Завтрак я проглотила почти не глядя. Даже толком не могла вспомнить, что именно ела. Какая-то каша. Внутри все зудело от нетерпения. Мне безумно хотелось навести окончательный лоск и расставить вымытых в витринах хоть часть из найденных сокровищ.
За стекло отправились шкатулки, подсвечники, кубки, статуэтки и прочий фарфор. К ним я добавила музыкальную шкатулку и просто стеклянную шкатулку. Чуть подумала и на самое видное место определила два кинжала и дуэльные пистолеты. Волынкоподобную фигню повертела в руках, но так и не придумала, как разместить ее красиво. Как ни положи — набор трубок, торчащих во все стороны. Ладно, полежит пока в кабинете.
Выставила старинный веер на подставке. Расписной в восточном стиле. Определила на места портсигары, табакерки, охотничий рожок и сувенирную фляжку. Дополнила коллекцию прочей мелочевкой, закрыла стеклянные дверцы и отошла к стене, чтобы оценить свои труды.
Оглядела со стороны все сокровища с невыразимой нежностью и вдруг испытала приступ горечи за то, что в нашем провинциальном краеведческом музее не было таких богатств.
Из груди моей вырвался вздох. Я старательно заперла все шкафчики на ключ и вернулась в кабинет.
Теперь можно было заняться предметами, отобранными для маркиза. Я составила на поднос выкупанную драконятами пастушку, две чудесные пудреницы, подсвечник с фигуркой спящей девушки, пушистый веер в футляре, литую шкатулку, инкрустированную перламутром, и хрустальный флакон для духов с серебром и бирюзой. Потянулась к каталогу и вдруг вспомнила, что так и не повесила шторы.
Я прихватила с собой книгу заклинаний и вернулась в торговый зал.
Витрины радовали глаз. За окном сновали люди. Там, снаружи, совсем уже рассвело. Я убрала с глаз долой швабру и распахнула дверь, чтобы хоть немного выветрить запах старины, неизбежно сопровождающий любое хранилище. С улицы в лавку проникал теплый ветер, ароматы горячего кофе и выпечки. На душе у меня было светло и радостно.
Заклинание, как можно было ожидать, не сработало. Шторы пришлось вешать по старинке, ручками, стоя на табурете. Я сама не заметила, как начала напевать:
— Не кочегары мы, не плотники. Но сожалений горьких нет, как нет. А мы монтажники-высотники и с высоты вам шлем привет…
— Не замечала за тобой раньше склонности к дрянной музыке.
Голос был капризный, пронзительный. В безмятежной тишине он прозвучал, как гром небесный. Я вздрогнула всем телом и едва не грянулась с табурета.
— Нельзя же так пугать! Приличные люди хотя бы здороваются для начала, — вырвалось у меня совсем невежливо.
— Приличные люди? — презрительно протянула дама. — Приличные люди не распевают на всю улицу о кочегарах, моя дорогая. Вы согласны со мной, мэтр Мюссе?
— Конечно, мадам Режина. Вы как всегда правы. — Второй голос принадлежал мужчине. Был излишне сладким и подобострастным.
Я осторожно выглянула из-за шторы в зал. Кого ко мне нечистая принесла? В дверях стояла весьма колоритная парочка: дама слегка за сорок, разряженная, как павлин в брачный период и высокий худой мужчина средних лет в добротном коричневом костюме со шляпой в руках. На меня он глядел укоризненно. Словно хотел чего-то сказать. И точно!
— Наташа, вы бы снизошли до нас. Поздоровались бы со своей тетушкой. Она, бедняжечка, места себе не находит с тех пор, как вы сбежали.
Означенная дама, подтверждая последние слова, поднесла к лицу надушенный платочек и картинно всхлипнула.
Тетушка? Я, честно говоря, опешила. Вот это новости. Лучше бы Наташа была сиротой. Иметь в тетках такой экземпляр! М-да, не повезло бедной девочке. Ясно теперь почему она сбежала из дома. От такой кто хочешь бы сбежал.
Я пошарила вокруг глазами в поисках сковородки, но вспомнила, что оставила ее в кладовой. Жаль, придется обходиться своими силами, без тяжелой артиллерии. Ну ничего, не на ту напали.
Пальцы мои ловко нанизали последние петельки на крючки, бережно расправили тонкую ткань. Только потом я спрыгнула с табурета. Что ж, тетушка, держись.
— Добрый день, тетушка Режина, добрый день, мэтр Мюссе, — поздоровалась я, разглядывая «родственничков».