собой.

Как?..

Рядом с ней на ноги поднимается мальчик в черной куртке, он опускает капюшон, открывая угловатое лицо с яростными темными глазами, широким ртом и чернильно-черными волосами. Толпа удивленно вздыхает, и слово «Феникс» шелестом проносится по всему городу. Девушка рядом с ним тоже поднимается на ноги и опускает капюшон — белокурые локоны, голубые глаза, упрямый рот. Бесспорно, Натали Бьюкенен. Злость прожигает меня. Нет! Они должны были быть мертвы. Я сверлю взглядом Себастьяна. Он побледнел. Оторопев, парень быстро поднимает свой меч и замахивается на девушку-Дарклинга, стоящую передо мной. Паника охватывает мое сердце.

— Остановись! — командую я.

Лезвие останавливается в дюйме от шеи девушки-Дарклинга. Я, пошатываясь, встаю.

— Брось свой меч, — требую я.

Брови Себастьяна сводятся вместе.

— Ваше Могущество?

— Выполняй! — говорю я.

Мальчик роняет свой меч, и тот приземляется возле моих ног. Другие мои телохранители в замешательстве бросают взгляды друг на друга, не зная, что делать, в то время как я предлагаю свою руку девушке-Дарклингу. Она принимает ее. На секунду наши руки соприкасаются, толчок электроэнергии проносится через мою руку в мою грудь, и мое сердце сжимается. Я выдыхаю, не веря. Как такое возможно?

Я нежно убираю прядь волос с ее глаз, и мои пальцы задерживаются на ее щеке. На ее бледной коже появляется румянец. Мои глаза опьянены ей, обводят контур ее лица — мерцающие черные глаза, острые скулы, розовые губы, которые слегка раздвинулись, чтобы раскрыть ее клыки. Я не могу перестать смотреть на эти губы...

— Эдмунд, — шепчет она. Ее голос, словно зов сирены, потому что я слышу только его. — Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня.

— Что? — говорю я.

— Останови эту войну, — говорит она.

Тьма опускается на мое сердце, как саван. Это уловка! Я отпускаю ее руку.

— Зачем мне это делать? — огрызаюсь я.

— Потому что все кончено, Роуз, — говорит Эш. Я поворачиваюсь к нему, ярость сжигает меня изнутри. — Мы знаем о «Крыльях» и о твоем плане заражения ими всех на сегодняшнем Очищении. — У меня скручивает живот, когда он поднимает белую чашу в руках. — Ты заставлять людей пить это!

В толпе зрителей просится недоуменное бормотание. Пилигримы, нахмуренные, стоят на коленях у подножия сцены, уставившись на белые чаши в их руках.

— Ложь, — рычу я.

Девушка-Бьюкенен вздергивает подбородок.

— Образцы ретровируса, были отправлены в новостные станции по всей стране, наряду с доказательством того, что он убивает людей!

— Это не правда, — неуверенно говорит Себастьян. Его верхняя губа блестит от пота. — «Крылья» — это допинг, который делает нас сильнее, лучше, вот и все.

Натали смотрит на него.

— Он лгал тебе, Себастьян. Он обманул всех вас. Это ретровирус, и к тому же смертельный. Неожиданные мутации происходят у некоторых пациентов.

— Я не верю тебе, — говорит он.

В этот момент, цифровые экраны вокруг площади начинают мерцать, и на мониторах появляется новая картинка. Это видеокадры, снятые внутри больницы. Женщина врач-Страж с волнистыми каштановыми волосами ходит по палате, проходя мимо изможденных Дарклингов, Бастетов и людей, прикованных к кроватям, их обнаженные тела изможденные, они все в синяках и порезах. Камера останавливается на девушке, которой было около двенадцати лет, ее каштановые волосы мокрые от пота, ее кожа вся в язвах, сочится желтой жидкостью. Она испуганно смотрит в объектив. У ее глаз неестественный оттенок серебра. Она кашляет, извергая кровь, окрашивая свое лицо и грудь в красный цвет. Толпа в ужасе задыхается.

— Пациенту семьдесят шесть был введен вирус Ф-09 «Крылья» две недели назад и теперь проявляются признаки печеночной недостаточности, — говорит врач, поворачиваясь спиной к камере. Она закатывает глаза. — Это уже десятый за неделю. Верни планшет, а?

Мужчина позади камеры смеется.

Видеозапись обрывается и на экраны возвращается текущая трансляция. Пилигримы у основания сцены выливают белые чаши и отшатываются в ужасе. Себастьян смотрит на меня. Рана на щеке сочится, как у девушки на видео.

— Ты говорил мне, что это спасение. Ты обещал мне.

— Новый мир невозможно построить без жертв, — отвечаю я сурово. — Мне казалось, что это был приемлемый риск, большинство пациентов выжили.

Возмущенные крики разносятся из толпы. Воздух наполняют крики «убийца» и «предатель». Я делаю несколько шагов назад, так как люди начинают бросать вещи на сцену, чуть не убив меня. Я сердито гляжу на них, в ярости. Как они смеют? Несколько групп мужчин дергаются в сторону платформы. Их сдерживают Стражи-гвардейцы, но я не уверен, насколько долго они смогут удерживать их.

Девушка-Дарклинг поворачивается ко мне.

— Эдмунд, прекрати это! Наш народ достаточно настрадался!

Она берет мои руки, и какое-то странное ощущение охватывает меня, как открытие дороги между нами и все ее эмоции вливаются в меня. Я чувствую каждое мгновение горя в жизни этой девушки-Дарклинга, будто бы я сам прожил это: раз, и ее родители были убиты на ее глазах Ищейкой; ужас, когда ее сердце было вырвано Стражем-врачом; ее горе, после ссылки ее за Пограничную Стену. Ее жизнь полна страданий и горя, оно накрывает меня, и я тону в нем. И это моя вина. Я тому виной, я поступил с нею так, как мой отец поступил также со мной. Это слишком!

Я ударяю девушку, сбив ее со сцены в толпу. Она падает и с глухим стуком ударяется о булыжники мостовой. Эш поворачивается, отвлекшись на падение девушки-Дарклинга, и теперь у меня есть возможность для нападения. Я подхватываю меч Себастьяна с земли и хватаю Эша за волосы, дернув его голову назад. Он хрипит от боли, когда я вынуждаю его встать на колени передо мной. Его кожа шипит, когда я прижимаю серебряный клинок к его горлу.

— Отпусти его! — Натали бросается вперед, но ее останавливает мальчик Себастьян. Она кусает его за руку, и он морщится, но не отпускает ее. Я в свою очередь обращаю свое внимание на Эша. Он смотрит на меня с вызовом, холодный ветер, раздувает его черные волосы.

— Это зашло слишком далеко, мистер Фишер, — рычу я. — Я должен был сделать это еще несколько месяцев назад, когда у меня был шанс.

— Так действуй, — выплевывает Эш в меня слова, словно пули. — Теперь это не важно. Каждый в стране знает, что ты предал их. Я сделал то, зачем пришел сюда, так что я не боюсь умереть!

— Нет страха, нет власти, — кричит Натали.

Паника проходит сквозь меня, когда скандирование подхватывает вся остальная толпа. Эти слова распространяются по улицам и переулкам, проползают через каждую дверь, каждое окно, пока весь город не объединяется в один яростный, дерзкий глас:

— НЕТ СТРАХА! НЕТ ВЛАСТИ!

Слышится лязг мечей, когда мои телохранители бросают оружие и убегают со сцены.

— Вернитесь! — кричу я, но на мою команду никто не обращает внимания. Я поворачиваюсь к Себастьяну. Он все еще держит девушку Бьюкенен. — Контролируй своих людей!

Мышца дергается на его лице. Без лишних слов он отпускает ее и спокойно уходит со сцены, следом за остальными телохранителями. Девушка Бьюкенен выхватывает один из брошенных мечей сцене и направляет его на меня.

— Отпусти его! — командует она, сверкая голубыми глазами.

Мое сердце сжимается, от чувства, которого я не испытывал с той ночи, когда умерла Тиора.

Страх.

И я боюсь...

Я смотрю вниз на Эша, и на его губах появляется намек на улыбку.

Он обладает силой.

Ужас сковывает мое бьющееся сердце, сжав его железной хваткой. Я не в силах пошевелиться, парализованный этим новым ощущением, когда Эш хватает меня за руку. Я роняю меч, который со стуком падает на землю. Он, вставая, пристально смотрит на меня. Когда он двигается, порыв ветра подхватывает его черную куртку, сверкающую ярко-оранжевой подкладкой, так что она становится похожа на крылья из шелкового огня. Я отшатываюсь назад, падая на колени. Феникс возвышался надо мной, он стоит на фоне золотого солнца, поэтому все, что я могу видеть - это силуэт и два жестких и неумолимых мерцающих глаза, уставившихся на меня.

— Все кончено, Роуз, — говорит он. — Сдавайся.

— Никогда! — выплевываю я.

Он кивает Натали, и она что-то нажимает на ее часах. Почти сразу же, тень затмевает солнце. Я смотрю вверх. Из облаков выныривает Транспортер и стремительно спускается вниз. Воздух хлещет меня по лицу, когда самолет приближается к сцене, останавливаясь в нескольких футах над платформой. Он парит так близко, что я могу увидеть девочку-подростка, машущую мне из кабины, с ухмылкой на губах.

Девушка умело поворачивает самолет на 180 градусов, и задний люк, шипя, открывается. В грузовом отсеке стоит Шивон Бьюкенен, вместе с Бастетами женщиной и мальчиком, с рыжей девочкой и немолодой женщиной-Дарклингом. У меня уходит всего минута, чтобы осознать, что эта изможденная, сломленная женщина — моя двоюродная сестра, Люсинда. Все они направляют свое оружие на меня. Я в ловушке.

— Эдмунд Роуз вы арестованы! — чеканит слова Шивон Бьюкенен.

Я перевожу взгляд на Люсинду.

— Эдмунд, это должно закончиться, — перекрикивает Люсинда рев самолета. — Ты же знаешь, Тиора хотела бы совсем иного!

Я оглядываюсь назад на подростка девушку-Дарклинга, которая смотрит на меня у подножия сцены. Ее руки прижата к груди, и она умоляюще смотрит на меня. Я закрываю глаза и прислушиваюсь к биению своего сердца, вспоминая слова Тиоры. Ненавидеть легко. Настоящей проверкой наших сердец является прощение. Я должен был послушать ее.

Прости меня, Тиора.

Я открываю свои глаза.

— Я сдаюсь.

35

НАТАЛИ

Две недели спустя. Центрум.

РОУЗ ПЛАЗА БУРЛИТ активностью. Я протискиваюсь сквозь толпу, моя голова покрыта капюшоном. Я держу свой путь в сторону Излома — осколокообразного здания, где основало свою штаб-квартиру коалиционное правительство, которое было сформировано в течение нескольких часов после капитуляции Пуриана Роуза. Несколько пар глаз смотрят в мою сторону, и люди начинают взахлеб шептаться друг с другом. Я стала довольно известна за последние дни, но я действительно не хочу внимания. Тем более не сегодня. Моя рука скользит в карман куртки, найдя желтую рукоятку ножа спрятанного там. Я провожу пальцами по слову, вырезанному по дереву. Полли. Мы отслужили панихиду по моей сестре на прошлой неделе, но это было не то, чего я хотела. У меня еще есть одно дело, которое осталось сделать.

Съемочные группы размещаются вокруг площади, в то время как рабочие спешат возвести большой деревянный крест на ней. Они готовятся к казни Пуриана Роуза через пятнадцать минут, под бдительным оком моего отца. Судебный процесс над Пурианом Роузом, состоявшийся еще две недели назад, занял всего день. Он транслировался в прямо эфире. Приговор — смерть. Эш был категорически против казни, сказав, что тогда мы ничем не лучше этого тирана, но он остался в меньшинстве. Я тоже была против этого, но по другой причине. Мой желудок сворачивается в узел, пальцы стягиваются вокруг ножа.

Неожиданно в меня врезается немолодой мужчина-Дарклинг с фиалковыми глазами и темными волосами, сбивая с мысли. Он бормочет извинения и спешит к сцене с красивой, огненно-рыжей женщиной-Даком. Судя по их изможденному виду, еще недавно они находились в заключение в «Десятом». Они проделали долгий путь, чтобы засвидетельствовать в полдень казнь Пуриана Роуза. Но не успевают они добраться до сцены, как им преграждает путь группа крепких на вид мужчин с бритыми головами и татуировками розы за левым ухом.

— Возвращайся в гетто, кровосос, — произносит один из парней, плюя в Дарклинга. — Вы нам здесь не нужны.

Дарклинг сверкает клыками в ответ, и люди вокруг него испуганно отшатываются. Прежде чем они начнут махать кулаками, несколько вооруженных коалицией гвардейцев в небесно-голубой форме подбегают к ним и уводят татуированных мужчин прочь. Несколько гвардейцев остаются с мужчиной-Дарклингом и женщиной-Даком, их послание ясно: не будет никакого насилия сегодня... пока не казнят Роуза, конечно. Я хмурюсь. Уйдет уйма времени, прежде чем напряженность между нашими расами спадет на нет. Честно говоря, я не уверена, что это когда-нибудь произойдет, но мы должны продолжать бороться за мир. Иначе, какой был смысл всего этого?

Я вхожу в Излом. Огромное пространство занимает холл, в центре которого стоит золотая двадцатифутовая статуя Пуриана Роуза. Она должна быть демонтирована уже на следующей неделе, и над ее головой уже полощется голубой флаг. В самом деле, куда бы я не посмотрела, некогда красные с белым баннеры Стражей были заменены небесно-голубыми флагами с четырьмя взаимосвязанными черными кольца на них — символ коалиционного правительства, каждое кольцо представляет собой одну из четырех рас: человека, Дарклинга, Бастета и Люпина.

Несколько коалиционных гвардейцев — люди, Люпины — кивают мне, когда я прохожу мимо. Я отвечаю им вежливой улыбкой, пытаясь, не обращать внимания на скручивающее чувство в моем животе. Я провожу пальцами вниз, к лезвию в кармане. Мне нужно попасть в подвал, где в камере находится Пуриан Роуз под стражей. Я обещала сестре, что убью его за то, что он сделал с ней, и это именно то, что я намереваюсь сделать. Все эти две недели было невозможно подобраться к нему. Он был спрятан в тайном месте, чтобы остановить людей — вроде меня — пытающих свершить правосудие своими руками. Но этим утром его перевели сюда в рамках подготовки его к казни. Это мой единственный шанс добраться до него.

По дороге к лифту я прохожу мимо зала совета, где собралось коалиционное правительство. Двери нараспашку как символ «открытости и прозрачности нового альянса». Я слышу сердитый голос Эша из комнаты и ненадолго останавливаюсь у дверей. Он расхаживает взад и вперед по овальной комнате. На нем роскошный черный пиджак с оранжевой шелковой подкладкой, черная рубашка и брюки, и дорогие, кожаные ботинки. Это дорогой вариант того, что он носил в день церемонии Очищения. В нем нет неточностей, весь наряд был тщательно продуман для трансляции казни Пуриана Роуза. Эш дергает свой воротник, явно чувствую себя не в своей тарелке.

— Мы не можем участвовать в этой казни, — говорит он. — Это варварство. Я знаю, каково это — быть привязанным к одну из этих крестов, я не могу мириться с этим.

— Бутсам нужно видеть, как его казнят, Эш, — говорит Роуч. Она сидит за длинным столом из красного дерева с другими членами кабинета. Ее лысый череп покрывается небольшим рыжим пушком там, где начали расти ее волосы, она одета в обтягивающие штаны, белую майку и длинный черный пиджак похожий на пиджак Эша. — Они не почувствуют себя в безопасности до тех пор, пока они не будут знать, что он мертв.

— Стражи будут думать, что мы слабы, если мы не казним его, — добавляет мать.

Рядом с ними сидят министры Люпины: Гаррик и женщина по имени Кассандра, у которой яркие фиолетовые волосы в тон к помаде, которая напоминает мне Сашу. Справа от нее, новый консул Бастетов подмигивает мне. Я улыбаюсь в ответ Элайдже. Как последний оставшийся в живых сын семьи Теру, он унаследовал их положение и проводит потрясающую работу под руководством своей матери, Иоланды, его официального советника. Он коротко подстриг красновато-коричневые волосы, что подчеркивает его топазовые глаза и высокие скулы. Одет он в темно-зеленый сюртук в один тон с брюками и жилетом. Вокруг его левого запястья золотые браслеты. В отличие от Эша, ему, похоже, комфортно в элегантной одежде. Она идет ему.

Напротив них сидят Сигур с Люсиндой — представители Дарклингов. Белые волосы Сигура свободно лежат на его плечах, которые контрастируют с фиолетовой одеждой Посла. Приятно видеть, что он занимает предназначенное ему место по праву. Эш и Эвангелина назначены представлять полукровок. Я нигде ее не вижу, но это и не удивительно. Она была заперта в своей комнате с того самого дня церемонии Очищения, отказываясь видеть кого-либо, кроме Эша и Элайджи. Мы не были уверены, что это произойдет, но когда она прикоснулась к Пуриану Роузу, сердце ее ожило. Она отказалась удалять сердце Тиоры, сказав, что хочет чувствовать его биение внутри себя столько, сколько можно. Я не могу представить, что она, должно быть, переживает сейчас, зная, что через пятнадцать минут ее сердцебиение будет забрано у нее снова.

— Наши люди заслуживают возмездия, — говорит Сигур, указывая на интерактивный стол в центре комнаты, проекцию карты «Десятого». Лагерь был немедленно закрыт после капитуляции Пуриана Роуза. Даже, несмотря на это, было много смертей, когда некоторые преданные последователи казнили целые бараки заключенных, прежде чем мы смогли остановить их. Эти люди тоже будут скоро осуждены.

Прямо сейчас правительство находится в процессе попытки возвращения домой всех Дарклингов. Многие остаются в «Десятом», потому что им больше некуда идти. Понятно, они не видят смысла оставлять одно гетто ради другого, и люди все еще нервничают из-за их интегрирования в города. И ярчайший пример этого я сегодня наблюдала. За прошедшую неделю, коалиционное правительство уже завершило подготовку официальных документов по выделению земли Дарклингам, чтобы они могли построить себе там дома. «Десятый» перестанет быть лагерем для заключенных, но будет первый официальный домом нации Дарклингов. Лично меня, мысль о проживании, где так много людей было убито, заставляет содрогнуться, но опять же, нет ни одного места в стране, где кровь Дарклингов не была бы пролита. Независимо от того, куда они пойдут, их будут преследовать призраки умерших близких.