Лезвия и кости

9

Сиенна

Где был Донован?

Пока я ждала в холодной тишине "Ящика Пандоры", наблюдая за тем, как тикают минуты, первоначальный всплеск разочарования медленно превратился в искру гнева. Донован обещал помочь мне с курсовым проектом — важнейшим элементом для поддержания моей стипендии, но я была здесь одна.

Я бросала взгляд на вход каждый раз, когда кто-то проходил мимо, но Донована нигде не было видно. Я отправила еще одно сообщение, мои пальцы печатали слова. Но по мере того как часы продолжали неумолимо шагать вперед, реальность ситуации становилась все более очевидной.

Адриан был права.

Он не придет.

Во мне закипал гнев, и я все больше понимала, как часто оказывалась в подобном положении — ждала Донована, оправдывала его отсутствие, пыталась отмахнуться от ноющего чувства, что я не являюсь для него приоритетом. Мои мысли вернулись к предложению Адриана помочь и к тому, как я отказалась от него, надеясь, что Донован появится. Мне было больно осознавать, что Адриан проявил больше готовности помочь, чем мой собственный парень.

Каток теперь казался прожектором, освещающим мое одиночество и растерянность. Пустота трибун отразилась от меня. Когда первоначальная искра гнева переросла в устойчивое пламя, я поняла, что не могу и дальше ставить себя в такое положение, ожидая того, кто, возможно, никогда не будет ценить меня так, как я его. Осознание этого было горьким, пилюлю проглотить было трудно, но необходимо. Это был сигнал к пробуждению, момент ясности среди клубка моих эмоций.

Когда я стояла там, окруженная пустым пространством катка, и холод просачивался сквозь одежду, я поняла, что нужно что-то менять. Эта модель поведения с Донованом, этот постоянный цикл надежд и разочарований, был недолговечен. Мой проект, моя стипендия, мое будущее — все это было поставлено на карту, и я не могла позволить, чтобы чья-то ненадежность поставила это под угрозу.

Вместо этого я собралась с мыслями, планируя, как мне справиться с хореографией самостоятельно. Может быть, я попрошу совета у кого-нибудь из тренеров, а может быть, в Интернете есть ресурсы, которые я могу использовать. Варианты были ограничены, но я твердо решила, что все получится, несмотря ни на что.

Ты можешь спросить Адриана…

Я тут же прогнала эту мысль. Это была опасная идея, которую я не хотела допускать. Я даже не была уверена, что мне это позволено, учитывая, что он в команде.

Я поджала губы, решив использовать последние пятнадцать минут на льду, которые у меня были. Да, я была сама по себе, но я также была способной и находчивой. Этот проект был важен для меня. И я разберусь с ним, с Донованом или без него.

К черту все.

Я ступила на лед, знакомый холод и звук лезвий, прорезающих поверхность, принесли немедленное чувство освобождения. Напряжение, накопившееся в ожидании Донована, рассеивалось, таяло с каждым скольжением и поворотом. Катание на коньках всегда было моим побегом, миром, где я могла свободно выражать свои мысли без слов, где единственными звуками были шепот льда и биение моего сердца. Это было место, где мир отступал, и я была равна Доновану — он никогда не умел кататься на коньках, а значит, я могла делать это гораздо лучше, чем он.

Не то чтобы я…

Мне не нужно было быть лучше него. Но это было приятным напоминанием о том, что на льду деньги мало что значат.

Набрав скорость, я почувствовала прилив свободы и напоминание о том, почему я так люблю этот вид спорта. Каждый прыжок и вращение были свидетельством часов тренировок и самоотдачи, которые я вкладывала в катание, отражением моей страсти и стойкости.

С этим вновь обретенным чувством свободы я начала сочинять хореографические движения для своего курсового проекта. Музыка, которую я выбрала, заполнила мою голову, направляя мои движения, пока я экспериментировала с различными последовательностями и комбинациями. Лед был моим холстом, а я — художником, рисующим историю своими коньками.

Я слилась с музыкой, каждая нота диктовала шаг, прыжок, изящную дугу. И все же, продолжая заниматься, я осознавал всю грандиозность предстоящей задачи. Хореография целого номера — это вызов, который требовал не только мастерства и креативности, но и взгляда со стороны, чтобы довести его до совершенства. Несмотря на свободу и радость, которые я испытывала на льду, я не могла игнорировать тот факт, что мне нужна помощь, кто-то, кто будет направлять меня и предлагать отзывы о моем выступлении.

Я не могла сделать это самостоятельно.

Я тут же остановился, и мои коньки заскрипели по пространству передо мной. Независимо от того, как я сейчас отношусь к Доновану, было ясно, что мне нужна его помощь. Мне нужен был человек с острым взглядом на катание, понимающий нюансы выступления и способный помочь мне улучшить мою рутину.

А он знал, как довести все до совершенства. Он знал, что нужно сделать. Не зря же он лучше работал агентом, чем играл в хоккей.

Звук зуммера оборвал мои мысли. Я едва успел разогреться, как мое время закончилось. Другие, кто зарезервировал лед, начали уходить.

Какая потеря.

Времени на льду было мало, особенно с началом сезона "Титанов".

Мне нужно было поговорить с Донованом. Мне нужно было что-то придумать. Потому что если я не могла рассчитывать на его помощь, нужно было найти кого-то другого, кто мог бы помочь.

Поездка обратно в Виндзор на университетском автобусе была спокойной, наполненной вихрем мыслей и эмоций. Сидя и глядя в окно, я не могла отделаться от растущей обиды на Донована. Он не только забыл о нашей встрече, но и не заехал за мной в наше обычное место после тренировки. То, что ему даже не пришло в голову проверить телефон или поинтересоваться, почему меня нет у машины, вызывало глубокое разочарование. Как будто мое время и обязательства мало что значили для него.

А может, и не значили.

Может, и не значили.

До того как он пригласил меня на свидание, он даже не смотрел в мою сторону, хотя я жила с ним. У него был удивительный способ заставить меня чувствовать себя так, будто меня вообще не существует.

К тому времени как я вернулась домой, мой гнев достиг точки кипения. Это чувство было мне незнакомо, по крайней мере, по отношению к нему. Я не боялась последствий своего гнева, мне просто нужны были ответы, какое-то объяснение его пренебрежения. Мне нужно было понять, почему он так равнодушен к вещам, которые были для меня важны, и что я могу сделать, чтобы он больше так со мной не обращался.

Я вошла в дом, мысленно репетируя, что скажу Доновану, но сцена на кухне застала меня врасплох. Адриан был там, готовя что-то, что наполняло воздух восхитительным ароматом.

Неожиданность этого момента на мгновение сорвала мой гнев.

Увидев Адриана на кухне, сосредоточенного и явно умелого в том, что он готовил, я не ожидала увидеть такой образ. Это была его сторона, которую я раньше не видела, и она была удивительно… нормальной, даже человеческой. Вид его, поглощенного готовкой, странным образом обезоруживал, заставляя дом чувствовать себя более похожим на дом и менее похожим на поле битвы эмоций.

Адриан поднял голову, когда я вошла, и его острый взгляд быстро сузился при виде моей сумки с книгами. "Только что приехала?" — спросил он, в его низком голосе слышался намек на любопытство.

Я вздохнула, на меня все еще давила тяжесть дневных разочарований. "Это та часть, где я должна признать, что ты был прав насчет Донована?" Слова прозвучали скорее устало, чем горько.

Адриан выключил конфорку и отставил сковороду в сторону, уделив мне все свое внимание — такого жеста я от него не ожидала. "Объясни", — сказал он, его тон был властным и в то же время незлобивым.

Я села за кухонный остров, и моя сумка с грохотом упала на пол. "Он так и не появился, чтобы помочь с моим проектом", — сказала я. Я не должна была говорить ему об этом; мои отношения с Донованом его не касались, и говорить о нем в таком тоне было дурным тоном, но… Но мне действительно нужно было кому-то об этом рассказать, и это мог быть Адриан, поскольку Адриан был единственным человеком, который знал Донована лучше, чем я сама. "А потом он не забрал меня, как обычно. Я пыталась писать, звонить… ничего. Никакого ответа. Но его машина стоит в гараже, так что я знаю, что он здесь".

Пока я сидела, реальность ситуации погружалась все глубже. Отсутствие Донована и его нежелание общаться были не просто недоразумением, а явным признаком того, какое место я занимаю в его жизни.

Я подняла глаза на Адриана, и какая-то часть меня искала понимания или озарения. Несмотря на наше сложное взаимодействие, в тот момент его присутствие странно успокаивало — это была точка опоры среди эмоциональных разочарований, которые я испытывала.

"Это из-за того, что случилось вчера?" нерешительно спросила я, мысленно мгновенно воспроизводя события в доме с привидениями.

Адриан прислонился к острову, и благодаря его огромному росту пространство между нами стало меньше. "Тебе нужно быть более конкретной", — сказал он с едва заметной ноткой в голосе. "Вчера произошло много всего". Его глаза были темными, напряженными, и в них был взгляд, который я не могла определить — что-то сродни голоду.

Почувствовав, что мои щеки потеплели, я быстро отвела взгляд. "Я не имела в виду… Я имела в виду дом с привидениями". Мои слова споткнулись, пошатнувшись под его пронизывающим взглядом. То, как он смотрел на меня, было обескураживающим, словно он видел меня насквозь.

Он хихикнул, глубокий, звонкий звук, и выпрямился, чтобы вернуться к сковороде. "Тебя так легко расстроить", — прокомментировал он с ноткой веселья в голосе.

Я не знала, как на это реагировать, поэтому ничего не сказала. И все же, несмотря на страх и сложные эмоции, которые Адриан будоражил во мне, я обнаружила, что не хочу уходить. Его присутствие, при всей его интенсивности, приносило чувство безопасности, давало опору во время хаоса, которым были мои отношения с Донованом. Находясь рядом с Адрианом, с его прямотой и неожиданными моментами прозрения, я чувствовала себя оседлой, в чем сейчас отчаянно нуждалась.

Я выпрямилась на своем месте, решив нажать на кнопку. "О том, что произошло", — настаивала я. "Мне не следовало соглашаться идти с тобой. Он наказывает меня. Вот и все, не так ли?"

Адриан повернулся ко мне спиной и стал готовить. На нем была стандартная для студентов Крествуда белая рубашка с воротничком, но на нем она была другой. Она подчеркивала его широкие плечи и тощие мышцы под ними. Мои мысли невольно вернулись к предыдущему вечеру, к тому, как я мельком увидела его без рубашки, без ничего, и жар прилил к моим щекам, сильнее, чем тепло от горелки.

Не оборачиваясь, Адриан ответил: "Донован всегда был маленьким дерьмом, когда злился. Он никогда не закатывает истерик, он дуется. Он игнорирует тебя до тех пор, пока ты должным образом не унизишься. Ты знаешь это о нем". Он сделал паузу, а затем добавил: "Вопрос не в том, реагирует ли Донован на что-то, что сделала ты. Очевидно, что да. Он — вечная жертва нашей семьи. Скорее, тебе нужно понять, волнует ли тебя то, что он реагирует как ребенок".

Я нахмурила брови, смущенная, но внимательная. "Конечно, мне не все равно. Если я сделала что-то, что причинило ему боль…"

"Ты сделала выбор", — перебил Адриан, расставляя тарелки с едой. "Оправдывает ли твой выбор его поведение?"

Я открыла рот, чтобы ответить, но заколебалась и отвела взгляд. Вопрос оказался сложнее, чем я думала.

"Как ты думаешь, ты заслуживаешь такого наказания?" — спросил Адриан. спросил Адриан, его тон был проницательным. "Есть множество способов, которыми он мог бы наказать тебя… множество способов, которыми я бы наказал тебя, если бы ты принадлежала мне. Но заставлять тебя так тушиться — не один из них".

От его слов у меня по позвоночнику пробежала дрожь. Идея принадлежать Адриану, быть подвергнутой его форме наказания, была одновременно пугающей и странно манящей. Это так отличалось от пассивно-агрессивного подхода Донована, из-за которого я чувствовала себя брошенной и растерянной. Прямота Адриана, хотя и пугающая, содержала элемент честности и ясности, которого не хватало дующемуся Доновану.

Я не могла ответить на вопросы Адриана, в голове крутились мысли о последствиях его слов. Считала ли я, что заслуживаю такого обращения со стороны Донована? Смирилась ли я с тем, что меня игнорируют в качестве наказания? И, что еще важнее, почему мысль о наказании Адриана была такой тревожной и в то же время интригующей?

Я на мгновение пожевала нижнюю губу, прежде чем снова посмотреть на него. "Как ты думаешь, мне стоит поговорить с ним об этом?" нерешительно спросила я.

Адриан протянул мне тарелку с едой, которую он только что приготовил. Это были красиво оформленные макароны, переплетенные с целым набором разноцветных овощей, приправленные и украшенные гарниром. Аромат был притягательным — еще одно, что он умел делать.

Я тихо поблагодарила и повернулась, чтобы посмотреть на еду. В ответ мой желудок заурчал. Я не так уж много ела на обед, и это было больше, чем я могла ожидать.

Я не помню, когда Донован в последний раз готовил для меня что-то.

На самом деле я не думала, что он готовил.

Не… не то чтобы я сравнивала эти два случая.

"Я не собираюсь давать тебе советы, как наладить отношения с братом", — сказал он, прервав мои мысли. "Я слишком эгоистичен для этого. Но, если уж на то пошло, я не думаю, что ты сделала что-то плохое".

Я взяла вилку и наколола лапшу. "Значит, если бы мы с тобой были вместе, ты бы не возражал, если бы я пошла в дом с привидениями с Донованом?" спросила я.

Адриан наклонился ближе, и в его глазах снова появилась напряженность, от которой у меня заколотилось сердце. "Если бы ты принадлежала мне, — сказал он, его голос был низким и наполненным эмоциями, которые я не могла расшифровать, — я бы никогда не позволил тебе играть в эту игру".