– Как дела, старина? Опять прохлаждаешься, пока другие работают вместо тебя?
Отто Уолфман обернулся. На его губах появилась улыбка, но он постарался ее скрыть. Свирепо нахмурив брови, он махнул на меня рукой.
– Кого это ты назвал старым? Если ты поглядишь в зеркало, Ярвуд, то увидишь там вовсе не крайнего нападающего, который на днях забил три шайбы за одну игру. Настоящий супербомбардир наслаждается сейчас сочным чизстейком у себя дома в солнечной Филадельфии.
Я невольно скрипнул зубами. Укол был болезненным и ювелирно точным: в Филадельфии нам пару недель назад здорово надрали задницы, и горечь от поражения еще не выветрилась. Тем не менее пикировка со стариной Отто всегда была одним из моих любимых развлечений. Я получал от нее какое-то особое удовольствие, которое для меня было частью Игры.
Я подошел к скамейке штрафников, где устроился Отто. Мы хлопнули по рукам, после чего я протянул ему стакан с кофе. Все семь лет, что я играл за «Росомах», Отто ухаживал в «Мэдисон-сквер-гардене» за льдом. Впрочем, и тридцать с лишним лет назад он занимался тем же. Этот острый на язык сукин сын напоминал мне моего отца, хотя об этом я никогда ему не говорил. Каждую субботу утром я приходил на стадион за час до начала тренировки и приносил ему из ларька на углу стакан его любимого крепчайшего кофе без сахара. На мой взгляд, этот кофе был больше похож на расплавленный гудрон, но никакого другого Отто не признавал. Однажды, когда мы только познакомились, я купил ему кофе в «Старбаксе». Это был первый и последний раз.
Отто снял со стакана пластиковую крышечку и сделал большой глоток. Потом он кивком показал мне на парня, который как раз проезжал мимо скамейки штрафников на сверкающем ледовом комбайне.
– Только подумай, этот молодой кретин выложил десять штук только за то, чтобы ему позволили исполнять эту работу! Говорят, руководство клуба проводит специальный аукцион, на котором богатенькие парни с Уолл-стрит соревнуются между собой за право день за днем приводить площадку в порядок. Сколько ему, по-твоему? Года двадцать три? – Отто покачал головой. – Одно хорошо: его денежки пойдут на благотворительность.
Я посмотрел на площадку. Парень за рулем комбайна сиял двухтысячеваттной улыбкой. Судя по всему, он был очень доволен собой.
Я пожал плечами.
– Как говорится, чем бы ни тешился…
– Свободен сегодня после тренировки?
Я отхлебнул кофе.
– Да.
– Чем думаешь заняться?
– Устраиваю вечеринку. По случаю своего дня рождения. – Я усмехнулся.
– Вот как? – Отто нахмурил мохнатые брови. – Поздравляю, хотя… Ты как будто сомневаешься?
– Честно говоря, я ничего такого не планировал. Просто на днях я сказал одной знакомой, что у меня в субботу вечеринка, и пригласил ее в гости – просто чтобы провести с ней время. Вот теперь приходится устраивать это дурацкое торжество.
– А не проще ее было на свидание позвать?
Я состроил унылую гримасу.
– А то я не приглашал! Приглашал, и не раз. Просто она не уверена, что ей хочется со мной встречаться, вот я и брякнул, что в субботу ко мне придут друзья и все такое… Ну, типа, официальная вечеринка. Мне казалось, она быстрее согласится, если будет знать, что кроме нас двоих там будет еще кто-то.
– Такого я еще не слышал! Чтобы какая-то женщина отвергла Красавчика Ярвуда? Удивил так удивил!
– Ну, спасибо, старина.
– И что в ней такого, в этой девчонке, что ты сам на себя не похож?
Это был чертовски хороший вопрос. Что в ней такого? Огромные зеленые глаза, гладкая светлая кожа и изящная, длинная и тонкая шея, при одном взгляде на которую я чувствовал, что начинаю превращаться в вампира. И все это было всего лишь бонусом. Джорджия понимала шутки и сама была не прочь пошутить, по характеру она была человеком гордым и раскованным, но больше всего мне нравилось в ней то, что она твердо знала, кто она такая. Это действительно было редким качеством, ведь многие, слишком многие женщины стремятся выглядеть теми, кем на самом деле не являются.
– Она типа… настоящая.
Отто кивнул.
– Понимаю… Но вот что я тебе скажу, Красавчик: все хорошее в жизни достается тяжелым трудом. Когда я познакомился с моей Дороти, я работал охранником в стрип-клубе в центре Нью-Йорка. В те времена я был молод и красив и любил коротать время с девчонками, которые работали в клубе. Так вот, только для того, чтобы Дороти хотя бы согласилась пойти со мной на свидание, мне пришлось сменить работу.
– Ну, в то, что ты когда-то был красив и молод, мне не очень-то верится, но насчет остального… Кажется, я понял твою мысль.
– Вы, хоккеисты, понятия не имеете о том, каково это – добиваться женщины. Да я своими глазами видел девиц, которые так и норовят раздеться, когда видят тебя поблизости. И тебе совсем не повредит, если ты получишь пару щелчков по носу от настоящей леди: твое самомнение давно пора укоротить. Скажу честно, эта твоя пассия мне уже нравится. Спорим, что она не только красива, но и умна?
– Быть может, даже слишком умна. – Я вздохнул. – Она окончила бизнес-школу при Нью-Йоркском университете и теперь управляет процветающей фирмой, которую сама и основала.
– Моя Дороти тридцать лет проработала библиотекаршей и прочитала больше книг, чем я выпил бутылок пива, а ты отлично знаешь, как я люблю «Курз лайт». Ладно, так и быть, дам тебе один совет.
– Какой?
– Умные женщины не верят тому, что мужчины говорят. Они верят только их поступкам.
Я кивнул.
– Совет действительно хорош… Кто бы мог подумать, что такой старый пень…
– От дубины слышу.
Некоторое время мы сидели молча и смотрели, как движется по площадке ледовый комбайн под управлением юного финансового гения с Уолл-стрит.
– Он неплохо справляется, – сказал я наконец, слегка подталкивая Отто локтем. – Будь начеку: я думаю, если этому типу предложат твое место, он с радостью выложит и пятнадцать штук.
Отто оскалился в ответ, но я только рассмеялся.
– Это тебе за Филадельфию, старина. А теперь скажи, как продвигается лечение?
Прежде чем ответить, Отто несколько раз сжал и разжал пальцы.
– Дела идут, в общем, неплохо, хотя руки и ноги подчас точно булавками колет… Врач говорит, это оттого, что «химия» повреждает нервы. Надеюсь, со временем это пройдет.
В прошлом году у Отто обнаружили рак прямой кишки четвертой степени. Он, разумеется, лечился, но перспективы были не слишком радужными – через несколько месяцев после того, как закончился первый курс терапии, у него обнаружили метастазы.
– Но что-то, наверное, можно сделать? – спросил я.
– Можно. Глотать больше таблеток. Док говорит – физиотерапия тоже может помочь, но я не выношу все это дерьмо.
Я улыбнулся. Профессиональные хоккеисты – когда не находятся на площадке – почти не выходят из физиотерапевтического кабинета. Сам я тоже врачей побаивался. «Просто пропишите мне восстановительные упражнения, и я пойду…»
– А как насчет иглоукалывания?
– Иголочки-булавочки? Так ведь я как раз от них и хочу избавиться! Есть только одна вещь, которая могла бы помочь…
– Какая же?
– Более теплый климат. Если там у тебя, в Калифорнии, вдруг понадобится бригадир заливщиков – замолви за меня словечко, о’кей?
Я покачал головой. Переезжать на Западное побережье Отто, разумеется, не собирался, и мы оба отлично это знали. Просто он таким образом давал мне понять: ему известно о моих переговорах с владельцами лос-анджелесской команды, а откуда – бог весть…
– Я давно знаю, что у стен есть уши, – начал я. – Но в этих стенах я еще ни с кем не разговаривал о переходе в другую команду.
Отто приподнялся и, приложив ладони ко рту, гаркнул на всю арену:
– Эй, ты! Никаких селфи, пока ты за рулем этой штуки! – Он снова опустился на скамью и проворчал: – Совсем народ сошел с ума с этими телефонами, дебилы зомбированные…
Я улыбнулся. Да. Самый лучший способ встретить утро субботы – это провести его с Отто.
– Спасибо за помощь.
Дженна поставила на обеденный стол блюдо с овощами, похлопала ладонью о ладонь, словно стряхивая невидимую грязь, и оглядела гостиную.
– Спасибом не отделаешься. И вообще, слово «помощь» означает, что ты и сам должен сделать хоть что-нибудь!
Я потянулся к блюду, собираясь стащить морковку, но Дженна хлопнула меня по руке.
– Это для гостей.
– Значит, пока они не придут, мне и поесть нельзя?
– Ну, одну можешь взять. Только не макай ее в соус – ты все испортишь.
К столу подошел муж Дженны, Томассо. Он ухмылялся.
– Что, брат, не разрешают? Я же предупреждал – когда дело касается сервировки и всякого такого, Джен ведет себя как маньячка.
Подбоченившись, Дженна повернулась к нему с самым решительным видом.
– Ах так? Значит, я – маньячка? Ну хорошо же. Когда в следующий раз решишь пригласить гостей, сам будешь и покупать продукты, и накрывать на стол. Тогда посмотрим, как твоим гостям понравятся галеты, которые им придется макать в банку с сырным соусом!
Дженна была на добрый фут ниже мужа – широкоплечего гиганта размером с банковский сейф. Тем не менее Томассо поскорее сунул руки в карманы и попятился от стола.
– Извини, детка. Я просто пошутил.
Я не сдержался и фыркнул.
– А ты что смеешься? – Дженна погрозила мне кулачком. – Займись лучше этими своими четвероногими друзьями, пока они не опрокинули столик с мясными закусками.
В знак покорности я поднял обе руки вверх.
– Слушаюсь, мэм.
Отведя собак на кухню, я насыпал им побольше сухого корма, хотя и понимал, что это вряд ли помешает им стащить какой-нибудь вкусный кусочек, стоит нам только зазеваться.
Спустя минут десять пришли первые гости. Я пригласил к себе двенадцать человек. Точнее, не я, а Дженна… Она заявила, что это самое подходящее число, чтобы вечеринка получилась удачной. Большее количество гостей, добавила она, означало бы, что мне пришлось бы весь вечер разыгрывать из себя радушного хозяина, а это помешало бы моему свиданию с Джорджией, ради которого все и затевалось. Спорить с Дженной я не стал – в конце концов, она взяла на себя работу по организации вечеринки, хотя я и собирался пригласить только самых близких друзей, ни один из которых не стал бы обижаться на то, что ему уделяют мало внимания. А я, если честно, и не собирался ублажать гостей, твердо зная, что мне сразу станет не до них, как только приедет Джорджия. Эта женщина меня зацепила всерьез.
К восьми часам приехали все, кого я приглашал, за исключением Джорджии – того самого человека, ради которого я и устроил вечеринку, якобы посвященную моему дню рождения. Мой телефон стоял на зарядке в кухне, и я отправился туда, чтобы проверить, не пропустил ли я звонок или сообщение от нее.
И точно – экран показывал один пропущенный звонок, поступивший примерно в половине седьмого, и одно сообщение, присланное полчаса спустя.
Джорджия: Привет. Я хотела только убедиться, что ты получил мое голосовое сообщение. Прийти не смогу. Извини, что подвела.
Черт!
Я переключился на службу голосовых сообщений и нажал на значок напротив ее имени.
«Привет, это Джорджия. Извини, что звоню в последний момент, но я, к сожалению, не смогу прийти к тебе на день рождения. Вчера вечером меня немного знобило, а сегодня я проснулась с температурой и ломотой. Несколько часов назад я приняла «Мотрин» и прилегла в надежде, что буду чувствовать себя получше. Честно говоря, я только недавно проснулась! Обычно я никогда не сплю днем, поэтому никак не ожидала, что продрыхну почти три часа, иначе бы я, конечно, позвонила тебе раньше. Увы, я не чувствую себя нисколько лучше. Правда, температура немного снизилась, зато очень болит горло. Еще раз прости. Мне очень совестно, что я так тебя подвела, да еще в день твоего рождения, но прийти я все-таки не смогу. Надеюсь, я не очень испортила тебе вечер. Еще раз извини».
Я нахмурился. Когда я прочел эсэмэс, то подумал, что Джорджия решила меня элементарно кинуть, но сейчас я убедился, что голос у нее низкий, простуженный, к тому же она то и дело шмыгала носом. При мысли о том, что Джорджия больна и лежит дома одна, у меня защемило в груди. Не давая себе времени на раздумья, я нажал кнопку «Перезвонить» и в ожидании ответа прислонился к разделочному столику.
Джорджия долго не отвечала. После пятого звонка я испугался, что телефон вот-вот переключится на голосовую почту, но тут она взяла трубку. Голос у нее звучал еще хуже, чем на записи.
– Привет, – прохрипела Джорджия.
– Судя по голосу, ты серьезно простыла.
– Да уж. У меня температура и больно глотать, да и голова просто чугунная. Мне действительно жаль, что я не смогла прийти, Макс!
– Ну тут уж ничего не поделаешь. Конечно, жаль, что ты простудилась, но…
– Я не болела уже лет десять и успела забыть, как это бывает. Когда мне нездоровится, я превращаюсь в большого ребенка и начинаю хныкать и жаловаться. Тебе, наверное, трудно это понять: я слышала, что хоккеисты продолжают играть с ушибами и даже с переломами.
– Это совсем другое.
Она рассмеялась.
– По-моему, ты врешь, но все равно спасибо, что пытаешься меня подбодрить. Как твой день рождения?
– Все отлично. Четырка блаженствует – как и всегда. Этот хитрюга научился делать такую жалобную морду, что ни одна женщина не может перед ним устоять. Он садится у их ног и глядит на них снизу вверх большими, влажными глазами до тех пор, пока они не берут его на руки, чтобы приласкать и сказать, какой он лапочка. Тогда он принимается смотреть на то, что они едят, с таким видом, словно его не кормили по меньшей мере год. В девяти случаях из десяти женщины набрасываются на меня с упреками, что я, мол, морю собаку голодом, хотя его миска на кухне полна собачьего корма. Если бы Четырка был человеком, он мог бы стать наперсточником, которые разводят доверчивых туристов на деньги у Пенсильванского вокзала.
Джорджия засмеялась, но ее смех тут же перешел в мучительный сухой кашель.
– Извини…
– Никаких проблем.
Она вздохнула.
– Мне действительно жаль, что я не смогла прийти. Мне так хотелось посмотреть на Четырку. Судя по твоим описаниям, он очень милый песик. И забавный.
– И еще хитрый, как сто китайцев. Думаю, он тоже был бы не прочь с тобой познакомиться. Надеюсь, в ближайшее время ты сможешь компенсировать ему свое сегодняшнее отсутствие.
– Только ему? – По ее голосу я понял, что Джорджия улыбается. – А как насчет именинника?
– Ну, если ты сама предлагаешь, отказываться не буду…
В кухню ворвалась Дженна.
– Макс! Там привезли горячие блюда, которые ты заказывал.
– Подожди минутку, ладно? – Я прикрыл ладонью микрофон и повернулся к Дженне: – Скажи им, пусть поднимаются. Я буду через минуту.
– Хорошо. И кстати – нужно открыть еще вина.
– Сделаю.
Дженна вышла, и я отнял руку от телефона.
– Извини. Из ресторана доставили еду, а я как-никак хозяин и виновник торжества.
– Я все понимаю, Макс. Ладно, не буду задерживать.
Мне очень не хотелось прерывать разговор, но я знал, что придется. В конце концов, я действительно принимал гостей.
– Я позвоню завтра, хорошо? Надеюсь, ты будешь чувствовать себя лучше.
– Приятного тебе вечера. И – с днем рождения, Макс.
– Спасибо. Поправляйся. Постарайся поспать, хорошо?
Я дал отбой и вышел в прихожую, чтобы расплатиться с официантами, потом открыл несколько бутылок красного. Гости за столом оживленно беседовали и смеялись, но мне не хотелось участвовать в разговорах. Говоря по совести, мне было совсем не до веселья, поэтому, когда я увидел, что Дженна с подносом в руках вышла на кухню, я последовал за ней.
– Слушай, – спросил я ее, – как ты думаешь, парни заклеймят меня позором, если я исчезну на часок-полтора?
– Куда это ты собрался?
– К Джорджии, – честно ответил я. – Она немного приболела и не сможет прийти.
– А я-то удивилась, почему ее нет… – Дженна прищурилась. – Или ты решил проверить, правду ли она сказала тебе насчет своей болезни?
Я покачал головой.
– Нет, я ей верю. Я говорил с ней по телефону. У нее действительно больной голос, и я подумал: может, отвезти ей немного бульона и какие-нибудь пастилки от кашля.
Дженна улыбнулась.
– Она тебе очень нравится?
– Я знаю, что мне придется пожалеть о своих словах, но скажу тебе прямо: сегодня я пригласил всех вас только потому, что Джорджия тоже согласилась приехать. На свидание со мной она пойти отказалась, так что… это был единственный выход.
– Ага, наконец-то наш Красавчик получил от ворот поворот! – нараспев проговорила Дженна и не без ехидства улыбнулась.
– Хотел бы я знать, почему это всех так радует?
– Потому что нам очень приятно наблюдать, когда с тобой обращаются как с простым смертным, а не как со звездой Национальной лиги.
Я закатил глаза.
– Так ты справишься без меня, Джен? Я всего-то на пару часов. Тебе ничего не нужно делать – только накормить парней как следует, а главное – напоить! А там я уже вернусь.
– Совсем недавно речь шла о часе-полутора, а не о двух… Ладно, проваливай.
Я поцеловал ее в щеку.
– Спасибо, Джен.
Я уже собирался выйти из кухни, когда Дженна окликнула меня:
– Эй, погоди!
– Что?
– Возьми с собой Четырку. Женщины от него просто тают.
Кажется, я немного перестарался.
По пути к Джорджии я накупил столько всякой еды и лекарств, что мне пришлось поставить пакеты на пол, чтобы позвонить в дверь ее квартиры. Предупреждать о своем визите заранее я не стал, но сейчас пожалел об этом. Вдруг она спит и я ее разбужу? С другой стороны, Джорджия не захотела даже пойти со мной на свидание, так какого черта я вообще к ней приехал? Зачем пробрался в подъезд и пять минут рассматривал почтовые ящики, чтобы выяснить, в какой она живет квартире? В общем, то, что еще недавно казалось мне замечательной идеей, теперь выглядело довольно жалко.
Ну да бог с ним. В конце концов, я уже на месте и к тому же привез с собой столько лекарств от простуды, что впору открывать собственную аптеку. В общем, я нажал на кнопку звонка и стал ждать. Сердце билось у меня в груди так часто, словно мне снова было тринадцать и я сидел в темном кинотеатре рядом с Эми Чейз. Я и сам себе удивлялся, но факт оставался фактом: я весь дрожал от неуверенности и возбуждения. Тем временем за дверью не было слышно ни звука, и я спросил себя, стоит ли звонить во второй раз. Что, если Джорджия все-таки спит? Мне не хотелось ее беспокоить – в конце концов, она была больна и нуждалась в отдыхе. Я как раз решил подождать еще минуту, и, если мне не откроют, отправляться восвояси, но тут отворилась дверь соседней квартиры и Четырка, которого я держал под мышкой, разразился визгливым лаем. Пронзительный звук разнесся по всей лестничной площадке, и пожилой мужчина, который появился из-за двери, испуганно отпрянул и едва не упал, зацепившись каблуком за половичок. Торопливо извинившись, я попытался успокоить своего свирепого шестифунтового охранника.
Четырка еще ворчал, когда дверь Джорджии широко распахнулась.
– Макс? – Она нахмурилась. – Что ты тут делаешь?
Наклонившись, я подобрал пакеты и протянул ей, словно оливковую ветвь мира.
– Я привез тебе куриный бульон. И таблетки от горла. И… еще кое-что.
Джорджия растерянно похлопала себе ладонью по волосам, собранным узлом на макушке.
– Господи, я ужасно выгляжу!
На ней был пушистый розовый халатик и огромные очки в темной оправе, сидевшие несколько криво. Насколько я мог заметить, на лице Джорджии не было ни следа косметики. Глаза у нее припухли, нос покраснел, но она все равно казалась мне самой прекрасной женщиной на свете.
Подняв руку, я поправил на ней очки.
– Ты выглядишь очаровательно.
– Ты заразишься!
– Придется рискнуть.
Лоб у нее блестел от испарины, и я приложил к нему ладонь.
– У тебя температура.
– Знаю. Я хотела принять таблетку, но у меня закончился «Мотрин».
– Я привез тебе и «Мотрин», и другие лекарства. Можно мне войти?
Ее взгляд упал на мордочку Четырки, торчавшую у меня из-под мышки
– Боже, какая прелесть! – воскликнула Джорджия. – Никогда в жизни не видела такой милой собачки!
Да!!! Я мысленно сжал кулак и победным жестом взмахнул им над головой. Ай да Дженна! Надо будет послать ей цветы.
Джорджия пошире отворила дверь и отступила в сторону, одновременно протягивая к Четырке руки.
– Можно мне его подержать? Он просто супер! Мне даже захотелось оставить его у себя насовсем.
Автомобиль! Куплю Дженне новую машину!
Квартира Джорджии показалась мне очень удобной и стильной. Стены в прихожей имитировали неоштукатуренную кирпичную кладку, просторная кухня была битком набита самой современной техникой, повсюду стояли цветочные композиции, от которых в воздухе распространялся непередаваемый аромат. Шагнув к столу, я начал доставать из пакетов лекарства. Найдя бутылочку «Мотрина», я вскрыл ее и вытряхнул на ладонь две таблетки. Достав из холодильника бутылку минеральной воды, я налил немного в стакан и отправился в гостиную. Джорджия сидела на диване, держа Четырку на коленях.
– Вот, прими это, – сказал я.
– Спасибо. – Джорджия проглотила таблетки, запив глотком воды.
– Может, ты хочешь поесть?
Она покачала головой.
– У меня с утра нет аппетита. Впрочем, быть может, я и заставлю себя немного подкрепиться, но сначала мне хотелось поближе познакомиться с этим маленьким меховым комочком.
С этими словами она запустила ногти в короткую шерсть на голове Четырки, а он уткнулся мордочкой ей в грудь, косясь на меня черным блестящим глазом.
Мне показалось, что при этом Четырка злорадно осклабился.
Да, маленький говнюк, я ревную. Да.
Я поднял с пола второй пакет и сел на диван рядом с Джорджией.
– Рядом с аптекой, где я покупал лекарства, был магазинчик, который торгует старыми виниловыми пластинками. На вывеске в витрине было написано, что там продают и старые фильмы, но выбор оказался не особенно богатым. – Я достал из пакета несколько коробок с фильмами. – Вот этот фильм еще немой, а эти два – со звуком, но они черно-белые… Я просто не знал, что ты предпочитаешь.
Джорджия удивленно взглянула меня.
– Черно-белые? Кто тебе сказал, что я люблю старые фильмы?
– Ты сама упомянула об этом, когда мы познакомились.
– В самом деле?
Я кивнул.
– Кажется, это было, когда ты объясняла мне, как мало у тебя общего с парнем, который должен был прийти к тебе на свидание вместо меня.
– Вот как? А я не помню.
– На всякий случай я купил еще вот что…
Джорджия взяла у меня диск и расхохоталась.
– «Скрытая угроза»?! Разве не ты убеждал меня, что это самый слабый эпизод «Звездных войн»?
– Так и есть. Но я надеялся, что она еще раз принесет мне удачу. – Я выразительно подвигал бровями.
Джорджия улыбнулась.
– Ты надеешься, что раз я больна, то позволю себя лапать?
Я поднял обе ладони и выставил перед собой.
– И в мыслях не было, но если этого хотят высшие силы…
Джорджия рассмеялась, но тут же схватилась за горло и закашлялась.
– Ох, как больно! Не смеши меня, мне трудно смеяться!
От ее улыбки у меня стиснуло грудь. Интересно, подумал я, заражусь я от нее или нет? И если да, что тогда будет? Приедет ли она навестить меня, как я ее?
Тем временем Джорджия подняла Четырку на вытянутых руках и улыбнулась, любуясь его маленькой мохнатой мордочкой и блестящими гла́зками.
– Даже не верится, что этот малыш – твоя собака. Он просто прелесть. Интересно, как вы оба выглядите, когда ты выгуливаешь его на улице? Женщины, наверное, так и падают, стоит им увидеть вас вместе.
Я улыбнулся, и Джорджия ткнула меня пальцем в щеку.
– Спрячь свои ямочки, Ярвуд! Сейчас я больна и не в силах сопротивляться. И вообще, демонстрировать их мне при каждом удобном и неудобном случае – это не… неспортивно!
– Я все понял, мэм. Больше не повторится. – Я улыбнулся еще шире, постаравшись продемонстрировать ей то, что ей так нравилось.
Джорджия погладила Четырку по голове и почесала за ухом.
– Удивительно, что твоя вечеринка уже закончилась. Ведь сейчас нет еще и девяти. Или вы соблюдаете режим, как все спортсмены?
Я покачал головой.
– Она не закончилась. Я просто улизнул… ненадолго.
– Ты удрал со своего дня рождения?
Я пожал плечами.
– Думаю, этого никто не заметил. Когда я уходил, на столе оставалось еще много вина и закусок.
– И все равно мне трудно поверить, что ты бросил друзей ради того, чтобы нянчиться со мной.
Я наклонился к ней.
– Хочешь, открою секрет?
– Какой?
– Я устроил эту вечеринку только для того, чтобы ты на нее пришла.
Рука Джорджии, ласкавшая собаку, замерла.
– Ты серьезно?
Я кивнул.
– К сожалению, из этого все равно ничего не получилось.
– Я тебя не понимаю, Макс!
– Чего ты не понимаешь?
– Ты можешь выбрать любую или почти любую женщину, и она будет только рада, что ты обратил на нее внимание. Тогда почему же ты, рискуя заразиться, приехал ко мне – к человеку, у которого имеется определенный, гм-м… багаж?
– Сам не знаю. – Я немного помолчал. – Наверное, все дело в том, что люди не всегда могут контролировать энергетику взаимного притяжения. Вот скажи, можешь ты со всей определенностью утверждать, что, когда мы вместе, ты не чувствуешь ничего… особенного?
– Да, меня к тебе тянет, это я готова признать.
– Я имел в виду не столько притяжение, сколько энергетику. Магию, у которой свои законы. Вот мне, к примеру, хочется быть с тобой, даже если это означает просто сидеть рядом.
Некоторое время Джорджия внимательно меня разглядывала. Казалось, она никак не могла решить, уж не вешаю ли я ей лапшу на уши. Не знаю, к какому заключению она пришла (и пришла ли, потому что Джорджия внезапно расчихалась. Она чихала и чихала и никак не могла остановиться, и каждый раз узел каштановых волос у нее на макушке смешно и трогательно раскачивался. Наконец Джорджия изловчилась и, схватив с журнального столика несколько салфеток, зарылась в них лицом. Ее плечи еще несколько раз содрогнулись, но в конце концов приступ прошел.
– Будь здорова, – сказал я несколько запоздало.
– Спасибо. – Не отнимая от носа салфеток, она посмотрела на меня слезящимися глазами. – Ну как? Все еще чувствуешь волшебство?
Я ухмыльнулся.
– Угу. Мне, кстати, очень нравится, как раскачивается твой пучок, когда ты чихаешь.
Она рассмеялась и громко высморкалась.
– Похоже, Красавчик, тебя слишком часто били клюшкой по голове.
– Может и так… – Ощутив зов матери-природы, я огляделся по сторонам. – Могу я воспользоваться твоей уборной?
Джорджия показала на дверь в коридор.
– Конечно. Первая дверь направо.
Закончив свои дела и вымыв руки над раковиной, я огляделся в поисках полотенца, но на перекладине, на которой я рассчитывал его найти, висело нечто совсем другое. Кружевные стринги. Две пары черных, две пары кремовых и одна пара красных. Я рассматривал их намного дольше, чем следовало бы. В какое-то мгновение я даже задался вопросом: заметит ли Джорджия, если я суну одну пару в карман? Мне, однако, удалось совладать с искушением, и, вытерев ладони о брюки, я вышел из уборной, не запятнав себя поступком, недостойным порядочного человека и джентльмена.
Когда я вернулся в гостиную, Джорджия зевала, прикрыв рот ладонью.
– Давай я погрею тебе бульон и поставлю какое-нибудь кино, – предложил я. – Ты будешь есть и смотреть, а я пойду…
– А ты не хотел бы поесть со мной?
Перед тем как мне пришло в голову поехать к ней, я не съел ничего существенного, поэтому прозвучавший в моем голосе энтузиазм был вполне искренним.
– С удовольствием! – воскликнул я, и Джорджия попыталась подняться с дивана, но я остановил ее взмахом руки.
– Сиди. Я тебе все принесу.
– Спасибо.
В кухне я пошарил на полках и нашел две глубоких миски. К бульону очень подошли бы соленые крекеры, но ни в буфете, ни в тумбе не нашлось ничего похожего. Надо сказать, что в доме Джорджии вообще оказалось крайне мало съестного: то ли она успела все подъесть, то ли предпочитала питаться вне дома.
Бульон в термосе еще не успел остыть, и подогревать его не было необходимости. Я перелил его в миски и вернулся в гостиную.
– Я вижу, ты почти не готовишь дома, – сказал я, вручая Джорджии миску и ложку. Сам я сел на диван рядом с ней и поставил свою миску на колени. – На полках у тебя просто шаром покати.
– Да, – согласилась она. – Я часто возвращаюсь домой поздно, а готовить на одного мне лень.
– Означает ли это, что ты была бы не прочь готовить для меня? Если так – я согласен.
Джорджия рассмеялась.
– А ты сам? Ты умеешь готовить?
– Ага, похоже, теперь ты хочешь, чтобы я готовил для тебя? Определись наконец со своими желаниями, женщина!
Ее улыбка стала еще шире, и я подумал, что еще никогда не видел ничего прекраснее. Я готов был просидеть здесь всю ночь, вдыхая микробы, лишь бы любоваться ее улыбкой. Глаза у нее распухли, бледная кожа блестела от испарины, но мне все равно хотелось ее поцеловать. Усилием воли я заставил себя сосредоточиться на бульоне.
Когда мы поели, я отнес миски на кухню и вымыл в раковине. Вернувшись в гостиную, взял в руки диск с фильмом.
– У тебя есть DVD-проигрыватель?
– Вон там. – Она показала на тумбочку под телевизором.
– Отлично! Когда я покупал эти диски, я думал, что он у тебя есть, хотя сам не знаю, с чего я так решил. У меня, например, нет проигрывателя. Когда мне хочется посмотреть какой-нибудь фильм, я просто подключаюсь к платным каналам.
– На стримах бывает не так много по-настоящему старых фильмов, классики. Мне приходится покупать их на дисках.
Тумбочка под телевизором оказалась забита упомянутыми дисками, а также старыми книгами. Впереди, сразу за стеклянной дверцей, стояло несколько рамок с фотографиями. Присев на корточки, я взял одну из них. Это был снимок Джорджии и Мэгги, сделанный, судя по всему, на свадьбе последней (Мэгги была в белом платье).
– На этом снимке ты выглядишь просто сногсшибательно.
Джорджия не без самодовольства усмехнулась.
– Особенно по сравнению с тем, как я выгляжу сейчас?
– Вовсе нет. Даже сейчас ты выглядишь классно. Мало кто умеет так ловко размазывать сопли по щекам.
Вздрогнув, Джорджия поспешно вытерла щеки ладонью.
– Шучу.
Она прищурилась и покачала головой.
Тем временем я бегло просмотрел остальные снимки. На одном из них Джорджия в шапочке и мантии сфотографировалась с матерью в день окончания колледжа, на другом она была с пожилой женщиной («Это моя бабушка, Макс».), на третьем Джорджия широко улыбалась, разрезая большими ножницами шелковую ленту на открытии дистрибьютерского центра своей компании. Еще один снимок лежал на полке лицом вниз.
Я посмотрел на него.
– Он что, упал?
Джорджия поморщилась и покачала головой.
– Там я снята с Габриэлем. Я сама засунула это фото подальше после того, как накануне его отъезда мы поругались… ну, почти поругались. Честно говоря, я почти забыла, что эта фотография тоже там.
По ее словам, Габриэль отбыл в Великобританию почти восемь месяцев назад, однако на фотографии совсем не было пыли, и я подумал, что Джорджия лукавит. Мне, однако, было очень любопытно взглянуть на моего соперника, и я потянулся к снимку.
– Можно?
– Пожалуйста…
Я взял рамку и перевернул лицевой стороной вверх. Честно говоря, я никогда особо не задумывался, как может выглядеть ее бывший. Габриэль оказался почти таким, каким я его себе представлял. Высокий, худой, достаточно привлекательный… Очки в роговой оправе делали его похожим на типичного профессора английской литературы, каковым Габриэль и являлся. Одет он был в рубашку на пуговицах, но без галстука, в модную шерстяную кофту и свободные брюки. На снимке Джорджия держала Габриэля под руку и, прижавшись к нему всем телом, почтительно смотрела на него снизу вверх, и я испытал укол ревности.
Потом я перевел взгляд на Джорджию и увидел, что она пристально за мной наблюдает. Под ее взглядом я несколько смешался и, вместо того чтобы положить фотографию туда, где она лежала, засунул ее поглубже между книгами. Подмигнув Джорджии, я сказал:
– Ну вот, я и убрал ее подальше за тебя.
– Ты очень любезен. – Она улыбнулась.
Настроив DVD-проигрыватель, я вооружился пультом и снова сел на диван. Джорджия выглядела несколько лучше, чем когда я только пришел, и я еще раз потрогал ее лоб.
– Ну вот, температура почти нормальная.
– Я действительно чувствую себя почти здоровой, – ответила она. – Должно быть, бульон и «Мотрин» подействовали. Спасибо, Макс.
Четырка преспокойно дрых у нее на коленях. Он негромко похрапывал и не шевелился, даже когда она принималась гладить его по спине. Я покачал головой.
– Этот лентяй способен проспать целые сутки. С перерывами на еду, естественно…
Пока шел фильм, мы сидели совсем рядом. Джорджия даже положила голову мне на плечо, и спустя какое-то время я вдруг понял, что храпеть умеет не только Четырка. Джорджия тоже заснула, и я выключил на проигрывателе звук. Мне удалось высвободиться, не потревожив ее, но когда я встал с дивана, Четырка сразу проснулся, завозился у нее на коленях и разбудил.
Я поспешно взял пса на руки.
– Спи. А нам с Четыркой пора.
Джорджия потерла слипающиеся глаза.
– О’кей. Я…
– Хочешь, я перенесу тебя на кровать?
– Нет, лучше я посплю здесь.
Я подобрал с пола одну из упавших с дивана подушек и положил в изголовье. Потом я подхватил Джорджию под коленки и помог улечься как следует. Джорджия подсунула ладони под щеку и подтянула колени к животу.
– Укрой…
Я огляделся по сторонам, увидел на спинке кресла плед и накрыл ее, тщательно подоткнув колючую шерстяную ткань со всех сторон. Наклонившись, я коснулся губами ее щеки.
– Спокойной ночи, Джорджия. Поправляйся.
– Спасибо. – Она закрыла глаза. – Макс?..
– Что?
– Все-таки с днем рождения. Я испортила тебе праздник и постараюсь возместить…
Я улыбнулся.
– Ловлю на слове.