Как только над его головой сомкнулись кроны деревьев, стало немного легче, но сердце все еще глухими ударами разгоняло по венам кровь, готовя тело к сражению, которого нет. Темные эльфы в поселении не угрожали ни ему лично, ни его спутникам — они разговаривали с соседями, играли с детьми, ухаживали за животными, строили дома, работали и принимали гостей. И Зеймар уговаривал себя, что это вовсе не те же самые парни, что спустили с него шкуру в его собственном доме, но ярость слов не слушала, она вскипала каждый раз, когда он вспоминал девушку, танцующую на площади. Скольких она зарезала во славу Ксалисс прежде, чем поклониться Тиэли? Сколько рабов загнал для жестоких матрон тот парень в лесу прежде, чем подняться на поверхность и подружиться с волками?
Время шло, отмеряемое тяжелым дыханием, теплый вечерний свет сменился светом полной луны. Устав бродить кругами, Зеймар сел на краю поляны, положил оружие на колени и в который раз попытался успокоиться, но видения настигли его и здесь.
Эльфы с кожей черной, как ночь, мужчины и женщины, вышли из леса в полной тишине. Они встали в круг и сбросили одежды, а затем начали двигаться в танце тихом и прекрасном, воздевая руки к полной луне, откуда с благосклонной улыбкой Тиэли взирала на них. Длинные белые волосы струились по гибким телам и развевались, когда ритм танца становился быстрее.
Прикрыв горящие веки, Зеймар схватился за древко секиры.
Да как они смеют⁈
Как смеют наслаждаться жизнью, которой не заслуживают⁈ Они пришли сюда отравителями и убийцами, и эта богиня просто взяла и простила их, перечеркнув все, что они сделали⁈
«Ты обратил в рабство сотни людей и эльфов, и десятки замучал до смерти? Ах, забудь об этом, дитя! Пойдем лучше потанцуем!»
Зеймар чтил законы гостеприимства, он понимал свое положение, но ярость с каждым вздохом размывала разум, как смывает соленая волна письмена на песке. Они убивали для своей жестокой богини сотни лет — своих и чужих, мужчин, женщин и детей. Они не должны быть свободны, они не должны быть счастливы, как он не был ни минуты с тех самых пор, как покинул пустыню…
И когда от танцующих отделилась прекрасная обнаженная женщина и направилась к нему, улыбаясь и протягивая руки, волна смыла с песка последнее слово.
Лунный свет пронизывал кроны деревьев, ложась пятнами на траву, но сквозь бесконечные толстые стволы ничего не было видно. Задыхаясь, Рендал бежал вслед за Дайнис и не поспевал за ней, ему не приходилось бегать по лесу с детства и никогда еще чья-то жизнь не зависела от его умения перепрыгивать через поваленные деревья. Несколько минут назад Дайнис получила сообщение о том, что Зеймар прервал обряд поклонения луне, и Рэндал не поверил бы в это, но звуки, разносившиеся по лесу, были невероятно красноречивы.
— Он ранил кого-то?
— Нет, иначе они разобрались бы с ним сами.
Дети Тиэли не нападают первыми, но всегда отвечают на удар — это вселяет некоторую надежду на то, что непочтительного гостя не вышвырнут из поселения прямо сейчас, ведь он не успел никому навредить. Выскочив под лунный свет из-под укрытия деревьев, Рэндал едва не налетел на Трикси и Лииру, стоявших тут же и не рискующих приближаться к бушующему воину.
— Я не могу его усыпить! — шипела колдунья, протягивая вперед руку и растирая что-то между пальцами. — Он не поддается!
— Он не поддается или в тебе нихрена магии не осталось? — сжимая кинжалы, рычала Трикси.
Посреди треска и грохота падающих друг на друга деревьев Зеймара оказалось не так просто рассмотреть, его секира мелькала между ветвей, то и дело врубаясь в стволы и те трещали и ломались, точно спички под давлением чудовищной силы. Нахмурившись, Дайнис вытянула стрелу из колчана и обмакнула ее в пузырек с ядом, висящий на поясе.
— Не надо, — выпалил Рэндал быстрее, чем успел подумать, — я поговорю с ним.
— Исключительно хреновая идея, — повернулась к нему Трикси, — если пойду я, ты сложишь две моих половины вместе и даже шва не останется, а если пойдешь ты… Лиира сможет разве что твой труп поднять.
Не прекращая попыток околдовать Зеймара, Лиира возразила, что не умеет ничего подобного и вообще боится мертвяков, но Рэндал ее уже не слушал, он бежал вперед из последних сил. Он привел их в общину и он виноват в том, что что-то пошло не так, и пусть он понятия не имеет, что сказать, он должен попытаться все исправить.
Секира то и дело вспыхивала в свете луны, Зеймар метался из стороны в сторону и ревел, как огромный зверь, щепки вылетали из-под лезвия и ложились на землю, запах свежей древесины смешивался с острым запахом пота. И стоило Рэндалу появиться на самом краю его поля зрения, Зеймар развернулся к нему всем телом и бросился вперед с оружием в руках.
— Ты! — взревел он. — Я сказал тебе оставить меня в покое!
Инстинктивно сделав шаг назад, Рэндал почувствовал, как прислонился спиной к дереву и слова застряли у него в горле. Он беспомощно разевал рот, как рыба, выброшенная на берег, не в силах оторвать взгляд от несущейся на него смерти.
— Я велел тебе дать мне умереть! — прорал Зеймар, занося секиру над головой.
Рэндал уже открыл рот, чтобы попросить прощения, но впервые в жизни решил, что не станет — он не раскаивается, и врать об этом не будет. Зеймар был хорошим человеком. Был он и плохим, но время, потери и испытания изменили его. По крайней мере, Рэндал хотел в это верить, так что он просто поднял глаза на приближающееся лезвие и напомнил:
— Ты обещал научить меня сражаться.
Лезвие сверкнуло в последний раз, дерево за спиной содрогнулось, сверху посыпались кусочки коры. Зеймар опустил руки, он тяжело дышал и смотрел на него красными, налитыми кровью глазами. Рэндал осторожно повернул голову и посмотрел вверх — секира торчала из дерева в нескольких десятках дюймов над его головой, слишком далеко для случайной ошибки. Зеймар вовсе не собирался его убить, он хотел его напугать. Может он и зол, но не безумен.
— Ты что, вообще не чувствуешь страха? — в замешательстве прохрипел Зеймар и отступил на шаг, голос его все еще не слушался, но он определенно владел собой.
— А должен?
Сделав несколько глубоких вдохов, Зеймар подошел снова, протянул руку к дереву и с усилием выдернул топор, за его спиной из кустов показалось белое, точно мел, лицо Трикси. Она осторожно вышла из укрытия, с опаской поглядывая на них обоих, но кинжалов не доставала.
— Еще как, — протянул Зеймар, убирая оружие в заплечные ремни, — в последний раз я чувствовал себя бессмертным, когда мне было десять, — он обернулся, заметил полурослицу и нахмурился, о чем-то размышляя. — Сколько тебе лет?
— Это не важно.
— Важно. Я не вкладываю оружие в руки детей, в отличие от моего племени, — он чуть склонил голову и испарина блеснула на лбу, — и твоего бога.
Кровь ударила в голову, щеки вспыхнули огнем. Шоркнув спиной о дерево, Рэндал сделал шаг назад, потом еще один, но все же заставил себя остановиться. Не стоит придавать этим словам слишком много значения, как и самому Зеймару — он здесь ненадолго. Они все здесь ненадолго. Можно сколько угодно делать вид, что все разумные существа одинаковы, но различия есть и они неоспоримы.
— Знаешь что? — сквозь зубы прошипел Рэндал. — Забудь! Ничего мне от тебя не нужно! Ты умрешь от старости лет через сорок, Трикси протянет чуть дольше, а Лиира только до следующего выброса! Вы исчезнете быстрее, чем осенняя листва! Ничему я не успею научиться…
Развернувшись с тем, чтобы уйти, он наткнулся взглядом на бледное лицо Лииры, которая стояла неподалеку, прислонившись к дереву. Когда-нибудь он научится думать прежде, чем говорить, но это может занять десятки лет, а то и больше — она не проживет столько.
Не стоило вообще связываться с людьми. Никогда.
Неловко переставляя ноги, утопающие в лесной подстилке, он направился обратно к Дайнис, которая уже сложила оружие, но все еще не спускала с Зеймара глаз, то и дело прикладывая руку к виску.
— Что говорит Малаггар? — тихо спросил Рэндал.
— Он не причинил никому вреда, — нахмурив белые брови, ответила она, явно не согласная с этим решением, — он может остаться.
Следующий три дня прошли, как во сне. Рэндал не захотел оставаться снаружи и Дайнис предложила ему одну из комнат в подземельях, но и там он чувствовал себя, как в тюрьме — без света, без ветра — ему должно было стать лучше, но не стало. Рэндал хорошо помнил тот момент, когда священники Камадара стали обсуждать возможность вернуть его в общину, как только она начала восстанавливаться. К тому времени он уже хорошо понимал их язык, глаза перестали болеть от света и Корни каждый день находил новый способ превратить обычный день в приключение. Рэндал должен был вернуться к сородичам тогда, но он испугался — он пришел ночью в храм и упал перед алтарем, умоляя Камадара позволить ему остаться. На следующее утро, воздев руки в молитве вместе с остальными, он призвал свет, как призывали они.
Господин Рассвета всегда любил детей, он услышал его молитвы. И священники поняли его правильно: дитя церкви останется в церкви. К сожалению, то, что могли себе позволить служители провинциального храма, не стали бы делать священники большого города, и потому много лет спустя Корнелиус привез ему из Уотеркрика изменяющее внешность кольцо прежде, чем забрать его с собой.
В этих пещерах оно было ему не нужно, но он все равно не решался его снять, тогда пришлось бы отбросить все, что люди сделали для него, а они сделали немало. Рэндал зажигал свечу, подходил к зеркалу, снимал кольцо и почти сразу надевал его снова. Темного эльфа, смотревшего на него из зеркала, он не знал.
В конце концов он сдался и вышел наружу вечером четвертого дня — солнце уже клонилось к закату, и сердце сжимала вина — он должен был встречать его на рассвете каждое утро, а не провожать раз в несколько дней. Качнув головой, он направился в рощу, подальше от места, где видел Зеймара и остальных в последний раз. Они должны остаться в прошлом, время все равно убьет их и он не хочет оказаться рядом в этот момент.
Следуя последним лучам солнца, проскальзывающим сквозь деревья, он вышел к обрыву. Под ногами дышало огромное море листвы, а прямо перед ним опускалось за горизонт усталое светило, чтобы принести новый день в другие земли и вернуться снова. Будет ли он встречать его здесь завтра или поклонится Луне, как должен был сделать с самого начала?
Музыка коснулась его слуха так осторожно, что ему поначалу показалось, будто воображение играет с ним, но он повернул голову в сторону леса и в тот же миг последний луч солнца скрылся за горизонтом, так что в любом случае делать здесь было больше нечего. Вздохнув, он развернулся и, сделав несколько шагов в лес, увидел Дайнис, сидящую под деревом с красивой черной лютней в руках.
— Столько лет без слез, без грусти, столько лет рядом с тобой… Пролетели мимо точно птицы и ушли водой в песок.
Она растягивала слова, как делал Зеймар, когда напевал какой-то замысловатый восточный мотив, но намного мягче и гармоничнее. Лютня, сделанная подземными мастерами, играла не так звонко, как те, что он слышал на поверхности. Казалось, она вообще не была предназначена для того, чтобы играть на ней для большого количества слушателей, и эти нежные звуки всегда предназначены для кого-то одного.
— Но я стану лучше, вот увидишь, только руку мне подай, — Дайнис заметила его, подняла голову и улыбнулась, — Освети меня и в этом свете никогда не оставляй.
Песня текла медленно и плавно, Рэндал присел рядом, стараясь не думать, о чем она, но не в силах развернуться и уйти.
— Я стану лучше, стану Солнцем над землей. Я стану птицей, чтоб лететь рядом с тобой…
Музыка оборвалась также внезапно, как началась, песня явно не была закончена. Рэндал моргнул и посмотрел на Дайнис снова:
— Не знал, что ты умеешь играть.
— Нет, она не умеет, — девушка мотнула головой и ее темная кожа мгновенно сменилась светлой, а белоснежные волосы дроу — пшеничными волосами колдуньи. Рэндал дернулся, спина тут же выпрямилась, сжались кулаки — проклятье, он должен был догадаться! Даже если бы Дайнис умела играть, она не стала бы петь на общем! Лиира знала, что он не станет с ней разговаривать и сделала все, чтобы он не заподозрил ее в собеседнике.
— Красивая, да? — продолжала Лиира, демонстрируя ему новую лютню, как ни в чем не бывало. — На последние деньги ее купила. Все равно они мне больше не понадобятся.
Он сказал ей, что она может умереть в любой момент, что конец ее жизни наступает прямо сейчас! И она явно поняла его, так что она должна выглядеть расстроенной, разгневанной, печальной…
Рэндал ненадолго отвел глаза в сторону, пронзая растерянным взглядом вечерние сумерки. Он видел в темноте не так хорошо, как его поднявшиеся из подземья сородичи, Солнце за годы выжгло его глаза, позволив хорошо видеть днем, но забрав у него ночь.
— Почему ты не ценишь свою жизнь?
Лиира фыркнула, он видел, как она дернулась, чтобы подняться и уйти, но заставила себя остаться. Ей не нравится этот разговор, но она не может сбежать — должно быть что-то, ради чего она идет на все эти жертвы.
— Долгая история, — мотнув головой, проговорила она, — тебе не понравится.
— У меня полно времени, — сказал он, прекрасно осознавая глубину пропасти между ними. Просто удивительно, как долго он умудрялся не обращать на это внимания — он знал, что люди умирают, но в глубине души всегда верил, что с людьми, которые ему дороги, этого не случится.
Он ошибался. Корнелиус указал ему на это, как указывал на ошибки в письме — единожды и так, чтоб навсегда запомнилось.
В горах ночь наступает быстро, сумерки угасают, искажая пространство, теряются ориентиры, вырастают тени. Когда Лиира начала говорить, Рэндал уже почти не различал цветов, темнота опустилась на высокие кроны деревьев.
— Ты знаешь, как выводят новые породы собак? Скрещивают, чтобы сохранить в потомстве нужные признаки. Братьев с сестрами, матерей с сыновьями — не имеет значения, — ее голос звучал буднично, как будто речь и вправду шла о чьей-то псарне. — Если проявляются последствия близкородственных связей, потомство уничтожается и работа начинается сначала. Скорость, с которой растут и размножаются собаки, вполне позволяет выбраковку. С кошками тоже работает, и с крысами, и с людьми…
Рэндал задержал дыхание и напомнил себе, что Лиира — не чистокровный человек, она полуэльфийка. Мысль о том, что кто — то из светлых эльфов мог прибрать к рукам темный культ, а затем использовать его для подобных экспериментов казалось ужасной, но не такой уж неправдоподобной. Эльфы известны своим пренебрежительным отношением к людям, и для того, чтобы низвести их до уровня животных, нужен всего один шаг в сторону от привычной эльфийской морали.
— Я не единственная в своем роде, нас чертовски много, — продолжала она. — Я даже не знаю, одна ли я Белигистель или это вообще не имя, а… переходящий приз. Так что я должна ценить?
У нее есть эльфийское имя, даже у чьих-то щенков на псарне оно есть… С трудом отведя эти мысли в сторону, Рэндал заставил себя вернуться к вопросу.
— Шанс? — предположил он.
Издав какой-то странный звук, похожий на смешок и всхлип одновременно, Лиира рывком поднялась на ноги.
— Зеймар велел передать тебе кое-что, — и прежде, чем Рэндал успел напомнить, что ему ничего от него не нужно, она продолжила: — Есть только одно место, где знают все имена.
Ее шаги давно стихли в лесу, только ветер качал ветви, а Рэндал все сидел на месте, пораженный страшной ясностью этой мысли. Зеймар ненавидит темных эльфов, но это не значит, что он не прав.