Лиса в ловушке

Глава 7

Проснувшись, Невада сразу почувствовала, что в комнате жарко, и догадалась, что было уже намного позднее того часа, когда она обычно вставала.

Яркие солнечные лучи проникали сквозь шторы, закрывавшие ее окна, которые не вздымались, как обычно, под дуновением прохладного утреннего ветерка.

Девушка чувствовала себя отдохнувшей и бодрой, Наверное, она спала очень долго. Повернувшись, она взглянула на часы на столике у кровати, и остатки сна тут же слетели с нее.

Был уже первый час!

Невада села на постели и позвонила в маленький серебряный колокольчик. Тут же появилась горничная.

— Поздно, очень поздно! — укоризненно сказала ей Невада, указывая на часы.

— Господин говорить вы спать.

Они объяснялись с трудом, но кое-как понимали друг друга. Если им не хватало слов, на помощь приходили жесты.

Невада поняла, что хочет сказать девушка, но в то же время ее рассердило, что ее не разбудили.

Это значило, что Тайрон уехал в Сакджену без нее, а ей так хотелось поехать с ним и посмотреть, не может ли она чем-нибудь помочь пострадавшим при землетрясении.

Горничная вышла и вернулась с завтраком на подносе.

Невада устроилась поудобнее, села и принялась за еду, все время сожалея, что ей не удалось позавтракать с Тайроном, как она это делала каждое утро со времени своего приезда сюда.

Сначала все ее мысли были заняты тем, как она ненавидит его, и предвкушением мести, так что в первое время она не сознавала, насколько приятным может быть завтрак в обществе интересного мужчины.

Затем постепенно красота уютного дворика, овевавший по утрам ветерок с горных вершин, аромат цветов и щебетание птиц превратили для нее завтрак в особенное удовольствие.

И надо же, чтобы сегодня утром, после всего, что произошло вчера, когда у нее была к нему тысяча вопросов, когда ей так много хотелось узнать, Тайрон Штром позавтракал без нее и один уехал в Сакджену.

Но если признаться честно, воспоминания о пережитом сильно подействовали на нее. Вчера был долгий трудный день, и он сильно нарушил ее душевное равновесие.

Неваде никогда еще в жизни не приходилось сталкиваться лицом к лицу с людским горем, заглядывать в глаза смерти.

Девушка по-прежнему переживала этот ужасный момент, когда до нее дошло, что ребенок, которого она перевязывает, умирает, и она ничего не может сделать, чтобы сохранить ему жизнь.

Когда глаза его закрылись и последнее дыхание слетело с посиневших губ, она отнесла его к Эндрю Фрейзеру.

Тот взял у нее ребенка, осмотрел глубокую рану у него на лбу, нанесенную, вероятно, острым осколком скалы, и тихо сказал;

— Ничего не поделаешь, милочка, этот крошка попал на небеса. Упокой, Господи, его душу!

Он положил маленькое тельце рядом с другими, ожидавшими погребения, а Невада, обливаясь слезами, вернулась к живым детям.

Казалось, напрасно было так переживать одну потерю, когда при землетрясении погибло столько людей, но Невада чувствовала себя так, словно каким-то образом несет за это ответственность, как будто было что-то, что она могла сделать, но не знала, что именно.

Окончив завтрак, Невада слова легла и знаком приказала горничной раздвинуть шторы.

Солнце залило комнату, принося с собой все усиливающуюся жару, но Невада не замечала ее, поглощенная созерцанием красоты розовых скал под ярко-голубым небом.

Тайрон назвал долину «маленьким раем», и Невада понимала, что она и была для него раем, как и для все тех, кто здесь жил. Только для нее в этом раю не было места.

Вчера Тайрон Штром сказал: «Мы поговорим о вас…»

Тогда она не задумалась над тем, что бы он мог иметь в виду. Сейчас Невада была уверена, что он скажет, что она может возвращаться домой.

Девушка не знала, откуда у нее появилась такая уверенность; она только сознавала, что как кончается каждая глава, как подошла к концу его книга, так и в их отношениях — она не знала, как их можно было бы определить — скоро будет поставлена точка.

Быть может, ему надоело ее наказывать, быть может, он утратил к ней интерес или желал, наконец, остаться один в своей розовой касбе.

Но каковы бы ни были причины, Неваду терзали противоречия: ей мучительно хотелось его видеть и в то же время она боялась его возвращения.

Видимо, сказалась усталость, которую она поначалу не ощутила при пробуждении, а также тягостные мысли, потому что она снова уснула, а проснувшись обнаружила, что жара схлынула и наступил вечер.

Невада начала настойчиво звонить в колокольчик и, когда явилась горничная, она поспешно встала, умылась и оделась, опасаясь, что вернувшийся Тайрон застанет ее заспанной.

Но когда она вышла в гостиную, там не было и признаков его присутствия. Невада подошла к столу, чтобы взглянуть на его книгу, к которой он уже два дня не прикасался.

«Быть может, она уже закончена, — подумала Невада. — Если это так, я уже не могу быть ему полезна».

Желая хотя бы дотронуться до всего, чего касалась его рука, Невада подержала ручку, которой он писал, провела рукой по бювару из такой же красноватой кожи, как его сапоги, по пресс-папье и другим мелким предметам, загромождавшим его письменный стол.

Она чувствовала, что каждый из них имел для него особое значение. Они были его собственностью, и Тайрон Штром любил их, как и они его.

Не находя себе места, она беспокойно блуждала по дому, пока не вышла наконец во внутренний дворик.

Невада подошла к фонтану, чувствуя, как журчание его струи, падавшей в каменную чашу, говорит ей о чем-то своем и таинственном.

Она вспомнила, как романтичное очарование этого уголка вызывало у нее насмешки в первые дни после приезда сюда, но теперь это было для нее самое прекрасное и волшебное место в целом мире.

«Это место словно бы создано для влюбленных», — сказала про себя Невада и ощутила, как краска заливает ее лицо при этой мысли.

Как часто она смеялась над влюбленными, как она их презирала! Как она издевалась над мужчинами вроде Дэвида, говорившими ей о своей любви и просившими ее руки!

«Откуда мне было знать, какое это чувство?»— спрашивала она себя сейчас.

Любовь казалась ей сентиментальной глупостью, чепухой, не заслуживающей внимания. Сейчас она испытывала мучительную боль, усиливающуюся день ото дня, час от часу и становившуюся почти невыносимой.

«Как я смогу это вытерпеть?»— думала Невада, представляя себе тот миг, когда он уйдет из ее жизни, когда она не сможет больше видеть его. Тогда ей станет еще тяжелее.

В ожидании его возвращения она была вся в напряжении, слух ее чутко ловил каждый звук, вся душа ее изныла. Невада вернулась в гостиную и стояла у окна, глядя в долину. На розовых скалах играли теперь мягкие солнечные блики, и тени от заходящего солнца напоминали аметисты из подземной сокровищницы в горах.

«Это самое красивое место в мире, — подумала Невада, — и надо получше запомнить его, впитать эту красоту, ведь скоро я уеду отсюда, и, быть может, никогда больше не вернусь».

Никто, кроме Тайрона Штрома, не мог бы провезти ее через опасную каменистую пустыню в этот «маленький рай».

В этой части Марокко у него были особые привилегии, которых остальные европейцы, за исключением, быть может, Эндрю Фрейзера, были лишены.

Солнце опускалось все ниже, мягко освещая крыши домов и обливая всю долину золотисто-розовым сиянием. Невозможно было вообразить себе ничего более прекрасного.

Когда Невада увидела подъезжавшего к дому Таирова, сердце ее болезненно сжалось. Неужели ей грозит скорая разлука с ним?, Влюбленной девушке казалось, что он окружен каким-то сияющим ореолом, и она считала, что это не свет заходящего солнца падает на него таким образом, а она видит излучение силы его необыкновенной личности.

Он ехал быстро, как будто торопясь скорее попасть домой.

Ею овладела робость, и, отойдя от окна, Невада села на диван и с волнением стала дожидаться момента, пока он войдет.

Сначала она услышала его голос, отдающий какие-то распоряжения прислуге, потом Тайрон появился в гостиной, и на мгновение сердце у нее замерло, и она была не в состоянии сказать ни слова.

Невада только смотрела на него, и ее зеленые глаза казались огромными на ее нежном личике.

— Вы как следует отдохнули, мисс Невада? — мягко спросил Тайрон.

Он улыбнулся ей и, подойдя к столу, положил что-то на него.

— Мне так хотелось… поехать с вами. Я расстроилась, что вы не разбудили меня и не взяли с собой.

Невада сразу же сообразила, что слова ее прозвучали как упрек, что она не должна была так говорить, но то, что он уехал один, причиняло ей почти физическую боль.

— Вы очень устали, — возразил он. — И потом, вы не могли бы уже ничего больше сделать.

— Вы уверены?

— Вполне. Эндрю Фрейзер похоронил погибших на рассвете, из Тизнита прибыли запасы продуктов и медикаментов, а тяжелораненых увезли в город.

— А… дети? — с беспокойством осведомилась Невада.

— Большинство детей чувствуют себя нормально, и многие теперь уже у своих родителей. Синяки, царапины и шишки у них скоро пройдут. Каид, глава местной администрации в Тизните, согласился взять их на свое попечение.

Тайрон подошел к Неваде и опустился рядом с ней на диван.

Вошел слуга с чашкой мятного чаю и с поклоном подал хозяину. Отпив немного, Тайрон сказал:

— Я обещал, что предоставлю некоторую сумму на их обеспечение. Я не знаю, захотите ли вы присоединиться в этом ко мне.

— Разумеется! — поспешила ответить Невада. — Вы же знаете, что я бы этого хотела.

— Я так и знал. Кстати, требуется не такая уж большая сумма. Американские доллары и английские фунты стоят в Марокко дорого.

— Вы же знаете, что деньги меня мало волнуют, — сказала Невада.

— Да, я это знаю.

Вошедший слуга взял у него пустую чашку и спросил, не нужно ли ему еще чего.

Тайрон покачал головой, и они с Невадой снова остались одни.

Он встал и, подойдя к окну, остановился, глядя в долину.

— Я привез с собой мистера Фрейзера, — сказал он.

— Он остановится в вашем доме? — спросила Невада.

— Нет. Каид его друг. Он спас когда-то жизнь его сына. Фрейзер намерен убедить его направить в Сакджену строителей, чтобы заново отстроить деревню. В умении строить жителям Тафрута нет равных в Марокко.

— Я бы тоже хотела посильно помочь в восстановлении Сакджены, — сказала Невада.

— Я так и думал. Если вы помните, я уже сказал об этом Фрейзеру вчера, — кивнул Тайрон, по-прежнему глядя в окно.

— Да-да, я помню.

Они помолчали, затем Невада неуверенно сказала:

— Было бы интересно посмотреть, какую деревню они заново построят.

— Да, меня это тоже интересует. Может быть, когда-нибудь, когда постройка закончится, вы сможете приехать и взглянуть на новую деревню.

Невада застыла, не решаясь поверить своим ушам. По-прежнему стоя к ней спиной, Тайрон продолжал:

— Я сказал вчера, что нам нужно поговорить о вас. Быть может, сейчас самое подходящее время.

— Что вы хотите… сказать?

— То, что, я уверен, вы хотите услышать, — что вы можете вернуться домой, когда пожелаете, мисс Невада.

У Невады захватило дыхание, когда она с усилием заговорила, ее собственный голос показался ей незнакомым.

— Почему вы решили… позволить мне уехать? Тайрон подошел и снова сел с ней рядом.

— Ваш урок, или наказание, если хотите, окончен. Последний экзамен вы выдержали с отличием.

— Вы… действительно так думаете?

— После вчерашнего было бы неблагодарностью и несправедливостью с моей стороны не вернуть вам свободу, — серьезно глядя на нее, проговорил он.

Невада ничего не сказала, и Тайрон продолжал:

— Вы спрашивали, почему я взял на себя роль провидения в вашем случае. Это хороший вопрос, и он заслуживает ответа.

Он смотрел на нее вопросительно, словно ожидая, что она заговорит. Но Невада продолжала молчать, и он сказал:

— Вас это больше не интересует?

— Да… нет… Да, конечно, интересует, — сбивчиво ответила девушка, с волнением ожидая, что он скажет.

— Так вот, ответ заключается в том, что, хотя вы меня и злили, я знал инстинктивно, что вас стоит спасти от самой себя.

— Вы думаете… что именно это вы и сделали? В голосе Невады был оттенок вызова.

— Когда вчера я увидел у вас на лице слезы, — сказал он мягко, — когда я увидел вас спящей рядом с детьми, к которым вы проявили внимание и милосердие, я понял, что, как бы вы ни питались это отрицать, вы — настоящая женщина!

— Это звучит как-то несправедливо и довольно жестоко, — проговорила Невада, — что потребовалось землетрясение и гибель многих людей, чтобы доказать вашу правоту.

— Если бы не было землетрясения, было бы еще что-нибудь, — возразил Тайрон. — Я знал, что внутри вашей души сокрыто золото, но мне пришлось долго до него докапываться.

Невада встала и, в свою очередь, подошла к открытому окну.

— А теперь вы отсылаете меня обратно, — с горечью сказала она. — Для чего? Какую жизнь я смогу теперь вести?

— Ту, какой вы жили прежде, но я думаю, что теперь вы станете смотреть на нее по-новому, и окружающие люди будут производить на вас другое впечатление.

— И вы думаете, что это то, чего я… хочу, то, что мне… нужно? — неуверенно спросила Невада.

Она все так же стояла у окна, боясь обернуться и встретиться с ним взглядом.

После небольшой паузы Тайрон сказал:

— Вы по-прежнему будете пользоваться большим успехом, но, я думаю, Невада, что вы будете немного снисходительнее к молодым людям, безнадежно очарованным вашими зелеными глазами и золотыми волосами.

— А если они меня… не очаровывают? Эти слова дались ей с трудом, но она чувствовала, что не может не сказать их.

— Чего вы хотите от жизни, Невада? Что вы в ней ищете?

В тишине комнаты голос его прозвучал неожиданно громко.

Этот вопрос Невада задавала себе не раз, и она слишком хорошо знала ответ, но только этого она никогда не сможет ему сказать.

— Что вы хотите? — спросил он снова.

— Я хочу… остаться здесь, — ответила она, — здесь, в Марокко. Может быть, я могла бы… помогать мистеру Фрейзеру. Я могла бы построить приют для детей, оставшихся без крова и семьи.

Ее голос звучал неуверенно, а в голосе Тайрона было удивление, когда он спросил:

— Вы понимаете, что вы говорите?

— Конечно, понимаю! Я знаю теперь, чего хочу. Я… я не могу вернуться… я не хочу… мне нечего там будет делать.

— Что вы этим хотите сказать? — удивился Тайрон.

Невада наконец повернулась к нему.

Лицо его показалось ей суровым, и она поняла, что он не одобряет ее намерений.

Невада понимала, что, если Тайрон, пользующийся здесь большим авторитетом, не захочет ее присутствия здесь, он будет чинить ей препятствия и вынудит уехать. Понимая, что она должна убедить его в своей искренности, девушка сказала дрожащим голосом:

— Как я могу… объяснить? Я очень хорошо знаю, что вы обо мне думаете, но поверьте, я изменилась. Клянусь вам, я изменилась… Это не каприз… это не минутное желание, как вы думаете, богатой женщины найти себе новую игрушку. Это значит для меня больше, чем что-либо значило когда-то.

— Не могли же вы так измениться за сутки? — сказал он.

— Может быть, это и не перемена в полном смысле, но только в прошлом у меня не было возможности делать что-либо, кроме того, к чему меня готовили, развлекаться самой и развлекать других, тратить свои деньги только на себя, думать только о себе…

Невада чувствовала, что не убедила его, и тогда она решилась на крайнюю меру.

— Я… я расскажу вам… кое-что, и тогда вы, быть может, поймете, почему я такая, какая есть.

Она смотрела на него умоляюще и, помолчав немного, Тайрон сказал:

— Я слушаю вас.

— Я не ищу себе… оправданий, — начала Невада, с трудом подбирая слова. — Я только хочу… рассказать вам о себе. Никто меня не понимал, и вы тоже, наверное, не поймете.

— Я постараюсь, — пообещал Тайрон.

— Моя мать умерла, когда мне было восемь лет, — продолжила Невада. — Так как я никогда с ней не расставалась, ее смерть поразила меня сильнее, чем если бы я проводила время с нянями или со своими сверстниками. Я не могла поверить, что потеряла ее.

Она больше ничего не сказала, но в ее словах было такое горе, такая боль, что Тайрон понял, как должен был страдать ребенок, ошеломленный смертью любимой матери. Он не ожидал услышать подобного из ее уст.

— Потеряв мать, — продолжала Невада, — я перенесла всю свою привязанность на отца. Я любила его и ужасно хотела, чтобы и он любил меня. Я считала часы до его возвращения по вечерам, а когда он бывал дома, старалась проводить с ним каждую минуту.

Она отвернулась, некоторое время помолчала, потом снова заговорила:

— Однажды вечером, когда я торопилась к нему в кабинет поздороваться и сказать ему, как я скучала без него, я услышала, как он сказал кому-то из прислуги: «Принесите мне что-нибудь выпить и, ради бога, уберите от меня этого ребенка. У меня нет для нее времени…»

Тайрон догадывался, что Невада еще никогда не делилась ни с кем подслушанным ею разговором, и по выражению ее лица понял, каким это было для нее ударом.

— Я плакала, когда умерла моя мать, — сдавленным голосом сказала Невада, — но, потеряв отца, не пролила ни слезинки. Я только почувствовала, что осталась одна в чужом и враждебном мире.

После небольшой паузы она с усилием продолжала:

— Я… я полагаю, у отца было какое-то чувство ответственности в отношении меня, потому что вскоре после этого мою прежнюю няню отослали и ко мне приставили молодую гувернантку.

Невада засмеялась невеселым смехом.

— Она казалась мне воплощением всех привлекательных качеств, и я искренне восхищалась ею. В ней было что-то смелое, современное, чего не было у моей старой няни. Неудивительно, что я сосредоточила на ней всю мою любовь.

— А других детей около вас не было? — спросил Тайрон. Невада отрицательно покачала головой.

— Мне не разрешали общаться с другими детьми. Не забывайте, что я была дочерью миллиардера и поэтому находилась в совершенно особом положении.

Она заговорила жестко и насмешливо и сразу же напомнила Тайрону прежнюю Неваду.

— Конечно, меня водили в гости на чьи-то дни рождения и на детские утренники, но мне там было не по себе, я чувствовала себя там чужой; несмотря на то что взрослые носились со мной, дети смотрели на меня подозрительно и сторонились меня.

Она вздохнула.

— Им никогда не приходилось терпеть того, что терпела я, ходить везде под охраной, чтобы меня не похитили, дом и территорию вокруг него тоже тщательно охраняли и каждого, кто приближался ко мне, сначала проверяли как следует. Больше всего опасались, что меня похитят, чтобы получить огромный выкуп.

— Неужели это и правда было так тяжело?

— Хуже… намного хуже, я даже не могу вам сказать. Я знала, что я не обычный ребенок, что я на самом деле особенная, но долго не могла понять, какие границы отделяют меня от других детей.

— Но у вас была симпатичная гувернантка, — напомнил ей Тайрон Штром.

— Да, у меня была Берил Сондерс, — сказала Невада. Что-то странное в ее тоне побудило Тайрона спросить:

— А в чем было дело с ней?

— Вы еще спрашиваете! Я так же надоела ей, как и отцу! Я теперь ясно вижу, что могла надоедать моим… обожанием, приступами… ревности, требованиями, чтобы она всегда была при мне.

— Она вышла замуж? — спросил Тайрон.

— Я думаю, мне это было бы легче перенести. Нет, я просто прочла написанное ею письмо.

Невада снова засмеялась, но в этом смехе была горечь.

— Это был мне хороший урок никогда впредь не читать чужие письма, — усмехнулась она.

— Что она написала?

— Берил Сондерс оставила письмо в бюваре. Она писала его, пока я готовила уроки, а когда я вернулась в классную комнату после завтрака, она задержалась за разговором с секретаршей моего отца, своей подругой. Они постоянно сплетничали вместе, а я безумно ревновала, думая, что она любит ее больше, чем меня.

— Итак, вы прочли ее письмо?

— Я открыла бювар и прочла его. Я до сих пор не знаю, кому оно было адресовано, быть может, какому-нибудь молодому человеку, быть может, кому-нибудь из ее семьи. Все, что я помню, это то, что одна фраза в нем обожгла меня словно огнем.

— Какая?

На мгновение ему показалось, что она не скажет ему, что у нее не хватит на это сил, но Невада собралась с духом и ответила:

— Моя любимая гувернантка, женщина, которую я обожала, писала:

«Если бы не деньги, я бы не осталась здесь ни на минуту. Если бы ты только знал, что мне приходится выносить. Все время я вынуждена проводить со слезливой девчонкой, которая липнет ко мне, как пиявка, так что у меня нет и минуты свободной».

Невада перевела дыхание и продолжала:

— Там было еще много всего, но я дальше читать не стала. Я думаю, именно тогда я поклялась никогда никого не любить, никому не открывать своего сердца, чтобы никто больше не причинил мне такой боли, как мой отец, а потом и моя гувернантка.

— Ваши чувства мне понятны, мисс Невада, — сочувственно сказал Тайрон.

— Повзрослев, я решила, что заставлю других страдать так же, как я страдала сама. Я влюбляла в себя мужчин, чтобы доказать им свое превосходство, дав им понять, что не испытываю к ним и ко всему окружающему миру ничего, кроме равнодушия и презрения.

— А теперь вам кажется, что вы изменились?

— Я полагаю, что у каждого есть какое-то уязвимое место, как бы мы ни старались его скрыть.

— И вы нашли свое?

— Я поняла вчера, что я была бы счастлива… по крайней мере, счастливее, чем сейчас… если бы я могла быть… с детьми, — призналась Невада.

— Значит, вы обнаружили, что способны любить?

— Разумеется, я способна любить! — возразила она почти с ожесточением. — Все эти годы это чувство таилось где-то в глубине моей души. Во всяком случае, сироты и те, кто нуждается в милосердии, не оттолкнут меня, хотя бы пока они еще маленькие.

— Вам кажется, что такая жизнь, посвященная уходу за чужими детьми, удовлетворит вас и принесет вам счастье? — серьезно спросил Тайрон.

— А разве можно найти в жизни полное удовлетворение? — ответила она уклончиво. — По крайней мере, я не буду испытывать пустоты и одиночества, как это было в прошлом.

Помолчав, Невада умоляюще взглянула на Тайрона:

— Помогите мне… вы знаете, я не могу это сделать без вашей помощи.

Он встал и подошел к ней. Она вглядывалась ему в лицо, пытаясь увидеть, готов ли он исполнить ее просьбу.

— Вы должны помочь мне, — сказала Невада с отчаянием, — если вы отправите меня домой, я не буду знать, что мне делать дальше, как быть, а помимо всего…

Она замолчала, и Тайрон подсказал:

— Вы думаете, ваш отец помешает вам осуществить ваши намерения, мисс Невада?

— Я думаю, моему отцу все это в высшей степени безразлично, — грустно ответила девушка, — но вы же представляете себе, что скажут мои друзья и знакомые, какие сообщения появятся в газетах! Об этом раструбят по всему свету. И я не успею опомниться, как стану членом какого-нибудь благотворительного комитета, не имея никакого контакта с детьми, не имея возможности самой о них заботиться, как я могла бы делать это здесь.

— Я полагаю, что скорее всего так оно и будет.

— Значит… вы мне поможете?

В глазах и голосе Невады появилась надежда, которой раньше не было.

Он подошел к ней совсем близко и, глядя ей в лицо, сказал:

— Мне кажется, все ваши проблемы мог бы разрешить ребенок, Невада, но почему бы не ваш собственный?

Она посмотрела на него с удивлением. Невада никак не ожидала услышать от него подобное.

Медленно, очень медленно, словно давая ей возможность поверить в реальность происходящего, Тайрон нежно обнял ее и привлек к себе. «

— А если бы его отцом стал я? — спросил он. — Что бы ты на это сказала, Невада?

Ей показалось, что весь мир застыл в неподвижности. И потом его губы прикоснулись к ее губам.

Это было именно то, чего ока желала, к чему стремилась, о чем мечтала.

Сначала его поцелуй был нежным, словно он боялся испугать ее. Но когда он ощутил мягкость ее губ, податливость ее гибкого тела, Тайрон обнял ее крепче, и его поцелуй стал требовательным, настойчивым и страстным.

Невада чувствовала, что оба они словно стали частью заката, розовых скал, прекрасной долины, как будто через ее губы он овладел ее душой.

Подняв голову, он взглянул в ее сияющие счастьем глаза, и только теперь она смогла прошептать идущие из самого ее сердца слова:

— Я люблю тебя! Люблю!

— И я тебя, — с улыбкой признался он. — Неужели ты могла подумать, что я позволю тебе ухаживать за чьими-то детьми, кроме моих?

— Я думала… ты хочешь отослать меня обратно.

— Еще до того, как я привез тебя сюда, я знал, что ты принадлежишь мне, любимая, и что к прежней жизни нет возврата, — горячо сказал Тайрон.

— Но ты ненавидел меня… презирал и был… так жесток.

— Это было потому, что я знал, что ты совсем другая, не такая, какой кажешься на первый взгляд. Я хотел встряхнуть тебя как следует, чтобы открылась твоя подлинная сущность. Но я не знал, дорогая моя, что тебе пришлось вынести.

Он снова поцеловал ее, и она приникла к нему и не отпускала, пока Тайрон не почувствовал, как дрожь пробежала по ее телу.

— Ты никогда больше не будешь одинока, — прошептал он. — Я обещаю тебе это. Мне нужна твоя любовь. Я просто не смогу без нее жить.

— А вдруг я тебе… наскучу? Вдруг ты сочтешь, что я… слишком тебя люблю? Вдруг я покажусь тебе навязчивой?

Тайрон улыбнулся.

— Это невозможно, дорогая! Ты не можешь любить меня слишком, и мне всегда будет нужна не только твоя любовь, но все, что принадлежит тебе — твои глаза…

Он нежно поцеловал их.

— ..твои изумительные пылающие волосы. Тайрон благоговейно прикоснулся к огненным локонам, рассыпавшимся у нее по плечам.

— Если бы ты только знала, какая мука была не дотрагиваться до тебя, не целовать тебя.

Он целовал ее щеки, уголки рта и вновь и вновь ее губы.

— Я хочу целовать тебя всю, моя красавица, твое изумительное тело и особенно твои маленькие ножки, вымытые хной.

Глаза Невады сверкали как звезды. Она в смущении спрятала лицо у него на груди.

— Я люблю тебя и хочу, чтобы ты любил меня, — прошептала она. — Но как я могу состязаться с… танцовщицей?

На мгновение Тайрон застыл от удивления. Потом, взяв ее пальцами за подбородок, он поднял вверх ее личико.

— Танцовщица? Какая танцовщица? — удивленно спросил он, не сразу сообразив, о чем она говорит. Увидев выражение ее лица, Тайрон рассмеялся.

— Неужели ты ревнуешь? Глупышка моя ненаглядная, ты ревнуешь, а я и не догадывался об этом!

— Она была так хороша, и я видела, как шейх… подарил ее тебе.

— Да, то, что ты видела, — улыбнулся Тайрон. — Но если бы ты знала об этой стране немножко больше, любовь моя, тебе бы было известно, что все, что тебе понравится в доме марокканца, тебе обязательно предлагают в подарок.

Он поцеловал Неваду в лоб.

— Шейх, как и следовало ожидать, предложил мне, своему почетному гостю, в дар свою самую лучшую танцовщицу. Это обязательная любезность, учтивость с его стороны, но с моей стороны было так же обязательно отказаться от такого щедрого дара.

— Так ты… отказался?

Глаза Невады с недоверием смотрели на него, губы дрожали.

— Отказался, дорогая, потому что я был уже увлечен некоей другой особой, очень капризной и своенравной, но неотразимой, которую я уже любил, но пытался бороться с этим чувством.

— Я тоже боролась с любовью к тебе, — прошептала Невада, — но когда я думала о той танцовщице…

— Что же ты о ней думала?

— Я понимала, что не могу… состязаться с ней… Но я хотела оказаться в твоих объятиях… близко к тебе… Я желала, чтобы ты любил меня, так как мне казалось, ты любишь ее.

— Наша любовь друг к Другу, мое сокровище, совсем не то, что могла бы дать мне танцовщица или какая-либо другая случайная женщина, — мягко сказал Тайрон.

Он обнял ее еще крепче.

— Всю мою жизнь я искал женщину, которую мог бы полюбить так, как я люблю тебя. Возможно, потому, что я долго жил на Востоке, мне хотелось завоевать ее, подчинить себе полностью, если хочешь, чтобы убедиться в том, что она моя и только моя и никогда не будет принадлежать другому.

— Я люблю тебя! — сказала Невада, поднимая на него глаза. — Я люблю тебя беспредельно… всем моим существом… Я никогда не могла бы полюбить другого.

— Я думаю, чтобы быть уверенным в этом, мне следует держать тебя здесь вдали от чужих глаз и никогда не позволять тебе видеть кого-нибудь, кроме меня, или выходить без чадры.

— Так и будет, если ты… этого хочешь, — с готовностью сказала Невада.

— Ты это серьезно?

— Все, чего я хочу, это быть с тобой. Ты вся моя жизнь! Для меня никого не существует другого, кроме тебя… и только тебя!

Последние ее слова заглушил его страстный поцелуй. Оба они задохнулись в нем. Отразившиеся в глазах Тайрона лучи заката вспыхнули в них пламенем.

— Я люблю тебя бесконечно, — сказал он, — и хотя я желал бы всегда быть с тобой, с тобой одной, но, к сожалению, есть многое, что нам предстоит сделать.

— О чем ты говоришь? — настороженно спросила Невада, боясь, что что-то может помешать ее счастью.

— Все это кажется таким неважным, незначительным сейчас, по сравнению с нашим чувством друг к другу, но дело в том, что мне предложили должность. Я очень надеюсь, что ты не будешь возражать, чтобы я ее принял.

— Какую должность? — спросила она.

— Письмо, которое я получил вчера, было из министерства иностранных дел. Они хотят, чтобы я остался в Марокко еще по меньшей мере на год, чтобы наблюдать за событиями, которые здесь в скором времени должны произойти.

— Какие события? — спросила озадаченная Невада, — В Англии считают, хотя об этом и не говорят вслух, что Франция будет пытаться оккупировать Марокко. Если это произойдет, у меня будет полная свобода передвигаться по стране ввиду моих особых отношений с марокканцами. Отчеты, которые я буду посылать в Англию, будут иметь большое дипломатическое значение.

— А я смогу остаться с тобой? — спросила Невада.

— Ты думаешь, я иначе соглашусь?

— Это слишком хорошо, слишком чудесно, чтобы я могла в это поверить. Неужели я смогу остаться с тобой среди людей, которых я успела полюбить?

Тайрон молча кивнул, любуясь ее оживленным личиком.

— А ты научишь меня говорить на здешнем языке? — тут же спросила она.

— Я должен многому тебя научить, — сказал он, — и самое главное, научить тебя любить меня.

— Я уже люблю тебя так, что больше, вероятно, любить невозможно, — возразила Невада.

— Уверяю тебя, что твои теперешние чувства только вершина айсберга, — сказал Тайрон с улыбкой. — Моя бесценная, ты так прекрасна, и твои пылающие волосы говорят мне, что в тебе еще много скрытого огня, который я хочу разжечь в пожар, который будет гореть только для меня.

Невада притянула его к себе, обняв за шею. — Научи меня любить тебя, — тихо попросила она, — научи меня любить тебя так, как ты хочешь быть любимым. Я никогда не знала, не могла себе представить, что на свете может быть такой изумительный, такой чудесный человек, как ты.

У нее вырвался не то смех, не то всхлипывания.

— Ты уверен, что это не… сон, что я не проснусь и не увижу, что мы не в этом розовом… раю, а умираем от жажды где-нибудь в пустыне, и это не явь, а сладостный бред?

Тайрон засмеялся. Он взял ее на руки и, подойдя к дивану, опустил Неваду на шелковые подушки.

Осторожно вынув серьги из ее ушей, он поцеловал их, потом, расстегнув верхнюю пуговичку, покрыл ее шею поцелуями.

— Я люблю тебя! — сказал он. — Я испытываю к тебе такую страсть, такую нежность… Твоя кожа напоминает лепестки магнолии.

— Целуй меня… люби меня! — проговорила Невада со страстью, не уступающей его собственной.

Его поцелуя стали пылкими, страстными, неистовыми. Невада чувствовала, что он покорил ее, как он того и желал, и сделал ее навеки своей пленницей.

Она была уже не она… Невада стала частью его, повинуясь его малейшему желанию. Даже воздух, которым она дышала, принадлежал ему.

Сквозь тонкий шелк одежды она чувствовала силу его рук. Это было такое волнующее ощущение, что вспыхнувший у нее в крови огонь достиг ее губ и пламенел в каждом ее поцелуе.

— Я люблю… тебя.

Она не знала, сказала ли эти слова вслух или они прозвучали у нее в сердце.

— О боже, как я хочу тебя! — Его низкий голос прерывался от едва сдерживаемой страсти.

И вдруг, когда Невада не желала ничего больше, как только быть все ближе и ближе к нему, Тайрон отпустил ее и отстранился.

Она взглянула на него с тревогой.

— Что такое? Что случилось? Что-нибудь не так?

— Все хорошо, любимая.

— Но нет же! — запротестовала она. — Не надо меня обманывать, Тайрон. Почему ты не целуешь меня больше?

Он улыбнулся:

— Нам надо идти.

— Идти? Куда? — с недоумением посмотрела на него Невада. . — На поиски преподобного Эндрю Фрейзера. Мы поженимся, дорогая, как можно скорее, если только ты не хочешь стать матерью раньше, чем женой.

— А мы можем пожениться сразу… сейчас же?

— Все будет в соответствии с обрядом шотландской церкви, — с улыбкой ответил Тайрон. — Но у меня такое чувство, что со свадьбой надо поспешить, иначе тебе будет крайне опасно оставаться теперь со мной наедине.

Он говорил это, улыбаясь.

Тайрон встал и заставил подняться Неваду, притянув ее к себе.

— Такой опасности я не боюсь, — сказала она. — Но я хочу быть твоей женой.

— Раз наши желания совпадают, надо безотлагательно воплотить их в жизнь, — сказал он. — Когда ты будешь связана со мной брачными узами, любимая, тебе уже не будет спасения, не будет возврата к прошлому.

Она знала, что Тайрон дразнит ее, но ответила ему вполне серьезно:

— Для меня не может быть лучшей участи, чем быть с тобой… и только с тобой.

— ..и нашими детьми, — добавил он.

— Их должно быть много, — воскликнула Невада, — чтобы они никогда не были одиноки, как я, нежеланная и несчастная, потому что все отвергали мою любовь.

— Этого больше никогда не будет, — сказал Тайрон. — А теперь надень чадру! Если ты будешь показывать восточным мужчинам свое восхитительное лицо, то это может привести к беде. Вспыхнет настоящая война, десятки шейхов будут пытаться похитить тебя и увезти в свои гаремы!

— Я хочу быть только в твоем гареме, — страстно возразила Невада и, заметив выражение его глаз, поспешно добавила:

— Но там не должно быть больше никого! Если ты только взглянешь на другую женщину, я… выцарапаю ей глаза… или заколю ее кинжалом!

— Ты, может быть, и ревнива, моя радость, — сказал он, — но уверяю тебя, что тебе в этом далеко до меня!

Тайрон повернул ее к себе, приподнял за подбородок ее нежное личико.

— Прежде чем ты станешь моей женой, я хочу, чтобы ты ясно поняла одно: ты будешь вести себя благоразумно и осмотрительно, а иначе я придумаю для тебя наказание похуже чем то, что ты испытала! — пригрозил он, шутливо сдвинув брови.

Невада засмеялась, подставляя ему губы.

— Ты все еще считаешь меня хищницей? — спросила она нежно.

— Ты восхитительна! Очаровательна! Неотразима! — отвечал он. — Ты настоящая женщина!

Такой ответ она и хотела услышать. Невада чувствовала себя наверху блаженства.

— Твоя! — прошептала она. — Женщина, которая принадлежит тебе навсегда, и прошу тебя, Тайрон, давай не будем больше откладывать и поскорее поженимся.

И снова их охватило пламя, в котором они оба забывали обо всем на свете.

Их любовь была частью дивной красоты этой долины, розовых скал, догорающего солнца, темнеющего неба и свежего ветра пустыни. Этого» маленького рая «. Это была божественная тайна, для раскрытия которой им предстояла целая жизнь.

— Ты полностью моя, — властно сказал Тайрон, моя настолько, что твои мысли — это мои мысли, твое сердце — мое сердце и твое тело все мое, от кончиков волос до пальцев на твоих маленьких ножках.

— Я люблю… обожаю… боготворю! — шептала Невада. Ее голос оборвался на последних словах. Он снова завладел ее губами, окончательно и безраздельно подчинив ее себе.