Лесной рыцарь

Глава 20

Элиз заставила себя дождаться утра, обдумывая зародившийся у нее план. Она лежала, уставившись в темноту, и перебирала в уме возможные препятствия. Их было много, но Элиз твердо знала, что они не заставят ее отказаться от своей идеи. То, что она задумала, было все же лучше, чем бездействие.

Она нашла Элен на заднем крыльце ее дома — день был такой теплый, что та завтракала на открытом воздухе. Элен макала в молоко кусочки поджаренного в яйце хлеба и кормила им свою маленькую дочку. На столе стояла тарелка с булочками и кувшин с шоколадом. Элиз поприветствовала хозяйку, немного поиграла с девочкой, выпила чашку шоколада и только после этого заговорила о своем деле.

— Элен, я понимаю, что злоупотребляю твоим гостеприимством, и все-таки я вынуждена снова просить тебя о помощи.

— Как ты можешь так говорить?! Ведь и я, и моя маленькая Жанна умерли бы, если бы ты не помогла нам! — воскликнула Элен. — Ты спасла меня от ужасного рабства у Рыжей Оленихи, поделилась со мной кровом и пищей. Только скажи мне, как я должна тебе помочь.

— Ты слишком добра…

— Чепуха. Говори же!

— Ты, наверное, сочтешь меня тщеславным чудовищем, но мне нужно, чтобы в городе знали, что я сыграла свою маленькую роль в освобождении женщин и детей в форте Доблести.

— Маленькую?! — Элен всплеснула руками. Она совсем забыла, что надо кормить малышку, и та напомнила ей об этой обязанности пронзительным визгом.

Когда Жанна умолкла, Элиз продолжала:

— Поверь, это не ради меня. Ох, я едва отваживаюсь говорить о том, что задумала, — боюсь сглазить.

— Тогда не говори, не нужно, — сказала Элен твердо. — Распространить о тебе славу женщины, выведшей пленниц на свободу, проще простого. Все уже знают об этом, как и о других твоих добрых поступках. Нужно только поярче расписать твои подвиги.

— Я знала, что могу положиться на тебя. Но это еще не все.

— Да?

Элиз некоторое время молча смотрела на свою собеседницу, а потом выпалила:

— Я хочу, чтобы все узнали о том, как меня принудили стать рабыней и наложницей Рено Шевалье, полукровки, сына графа де Комбурга.

Элен уронила ложку в тарелку, стоявшую перед ней, так что молоко расплескалось по столу.

— Но, Элиз, ты же была его женой!

— Об этом они знать не должны. А если все-таки узнают, нужно дать им понять, что я стала ею против воли.

— Он был с тобой сама доброта, неизменно нежный и заботливый, по крайней мере, мне так показалось, когда я у вас жила.

— Да, — согласилась Элиз с трезвой объективностью.

— Я понимаю: ты думаешь, что люди будут обливать тебя презрением, когда услышат о твоей связи с ним. Но я никогда не предполагала, что ты захочешь опорочить имя Рено.

— Нет, конечно, нет! Я бы ни за что так не сделала, если бы у меня был другой выход. Но сейчас французы считают его предателем, помня только о том, что он руководил индейцами во время обеих осад. Они забывают о годах, проведенных им во Франции, о его благородной крови, о том добром, что он сделал для французов и индейцев, служа посредником между ними. Они забывают и о том, что, если бы он действительно повел начезов тропой войны, исход конфликта был бы совсем иным.

— Тогда почему?

— Ты знаешь, что Рено хотят продать в рабство. Я полагаю, Перье прикажет его хозяину позаботиться о том, чтобы он долго не протянул. Если я могу спасти его от такой участи, какое значение имеют выбранные для этого средства?

— Спасти его? — повторила изумленная Элен.

— По крайней мере, попытаться.

Элен тяжело вздохнула:

— Тебе это не удастся, их слишком хорошо охраняют. Если же ты найдешь столько людей, чтобы они смогли пробить брешь в стене, то через нее уйдут и все остальные начезы. Тогда все мы окажемся в опасности, ты должна это понять.

— Да, я понимаю. Но я думаю совсем о другом.

Жанна захныкала, напоминая о себе. Элен вновь взяла ложку и принялась ее кормить. Затем она медленно произнесла:

— Может быть, будет лучше, если ты все мне расскажешь.

Через два дня Элен устроила небольшой званый вечер. Элиз, одетая в свое самое нарядное платье, была оживленной и веселой, а когда хозяйка дома ловко навела разговор на индейскую тему, Элиз разразилась обличительной речью в адрес начезов. С преувеличенной твердостью она заявила, что лучшего наказания для них, чем продажа в рабство, невозможно и придумать. При этом Элиз так расчувствовалась, что ей пришлось даже спрятать лицо за носовым платком.

Сама очень расстроенная, Элен направила разговор в более спокойное русло. Позже она поведала собравшимся дамам, что ее подруга все еще находится под влиянием пережитого, но держится с мужеством, достойным настоящей героини. Понятно, это вызвало дальнейшие расспросы. Элен удовлетворила любопытство дам, поведав им некоторые щекотливые подробности. Она напомнила своим слушательницам о той роли, которую Элиз сыграла в спасении пленниц, среди которых были подруги и родственницы собравшихся.

На следующий день Элиз и Элен отправились за покупками. Шепот, сопровождавший их в пути, свидетельствовал об эффективности избранной Элиз тактики. Некоторые женщины подходили к ним, начинали разговор с общих тем, а заканчивали тем, что благодарили Элиз за спасение кузины, сестры или племянницы. Большинство из них с любопытством смотрели ей в лицо. В этот момент Элиз надо было только представить себе, как мучается Рено в тюрьме, чтобы у нее появилось необходимое выражение сдерживаемых страданий.

На деньги, вырученные от торговли, Элиз купила себе новый плащ из голубого бархата на шелковой подкладке, капюшон которого очень эффектно обрамлял ее лицо. Она также потратилась на плюмаж из перьев белой цапли, выкрашенных в голубой цвет, и маленький флакончик духов с соблазнительным восточным ароматом.

Через несколько дней ей представилась возможность покрасоваться в своем новом наряде на приеме, устроенном губернатором. Это было большое празднество в честь одержанной победы. Длинная зала официальной резиденции была освещена свечами из миртового воска в хрустальных канделябрах, распространявшими пряный аромат. Их свет отражался в зеркалах с резными золочеными рамами, висевших над двумя довольно простыми кирпичными каминами, в которых гудело пламя. Оштукатуренные стены были завешены гобеленами, вдоль них стояли ряды разномастных стульев, взятых на время бала из различных домов. Мужчинам подавали пунш, составленный из пяти различных компонентов, а женщинам — миндальный ликер или домашнее виноградное вино.

Гости были веселы и оживленны, но не теряли осторожности. Часть начезов все еще была на свободе, и многие боялись, что распродажа женщин и детей, а также бесчестье, постигшее их вождей, приведут к взрыву дикой ярости. Все же война на какое-то время прекратилась, и можно было поздравить победителей. Ничего удивительного, что зал пестрел мундирами офицеров экспедиционных сил.

Элиз была в своем голубом атласном платье с кремовой атласной нижней юбкой и в новых модных туфлях на высоких скошенных каблуках. Она подняла свои кудри наверх, так что один блестящий локон спускался ей на плечо, и украсила прическу плюмажем. Стоя рядом с Элен и Сан-Амантом, она любовалась нарядами гостей, блеском золотых кружев и серебряных вышивок, яркими цветами мундиров. К клавесину уже подошли двое скрипачей, но музыка еще не начиналась — все ждали прибытия губернатора. Элиз обещали, что ее представят ему.

— А вот и он, — сказал Сан-Амант.

Элиз думала, что Перье ей не понравится. Но нет. Это был крупный мужчина с военной выправкой, которую приобрел за годы морской службы, одетый богато, но не богаче остальных присутствующих. У губернатора была спокойная добродушная улыбка. Говорили, что он немного нерешительный, но по его лицу этого не было видно. Кроме того, он считался благоразумным человеком, и наверняка это так и было, потому что он умудрялся не портить отношений с правительством и одновременно служить интересам колонистов. А вот был ли он человеком широких взглядов, еще предстояло выяснить.

Губернатор шел к ним. Когда Сан-Амант представил ему Элиз, она присела в глубоком реверансе.

— Я очарован, мадам Лаффонт, — сказал Перье, поднося ее руку к губам. — Я благодарю вас от имени короля за все то, что вы сделали для своих соотечественниц.

— Вы слишком добры. — Элиз наклонила голову, пытаясь скрыть улыбку торжества.

— Ну что вы! Я не буду говорить о тех жертвах, которые вам пришлось принести, равно как и другим обитательницам форта Розали, но я заверяю вас в своем искреннем восхищении.

Элиз пробормотала слова благодарности, и губернатор проследовал дальше. Глаза ее лихорадочно заблестели, когда она прошептала, обращаясь к Сан-Аманту:

— Все получится, я знаю!

— Дай-то бог, чтобы ты оказалась права. Я не стал говорить тебе сразу, потому что знал, как важна для тебя эта встреча. Но теперь я должен рассказать тебе одну новость. Завтра днем сюда прибудет грузовой корабль, он заберет начезских воинов и доставит их в Сан-Доминго.

— Тогда я должна это сделать завтра утром, — сказала она упавшим голосом.

— Да, потому что, когда прибудет корабль, губернатор будет слишком занят.

Элиз распрямила плечи, в глазах ее блеснула решимость.

— Это и хорошо. Я и так слишком долго ждала.

Элиз тщательно продумала свой наряд и надела одно из подаренных ей Рено платьев — зеленое с роскошными золотыми полосами, рукава и декольте отделаны широким кружевом. У Элен она заняла весьма смелую шляпку, которую та никак не решалась надеть: шляпка слегка напоминала солдатскую треуголку, но это впечатление смягчалось женственной золотой брошью и кружевной вуалеткой.

Элиз торжественно и официально провели в приемную губернатора. Он сидел за большим столом из вишневого дерева и что-то быстро писал гусиным пером на листе бумаги. В комнате, угасая, дымил камин. Деревянный пол был ничем не покрыт, на окнах висели тонкие бархатные гардины.

— Одну минуточку, — пробормотал губернатор Перье, не поднимая глаз.

Он дописал документ, замысловато расписался и, только отложив его в сторону, поднял глаза, чтобы посмотреть на своего посетителя. Увидев Элиз, Перье сразу же вскочил и вышел из-за стола.

— Мадам Лаффонт, простите меня, я не расслышал вашего имени. Ужасно, что я заставил вас ждать.

— Ну что вы, — ответила Элиз, улыбаясь.

По правде сказать, ее обескуражила его нелюбезность; она с огромным облегчением поняла, что он вел себя так не намеренно, и была рада простить этот досадный промах.

Перье взял ее за руку и усадил на стул, а затем, отпустив адъютанта, вновь уселся на свое место.

— Счастлив видеть вас у себя и надеюсь, что вы вполне здоровы после вчерашних легкомысленных развлечений.

Она ухватилась за эту фразу, чтобы наговорить комплиментов по поводу его удачного приема. Они еще несколько минут говорили на общие темы, а затем Элиз, не в силах больше сдерживаться, наконец приступила к делу.

— Я знаю, что у вас масса хлопот по подготовке к приему корабля, ваша честь, поэтому я не займу у вас много времени. Меня все убеждают, что вы сможете выполнить одну мою маленькую просьбу…

— Я буду счастлив сделать все, что в моих силах.

— Это так мило с вашей стороны. Речь идет о моих землях возле форта Розали. Поскольку там еще неспокойно, боюсь, что в ближайшее время невозможно будет их обрабатывать. Между тем это мои единственные владения, больше мне жить негде.

— К сожалению, вы не одиноки в этом затруднении.

— Да, в самом деле. Насколько мне известно, беженцам предоставляются другие земли, и это как раз то, о чем я хотела с вами поговорить. — Она опустила глаза с притворной скромностью. — Возможно, вы слышали, что мне пришлось перенести из-за этого предателя, Рено Шевалье?

Губернатор закашлялся.

— Да, конечно.

— Мне кажется уместным, если справедливость будет восстановлена именно за его счет. Я знаю, что ему принадлежат обширные владения в верховьях Миссисипи. Эта местность находится в стороне от зоны конфликта, и там должно быть вполне спокойно. Если вы можете… Нельзя ли каким-нибудь способом перевести эти земли на мое имя?

Перье откинулся на спинку стула, сцепив пальцы на животе.

— Ваша просьба вполне разумна, мадам Лаффонт. Однако мы уже занимались этим вопросом в целях конфискации его имущества в пользу короны. Оказалось, что данное владение принадлежит кузине этого Шевалье.

Элиз это было прекрасно известно, однако она достигла своей цели, вызвав его сочувствие.

— Какая жалость… — Она беспомощно развела руками, а в ее янтарно-карих глазах отразилась досада. — Неужели же нет способа, каким я могла бы ему отомстить? Будь он дикарем, все было бы по-другому, но он наполовину француз, и мой гнев не имеет границ. Как бы я хотела, чтобы он оказался в моей власти хотя бы на час!

— Ярость женщины — страшная вещь, — улыбнулся губернатор, качая головой. — Правду говорят, что с ней сравним только ад. К сожалению, мадам, я вынужден отклонить вашу просьбу, ибо не в моей власти ее выполнить.

— Если бы только я могла лишить этого человека чего-нибудь! Ведь он так много отнял у меня — мою гордость, мое самоуважение… Вы должны понять, что мне приходилось выполнять волю Рено Шевалье из страха за свою жизнь и жизнь других людей. Я была его рабыней. О, как бы я была счастлива увидеть его в таком же положении!

— Но, мадам, он ведь и станет рабом в Сан-Доминго. Разве этот факт вас не утешает?

— О да, но я бы хотела, чтобы он был моим рабом, моим! — Сама правда звучала в ее словах.

— Вы говорите в запальчивости, мадам Лаффонт. Это вряд ли возможно.

— Почему же? — сказала Элиз раздумчиво, как будто только сейчас начала всерьез относиться к этому вопросу. — Рено Шевалье — не дикарь, его обширные знания помогли бы мне в возделывании земель. Сомневаюсь, что он вновь станет опасным, ведь восстание подавлено, его брат Большое Солнце будет выслан из колонии, а мать станет рабыней на королевских плантациях.

— Он был военным вождем и может вновь собрать вокруг себя начезов, — заметил Перье.

— После того, как потерпел такое сокрушительное поражение? Сомневаюсь. Кроме того, я позабочусь о том, чтобы у него просто не осталось времени на такие бессмысленные вещи. Уверяю вас, он станет самым мирным из людей.

Губернатор с растерянным видом почесал подбородок:

— Не знаю…

— Ведь он же не простой начез. Он законный сын покойного графа де Комбурга, хотя и отказался от титула в пользу своего сводного брата. Он не может быть совершенно равнодушен к народу своего отца.

— Вы так думаете?

— Брак его отца с Татуированной Рукой освящен церковью, я сама видела запись о нем. Боюсь, что, если Рено Шевалье погибнет в Сан-Доминго, это вызовет нежелательный шум при дворе. Его отец был довольно влиятельным человеком, и у него осталось много друзей. Если же Рено Шевалье будет тихо и незаметно жить в Луизиане, никто не вспомнит о нем.

Перье некоторое время неотрывно смотрел на нее, и его взгляд становился все мрачнее.

— У вас просто дар убеждать, мадам Лаффонт.

— Ну что вы, господин губернатор! Спасибо, — сказала Элиз с улыбкой — она поняла, что победила.

Адъютант губернатора сопроводил ее к длинному каменному зданию, в котором находился пленный. У него с собой был приказ с размашистой подписью Перье. Офицер предъявил приказ дежурному капитану, тот прочел его, удивленно поднял брови, а затем приказал тюремщику привести пленника. Тюремщик удалился, тяжело ступая, а Элиз уставилась на стену против себя, сознательно игнорируя любопытные взгляды мужчин и стараясь сохранить непринужденное выражение лица.

Раздался мерный звон цепей. Вышел охранник, держа мушкет на изготовку. За ним сквозь низкие двери, пригнувшись, шагнул Рено. Он замер на месте, увидев Элиз, так что охранник, шедший сзади, наткнулся на него и толкнул его в спину. Элиз пришлось закусить губу — так ей хотелось крикнуть солдату, чтобы он не смел прикасаться к Рено. Стоявший рядом с ней адъютант кивнул капитану, тот развернул приказ губернатора и монотонным голосом прочел его до конца. Затем он отдал приказ Элиз, и она приняла его так, как будто это была драгоценность. Проглотив комок в горле, она подняла подбородок:

— Теперь, кажется, все в порядке?

— Да, мадам Лаффонт.

— Я забираю пленного.

— Воля ваша. Двое охранников сопроводят вас до дому.

— Очень хорошо. Я готова. — Элиз повернулась к Рено и сказала, с трудом сохраняя бесстрастное выражение лица: — Ты понимаешь, что теперь ты мой раб?

— Понимаю.

Голос его звучал хрипло, словно он давно не разговаривал; в серых глазах ничего невозможно было прочитать, но Элиз показалось, что в них мелькнуло насмешливое восхищение.

— Ты пойдешь за мной на расстоянии трех шагов. — Элиз круто повернулась к капитану и адъютанту губернатора: — До свидания, господа.

Ни разу не оглянувшись, Элиз поспешила покинуть тюрьму. Она слышала за спиной звон цепей и знала, что Рено и охранники идут за ней. Был уже почти полдень — много времени ушло на проставление необходимых печатей, — и Элиз с облегчением отметила, что на улицах мало народа. С озера Поншартрен дул холодный ветер, ей пришлось плотнее завернуться в свой плащ. Однако она не прибавила шаг, потому что знала: Рено трудно идти в цепях.

Элиз пыталась представить себе, о чем он думает, как объясняет происшедшее. Обрадуется он или опечалится, что его разлучили с Большим Солнцем и другими? Сможет ли Рено вести себя так, как она обещала Перье, и забыть о войне с французами? Или же она прослывет лгуньей из-за того, что он сразу убежит и присоединится к остаткам племени? Элиз не знала ничего, но была уверена, что скоро все это выяснится.

Дома, в гостиной, их ждали Сан-Амант и Элен. Элиз вошла первой, но Сан-Амант словно не заметил ее. Он быстро подошел к Рено, стоявшему сзади, и крепко обнял его за плечи.

— Добро пожаловать в мой дом, — сказал он негромко, а затем обратился к охранникам: — Вы можете снять с него цепи.

Охранники переглянулись, а затем старший из них, поклонившись, сказал:

— Как угодно, месье, но стоит ли это делать?

— Разумеется. Иначе мне придется сбить их самому, когда вы уйдете. Мне-то все равно, но я думал, что вы предпочтете забрать их с собой.

— Да, месье. — Охранник снял с Рено кандалы и быстро отошел к двери.

Увидев, как Рено трет запястья, на которых запеклась кровь и отпечаталась ржавчина от железных оков, Элиз холодно сказала охранникам, что они могут идти. Когда за ними закрылась дверь, Элен подошла к Рено.

— Я присоединяюсь к приветствию моего мужа. Наш дом в вашем распоряжении — ведь когда-то вы приютили меня. Скажите, чего вам больше хочется: выпить чего-нибудь крепкого, поесть или принять ванну?

Губы Рено впервые тронула улыбка.

— Я бы хотел все это сразу, если можно.

Элен кивнула, а Сан-Амант налил стакан рома и протянул его Рено.

— Вы сможете принять ванну в комнате Элиз, а потом вам принесут поесть. Вы должны как следует отдохнуть, увидимся завтра.

Когда горничная принесла последнее ведро с горячей водой и вышла из спальни, наступила тишина. Лишь огонь трещал в очаге. Небо за окном еще больше потемнело, начался дождь. От воды в круглой деревянной ванне шел пар.

Элиз вдруг вспомнила, что до сих пор не сняла плащ, и, отвернувшись от Рено, принялась расстегивать застежку. Руки почему-то плохо слушались ее, и она чуть не уронила тяжелый бархатный плащ на пол. «Ничего удивительного, что я так разнервничалась после разговора с губернатором», — сказала она себе, но в глубине души она знала, что причина ее волнения совсем иная. Она повесила плащ в самодельный шкаф из местного кипариса и наконец решилась повернуться к Рено.

Он стоял и смотрел на нее так, как будто впервые видел, как будто не мог поверить, что она действительно здесь, перед ним. Элиз не отвела взора от его серых глаз, хотя чувствовала, что ее постепенно охватывает внутренняя дрожь — то ли от страха, то ли от волнения, то ли от чего-то еще.

С некоторым напряжением в голосе она произнесла, указав на ванну:

— Это, конечно, не ручей Святой Екатерины, но это лучшее, что у нас есть.

— Ничего, этого довольно.

Не отрывая от нее взгляда, Рено сбросил свой плащ, снял штаны и мокасины и ловким движением залез в ванну. Он взял мыло и мочалку со стоявшей рядом табуретки и как ни в чем не бывало начал намыливаться.

Сан-Амант предложил Элиз выбрать одежду для Рено из своего гардероба. Отобранные ею вещи лежали на постели. Она отвернулась и принялась расправлять и без того идеально отглаженный рукав.

Оттирая ржавые пятна на запястьях, Рено спросил:

— Как это тебе удалось?

Не оборачиваясь, Элиз пожала плечами:

— Боюсь, что мне пришлось погубить для этого твою репутацию.

— Можно подумать, она у меня была, — заметил Рено с мрачным юмором. — И все-таки мне хотелось бы знать.

Присев на кровать, Элиз рассказала ему все. Хотя она и пыталась придать своему рассказу какую-то логичную форму, он казался сумбурным и бессмысленным даже ей самой. Но Рено, казалось, все понял без труда.

— Мастерски сделано, — спокойно сказал он, когда она замолчала. — Итак, я твой раб, и ты можешь мстить мне, как захочешь?

Элиз никогда не видела менее беззащитного человека, чем Рено в этот момент, и бросила на него обиженный взгляд. Золотисто-красноватый огонь камина подчеркивал его силу и слегка угловатую мужественную красоту.

Не решаясь ответить на этот вопрос, она задала свой:

— Сможешь ли ты когда-нибудь забыть о войне? Навсегда сложить оружие?

Рено помрачнел:

— Не так давно умер один из начезов. Это был жрец храма, хранитель священного огня, горевшего на протяжении многих столетий. На смертном одре он признался, что однажды огонь угас по его вине. Он страшно испугался, потому что такой проступок карался смертью, и поспешил вновь зажечь пламя от огня, горевшего в очаге жены. Когда начезы услышали эту историю, они поняли, почему лишились своих земель, почему потерпели поражение от французов, почему так наказаны. Они не сохранили священный огонь. По этой же причине мой брат, Большое Солнце, сдался французам. Дни начезов сочтены. Так чем же я должен быть недоволен? Мне не за что больше бороться.

— Ты разделяешь верования своего брата?

— Какое это имеет значение? Ведь мне уже не нужно возглавлять племя.

Конечно, он был слишком цивилизован, чтобы верить в такие легенды, и все же Элиз не была в этом уверена до конца. В Рено всегда оставались такие глубины, которые были ей недоступны.

— А что же будет с другими — с теми, кто остался на свободе?

— Некоторые, зная, что обречены, постараются подороже продать свою жизнь. Остальные смешаются с другими племенами и, таким образом, останутся жить.

— Мы слышали о побеге Лесного Медведя…

— Да. Я полагаю, он соберет людей, чтобы вновь напасть на форт Сан-Жан-Баптист. Он только об этом и говорил после нашего отступления оттуда. Я пытался убедить его, что это будет ошибкой, потому что Сен-Дени воюет не как француз, а как индеец.

— Мы должны предупредить Сен-Дени!

— Я уже давно это сделал.

Элиз удивленно взглянула на него:

— Я не знала, что ты поддерживал связь с кем-то из французов.

— Я и не хотел, чтобы ты знала. Так было лучше.

Рено резко поднялся и вышел из ванны. Взяв полотенце, он начал вытираться энергичными движениями.

— Лучше для кого? — спросила Элиз, нахмурившись.

Он помолчал, а затем, отбросив в сторону полотенце, приблизился к ней.

— Для тебя. Вести от меня причинили бы тебе только боль, открыли бы старые раны. И мне так было легче держаться в стороне от тебя — я знал, что это необходимо. Но теперь ты все так устроила, что я твой раб по закону. Зачем ты это сделала?

— Это тебя очень беспокоит? — Элиз невольно отступила на шаг, но заставила себя не опустить глаз. — Тебя возмущает то, что ты мой слуга?

Рено протянул руку и слегка коснулся ее щеки своими теплыми пальцами.

— Нет, почему же? Я твой раб с того момента, как увидел тебя за столом у коменданта Шепара. Ты держишь мою любовь и жизнь в своих руках с тех пор, как впервые прикоснулась ко мне в тот зимний день. Ты моя жена, мое солнце, которое согревает и исцеляет меня, возрождая к жизни. Я твой.

Элиз почувствовала, что на глаза ее навернулись слезы.

— Рено… — прошептала она.

— Что?

— Ты меня уже оставил один раз, и я очень боюсь, что это повторится.

— Но это произошло потому…

Она прикрыла ему рот рукой.

— Я знаю. Но разлука была для меня маленькой смертью, Рено. Я люблю тебя, и я любила тебя, не сознавая этого, с тех пор, как мы поженились по приказу Большого Солнца.

Рено усмехнулся:

— Мой вездесущий брат знал, что лучше для нас.

— Он оказался прав.

Они помолчали, думая о вожде начезов, о Сен-Космэ и других, кого скоро отправят в Сан-Доминго. Наконец Элиз сказала:

— Может быть, через некоторое время нам удастся вызволить твою мать с королевских плантаций. Она сможет жить у нас в доме в Байу-Дож-дю-Майн.

— Ты примешь ее?

— С радостью. Но я боюсь, что Маделейн…

— Да, пожалуй. Но, по обычаям начезов, это твой дом, — напомнил Рено.

— Наш, — поправила его Элиз, быстро вскинув голову. — Но, возможно, когда-нибудь мы все сможем вернуться на мои — нет, на наши земли возле Большой Деревни и построить там дом. Мы могли бы жить и тут, и там.

— Ах, Элиз, я не могу выразить, как я тебя люблю! Если бы я не любил тебя раньше, то полюбил бы сейчас. — Рено обнял ее своими сильными руками и притянул к обнаженной татуированной груди. — Раз уж все так случилось и мы вместе, хотя казалось, что мы расстались навсегда, я готов исполнить любой твой приказ, моя госпожа.

— Если ты не шутишь, я знаю, что тебе приказать, — прошептала она, глядя в его темно-серые глаза. — Люби меня Рено! Люби меня крепко и вечно.

Взгляд Рено потеплел, он еще сильнее прижал ее к себе.

— Элиз, любимая, я живу, чтобы подчиняться тебе.