3

Он бы не стал просыпаться — но в дверь номера настойчиво стучали, и Джон осторожно приоткрыл один глаз. Потом открыл второй — и попытался сесть на кровати. Не с первого раза, но у него это получилось. Все тело ломило, одежда, в которой он заснул, была влажной и холодной, словно остывший компресс, а ноги в мокрых ботинках были тоже холодными, как у лягушки.

Замерзлая лягуха — всплыло в памяти. Вслед за этим всплыло и все остальное, и Джон едва не взвыл от тоски и стыда. Кто придумал, что с утра вчерашние проблемы кажутся ерундой?!

В дверь продолжали колотить, и Джон поплелся открывать. Это явно не коридорный — в «Мажестике» не принято беспокоить постояльцев. Значит, это Клэр. Господи, вот уж некстати…

Клэр, стоявшая на пороге, очень напоминала валькирию, которую страшно расстроили подруги по Валгалле. Даже, возможно, обидели. Голубые глаза покраснели и припухли, искусанные губы дрожат, и пшеничные косы пребывают в беспорядке. Клэр заломила руки — и Джону немедленно захотелось закрыть дверь перед ее носом, однако Оксфорд и Кембридж хорошо воспитывают своих учеников, и он со вздохом отступил в сторону, давая своей невесте пройти в номер.

Клэр вошла, окинув Джона изумленным и гневным взором, решительно схватила стул и села на него — спина прямая, ноги вместе, руки на коленях.

― Что происходит, Джон? Где ты был этой ночью? Что означает твой вид?

― Я спал, Клэр. Немного устал вчера.

― Спал? В одежде? В ботинках?

― Да, так получилось. Говорю же — устал.

― В таком виде спят ковбои и докеры после попойки.

― Клэр, давно хотел спросить, откуда ты так много знаешь про докеров и ковбоев?

― Если это шутка, то плохая, а если ирония ― то она неуместна. Согласись, что в таком виде…

― Дался тебе мой вид! Я поздно приехал, промок и устал, еле добрался до постели. Видимо, сказалось напряжение последних дней, вот я и вырубился.

― Выру… что? Джон, не пугай меня. Куда ты ездил?

― В Мейденхед. Я тебе говорил вчера.

Она побледнела как полотно. Сегодня Джон с уверенностью мог сказать: Клэр Дэвис напугана и растеряна. Вот только все еще непонятно — чем именно.

― Ты был в Мейденхеде… до поздней ночи?

― Довольно долго, да. Не забудь про дождь. Дорога туда и обратно отняла часов пять.

― Но ты уехал утром! Что ты там делал?

― Смотрел дом. Поговорил с Майрой Тренч.

― Ты виделся с Майрой Тренч?!

Она опять заломила руки. Джона все сильнее терзали подозрения. Что ж это такое! Тайны, тайны… Чего так боится его невозмутимая невеста?

―Да, Клэр, я виделся с Майрой Тренч. На мой взгляд, это вполне естественно, потому что Майра Тренч живет в Мейденхеде и присматривает за домом. Мы беседовали, она рассказала мне о дяде…

― Ты был у нее?

― Господи, Клэр, да что с тобой? Разумеется, был, потому что в большом доме находиться нельзя, он совсем запущен, там холодно. Майра пригласила меня к себе, мы выпили чаю. Дождь шел весь день, дороги размыло. Одним словом, не лучшее время для визитов, но я рад, что побывал дома.

― Ты был у Майры Тренч…

― Ты что, ревнуешь?

― Глупости!

― Правильно, поэтому я и не понимаю, откуда такая реакция. Кстати, она молодец. Флигель в отличном состоянии. Учитывая, что у нее маленький ребенок…

― Ты его видел?!

― Клэр, это же не крокодил-людоед, это маленький мальчик, очень, кстати, симпатичный и общительный. Мне кажется, они прекрасно ладят. При том, что Майра так молода…

— Что ты пристал ко мне с этой Майрой! Надеюсь, теперь ты успокоился? Больше не нужно ездить в эту глушь?

Джон устало потер небритую щеку.

— Скажем так, успокоился, потому что увидел все своими глазами и примерно представляю теперь, чем займусь в первую очередь.

― Что?

— Дорогая, ты как-то взволнована… Да, так вот. На этой неделе завершатся все необходимые дела с банком, мы откроемся, после чего я оставлю на хозяйстве Тревиса и вплотную займусь ремонтом дома.

— Джон, позволь заметить, что это глупо. Зачем тебе загородный дом, до которого невозможно добраться?

— Я собираюсь жить там, Клэр.

— А Лондон? А банк?

— Лондон стоит уже тысячу лет и наверняка протянет еще столько же. Банк открывается в пятницу. Какие проблемы?

— Но Джон, дорогой, ведь работа…

— Клэр, я больше не рядовой бухгалтер. Это МОЙ банк, понимаешь? Там будут служащие, клерки, управляющий…

— И все?

— Почему. Еще уборщицы, охранники, техники. Будет мистер Тревис.

— Он не может заменить тебя во всем.

— Почему же? Я передам ему право подписи, он отлично справится, уж во всяком случае лучше, чем я.

— Джон, я не понимаю… Ты так мечтал о своем банке.

— Честно говоря, не уверен, что это можно назвать мечтой. Скорее, это естественный ход событий. Вершина моей карьеры, все такое.

— Ты так говоришь, словно тебе в одну ночь стало на все наплевать.

— Не совсем так, Клэр. Просто… увидев Мейденхед, я вдруг понял, чего хочу на самом деле.

— Ремонтировать дома?

— Боюсь, я не слишком в этом подкован, предоставим ремонт специалистам. А хочу я жить в Мейденхеде. Хочу, чтобы старый дом возродился. Хочу собрать под его крышей всех тех, кого не видел много лет.

— Но ведь это безумные деньги…

— Не такие безумные, и в любом случае они у меня есть.

— Но… наша свадьба… Я думала, мы куда-нибудь поедем…

Джон внимательно посмотрел на Клэр и вдруг тихо спросил:

— Клэр, а ты меня любишь?

― Что?

— Ты. Меня. Любишь?

— Что за нелепый вопрос…

— Почему же. Самый важный, если говорить о браке.

— Мне казалось, ты и так знаешь.

— Я знаю, что мы спим вместе два раза в неделю. Знаю, что в четырех случаях из пяти ты симулируешь оргазм.

— Джон!

— Разве не так? Еще я знаю, что ты терпеть не можешь, когда тебя по утрам видят без косметики, и потому никогда не остаешься в моей спальне на всю ночь. Честно говоря, я вообще тебя ни разу в жизни не видел без косметики.

— Джон, я сейчас упаду в обморок…

— Брось, Клэр. Ты крепкая девушка, выросшая в деревне. Хорошо питаешься. С чего тебе падать в обморок?

— Почему ты со мной так разговариваешь? Тебе что-то наговорила эта маленькая шлюха?!

Джон подался вперед. Красивое лицо потемнело, сделалось жестким, почти жест жим. В серых глазах загорелся недобрый огонек.

— А что она могла наговорить, Клэр? Есть что-то, чего ты стыдишься? Может быть, это как-то связано с твоим отцом и его желанием получить графский титул?

Клэр вскрикнула, схватилась за горло и побледнела до синевы, теперь уже непритворно готовясь лишиться чувств. Джон решил не ослаблять натиск.

— Давай, Клэр, поговорим начистоту. Почему ты примчалась ко мне в Америку после семи лет разлуки? Не потому ли, что твой отец так и не смог уговорить моего дядю продать Мейденхед, и тогда вы решили добиться графского титула другим способом? А самый очевидный способ — это выйти за меня замуж, не так ли? И любовь здесь совершенно ни при чем.

Как ни странно, Клэр внезапно успокоилась. Краска вернулась на лицо, руки расслабились — Клэр Дэвис вполне овладела собой.

— Джон, ты даже не представляешь, какую рану ты мне нанес своими словами. Неужели я похожа на пошлую охотницу за титулом? Ты прав, папа всегда мечтал об этом, но разве мало у стариков причуд? И разве ты единственный граф в Англии? Если бы я так уж мечтала о титуле, почему же не вышла замуж еще за кого-нибудь?

Ведь ты мне нравился с детства, Джон, разве ты этого не замечал? Я была влюблена в тебя, и мне казалось, что и ты ко мне неравнодушен. В разлуке я поняла, насколько крепко мое чувство к тебе, я поехала в Америку, бросив все, наплевав на собственную гордость. Я хотела только одного: увидеть тебя и понять, нужна ли я тебе.

Разве я от тебя чего-то требовала? Клянчила подарки? Разве настаивала на свадьбе? Ты сам дал понять, что хочешь близости, и я поверила, что нужна тебе. Джон, Джон, ты разбил мне сердце! Я пренебрегла самым дорогим, что есть у девушки — собственным добрым именем, честью, я жила с тобой на правах любовницы и никогда ничего не требовала…

Клэр прерывисто вздохнула и закрыла лицо ладонями. Джон мрачно смотрел на нее. Вообще-то, если не знать Клэр так хорошо, как знает ее он, легко купиться. В принципе-то ни одного слова неправды, другой вопрос, под каким соусом подать правду?

Он еще ожесточеннее потер лицо руками и спокойно произнес:

— Что ж, я готов извиниться, Клэр. Если я обидел тебя несправедливым подозрением, упреками, несдержанностью — извини меня. Не будем ссориться. Если я ошибся, и ты действительно любишь меня и хочешь быть со мной — что ж, прими мое решение. Я собираюсь восстановить поместье Мейденхед и жить там… со своей семьей. Если ты станешь моей женой ― значит, с тобой.

Клэр отняла руки от абсолютно сухих глаз и испытующе взглянула на своего жениха. Внутренний калькулятор мгновенно произвел необходимые расчеты. Клэр Дэвис знала, когда нужно отступить.

— Хорошо. Это твое поместье и твое решение. Я готова повиноваться своему… мужу. С твоего позволения, я возьму на себя часть забот. То, что касается бумаг, местных властей — я ведь все-таки родом из тех мест. Думаю, папа тоже сможет помочь.

— Хорошо. Теперь, с твоего позволения, я приму горячий душ и переоденусь. Увидимся внизу, за завтраком.

— До встречи, милый.

Она нежно поцеловала его в щеку и выплыла из номера. Джон запер дверь и скривился, как от зубной боли. Как бы выкрасть у Клэр эти жуткие духи? Этот запах буквально сбивает с ног, особенно после такой ночи…

Стоя под душем, он неожиданно вспомнил другой аромат, похожий на запах лесной земляники — терпкий и нежный, свежий и возбуждающий… возбуждающий до такой степени, что пришлось срочно перейти на холодную воду.

* * *

Майра безуспешно пыталась открыть глаза. После ночных рыданий они превратились в щелочки, сквозь которые едва брезжил свет.

Она заснула на диване, в обнимку с Байкером, но сейчас пес ушел, и было холодновато. Вставать, впрочем, тоже не хотелось. Ничего не хотелось. Даже жить.

Топ-шлеп-топ, топ-топ-шлеп… Осторожные шаги на лестнице, сосредоточенное пыхтение все ближе, ближе, совсем рядом. Майра почувствовала, что улыбка против ее воли растягивает уголки губ, и поспешно притворилась спящей.

Шейн некоторое время сосредоточенно изучал ее лицо, внимательно глядя, не моргнет ли Ма. Не моргнула. Шейн важно кивнул сам себе и осторожно направился к двери. Майра осторожно приподняла голову и, уже не скрывая улыбки, стала наблюдать за мальчиком.

Шейн деловито влез в резиновые сапоги, кочергой поддел куртку, висящую на вешалке, нахлобучил шапку и натянул перчатки. Он одевался сам лет с трех. Самостоятельный вырос мужчина.

Холодный воздух ворвался в приоткрытую дверь, потом она закрылась. Маневр бегства был произведен с блеском. Майра вытянулась на диване и улыбнулась уже открыто.

За мальчика она нисколько не волновалась — ведь с ним вместе был Байкер, а это гарантировало полную безопасность на триста процентов. Можно еще немного полежать, потом спокойно приготовить завтрак, подогреть в духовке булочки и в самую последнюю очередь налить в миску похлебки Байкеру. В последнюю — потому что пес слышал звяканье миски с любого расстояния и сразу же несся к дому, не забывая при этом тянуть за собой упирающегося Шейна. Майра проводила десятки экспериментов, обматывая миску полотенцем, наливая еду на втором этаже — все было бесполезно. После своих хозяев Байкер больше всего на свете любил есть.

Девушка поднялась с дивана, потянулась, пошла к окну и несколько минут любовалась самым прекрасным в мире зрелищем — Шейн в резиновых сапогах шлепает по громадной луже, деловито измеряя лопаткой ее глубину. Настроение стремительно улучшалось, и вскоре Майра уже напевала какой-то бессвязно-ритмичный мотивчик, взбивая яйца для омлета и улыбаясь своим мыслям.

* * *

Она ни разу в жизни не пожалела о принятом решении. И ни разу за все эти годы не пожелала иного. Хотя первое время приходилось трудновато.

Лорд Уоррен был бездетным холостяком, но детей любил всю жизнь. Именно у него на руках успокаивался заходившийся криком крошечный Шейн, пока очумевшая от детского крика Майра торопливо готовила молочную смесь на кухне. Посуда сыпалась из рук, вода то оказывалась слишком горячей — и смесь сворачивалась, то холодной — и смесь не размешивалась. Потом оказывалось, что нет ни одной сухой чистой пеленки, и лорд Уоррен спешно сушил только что выстиранные перед камином. Потом еще что-нибудь…

Ей было совсем мало лет, она понятия не имела, как обращаться с малышами, а спросить было не у кого — ведь вопросы возникали каждую минуту, а в деревню не набегаешься. Майра читала разные умные книжки, а в них об одном и том же писали совершенно по-разному. Как ни странно, больше всего ей помог доктор Спок, хотя все остальные авторы считали его авантюристом и шарлатаном. Именно доктор Спок спас Майру от хронического недосыпа, потому что предложил не маяться дурью и не воспитывать характер у грудного ребенка. Посмотрите на щенков, котят и волчат, рекомендовал Спок. Все они спят, прижавшись к теплому и безопасному пузу своих матерей — и никто не вырастает от этого слабохарактерным или избалованным. Нет, их психика устойчива, потому что они с детства чувствовали себя защищенными своей матерью. Так не бойтесь почаще прижимать к себе своего детеныша ― он нуждается в вашей защите не меньше, чем котенок, щенок или волчонок.

И Майра стала брать Шейна к себе в постель. О, чудо! Ночные вопли прекратились, малыш прекрасно обходился без ночных кормлений, спал крепко и спокойно, набирая в весе ровно столько, сколько и было нужно.

Потом стало труднее — когда слег лорд Уоррен. Он держался до последнего, но силы постепенно покидали старика. Больше всего его мучила мысль, что Майра и Шейн останутся совсем беззащитными. Он слабел, угасал, словно свеча, и Майра все чаще убегала на задний двор, чтобы тайком поплакать.

После его смерти они с Шейном потихоньку перебрались в старый флигель. Не сразу, разумеется. Сначала Майра — под руководством мистера Гибсона и с помощью его жены Сары — отремонтировала старый домик, почти весь — своими руками. Помогли и жители деревни — вставили новые рамы, прочистили трубу, утеплили двери. Настоящую историю Майры знали немногие, но никто в деревне ее особенно и не осуждал. Хотя… и дружбы она ни с кем не водила, кроме Гибсонов.

Лорд Уоррен оставил ей небольшую сумму, на проценты с которой они с Шейном и жили. Кроме того, в банке лежали и другие деньги… но их Майра поклялась не трогать. Ни пенни! Никогда!

Из большого дома она забрала очень немногое — только необходимое, да еще самое любимое: кресло лорда Уоррена, волчьи шкуры, кровати, диван и книги. Не все, конечно: библиотека старого графа насчитывала почти три тысячи томов.

Дом обветшал стремительно, словно заболел от тоски по хозяину. Майра делала, что могла, но и сама прекрасно понимала, что все ее попытки — лишь капля в море. Одно радовало: за эти годы слава о Байкере разнеслась по окрестностям, и никакие местные — и пришлые — хулиганы и бродяги не рисковали соваться в Мейденхед.

И жизнь постепенно вошла в свою колею. Шейн рос спокойным и общительным мальчишкой, с Майрой их связывали не только любовь, но и настоящая дружба, и хлопот он ей практически не доставлял. Жизнь на свежем воздухе закалила малыша, что такое простуды Шейн понятия не имел, ну а общение со сверстниками… об этом Майра старалась пока не думать. Пока Шейну целый мир заменяли они с Байкером.

И все эти годы, все десять лет, миновавших с того памятного вечера, Майра Тренч неистово, страстно ждала возвращения Джона Фарлоу. Она прошла все стадии этого ожидания — от девчоночьей изматывающей влюбленности до глухой ярости. Она призывала Джона Фарлоу, сгорая от любви, — и проклинала его самыми страшными проклятьями. Она выросла, думая только о нем, и ни разу в жизни не загорелись ее глаза для другого парня…

Иногда Майре казалось, что она сама себя заворожила в ту лунную ночь.

* * *

Майра потянула носом упоительный запах омлета с ветчиной и луком, поднимающийся из-под крышки, накинула меховую безрукавку и отправилась на крыльцо.

— Шейн! Байкер! Кушать подано!

Она смотрела, как двое неразлучных друзей торопятся на ее зов, и сердце разрывалось от любви и счастья. Что ей все тяготы мира?

Между тем, о тяготах стоило бы и задуматься. Поскольку флигель и земля ей не принадлежали, она за них ничего не платила, но теперь, когда Джон Фарлоу вернулся, ситуация, скорее всего, изменится. Не может же он оставить ее на прежнем месте, особенно, если решит продать поместье. Вот разве что он продаст Дэ-вису… Нет, еще хуже. Дэвис нипочем не станет терпеть такое соседство.

Как ни крути — а прежней жизни приходит конец. Либо — что маловероятно — Джон Фарлоу поселится здесь со своей молодой женой, и тогда Майра вылетит отсюда вперед свиста; либо продаст поместье — и Майре опять-таки придется выметаться.

Квартира в Лондоне — это нереально. Таких денег у нее нет и вряд ли когда-нибудь будут. Остается городок Мейденхед, либо одна из двух соседних деревень на выбор. Разумнее всего поселиться рядом с Гибсонами, но там опять-таки будет против старый Дэвис… Да и вообще, не лучшее это место для них с Шейном. Многие ей помогали на первых порах, но деревенские предрассудки сильнее, а когда все друг у друга на виду… Да и в школе у Шейна начнутся проблемы. Дети порой бывают очень жестоки.

И куда девать это черное чудовище? В город с ним точно нельзя, а без них он умрет от горя. И они без него — тоже.

Майра нахмурилась, вперив пустой взгляд в шкафчик. Из задумчивости ее вырвал Шейн, задав вполне невинный, но прозвучавший не хуже выстрела вопрос:

— А когда плиедет Джон?

— Что? Ах, Джон… Не знаю, Маленький Брат. Наверное, когда-нибудь?

— Он обещал. Значит, плиедет.

— Да, пожалуй.

— А дождик-то пеестал!

— Ну и что?

— А мы с Джоном договолились! Как дождик пеестанет, идем смотлеть замелзлую лягуху.

— Ну погоди немного, он же только вчера уехал. Приедет, раз обещал.

— Ладно. Я еще хочу омблета.

— Ом-ле-та!

— Я же и говолю: ом-бле-та…

Почему он так говорил, она не знала, хохотала всегда ужасно и злилась иногда, но Шейн при всей своей невозмутимости был упрям, как молодой бычок. Сказано «омблет», значит «омблет»!

Убирая тарелки, она мельком подумала: а не помешали бы ТЕ деньги! Да, те самые, которые она предложила вчера…

Клэр Дэвис назначила встречу своей старинной подруге Элис в крошечном баре «Поцелуй перед сном» на берегу Темзы. Этот район относился к так называемым «рабочим кварталам», и если бы Джон Фарлоу узнал, что его невеста появляется здесь не в первый раз, то, наверное, перестал бы интересоваться, откуда Клэр знает жизнь ковбоев и докеров.

По правде сказать, ковбоев здесь не было, зато докеры водились в избытке. Впрочем, женщины в баре тоже встречались. Крикливо одетые и накрашенные, с помятыми ночными лицами и белыми от кокаина ноздрями. Фавориты и фаворитки луны… так их звали во времена Чосера и Шекспира, такими они остались и в наши дни.

Единственной опасностью, от которой здесь была полностью застрахована Клэр Дэвис, являлась возможность встретить общих с Джоном Фарлоу знакомых. Это было исключено. Сказать по правде, за последние сутки только это Клэр Дэвис и считала настоящей опасностью.

Но даже и забреди сюда случайный знакомый — он вряд ли узнал бы изысканную валькирию с пшеничными косами и невесту преуспевающего молодого финансиста Джона Фарлоу в вульгарного вида девице с ярко накрашенными губами, одетой в кожаную куртку-«косуху», кожаные брюки и сапоги-«казаки». Голова девицы была плотно повязана цветным платком, а на носу красовались темные очки. Ко всему прочему девица курила сигареты без фильтра, а на стойке перед ней стояла кружка с пивом.

Настоящая Клэр Дэвис себе такого, конечно же, не позволила бы.

Пронзительно звякнул колокольчик над дверью — и бармен лениво помахал рукой, ослепительно рыжей красотке на полуметровых каблуках, в колготках в сеточку и юбке, для измерения длины которой хватило бы десятисантиметровой линейки. С запасом.

Рыжая огляделась и приветственно взвизгнула:

— Господи, мочалка, я тебя еле узнала! Ну и буфера ты отрастила, что снизу, что сверху! Приветик, дорогуша.

— Приветик!

Клэр Дэвис и рыжеволосая расцеловались, прихватили пиво и отправились в темный угол зала. Бармен с блаженным вздохом прикрыл глаза и задремал. Тайны двух приблатненных девчонок его не интересовали.

* * *

— Элис, это полный стейц!

— Давай не сразу о деле, дорогуша. Я ведь тебя не видела тыщу лет. С тех самых пор, как ты свинтила лыжи в Штаты. Как там, кстати?

— Все так же клево. Элис, мне не до слюнявых воспоминаний. У меня дымится хвост, да так, что заднице жарко.

— Клэр, ты меня пугаешь. Буквально месяц назад мы с девчонками вспоминали тебя в том смысле, что хоть кому-то подфартило. Буги вычитала про твоего Джона в каком-то американском журнале.

— Скоро мне впору будет просить у нее эту фотку на память.

— Ты же его склеила. Или нет?

— Все было на мази до тех пор, пока он не собрался на родину. Здесь тоже, как говорится, ничто не предвещало беды, но тут этому чистюле зачем-то понадобилось осмотреть родовое гнездо.

— Ну и хрен с ним. Пусть играется в лорда-феодала.

— Ты сбрендила, Элис? Девчонка и щенок там живут!

— Да ты че! Я думала, они уехали.

— Хрена лысого они уехали. Папахен давал ей кучу денег — она не взяла ни пенни, а старый Уоррен — дядька моего Джонни — взял и поселил ее у себя.

— На молоденьких потянуло старикашку?

— Не в этом дело. Он все узнал.

— То есть…

— То есть все. Совсем.

— Клэр, я не догоняю… Он что, мог написать что-то типа прощального письма племяннику и закопать его в фамильном склепе? Или упомянул об этом в своем завещании, которое вот-вот должны огласить? Да и как он мог узнать… Ведь она поклялась!

— Не от нее. Думаю, что от папахена.

— Ну вы, блин, даете! Слушай, а может, мы зря порем горячку? Ведь молчала же она все это время, промолчит и сейчас. Старикан помёр…

— Она живет в двух шагах от дома, где мой Джонни собирается, мать его, жить! И когда мы поженимся, я тоже буду там жить.

— ЕСЛИ вы поженитесь.

— Элис, мне не до шуток. Думаешь, это легко?

— Что я слышу? Чувства взыграли? Или все-таки очко?

— Я не собираюсь жить всю жизнь, видя под носом эту дрянь.

— Так выгони ее — и дело с концом.

— Джонни не позволит. Он виделся и с девчонкой, и с детенышем.

— Сделай так, чтобы она сама свинтила, не сказав, куда. Напугай ее.

— Она сама кого хочешь напугает. Дикая, как кошка, ничего не боится.

— Тогда… Ты ж говорила, она была влюблена в твоего Джонни?

— В детстве — да.

— Вот что… Обидь ее. Унизь. Растопчи. Но — от его имени. Тогда она точно смоется.

— И как я это сделаю?

— Подошли к ней кого-нибудь.

— Отличная мысль, Элис. И знаешь что?

― Что?

— Я подошлю тебя.

Загрузка...