Лабиринт (СИ)

Глава 54

Киев, Украина

Гриша возвращается с работы крайне раздражённый и с раскалывающейся головой. Сегодня его преследует полнейшее невезение — начиная с противного холодного ливня, под который он случайно попал ещё утром, промокнув до нитки, и заканчивая машиной, заглохшей метров за десять до подъезда.

Тихонько ругаясь матом себе под нос, он открывает квартиру и входит в прихожую, еще даже не подозревая, что апогей сегодняшнего фатального невезения ждет его впереди!

И долго стоит, как парализованный, вдыхая вонючий запах старого сала и жареного лука, который чуть не сбивает, что называется, с порога. Какое-то время он просто наблюдает свою деловито снующую по его кухне мать в Женином переднике.

Она поначалу не замечает Гришу, вовсю хозяйничая среди сковородок и кастрюль. Вера Капитоновна, властная, дородная и не старая ещё женщина, приехала сегодня из своего села, которое находится в шестидесяти километрах от Киева сюпризом.

Почему она не предупредила о своём приезде — одному Богу ведомо! Гриша со стоном вспоминает, как сам же и разболтал ей недавно в телефонном разговоре о том, что разводится. Вот и на тебе, как здрасьте, снег на голову.

Еще с самого момента покупки этой квартиры так уж повелось, что у матери всегда были от нее свои ключи. Наверное, это потому что немалая часть денег на ее покупку появилась от продажи бабушкиного дома в селе, то есть от маминой мамы.

Иными словами, чувствовала себя в квартире Гриши Вера Капитоновна хозяйкой всегда, и на вполне законных основаниях. Только вот бывала здесь нечасто из-за своей давней неприязни к Жене.

Но сегодня у нее праздник! И даже двойной повод для праздника.

— Ну чего застыл, сыначка, разувайся-проходи, — радостно гремит она командным тоном, вытирая мокрые руки о передник, когда наконец-то замечает его, — ох и бардак у вас здесь! Развели грязищу.

Гриша вяло подчиняется.

— Привет, мам, а ты чего здесь? — выдаёт он ей слегка недовольно, разувшись и заходя на маленькую кухоньку.

— Чего-чего, — Вера Капитоновна смеётся, — а ну живо руки мыть и за стол! Тощий-то вон какой стал! Кожа да кости… Ну да ничего, мамка тебя быстро откормит. Сейчас же, в ванную марш.

Когда Гриша возвращается на кухню, переодевшийся и с чистыми руками, она осматривает его довольно критично. Качает головой, ставя перед ним тарелку с пшенной кашей на сале с жареным луком.

— Спасибо, — он морщится, давно отвыкший от такой жирной еды. Но селяне из глубинки народ неприхотливый, и любят, чтобы было пожирнее да посытнее.

Гриша с детства ненавидел ее стряпню. Женя готовила хоть и не каждый день, но вкусно и даже изысканно — матери никогда было не понять ее оригинальные овощные супы без зажарок, пасту и лазанью. А уж Женины суши домашнего приготовления вообще были где-то за гранью восприятия Веры Капитоновны!

— Ты кушай, Гринечка, — мать грузно присаживается рядом и, опираясь ладонью о щеку, с любовью рассматривает свою кровиночку, — знаешь, как мы с тобой заживём! До чего же хорошо, что ты эту непутёвую спровадил! Разговор у меня к тебе есть. Серьезный.

Тут он замечает большие, почерневшие от времени металлические судочки для теста, рядами выставленные на подоконник, и удивляется. В таких, насколько он помнил, она печёт дома хлеб. Сюда их привезла с собой, что ли? Да на сколько же она приехала?

— Мам, а ты надолго? — осторожно спрашивает он, — как твое здоровье? Что еще за разговор?!

Она для начала причитает немного, жалуясь на свои ноющие суставы и неважное сердце, но Гриша не особо верит этому. Глядя на ее пышущий здоровьем вид, у него почему-то сохранятся стойкое ощущение, что она и его переживёт.

У Веры Капитоновны он единственный ребенок, с мужем она давно развелась — да что там, фактически муж сбежал, не выдержав тяжелого характера супруги.

— А я насовсем, Гринечка! — и его пугает до дрожи этот лихорадочный, радостный блеск в ее глазах, — распродаюсь я.

— Как?! — Гриша холодеет.

— Старая я стала, Гринечка. Устала от своего хозяйства, нет уже сил смотреть за домом и огородом. Козу и курей продала, собаку соседи взяли, а дом выставила на продажу. Оно, конечно, там копейки все стоит, но хоть что-то будет нам в подспорье. Зимой натопить дом дровами для меня уже одной невмоготу, а за весь день и словом обмолвиться не с кем! Пришла пора тебе, сына, досмотреть мать.

И Гриша вскакивает, шумно дыша, не выдержав! Бросает ложку. Их взгляды скрещиваются как клинки — и он опускает свой первым.

Садится, опустив голову. Берётся за кусочек хлеба ослабевшей рукой.

Вера Капитоновна женщина суровая, хоть и чуть что не так — хватается за сердце, умело манипулируя сыном. Такая его враз переломит, что Гриша уже видит по непреклонному выражению ее лица и нахмуренным бровям. Постепенно до него начинает доходить, что она уже все решила.

— Ты, конечно, можешь пойти на съёмную, если что не нравится, — язвительно добавляет она, и Гриша только скрипит зубами в ответ, представляя свои мытарства, — я как-то одна на пенсию проживу. В городе, без хозяйства, всяко полегче. Но с матерью родной тебе ведь лучше будет! Накормленный, обстиранный, глупыш. Чего ж тебе ещё надо, хороняка?

— А если я жениться снова захочу? — задаёт он вопрос страдальчески, но с вызовом. Вера Капитоновна лишь раскатисто смеётся в ответ.

— Хватит, наженихался, Гринечка! Нахрена тебе посторонняя баба в доме?

— А как же дети?

— Какие тебе дети, сороковник на носу! Когда воспитывать, на пенсии? Нет уж, обойдёмся. Не всем судьба. А то родишь такого, выкормишь, а он тебе на старости лет не обрадуется, когда немощной совсем станешь, и будет рожу воротить, да забудет сразу, кто деньги на квартиру дал…

Гриша снова вскакивает. И убегает, не дослушав. Неприятности по работе, как и почти бывшая жена отходят куда-то на второй или десятый план. Он с позором сбегает в туалет, чтоб как в детстве, покурить и поплакать в одиночестве.