Крылья

Кроме того, они не будут строить свои жилища в настоящих лагерях. Коалиция намерена сломать Примас-Один, Два и Три, и превратить их в мемориальные парки. Затем в окрестных парках, где в настоящее время леса и поля, они построят четыре новых города на безопасном расстоянии от горы Альба, давая им названия: Яна, Марта, Зантина и Аннора.

Эш замечает меня в дверях и прекращает расхаживать. Я улыбаюсь ему, стараясь вести себя как обычно, моя рука немного трясется вокруг ножа в кармане. Его брови приподнимается, и он слегка прикасается к своей груди. Он, должно быть, чувствует, эхо моего сбивчивого сердцебиения. Смотрит в сторону моего кармана. Я быстро отворачиваюсь.

— Натали.

Я спешу к лифту и нажимаю кнопку B. Двери закрываются, как только Эш выбегает в коридор. Я делаю несколько глубоких вдохов, готовясь себя к тому, что собираюсь сделать. Я могу это сделать. Я должна сделать это, ради Полли. Двери открываются.

Я в подвале. Повсюду камеры. Как и везде в здании, коридор искрится белым и золотым, с люстрами, освещающими путь. Даже двери камер больше похожи на те, какие можно было бы увидеть в роскошной гостинице, чем в тюрьме. Я не думаю, что заключенные заслуживают такой роскоши, но я и не думаю, что это, в общем-то, имеет значение. Они уже покойники, и тюрьма остается тюрьмой, независимо от того, насколько она красива.

Я дохожу до позолоченной двери в конце длинного коридора, которую охраняют два члена «Людей за Единство», оба одетые в новую униформу небесно-голубого цвета с эмблемой четырех колец на груди. Они салютуют мне.

— Я пришла увидеть Роуза, — говорю я.

— У него посетитель, — произносит один из парней извиняющимся тоном в ответ.

В этот момент дверь камеры открывается и выходит Эвангелина, лицо бледное, ониксовые глаза блестят от слез. Она поднимает на меня глаза. Я предполагаю, что она просто попрощалась с Пурианом Роузом. Даже если он монстр, у нее все еще есть связь с ним. Она спешно проходит мимо меня, ничего не говоря. Охранники отходят в сторону. Я внезапно чувствую головокружение, желудок разболелся от нервов. Могу ли я действительно пройти через это? Да. Я обещала своей сестре. Я вхожу в камеру.

Роуз сидит на узкой кровати, одетый в простую серую тунику и брюки. На шее у него висит круглый кулон. Его обычно безукоризненные волосы не уложены, и его кожа без грима, раскрывает истинный масштаб его старых шрамов. На туалетном столике, рядом с его кроватью, набор дорогих протезов с двумя блестящими белыми клыками, заменяющие зубы, которые были у него так жестоко вырваны, когда он был младенцем.

Его руки покоятся на коленях. Я никогда не видела его без перчаток. На пальцах нет ногтей, и кожа сморщена — результат того, как его мать пыталась утопить его в ванной с кипятком, когда он был младенцем. Насколько другим был бы этот мир, если бы она преуспела.

— Пришли позлорадствовать, Мисс Бьюкенен? — говорит он, не поднимая головы.

— Нет, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал, даже когда я вынимаю нож из кармана.

Его глаза скользят по мне. Они задерживаются на оружии. Похоже, он не удивлен.

— Ааа, — говорит он, — понимаю.

— Ты убил мою сестру, — говорю я, и мой голос, наконец, дает трещину. — Она была твоей дочерью. Как ты мог так поступить с ней?

— Я не знал, что она была моей дочерью, до недавнего времени, — говорит он.

Новости Си-Би-Эн разгласили эту информацию вскоре после ареста Пуриана Роуза, вместе с доказательствами о «Крыльях».

— Это что-нибудь изменило бы? — спрашиваю я, и слезы наворачиваются на глаза. — Вы бы запретили им изнасиловать ее и кромсать на куски, словно скот?

— Нет, — говорит он категорически.

Я моргаю, на мгновение ошеломленная его ответом, а затем меня охватывает ярость. Моя рука сжимается вокруг ножа. Он просто сделал это намного проще. Я шагаю к нему и...

Дверь распахивается и в камеру врывается Эш, в сопровождении двух охранников.

— Натали, остановись! — говорит он, обхватывая своими сильными руками мою талию, и тянет меня назад. Я борюсь с ним, бью руками, пинаю его по ногам. Эш хрипит от боли, но не отпускает.

— Он убил ее, — ору я.

— Натали, прекрати! Ты не хочешь этого делать. — Его руки сжимаются вокруг меня. Двое охранников смотрят друг на друга, не зная, что делать. — Все хорошо, я займусь этим. Вы можете идти.

Они смущаются.

— Это приказ, — рявкает он.

Они послушно выходят из комнаты, закрывая за собой дверь.

— У вашей подруги, мистер Фишер, довольно вспыльчивый характер, — говорит Пуриан Роуз, холодная улыбка расползается по его губам. Он знает, что Эш не позволит мне убить его. От этой мысли я прихожу в неистовую ярость. Это мой последний шанс, чтобы отомстить за смерть Полли!

— Ты обещал мне, Эш! — кричу я. — Ты обещал, что я буду первая, кто доберется до него.

— Натали, ты не убийца, — говорит Эш.

— Я застрелила женщину-ученого в «Десятом», — говорю я, пиная его по голеням.

— То была самооборона, а это убийство, — хрипит Эш, его голос натянут из-за усилия удерживания меня.

— Он этого заслуживает, — кричу я, и слезы текут по моим щекам. — Ты не был там, ты не видел, что они сделали с ней.

Я вспоминаю красную комнату, и застывшее тело Полли, свернувшееся в клубок на металлическом полу.

Они резали ее.

Я помню, синяки на ее бедрах.

Он заслуживает смерти.

Я до сих пор вижу ее пустые серые глаза. Глаза такого же цвета, как и у него.

Он ее отец, шепчет внутренний голос.

Он пытал ее! Он заставил мать выбирать между нами!

И Полли простила ее за это, отвечает голос. Она не держала обиду. Она выбрала прощение.

Я разжимаю нож, и он падает со стуком об пол. Я не трепыхаюсь, и Эш отпускает меня.

Роуз выгибает бровь, смотря на меня.

— Сестра не хотела бы этого, — говорю я. — В отличие от вас, у нее было доброе сердце. Она верила в прощение. Именно так я собираюсь почтить ее память. — Я долго смотрю на Пуриана Роуза и пытаюсь увидеть парня, которым он однажды был. Все могло бы кончиться иначе, если бы он был больше похож на свою дочь. — Я прощаю тебя, Эдмунд.

Его рот слегка дергается.

Раздается стук в дверь, и входит один из охранников.

— Пора, — говорит он.

Я смотрю на часы. Почти полдень. Я последний раз вглядываюсь в человека на кровати. Он смотрит исподлобья, затем переводит взгляд в сторону пустой стены. Его рука сжимает круглый кулон на шее.

Без лишних слов, я беру Эша за руку, и мы выходим из камеры. Дей, Жук и остальные ждут нас в холле. Все мрачные. Мы выходим на улицу и присоединяемся к собравшейся толпе. Воздух наэлектризован, когда мы занимаем свои места рядом со сценой. Пальцы Эша сжимают мои. Я перевожу взгляд на него. Его сверкающие черные глаза сфокусированы на кресте перед нами, губы стянуты в белую линию. Я знаю, что он думает только о собственном распятии несколько месяцев назад. Его взгляд перемещается в сторону меня, и я ободряюще сжимаю его руку.

Толпа вдруг взрывается шиканьем и насмешками, а я оборачиваюсь. Пуриана Роуза доводит до сцены группа гвардейцев, его руки связанны спереди, подбородок вызывающе вздернут. Он перехватывает мой взгляд, когда поднимается на сцену. Нет никакого раскаяния в них. Только страх. Он поворачивается лицом к кресту.

* * *

Пуриан Роуз умер ровно в 12:08. Казнь была быстрой, его смерть милосердно скорой. Все кончено. Я отворачиваюсь от креста, когда снимают его обгоревший труп, и смотрю на Эша. Выражение его лица пустое, не читаемое.

— Что мы будем теперь делать? — спрашиваю я.

Эш смотрит на меня.

— Мы поедем домой, в Блэк Сити.

36

НАТАЛИ

СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ мы уже на роскошном Минипорте и летим обратно в БЛЭК СИТИ вместе с моими родителями, доктором Крейвеном, Дей, Жуком, Эвангелиной и Элайджей. Роуч, Сигур, Люсинда и Иоланда остались в Центруме справляться с делами коалиции во время нашего отсутствия. Голова Эвангелины покоится на коленях Элайджи. Она, молча, проплакала всю дорогу, переживая потерю биения ее сердца и Кровной Половинки во второй раз в жизни, но даже так, она держится лучше, чем я думала. Я подозреваю, что Элайджа как-то причастен к этому. Они были близки последние две недели. Еще совсем недавно я бы ни за что не смогла бы представить вместе Бастета и Дарклинга-полукровку, но глядя на них сейчас, я понимаю, что они подходят друг к другу. Элайджа мягко улыбается, глядя на нее сверху вниз, поглаживая ее черные волосы.

Наш план состоит в том, чтобы создать новый региональный офис в Блэк Сити, использовав старую штаб-квартиру Стражей. Команда строителей уже была отправлена на место, чтобы начать ремонтные работы. Мои родители останутся на несколько недель, чтобы следить за осуществлением проекта, а затем возвратятся в Центрум, в то время как мы остаемся в городе. Как только мы будем готовы, мы отправим сообщение семье Дей — Майклу, Самрине и ЭмДжею — которые сейчас находятся в Северных Территориях. Мне будет трудно без родителей, но я понимаю, что они нужны в Центруме, а я не хочу жить там. Я хочу строить свою жизнь с Эшем в Блэк Сити. Я беру его за руку и улыбаюсь ему. Он потирает пальцем голубой бриллиант моего обручального кольца.

Минипорт пикирует над развалинами Блэк Сити, следуя вдоль Пограничной Стены, которая делит город, как бетонный позвоночник. Мы летим так низко, что можно разглядеть ободранные плакаты на стене — фотографии Феникса, мальчика, который восстал из пепла.

Все Шлаковые здания вокруг нас светятся, как угольки в костре. Гигантские цифровые экраны, которые некогда украшали крыши сейчас стоят разбитые, мощеные улицы покрыты толстым слоем пепла. Черные спирали дыма уходят в серое небо. Я кошусь на Дей и Жука, которые сидят напротив меня. Они улыбаются, и я знаю, что они чувствуют.

Наконец-то мы дома.

Пилот сажает самолет на Унылой улице, рядом с бывшей штаб-квартирой Стражей, где я жила с матерью. Это элегантное здание из белого мрамора, по крайней мере, было таковым. Часть западного крыла начала разрушаться и поддерживается лесами, но строители заверили нас, что жить здесь безопасно. Мы все заходим внутрь. Все выглядит знакомым и в тоже время необычным. Я думаю это потому, что там нет никаких марширующих гвардейцев или министра Стражей снующего повсюду, чтобы пообщаться с моей матерью. Это место всегда пылало тяжелой активностью. Или может это потому, что Полли и Марты здесь нет, а без них все кажется по-другому.

— Я быстро осмотрю комнаты, — говорит отец, направляясь по коридору.

— Я в лабораторию, — говорит доктор Крейвен с искоркой интереса в глазах. Лаборатория — это его гордость и радость, и это место, наверное, даже дом для него. Это впервые, когда я увидела его счастливым, с тех пор, как его сын пытался его убить.

Остальные идут в столовую — теплая, красная комната с массивным, дубовым столом, с огромным камином и чучелами голов животных, украшающих стены.

— Кто хочет поужинать? — спрашивает мама.

Мои брови недоуменно поднимаются. Это впервые, когда она предложила приготовить ужин.

— Я хорошо готовлю, — говорит мать, явно обидевшись.

Она несется на кухню, и мы все садимся за стол. Отец присоединится к нам, когда мать возвращается некоторое время спустя с унылыми бутербродами, несколькими яблоками и со стаканами синтетической крови для Эша и Эвангелины.

— В комнатах все чисто. Я нашел спальный мешок, но квартирант ушел. Нам, на всякий случай, следует включить сигнализацию и как можно скорее, — говорит отец, садясь и настороженно осматривая мамин ужин. — Выглядит аппетитно, дорогая.

Я кашляю, пытаясь скрыть смех. Отец бросает на меня предупреждающий взгляд, который только заставляет меня смеяться еще сильнее. Мы от всей души уплетаем еду и мирно беседуем. Ненадолго заглядывает доктор Крейвен, чтобы перекусить на скорую руку и снова умчаться к себе в лабораторию. Во время ужина, Эш берет мою руку под столом и немного сжимает, пока отец развлекает нас забавными историями о своем детстве. Это так странно и замечательно быть здесь. Я смотрю на улыбающиеся лица вокруг меня: Стражей, Бутсов, Дарклингов и Бастета. Несколько недель назад мы были врагами, а теперь мы ужинаем за одним столом. Я никогда не думала, что это будет возможно. Жаль, что Полли не увидела это. Печаль обволакивает меня. Я отодвигаю свой стул.

— Ты в порядке? — спрашивает Эш.

Я киваю и целую его в щеку.

— Я просто хочу принять ванную.

Я направляюсь наверх. Звук их смеха стихает, чем выше я поднимаюсь, заглушенный звукоизоляцией между этажами. Пентхаус абсолютно бесшумен. Даже жутко, на самом деле. Я обнимаю себя, сдерживая дрожь, когда иду по коридору.

Я прохожу мимо маминого офиса, затем мимо спальни Себастьяна — он раньше жил с нами, потому что был моим телохранителем. Я подхожу к белой двери, ведущей в комнату Полли, и поворачиваю ручку.

Я разочарована. Ее комната совершенно разорена. Ни мебели, ни картин, ни ковров. Стерто любое напоминание о моей сестре. Все, что осталось, это вмятины на ковре, где когда-то стояла мебель. Я припоминаю, что видела как Себастьян и Гаррик сгружали кучу антиквариата на поезд, когда мы с Эшем и Элайджей сбегали во время эвакуации из Блэк Сити, и только сейчас осознала, что именно они грузили. Я не узнала мебель в то время, потому что бежала, спасая свою жизнь.

Я поворачиваю в сторону своей спальни, хотя не знаю, что ожидаю найти там. Дверь скрипит, когда я открываю ее. На удивление, моя спальня такая же, как и прежде, кроме потрескавшейся штукатурки на стенах — единственный признак повреждения от взрывов, которые разнесли весь город.

Вся моя белая мебель на месте, в золоченой раме висит зеркало над туалетным столиком, и коврик для царапок моего кота все еще лежит на плюшевом ковре, пряча кровавое пятно, место, где Эвангелина убила Трюфелька, несколько месяцев назад. Почему он оставил мои вещи и забрал чужие? Может быть, они ему не нужны. Я нахмурилась, немного обидевшись. Мои вещи не так уж и плохи. Я провожу пальцами по мягкой простыне, покрывающей мою двуспальную кровать. Половица скрипит позади меня.

Я поворачиваюсь, ожидая увидеть Эша. Он, наверное, почувствовал, что я чувствую себя подавленной, и пришел утешить меня.

— Эй, я только осмотрелась вокруг...

Мои слова застревают в горле.

В дверном проеме стоит Себастьян.

Я слишком ошеломлена, чтобы кричать. Его состояние ухудшилось, с тех пор как я видела его в последний раз. Его кожа землистого цвета и скользкая от пота, губы бледные, и глаза ярко-серебряные. Он сжимает меч в дрожащей руке.

— Я удивлен, что вы вернулись, — говорит он.

— Что ты делаешь здесь? — спрашиваю я, мои глаза фокусируются на оружии.

— Я пришел, чтобы умереть, конечно. Это мой дом, — говорит он. — Кстати, в следующий раз, когда твой отец будет осматривать дом, ему также следует проверять крышу. Он теряет форму.

Так вот как мой папа пропустил его. Себастьян, должно быть, увидел, когда мы приехали и пробрался на крышу, зная, что мой отец будет осматривать комнаты. Он подходит ближе, и во мне зарождается паника. Я стараюсь придумать пути отступления, чтобы выбраться отсюда, поскольку он загораживает дверной проем. Мой единственный вариант - это выбраться через балкон.

— Себастьян, ты болен. Тебе нужда помощь, — говорю я, делая шаг назад.

— Мне уже не помочь, — отвечает он, держась поближе.

— Твой отец внизу, — говорю я, пытаясь держать дистанцию. — Он может помочь тебе.

— Никто не может мне помочь!

Я делаю еще шаг назад, и мои ноги ударяются о кровать. Я в ловушке.

— Эш, — кричу я.

— Никто тебя не услышит, — отвечает Себастьян.

— Я могу позаботиться о тебе, — лепечу я. — Тебе не придется проходить через это в одиночку...

— Не веди себя так, будто бы тебе не все равно! — кричит он, наставляя меч на меня.

Я вздрогнула и упала на кровать, тяжело приземлившись на матрац. Себастьян нависает сверху, и прежде чем я успеваю моргнуть, он прижимает лезвие к моему горлу. От него воняет потом, гноем и Шайном. У меня в сознании вспыхивает воспоминания о последнем разе, когда мы были вместе. Он пытался изнасиловать меня тогда, и я не позволю этому случиться на этот раз. Я поднимаю свое колено вверх и ударяю его в пах. Он задыхается, скатывается с меня, и я карабкаюсь по направлению к двери.

Едва я успеваю добраться до коридора, как он догоняет меня и обхватывает вокруг талии. Я кричу, когда он швыряет меня лицом вниз на пол. Вес его тела давит на меня, придавив меня к полу. Невозможно двигаться. Ужас охватывает все мое сознание.

— Эш, помоги! — кричу я.

— Он не придет, — насмехается Себастьян. — Он тебя не слышит.

По щекам текут слезы от знания, что он говорит правду.

Себастьян прижимает острие меча к моей спине между лопаток.

— Нет! О Боже, пожалуйста, не делай этого, — прошу я. — Пожалуйста, отпусти меня, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

— Полли тоже вот так умоляла, — шепчет он мне на ухо. — Прямо перед тем, как я убил ее.

НЕТ!

— ЭШ! ПОМОГ...

Он вонзает лезвие мне в спину.

37

ЭШ

Я РОНЯЮ СТАКАН с синтетической кровью, когда острая боль раздирает мою грудь, словно нож пронзает мое сердце. Кровь расплескивается по дубовому обеденному столу. Все испуганно замолкают.

— Братан, ты в порядке? — спрашивает Жук.

Я качаю головой, задыхаясь. Мое сердце то бьется, то останавливается.

Ба-бум, ба-бум, ба-бум.

И причина тому может быть только одна. Натали. Я стону, отодвинув стул, и спотыкаясь, бреду из столовой в поисках ее. Жук и Дей догоняют меня на полпути вверх по лестнице.

— Что происходит? — спрашивает Жук.

— У меня грудь болит, — хриплю я.

Глаза Дей расширяются с тревогой, понимая.

Я стону и сжимаю свою грудь, когда вдруг другая резкая боль рассекает мое сердце.

— Натали, — кричу я.

Ба-бах... ба-бах...

Мы добираемся до верхней части лестницы, и меня чуть не сшибает с ног запах крови. Кровь тянется по полу алой полоской почти до самых носков моих ботинок. Я стараюсь обуздать свою панику. Мы идем по тропе, и вот тогда я вижу ее, лежащую ничком на полу, ее белокурые локоны рассыпаны по ее плечам. Себастьян Иден придавил ее к полу, сцепив руки вокруг рукояти меча. Лезвие воткнуто глубоко между лопаток.

— Нет... — выдыхаю я. — Нет... нет... нет...

— Натали! — кричит Дей одновременно с Жуком, который орет: — Отойди от нее!

Ярость охватывает меня, и я бросаюсь на Себастьяна. Мы падаем на пол.

— Я убью тебя! — ору я. — Я на хрен убью тебя!

Он смеется, будто чокнутый. Это смех человека, которому все по фигу. Его холодные глаза — как серебряные монеты, инфекция окончательно завладела его телом.

— Натали, О Боже, О Боже, — рыдает Дей, позади нас.

Ба-бах... ба-бах...

Я бью Себастьяна снова и снова. Кровь сочится из его ушибленных губ, но он не перестает смеяться. Беспокойные голоса прорезают воздух, когда подбегают другие.

— О Боже, моя маленькая девочка... — генерал Бьюкенен.

— Где Крейвен... — мама Натали.

— В лаборатории... — Элайджа.

— Мы должны отнести ее вниз... — Жук.

— Не вынимайте лезвие... — Эвангелина.

— Она умирает, о Боже, о Боже. Натали... — Дей.

Ба-бах... ба-бах...

Нет! НЕТ! НЕТ!

Раздается хруст, когда я ломаю нос Себастьяну.

— Не умирай, Натали, пожалуйста, не умирай... — Дей.

— Давите на рану... — Жук.

Ба-бах…

НЕЕЕЕЕЕЕТ!

Я кидаю взгляд через плечо. Натали изо всех сил пытается дышать. Я перевожу взгляд обратно на Себастьяна, боль, гнев, ужас крошат мои внутренности. Горячие слезы струятся по моим щекам.

— Я к чертям собачьим убью тебя, — ору я.

— Вперед! — выплевывает он. — Шлюха получила то, что заслужила, как и ее сестра.

Я дергаю его голову в одну сторону и погружаю клыки в его шею, не заботясь о риске заражения. Яд сочится из моих клыков, затопляя его тело Дурманом. Он шарит руками, кулаками стучит по моей груди, но я отказываюсь отпустить его, даже когда его тело становится вялым и мои клыки опустошены. Я не остановлюсь, пока не буду знать наверняка, что Себастьян Иден мертв.

Я вырываю свои клыки из его шеи и вытираю окровавленный рот, отбрасывая его тело в сторону, затем бегу к Натали и осторожно поднимаю ее, лезвие все еще похоронено глубоко в ее теле. Мы мчимся вниз по лестнице в лабораторию.

Ее сердце, мое сердце — это лишь слабый шепот внутри моей груди.

Ба... бах...

Натали, словно тряпичная кукла в моих руках, ее кровь просачивается через мои руки, капает на мои ботинки. Ее обычно персико-розовая кожа становится бледно-серого цвета, ее мягкие губы раздвинулись, словно она ждет поцелуя. Ее вдохи становятся медленными всплесками. Все как в тумане. Я не могу мыслить здраво. Все, на чем я могу сосредоточиться это холод, ползущий в мое сердце.

Нет, пожалуйста, нет. Не умирай Натали, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Мы входим в лабораторию. Глаза доктора Крейвена расширяются от шока, когда он видит ее.

— Что случилось?

— Себастьян всадил в нее лезвие... — мама Натали.

— Он здесь?

— Он мертв. — Генерал Бьюкенен. — Помоги ей, пожалуйста.

Доктор Крейвен делает глубокий вдох, затем кивает.

— Положите ее на каталку.

Я кладу Натали на бок на стальную каталку пока все носятся по кругу, устанавливая все необходимое оборудование. Именно здесь Натали сделали ее первую операцию по пересадке сердца, когда ей было восемь лет, так что лаборатория хорошо оснащена… Я глажу посеревшее лицо Натали. Она такая холодная. Ее губы синие. Ей осталось несколько минут.

Ба... бах...

— Вы должны спасти ее, — умоляю я, мой голос срывается. — Пожалуйста, не дайте ей умереть.

Доктор Крейвен отталкивает меня в сторону. Я отступаю назад, когда он вынимает лезвие и начинает оперировать, с помощью Дей и Эвангелины, которые подают ему инструменты. Помимо прочего, у нее еще и трещина ребер.

Я беспомощно смотрю, наблюдаю, как жизнь вытекает из разбитого тела Натали. Все кричат, плачут, инструктируют друг на друга, но их голоса звучат приглушенными и далекими, как будто я погружаюсь все глубже под воду. С каждым ударом сердца я воспоминаю о наших первых неделях проведенных вместе:

Пара васильково-голубых глаз, освещенных фарами проезжающего грузовика.

— Можешь, спасти ее... — Генерал Бьюкенен.

— Клапаны сильно повреждены... — доктор Крейвен.

Прикосновение ее пальцев к моим губам во время обучения на Ищейку.

— Ты должен спасти ее... — мама Натали.

— Повреждения слишком серьезные...

Лежание бок обок на барже Жука под звездами, сверкающими над нами.

— Мы теряем ее...

— Пожалуйста, Крейвен! Сделай что-нибудь. Она наша маленькая девочка...

Яростное выражение ее лица, когда она объявила всему миру, что она любит меня.

— Я не могу спасти сердце...

— Возьмите мое! — кричу я, срывая свою рубашку. — Отдайте ей мое сердце!

Жук не колеблется — он катит другую каталку, поместив ее рядом с операционным столом. Я ложусь на нее. Эвангелина спешит на мою сторону.

— Эш, ты уверен? — шепчет она, беря меня за руку.

Я киваю.

— Нет времени для анестезии, — говорит доктор Крейвен.

— Действуйте, — отвечаю я.

Я протягиваю руку через две каталки, когда доктор Крейвен делает свой первый разрез. Мои пальцы находят Натали. Тепло уходит с ее кожи с каждой секундой.

Пожалуйста, потерпи чуть-чуть.

Когда моя кожа разделяется — это момент стойкости. Холодный воздух устремляется к частям моего тела, которые никогда не должны были почувствовать этого. Я стискиваю клыки, когда мои нервные окончания полыхают, как огонь.

Только держись, Натали.

Треск кости следует за желудочным спазмом и за головокружительной болью.

Я люблю тебя...

Руки сжимаются, как тиски вокруг моего сердца.

Я люблю...

Мое зрение размывается, в то время как доктор Крейвен поднимает что-то сверкающее из моей груди.

Я...

38

ЭШ

ТИШИНА.

Это первое, что я замечаю, когда просыпаюсь. В оглушительной тишине, которая протекает через мои вены, где моя кровь однажды рвалась к жизни. Кровь все еще там, но теперь это обыкновенный, застоявшийся суп из простейшей Трипаносомы вампириум процветающей в нем. Я почти чувствую их, как будто они ерзают внутри меня. Я уже и забыл, каково это, когда они были в состоянии покоя в течение месяца. Мои тяжелые веки пытаются открыться, ресницы спутались между собой как плющ, который однажды опутал церковь, когда мы с папой там жили. Свет пронзает мои чувствительные глаза, и я, кряхтя, тут же закрываю их снова.

Моя голова как в тумане и мне ужасно больно, у меня просто убийственная дурманящая головная боль, но это ничто по сравнению со жгучей болью в груди. Я поднимаю вялую руку — как долго я спал? Все мои мышцы вялые — и я прижимаю ладонь к своей голой груди. Под моими пальцами острые углы металлических скоб, скрепляющие розовую, морщинистую кожу, и ниже... ничего. Просто глубокая, бесконечная пустота.

Натали! Я выпрямляюсь в постели, почти теряя сознание от внезапной вспышки боли. Агрх! Такое впечатление, что это похоже на то, как разбить яйцо и вычерпать все содержимое, и я понимаю, что это лучшее, что могло произойти. Кровь сочится из-под скоб, когда я осторожно поднимаюсь с постели. Мои босые ноги касаются холодного пола. Я в спальне, хотя я не уверен, в чьей. Она скудная, с белыми стенами, с мраморным полом и с двуспальной кроватью, покрытой белыми простынями.

Я одет только в черные пижамные штаны, поэтому я хватаю одеяло и набрасываю его на плечи, а затем направляюсь к двери. Моя рука парит над ручкой, не желая поворачивать ее из-за внезапного охватившего меня страха. Что, если я опоздал? Что, если Натали умерла? Как только я ступлю за порог, я буду знать. Но если она мертва, я не хочу знать.

Я считаю, что надо вернуться в постель, так я смогу отложить выяснение истины на попозже, но все, чтобы я не сделал: отсрочка неизбежного. Мертва ли Натали или жива. Никакое время не изменит ситуацию, поэтому я могу все выяснить сейчас. Я поворачиваю ручку.

Коридор пуст. Мои глаза инстинктивно перемещаются в сторону двух пятен крови на ковре. Одно принадлежит Натали, другое - Себастьяну. Он мне снился. В моем кошмаре, он сидел в кресле-качалке, маниакально смеясь, во время превращений из человека в волка, а потом обратно в человека. Я отрываю глаза от кровавых пятен.

Я слышу голоса Жука и Дей, доносившиеся из комнаты в конце коридора. Я иду к белой двери и кладу дрожащую руку на дверную ручку. Я закрываю глаза. Ну, давай же. Я вхожу в комнату. Жук стоит на балконе в дальнем конце спальни. У него в руках черно-белый котенок, который играет лапками на его груди.

Элайджа с Эвангелиной стоят рядом с ним. Рука Элайджи небрежно обнимает Эвангелину за талию. Она осторожно следит за котенком на руках Жука. Дей сидит на краю двуспальной кровати, одетая в простое изумрудное платье, ее шелковистые, черные волосы завязаны в длинную косу. У нее новая пара очков — высокодисперсные с металлической оправой — хотя они по-прежнему упрямо сползают вниз по ее длинному носу. Рядом с ней ее младший брат, ЭмДжей. Ему двенадцать лет, у него темная кожа, шоколадно-коричневые глаза и густые черные волосы. Его серая рубашка плохо сидит, из-за сгорбленной спины — ЭмДжей родился с заболеванием, которое порождает искривление позвоночника.

Он увидел меня и засиял.

— Эш!

— Привет, наглец, — говорю я, мой голос хрипит, я давно не говорил.

— Эш? — раздается тихий голос справа от меня. Я смотрю в сторону кровати. Натали лежит поверх одеяла. Она выглядит очень усталой и бледной, ее белокурые локоны лежат свободными волнами вокруг ее лица в форме сердечка, но она жива. Она жива!

Я спешу к ней, игнорируя боль в моем израненном теле, и осторожно притягиваю ее в свои объятия. Я целую ее мягко, неуверенно, не только потому, что боюсь, что причиню ей боль, а потому, что боюсь, что она оттолкнет меня. У нас больше нет связи Кровных Половинок. Она может не захотеть меня больше. Как будто читая мои мысли, Натали проводит пальцами сквозь мои волосы и притягивает меня ближе. Все мои сомнения как рукой снимает, и я погружаюсь в поцелуй, и на мгновение, всего на долю секунды, я клянусь, чувствую, как биение сердца отдается эхом внутри меня.

Натали отстраняется, прикусив губу. Она плачет. Я беру ее лицо в руки и нежно вытираю ее слезы пальцами.

— Что не так, — шепчу я.

— Я думала, что потеряла тебя, — говорит она.

— Меня? — недоуменно говорю я.

— Ты был без сознания почти две недели, — говорит Жук.

— Что? — говорю я, ошарашено.

— Ты чуть не умер, Эш, — тихо говорит Натали. Трипаносома вампириум в твоей крови не сразу активизировались, потому что они долго были в спячке. Они не подавали кислорода твоим органам.

— Доктору Крейвену пришлось делать тебе переливание крови, которой поделилась Эвангелина, — добавляет Дей.

Я смотрю на Эвангелину и улыбаюсь ей с благодарностью.

— Твой мозг был мертвым в течение нескольких минут, — говорит Жук. — Конечно, никто не заметил никакой разницы сначала...

— Эй! — говорю я, и все смеются.

— Есть еще кое-что, — говорит Жук. — Возможно, ты захочешь посмотреть на себя в зеркало.

Я подхожу к зеркалу и смотрю на свое отражение. Это занимает какое-то время, чтобы осознать, что парень, на которого я смотрю, это я. Черные волосы. Изможденное лицо. Бледные губы. Серебряные глаза.

Серебряные.

— Ты заразился ретровирусом, когда укусил Себастьяна, — говорит Натали. — К счастью, у тебя нет плохой реакции на него, как была у него.

Я изучаю свое отражение, пытаясь привыкнуть к моему новому облику, новому я. Я обращаюсь к Натали.

— Тогда ты тоже инфицирована, ведь я отдал тебе свое сердце?

— Вирус Разъяренных в моем организме убил ретровирус прежде, чем он успел что-то сделать, — говорит она. — Я думаю, мне повезло.

Я ухмыляюсь, и она смеется, понимая всю иронию этого утверждения.

— Так ты все еще больна? — тихонько спрашиваю я.

Она кивает.

— Но я принимаю лекарства. — Она указывает на черный мешочек со шприцами на ее тумбочке. — Доктор Крейвен оптимистичен, мне будет лучше через несколько месяцев.

Черно-белый котенок выбирается из рук Жука и прыгает на кровать Натали.

— Кто это? — спрашиваю я.

— Митенс, — отвечает Натали. — Родители купили ее для меня, чтобы заменить... эм... ну ты понял.

Дей смотрит с прищуром на Эвангелину, которая слегка краснеет. Я протягиваю руку, чтобы погладить котенка, а он шипит, уничижительно оглядывая меня. Натали хихикает.

— Возможно, мы должны дать Эшу и Натали немного побыть наедине, — говорит Дей, вставая. — Я уверена, что им много чего надо наверстать. — Она идет к двери с Жуком и ЭмДжеем, а затем резко поворачивается и несется ко мне, обнимая меня за шею. Я крякаю от боли, но позволяю ей держаться за меня. — Спасибо, что спас Нат. Ты хороший парень, Эш Фишер.

Я улыбаюсь, она отстраняется и поспешно выходит из комнаты.

— Роуч и Сигуру нужно увидеть тебя, как только ты будешь к этому готов, — говорит Жук. — Скопилось много дел.

Я стону, закатив глаза.

— Ты можешь сказать им, что я все еще без сознания?

Жук ухмыляется.

— Верняк, братан. — Он покидает комнату.

Элайджа направляется к дверям. Он прислоняется к дверной раме, пока Эвангелина садится на край кровати. Натали держит Митенс близко к ее груди.

— Как ты? — спрашиваю я Эвангелину.

— Есть хорошие дни и плохие. Я ужасно скучаю по Эдмунду, но потом вспоминаю, что это все было не по-настоящему. — Она вздыхает. — Больно было опять потерять сердцебиение, но не так тяжело, как я думала. — Ее сверкающие черные глаза смотрят в сторону Элайджи, и он улыбается. — Я смогу прожить без этого.

Эвангелина встает и целует меня в лоб, затем оставляет мягкий поцелуй на щеке Натали. Она подходит к Элайдже и берет его за руку. Они покидают комнату, закрывая за собой дверь. Мы с Натали одни. Митенс спрыгивает с кровати и устремляется на балкон.

— Я бы хотела на свежий воздух, — говорит Натали.

Я помогаю ей подняться на ноги и стаскиваю одеяло со своих плеч, обхватив им Натали, обнажив свой шрам, который зигзагом идет по моей груди.

— Это ужасно? — шепчет она, и я знаю, что она говорит не о моем шраме, а о пустоте, что находится под ним.

— Нет. — Я кладу руку на ее грудь, чувствуя стук своего сердца, бьющегося у нее внутри. — Я всегда буду частью тебя. Это довольно удивительно, если тебе это интересно.

Она сияет, смотря вверх на меня, и я быстро целую ее.

— Я теперь не знаю, что тебе дарить на нашу годовщину, — говорю я. — Как мне перекрыть то, что я отдал тебе свое сердце?

Она хихикает.

— Я люблю конфеты.

Я ухмыляюсь

— Конфеты значит.

Мы направляемся на балкон. Воздух прохладный и свежий, от чего моя кожа становится гусиной, но мне нравится. Это напоминает мне мою спальню в Церкви Плюща. Печаль накрывает меня и мое дыхание становиться рваным от воспоминаний о моем отце. Натали берет меня за руку и смотрит мне в глаза. Я мягко улыбаюсь ей.

Порыв ветра колышет облака пепла над головой, и на мгновение я мельком вижу васильково-голубое небо, выглядывающее из-за серого. Я притягиваю Натали ближе к себе, когда Митенс прыгает с балкона, погнавшись за хлопьями пепла, которые танцуют и кружатся на ветру.

Улица под нами кипит бурной деятельностью. По дороге едут грузовики, а рабочие коалиции, одетые в небесно-голубые комбинезоны слоняются по тротуарам, убирая мусор. Они уже начали отстраивать город. Инстинктивно я смотрю в сторону Пограничной Стены.

Натали прослеживает мой взор.

— Правительство хотело разрушить ее, но я попросила их подождать, пока ты не очнешься. Я подумала, ты захочешь быть там, когда это произойдет.

— Спасибо, — говорю я.

Разрушение стены гетто в Блэк Сити — это жизненно важно для меня. Этот первый город, который восстал против Пуриана Роуза, это место, где началось восстание, вот где необходимо сначала снести стену, и я хочу быть там, чтобы увидеть это. Я за это боролся. И когда Пограничная Стена будет снесена, я собираюсь убедиться, что такие же стены будут разрушены в каждом другом гетто в стране. Натали кладет голову мне на плечо.

— Были некоторые сопротивления со стороны некоторых государств, — тихо говорит она. — Это займет достаточно много времени, прежде чем эта страна объединится.

— Я знаю, — говорю я, оглядывая дымящийся город. — Но я готов к этому.

Это будет нелегко. Возможно, будет пролито больше крови, возможно даже будет еще одна война, но ничто уже не вернется на круги своя. Наши враги знают, с кем они имеют дело. Это не убить. Это куда опаснее любого оружия. Это что-то вроде меня. Я встаю и протягиваю руку Натали.

— Пойдем, обрушим эту стену, — говорю я.