Куртизанка

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Как всегда в мрачном черном одеянии, Екатерина задержалась у окна приемной в королевских покоях. Из окна открывался превосходный вид на происходящее во внутреннем дворе, откуда доносился скрежет пил и стук молотков. Там трудились не покладая рук плотники, возводя арены и трибуны для празднеств наступающего дня. С острова Фэр до сих пор не приходило никаких известий. Она еще так и не узнала, что творится на тайных встречах совета, которые устраивает Арианн Шене. Что касается Габриэль, то она не предпринимает никаких усилий, чтобы выполнить свое обещание и соблазнить Николя Реми. Насколько могла судить Екатерина, Габриель даже не приближалась к этому молодчику после ночи бала-маскарада. Не то чтобы Екатерина действительно ждала результатов. Она и сама справится с Бичом и уже имеет свой план.

Волнение в другом конце приемной отвлекло внимание Екатерины от зрелища за окном. Двойные двери с размаху распахнулись настежь, возвестив о появлении ее сына. Его Величество король Франции. Екатерина посмотрела на сына и скривила губы в полупрезрительной усмешке, отметив, что Генрих совсем не напоминал своего рослого, пышущего здоровьем отца, хотя она и назвала мальчика в честь мужа.

Его обшитый тесьмой, украшенный фестонами камзол выгодно подчеркивал стройную талию, но придавал ему несколько женоподобный вид. Так же, как и жемчужные серьги, висевшие на его раковинообразных ушах, и его длинные черные волосы, убранные назад и открывавшие лоб. И все же Екатерина не могла не любоваться своим сыном. Его смуглая породистая итальянская красота рождала мысль, что в нем больше ее крови, чем в остальных ее детях.

Генрих вручил собачку кому-то из свиты и, жестом показав остальным, что все свободны, направился к окну, где его поджидала Екатерина. Она поклонилась ему, потом подставила щеку для поцелуя. Жест этот Генрих многозначительно проигнорировал. Он с капризным выражением наблюдал за приготовлениями к турниру, опираясь рукой на подоконник. На каждом пальце поблескивали массивные кольца. Екатерина незаметно приблизилась к сыну, чтобы их не услышали придворные в другом конце приемной.

— Все еще дуетесь, Ваше Величество?

— Если и так, у меня есть на то причины, мадам. — Генрих стрельнул в нее колким взглядом. — Похоже, все при дворе, включая самого младшего пажа, раньше меня узнали о возвращении Бича. И все из-за моей матери, которая не сочла нужным сообщить мне, хотя и все знала.

— Я не видела причины смущать вас этой новостью.

— Смущать меня? Но я же король. Меня следовало предупредить, что один из моих злейших врагов прокрался в Париж и бродит тут безнаказанно. Боже мой, мадам! Вы, возможно, забыли, как Николя Реми с отрядом своих бунтовщиков гугенотов однажды уже одолел мои войска на поле битвы. Но я-то ничего не забыл.

— Время от времени все терпят поражение, дорогой мой Генрих. Постарайтесь свыкнуться с этой мыслью.

Щека ее сына задергалась — злополучный лицевой тик, который усиливался, когда он сильно волновался. Екатерина успокаивающе погладила его по руке.

— Я не спешила сообщать вам о появлении капитана Реми из опасения, что вы можете совершить какой-нибудь необдуманный шаг.

— Например, завершить начатое в канун Дня святого Варфоломея?

— Вот именно. Что-то в этом духе. Если не считать некоторых незначительных стычек, мы достигли мира с гугенотами, пусть хрупкого и шаткого, но я намерена этот мир сохранить. С вас хватит и тех мучеников, что вы издали им той ночью.

— По вашей милости, мадам, — проворчал Генрих. — Иногда мне приходит в голову, что я вообще не участвовал бы в той резне, если бы не вдохнул того странного марева из вашей курительницы.

— Не обманывайтесь на этот счет, сынок. Все мужчины по натуре своей вспыльчивы и горячи. И не требуется никаких заклинаний, чтобы они начали убивать. Ничего магического в моей курительнице не было. Кто-то может подумать, будто вы стали сомневаться в полной абсурдности слухов, что ваша матушка — ведьма.

Генрих ничего не произнес в ответ, только приподнял спои выщипанные брови и окинул ее загадочным взглядом. Вытащив руку из-под ее руки, он забарабанил своими тонкими длинными пальцами по подоконнику, и под солнечными лучами от его колец заиграла радуга.

— Отлично. Признаю, что неблагоразумно убивать Бича по политическим соображениям. Но объясните же мне, почему вы сочли необходимым удостоить чести негодяя, приглашая его участвовать в моем турнире.

Генрих напоминал разобиженного ребенка, которого вставляют делиться своими игрушками, и Екатерина с удовольствием отшлепала бы его. Но ее сын все-таки был королем Франции. Неудобный факт, но Екатерине следовало это помнить.

— После смерти вашего дорогого отца со всеми введенными ограничениями поединки стали скучными и вялыми. — Обуздывая раздражение, Темная Королева осторожно подбирала слова, словно внушала неразумному ребенку прописные истины. — Но турнир есть турнир, и все-таки он чреват неожиданностями, Ваше Величество. Рыцари всегда рискуют жизнью.

— Так вот какую игру вы затеяли, — прищурившись, Генрих посмотрел на мать. — Ладно, хоть я с большим удовольствием сам снес голову этому мерзавцу Бичу, полагаю, с него хватит и несчастного случая, о котором вы позаботитесь.

Генрих оттолкнулся от подоконника. Его черные глаза Медичи, так похожие на материнские, вспыхнули.

— Однако я хочу, чтобы вы кое-что твердо усвоили, мадам. У вас уже было два сына на троне, но теперь король — я. Мой брат Франциск был болезнен и слаб. Карл просто помешан. Я ни то ни другое. Я сам намерен править страной и не хочу, чтобы моя мать постоянно что-то тайно замышляла за моей спиной. А что касается турнира, у меня самого припасен некий сюрприз.

С хитрой ухмылкой и насмешливым поклоном Генрих покинул мать и вернулся к своей свите. Озабоченно нахмурившись, Екатерина смотрела ему вслед. Она всегда легко читала своих детей по глазам. Впервые кто-то из них оказал ей сопротивление, и она явно почувствовала себя не в своей тарелке.

Сюрприз? На турнире? Он намерен править без тайных происков своей матери? Что же все-таки Генрих подразумевал под этими словами? Если бы Екатерина не знала его слишком хорошо, она предположила бы, что ее сын имел наглость только что угрожать ей.