Лишённые смерти

Глава 14 ИЗБРАННЫЙ

Их юная любовь была подобна солнцу. Только она светила ещё ярче... И смертный верил в бессмертие её, а бессмертная вновь смаковала в ней позабытые жизнь и смерть. Винсент перестал замечать время, вечность Линды наполнилась шорохом и стуком тысяч бегущих часов и минут.

Место первой встречи стало местом свиданий. Они проходили рощу и надолго застревали в гроте у истока Несса. Он рисовал Линду: в простом белом платье, в пышном голубом, в венке из цветов, с букетом цветов в руках; в рощице, ловящей солнечных зайчиков; в гроте, русалкой, задумчиво перебирающей длинные, черные как ночь волосы... Линии его рисунка утратили стеклянную хрупкость, а тени поблёкли. Он предал прежнюю манеру рисования - будто забыл о проклятии, лежащем на земле Карды и всем, на ней живущем.

Они много говорили - обо всём на свете, кроме любви: боялись разрушить свой хрупкий воздушный замок. Почему-то больше всего про город, в котором прошло детство обоих. Им было интересно, какой историю Карды знает другой. Они лепили общую историю...

- Первый carere morte появился здесь четыреста лет назад, - говорила Линда.

- Триста, - поправлял её Винсент. - Макта Вастус, первый вампир, правил триста лет назад.

- На самом деле, Макта - современник первого короля Арденса. Ведь это Арденс его создал.

- Арденс?

- Арденс, Первый Избранный.

- Никогда не понимал этой чуши. Первый Избранный! Как будто Избранных может быть больше одного. Какой же он тогда "Единственный"?

- Разве ты не слышал легенды о Даре? Этот Дар существует, пока существует Первый вампир, Избранные же - смертны. Поэтому много их сменилось со времён Арденса и Макты.

- Да, некоторые люди в разные столетия умели распознавать carere morte лучше других. Но я не думаю, что между ними существует какая-то связь, вроде единого Дара.

Линда взглянула на него с юмором и ничего не сказала.

- А исчезновение Макты? За год до Второго Бала Карды? Что сталось с Первым вампиром? Убит Орденом?

- Ты не слушаешь меня! Избранные Даром приходили и после исчезновения Макты, значит, Первый вампир жив. Он удалился от дел, но, говорят, порой он возвращается в старый город, где когда-то правил. Carere morte встречали его иногда на руинах за Пустошью. Там стоял дом Первого, там истинное сердце Карды...

- Последний раз я слышал подобное от тётки-вампирши. Признайся, все будущие carere morte должны посетить лекции по истинной истории Карды и сдать экзамен перед обращением?

Она едва коснулась губами его губ и отдалилась, дразня.

- Не смейся. Смертным открыта правда дня, но вы не слышите легенд ночи. А она хорошая рассказчица! Давай, я расскажу, почему на самом деле древняя Карда больше не столица? Думаешь, это прихоть капризной королевы? Или интриги Домов Реддо и Гесси? Дону столицей сделал Орден. Помнишь имя первой королевы Доны? Анна Марселла из рода Рете. Рете издавна служили Ордену. Охотники ушли отсюда после того, как Дэви обзавёлся Великим вампиром на цепи, и основали на юге свою цитадель... Ты меня слушаешь?

- Слушаю. Мне нравится твой голос...

Почти также часто, но очень кратко они говорили о carere morte. Эта тема, при лёгком к ней отношении предстающая неисчерпаемым кладезем шуточек, заметно стесняла их. Они быстро расходились здесь, так и не обменявшись колкостями. Никто не хотел случайно обидно ранить собеседника. На вопрос Винсента: "Почему она выбрала бессмертие?", Линда ответила коротко: "Это была одна капля. В череде комедий и драм юности я едва ли заметила её". На вопрос Линды: "Почему обладатель подобного дара не сотрудничает с Орденом?", Винсент сообщил только: "У нас разные пути".

Такие это были беседы. Без упоминаний прошлого, без надежд на будущее... Винсент заговаривал порой о своих (вернее, маминых) планах: поступить в столичную Королевскую Академию и вопрошал Линду молча: "Как же ты?". Тогда она опускала глаза и усмехалась. И однажды в усмешке Низшей ему почудилась Мира...

- Что с тобой? - спросил он. - Ты странно улыбаешься.

- Я всегда улыбалась так.

- Нет!

- Уверяю тебя, - в её глазах была грусть. Предчувствие скорого расставания.

Знакомая усмешка Линды так встревожила Винсента, что он не смог отпустить её из памяти и наутро следующего дня. Дома он разложил перед собой все портреты девушки и нашёл эту ухмылку на каждом, но стоило присмотреться к ней, как она исчезала. Тогда он вынес картины на террасу - на солнце.

Здесь они словно потускнели. Грязно-серая мазня, будто он смешал слишком много разных красок: тусклые волосы, тёмная кожа, болезненная худоба тела под платьем... Приглядевшись, Винсент заметил ещё одну, самую отвратительную странность - блестящие, словно стеклянные глаза. Что это? Может, он положил слишком много белил? Заглянув в глаза портретов, художник отскочил в ужасе: неужели он нарисовал это? Яркий белок, прозрачный студень радужки... Точно глаза куклы или даже что-то совсем уж страшное - вываренные рыбьи глаза... Вот, значит, что в действительности было перед его слепым взором всю неделю! О, не впервые мираж, сотканный чарами carere morte, скрыл от него реальность!

Винсент отыскал единственный незаконченный портрет Миры. Да, и здесь то же самое и ещё усиленное, ведь Мира была Высшей: усмешка-оскал, словно живущая собственной жизнью на картине, равнодушные, неживые глаза... Он коснулся лица портрета, пальцы привычно очертили знакомый овал. Он помнил, как рисовал его: робко, тайно восхищаясь изяществом всех линий при явной несоразмерности некоторых пропорций. То была истинная красота, - казалось ему тогда, - подобная отвлечённо идеальной красоте статуй и древних божеств и достойная жить вечно. Как чудовищно далёк он был от истины! Когда за прекрасными чертами проступил бледный, обескровленный лик лишённой жизни, он сначала не поверил своим глазам.

"Ты склонен к идеализации образа. Больше реализма!" -

Винсент шёпотом напомнил себе неосторожную фразу Миры. Уже во второй раз ему пришлось признать: чары carere morte имеют власть над ним, знающим о сути их проклятия! С некоторым усилием он вспомнил, что общение с Низшей должно было стать частью эксперимента. Он хотел попробовать исцелить её! В чём же дело?

- Красивые картины, - мама, незаметно для него зашла на террасу и уже, близоруко щурясь, разглядывала портрет "Линды-русалки". - Кто это? Линда Флагро?

- Да, - сознался Винсент.

- У вас роман?

- Мама! Она уже два года замужем за младшим Меллисом. Мы случайно встретились за городом. Ей понравились мои картины, и она попросила портрет.

- Младшим? Пятидесятилетним?

- Не считай чужие годы.

Агата осталась невозмутимой.

- А это что? - она склонилась над портретом Миры. - Не узнаю...

- Это же Мира!

- А! - короткое, какое-то воинственное междометие. Агата выпрямилась, но её взгляд всё не отрывался от портрета сестры. Она сильно изменилась после отъезда Миры. Рассеянная и замкнутая прежде, она стала совсем несдержанной на язык и даже поведала сыну некоторые семейные тайны. Это было б хорошо, если бы при этом она не начала замечать множество неудобных вещей...

Агата поставила рядом портреты Линды и Миры.

- Они чем-то похожи: эта и та, - даже её манера разговора изменилась. Она отрывисто бросала слова, часто грубые.

- Да... немного.

- Я встретила сегодня Селесту Ларгус, - помолчав, сказала Агата. - Что ты наговорил её дочери?

- А! Джезабел.

- Как я поняла, ты пугал её сказками о вампирах. Селеста рассказала, дочь всю дверь в доме изрезала, рисуя знак защиты от carere morte. Когда кончатся твои глупые шутки, Винсент? Меренсы уже ненавидят нас, теперь ещё и Ларгусы?!

Винсент печально усмехнулся. Агата до сих пор не верила в реальность carere morte. Она не замечала странных ночных прогулок Миры, а теперь и сына, её не убеждали страшные находки на чердаке, вроде разбитого зеркала, в котором ночью плясали странные, словно крылатые тени, или досок, несомненно, прежде бывших гробом - постелью carere morte. Мамина слепота была достойна первой награды на конкурсе "Не вижу зла"!

- Я сказал Джезабел только то, во что верю сам. А ты слышала, мама, что о Мире сейчас говорят в Карде? - всё же решился он. - Её, как прабабку, считают ведьмой, вампиршей...

- Пусть лучше так, чем правду.

- А что - правда?

- Сестра совершила страшный грех в юности... - Агата замолчала. Она долго всматривалась в лицо сыну, как бы ища ответа на вопрос: не сделаю ли я хуже, если скажу? Всё же она не решилась:

- Впрочем, она сполна за него заплатила. Мира с детства была сказочницей... Я напишу ей. Её обрадует новая сказка о carere morte.

На закате дня Винсент вновь отправился к гроту.

"Больше не поддамся! - повторял он про себя. - Это не любовь, это всего лишь чары carere morte... Как я мог забыть, что Низшие очень сведущи в них?! Я сегодня же расстанусь с ней. Да, эта встреча - последняя встреча!"

На землю спускался вечер. Винсент уже миновал рощу, он почти бежал берегом реки к месту свидания. А Несс, тихий и бездонный, пил сумерки и наливался их синевой.

Едва он увидел Линду, ждущую его в зачарованном месте у грота, все указания рассудка были забыты. Он вновь ослеп, перестал видеть её проклятие. Девушка сидела на корточках на знакомом синем пледе. Она оделась сегодня как в день их первой встречи, в волосах мерцали красные искорки заката.

Винсент замер, тщетно пытаясь вспомнить заготовленную фразу. Вежливая и равнодушная, она должна была мгновенно создать стену между ними, очертить границу, которую ни один из них более не перейдёт.

Линда мило наклонила голову набок, шутливо изучая пришедшего. "Что же ты?" - беззвучно прошептала она.

- Сегодня будет вечер нашей последней встречи, - сорвалось с его губ.

- Я уже знаю это, - она улыбнулась. - Иди ко мне.

Дальше было безумие и колдовство. Он подошёл к ней, слепо ткнулся лицом в протянутые к нему руки, в сложенные горстью ладони. Винсент боялся, что это прикосновение будет подобно струе ледяной воды, что кожа вампирши покажется ему холодной как камни грота, и колдовство рассеется. Но её кожа была тёплой, и он вздохнул и отдался общему безумию. Они сгорели и возродились из пепла, как птица-Феникс. "Ты погубила меня", - шептал он ей, когда на небе вспыхнули фейерверки звёзд. "Ты воскресил меня", - крикнула она на рассвете, протягивая руки к бледному, не отдохнувшему за краткую летнюю ночь солнцу.

Но вот солнце выползло из-за горизонта полностью, и Винсент стряхнул остатки безумного ночного сна. Перед ним вампирша. Низшая, подлейшее среди carere morte создание.

- Кто подослал тебя ко мне? - тщательно и всё же недостаточно ровно проговорил он.

- Подослал? - Линда в одной сорочке нежилась на солнце. Она открыла хитрый кошачье-зелёный глаз и тут же закрыла. Отвернулась. Недовольно повела белым голым плечом.

- Ты играешь со мной. Зачем? По чьему приказу? - он остановился, поражённый.

Её кожа золотилась на солнце. И она была согрета не только его лучами, но и жаром внутреннего солнца-сердца! Винсент по-прежнему не чувствовал её проклятие, но теперь не чары carere morte были тому причиной! Неужели проклятие растворилось как лёд в потеплевшей крови Линды? Винсент закрыл глаза. Да, и в том мире, доступном ему единственному, вампирша сияла незамутнённым светом. Вампирша ли? Немного холодной черноты осталось лишь у её сердца. Но он сможет растопить этот лёд одним касанием ладони...

Линда вздрогнула от его прохладного прикосновения.

- Что ты делаешь?

- Я...

- Проверяешь, бьётся ли моё сердце? Да, и также часто, как у тебя. Иногда carere morte способны ненадолго приблизиться к жизни смертных. Высшая точки любви, также как сильный страх пробуждают сердце бессмертного, дарят проклятому несколько минут жизни.

- А я хочу подарить тебе всю жизнь, - зашептал он со вновь проснувшейся нежностью, окончательно забыв о недавних подозрениях. - Не шевелись. Закрой глаза и думай о хорошем.

Винсент сосредоточился на проклятии вампирши... Нет, этот лёд не таял! Через несколько минут собственная рука, прижатая к остывающей коже Низшей, показалась ему выточенной из той же грязно-чёрной ледышки. Холод лианами оплетал вены, подбираясь к сердцу, но юноша не отступал. Наконец Линда сама оттолкнула его руку и села.

- Довольно, - тихо запретила она. - Ты только мучаешь себя. Так ты не исцелишь carere morte. Ты погубишь себя!

- Ты не знаешь, какой у меня дар! Я способен на это! Просто...

- Ты не знаешь, какой у тебя дар! - Линда отвернулась, закусила губы, боясь, как бы с них не сорвалась тайна. Винсент отодвинулся. Подозрения вновь заполняли его несчастную голову.

- Говори же, Линда! Ты надеялась, на рассвете я буду в полной твоей власти?! Ха! Говори!

- Да, надеялась! - выкрикнула она. - Хорошо, если ты так хочешь... Твой дар проклятый! Он никогда не даст тебе исцелить вампира. Разве за три года ты был хотя бы близок к этому? Ты напрасно мучаешь себя. Мне жаль тебя! Каждую ночь ты обречён смотреть кошмарный сон Карды...

- Откуда ты знаешь о моих экспериментах? Кто подослал тебя?

Вампирша молчала. Она порывисто встала, будто вздумала сбежать, но тут же опустилась на место.

- Владыка Низших? Нетрудно догадаться! Вы все подчинены ему, он дал вам мечту о мире, где вас никто не назовёт Низшими... Вы чуть ли не молитесь на него! Говори! Что Конору нужно от меня?

- Помоги мне с корсетом, - взамен потребовала она. И заговорила.

- Ты знаешь, кто ты? Конечно же, нет. Если б ты знал, что твой дар, разве вёл бы себя так легкомысленно? Ты Избранный, ты владеешь Даром, тем самым, из легенды - великой, опасной силой! И кричишь об этом на весь город! Если б не Конор, два десятка вампиров уже передрались бы между собой за право доставить тебя Владыке! Ты можешь вести себя тише?

- Что Дэви нужно от меня?

- Ты вдруг стал поразительно не догадлив! - Линда разъярилась окончательно. - К чёрту это! - она отобрала корсет, в лентах которого Винсент успел основательно запутаться, и принялась натягивать платье прямо на сорочку.

- Ты говоришь таким тоном, будто старая сказка верна от первого до последнего слова. Но почему я должен верить ей? Я не видел ни Избранных, ни Великого вампира, ни...

- Старейшие помнят их! Они видели их, они говорили с ними. Дэви снова нужен Великий вампир. И если только ты попадёшься ему...

Винсент гордо вздёрнул голову.

- Инициация должна быть добровольной.

- Ага, как же! Он уничтожит твою душу и завладеет твоим Даром. Он сумеет это. Он знает, как. Ты - Избранный, но и ты не сможешь противостоять ему долго. Он сильнее всех, разве что пропавший Макта сильнее его.

Избранный в отчаянии вцепился в волосы, помотал головой. Такого рассказа он не ожидал. Он думал, Линда расплачется и скажет, что Конор задумал убить его, как излишне остроглазого, а вместо этого его засыпали громоздкими словами, начинающимися с больших букв!

- А что же Конор?

- Сейчас ты ещё не примешь это... но Великий вампир - единственная для тебя дорога. Так выбери лучше Конора, а не Дэви! Дэви погубит тебя, Конор же оставит тебе твоё "я". Ему нужна только твоя помощь. Низшие вампиры почти не опасны. Они могут мирно сосуществовать с людьми. Помоги Конору, и спасёшь: смертных от бессмертных, а бессмертных от смертных.

- Нет! - он снова решительно помотал головой и на плед посыпались сухие травинки. - Мне не нужно ваше бессмертие. Оно уродливо. Я не приму его. Никогда!

- Избранному не дано выбирать судьбу. Он принадлежит миру, и мир всё решает за него.

Линда вздохнула. Её кожа тускнела, серела в лучах солнца. И сердце билось теперь как уставшие часы, у которых кончается завод. Он не вернул её к жизни. Не воскресил. Опять неудача! Так может вампирша права, единственный путь для него - присоединиться к бессмертным? А исцеление carere morte - ложь, бессмысленная ложь старой сказки о Даре?

- Что ж, если я Избранный, нужно соответствовать громкому имени, - глухо сказал Винсент. - Мне мнится, что Избранные прокладывают путь, а потом за ними идут миллионы. Я продолжу свой, а ты возвращайся к своему владыке, и скажи, что я никогда не приду к нему.

- Свой путь? - её смех уже стал вампирским: отрывистым, резким, лязгающим. - Что ж, ступай, мой малыш. И запомни, в таинстве исцеления две стороны: исцеляемый и целитель. Ты работаешь не с той стороной. Ты сейчас такая же нелепость, как врач, берущий пациента за руку и вместо дачи зелий требующий, чтобы больной немедленно исцелил себя сам. Сила в тебе, а не в нас. Недаром сказка говорит: Избранный должен захотеть использовать свой Дар, чтобы тот пробудился.

- То есть, я этого не хочу?! - он вскинулся. Да что она знает! Три года бешеных, невозможных усилий... - не та сторона?!

- Ты не исцелил никого, - не сдаваясь, прошептала Линда. Она полностью оделась, светлое платье и без корсета идеально сидело на худенькой фигурке. - А теперь одевайся и уходи, - приказала она и, в подтверждение решительных слов, пальцем указала ему: "Вон!".

Избранный! Наверное, он всегда это знал. Его странный дар - видеть вампиров, единственный во всей Карде, давно внушал ему, что он особенный. Конечно, это не давало ему права называть себя Избранным, но втайне он мечтал... Он представлял фантастические картины: вампиры бегут, завидев его приближение, он освобождает Карду от carere morte, одним прикосновением он исцеляет Миру... Это были глупые юношеские мечты. Проговаривая про себя те слова, что он скажет Мире после того, как исцелит её, он прекрасно понимал что так, как он представляет, вряд ли когда-то будет. Он прекрасно знал, что задача вселенского масштаба не решаема. И даже не потому, что для решения потребуется построить невообразимо сложное уравнение - просто потому, что условия задачи невыполнимы!

Теперь, оказалось, его мечты могут сбыться. А главный икс задачи прост и ясен.

"Избранный!" - это слово звучало, как решение.

Винсент опять бежал рощицей. Тропинка, вся в пятнах солнца, сама бросалась под ноги. Ему хотелось скорее выбежать из-под свода деревьев. Быть там, где дует ветер, откуда видно всё солнце, а не разорванное на куски ветвями жёлтое пятно...

Избранный, - он чувствовал, что поддаётся магии этого слова. Ему уже мерещились толпы, хором повторяющие его... Избранный!

Он остановился, вдруг вспомнив о Линде. Подумать только, эта ночь - лучшее, что было в его жизни, а он так увлёкся думами о будущем, что совсем забыл о своей несчастной возлюбленной!

"Я помогу и ей, - подумал он. - Помогу им всем! Только бы не потеряться в своих мечтах! Избранный - от этого слова кружится голова. А гордыня и мечты о величии губили многих, многих...".