Глава 1

Прошло двенадцать лет. Девочка, которую назвали Свон, росла здоровой и веселой. Оставшиеся все такими же светлыми волосы ни разу не знали ножниц, и Свон плела из них косы, которые укладывались на голове в виде короны. Если случалось гостям замка Шовеллер встретить воспитанницу графа без чепца, они непременно застывали, пораженные красотой подаренных природой волос. Лицо Свон отличалось гладкой кожей, на котором летнее солнце оставляло след в виде редких, но таких милых веснушек. Ярко-голубые глаза с добротой взирали на окружающий мир, хотя с годами они утратили детскую наивность – в них светилась некая житейская мудрость, свойственная лишь тем людям, чье существование не отличается беззаботностью. Свон приходилось много трудиться, но она никогда не унывала, и часто, выполняя свои обязанности, напевала негромким, но приятным слуху голосом.

– Солнечная девочка, – так говорили все, кому посчастливилось познакомиться с найденышем. В число людей, замечающих ее веселый нрав и доброе сердце, не входили дети семьи Шовеллер. Они видели лишь прислугу, которая должна потакать их капризам. Даже то, что граф Шовеллер называл Свон своей воспитанницей, вызывало у них неприязнь и открытую ревность, что делало жизнь сироты непростой.

Толстый Дак не отпускал Свон от себя ни на шаг – подаренная в детстве игрушка всегда должна находиться рядом. Трудно было понять, что он испытывает по отношению к приемышу. Младший из детей Шовеллер частенько вымещал на личной служанке злость, не в силах противостоять старшим братьям-близнецам, но в тоже время бессовестно пользовался ею – Свон без раздумий ввязывалась в драку, когда Маларкей и Канард вовлекали Дака в свои жестокие игры, заканчивающиеся издевательствами над младшим братом.

Старшим братьям было уже по шестнадцать. Они росли кичащимися, задиристыми юношами, с пренебрежением относившимися к людям низшего сословия, а особенно к тем, кто слабее их.

Свон, как всякая девчонка, была слабее, но обладала такой силой духа, что никогда не давала спуска, до последнего защищая подопечного и свое достоинство, поэтому часто ходила с синяками и в разорванной одежде.

Войдя в подростковый возраст, она, несмотря на красоту волос, яркость глаз и милое лицо, напоминала гадкого утенка: нескладная, с длинными ногами и руками, с облупленным от частого пребывания на солнце курносым носом, с пухлыми, но обветренными губами, которые она закусывала, стараясь не расплакаться, если ее обижали.

Но больше всего Свон портила мешковатая одежда, достававшаяся ей с чужого плеча. Платья время от времени перешивались, но из-за продолжающегося роста девочки, быстро становились тесными и короткими, отчего ее фигура выглядела еще нелепее.

Свон зло высмеивалась дочерями графини Шовеллер – Силиндой и Чарис, капризными, взбалмошными барышнями пятнадцати и четырнадцати лет от роду. Девицы с детства воспитывались как маленькие женщины – они хоть и не блистали красотой, но в дорогой одежде и при хорошем уходе смотрелись чуть ли не принцессами.

Несмотря на неприязнь детей графини к Свон, она не чувствовала себя одинокой. Ее обожали повариха и кухарка, вкладывая в девочку всю нерастраченную любовь: обе остались вдовами после войны, отнявшей возможность познать радость материнства. Когда поздним вечером Свон возвращалась в их общую спальню, она делилась впечатлениями от прожитого дня и получала от матушек добрые наставления.

Еще один человек, которому она была небезразлична – Пузатый Ганс. Он прикипел к Свон всей душой и часто приносил ей какие-нибудь гостинцы: то атласную ленточку для волос, то моточек шерстяной пряжи, из которого умелая Амали вязала рукавички, а то и зеркальце, купленное на воскресной ярмарке. Свон отвечала молочнику радушием, всегда принимала подарки с неподдельным восторгом, что грело душу Ганса, воспитывающего трех сыновей-сорванцов и в тайне мечтающего о ласковой дочке.

Утро у Свон начиналось с первыми лучами солнца: она приносила из прачечной выглаженную одежду Дака, потом бежала за завтраком и, накрыв стол, будила засоню. Когда тот заканчивал утреннюю трапезу, помогала одеваться, застегивая ловкими пальцами бесчисленные пуговицы на бархатном камзоле. Выслушивая традиционное нытье на тему «Будь прокляты эти учителя» или «Почему я должен учиться?», Свон расправляла кружевной воротник, расчесывала длинные, но жидкие волосы Дака и завязывала их шнурком. Ей приходилось подгонять подопечного, пытающегося ухватить пирожок со стола и под любым предлогом позавтракать еще раз. Пока они шли в классную комнату, она заставляла его повторять грамматические правила, на уроках истории подсказывала даты, на математике – правильные ответы. Она следила, чтобы Дак не засыпал на занятиях – девочка понимала, что без знаний Дак не сможет встать в одну шеренгу с отпрысками других знатных семейств, когда придет его срок отбыть к королевскому двору.

Занятия проводились в отдельной классной комнате, куда приходили все дети Шовеллер, но каждый получал ту долю знаний, что соответствовала его возрасту. Свон сидела в углу и внимательно слушала. Делать записи, как остальные ученики, она не могла, поэтому приходилось полагаться на память. Надо ли говорить, что сирота невольно получила превосходное образование? Свон помогала Даку выполнять письменные задания, разучивала с ним сонеты, выступала в роли партнерши не только в танцах, но и на уроках фехтования, поскольку Дак не имел подходящей по возрасту пары. Близнецы, хвастаясь своим умением, лихо отделывали младшенького и его няньку в устраиваемых преподавателем показательных турнирах. Но справиться со Свон им становилось все труднее.

Ленивый Дак с радостью свалил все обязанности на помощницу, которая крутилась как белка в колесе. Единственное, что он делал сам и с большим удовольствием – поглощал неимоверное количество пищи. В классе дети обедали вместе, и Дак умудрялся подъедать за сестрами и отхватывал большую часть того, что полагалось Свон. Но голодной она не оставалась: любимые матушки всегда припрятывали что-нибудь вкусненькое для своей девочки, а Пузатый Ганс неизменно угощал молоком.

Содержание сироты не обременяло графиню: Свон донашивала вещи дочерей, ела мало, служила исправно, да и Дак находился под постоянным присмотром. На младшего у графини Алель по-прежнему не оставалось сил, она все чаще выезжала ко двору Эрии, где Себастьян Шовеллер верно служил королю.

Раз в месяц граф наведывался в замок. Всех удивляло, что он уделял равное внимание найденышу и своим детям. Милорд неприкрыто восхищался Свон, ее умением отстаивать мнение в дискуссиях, которые устраивались для проверки полученных знаний. Старших злило, если отец хвалил служанку. Один Дак оставался равнодушным, он ждал, когда глава семейства вернется в столицу, и в замке опять наступит тишь и благодать.

Если родовое имение покидали оба родителя, дети чувствовали себя свободными и пускались во все тяжкие: устраивали каверзы слугам, донимали до слез младшенького, а когда Свон бросалась на защиту, мстили, не задумываясь о последствиях.

В тот злополучный день как раз после уроков, как и было ранее заведено, Свон принесла из кухни кувшин молока и гору булочек с яблоками: подопечный их горячо любил и ждал в нетерпении. Но в этот раз девочка не нашла Дака в классной комнате, что сильно озадачило ее – небывалый случай, чтобы любитель поесть пропустил время подкрепиться!

По доносившемуся из окна смеху и жалобному хныканью, Свон поняла, что происходит что-то неладное. Выбежав в сад, она обнаружила, что четверо старших Шовеллер, вооружившись прутьями, загнали брата на дерево и, как только он пытался спуститься, хлестали по ногам, отчего несчастный ревел еще громче, вызывая град насмешек.

Увидев творившееся безобразие, Свон тут же кинулась в подсобку садовника, схватила грабли и побежала выручать несчастного мальчишку.

Заметив спасительницу, толстяк позвал ее жалобным голосом:

– Свон, родная, помоги!

– А вот и побирушка пришла, – скривился один из близнецов. – Сейчас спасать начнет!

– Иди, детка, к мамочке на ручки! – завопил другой, обращаясь к Даку.

– Мамочка, не надорвись, – подхватили сестры. – Сыночек и раздавить может!

И начался бой. Все четверо, окружив новую игрушку, начали нападать на нее, пытаясь хлестнуть больнее.

Чтобы уменьшить число противников, Свон решила вывести из строя слабых. Один взмах, треск ткани – и юбка Чарис, словно флаг о капитуляции, реяла на граблях Свон. Визг оставшейся в одних панталонах сестры слился с диким гоготанием близнецов. Но один из них тут же получил крепкий удар граблями по животу, и, согнувшись пополам, тоже выбыл из игры. Старшая сестра задумала зайти со спины, но неудачно подставилась под другой конец древка: из носа Силинды хлынула кровь, и она с плачем побежала в дом. Но ей опять не повезло: запутавшись в длинных юбках, упала лицом в жесткую траву.

Оставшегося близнеца Свон, умело орудуя садовым инвентарем, загнала в растущую у каменной ограды крапиву.

Это надо было видеть! Довольно высокий и крепкий юноша с трудом отбивался от яростно нападавшей пичужки. Устыдившись, он ринулся в атаку. Желая отнять у противницы страшное орудие, Канард ухватился за него обеими руками, за что тут же поплатился. Девчонка, выбрав момент, отпустила грабли и ткнула кулаком обидчику в глаз. Близнец не ожидал такой ловкости от малявки и, видя, что она уже не отступится, постыдно ретировался, издали обзывая на все лады. Он еще успеет отомстить бродяжке!

Свон, прихватив грабли, чтобы вернуть их на место, помогла слезть с дерева измученному и заплаканному подопечному. Но толстяк умудрился и здесь оплошать – подвернул ногу. Пришлось его тащить до спальни, подставив плечо. Свалив бедолагу на кровать, Свон сбегала за водой, промыла ссадины и туго перевязала ушибленную ногу. А младший графский сын, не переставая, ныл и ругал спасительницу за свою же неловкость. Не так подставила плечо, не так положила, не так перевязала. Кругом виновата.

Ссылаясь на увечье, он обедал и ужинал, не вставая с постели. Снова и снова Дак переживал выпавший на его долю позор. Хилая бродяжка справилась с четырьмя, а он сидел на дереве и хныкал, словно девчонка! Дак ненавидел Свон как свидетельницу его унижения, но не отпускал до поздней ночи, боясь мести братьев и сестер.


Как только уставшая Свон покинула комнату, на нее неожиданно накинули пыльный мешок. Ослепленную и испуганную служанку, пытавшуюся позвать на помощь, обильно одаривали тумаками. Топот ног, кряхтение и раздраженный шепот – вот и все, что она запомнила о похитителях, тащивших ее неведомо куда.

Продолжая сопротивляться из последних сил, Свон почувствовала, что ее раскачивают, и вот она уже летит в какую-то пропасть. Крик отчаяния вырвался из ее горла, но мгновенно просочившаяся через ткань вода заставила замолчать.

Быстрое течение закрутило, потащило мешок, ударяя его о торчащие ветки и каменные выступы. Наглотавшись воды, не сумев снять набухшую и вмиг отяжелевшую мешковину, Свон, теряя сознание, отдалась на волю реки.

Но чья-то сильная рука не дала свершиться ужасному. Мешок был вытащен на берег, где утопленницу освободили из пут. Над Свон склонилась темная фигура и приложила ухо к груди. Не обнаружив дыхания, незнакомец негромко выругался, вздохнул и произнес:

– Вручаю от души.

После чего мужчина снял с пальца кольцо, блеснувшее в темноте голубым светом, и быстро надел на руку умирающей девочке.

***

Разбудили Свон голоса. По мягкому говору девочка узнала Амали, которая всхлипывала и шепотом переговаривалась с поварихой.

– А вдруг умрет? Как же мы жить без нее будем?

– Не причитай! Все уже хорошо. Лекарь сказал, она выздоровеет, – строгим голосом увещевала подругу Берта, пытаясь остановить потоки слез.

– А кто же нашу бедняжку, словно котенка слепого, в воду бросил? Откуда враги такие? Что она им сделала? – Амали вытирала глаза краешком фартука.

Свон приподнялась на локте и удивленно уставилась на женщин.

– Лекарь? Ко мне приходил лекарь?

– Ох, дитятко! Проснулась, милая! Ты разве ничего не помнишь? – забеспокоилась Берта. Она подошла к кровати и обняла девочку. Целуя ее бледное лицо, зашептала. – Тонула ты. В реке. Ночью. Скажи, дочка, как ты там оказалась?

– Не знаю. Помню, что кто-то мешок на голову набросил, а потом вода вокруг и дышать нечем. Все.

– Ну, ничего, родная. Главное – жива осталась. Охрану уже предупредили, что в окрестностях завелся изверг, нападающий на людей. Слуги все напуганы, да и графские дети притихли: близнецы не носятся, аки кони бешеные, а девочки от завтрака отказались. Дак с утра тебя требовал, но потом в комнате заперся. Никому не открывает.

– А лекарь откуда взялся? – поморщившись, Свон выпила горькую микстуру, которую в ложке поднесла Амали.

– Сама не понимаю. Может, охотник прислал? Он точно не из простых людей. Хоть молод лицом, а так зыркнул, что сердце от страха замерло. Берта, ты заметила на сундучке лекаря королевский герб? – Амали повернулась к поварихе, которая доставала из шкафа платье для Свон – прежнее, побывав в реке, никуда не годилось.

– Вот и мне удивительно. Скорей бы Ганс пришел, он наверняка что-нибудь слышал.

Послушно глотая бульон, который прописал лекарь для возвращения сил, Свон задумалась о случившемся. Она была уверена, что это дети графини Шовеллер отомстили ей за унижение, но доказать ничего не смогла бы. Слово служанки против слова господ.

Вскоре у порога появился молочник. Его тут же провели в комнату, где он сел возле Свон и, обрадовавшись, что девочка уже поправляется, рассказал, о чем судачат в поселке.

– Еще намедни за рекой разложили королевский шатер. К вечеру прибыли король с сыновьями, придворные, их слуги и даже два повара. Наши господа тоже среди придворных обретались. Но ночью что-то случилось, и граф с графиней укатили в столичный особняк. Кузнец видел, как они в карету садились – леди Алель плакала, а лорд Себастьян был так зол, что чуть ли не зубами скрипел.

Не успел Ганс закончить, как в комнату влетел поваренок и закричал, что прислугу ждут на кухне – детей семейства Шоваллер увозят в столицу, нужно собрать в дорогу еды! Милордом приказано Свон с собой не брать!

***

Так графское семейство на пять долгих лет покинуло замок.

Свон ничуть не жалела, что жизнь в поместье перестала бурлить: все близкие люди остались с ней рядом (в столичном особняке имелись свои повара и кухарки), да и молочник, несмотря на то, что сливки для господ больше не требовались, продолжал приходить каждое утро.

За эти годы сирота из гадкого утенка превратилась в настоящую красавицу. От улыбчивого лица со здоровым румянцем невозможно было оторвать глаз. Веснушки куда-то исчезли, а волосы, которые Свон полоскала в отваре ромашки и луговых трав, приобрели насыщенный золотистый цвет, отчего косы, красиво уложенные на голове, смотрелись настоящей короной. Длинные ресницы, чьи кончики летом выгорали на солнце, оттеняли голубизну глаз, в которых утонул не один поселковый воздыхатель. Фигура Свон теперь отличалась стройностью и плавными изгибами, но в ней отсутствовала та изнеженность, которая свойственна дамам дворянского сословия. Подвижная и веселая Свон всегда притягивала к себе взгляды и вызывала ответную улыбку.

Сыновья молочника тоже подросли и зачастили с отцом в замок: то старший появится, то средний, а то и младший – ровесник Свон с луговыми цветами придет. Она со всеми оставалась мила, открыта, но предпочтения ни одному из них не отдавала, о чем сильно горевал Ганс. Ему так хотелось получить в семью красивую, добрую и грамотную сноху.

Свон не забросила учебники, оставленные в спешке уезжающими отпрысками Шовеллер. Без Дака свободного времени у нее стало больше, и она увлеклась книгами из богатой библиотеки. Они открыли Свон неведомые дали, расширив кругозор и заставляя мечтать о путешествиях и приключениях. Где-то в мире существовали такие удивительные существа как драконы, а наделенные даром люди творили магию, но здесь, в глубинке, об этих чудесах почти ничего не знали. Простой люд обходился и без ящеров, и без магических штучек, что были баснословно дороги. Свон не представляла, как в хозяйстве может пригодиться огнедышащий дракон, но с удовольствием рассматривала картинки, на которых черные ящеры с гордыми наездниками на спине парили в облаках.

Жизнь в замке была бы скучна и однообразна, если бы Свон не повезло, и она не обрела старшего друга, который скрасил ее существование своими познаниями и веселым нравом. Обращались к нему, как он сам просил, просто Алекс, без титула. Хотя молочник утверждал, что род этого графа очень древний и сродни королевскому.

Алекс, сосланный в поместье из-за дуэли, нажил себе врагов в лице богатых родственников погибшего подлеца и был вынужден покинуть столицу. Однажды на осенней ярмарке он встретил симпатичную кухарку и помог ей донести корзину до замка Шовеллер. Оставив у Амали свое сердце, Алекс приходил за ним почти каждый вечер. По ее просьбе он начал заниматься со Свон иностранными языками, показывал новомодные танцевальные па и ставил руку в фехтовании.

Амали с Бертой верили, что приобретенные знания обязательно пригодятся Свон, не век же красивой девушке сидеть в замке. Женщины понимали, что ни один парень в поселке ей не чета, хотя те продолжали похаживать по всякой надуманной причине. Но Свон лишь смеялась в ответ на их ухаживания и говорила, что маменьки не велят со двора выходить и с парнями встречаться.

Только один след от нападения оставил свой отпечаток в душе Свон – она страшилась приближаться к быстрой воде. Девушка чувствовала, что клин нужно вышибать клином, поэтому сама обратилась к Алексу с просьбой научить ее плавать. Она не раз наблюдала, как лихо тот пересекает речку с одного берега на другой, красуясь перед Амали.

Матушки не стали противиться такому странному желанию: не принято было в их краях, чтобы женщины умели плавать. Зашли по колено в воду и хватит. Не на море, чай, живут! Но подспудно они догадывались, что умение поможет их дорогой дочке побороть давний страх, и излечиться от ночных кошмаров, которые иногда посещали ее.

Еще одно напоминание о той страшной ночи осталось у Свон – тоненькое колечко из белого золота. Откуда оно появилась на мизинце, девушка не знала. Попытавшись снять драгоценную вещицу, чтобы сохранить в шкатулке, Свон обнаружила, что не может этого сделать. Кольцо обладало удивительной способностью – оно росло вместе со Свон. Вот только недавно ее пальцы были тонкими, детскими, теперь же это была девичья крепкая рука, а колечко все равно не давило. Оно даже легко вращалось, но не снималось.

***

Хорошо жилось в пустующем замке, пока однажды в поместье появились слуги из городского особняка с известием, что семейство Шовеллер возвращается. Силинда, старшая дочь графа выходит замуж, и по этому случаю сторона невесты устраивает бал.

И вот настал день, когда несколько экипажей заехало во двор замка. Его обитатели вывалили на крыльцо встретить столь долго отсутствовавших хозяев.

Из первой кареты, к которой подскочили слуги, чтобы открыть дверцу и откинуть ступеньку, вышел граф Шовеллер – высокий, статный мужчина, виски которого обильно посеребрила седина. Следом за ним выбралась его располневшая супруга – графиня Алель, которая то складывала, то раскладывала веер, стеная и жалуясь на дорогу, пыль и жару. Одновременно с ее выходом вторая карета разродилась ворохом цветного атласа и кружев. Это прибыли графские дочери, сопровождаемые гувернанткой. Силинда и Чарис превратились в чудесных барышень, отчего не видевшие их пять лет служанки заахали и заохали, поражаясь их столичному лоску.

Дверцы третьей кареты открылись с треском, и из нее вывалился толстяк с пунцовым лицом и заплаканными глазами. Запнувшись, он нескладно упал на колени, но, не удержав свой вес, уперся в землю руками. Воспользовавшись им как ступенькой, из кареты вышли двое молодых людей, явив встречающим слугам одинаковые физиономии.

Повариха не преминула заявить, что близнецы стали похожи на графа в молодости: с такой же прекрасной осанкой, высоким ростом и надменным выражением лица.

Оглядев толпу слуг, отметив замершие в восхищении лица женской части прислуги, близнецы гордо проследовали в дом.

Как только братья показались, Свон спряталась за мощную спину Берты, наблюдая за ними из-за крыльев ее чепца. Хотя все служанки пялились с неприкрытым интересом на это парное чудо, Свон разглядела и холодный блеск глаз, и презрительную кривизну губ, и нервно сжимаемые пальцы рук. Молодые люди вернулись еще более развращенными вседозволенностью, чем были до этого.

Несчастный Дак, поднялся с помощью подбежавших слуг, и, не стесняясь своих слез, растертых по лицу вместе с пылью, поплелся в дом, ноя и всхлипывая.

Так вернулось в свой замок родовитое семейство Шовеллер, сопровождаемое городскими слугами, гувернерами и лекарем. Караван из повозок с вещами из столичного особняка подошел к вечеру. На возах громоздились новая мебель, сундуки с посудой и всякий нужный и ненужный скарб. Один из возов предназначался для женских нарядов, уложенных в большие баулы. Привезли все, чем семейство советника короля разжилось за последние годы.

В доме воцарился хаос. Слуги бегали как угорелые, пытаясь угодить графине и ее дочерям: тем требовались то горячая вода, то легкие закуски, то свежевыжатый сок, то нюхательная соль и прочие женские штучки. Коверкал слова лекарь-иностранец, отчитывая кухарку за нерасторопность в приготовлении успокоительного отвара для хозяйки. На кухню пришел так и неумывшийся Дак и ныл, что проголодался, наседая на Берту и требуя от нее еды. Позже забежала заплаканная горничная, перестилавшая постель в комнатах близнецов. Она была облаплена ими, но, когда дала отпор, получила пощечину и испорченную блузку, ворот которой теперь закрывала трясущимися руками.

Прибывший с господами управляющий, разрываясь на семь частей, молился богу, чтобы быстрее наступила ночь, и все домочадцы разошлись по своим комнатам. Тогда можно было бы спокойно руководить процессом налаживания жизни в замке.

Свон старалась не показываться на глаза младшим представителям семьи Шовеллер, помня их последнюю встречу. Она до сих пор гадала, что вызвало их столь скорый отъезд из замка на утро после происшествия. Предположения мучили все эти годы. Видел ли охотник тех, кто бросил ее в воду? Может быть, незнакомец на самом деле был влиятельным человеком и поэтому смог прислать королевского лекаря, а потом заставил детей графа Шовеллер покинуть замок? Могло случиться совпадение, но Свон хотелось верить, что кто-то из сильных мира сего посочувствовал сироте и встал на ее защиту.

Через неделю начали собираться гости. Слугам объявили, что на торжество прибудет сам король, поэтому замок чистили, мыли, развешивали новые занавеси, ковры и гобелены. Пустовавшее ранее западное крыло открыли и туда занесли новую мебель, привезенную из столицы на пятнадцати возах, оборудовав таким образом покои для венценосных особ.

На задний двор то и дело приходили телеги с овощами, фруктами, винами и клетками, в которых шумели гуси, куры и индейки.

Жизнь кипела, но Свон посчастливилось ни разу не столкнуться с кем-нибудь из семьи Шовеллер. Она бралась за работу где угодно, лишь бы не попасть в восточное крыло.

В день приезда короля Свон отправили в ближайшее селение, чтобы отобрать расторопных крестьянок для временного служения в замке. Она обрадовалась, так как хотела быть подальше от замка и его благородных обитателей, на которых без устали жаловались слуги. Молоденькие горничные отказывались ходить в покои близнецов. Теперь туда посылали только женщин в годах, приплачивая им за «вредную» работу. Женская часть и Дак тоже не отставали от близнецов: донимали капризами, бестолковыми приказами, которые зачастую сами же и отменяли, давая еще более бестолковые. Только благодаря многоопытному управляющему, все работало, подчиняясь главной цели: достойно провести праздничный прием и не ударить в грязь лицом перед королевской четой и ее отпрысками.

В деревне Свон успешно справилась с порученным ей заданием – отобранных служанок уже увезли в замок, и теперь она возвращалась, беззаботно вышагивая по залитой солнцем дороге. Внезапно ее обогнала группа всадников. Она появилась так неожиданно и летела с такой скоростью, что Свон едва успела отпрыгнуть в сторону. Лучше канава, чем смерть под конскими копытами. Клубы пыли, поднятые ретивыми лошадьми, осели легким слоем на свежевыстиранном платье и заставили зайтись в приступе кашля.

Занятая привидением одежды в порядок, Свон совсем не заметила, как сзади подкатила еще одна беда. Громкий треск заставил резко развернуться и отпрыгнуть: у огромной кареты, что ехала в том же направлении, что и всадники, устроившие безумную скачку, лопнула ось, и оторвавшееся колесо полетело прямиком на одинокую путницу, и обязательно сбило бы ее, если бы та кубарем не скатилась в канаву.

Из канавы Свон выбралась самостоятельно, но в плачевном состоянии: ушибленный локоть саднило, косы растрепались, а платье порвалось сразу в нескольких местах и стало таким грязным, что стряхивай с него пыль – не стряхивай, ничего не помогло бы.

Морщась от боли и заметно хромая, Свон поплелась в сторону накренившейся кареты, у которой стояли две женщины, наблюдающие с недовольным видом, как слуги снимают огромные сундуки, пытаясь вернуть карете более устойчивое положение. Глядя на неловкие действия кучера, который катил ускакавшее колесо, и на глаз определив сложность поломки, Свон поняла, что дамам придется продолжить путь пешком. Без помощи кузнеца с лопнувшей осью не справиться.

Заметив бредущую в их сторону замарашку, женщины переглянулись. Одна из них, брезгливо поморщилась, другая же, приветливо улыбнувшись, спросила:

– Милая, далеко ли до замка графа Шовеллер?

Свон, продолжая одергивать платье, надеясь привести его в хоть какой-то порядок, подняла глаза на лица красивых незнакомок, попутно оценив богатые дорожные костюмы, каких она прежде не видела доже у графских дочерей, и низко поклонилась:

– Достаточно далеко, миледи. Если отправитесь пешком, только к ужину успеете. Но если вы распорядитесь выдать мне лошадь, я мигом слетаю в деревню и пришлю за вами другой экипаж. Я только что видела кузнеца, и он передал нашему милорду весточку, что его карета готова. А отсюда до кузни рукой подать!

По знаку приветливой незнакомки кучер распряг пару лошадей и забрался на одну из них. На другую, совсем не думая о производимом впечатлении, привычно взлетела Свон. Она, обученная Алексом верховой езде, прекрасно обходилась без седла. И только потом лихая всадница заметила, что недовольная дама задохнулась от подобной вольности: садиться по-мужски на лошадь, оголив при этом ноги чуть ли не до колен, порядочным девушкам не подобает! Другая же сделала успокаивающий жест рукой, позволяющий Свон умерить чувство стыда. Все вольности допустимы, если не хочешь пешком добираться до замка. Хотя обе женщины не заметили румянец смущения на лице дикарки из-за грязных подтеков – результата взаимодействия пыли и пота, увиденная маска брезгливости терзала ум Свон до самой деревни. Девушка, желая изгнать из головы неприятные мысли, неслась на скакуне так, что ветер свистел в ушах, а кучер едва поспевал за ней.

Совсем скоро они подъехали к кузнице, откуда вышел удивленный хозяин. Он поймал на руки спрыгивающую с коня Свон, и, выслушав ее, запряг этих же лошадей в починенную карету графини Шовеллер, пообещав, что сейчас же отправит своих людей за сломавшейся.

Свон, наспех умывшись, устроилась на облучке и, доехав до дам, расположившихся на подушках, вытащенных из покосившейся кареты, спрыгнула, освобождая место слугам.

Никто не подумал предложить Свон подвезти ее, только улыбчивая пассажирка поблагодарила наклоном головы и попыталась всучить монетку, но бойкая девица, оказавшая услугу, отказалась. Окатив Свон очередной тучей пыли, карета удалилась в сторону замка. Спасительница же побрела, прихрамывая, в том же направлении, стараясь держаться обочины, чтобы ненароком еще кто-то из спешащих на прием ее не покалечил. Ближе к замку Свон намеревалась свернуть к реке, чтобы искупаться и явится к матушкам не в таком ужасном виде.

И только когда последние лучи солнца скользнули по верхушкам деревьев, завершая долгий летний день, Свон услышала шум воды. Спустившись по крутому склону, она принялась раздеваться. Сняв платье, прополоскала его в проточной воде и развесила на кустах, обильно растущих вдоль берега.

В тонкой нижней сорочке Свон зашла в воду и погрузилась в нее с головой. Течение подхватило ее золотистые волосы, лаская, запустило струи под ткань и закрутило ее вокруг стройного тела.

Но безмятежное времяпровождение оборвалось в один миг: чья-то сильная рука выдернула Свон из воды, ухватив за те самые длинные волосы. И когда она, кашляя, поскольку от неожиданности нахлебалась, появилась на поверхности, была грубо перехвачена и прижата к не менее мокрому мужскому телу: нечаянный спаситель вошел в реку в одежде и даже в сапогах. Свон убедилось в том, вися безвольной рыбой в чужих руках, и наблюдая, как высокие сапоги, выталкивая фонтанчики воды, ступают на скользкий берег.

Солнце почти скрылось, но даже при хорошем освещении трудно было бы рассмотреть лицо спасителя, стоя на четвереньках и отплевываясь. Но неблаговидная поза не помешала расслышать его тихий голос, проворчавший, что река наверняка проклята, раз уже вторую утопленницу приходится спасать на одном и том же месте.

Убедившись, что девушка перестала кашлять и не собирается терять сознание, незнакомец скрылся в зарослях. Ржание коня и удаляющийся стук копыт засвидетельствовали, что на берегу «утопленница» осталась в одиночестве. Удивленно похлопав ресницами, и еще чуток полежав на теплой земле, Свон поднялась и с досадой оглядела нижнюю рубашку, которая стала еще грязней, чем была до этого. Но войти в воду вновь не решилась. Мало ли, вдруг появится очередной любитель насильно вытаскивать на берег купающихся женщин.

Загрузка...