Ложе из роз

Глава 19

Черная Гора Пятница, шестнадцатое ноября

Мэлори Мейсон позвонила в начале дня. Трубку взяла Хоуп.

– Мне нужна Кассандра. Слушания начнутся во вторник и должны быть закончены к двадцать девятому. Пока что мой список свидетелей неполон, но я ожидаю звонков от Джека Шеннона, Аманды Прентис, главного врача-нейрохирурга Уэствудской больницы, невропатолога из Куртленда, двух экспертов по судебной медицине и, наконец, Кассандры. Возможно, она не понадобится мне до среды. Ах да, еще соседка, автор мыльных опер. Но мне хотелось бы встретиться с Кассандрой здесь в понедельник, чтобы договориться о том, как она будет давать показания. Это надо сделать до начала слушаний.

– Слушаний, Мэлори?

– Разве ты не видела программу новостей?

– Нет.

– Ладно. Люциан Ллойд начал беситься по поводу того, что мы все держим в секрете. Он жаждет правосудия.

– Значит, у нас будут предварительные слушания?

– У обвиняемого тоже есть права. Роберт Форест желает воспользоваться ими полностью.

Заседание Большого жюри было тайным – без обвиняемого и прокурора. Предварительные слушания, напротив, являлись репетицией судебного процесса: там не было присяжных, только судья, поэтому они напоминали шоу, разыгрываемое обвинением. Роберт желал, чтобы на слушаниях присутствовал его защитник, и Люциану Ллойду было разрешено вести перекрестный допрос свидетелей, включая саму потерпевшую.

Конечно, сославшись на тяжелое состояние Кассандры, можно было бы просить об отсрочке, и хотя Люциан Ллойд непременно начнет возражать, апеллируя к статьям закона, все же в такой просьбе будет трудно отказать. Но Хоуп знала, что Кассандра выберет предварительные слушания вместо бесконечных отсрочек.

– Слушания начнутся через одиннадцать дней?

– Так хочет обвиняемый.

– А ты будешь готова?

– Должна. Думаю, с твоей помощью, Хоуп, я смогу с этим справиться. Мне надо, чтобы ты подготовила Кассандру, составила текст ее показаний и провела репетицию перекрестного допроса.

– Ты хочешь произвести настоящий фурор на слушаниях.

– Ну нет, моя цель не в этом. Не волнуйся, я справлюсь со своей задачей; а вот перекрестного допроса я опасаюсь. Ты сама знаешь, какова репутация Люциана Ллойда – он готов растерзать свидетеля в клочья.

Хоуп встревожилась не на шутку:

– Я кое-что слышала о нем, и сделаю все, чтобы Кэсс хорошо подготовилась.

– Отлично.

– И еще. Там не должно быть репортеров.

– Боюсь, что вот этого-то нам избежать не удастся, потому что решение уже принято.

Проехав по дороге, освещенной бледным светом ноябрьского солнца и миновав ворота, украшенные массивными каменными колоннами с выгравированной над ними надписью «Бельведер», Хоуп резко свернула налево, к конюшням.

Приблизившись к входной двери, она услышала голоса внутри, вернее, один голос – мягкий, ласковый, он будто кого-то уговаривал…

На мгновение она вновь увидела себя на ранчо «Ивы», возле конюшен, там, где была его комната, словно она пришла к нему попрощаться. Хоуп постучала так же тихо, как тогда, – при желании Ник мог сделать вид, что не услышал.

Сначала за ее робким стуком ничего не последовало. Потом раздался низкий, напряженный голос:

– Да?

– Ник, это я, Хоуп…

– Входи.

Она прошла под лиловой аркой цветущей вистерии в его единственную комнату, которая была сразу и гостиной, и столовой, и кухней.

Молли сидела, положив передние лапы на обтянутые грубой джинсовой тканью колени Ника, будто только и ждала этого момента. Когда Хоуп вошла, она взвизгнула и бросила на нее умоляющий взгляд. Ее бархатисто-черная мордочка была вся в белой как снег пене; пена разбрызгивалась на пальцы Ника со щетки, которой он чистил Молли зубы.

– Кажется, она ждет, что я вызову представителя Общества борьбы с жестоким обращением с животными, – усмехнувшись, произнесла Хоуп.

– Похоже, так оно и есть.

– И как часто повторяется эта процедура?

– Каждый день примерно в течение шести лет. – Ник нежно посмотрел на Молли: – О’кей, мы закончили. Ступай с Богом.

Молли поняла все еще до того, как Ник выпустил ее: она ринулась к своей спасительнице, извиваясь всем телом и отряхивая на бегу пену. Хоуп с нежным тихим смехом тут же запустила обе руки в густую черную шерсть.

– У тебя ведь здоровые зубы и десны, да, Молли? И ты знаешь, что Ник никогда не сделает тебе больно, потому что он тебя любит.

Хоуп дивилась своей смелости. Тем более что в Николасе Вулфе она сразу почувствовала какую-то непонятную напряженность.

– Итак, – спросил он, – почему ты здесь?

– Мне нужно поговорить с тобой.

Поговорить со мной?

– Ладно, – сказал он уже мягче. – Давай поговорим и погуляем. Молли нужно вздремнуть, а она не сможет спать, если мы останемся здесь.

– Разве она не спит с тобой?

– Прежде спала, но когда ей исполнилось примерно шесть месяцев, в ней проснулся дух независимости. С тех пор у Молли своя жизнь, свои привычки. – Ник легонько похлопал Молли по голове, и та что-то проворчала в ответ.

Потом он поднял глаза на Хоуп и улыбнулся. Это была необыкновенная улыбка. Она означала, что Хоуп тоже была своей в ритуале жизни Ника и Молли, и частичка его любви и нежности предназначалась ей.

Выйдя из дома, они миновали лиловые кисти вистерии и не спеша направились к пастбищу, где гривастые подопечные Ника паслись в лиловатых сумерках ноябрьского дня.

– Расскажи, как вы с Молли нашли друг друга?

– Очень просто. Я тогда работал на ранчо, где разводили породистых лошадей. Владельцы ранчо разводили также спаниелей. Я много раз наблюдал рождение жеребенка, но никогда не видел, как щенится сука, и мне хотелось посмотреть на это. В тот раз весь помет состоял из прекрасных здоровых щенков, за исключением одного. Это и была Молли. Она оказалась крошечной и такой слабой, что не могла даже подползти к матери, не говоря уже о том, чтобы сражаться за обладание соском.

– И тебе предложили выходить ее.

Ник заколебался. «Да, Хоуп, все произошло именно так». Эти слова уже готовы были сорваться у него с языка. Но он понимал, что Хоуп Тесье знала не понаслышке о человеческой жестокости.

– Владелец попросил меня, точнее, приказал избавиться от маленького урода.

– Избавиться от Молли?

– Просто выбросить ее в мусорный бак по пути домой.

Одна, слепая и голодная в ночном холоде…

– Не могу поверить…

– Неужели? – Ник услышал в своем голосе холод, подобный тому холоду, что мог без труда погубить крошечного щенка. – Ты не можешь поверить, что бывают случаи, когда младенцев бросают, оставляя на верную смерть? Но так случается везде и постоянно – уж ты-то должна это знать, Хоуп.

– Да. – Она нахмурилась. – Пожалуй, ты прав.

Их прогулка по направлению к золотистому пастбищу была неторопливой, как и их разговор.

– Тебя беспокоят предварительные слушания?

Ее золотисто-рыжая грива дрогнула – она была удивлена, что он знает.

– Да, очень. Ты, наверное, видел новости по телевизору? Как жаль, что я их не смотрела. Когда Мэлори позвонила сегодня утром, я была совсем не подготовлена к таким известиям. Мэлори – это окружной прокурор, и она хочет, чтобы я подготовила Кассандру к перекрестному допросу и написала ее свидетельские показания.

– Ты не хочешь этого делать?

– Не совсем так… – Хоуп пожала плечами, не зная, как выразить свою мысль.

– Ты думаешь о том, что этот Роберт будет стараться оскорбить ее, заставит появиться перед публикой, в то время как она так больна и истерзана?

– Да, – согласилась Хоуп. – Я долго пыталась понять, почему это меня так беспокоит, и только сейчас нашла ответ: Роберт хочет еще больше унизить Кэсс, а Мэлори и я будем в этом участвовать.

– А не могут Кассандра и ее врач сказать, что она пока еще не в состоянии давать показания?

– Доктора могли бы сделать это, но Кэсс отказывается. Она не хочет откладывать процесс.

Неожиданно на лице Ника появилась широкая улыбка. И он уверенно произнес:

– Если ты не можешь уговорить Кассандру попросить отсрочки слушаний, ты должна подготовить ее к любой пакости, которую может себе позволить Люциан Ллойд. В этом и состоит дружба, Хоуп. Тогда ты не будешь участницей заговора, а станешь опорой своей подзащитной.

Слова эти прозвучали как ласка под серо-лиловым ноябрьским небом. Они уже дошли до пастбища. Густая высокая трава его была цвета чуть позолоченных изумрудов, а лошади – цвета осени: в их окраске переливались золотой, каштановый и серовато-коричневый тона. Это были великолепные животные, и они, узнав Ника, бросились к нему, как игривые щенки.

У Ника не хватало рук, чтобы сразу погладить их бархатистые шеи, и тогда Хоуп тоже принялась гладить лошадей и шептать им нежные слова.

– Кажется, ты научилась обращаться с ними?

Этот голос, нежный и едва слышный, был предназначен для нее.

– Да, – призналась Хоуп, – верно. Я брала уроки верховой езды, пока училась в юридическом колледже. Теперь я езжу верхом, как только мне представляется такая возможность.

– Если у тебя будет настроение, Хоуп, я мог бы помочь тебе приручить этих четверых плутов.

– Правда?

– Ты хочешь?

– Я хочу, Ник.

Очень, очень хочу.