Девятая глава


Когда славный полисмен посадил меня в лимо к Люку Страйкеру, я не знала, что мне делать — что думать. То есть… это, что, свидание? Может, Люк Страйкер ухаживает за мной или что-то такое? Вроде бы на это не было похоже, но, знаете, иногда случаются странные вещи.

Кроме того, из всего, что я читала, было ясно, что Люк все еще страдает из-за предательства Анжелики Тримэйн. Как же он может перевести стрелки с роскошной кинозвезды на… Дженни Гриинли?

И понимал ли он, что я не отвечаю ему взаимностью? По крайней мере, в ТОМ смысле?

Наверняка, нет. Определенно нет, потому что он наклонился вперед и сказал:

— Поехали на озеро, Пит. И оторвись, если сможешь, от конвоя.

Я оглянулась назад и увидела за нами хвост из самых неустрашимых водителей, которые наблюдали за всей волнующей историей у ресторана «Чи-Чи».

Мне было как-то неспокойно — особенно, когда Пит проезжал на красный свет, чтобы отделаться от преследователей, — но при этом меня все еще смущала основная проблема.

Возлюбленный всей Америки, Люк Страйкер, вез меня, Дженни Гриинли, в свой дом на озере.

— Хм, — сказала я, потому что чувствовала, что должна что-то сказать. — Вероятно, тебе не следовало снимать рубашку.

— Конечно, глупость несусветная, я знаю, но что уж тут поделать…

Люк только покачал головой. Он даже не смотрел на меня. Он смотрел на пробегающие за окном окрестности. Мы уже были недалеко от озера, которое находится в десяти милях от города. Нам удалось отделаться от преследователей. Пит был хорошим шофером. Интересно, как полиция расправилась с толпой там, около «Чи-Чи»… Не начались ли там какие-нибудь беспорядки? Если начались, то тогда Скотт оказался в своей стихии. Ему нравится анархия в любом ее проявлении.

С другой стороны, Джери, возможно, просто взбесилась, оттого что надела неправильные туфли. Или оттого что не захватила камеру.

— Я собираюсь от этого избавиться, — зло сказал Люк.

Сначала я не поняла, о чем он говорит. Потом сообразила. О татуировке.

— Это должно быть действительно отвратительно, — сказала я из угла лимузина. Я никогда еще не ездила в лимузине. Оказывается, лимузин, и правда, большая машина. В ней очень большое расстояние между задними и передними сиденьями. И в этом пространстве, по крайней мере в лимузине Люка, была консоль с баром и телевизором. Это здорово… если вы любите смотреть телевизор в машине.

— Я хочу сказать, — продолжала я, — это, очевидно, было отвратительно, когда она… я имею в виду Анжелику… Вышла замуж за другого.

— Я не хочу об этом говорить, — сказал Люк, все еще глядя в окошко. Между деревьями уже виднелось озеро. Это было искусственное озеро, но все равно очень симпатичное. Я плавала по нему на понтоне. Я никогда не заплываю далеко, потому что боюсь наткнуться на труп или что-то в этом роде. Но смотреть на воду приятно.

Я могла понять, почему Люк не хочет говорить об Анжелике. Если бы со мной случилось такое, я бы, наверное, тоже не захотела об этом разговаривать. Так что я сменила тему.

— Извини за то, что мои друзья так себя вели, — сказала я. — Не понимаю, что с ними случилось. Я никогда раньше не видела их в таком состоянии.

Люк посмотрел на меня так, будто только теперь заметил, что я сижу в его машине. Затем он сделал странную вещь.

Он засмеялся.

— Ах, это, — сказал он, покачивая головой. — Не переживай. Это происходит постоянно. С людьми, которые видят знаменитостей, что-то случается. Это, вроде… не знаю. Они не осознают, что мы — люди, такие же, как они сами.

Интересно, так ли это? И поэтому все хотели прикоснуться к Люку? Чтобы убедиться, что он действительно человек? Или потому, что назавтра можно рассказать в школе, что ты трогала Люка Страйкера?

— Но не ты, — сказал Люк, что меня слегка напугало. — Ты не такая. Люди же… разные. О, великолепно, — добавил он, когда лимо остановился. — Мы приехали.

Мы стояли перед новым современным домом. Я много раз бывала в таких домах на озере, потому что мой папа их проектировал, а мама — украшала. Сейчас в моде была морская тема. В домах были выбеленные стропила, раковины и картины с чайками, хотя на Клэйтон-озере не было ни одной чайки.

— Хочешь колы? — спросил Люк, подходя к огромному холодильнику.

— Хм, — ответила я. В доме Люка работал кондиционер. Было что-то около двадцати градусов. А на мне только влажный купальник и шорты.

Почему-то я думала только о том, что Люк сказал в машине. Что я — другая.

— Конечно, я буду колу, — ответила я.

— На. — Люк протянул мне колу. — Давай выйдем на террасу.

И к моему облегчению, секундой позже он открыл огромную раздвижную дверь на террасу, которая выходила на озеро, и мы снова оказались на солнце.

Вид из дома был потрясающий — мой папа все отлично спланировал. Перед нами раскинулось хрустально голубое озеро, окруженное деревьями. По глади воды скользили парусные шлюпки. Солнце палило так, будто была середина лета, а не весна, и повсюду распевали птицы. Покой, тишина и все располагает к отдыху.

Плохо, что через час сюда пожалуют папарацци. По крайней мере, это произойдет тогда, когда по окрестностям разнесется известие о том, где брошенный Анжеликой Тримэйн Люк Страйкер зализывает свои раны.

Люк взгромоздился на перила террасы и покручивал в руках банку пива, которую вынул — я не заметила когда — из холодильника. Меня не оскорбило то, что он не предложил пива мне — я совершенно точно не тот тип девушки, которому предлагают выпить пива, — но мне было интересно, откуда пиво у него. Ему еще нет двадцати одного года, а за этим в Индиане следят очень строго.

Потом я вспомнила. Он же кинозвезда. Он может потребовать пива, сколько захочет и когда захочет.

— Приятно здесь, а? — сказал Люк, сделав большой глоток.

Я отхлебнула колы. Она была вкусная и с пузыриками, как я люблю.

— Ага, — сказала я. Я никак не могла понять, зачем он позвал МЕНЯ к себе домой?

— Я никогда не ходил в среднюю школу, — внезапно сказал Люк — явно озеру, поскольку он даже не смотрел на меня. — У меня был личный учитель. Я видел настоящую школу только в кино или по телевизору. Я не представлял себе… не представлял себе., какова настоящая средняя школа.

Люк сделал еще глоток пива и опустил банку.

— Но настоящая школа в реальной жизни совсем не такая, как в кино, — продолжал он. — В реальной жизни она в десять миллионов раз хуже.

Я просто смотрела на него. Что я могла сказать?

— Эти дети в твоей школе, — сказал Люк, съехав с перил и растянувшись во весь рост на полу террасы, — самые грубые, самые сквернословящие и самые ничтожные люди, которых я когда-либо встречал. У них — ты знаешь, что такое сочувствие?

— Хм, — сказала я, — сострадание друг к другу?

— Точно. На съемках фильма «Небеса, помогите нам!» был один консультант, очень почтенный человек, который помогал разобраться со сценарием и прочее. Так вот для него сочувствие значило очень многое. А в клэйтонской средней мало кто сочувствует другим… Большинство безжалостно третирует слабых и считает идолами сильных.

Я поняла, что в этот момент должна заговорить,

— Это неправда, — сказала я, поскольку никогда не делала идола из Курта Шрэдера. — Не все…

— О нет, не все, — быстро согласился со мной Люк. — Многие сидят сзади и наблюдают, как издеваются над их товарищами. Эти люди даже хуже, чем быки, те сильные… По-моему, приличные люди должны что-то предпринять, чтобы остановить издевательства, но они слишком трусливы, поскольку им не хочется оказаться следующими в очереди.

Я, конечно, не идеализировала среднюю школу. И все же мы были не НАСТОЛЬКО плохи.

— Ну уж и вовсе неправда, — сказала я. — Ты же сам видел, что я пошла за Кэйрой…

— О, конечно, — сказал Люк. — Ты пошла за ней. Ты вытирала ее слезы. Но ты ничего не сделала, чтобы попытаться их остановить.

— А что я могла бы сделать? — Комок, который исчез было из моего желудка, появился снова. Мне просто не верилось. Он пригласил меня, чтобы снопа критиковать? Что это такое? Я, в сущности, не ожидала ни исповеди в неумирающей привязанности, ни сладких поцелуев или чего-нибудь еще, но

Люк вел себя нечестно. — Ты хочешь, чтобы я выступила против всей школы? Люк, Кэйру НИКТО не любит…

— Да, — сказал Люк. — Кэйру никто не любит. И я не могу сказать, что я их в этом виню. Я слышал, как ты разговаривала с ней в дамской комнате. Я слышал, что ты ей говорила. Это был хороший совет, быть может, лучший из всех, которые она получала, и она его отвергла. А тебе, Джен, не приходило в голову, что правда не только то, что не любит Кэйру, но и то, что все любят тебя?

Я покачала головой.

— Это не так…

— Это правда, и ты это знаешь. Назови мне человека, которому ты не нравишься. Хотя бы одного.

Нечего было и задумываться. Я серьезно подозревала, что не нравлюсь мистеру Холлу. Поскольку до сих пор не справлялась с хореографией.

А как насчет Курта Шрэдера? Курт Шрэдер меня недолюбливал. Ну, а может, вообще никогда обо мне и не задумывался. Но это не значит, что когда он вспоминал обо мне, он делал это с удовольствием.

— Ерунда, — сказал Люк, когда я в качестве примера назвала два этих имени.

— Хорошо, — недовольно сказала я. — Хорошо. Давай считать, что я всем нравлюсь. Это неправда, но давай просто согласимся с этим. И что?

— И ЧТО? — Люк перестал прохаживаться и недоуменно посмотрел на меня. — И ЧТО? Джен, ты не понимаешь? Ты находишься в невероятном положении. Ты могла бы произвести в этом месте реальные преобразования, но, похоже, ты этого не осознаешь.

ПРОИЗВЕСТИ РЕАЛЬНЫЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ? О чем это он говорит?

И вдруг меня осенило. Ясно, чего хотел Люк. И вот почему он пригласил меня к себе. Это было так очевидно, что и слабоумный все понял бы, но не я. Ох, нет. Не я.

Люк проводил кампанию. Знаете, из тех, что всегда проводят знаменитости.

Люк решил провести кампанию по внедрению в клэйтонской средней школе понятия «сочувствие», и он хотел, чтобы я этим занялась.

Я съехала подальше по скамейке и устало сказала:

— Ох, братец…

— И никаких мне «Ох, братец», Джен, — сказал Люк. — Ты знаешь, что я прав. Я, Джен, наблюдал за тобой. Последние четыре дня я ничего не делал, только наблюдал за тобой. И пришел к выводу, что ты единственный человек во всей этой вонючей школе, которому не безразличны, действительно не безразличны люди. Ты думаешь не только о себе — готов побиться об заклад, что о себе ты думаешь в последнюю очередь. И это замечательно, Джен. Это на самом деле похвально. Я не говорю, что тебе нужно переделать кучу дел, чтобы все стали лучше. Но как посторонний наблюдатель я должен сказать, что ты могла бы сделать много больше.

Я не могла с этим согласиться. Правда, не могла. — Что ты имеешь в виду, говоря МНОГО БОЛЬШЕ? — завопила я. — Я так много всего делаю, что к концу дня бываю совершенно без сил. Ты думаешь так легко быть МНОЮ? Вовсе нет! Это, на самом деле, очень, очень трудно.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Люк, садясь на скамейку рядом со мной.

— Знаешь, — ответила я. Мне не верилось, что я разговариваю с Люком Страйкером. С Люком Страйкером, таинственной знаменитостью, с человеком, которого я никогда не пойму. И он сейчас раскрыл мой самый главный, глубоко спрятанный секрет. Это было нечестно. — Я — МАЙОНЕЗ, — прошептала я. Потом, когда он удивленно посмотрел на меня, добавила нормальным голосом: — Я то, что помогает бутерброду не развалиться, понял? Это моя работа. Вот этим я и занимаюсь. Я — смазка.

— Да, — наконец до него дошло. Он даже вроде бы разволновался. — Да, именно так. Именно это ты и делаешь!

Я не понимала, чего он так разволновался. Но думаю, что с ним все было в порядке. Это ведь у МЕНЯ были проблемы.

— Но, Люк, — сказала я, — это ВСЕ, что я могу. То, о чем ты мне говоришь… что, по-твоему, я должна делать… у меня не получится. Я действительно с этим не справлюсь.

Люк молчал. Он вел себя, как Тринин кот мистер Момо, когда тот играл с пойманной мышкой. Кот не выпускал ее из лапок, пока не откусывал ей голову.

— Но чем ты хочешь быть, Дженни? — быстро спросил меня Люк. — Чего ты хочешь?

Хочешь? Чего я ХОЧУ? Он что, с ума сошел?

Я решила, что так и есть. Я решила, что меня похитил и держит в заложниках безумец. Иначе почему мне не удавалось раскусить его? Потому что он псих.

Подождите, скоро это появится в журнале «Люди».

— Серьезно, Джен, — сказал безумец. — Чего ты хочешь?

Да мало ли чего я хотела. Я хотела, чтобы Бетти Энн вернулась на свое место на столе миссис Малвейни. Я хотела, чтобы люди перестали мычать, когда мимо них проходит Кэйра Шлосбург. Я хотела не петь в хоре или, по крайней мере, чтобы мистер Холл перестал вопить на меня из-за этой дурацкой шляпы и моих неловких рук.

— Знаешь, Джен, — продолжал Люк в ответ на мое молчание, — я не верю, что ты только майонез. Если вспомнить, как ты на меня огрызнулась в тот день в дамском туалете…

Я вздрогнула, мне не хотелось вспоминать о том ужасном моменте. Но Люк не отступал.

— …Я знаю, что ты не просто славная миленькая Джен Гриинли, всеобщий лучший друг. Я думаю, ты больше, чем майонез. Много больше. — Он снял очки — они уже были ему не нужны, поскольку теперь все знали, кто он такой — и я смогла разглядеть, что у него глаза голубые, голубые и глубокие, как озеро перед нами.

— По правде сказать, я думаю, что ты — особенный соус.


Спросите Энни

Задайте Энни самый сложный вопрос, который касается сугубо личных отношений. Вперед, дерзайте!

В «Журнале» средней школы Клэйтона публикуются все письма. Тайна имени и адреса электронной почты корреспондента гарантируется.


Дорогая Энни!

Меня пригласила на вечеринку, где, как я знаю, будет спиртное. Яне пью, потому что мне это просто не нравится, и еще мне не нравится находиться рядом с пьяными людьми. Но я не хочу, чтобы мои друзья считали меня рохлей. Что я должен делать?

Непьющий Дэн


Дорогой Дэн!

Спланируй что-нибудь другое. А потом скажи своим друзьям, что не можешь прийти. И перестань придавать значение тому, что они думают. Если они не уважают твои желания, то они не настоящие друзья, ведь так?

Энни


Загрузка...