Если секунду назад мы практически дышали одним с ним воздухом, и я чувствовала его горячее дыхание на своих губах, но сейчас меня резко обдало диким холодом.
И он был совсем не снаружи, а внутри. Словно морозом окутало, и он проник глубоко мне под кожу.
– Дура! – разразился он диким хохотом.
Его смех. Он был настолько ледяным, что ещё немного и я бы получила обморожение.
– Я знал, что ты отшибленная на всю голову, но настолько…– продолжал он ржать, запрокинув голову вверх. – Беременна…
Уйти. Немедленно. Как можно дальше.
Разве не видно было, что мне совсем не до шуток. Слёзы тут же предательски на глаза навернулись.
– Стой! – схватил он меня на локоть. – Ты чего ревешь? Я тебя даже пальцем ещё не тронул, хотя желание бешеное имею. Тот коктейль на моём лице… помнишь?
– Да пошёл ты! – смахнув влагу со щёк, произнесла я. – Катись к чёрту! Ненавижу тебя. Кретин.
Не на него злилась. Не из-за него ревела, а из-за страха в груди. Я осталась со своей проблемой один на один. Как же теперь сказать родителям? Они ведь не простят.
– Стоп. Ты, что, сейчас не лжёшь? – дошло до него, наконец. – Ты залетела?
– Мирский, я считала тебя умнее, но ты… болван, – сглатывая слёзы, ответила ему. – Да, я беременна. Поздравляю, папочка!
Минуту он молчал, с непонятно откуда взявшейся яростью, свирепо смотрел на меня, а потом произнёс:
– Шлюха!
Ни капли веселья на лице и в его глазах. Холод. Леденящий душу.
А его слово заставило задохнуться и залепить ему звонкую пощёчину.
– Мразь! – вернула ему комплимент. – Худшее дерьмо в моей жизни!
Мы буравили друг друга взглядами и не скрывали своей злости.
– Жаль, что у моего ребёнка отец – такое ничтожество.
Сорвавшись, он рывком приблизился и больно схватил меня за плечо.
– Не смей. Слышишь? Не смей приписывать мне своего ублюдка! Я собственными глазами видел, как ты зажималась в клубе с тем уёб..ом! Или начнёшь отрицать?
В глазах потемнело от его обвинений. И ведь мне действительно нечего было возразить.
– Это твой… – произнесла, облизнув губы. – Твой ребёнок.
Больше мне нечего было ему сказать. И оправдываться была не намерена.
– Дрянь! – процедил он. – Я был о тебе лучшего мнения.
Поморщился, словно ему было больно. А потом и вовсе от меня отвернулся, зарываясь пальцами в свои волосы.
Если он сейчас лишь притворялся и позёрничал, то мне было действительно не сладко. А точнее, невыносимо тошно слышать его слова. Ведь я не лгала. Говорила чистую правду.
Как я и говорила, здесь и сейчас он должен был принять это. Включить большого мальчика и понести всю ответственность за то, что произошло между нами.
Последняя. Эта была моя последняя попытка.
– Послушай, – сглотнув, сказала, смотря на его спину. – Я повторю это последний раз, и больше ты от меня этого никогда не услышишь. Я беременна от тебя, и у меня никого после той ночи не было. Мне нужна твоя помощь. Точнее, твоё согласие на брак.
Медленно. Как в замедленной съемке, он обернулся ко мне и с ухмылкой на лице ответил: – Никогда. Я никогда не поверю тебе. Сделай одолжение, не появляйся больше мне на глаза. Потаскуха…
Произнеся эти слова, задел меня больно плечом и пошёл прочь, оставляя меня один на один с этой ситуацией.
Я ревела. Сев на скамейку, я рыдала во всё горло, привлекая внимание прохожих. Только ко мне так никто и не подошёл. Всем на меня было попросту наплевать, так же как и Мирскому.
Я не помнила, как вернулась домой. Не помнила, что говорила своим родителям.
От дикой опустошённости рухнула на кровать и просто уснула. Желая уже никогда не проснуться. Не жить в том аду, который мне рисовался в будущем.