Легкий флирт с тяжкими последствиями

10

После визита Мэй-Анны в Бьютт нам стало совершенно ясно, что она уже никогда не вернется туда жить, и дело не в этих старухах и мелких обидах, а в том, что она стала настоящей звездой, слишком яркой для нашего городка. «Наша жизнь не для таких, как она, – сказала Виппи Берд, – она принадлежит теперь всему миру».

Кроме того, мы поняли еще одну вещь: на свете есть кое-что, что для нее важнее, чем Бастер. Конечно, она его любила, и он ей вполне подходил, и она знала, что он будет ее любить всегда и что он единственный человек в ее жизни, на которого она может положиться, ведь даже Джекфиш в конце концов ее покинул. Но теперь мы осознали, что ее профессия для нее важнее всего. Мэй-Анна любила Бастера, но Марион Стрит она любила еще больше.

Бастер тоже понимал это, но, казалось, его это уже не так волновало. Я полагаю, Бастер утешал себя мыслью, что они с Мэй-Анной в каком-то смысле снова вместе, пусть даже они по-настоящему не женаты, не живут в одном доме в Кентервилле и не заводят детей, как простые обыватели. «Черт бы меня побрал, – сказал однажды Бастер Пинку, – мы с Мэй-Анной однажды уже женились. Если мы это повторим, то это уже будет двоеженство».

Он старался быть где-то рядом с ней, и этого было ему достаточно для счастья, и Тони утверждал, что теперь у него появилось предостаточно возможностей для того, чтобы купаться в этом счастье. Тони знал, что после всех хвалебных рецензий на «Тревогу на побережье» и их совместных фотографий на премьере в Бьютте Мэй-Анна будет для Бастера проводником на пути к славе. Конечно, Бастер сам по себе был известен, но благодаря Мэй-Анне его имя узнали даже те, кто никогда не интересовался боксом. «Это как глянцевая корочка на пироге», – сказал Тони и организовал для Бастера серию матчей в Калифорнии.

– Мы ведь готовим его в претенденты на чемпионский титул от Западных штатов, а Калифорния – это Запад, разве не так? – спрашивал нас Тони. – И разве не приятней тренироваться под кокосовыми пальмами, и чтобы Мэй-Анна приносила тебе на подносике коньяк с сахаром и мятой, чем среди наших бьюттских метелей, от которых стынут яйца?

Виппи Берд ответила, что в его словах есть определенный смысл.

Мэй-Анна действительно все время околачивалась возле Бастера и не пропустила ни одного его матча в Калифорнии. Иногда в белом платье и белой меховой накидке она сидела среди сопровождавших ее голливудцев у самого ринга, визжала и свистела громче всех. Мэй-Анна знала миллион способов кричать и шуметь, потому что она росла в Бьютте и приобрела жизненный опыт на Аллее Любви. Один крупный продюсер, который вместе с ней побывал на каком-то из этих матчей, сказал: «Боже мой, Марион, я-то думал, что все эти гангстерши – только роли, но ты и в жизни разговариваешь как настоящая штучка!» – «Спасибо за комплимент», – ответила ему Мэй-Анна. Когда она в письме рассказала нам об этом, то Виппи Берд заметила, что то был вовсе не комплимент, хотя Мэй-Анна этого не поняла.

Иногда Мэй-Анна брала Бастера с собой на голливудские приемы и вечеринки. Сначала он упирался, ссылаясь на то, что обязательно что-нибудь там опрокинет, хотя, высококлассный спортсмен, он вовсе не был увальнем. Однажды я видела, как он принес полдюжины наполненных стаканов, держа их все в одной руке, и не расплескал ни капли. Затем он придумал другую отговорку, говоря, что ему нечего будет сказать всем этим звездам и знаменитым продюсерам и что, если он будет там все время молчать, его примут за идиота. Как раз в это время одна из газет опубликовала этот дурацкий снимок, где он держит газету вверх ногами, и спортивные репортеры тут же раструбили, что он не умеет даже читать. Один из них назвал Бастера неотесанной деревенщиной и диким горцем, а другой написал, что у Бастера тело бизона и мозги летучей мыши. Бастер послал в эту газету письмо, в котором, поменяв эпитеты местами – тело летучей мыши и мозги бизона, – сообщал, что это новое определение подошло бы любому из их репортеров, но только газета его письма не напечатала.

Мэй-Анна сказала Бастеру, что по сравнению с большинством обитателей Голливуда он просто выпускник колледжа. Она добавила, что даже самые главные бьюттские тупицы не идут ни в какое сравнение с некоторыми голливудцами. Пока она жила в Бьютте, мы никогда не замечали за ней тягу к знаниям и культуре, но, переехав в Голливуд, она сразу же подписалась на журнал «Тайм». Чуть позже она записалась в читательский клуб, так что, может быть, на самом деле она была умнее и глубже, чем нам раньше казалось. Мало того, она хранила все номера журнала «Лайф», начиная с самого первого, а когда ей случилось встретиться с его издателем мистером Люсом, она рассказала ему об этом, и он был прямо-таки невероятно поражен, и, может быть, именно поэтому он некоторое время спустя поместил ее фото на обложке.

Наконец Бастер привел Мэй-Анне свой последний довод, говоря, что только на ринге он что-то собой представляет, а в костюме он просто пугало. В визитке его будет не отличить от привратника, считал Бастер, и боялся, что люди начнут сдавать ему ключи от комнат и просить отогнать автомобиль на стоянку.

Но, с другой стороны, не в его правилах было хоть в чем-то ей отказывать, и вот она начала таскать его с собой по всему Голливуду, и через какое-то время это стало ему нравиться. «Даже больше, чем следовало бы», – сказал Тони.

Бастер рассказывал нам, что первая вечеринка, которая ему понравилась, происходила в доме Дугласа Фэрбенкса. Гости-знаменитости обошлись с ним очень мило и любезно, равно как и гости – не знаменитости, почти так же дружелюбно, как люди в Бьютте в обычной обстановке. Мистер Фэрбенкс сказал, что он самый большой в мире болельщик и любитель бокса и что, если бы у него был шанс соперничать с Джеком Демпси, он бы оставил кино ради спорта. «Так на его месте поступил бы и любой другой», – заметила Виппи Берд.

Мистер Фэрбенкс так увлекся разговором с Бастером, что забыл про других гостей, увел его в свою «шумную комнату», то есть в специальную комнату для игр и танцев, расспрашивал о его прошлых боях, о видах на чемпионский титул и попросил показать ему прямо сейчас, в замедленном движении, знаменитый удар Бастера Миднайта. Мистер Фэрбенкс сказал, что умеет прыгать в море со скал, фехтовать настоящим оружием, влезать на стену по веревке, но у него никогда не было той мощи, которая необходима настоящему бойцу. Общаясь с ним, Бастер совершенно избавился от смущения. Когда Мэй-Анна обнаружила его исчезновение и принялась разыскивать его по всему дому, она нашла хозяина и гостя в «шумной комнате» без пиджаков и с закатанными рукавами рубашек, в разгаре обучения приемам бокса.

– Тебе бы тоже стоило этому научиться, Марион, – сказал ей мистер Фэрбенкс.

Подражая Бастеру, он, согнувшись, наносил правой рукой удары по корпусу воображаемого противника.

– Бастер только что научил меня этому удару! Черт возьми, я не знал, что это так приятно!

– Я знаю все удары, – ответила Мэй-Анна, – потому что с пятилетнего возраста наблюдаю, как он тренируется. Если в свое время он смог свалить Свиное Рыло, то в мире не остается больше ничего, с чем бы он не смог справиться.

При этих словах Бастер просиял.

– Со Свиным Рылом это было не так уж трудно, – сказал он.

– Свиное рыло? – спросил мистер Фэрбенкс. – Что за свиное рыло? Ах, Свиное Рыло!

Он засмеялся, посчитав это шуткой.

– Он ударил его вот так, – Мэй-Анна коснулась кулаком подбородка Бастера, потом взяла его за руку и сказала: – Пойдем, пойдем, Большой Кулак, надо представить тебя остальным гостям.

В Голливуде она частенько его так называла, так что журнал «Радиозеркало» поместил под их фотографией подпись: «Марион Стрит и ее Большой Кулак». Ей нравилось позировать рядом с ним, потому что это подчеркивало ее хрупкость и, кроме того, притягивало к ней дополнительное внимание публики. Бастер долго не мог поверить, что есть люди, которым он более интересен, чем Марион Стрит, хотя таких было немало. Она же объясняла ему, что хорошенькие девушки на голливудских вечеринках идут по десять центов за дюжину, но многие люди согласились бы встать в очередь только для того, чтобы поглядеть на будущего чемпиона.

Как это ни странно, говорил Бастер, но Мэй-Анна оказалась права. На одной из вечеринок Бастер повстречался с Хамфри Богартом, который в частной жизни был настоящим джентльменом и этим очень понравился Бастеру. Настоящий Богарт вовсе не был таким грубым и жестким, как его персонажи. Увидев Бастера, он направился прямо к нему и сказал: «Здравствуйте, я видел ваш бой на прошлой неделе. Разрешите расспросить вас кое о чем?»

На любой вечеринке у Бастера начинали спрашивать совета по технике боксирования, и Тони говорил, что Бастеру впору брать с них плату за уроки и что он заработает как инструктор больше, чем как боксер, и при этом ему не надо будет подставляться под удары.

Но, в отличие от мистера Фэрбенкса, мистера Богарта интересовал вовсе не удар правой, а то, как надо «танцевать» и маневрировать во время боя. Это было как раз в то время, когда пошли слухи о том, что Бастер принимает наркотики, и пока Бастер показывал, как надо ставить ноги, он, между прочим, заметил, что его очень задевают эти сплетни в газетах. Мистер Богарт посоветовал ему не обращать на это внимания.

– О чем стоит заботиться, так это чтобы твое имя было на слуху у всех. Если этого не происходит, вот тогда и надо начинать беспокоиться, – сказал он и добавил: – Ведь не всем интересно смотреть, как ты дерешься, некоторые приходят только потому, что ты знаменитый Бастер Миднайт, и потом они смогут сказать, что видели тебя своими глазами.

– Если я перестану побеждать, такие люди перестанут приходить на мои матчи, – сказал ему Бастер.

– Полагаю, ты прав, – ответил мистер Богарт. – В индустрии развлечений не следует слишком рассчитывать ни на чью верность.

В то время для Бастера еще не существовало опасности поражений, хотя Тони организовывал ему встречи с самыми сильными противниками, и уже начались упорные разговоры о том, что он готовится оспорить чемпионский титул у Клея Томаса Бейкера, причем слухи эти шли не только от Тони. Все спортивные журналисты Америки заявляли, что Бастер будет очередным чемпионом мира в тяжелом весе и что это только вопрос времени, и вот наконец Тони заключил с нью-йоркскими антрепренерами контракт на матч Бастера с Клеем Томасом Бейкером, который должен был состояться в Мэдисон-Сквер-Гарден.

Мы думали, что Бастер будет тренироваться в Калифорнии, но Тони счел, что Мэй-Анна уже достаточно разрекламировала его. Кроме того, он решил, что надо выбрать для тренировок более возвышенное – в смысле высоты над уровнем моря – место, для того чтобы укрепить выносливость дыхательной системы Бастера. По моему же мнению, Тони просто боялся, что все эти вечеринки размагнитят Бастера и что он потеряет хватку, постоянно общаясь с Мэй-Анной и вращаясь среди всех этих знаменитостей.

В связи со всем этим Тони решил, что Бастер будет тренироваться дома, в Бьютте, в Коламбия-Гарденз, там же, где когда-то начинал. Там он организовал для него настоящий тренировочный лагерь, куда был открыт доступ и для публики по цене доллар с человека и куда мы с Виппи Берд в любое время входили бесплатно. Тони даже изготовил специальный пропуск для Муна, который бегал вокруг ринга и кричал: «Убей его, дядя Бастер, убей его!» Наш малютка Мун научился болеть за Бастера раньше, чем говорить.

Вернувшись домой, Мун надевал боксерские перчатки, которые подарил ему дядя Бастер, и молотил по груше, изображая Бастера на тренировке. Было похоже, что маленький Мун собирается пойти по стопам Бастера, и мы относились к этому с воодушевлением. «Его псевдоним на ринге будет Миднайт Мун», – говорил Чик.

Но Виппи Берд сказала, что лучше было бы ему получить специальность и какую-нибудь постоянную работу, и в конце концов так и произошло, потому что Мун вырос щуплым и низкорослым, закончил колледж «Лейк Форест» и получил специальность бухгалтера. «Он родился не для того, чтобы драться, – сказала Виппи Берд, – а чтобы вычитать и складывать».

В Бьютт иногда заезжали передвижные цирки, но ни один из них не притягивал столько народа, как тренировочный лагерь Бастера Миднайта. Все старые боксеры Монтаны и множество других из соседних штатов стремились быть его спарринг-партнерами, и тем, кого он отвергал, сердобольный Тони в виде моральной компенсации выдавал бесплатные входные билеты.

Все главные нью-йоркские газеты послали своих репортеров следить за ходом тренировок, наказав непременно раскопать что-нибудь примечательное, какую-нибудь изюминку, точно так же, как они делают сейчас, когда хотят написать о нашей медной промышленности. Нас с Виппи Берд тогда не менее пятидесяти раз расспрашивали о привычках Бастера-подростка. Всякий раз, когда мы разговаривали с репортером, нас фотографировали, чуть ли не ослепляя фотовспышкой, так что и мы тоже стали знаменитостями, и Мэй-Анна сообщила, что видела фотографию Виппи Берд в одной из калифорнийских газет. Так мы с Виппи Берд стали крупнейшими специалистами по интервью, вот почему корреспонденты не забывают нас и до сих пор и, разыскивая, приходят в «Джим Хилл». Словом, повторяю: если вам нужна изюминка, приходите в «Джим Хилл» и спрашивайте нас с Виппи Берд.

Виппи Берд наплела репортерам, что некогда Бастер учился на священника, ежедневно ходил в церковь и перед каждым его матчем отец Свиное Рыло служил молебен. Еще она сказала, что Свиное Рыло и Бастер заклятые друзья чуть ли не с младенчества. В газете так и напечатали – «заклятые друзья», и мы изрядно повеселились. Другому репортеру она сказала, что отец у Бастера – медный король, которому принадлежат все дома в центре города, почему Бастера и прозвали «Бродвейским». Понятно, что нам с Виппи Берд следует пенять только на самих себя за то, что репортеры по сей день пишут про Бастера всякую чепуху.

Одному такому я впарила историю, что любимое развлечение Бастера – это охота на заячью антилопу. Рассказами про эту антилопу в наших местах старики-шутники дурачат маленьких детей: якобы уши у нее длинные, как у зайца, и свисают до земли, и когда она убегает от охотника, то цепляется ими за кусты, и вот тут-то ловкий охотник и берет ее живьем за задние ноги. Историю о том, как Бастер охотиться на заячью антилопу, я изобрела в заведении «У Джона», куда мы с Виппи Берд захаживаем, чтобы полакомиться свиной отбивной. В Бьютте есть два «У Джона», но хорошие свиные отбивные подают только в том, который находится в верхнем квартале, а не в том, что в нижнем. Мы ходим в это заведение так давно, что еще помним то время, когда отбивную подавали с косточкой.

В тот день я уютно сидела «У Джона» в компании свиной отбивной, как вдруг передо мной предстал человек в галстуке отвратительного цвета и соломенной шляпе и заявил, что он корреспондент «Геральд трибьюн». Он уселся напротив меня и повел себя как важная шишка, хотя, впрочем, так ведут себя все эти репортеры, видимо, полагая, что ты должен выложить им всю подноготную прямо сейчас только лишь из-за той чести, которую они оказали тебе, присев с тобой за один столик. Он приклеил сигарету «Кэмел» к своей нижней губе, прикурил ее и сказал, что ищет настоящего уроженца Бьютта, который мог бы ответить ему на пару вопросов. Беднягу, видимо, не предупредили, что я уже собаку съела на интервью.

Я ответила, что охотно отвечу на все его вопросы, вот только прикончу свой бифштекс из мяса заячьей антилопы, добытой самим Бастером. Этот тип воспринял мои слова совершенно спокойно, ничто его не насторожило. Потом он написал целую историю о том, как Бастер охотится на заячьих антилоп и как сам свежует их и готовит из их мяса разные блюда. Мы с Виппи Берд думали, что ему станет стыдно, когда он поймет, что его разыграли, словно пятилетнего малыша, но не тут-то было: следом за ним эту тему подхватили и другие писаки, и парень решил, что и впрямь напал на золотую жилу. Прочитав эту чушь, Тони прозвал Бастера «Всеамериканским королем бифштексов из заячьей антилопы», а люди еще многие годы спустя, приходя в заведение «У Джона», спрашивали бифштексы из заячьей антилопы или гамбургеры с ее мясом, и там действительно стали подавать это блюдо, представлявшее собой свиную отбивную с горчицей, соусом и луком. Тони, обожавший сандвичи с жареной свининой, говорил, что ему не надо рая – пусть только процветает заведение «У Джона».

В каждом большом магазине и маленькой лавочке Бьютта можно было купить ленты, запонки и прочие сувениры с изображением Бастера Миднайта или с его именем, и мы с Пинком купили для Муна кукольного Бастера Миднайта в крошечных боксерских перчатках и оранжевых шелковых трусах. Я до сих пор берегу зеленую подушечку из искусственного шелка, по краю которой золотой нитью вышиты слова: «БЬЮТТ, МОНТАНА – РОДИНА БАСТЕРА МИДНАЙТА».

Чтобы посмотреть на тренирующегося Бастера, в Коламбия-Гарденз собиралось такое множество людей, что для охраны порядка пришлось привлечь части национальной гвардии. Гвардейцы следили, чтобы зеваки не слишком докучали Бастеру, ловили карманников и карточных шулеров. Проститутки тоже, конечно, вертелись в толпе, но обычно гвардейцы их не трогали. Проститутку можно было узнать почти безошибочно, потому что все они подражали Мэй-Анне, красили волосы в платиновый цвет и надевали туфли на ремешках. Обычно проститутки «патрулировали» перекресток между Бродвеем и улицей Вайоминг, как раз там, где в свое время Виктор Москвин открыл Мэй-Анну, наподобие того, как нынешние охотницы за удачей в Голливуде толпятся у входа в аптеку, где когда-то поймала свою удачу Лана Тернер.

Для Тони то было золотое время, он приоделся, пользовался дорогим одеколоном и сделал себе прическу на прямой пробор, гладко прилизав волосы. Скажу честно, он был единственным из известных мне мужчин, употреблявшим парфюмерию. Еще он отпустил маленькие усики а-ля Рональд Колмэн и носил белые брюки со складкой и двуцветные, коричневые с белым, туфли на манер техасцев, которые иногда наезжают в Бьютт летом, а шею повязывал белым шелковым шарфом. Виппи Берд, между прочим, заметила, что в таком виде он вылитый зазывала из публичного дома, правда, ему самому этого не сказала. Считая себя совершенно неотразимым, он по-хозяйски сновал по залу, то и дело бросая распоряжения своим людям.

В этой суете только сам Бастер оставался – или казался – невозмутимым. Если бы не богатырское сложение, то его, одетого в поношенный свитер и мешковатые брюки, купленные еще для выпускного вечера, было бы невозможно выделить в серой толпе. Нарядную одежду Бастер носил только тогда, когда рядом была Мэй-Анна. Во время тренировок на ринге он надевал пару черных поношенных штанов и обычную белую майку. Он смеялся, когда маленькие дети обращались к его спарринг-партнерам и просили автограф, принимая его партнера за мистера Миднайта. Бастера не волновало, что они обращались за автографом не к тому, к кому надо, но Тони задевало, что никто и никогда не просил автографа у него. А ведь специально для этого, отметила Виппи Берд, он обзавелся авторучкой из панциря черепахи и с золотым пером, которую постоянно носил в нагрудном кармане и от которой вся его рубашка была в синих чернильных пятнах.

В день, когда в Нью-Йорке состоялась схватка за звание чемпиона, в нашем городе царило оживление даже большее, чем в день приездов Рузвельта или Марион Стрит. Все фонарные столбы украсились национальными флагами, а над улицами реяли транспаранты с надписями: «БАСТЕР МИДНАЙТ – ЧЕМПИОН США«. В витринах большинства ресторанов помещались изображения Бастера в полный рост, в боксерской стойке, а кое-где даже подавали блюда, специально названные в честь Бастера, например гамбургер «Бастер» с копченой телятиной. Это они так намекают, что у него жесткое мясо, сказала Виппи Берд.

Мэй-Анна взяла билет на прямой поезд до Нью-Йорка, ехала в отдельном купе, а когда выходила пообедать в вагон-ресторан, публика тоже просила у нее автограф. Хоть она так и не побывала в тренировочном лагере Бастера в Садах, она почти каждый день телеграфировала ему или звонила. В интервью заявляла, что она его болельщик номер один и что спланировала свой график съемок с таким расчетом, чтобы получить возможность посетить этот решающий матч. Полагаю, что в это время она любила Бастера больше, чем когда-либо в жизни.

Святому отцу Стеннеру Свиное Рыло она послала двести пятьдесят долларов, с тем чтобы он все время ставил свечи за Бастера. Свечей, купленных на эти деньги, хватило бы, чтобы сжечь половину Бьютта. Конечно, она не верила, что от зажженных свечей Бастеру будет хоть какая-нибудь польза, а просто хотела, чтобы Стеннер утерся, чтобы он понял, что Бастер вот-вот станет чемпионом, и потому адресовала перевод не преподобному отцу Джозефу Стеннеру, а преподобному отцу Свиное Рыло Стеннеру.

Виппи Берд с Чиком и маленьким Муном пришли к нам домой послушать трансляцию матча по радио, потому что Пинк накануне специально для этого купил новый приемник, выбрав такой, у которого был самый большой и мощный динамик, наполнявший звуками каждый уголок нашего дома. Но через некоторое время мы решили, что лучше мы все пойдем к зданию редакции одной из бьюттских газет и будем слушать матч вместе с другими собравшимися там болельщиками Бастера.

У здания была такая прорва народу, что нам с Виппи Берд пришлось взять Муна за руки, чтобы он ненароком не потерялся. Муну было тогда всего пять лет, но он был весьма сообразителен, сам догадался, что здесь происходит, и стал размахивать флажком с изображением Бастера и кричать: «Дай ему, дядя Бастер, дай ему еще!», и тогда мы с Виппи Берд переглянулись и присоединились к нему.

Чик купил каждому из нас, кроме Муна, по банке пива и кульку попкорна, а у какого-то знойного мексиканца по порции тамали, а Муну вместо пива и тамали он купил пачку крекеров «Джек», и для малыша это оказалось большим огорчением, потому что в качестве приза там оказался всего лишь оловянный браслет. Я сказала Муну, что выменяю у него этот браслет на маленькую игрушечную машинку, которую купила за пять долларов и десять центов в одной из лавочек на окраине. Я даже носила этот браслет некоторое время, пока с него не осыпалась краска, и до сих пор храню его в моей заветной шкатулке на память о том дне.

Толпа у здания редакции орала, нестройно выкрикивала лозунги, подвыпившие проститутки хохотали, дети шныряли в толпе и толкались, и слушать комментатора было бы совсем невозможно, если бы не громкоговорители, которые они развесили по всему периметру здания, такие мощные, что их звук разносился по всему Кентервиллю. Виппи Берд сказала, что надо сесть на крыльце главного входа и слушать. Я ответила, что если мы собирались слушать, то лучше было остаться дома. Думаю, Пинк на самом деле огорчился, что мы не остались дома, чтобы как следует послушать трансляцию, но и на улице он веселился не меньше остальных.

Каждый знает, что в тот раз Бастер побил Клея Томаса Бейкера, так что обойдусь без лишних подробностей, а если вам интересно, как это было, пойдите в библиотеку и закажите книги по истории спорта. Конечно, победа далась ему нелегко, и с того времени правое ухо у него навсегда осталось изуродованным, расплющенным. Кроме этой травмы, он получил еще пару хороших ударов, и ему так и не удалось послать противника в нокаут, хотя мы с Виппи Берд тайно молились, чтобы у него это получилось. Бастеру присудили победу по очкам, и когда радиокомментатор объявил, что Бастер Миднайт отныне новый чемпион Америки, толпа слушателей, и вместе с ней и мы, словно взбесилась. Мы с Виппи Берд орали так громко, что потом осипли на целую неделю.

Потом мы все отправились в кафе «Скалистые горы» праздновать победу Бастера, и Виппи Берд сначала хотела отвести Муна домой, но я сказала, что он должен запомнить этот день. Он потом всю жизнь был мне признателен за то, что тогда я позволила ему остаться с нами, и часто с удовольствием вспоминал тот вечер.

Чик и Пинк на радостях заказали нам всем по одному мартини и одну бутылку шампанского на всех и перец чили на закуску. Я дала Муну серебряный доллар, и послала его попытать счастья на игральном автомате, и сказала, что если он выиграет – то выигрыш пополам, а это означает, что я была очень пьяна, ведь обычно с деньгами я очень аккуратна.

Мы никак не могли позволить, чтобы этот вечер прошел просто так, потому что, во-первых, Бастер сегодня победил и стал чемпионом, и, во-вторых, Мун с моей серебряной монетой сорвал на игральном автомате джекпот в шестьдесят долларов. Я отсчитала ему половину, и Виппи Берд наказала ему больше никогда не играть на автоматах, потому что отныне он будет только проигрывать, а пока что она дала ему один доллар, а остальное, сказала она, будет первым взносом в фонд, из которого он оплатит свое обучение в колледже. А на свою долю мы с Пинком уже назавтра купили подержанный микроавтобус марки «Плимут» с деревянными бортами, на который копили уже давно.

У нас с Виппи Берд долго не укладывалось в голове, что мы могли выиграть столько денег и именно в ту великую ночь, ночь окончательной победы Бастера Миднайта, которую Виппи Берд с тех пор называла не иначе как ночь, когда Эффа Коммандер сорвала джекпот.