Почему опять Лес призвал очередную похотливую дурочку? Праотец всегда был пор падок на симпатичные мордашки и упругие юные тела. Может поэтому, мы его дети, стараемся хранить целомудрие и избегаем не только половых связей, но и эмоциональных привязанностей. Этакое противостояние поколений.
Хотя кого я обманываю? В нашем мире женщины превратились в вымирающий вид, да и те, что остались, не в состоянии принести потомства. Когда-то Праматерь населяла бескрайние просторы разумно, поддерживая тонкий баланс. Это была ювелирная работа настоящего художника. В те золотые времена она была любима, счастлива и плодовита. Мы, её первенцы, стали венцом творения. И кто мы теперь? Горстка доживающих свой век одиночек, погруженных в беспросветную причину собственной ненужности? Будь я грязным охотником, то начал бы пить. Но, к счастью, я потомок Первых, поэтому моя отдушина — сложение стихов в свободное от служения время. А такового у меня в избытке.
Куда делась эта несносная особа? Надо бы её порадовать, книга-портал оказалась столь добра, что перенесла сюда отвратительную одежду девчонки. Как можно в этом ходить? Ткань из ненатуральных материалов, да ещё и какого-то сумасшедшего цвета, от которого у меня задергался глаз.
Я вышел из дома, сложив эти вызывающие тряпки в сумку, чтобы не оскорблять взор встречных. В лучах закатного солнца, пробивающихся сквозь плотную листву, мир окрасился тёплым золотом. В такие моменты казалось, что всё будет хорошо. Но кольцо скверны продолжало сужаться вокруг Глубинного леса. Пусть неспешно, но неуклонно — шаг за шагом — проклятие убивало и отравляло всё вокруг. Даже старейшины не могли сказать, когда падёт наш дом.
Лишь бы эта девчонка помогла. Я был готов простить ей и своенравный характер, и вредность, и насмешливость. Только, куда она делась? В очередной раз следует повиниться в своей гордыне. Надо было проводить Избранную и помочь ей в омоновениях, но я никак не мог прийти в себя после того, что произошло между нами…
Моё тонкое обоняние подсказало, что где-то неподалёку охотник — эту отвратительную смесь перегара и запаха одежды из кожи убитых животных сложно с чем-то спутать. Меня обуял страх за Избранную — она ведь наивна и неопытна, словно дитя.
Взлетев на вершину холма, я окинул взором изумрудную долину, разрезанную прохладной синевой горного ручья. Что-то чужеродное было в привычной картине: прямо на траве, среди стыдливо склонившихся цветов, сплелись два тела. Судя по загорелой коже и бугрящимся мускулам, одно из них принадлежало Охотнику, а второе…тело Избранной. Так вот как выглядит процесс совокупления. В этом было что-то животное, отталкивающее, но сладко туманящее мозг.
Казалось, что весь мир сосредоточен в этих двоих, даже солнце освещало только их, окружающее пространство словно накрыло тенью. Я протёр глаза, но ничего не изменилось: разгорячённые тела любовников казались, вылепленными из жидкого золота в окружении драгоценных распустившихся цветов.
Девушка вдруг застонала. Наверное, этот урод делает ей больно, ведь подобное точно не может нравиться. Вот и тонкая ручка вцепилась ногтями в смуглую спину с перекатывающимися мышцами. Молодец, девочка, защищайся хоть так, а я уже спешу на помощь!
Со всех ног бросился в их сторону. Пусть мне не доводилось убивать, но всё бывает впервые. На бегу достал верный нож и подготовился к броску. В этот момент девчонка резко выгнулась и прокричала: "Да, ещё, ещё!"
Я замер как вкопанный. Сейчас я был близок к тому, чтобы убить обоих. А потом только оставалось наложить руки на себя за то, что лишил Лес последней Избранной. Но это слишком драматично и глупо, поэтому мне пришлось терпеливо ждать, когда эти двое утолят свою похоть.
Я пытался отвлечься от их стонов и сочинить очередной сонет. Но в голове был лишь образ Избранной — гибкое соблазнительное тело, которое я ласкал по её приказу. К сожалению, каждое слово этой взбалмошной девчонки для меня закон, но я не торопился сообщать об этом — мало ли что взбредёт в эту симпатичную головку. Я всегда думал, что женщины Первых являют собой идеал и совершенство: всегда холодные, сдержанные и гордые. Но даже они померкли по сравнению с Избранной, наполненной настоящей страстью.
Вспомнилась упругость высокой девичьей груди, нежная кожа бëдер, покрытая редкими выгоревшими на солнце светлыми волосками и сокровенное место, похожее на бутон цветка. Никогда раньше я не знавал женщину столь близко. Возможно, я был слишком груб, когда лишил её возможности двигаться и запечатал уста заклинанием. Но что-то подсказывало, что ей это понравилось.
Неужели она хотела от меня того, что делал сейчас с ней Охотник? При одной мысли, что это я мог бы судорожно подергиваться на ней, с оголённым задом и со сведённым судорогой удовольствия лицом, стало не по себе.
"Больше никогда не назову её Избранной!" — пообещал себе. А ведь она произнесла своё имя, которое я не запомнил, созерцая в тот момент пленительные изгибы.
"Каша, Ваша, Маша? Чаша! Точно, Чаша!" — отныне так и буду её называть.
Я заметил, как тело Охотника напряглось — я и не думал подсматривать, просто контролировал, чтобы он не навредил Чаше — а девушка выгнулась ещё сильнее, в следующий момент их рты, голоса и стоны сплелись воедино.
Я, как глупец, прятался в кустах, ощущая одновременно смущение и жажду ощутить горячую влажность лона Избранной СВОИМ телом. Какое непривычное и постыдное желание.