Личное одолжение

2

— Мы так рады, что вы приехали! — воскликнула Салли Коннэли, ставя перед Шенноном чашку кофе и усаживаясь напротив него.

Шеннон кивнул. Дорога оказалась такой короткой. Правда, радушный прием Коннэли немного приглушил его беспокойство. Шеннон обычно мало разговаривал, но перед добротой этой женщины его обычное немногословие могло показаться невежливым. На вид хозяйке было за шестьдесят, ее обветренное лицо позволяло предположить, что у нее много времени занимает работа вне дома. Пол Коннэли сидел рядом с гостем, сжимая мозолистыми руками выщербленную кружку с горячим черным кофе.

Как ни зол был Шеннон, он понимал, что эти люди не заслуживают его гнева. Поэтому он заставил себя ответить:

— Я тоже рад, что попал сюда, миссис Коннэли.

Наглая ложь, но в глазах женщины отразились облегчение и надежда.

— Зовите меня Салли. Она встала, вытирая руки о красный передник. — Мило, что Найджел прислал вас сюда отдохнуть. Сказать по правде, ваше общество очень кстати — после того, что произошло с нашей дочерью Клэр. В нее стрелял какой-то бандит, и девочка чудом выжила. — Она подошла к столу и начала чистить картошку к ужину. — Па, как ты думаешь, Клэр не захочет побыть в компании?

— Не знаю, ма. — Пол уставился в кофе — дочь, слава богу, жива, а сын? — Наш мальчик Эдвард служил с Найджелом в Иностранном легионе. И что их туда занесло?! Вот и погиб где-то в африканских джунглях. Сын писал восторженные письма о капитане Ньюмене. Я эти письма до сих пор храню. Они помогают, когда мне его не хватает.

Салли вздохнула:

— Клэр родилась вскоре после гибели Эдварда. Она закрыла рану в нашем сердце. Она была такая хорошенькая…

— Ну же, ма, — грубовато прервал ее Пол, — не растекайся. Клэр здесь и, благодарение Господу, жива. — Он повернулся к Шеннону. — Нам надо предупредить вас насчет нашей дочери. После комы она стала какая-то странная.

— До этого несчастья, — добавила Салли, — Клэр всегда была такая веселая, общительная. Она учительница. Слаборазвитые дети — ее истинная привязанность и любовь. Раньше, бывало, она смеялась, танцевала и так прекрасно играла! А теперь даже не подходит к пианино. А если слышит музыку, то, чуть не плача, убегает из дома.

— И она ни с кем не хочет видеться. Часто — даже с нами, — прошептал Пол. — Добрее Клэр никого нет на свете, Шеннон. Она и мухи не обидит. Плачет, когда у нас цыпленок дохнет. Вот увидите ее и поймете, о чем мы говорим.

— Это нападение как-то ранило ее душу, — сказала Салли. — И у нее ужасные головные боли, до тошноты. Они появляются, если она волнуется. Она не преподает, потому что еще не начала говорить. Врачи считают, что голос она потеряла не из-за травмы черепа.

— Это психическое, — печально добавил Пол.

— Да… наверное, — тихо согласилась Салли.

— Это нервное, — хрипло возразил Шеннон, — а не психическое. — Он сразу же пожалел о сказанном, потому что оба вопросительно на него посмотрели. Заерзав на стуле, он пробормотал: — Я знаю человека, который когда-то прошел через такое.

Правда, его Дженни не теряла дара речи, но он страдал вместе с нею и немало узнал о душевных ранах. На лицах родителей Клэр отразилась надежда. Шеннон сжал губы и нахмурился, отводя взгляд.

Утирая слезы, Салли воскликнула:

— Значит, вы понимаете! Мы так растеряны, Шеннон. Клэр пишет нам записки — вот так мы с ней и разговариваем. Но если мы начинаем расспрашивать ее о том случае, она убегает, и мы подолгу ее не видим.

— Она поселилась в заброшенном доме по ту сторону сада, — расстроенно объяснил Пол. — Там наша семья жила больше ста лет, пока мой отец не выстроил этот дом. Когда Клэр вернулась из больницы, она настояла, чтобы мы позволили ей поселиться в том старом, запущенном доме. Там уже больше двадцати лет никто не жил! Оттуда до нашего дома с полкилометра. Мы перенесли для нее постель и кое-какие вещи. Иногда, по хорошим дням, она приходит к нам ужинать. А так — готовит сама и сидит там одна. Она словно хочет спрятаться от всего света, даже от нас…

Шеннон понимающе кивнул, сопереживая боли Пола и Салли. Пауза затянулась, и он заставил себя задать несколько неизбежных вопросов:

— Сколько лет Клэр?

— Скоро двадцать семь, — ответил Пол.

— И, вы говорите, она учительница?

Салли гордо улыбнулась:

— Да — и прекрасная! Детишки так ее любят! Дочь вела уроки рисования. — Вздохнув, она добавила: — Господи, она не рисует больше — ни карандашом, ни красками.

— Угу, — подтвердил Пол. — Она теперь только работает в саду или огороде, да ухаживает за животными. Похоже, что так ей спокойнее.

— А иногда она уходит одна гулять, — вставила Салли. — Я волнуюсь. Она хорошо знает наши места, но иногда у нее такой странный взгляд, — я даже не уверена, что она понимает, где она.

— Никакие незнакомцы тут про Клэр не расспрашивали? — как бы между прочим спросил Шеннон, вспомнив Найджела: он не хотел, чтобы эти простые, добрые люди знали правду о его профессиональной заинтересованности.

— О! — оживилась Салли. — Многие приезжают купить наших фруктов, орехов и овощей. А я умею лечить, так что к нам частенько обращаются. И Клэр тоже любит лечить травами. Она хорошо это делает, обращаются и к ней, если я занята. У старого дома посажено множество трав, их уже пора собирать, и она готовит лекарства на этот год.

Пол со смехом добавил:

— А я понемножку гоню самогон из кукурузы. Но только для лечения.

Шеннон не смог скрыть улыбку. По местным меркам Коннэли жили в достатке. Подъезжая, он видел, что пологие холмы вокруг двухэтажного белого дома утопают в садах. Заметил он и большой курятник, вокруг которого разгуливало не меньше двух сотен кур. Он обратил внимание на пару дойных коров, стаю шумных серых гусей, нескольких диких уток, поселившихся неподалеку от дома в пруду и большую цаплю, разгуливающую по мелководью. Шеннон решил, что это — идеальное место для отдыха человека, уставшего от жизни.

— Почему бы вам не пойти познакомиться с Клэр? — с надеждой спросила Салли. — Ей хорошо было бы пообщаться с кем-то близким по возрасту. Может, это поможет ей поправиться.

Безудержный гнев охватил Шеннона, соседствуя со страхом. Гнев на Найджела, заставившего взяться за это дело. Страх из-за того, что может случиться, если он не удержит в узде свои чувства к девушке. Однако лицо его осталось непроницаемым. Стараясь казаться равнодушным, он ответил:

— Да, я познакомлюсь с вашей дочерью. Но не думаю, что можно на что-нибудь надеяться. — Его слова прозвучали жестче, чем ему хотелось. — Я приехал отдохнуть, миссис Коннэли. Я человек немногословный и люблю, когда меня оставляют в покое.

Лицо Салли отразило огорчение, она растерянно улыбнулась:

— Ах, ну конечно, мистер Шеннон. Вы — наш гость, и мы хотим, чтобы вы чувствовали себя у нас свободно.

Шеннон не привык к доброте. Он резко встал, и скрип стула по линолеуму еще сильнее задел его натянутые нервы.

— Я не намерен прохлаждаться. Пока я здесь, хотелось бы у вас поработать.

— Лишним рукам я всегда рад, — добродушно сказал Пол. — Буду вам за это благодарен.

Шеннон почувствовал облегчение. Занявшись работой, он избавит себя от встреч с Клэр. Но в роли охранника он всегда должен быть начеку и поблизости от нее — путь даже ему этого совсем не хочется. Работая, он сможет лучше узнать ферму, предугадать, откуда может исходить угроза.

Пол, худой и высокий, встал из-за стола.

— Пойдемте, познакомитесь с дочерью, мистер Шеннон. Обычно в это время она ухаживает за цветами и травами. Лучше мне пойти с вами, иначе она может испугаться — ведь вы чужой. И не обижайтесь, если Клэр, увидев вас, убежит к себе в дом. Иногда, если люди по ошибке подъезжают к старому дому, она запирается и не подходит к двери.

Неплохо, подумал Шеннон, раз убийца по-прежнему на свободе. Иногда паранойя бывает полезной. Вот, к примеру, он сам. Он параноик — и не без причины. Шагая по протоптанной дорожке между фруктовыми деревьями, он размышлял, знает ли Клэр, в каком оказалась положении.

— Ну вот, — рассказывал Пол, не спеша шагая по саду, — здесь у нас яблони. Там, направо — груши и вишни. Налево — персики. Ma любит инжир, поэтому мы ради нее посадили рядок. Клэр любит ореховые деревья, так что я засадил ими акров двадцать. Черный грецкий орех, самый вкусный.

Шеннон кивнул. Его взгляд беспрестанно рыскал из стороны в сторону. Окрестные пологие холмы, где на деревьях зрел урожай, казались идиллически спокойными. Множество разных птиц порхало по ветвям, громко пищали голодные птенцы. Тихий разросшийся сад мог легко скрыть убийцу.

После минут десяти ходьбы вверх по пологому склону Шеннон остановился рядом с Полом там, где кончался сад, и начиналась прямоугольная лужайка. Посередине стоял старый домишко с рыжей от ржавчины крышей. Деревянные стены стали серыми, несколько окон нуждались в починке: ставни покосились, поржавели или вообще исчезли. Шеннон удивленно взглянул на Пола.

— Клэр настояла на том, чтобы жить здесь, — пробормотал Пол. — Уж не знаю почему. По-моему, дом не пригоден для жилья, если его хорошенько не отремонтировать. — Он сунул руки в карманы комбинезона. — Пойдемте. Травы растут за домом.

Клэр запустила пальцы в приветливое тепло плодородной почвы. Потом опустила луковицу в приготовленную ямку. Когда порывы ветра стихали, она слышала пение птиц — мирное напоминание о том, что поблизости никого нет. Красногрудая малиновка села на белую изгородь, окружавшую ее огород с травами. И почти сразу же начала беспокойно чирикать, трепеща крылышками.

Это было предупреждением. Клэр поспешно оглянулась: она боялась, когда к ней приближались сзади. Из-за угла дома появился отец, и тут же ее сердце начало тревожно колотиться. Вместе с ним шел незнакомый мужчина.

При обычных обстоятельствах Клэр убежала бы, но, как только цепкий взгляд мужчины встретился с ее глазами, что-то приказало ей оставаться на месте. Стоя на коленях, Клэр смотрела, как они подходят.

Мужчина все не спускал с нее немигающих голубоватых глаз, но Клэр не ощущала дикий ужас, как было всякий раз при виде незнакомого человека, после того как она вышла из комы. Ею овладело предвкушение необычного поворота судьбы. Лицо у него было жесткое, ничего не выражающее. Черные волосы подстрижены по-военному коротко, кожа загорела до бронзы.

Отец приветствовал ее улыбкой.

— Клэр, я привел друга, чтобы вы познакомились. Ну же, киска, поздоровайся с ним.

Странный взгляд незнакомца был устремлен на нее. Клэр судорожно сглотнула и отложила луковицу. Пальцы ее потемнели от земли, джинсы испачкались. Клэр с трудом заставила себя встать. Ее не отпускал сильный взгляд незнакомца, а отразившееся в глубине его глаз напряжение настораживало.

— Клэр, — мягко позвал ее от калитки отец. — Киска, он не сделает тебе ничего дурного. Подойди сюда.

— Нет, — тихо проговорил Шеннон, — не торопите ее. Пусть она ко мне привыкнет.

Пол удивленно посмотрел на него, но промолчал.

У Шеннона перехватило дыхание. Клэр была не просто красива — она была ангельски хороша. Ее прямые собольи волосы ниспадали на плечи. Простая белая блузка и джинсы подчеркивали стройное сложение. Когда-то давно у нее, видимо, был сломан нос. Горбинка была довольно заметная. Интересно, как это случилось? Ее нежные губы чуть приоткрылись. Но больше всего покоряли ее глаза — огромные и выразительные, теплого серого цвета.

Клэр осмотрела себя. Кто он? Почему так на нее смотрит? Да, джинсы на ней испачкались, но она весь день работала в саду. И босые ноги тоже все в земле. Она невольно проверила, застегнута ли блузка. Нет, все в порядке. Она снова подняла голову и встретилась с глазами, которые, оставаясь совершенно невыразительными, почему-то притягивали ее.

Она с удивлением почувствовала, что он словно невидимой броней окружил себя. Ей нередко приходилось ощущать то же с детьми-инвалидами, начинающими ходить в школу: они испытывали необходимость защититься от привычных обид. Но Клэр интуитивно поняла, что у незнакомца дело в ином. Этот высокий поджарый мужчина будто окутан печалью. Ему было неспокойно — и она тоже чувствовала беспокойство.

Кто он? Еще один следователь из Нашвилла явился ее допрашивать? Пытаться расшевелить ее застывшую память? У Клэр вспотели ладони. Мужчина пугал ее, но как-то по-новому, непонятно. Может, дело в сдержанном гневе, которым горят его глаза?

Все свое отточенное опасной работой чутье Шеннон направил на то, чтобы понять Клэр. Ее изящные ноздри задрожали и расширились, как у юной лани, готовой броситься бежать. Он чувствовал страх девушки, выдаваемый всем ее телом. Перед ним возникло бывшее когда-то прекрасным лицо Дженни. Он снова вспомнил ужас, который испытал, когда она впервые пришла в себя. Он не умел улыбаться, но заставил себя это сделать — ради Дженни, и это сыграло огромную роль. Она протянула руку, сжала его пальцы и начала плакать, но Шеннон знал, что это — добрый знак, знак того, что она хочет жить.

И сейчас, ради Клэр, он заставил уголки своих губ приподняться. Пусть он зол на Найджела, но вымещать зло на ней не будет. Почти сразу же он заметил, что и ее напряженность стала спадать.

Стараясь справиться с эмоциями, вызванными видом Клэр, Шеннон негромко попросил Пола:

— Познакомьте нас, а потом оставьте вдвоем. По-моему, она не убежит.

Почесывая в затылке, Пол кивнул:

— Будь я проклят, если это не так! Почему-то она не боится вас, как остальных.

Чуть кивнув, Шеннон продолжал стоять под испытующим взглядом Клэр. Она крепко прижала руки к бокам. Пальцы у нее были изящные, артистичные. Она казалась совсем подростком — босым, ощущающим магию земли, а не школьной учительницей двадцати семи лет.

— Кисонька, это мистер Шеннон, — мягко сказал Пол дочери. — Он друг Найджела и приехал пожить у нас месяц, чтобы отдохнуть. Это друг, кисонька. Не чужой. Понимаешь?

Клэр медленно кивнула, не отводя взгляда от Шеннона.

А как ваше имя? Слова были здесь, на кончике ее языка, но звучать отказывались. Чувство бессилия опять охватило Клэр. Как ей хочется снова говорить, но какая-то непонятная сила не позволяет. Чуть заметная улыбка Шеннона обдала ее странным жаром. Смущенная его присутствием, Клэр смогла только кивнуть, робко сжав перед собой руки. Она все равно ощущала неуверенность. Отключить это чувство — не в ее власти.

Шеннон испытывал ужасающую неловкость и поспешил покончить с любезностями:

— Спасибо, Пол, — отрывисто кивнул он.

Пол переводил взгляд с дочери на гостя.

— Кисонька, ужин будет через час. Ма хотела бы, чтобы ты пришла к нам. Придешь?

Не знаю. Не знаю, па. Будет видно. Клэр было стыдно за себя. Она смогла только осторожно пожать плечами. Обычно при ней были бумага и карандаш, чтобы можно было общаться с родителями или друзьями, которые приезжали повидаться с ними. Но сегодня, не ожидая никого, она оставила письменные принадлежности дома.

— Хорошо, — хрипловато проговорил Пол. Может, Шеннон проводит ее потом домой.

Когда Пол ушел, Шеннон продолжал стоять неподвижно. Он заметил любопытство и тревогу в глазах Клэр. Внезапно осознанная комичность ситуации чуть не заставила его улыбнуться. Обычно он немногословен — впервые за многие годы ему самому придется вступать в долгий разговор. Он развел руки в знак мирных намерений.

— Надеюсь, я не помешал вам заниматься посадками?

Не помешали. Клэр перевела взгляд на луковицу и, опустившись на колени, начала присыпать ее землей. Работая, она чутко прислушивалась к тому, что делает незнакомец, остановившийся у калитки. Время от времени она поднимала на него взгляд. А он все продолжал стоять: неподвижно, засунув руки в карманы джинсов, в расстегнутой широкой кожаной куртке. Его серьезное лицо было напряжено, она ощущала, что он чем-то подавлен. Почему? Он не хотел здесь быть? Или видеть ее? Она многого не понимает. Если он один из друзей Найджела, почему недоволен тем, что оказался здесь? Если он приехал отдохнуть, то должен бы быть спокоен.

Шеннон поймал на себе вопросительный взгляд Клэр, когда она пошла вдоль грядок, выпалывая сорняки. Ветерок чуть шевелил пряди ее густых волос, падавших на плечи.

Хотя Шеннон не сдвинулся с места, его глаза продолжали осматривать местность: сады, домик, окружающую его лужайку… Потом он снова перевел взгляд на Клэр, которая по-прежнему была настороже. Наверное, она надеется, что он уйдет и оставит ее в покое, с горькой иронией решил Шеннон. Господь свидетель, ему тоже хотелось бы этого. И в нем снова вспыхнул гнев на Найджела.

— Я не видел босой женщины с того времени, как уехал из Ирландии, — проговорил он наконец негромко.

Можно подумать, женщине нельзя ходить необутой!

Шеннон уловил неприязнь в ее взгляде. Он отчаянно пытался уменьшить напряженность между ними. Если она не будет ему доверять, он не сможет ее охранять. Шеннон снова помянул недобрым словом Найджела.

Он заставил себя еще раз завязать разговор:

— Я не хотел вас обидеть, но это действительно так. Моя сестра Дженни, которой примерно столько же, сколько вам, всегда ходит по саду босиком. — Он указал на грядки. — Похоже, они видят много заботы. Дженни говорит, что растениям хорошо, когда их любят.

Простое упоминание имени сестры немного ослабило боль, с которой он о ней думал.

Вы понимаете, что я чувствую! Клэр изумленно выпрямилась. Шеннон смог прочесть ее мысли! В ней проснулась надежда. Мать и отец, хоть они горячо ее любили, совсем не понимали ее с тех пор, как она вышла из комы. И вдруг этот высокий напряженный незнакомец с небесно-голубыми глазами, черными волосами и мягкой, нерешительной улыбкой смог ее понять.

Вы психиатр? Надеюсь, что нет. Клэр решила, что с нее хватит всяких тестов. Бородатые старички-очкарики объявили, что у нее посттравматическая истерия, и она из-за этого не может говорить.

Шеннон заметил, что на какую-то долю секунды напряженность отпустила Клэр. Ему удалось ее тронуть, он был уверен. Он сделал еще одну попытку заговорить, но слова его прозвучали холодно:

— Сорняки хорошо класть в компост. У вас здесь есть компостная куча?

Клэр пристально смотрела на этого странного мужчину, стараясь почувствовать его, не слушая слова, которые он, похоже, произнес от отчаяния. Если бы она встретила Шеннона на людной улице, она испугалась бы. Лицо у него было такое же худое, как и фигура, нос — прямой и крупный, чуть изогнутые брови широко поставлены. Глаза были удивительно настороженные. И даже в тот момент, когда он ей улыбнулся при встрече, взгляд остался жестким.

После нападения, так изменившего всю ее жизнь, Клэр полагалась на свои чувства, стараясь разгадать намерения людей. Психотерапевт в больнице назвал это паранойей. Сейчас Клэр ощутила, что Шеннона непроницаемой завесой окружает печаль — огромная печаль. В предчувствии какой-то опасности?

Почему? Эта опасность грозит мне? В его чертах нет следа доброты, эмоций. Страх соседствовал в ней рядом с удивлением. Она никак не могла забыть его печальную кривоватую улыбку, на секунду выдавшую его ранимость.