Глава десятая

Мэтт оказался абсолютно прав. Все последующие две недели Ли, чрезвычайно обеспокоенный тем, что его репутация серьезно пострадает из-за этого спектакля, который, по его мнению, был с самого начала обречен на провал, заставлял их работать, как ломовых лошадей.

Пока они добирались до театра, остальная часть труппы пожирала газетную информацию. С того момента, как стало известно об истории ареста Стива, пресса словно помешалась на этом. Очень скоро все узнали, что скоропалительный отъезд Дайаны каким-то образом связан с арестом Стива, что она скрывается в Америке в доме Мэтта, который он любезно предоставил ей в качестве убежища.

Кроме того, в прессу просочились сведения и о том, что Пиппа, по самым необъяснимым причинам, поселилась в отеле вместе с Мэттом. Неожиданно для нее самой история ее жизни стала всеобщим достоянием. Эта история занимала немалое место во всех сводках новостей и подавалась газетами как нечто среднее между домыслом и правдой.

Оказавшись героиней дня, Пиппа не могла позволить себе ни одного опрометчивого шага. Для общественного мнения она просто должна была выглядеть скромной и незаметной актрисой, боровшейся за свое место в жизни, к которой неожиданно пришла известность, благодаря тому что ей предложили играть в спектакле ведущую роль в тот момент, когда ранее приглашенная звезда по непонятным причинам неожиданно отказалась от участия в этом спектакле. Кроме того, имя девушки теперь связывали с именем знаменитого актера, и ее будущее представало для большой публики в сплошном розовом цвете.

Представители самых разных изданий постоянно искали встречи с ней и организовывали интервью, давать которые Пиппе было очень нелегко, но отказываться от которых ей не позволяла профессиональная гордость.

— Во всем этом столько преувеличений и вообще лишнего, — жаловалась она Мэтту во время коротких случайных перерывов между репетициями. — Если верить тем мифам, которые возникли в последнее время вокруг моего имени, я была простой хористкой, когда ты меня заметил и объявил мне, что намерен сделать меня звездой!

Мэтт смеялся в ответ на ее жалобы. Слишком долго ему самому приходилось жить, испытывая на себе неусыпное внимание прессы, и он давно привык к тому, что журналисты непременно так или иначе искажают действительность.

— Не принимай всего этого близко к сердцу и записывай все эти разговоры о твоей счастливой звезде в свой актив, — советовал он ей. — Кроме того, не такая уж это и неправда, верно? Я действительно заметил тебя в самый первый день. И ты непременно станешь звездой, Пиппа, в этом не может быть никаких сомнений, поверь мне.

Сама Пиппа тем не менее не могла до конца поверить в то, что с ней происходило. Она очень боялась, что в один прекрасный день случится какая-нибудь беда.

— А ты знаешь, что, по слухам, мы с тобой обручены? — горестно спросила она Мэтта. — Об этом писали в «Новостях». Они утверждают, что мы собираемся стать королем и королевой «Острова любви», где будем жить вместе долго и счастливо!

— Ну, значит, так оно и будет.

В этот момент чей-то голос позвал ее, и она убежала, улыбнувшись ему на ходу.

Мэтт смотрел ей вслед и таял от жаркого желания, которое медленно разливалось по его жилам. Насколько он мог себя понять, с ним случилось нечто из ряда вон выходящее. Он встретил женщину, рядом с которой хотел бы прожить всю оставшуюся жизнь, с которой — он был в этом уверен — непременно будет счастлив. Все, что ему теперь оставалось сделать, так это передать ей эти свои убеждения.

Он рассеянно повернулся к выходу и наткнулся на входившую Мойру.

— Мэтт! С тобой все в порядке? — Обеспокоенное выражение ее лица заставило его улыбнуться.

— Со мной все просто прекрасно.

— Ну, вид у тебя сейчас был довольно мрачный.

Мэтт рассмеялся:

— Мойра, может ли что-нибудь укрыться от твоих проницательных глаз?

Она посмотрела на него, как бы раздумывая, улыбнуться ей в ответ или нахмурить брови.

— Ты так считаешь? Мэтт, ну-ка, немедленно расскажи все тетушке Мойре!

— Понимаешь, я просто пытался понять, каким образом уговорить Пиппу выйти за меня замуж.

Теперь рассмеялась Мойра:

— Неужели это так трудно?

К Мэтту на миг вернулось мрачное выражение.

— Знаешь, я сейчас чувствую себя примерно так же, как тот грустный тип в фильме «Родилась звезда». Пиппа настолько захвачена этой работой, да так и должно быть, поскольку совершенно ясно, что эта роль станет для нее билетом в большую жизнь. Я рад за нее, Мойра, не могу передать тебе, как я за нее рад.

Он замолчал, и Мойра ласково коснулась его руки:

— Но есть какое-то «но»?

Улыбка Мэтта на этот раз получилась немного грустной.

— Да на самом-то деле, пожалуй, никаких «но». Просто сейчас, хотя Пиппа практически живет у меня, у нас редко находится минутка для разговора.

— Найдешь, — уверенно сказала Мойра. — Я видела, как она на тебя смотрит. Мэтт, такое с тобой происходит впервые, ты сам-то это сознаешь?

Мэтт нетерпеливо взмахнул рукой:

— Нет, ты не понимаешь, — я хочу, чтобы ее появление в этом спектакле стало хитом. Кроме того, я и сам еще не собираюсь хоронить себя как актера. Вместе мы можем отлично работать, но можем и порознь строить каждый свою карьеру.

— Ты говорил ей, что ты чувствуешь?

Он пожал плечами:

— Я же сказал — не найти и минутки для серьезного разговора.

Мойра сочувственно поцокала языком.

— Для разговора? — переспросила она с оттенком легкого презрения. — Дела говорят громче, чем слова. Просто люби ее, Мэтт, больше тебе ничего не нужно делать. Просто люби ее.

Она отправилась искать Брэда, а Мэтт смотрел ей вслед и печально улыбался. Просто люби ее. Совет хорош, но кто бы подсказал, когда же найдется хоть немного этого проклятого времени!


Пиппа прислонилась лбом к холодным кафельным плиткам стены ванной комнаты и краем глаза взглянула в зеркало. В нем отражалось бледное, без единой кровинки лицо. Интересно, в ее желудке еще что-нибудь осталось?

— Ты в порядке?

Она даже не вздрогнула, когда неожиданно за ее спиной появился Мэтт. Где-то мелькнула мысль о том, что ей должно быть страшно стыдно оттого, что он видит ее в таком положении. Взглянув на девушку, он снял с вешалки полотенце, смочил его теплой водой и обтер ее лицо и шею.

— Иди сюда, посиди немного, — сказал он, обняв ее за плечи и усаживая на крышку унитаза.

— Ох, Мэтт! Как мне стыдно! Я не могу… Этого просто не должно было случиться!

Через час они должны были появиться в театре Конно, а еще через час должен был подняться занавес… Мэтт заботливо склонился над ней и убрал с вспотевшего лба упавшую прядь волос.

— Ничего страшного, — бодро сказал он, — обычное нервное перенапряжение, это естественно в день премьеры. Как только ты окажешься на сцене, ты обо всем позабудешь.

— Мне еще никогда не было так плохо! — слабо запротестовала она. — Я всегда испытываю слабость перед первым выходом, но еще ни разу мне не приходилось часами обниматься с унитазом!

Мэтт покачал головой:

— Тебе еще ни разу не приходилось выходить на сцену в главной роли…

Он едва успел отскочить — Пиппу снова вырвало.

— Теперь я понимаю, почему ты настояла, чтобы твои родители приехали не сегодня, а завтра! — воскликнул он, помогая ей привести себя в порядок. — Ну, довольно. Поднимайся, и быстро в душ, тебе сразу станет легче. Ничего, осталось недолго. Ты будешь восхитительна, это я тебе обещаю.


И конечно, он опять оказался прав. Даже Ли засомневался в том, сможет ли Пиппа выйти на сцену — настолько плохо она себя чувствовала, — однако стоило ей оказаться перед раскрытым занавесом в луче прожектора, как к ней вернулись силы. В первые минуты спектакля она еще чувствовала мощный выброс адреналина в крови, но очень быстро ее природный талант взял на себя командование и телом, и голосом, и сознанием.

Благодаря стараниям прессы, театр был полон до отказа. Пиппа забыла обо всем на свете — для нее не существовало ни публики, ни строгой критики, ни всех тех, кто любил покрутиться за кулисами, она не видела никого, кроме тех, кто оказывался рядом с нею. Во время ключевой финальной сцены, которую они играли вдвоем с Мэттом, Пиппа, прильнув к нему, плакала самыми настоящими слезами, до тех пор пока не опустился занавес.

В чувство ее привели восторженные овации зрителей, вызывавших их с Мэттом на поклон еще и еще раз. И вот наконец она получила роскошный букет — впервые за сыгранную главную роль.

— Кажется, им понравилось! — сказала она, когда им все-таки позволили уйти со сцены.

Мэтт обнял ее и повернул лицом к себе, прекрасно понимая, что здесь, за кулисами, они проводят наедине последние секунды.

— Ты была неподражаема, — нежно сказал Мэтт. Взволнованный и счастливый, он переживал ее успех, и его сердце бешено колотилось в груди.

Пиппа улыбнулась ему, и, взглянув в ее сияющие глаза, Мэтт ощутил приятную тяжесть в паху. Никогда еще не испытывал он такого мощного прилива желания, и на этот раз он позволил своим чувствам прорваться в восхищенном взгляде глаз.

— Не принижай своей роли, ты и сам был великолепен, — прошептала Пиппа, не отрывая взгляда от его лица.

Их губы слились в поцелуе, настолько полном страсти, что ничто в мире больше не существовало для них.

— Позже, — выдохнул Мэтт, с трудом оторвавшись от желанных губ, зная, что сейчас им помешают.

— Да, — прошептала она.

И тут же на них налетели люди. Здесь были избранная публика, журналисты, кто-то еще — и все хотели разделить их триумф на традиционном банкете, который должен был состояться в эту ночь после премьеры.

Когда Пиппа и Мэтт ухитрились наконец ускользнуть от шумного общества, часы показывали уже четыре утра, но Пиппе из-за всеобщей эйфории казалось, что вечер едва успел начаться. Им пришлось ждать, пока критики по свежим впечатлениям на ходу писали свои репортажи, и тут же бокалом шампанского отмечать с каждым из них один хвалебный восторженный отзыв за другим.

Во всех этих рецензиях Пиппе и Мэтту отводилось особое место и звучали самые изысканные комплименты. Пиппа выслушивала восторженные отзывы о своей игре, все еще не до конца понимая, что критики в действительности говорили о ней, а не о ком-то другом.

— Ну вот, видишь? — сказал Мэтт, когда они в конце концов добрались до отеля. — Разве я не говорил тебе, что они тебя полюбят?

Пиппа радостно рассмеялась:

— А тебя, Мэтт, они ведь и тебя любят!

— Я люблю тебя, — внезапно вырвалось у него.

Воздух в комнате сразу стал густым, вязким и неподвижным. Пиппа не отводила взгляда от лица Мэтта и понимала, что три этих коротких слова значили для нее больше, чем любые дифирамбы строгих критиков. И еще, глядя сейчас ему в глаза, она понимала, что наступило наконец то самое «позже», которое они друг другу пообещали, и ей нужно было решиться на последний шаг в их отношениях. Сейчас или никогда.

Они стояли на некотором расстоянии друг от друга не двигаясь, и тем не менее Пиппа слышала каждый его вздох и чувствовала, что их сердца бились в такт. Его глаза потемнели, в зрачках кипела страсть, не та сценическая страсть, которую он изображал несколькими часами раньше, а самая настоящая, живая, настойчиво рвавшаяся наружу.

Пиппе казалось, что все ее нервные окончания обнажились и горели огнем желания, трепеща от напряжения и предчувствия. Во рту у нее пересохло, но она почувствовала, как увлажнились тайные, сокровенные складки ее плоти.

Мэтт продолжал стоять неподвижно, и только на шее у него пульсировала тонкая голубая жилка. Пиппа чувствовала каждой клеточкой своего тела исходившее от него желание, и то возбуждение, которое он с трудом сдерживал, передалось ей, она испытывала такое волнение, какого никогда не испытывала прежде.

Медленно, словно завороженная, она начала расстегивать одну за другой пуговицы платья. Под кожей на шее Мэтта шевельнулось адамово яблоко, но он тихо отступил еще на шаг назад, предоставляя ей самой решать, что и как делать дальше.

Платье было расстегнуто до пояса. Пиппа повела плечами, и оно соскользнуло вниз, к ее ногам. Почувствовав движение тонкой легкой ткани по своей коже, она чуть поежилась, ногой отбросила платье в сторону и наклонилась, чтобы снять босоножки на высоких каблуках.

Теперь она стояла перед Мэттом в одном белом капроновом лифчике и маленьких шелковых трусиках. Воздух между ними еще больше уплотнился, казалось, что страсть материализовалась и повисла огромным сгустком энергии, до которого можно было дотронуться рукой. Внезапно Пиппа поняла, она не знает, что теперь делать, и беспомощно взглянула на Мэтта.

— Мэтт… — прошептала она.

Он шагнул к ней, нежно обнял, и ее сердце сразу перестало бешено колотиться. Пиппа прижалась лицом к его груди и вдохнула знакомый, такой любимый запах его кожи.

— Все хорошо, — шептал он, гладя ее по волосам, — дорогая, тебе нечего бояться.

Взглянув на Мэтта и прочитав в его взгляде желание и одновременно нежность, она прониклась к нему безграничным доверием.

— Я знаю, — просто отозвалась она.

Паника, на миг охватившая ее, прошла; она скользнула рукой под его рубашку и ощутила тепло его кожи.

— Ее нужно снять, — шепотом попросила она, а ее пальцы уже сами расстегивали пуговицы его рубашки.

Скинув пиджак, Мэтт небрежно бросил его на диван и стал помогать Пиппе, едва не оторвав две последние пуговицы. Девушка даже улыбнулась.

Его кожа оказалась мягкой и бархатистой, покрытой мягкими шелковистыми волосами. Закрыв глаза, Пиппа прижалась губами к его плечу, и кончик ее языка пробежал по выступавшей косточке ключицы, а затем скользнул ниже по груди. У его чистой кожи был слегка солоноватый вкус, и Пиппа чуть вздрогнула, когда ее язык коснулся маленького шершавого соска.

От этого прикосновения сосок увеличился и затвердел, а она продолжала целовать его, лаская при этом второй сосок кончиком указательного пальца.

— О, Пиппа, — выдохнул Мэтт, а ее губы скользили теперь по его груди, опускаясь все ниже.

Теперь она чувствовала под его брюками твердый напрягшийся ствол его члена и принялась лихорадочно искать застежку брючного ремня. Мэтт, не отрывая взгляда от ее лица, осторожно отступил на миг, боясь, как бы к ней не вернулся страх, и быстро освободился от остатков одежды.

Когда Пиппа впервые увидела его обнаженное тело, у нее перехватило дыхание. В одежде он всегда казался ей чрезвычайно привлекательным, однако обнаженный он был так хорош собой, что это зрелище ошеломило ее. На его мускулистом стройном теле выделялись рельефные пластины мышц, некоторая угловатость придавала ему еще большее очарование, а из уютного гнезда темных курчавых волос внизу живота гордо поднимался высокий, твердый и горячий ствол, словно древко копья, готового к битве, такой удивительно мужественный по сравнению с нежными мягкими складками ее потаенной женственной плоти.

Мэтт колебался, и Пиппа почувствовала, что он боится сделать следующий шаг, чтобы не испугать и не обидеть ее. Слегка улыбнувшись, она удивленно подумала, что не испытывает ничего похожего на испуг. Ее переполняло волнение, желание, страсть. Улыбаясь, она шагнула к Мэтту и, обняв ладонью его мощный ствол, прижала его к своему мягкому обнаженному животу.

От этой простой нежной ласки Мэтт тихонько застонал, и глаза его прикрылись. Ему очень хотелось сжать ее в объятиях и в полной мере насладиться близостью после столь долгого ожидания, однако он все время помнил, что должен вести себя как можно сдержаннее, чтобы не ранить и не испугать ее. И все же каким-то шестым чувством он знал, что сегодня они будут вместе.

Он мягко обнял Пиппу и стал легонько поглаживать ее по спине, отчего она испытала такое удовольствие, что не сдержала восхищенного вздоха. Она прильнула к нему всем телом и вновь поцеловала его в губы, и он почувствовал слабость в ногах. Его пальцы нашли и расстегнули застежку лифчика, осторожными движениями спустили его бретельки вниз, и ее освобожденные груди мягко легли в его ожидавшие ладони.

Пиппа застонала, когда ее грудь молниеносно отозвалась на ласку его заботливых пальцев. Набухли и затвердели два маленьких коричневых соска, предвещая неземное наслаждение. Мэтт продолжал ласкать их кончиками пальцев, и она почувствовала, как искры удовольствия побежали по ее телу от груди вниз, к самому лону, мышцы которого едва ли не ныли от прилива жаркого желания.

Она почувствовала, что мягкие складки плоти между ее бедрами стали скользкими и влажными, а клитор вжался в тонкую ткань трусиков. Ей стало так тепло, словно по ее жилам вместо крови тек согретый мед. Продолжая одной рукой нежно обнимать плечи девушки, Мэтт подхватил ее другой рукой под колени и бережно, как хрупкую драгоценность, понес в спальню.

Не отрывая от него взгляда, Пиппа прижималась щекой к его груди и улыбалась. Мэтт осторожно опустил ее на кровать, и ее тело затрепетало в ожидании.

Сквозь неплотно прикрытые шторы в комнату проникали первые бледно-розовые рассветные лучи, наполняя ее таинственным мерцающим светом и создавая для них двоих ощущение совершенно особенного замкнутого мира света и тени, который принадлежал только им. Казалось, что во всем мире нет никого, кроме них, и они растворялись в этой прекрасной иллюзии.

Мэтт нежно гладил и целовал каждый изгиб ее тела, словно изучая его. К любому месту, до которого он дотрагивался пальцами, тотчас же приникали его губы, и Пиппа дрожала, не в силах сдержать охватившее ее желание.

— Прошу тебя, Мэтт, — взмолилась она тихо с неожиданной хрипотцой в голосе.

Он будто ждал этих слов, вырвавшихся у нее, как некоего тайного сигнала. Осторожно он подвел пальцы под резинку ее трусиков, затем быстро снял и отбросил их в сторону, прильнув губами к ее лобку. Пиппа слегка застонала от непривычного ощущения, и он тут же склонился над ней и поцеловал ее в губы долгим, нежным поцелуем.

Пока длился этот томительно-страстный поцелуй, его пальцы поглаживали покрытый мягкими курчавыми волосами венерин холмик, постепенно опускаясь ниже, туда, где трепетала ее мягкая влажная плоть, жаждавшая его ласки. Когда он коснулся полураскрытого входа в ее жаркое лоно, Пиппа поняла, что хочет только одного — чтобы он овладел ею. Нежные губы, окружавшие вход в ее лоно, призывно раздвинулись, и никаких страхов не было и в помине.

Он поцеловал ее снова, уверенно и нежно, и она догадалась, что ему нравится то, как ее тело отзывается на его прикосновения. Пальцы Мэтта были такими нежными и заботливыми, а удовольствие от их поглаживаний оказалось неожиданно острым и почти непереносимым. Словно в полусне, Пиппа раздвинула бедра, и, поняв, что она готова к большему, Мэтт осторожно обвел кончиком пальца набухший пульсирующий нежный бутон ее клитора, так что она громко застонала.

— Я люблю тебя, — прошептал он тихо, но для нее это тихое признание прозвучало как удар колокола, и она знала, что может верить этим прекрасным словам.

— Я люблю тебя, Мэтт, — жарко прозвучал у него над ухом ее ответный шепот. — Мэтт, Мэтт, пожалуйста…

Она не знала в точности, о чем просила его, но это знал сам Мэтт. Продолжая нежно улыбаться ей, он стал гладить пальцем ее клитор, и ее тело немедленно откликнулось так, как Пиппа раньше и представить себе не могла.

Ее переполняла жаркая, не знакомая ей энергия, словно в маленьком розовом бутоне плоти, вздрагивавшем под пальцами Мэтта, скопилась неведомая страсть, разливавшаяся теперь по всему ее телу. Мэтт, не отрывая взгляда от ее лица, тревожась, как бы состояние экстаза не перешло мгновенно в уже знакомый ужас, осторожно раздвинул ее ноги и смазал клитор теплым вязким соком, истекавшим из ее лона.

Внезапно перед Пиппой словно вспыхнула молния, ее бедра поднялись, и тело изогнулось дутой над кроватью.

— О, Мэтт! — выкрикнула она, глядя на него невидящими глазами — ее тело сотрясал мощный оргазм.

Ничего похожего ей еще никогда не приходилось испытывать, ей казалось, что она сходит с ума, теряет сознание, умирает…

Мэтт уверенно держал ее сильными руками до тех пор, пока ему не показалось, что наступил пик ее экстаза. Тогда он лег так, чтобы оказаться между раскинутыми в стороны ногами Пиппы, и она почувствовала, как напряженная головка его члена коснулась нежной влажной кожи губ, окружавших вход в ее лоно. Инстинктивно она напрягла мышцы, на миг испугавшись боли, но твердый жаркий ствол легко скользнул в горячую глубину, будто ее тело давно ожидало этого мгновения.

Теперь Мэтт лежал неподвижно, давая ей привыкнуть к новому ощущению полной близости. Пиппа не испытала ни малейшей боли, к ней пришло чувство собственной полноценности, наполнившее ее сердце теплой радостью.

Она согнула ноги в коленях и обняла ими Мэтта, теснее прижимая его тело к своему. Стенки ее влагалища все еще трепетали в последних конвульсиях оргазма, и она сжала мышцы так, словно ей хотелось никогда больше не выпускать его из своего тела.

Мэтт был больше не в силах сдерживаться. Бормоча ей на ухо какие-то нежные ласковые слова, он начал осторожно двигаться внутри нее. Однако даже сейчас он старался быть предельно осторожным, чтобы каким-нибудь нечаянным движением не причинить ей боль.

Через несколько мгновений Пиппа поняла, что не хочет больше, чтобы Мэтт вел себя так заботливо и осторожно. Ей захотелось, чтобы он взял ее уверенно и сильно, и она уже была убеждена, что воспоминания о давно пережитом ужасе никогда больше не омрачат ее жизнь, что они навсегда исчезнут после этой первой близости с Мэттом.

— Возьми меня, Мэтт! — жарко прошептала она ему на ухо. — Возьми меня по-настоящему!

Ему не нужно было повторять дважды. Не сумев сдержать торжествующего крика, он проник в нее так глубоко, словно вложил в это движение всю страсть, копившуюся в нем с того момента, как впервые увидел ее. Он повторил этот сильный удар еще и еще раз, четыре, пять, шесть раз, уводя ее за собой к новым вершинам ощущений, так что, когда в ее жаркое лоно излился поток его горячего семени, Пиппа испытала еще один сильнейший оргазм. Через какое-то время придя в себя, она жадно прильнула губами к губам Мэтта.

Этот долгий, нежный поцелуй словно вознаграждал их за все перенесенные испытания. Оторвавшись наконец друг от друга, они с невыразимой нежностью продолжали смотреть друг другу в глаза, и Мэтт не спешил выскользнуть из ее жаркого тела.

— Тебе хорошо? — спросил он, еще не вполне уверенный в том, что ее страшные воспоминания полностью рассеялись.

Пиппа лучезарно улыбнулась, успокаивая его.

— Мне всегда будет хорошо с тобой, — просто ответила она.

— Моя главная героиня, — улыбнулся ей Мэтт.

— Навсегда. Боже, Мэтт, какое счастье ждет нас впереди!

Эти слова Пиппы проникли в самое сердце Мэтта, наполнив его светлой радостью. Наконец-то он нашел свою пропадавшую половинку и отступила пустота, так долго царившая в его сердце.

Наблюдая за сменой выражений его лица, Пиппа представляла себе, как познакомит Мэтта сегодня со своими родителями, как вечером опять выйдет вместе с ним на сцену. Однако все это будет позже, а сейчас ей еще надо было так много узнать и открыть для себя. С легким радостным вздохом Пиппа сжала мышцами своего лона его ствол, который уже успел снова затвердеть и налиться кровью, словно говоря ему этим движением, что ее вновь наполняет желание. Увидев в его глазах удивление, она рассмеялась и приникла губами к его губам.

За окном уже шумел новый день, город наполнялся звуками, но Мэтту и Пиппе не было до этого никакого дела. Для них еще только начиналась ночь.

Загрузка...