Личное одолжение

10

Стоя на коленях у клумбы, Шеннон мрачно смотрел на ярко-желтый ноготок. Оранжевые, красные и желтые цветы наполняли воздух горьковатым запахом. Он одинок, как этот цветок, окруженный влажной плодородной почвой. Одинок и полон горечи.

Он приготовил ямку и посадил туда ноготок. Работа в саду всегда его успокаивала. Раньше.

Шеннон перевел взгляд на искрящуюся гладь океана, синевшего в ста метрах от участка.

Аккуратно подстриженный газон прекрасно гармонировал с зеркальной водой. Бледно-бирюзовое небо было усеяно пушистыми белыми облаками. Лето в провинции было его любимым временем года. К счастью, сбережений хватило на то, чтобы купить этот коттедж в английском стиле, когда прежние владельцы выставили его на продажу.

Клэр. Ее имя снова всплыло в памяти, когда он прикоснулся к пушистым лепесткам ноготка цвета тусклого золота. Этот цвет напомнил ему надежду, которая всегда светилась в ее глазах. Надежда. У Шеннона ее нет. Это чувство было давно выжжено в его душе. Закрыв глаза, он продолжал стоять на коленях, встревоженный печальными криками чаек, беспрестанно облетавших берег. Изредка доносилась перебранка морских львов.

Шеннон снова открыл глаза. Прежде он никогда так остро не ощущал свое одиночество. Он задумчиво осмотрелся. Его окружала хрупкая красота тщательно ухоженных цветочных клумб, созданных его руками. От переливов многоцветия захватывало дух. Но Шеннона оно перестало радовать. Только Клэр могла заставить его чувствовать красоту.

Остановившись у розария, окруженного невысокой кирпичной кладкой, Шеннон нежно коснулся кончиками пальцев сиреневой розы. Клэр. Он больше не будет стараться о ней забыть. Он вошел в дом, и тут же звонок в дверь оторвал его от невеселых мыслей. Кто бы это мог быть? Его домоправительница миссис Бессет уехала за покупками на следующую неделю и не вернется до завтрашнего утра.

Шеннон насторожился. Хотя его адрес и телефон известны только Дженни и Найджелу, он не может быть уверенным, что недруги его не выследят. Как бы тщательно Шеннон ни заметал следы, на этот счет он все же не обольщался. Рано или поздно какой-нибудь особо терпеливый и мстительный враг сможет обнаружить его убежище.

Пройдя по устланному коврами полу, Шеннон остановился у двери. Клэр! Сердце его отчаянно забилось. Как она сюда попала? Может, он грезит? Поворачивая бронзовую ручку, Шеннон ощутил прилив радости. Но столь же стремительно он подавил ее.

Дверь распахнулась, и нежданная гостья оказалась нос к носу с Шенноном. Как всегда, лицо его было непроницаемо, но глаза выдали его чувства. Она приготовилась выслушать его отповедь.

— Что ты здесь делаешь? — холодно осведомился Шеннон. Он осмотрелся. Улица заканчивалась тупиком, и он знал всех соседей и их машины. Оранжевый «фордик» перед его домом, видимо, взят напрокат Клэр.

— У нас осталось незаконченное дело, — прошептала девушка. Как трудно сохранять спокойствие, когда больше всего на свете хочется упасть в объятия любимого! По его глазам она поняла, что ему так же нелегко, как и ей.

— Заходи. — Он посторонился, пропуская гостью.

Клэр приняла приглашение. Пол в прихожей и гостиной был устлан тускло-розовым ковром, немногочисленная мебель расставлена рационально и уютно. Стеллажи с книгами высились до потолка. Похоже, хозяин дома — заядлый читатель.

Ей столько хотелось бы запомнить, рассмотреть. С каждой секундой она все больше узнавала о Шенноне. Но у нее не было времени. Каждое слово, каждый жест будут значить так много! Он захлопнул дверь, и Клэр повернулась к нему. Суровое выражение его лица заставило ее похолодеть.

— Как ты меня нашла?

— Я слетала в Нью-Йорк и поговорила с Найджелом. Он сообщил мне твой адрес.

Шеннон отступил на шаг. Если бы он этого не сделал, то не выдержал бы и обнял Клэр. А потом отнес бы ее в свою спальню и там жадно любил ее до тех пор, пока оба не обессилели бы.

Он посмотрел в ее открытое лицо. Глаза Клэр светились надеждой, он же никогда не смел и надеяться.

— Ну, так что же происходит… с тобой?

— Не только со мной, но и с тобой. — Клэр снедал страх, но она не позволяла сейчас поддаться слабости. Ей показалось, что взгляд Шеннона немного смягчился, поджатые губы расслабились. — Почему ты решил, что можешь вот так уйти? Мы были близки, Дэн. Я думала… я думала, что мы что-то друг для друга значим. — Она заставила себя не отводить глаз. — Ты сбежал, лишив меня возможности поговорить с тобой. Я приехала, чтобы закончить то, что мы начали. — И она с трудом добавила: — Иначе я не могу.

Шеннон был ошеломлен и не сразу нашелся, что ответить. Наконец он выдавил:

— Я уже говорил, что не хотел причинять тебе боль. Я решил, что такое расставание будет легче.

У Клэр округлились глаза. Возмущение придало ей сил:

— Легче?! Не могу сказать, что такое прощание причинило мне меньше боли!

Шеннон сунул руки в карманы.

— Я извиняюсь, Клэр. За все.

— И за то, что любил меня?

Шеннон уставился в пол. Он услышал в ее голосе боль. Как он рад видеть ее, рад, что она приехала!

— Нет, — признался он, — я извиняюсь за боль, которую невольно тебе причинил.

— Знаешь, какой ужас я испытала, когда обнаружила, что ты уехал? Знаешь, что я винила себя? Все думала: в чем же я виновата? Что-то не так сделала? Сказала? Я плохо знаю жизнь, но сердцу своему я доверяю, Дэн. Ты не имел права так уехать. Это несправедливо по отношению ко мне и по отношению к тебе тоже.

Ему хотелось бы положить руки ей на плечи, но он не смел.

— Это я был виноват, а не ты.

Клэр заметила, что Шеннон смягчается. Может быть, ему нужна сильная женщина, чтобы он не боялся перед ней открыться? Может, рядом с ним еще никогда не было такой женщины? Если это так, то неудивительно, что он замыкался в себе. Это открытие обрадовало ее — и испугало. Она только начала оправляться после травмы. Хватит ли у нее сил? Она не знала, но готова была попробовать.

— Я надеюсь, что у тебя найдется комната для гостей?

Он только удивленно моргнул.

Клэр возмутилась:

— Дэн, дело в том, что, по-моему, там, в Теннесси, мы много друг для друга значили. А потом ты исчез. Я не знаю, что заставило тебя бежать, но я приехала именно для того, чтобы это выяснить. И я намерена остаться здесь, как бы ты ни был неприветлив, до тех пор, пока мы вместе не доберемся до причины.

Шеннон ужаснулся. Никто еще не бросал ему вызова!

— Ты сама не знаешь, что говоришь, — предостерег он ее.

— Это я-то не знаю! Не делай из меня дурочку, Дэн. Я работаю с больными детьми. Мне требуется немало проницательности, чтобы расположить их к себе.

Шеннон отступил еще на шаг: настороженность боролась в нем с любовью к Клэр.

— Ты берешь на себя слишком много. Ты не знаешь, на что идешь!

Упрямо вздернув подбородок, Клэр возразила:

— Нет, знаю!

— Послушай, — тихо начал он, — я не хочу причинять тебе боль, Клэр. Если ты здесь останешься, это неминуемо. Не надо ради меня рисковать. Я этого не стою.

У Клэр защипало глаза, но она сдержала слезы. Шеннон воспримет их как слабость.

— Это неправда. Ты — хороший человек, Дэн. Тебе пришлось нелегко, и теперь ты прячешься. Я приехала доказать тебе, что нет поводов все время убегать от себя. И смеяться тебе можно. И плакать. Когда ты в последний раз себе это позволил?

Шеннон шагнул вперед и схватил ее за руку.

— Черт подери, убирайся отсюда, пока можешь, Клэр! Я чудовище. Чудовище! — Он ткнул себя пальцем в грудь. — Он здесь, мой ад. Он вырывается наружу и берет надо мной власть, и я причиняю боль тому, кто оказывается рядом! Ты должна это понять!

Она твердо встретила его пылающий взгляд, увидела пережитый кошмар, отразившийся в его глазах, услышала страдание в его голосе.

— Нет, я тебя не боюсь. И твое чудовище тоже. Впервые в жизни, Дэн, ты будешь честен не только с самим собой, но и с другим человеком — со мной.

Шеннон отшатнулся, как от пощечины:

— Остаешься на свой страх и риск. Поняла?

— Да.

Он сделал еще одну попытку.

— Ты молода и идеалистична. Я причиню тебе такую боль, о которой ты даже не подозреваешь! Я сделаю это не нарочно, Клэр, но это произойдет. — Он вдруг почувствовал себя опустошенным. — Бог свидетель, я не хочу причинить тебе зла.

Она проглотила вставший в горле ком и тихо сказала:

— Я знаю…

— Это безнадежно, — прошептал Шеннон, глядя в окно па цветники и океан. — Я безнадежен.

Клэр с трудом подавила желание обнять любимого. Только не сейчас. Он чувствует себя настолько неуверенно, что может сказать что-нибудь обидное из-за страха снова получить удар судьбы.

— Ты не безнадежен, — мягко сказала она. — А теперь покажи мне комнату для гостей, я хочу распаковать вещи.

— Первая дверь направо по коридору, — пробормотал ошарашенный Шеннон, резко повернулся и ушел.

Дрожащими руками Клэр распаковала приготовленные на неделю вещи. Сердце ее по-прежнему колотилось, но внутри крепло какое-то чувство, похожее на победу. Она надеялась, что отчаянное сопротивление Шеннона свидетельствует о том, как сильно он к ней привязался. Может быть, он все-таки любит? Только это поможет им пережить все бури, их ожидающие. Более слабое чувство убьет ее — и снова ранит Шеннона.

Ну, Клэр, держись, подбодрила она себя. Хочется спрятаться в этой комнате и никуда не выходить, но это было бы бессмысленно. Нет, ей надо стать частью замкнутого мира Шеннона — хочет он того или нет. Ее сердце подсказывало, что она ему нужна. Она сильно рискует. Но она любит Шеннона и готова пойти на риск. Он все время жертвует жизнью ради других — пора, чтобы кто-то рискнул собой ради него.

Шеннон заглянул в просторную, современно оборудованную кухню. Клэр трудилась там уже три часа. Почти все это время он провел в гараже, где отводил душу резьбой по дереву, но ароматы, исходившие из кухни, невозможно было не уловить. Ему захотелось есть. Мучил его и другой голод — по Клэр, — с ним он продолжал безуспешно бороться.

— Что на ужин? — хмуро поинтересовался он.

Клэр вытерла руки о темно-зеленый фартук.

— Жаркое со сметанной подливкой и бисквит. Южане любят подливки и бисквит, — с гордостью сказала она.

— Пристойно. А на десерт?

— Нахальничаешь, а?

Он хотел улыбнуться, но не смог:

— Наверное, да.

— Я сюда приехала не в качестве домработницы, чтобы готовить три раза в день и убираться, — предупредила Клэр, приглашая жестом садиться. — За ужин придется платить.

— Вот как?

Шеннон уселся, раздумывая, как себя вести. Клэр в его кухне была словно дома, ее присутствие грело его, как солнце.

Клэр поставила на стол мясо, соусницу и тарелку с бисквитами. На его вопросительный взгляд заметила:

— Мы с родителями всегда после ужина любим поговорить. Одна из самых главных вещей, которым они меня обучили, — общение.

— Я не привык разговаривать, и ты это знаешь.

— Ну, так будешь учиться, — жизнерадостно пообещала она. При этом внутри у нее все дрожало. Аппетита не было совершенно, но она заставила себя есть. Присутствие Шеннона превращало ее лицо в предателя. Когда он, пусть невесело, но улыбался, она таяла. Клэр помнила, как он целовал ее — жадно и щедро. Никогда еще ей так не хотелось кого-то целовать! Однако она знала, что если уступит своему желанию, то проиграет не только сражение, но и всю задуманную ею кампанию.

— Ладно, — неуверенно произнес он, — ты хочешь, чтобы я говорил? — Он положил себе несколько толстых ломтей жаркого, щедро сдобрив все подливкой. — А о чем?

— О себе.

— О чем угодно, кроме этого.

Пожав плечами, Клэр согласилась.

— Хорошо. Начинай с чего хочешь.

Еда оказалась превосходной. Уписывая сочное мясо, Шеннон в который раз удивился упорству Клэр.

— Я не думал, что ты такая настойчивая.

— Это что-то изменило бы? — улыбнулась она.

Тень улыбки коснулась его губ, и эта нерешительная попытка обдала Клэр жаром. Она глубоко вздохнула:

— Я хочу знать о тебе, о твоем прошлом, Дэн. По-моему, я прошу не слишком много. Тогда я смогу понять тебя и, возможно, себя, а также то, что испытываю к тебе.

И снова ее прямота потрясла Шеннона. Он заметил, что у нее дрожат руки. Она нервничает — может быть, даже сильнее, чем он. Но сердце его переполняла радость ее присутствия, заглушая другие чувства.

— И если я буду откровенен, ты дашь мне десерт?

Клэр рассмеялась, впервые почувствовав надежду. Ей показалось, что Шеннон испытывает ее, проверяет, действительно ли она сильная духом, ему под стать.

— Кокосовый пирог пропадет, если ты будешь упрямиться, Дэн.

Ее смех солнечным лучом пронзил его мрачный внутренний мир. В эту минуту Шеннону мучительно хотелось любить ее, чтобы она прогнала тьму своим смехом, теплом. В нем затеплилась надежда, и это потрясло его. Он никогда не знал этого чувства! Никогда. Бросив на нее раздраженный взгляд, он пробормотал:

— Лучше я буду говорить о моих цветниках и о розах.

— Хватит о розах. — Клэр встала, чтобы убрать посуду. Она увидела, что глаза его сразу же потемнели. Открыв холодильник, она достала пирог и отрезала два кусочка. — Расскажи мне о своем детстве.

Шеннон мрачно откинулся на спинку стула, не спуская с нее глаз.

— Невеселая история, — только и сказал он.

Она дала ему тарелку с пирогом и вилочку и уселась напротив:

— Рассказывай.

Вздохнув, Шеннон пожал плечами и взялся за вилку.

— Я был коротышкой. Всегда схватывался со старшими ребятами, которые задирали Дженни. — Он указал на свой искривленный нос. — Мне его три раза ломали в школе.

— А тебя кто-нибудь жалел?

— Шалуны не кидаются со слезами к мамам, — усмехнулся Шеннон.

— Твоя мать жива?

Внутри у него все сжалось, и он уставился на пирог, к которому так и не прикоснулся:

— Мы остались с сестрой одни, когда мне было четырнадцать.

— От чего она умерла? — тихо спросила Клэр.

— Погибла во время грабежа.

Она услышала нарастающую боль в голосе Шеннона.

— Расскажи мне об этом.

— Нечего рассказывать. Когда мне было тринадцать, родители эмигрировали в Америку. Они открыли бакалейный магазинчик в пригороде Нью-Йорка. Год спустя в лавку вошли двое парней, чтобы ограбить. Они забрали деньги и убили моих родителей.

Шеннон опустил голову, почувствовав, как к глазам подступают горькие слезы. И ощутил, что рука Клэр легко легла ему на плечо. Этот незамысловатый жест сочувствия чуть было не разрушил стену отчуждения, которую он так тщательно возводил вокруг себя.

Стараясь не потерять самообладания, Клэр попыталась представить, что должен был испытать четырнадцатилетний мальчик, оказавшийся один на один со своей бедой в чужой стране.

— А Дженни была младше?

— Да, на год.

Клэр чувствовала его страдание.

— И что ты сделал?

Шеннон боролся с желанием положить руку поверх ее пальцев, лежащих у него на плече. Ведь тогда он уткнется лицом ей в грудь и зарыдает. У него в горле стоял ком. Его раздирали разноречивые чувства. Зарычав, он отшатнулся от стола, уронив стул на кафельный пол.

— Ты не имеешь права устраивать мне допрос! Никакого! — крикнул он, с треском водрузив стул на место.

Клэр сидела неподвижно, стараясь, чтобы на ее лице ничего не отразилось. Она боролась со слезами и молила бога, чтобы Шеннон этого не заметил. Он был бледен, глаза пронизывали ее.

— Если ты не дура, — резко бросил он, — ты уедешь прямо сейчас, Клэр.

Она упрямо покачала головой:

— Я остаюсь.

— О, проклятие!

Она закрыла глаза:

— Тебе меня не прогнать.

— Тогда хорошенько запри сегодня ночью дверь спальни, — посоветовал он. — Я так сильно тебя хочу, что чувствую вкус желания. Твой вкус. Продолжай настаивать на своем — и я не знаю, что случится. Со мной ты в опасности. Разве ты этого не понимаешь?

Клэр мягко ответила:

— Ты и сам в опасности, Дэн.

Он стремительно вышел из дома. Может быть, если он пройдется — далеко и очень быстро, — то это немного успокоит его.

Он любит Клэр, но боится, что причинит ей зло. Никому еще не удавалось вывести его из равновесия. Он зашагал через сад к пляжу, ничего не замечая вокруг себя.