«Наивысшее счастье для женщины — это дарить свою любовь кому-то, а не быть любимой»
Барбара Картленд
Только что зажженный огонь свечи заморгал и почти потух, потревоженный налетевшим порывом сквозняка, и девушка, с тревогой задержав дыхание, остановилась, прикрыв ладонью все еще тлевший фитиль. Одинокий язычок пламени снова разгорелся, и свеча заметно чадила тонкой струйкой черного, пахнущего ладаном дыма.
Принцесса с облегчением вздохнула и осторожно поставила свечу в основании алтаря Небес, настолько покрытого толстым слоем воска, что не различить было и самих бронзовых подсвечников. На потемневшем от времени камне хорошо прослеживались только тисненные золотом руны молитвы благодарности, складывающиеся в слова с устаревшим звучанием. Древние, как сам Рейнсвальд, с многочисленными узорами и украшениями, руны постамента, если верить легендам, были выбиты по приказу первого короля в наследие потомкам. Монахи, следившие за часовней, регулярно протирали эти вырезанные в камне символы, оставляя единственным чистым местом на постаменте.
Сверху на принцессу взирали статуи ангелов, распростертыми крыльями державшие каменные облака с тонкой резьбой, изображавшие Небо. Каждый из них стоял на грудах человеческих черепов, и ниспадавший подол свободных одеяний укрывал такие же мраморные статуи вставших на колени воинов в доспехах, склонившихся в молитве с оружием в руках.
Выточенные из белого мрамора облака служили основанием для стоящего выше ряда фигур, двух мужских и двух женских, изображенных талантливым скульптором двумя парами в тяжелых доспехах или длиннополых одеяниях созидателей. Еще выше скульптура переходила в потемневшую от времени фреску, изображавшую Отца, создателя и высшего существо всего мира. Именно к нему ежедневно обращались миллиарды верующих с молитвами о защите и покровительстве. И сегодня девушка снова пришла просить его о помощи.
Расправив складки длинного кружевного платья, принцесса Карийского бароната опустилась на колени на каменных ступенях перед алтарем, сложив руки перед собой в молитвенном жесте и потупив взгляд перед белокаменным ликом старца с мужественными чертами и небольшой бородой. Стройная девушка, стройная и точеная, словно фарфоровая фигурка, с длинными белоснежными волосами и ухоженными руками, даже в сосредоточенном молчании казалось ангелом, сошедшим с картин древних художников. Каждый отмечал ее необычайную красоту, тонкие черты лица, только подчеркивавшие широкие голубые глаза. Ее кожа была белее снега и мягче нежнейшего бархата, и не было никого во всем королевстве, кто мог бы найти изъян у прекрасной и доброй принцессы Карийского дома.
— Отец, заступник и вседержитель, смиренно прошу тебя за душу суженного моего, имени Эдварда, рода Тристана. Прошу оградить его от опасностей и защитить от искушений, укрыть светом небесным и обратить свой взгляд на него благосклонный. Прошу охранить его от пламени Бездны, от чудищ, ждущих в темном мире. Прошу дать сил идти выбранным путем, поддержать в минуты слабости и удержать в мгновения торжества. Сейчас, как никогда в другое время, прошу помощи ему и поддержки, столь далеко от светлых огней Рейнсвальда, во мраке Открытого Пространства. Не обойди его стороной и не обдели своим словом благодатным… — она замолчала на мгновение, вспоминая слова, которые произносила каждый раз, когда молилась, и губы ее тронула улыбка. — Отец, передай ему мои слова ожидания и надежды. Донеси до него мое желание увидеть его вновь. Пусть эта мысль преодолеет пространство и коснется его души. Ни о чем другом не смею больше тебя просить…
Принцесса склонила голову еще ниже, шепча слова молитвы, и шаль соскользнула с плеч, оголяя тонкую бледную шею. Девушка не стала ее поправлять, не отрываясь от молитвы о защите и покровительстве для любимого человека, близких и родных, в эти минуты находившихся так далеко от дома. Под арочными сводами часовни ее голос отдавался тихим эхом, столь слабым, что отзвуки отдельных слов смешивались друг с другом, дополняя монотонные песнопения электронных херувимов, встроенных в украшения стен и колонн. В такое время внутри никого больше не оставалось, кроме статуй ангелов и святых, не считая кибернетического служки в темном балахоне, уже давно лишенного собственного сознания. А единственным источником света в темном зале были свечи перед резными иконами и в люстрах под потолком, чей свет дрожал от порывов сквозняка, пока отблески плясали на потемневших от времени фресках.
Часовня, где молилась принцесса, считалась едва ли не одним из самых старых помещений Карийского замка, теперь занимавшего все склоны Кассарского хребта. Если верить записям местной библиотеки, именно с ее основания началась колонизация окружающих земель. В память о тех временах само здание сохранили и целиком перенесли на верхние уровни в целости и сохранности во время строительства нового замка. И именно под ее своды приходила молиться принцесса Карийского Дома после каждой вечерней службы. Она любила тишину, царившую под каменными сводами после того, как зал покидали прихожане и священники. В такие минуты девушка чувствовала, что становилась чуть ближе к Небесам, а голос ее доходил, хоть самую каплю, но все же чуть яснее, чем в любое другое время.
Над головой каменный свод сходился арками, стоявшими на тонких и высоких колоннах, по всей длине украшенными резными барельефами последней битвы между воинством Неба и порождениями Бездны. Расписанная голубым и красным золотом, резьба блестела в неровном огне свечей, и дергающиеся тени словно в любой момент могли ожить и сойтись в настоящей схватке, описанной на страницах истории о Войне Небес. Длинные ряды колонн тянулись через весь зал до самых дверей, а под ними стояли широкие скамьи с подставками для колен, занимавшие почти все свободное пространство, но в эти минуты там не сидело ни одного человека, только где-то лежали оставленные молитвенники с множеством закладок.
В последний раз осенив себя священным знаком Неба, девушка поднялась с колен и губами коснулась резной ступни одного из ангелов, прежде чем отступила от алтаря.
— Снова молишься, дитя? — голос прозвучал даже слишком неожиданно, заставив принцессу вздрогнуть. Слишком погруженная в собственные мысли, она не обратила внимания, что в часовню во время молитвы вошел еще один человек. Священник Культа Неба в белоснежных длинных одеяниях и с красной повязкой на глазах стоял за ее спиной всего лишь в паре шагов. Как и все служители, он был ослеплен при посвящении в сан и теперь прятал пустые глазницы за темно-алым бархатом. Сильно состарившийся, сгорбившийся и уже не способный расправить плечи под весом собственных одежд, он с трудом переставлял ноги, все время опираясь на тяжелый золотой посох. На груди висел тяжелый медальон символа Неба — четырехкрылая дева в длинном платье и с мечом в руках. Хотя почти вся верхняя половина старческого, покрытого морщинами лица была закрыта повязкой, священник все равно повернулся точно к девушке, словно глядя глаза в глаза.
— Да, святой наставник, — принцесса Карийского дома склонилась в изящном реверансе, и священник кивнул головой, принимая приветствие. — Прошу меня простить, но Вас я прежде не замечала здесь в такое время.
— Прислужники говорили, что принцесса каждый раз приходит после службы, чтобы помолиться у алтаря. Я посчитал, что будет хорошо похвалить тебя, дитя, за смирение и усердие перед ликом Неба. Однако позволь спросить, что же так тебя беспокоит, раз снова и снова возвращаешься с одними и теми же словами молитвы на устах? Обычно люди не приходят к Небу с мелочами.
— Я молюсь за тех, кто мне дорог, святой наставник, — девушка улыбнулась, немного стесняясь говорить откровенно со священником, но и отказываться отвечать она не смела. — За тех, кто сейчас в этом действительно нуждается.
— Ты волнуешься за своего суженого? Он снова покинул тебя? — прямо спросил священник, чуть склонив голову набок, словно наблюдая за реакцией принцессы. Священники Неба стояли вне строгой иерархии Рейнсвальда, отвечая только перед Конклавом и самим Небом за свои поступки, и всех считали равными, как богатейших дворян королевства, так и беднейших из нищих в промышленных подземных кварталах. Всегда говоря откровенно, они легко могли открыть темнейшие из секретов, читая души словно раскрытые книги. Это одновременно и пугало, и заставляло говорить с ними откровенно, как на исповеди.
— Вы это сразу поняли, святой наставник? — девушка, покраснев, опустила взгляд, внимательно разглядывая сеточку мелких трещин на старых каменных плитах. — О ком еще я могу молиться, когда он снова покинул Рейнсвальд? Обещал вскоре вернуться, но каждый день ожидания словно пытка.
— Это испытание, дарованное как тебе, так и твоему суженому, дитя, — священник положил руку ей на плечо. Она была холодна и тяжела, как у мертвеца, но девушка только смиренно склонила голову, внимательно его слушая. — Ваши чувства должны пережить все испытания, что дарованы Небом для создания крепких уз истинной любви. И тяжесть расставания, и трудности дворянского долга. Если они останутся столь же крепкими, как и прежде, значит, Небеса действительно благословили ваш союз. Это лучшее, что могут пожелать молодые люди в вашем возрасте. Истинный союз душ, а не краткая эмоция телесного мира.
— Я и мечтать не смела о подобном, пока впервые не встретила его, — честно призналась девушка, снова подняв глаза и посмотрев на священника. Существовали легенды, что на самом деле они могли видеть, пусть и не своими глазами. Если верить рассказам, ходившим в народе, то посвящение в сан позволяло им пользоваться совсем другие возможностями истинного зрения, чтобы видеть окружающий мир. А глаза им выжигали не потому, что испытывали их волю, а потому, что в них больше не оставалось нужды.
Изабелла Карийская знала, какая судьба ее прежде ждала. Как и всем принцессам благородных домов Рейнсвальда, ей с рождения был уготован брак с человеком, наиболее подходящим для нужд феода. О человеческих чувствах и симпатиях в такие моменты речи и не шло, все решали договоренности между феодалами, правителями собственных Домов, и каждый брак в первую очередь являлся династическим, во благо феода. Принцессы связаны обязательствами своего рождения не меньше, чем и принцы, а прав на собственную жизнь имели еще меньше.
Только встреча с Эдвардом Тристанским подарила надежду на то, что и этот момент ее жизни может стать счастливым. На королевском балу в честь официального признания его титула получилась одна из немногих дворянских пар, искренне любивших друг друга, уже долгое время служившая темой обсуждения каналов официальных новостей и журналов всего королевства. А Изабелла представить не могла до этого момента, что с ней рядом может оказаться герой королевства, с первого же дня правления вынужденный защищать свое право с оружием в руках.
— Запомни это чувство, дитя. Запомни и прими его, вскоре оно станет твоим постоянным спутником, — предупредил священник. — Такова судьба всех женщин дворянской крови. Вам суждено дожидаться мужей из дальних походов, где они проливают кровь во имя королевства. Возвращаясь домой, они надеются встретить теплый очаг и любящую семью, где можно забыть об ужасах извечной Тьмы. Сталкиваясь с ней снова и снова, даже твой суженый может потерять человечность, и только ты способна спасти от подобного, сохраняя тепло и свет его души.
— Конечно, святой наставник, я понимаю, — кивнула Изабелла. — Только от этого не становится легче.
— Если Небеса посылают нам испытания, то встречать их нужно достойно. Отец, проверяя нас, уверен, что мы сможем выдержать, — сказал священник, осенив девушку знаком Неба. — Оставайся верной в своих помыслах, дитя, и не сворачивай с избранного пути. А теперь иди, мое благословение останется с тобой.
— Спасибо, святой наставник, — девушка снова поклонилась и, придерживая складки платья, медленно направилась к выходу, чуть слышно постукивая каблуками по каменному полу. Священник остался на месте, опираясь на посох и повернувшись в ее сторону, будто смотрел в спину.
Часовня в современные дни являлась лишь малой частью общего кафедрального собора Неба, составляющего немаловажную часть всего Карийского замка. Спускавшаяся от самых дверей лестница ныне выходила в центральный зал, огромный настолько, что в качестве монументов у опорных колонн стояли тяжелые боевые шагоходы, древние и с сохранившимися следами попаданий снарядов противника, заведенные на постаменты еще на своем ходу и оставшиеся там как напоминание о былых победах. Высокий арочный потолок, завершавшийся многорядной крышей, держался на тонких каменных арках, и оттуда свисали на металлических цепях большие люстры, отлитые из трофейного оружия. Яркий свет множества электрических свечей освещал все пространство зала, оставляя только резкие черные тени на стенах.
Собор построили после победы над вторгшимися армиями короля Ассвея, принесшей славу и достоинство роду Карийских баронов, и все здесь напоминало об этом. Вдоль колонн свисали древние знамена и штандарты полков, участвовавших в тех сражениях, а вместо ангелов в рельефных изображениях настенных картин были встроены настоящие боевые доспехи тех времен, ассвейские и карийские, сложенные в навеки застывшие картины. Именно поэтому Изабелла и не любила главный собор. Слишком помпезный и триумфальный, он давил всей своей массой и масштабами, напоминая о жестокости и бесчеловечности этого мира, но оставляя в тени светлые чувства, что могли жить в людях.
Принцесса прошла мимо бесконечных рядов скамей, мимо статуй воинов и древних боевых машин, к распахнутым дверям, где стояла вооруженная стража карийской гвардии. Когда принцесса проходила мимо, солдаты одновременно вытянулись и отдали честь. Девушка так же по привычке ответила им улыбкой, хорошо зная, что они никак не отреагируют. Под тяжелыми боевыми доспехами осталось слишком мало человеческого, однако даже лишенные эмоций, гвардейцы по-своему откликались на душевное тепло, что в Изабелле чувствовал каждый, кто ее знал.
Сразу за дверьми собора раскинулся парк под защитным куполом, где росли настоящие деревья и растения, и горгульи на фасаде безразлично взирали на зеленые газоны в границах каменных дорожек. Идеально правильный, геометрически точно выверенный, завершал соборный комплекс, пряча в зелени тяжелый каркас, украшенный статуями и резными изображениями цветов и стеблей. Тонкие колонны поднимались среди ветвей деревьев, поддерживая верхний уровень дорожек, проложенных высоко над землей, и уходили дальше, к опорному каркасу купола.
На другом конце парка ее ждали фрейлины. Десять молодых девушек, практически все — младшие дочери вассалов и рыцарей карийского барона, принятые ко двору в свиту принцессы. Расположившись на каменных скамейках и ступеньках небольшой беседки, весело болтая о своем, женском, они дожидались госпожу у входа в галерею, ведущую в жилое крыло замка. Увидев принцессу, девушки поднялись и приветствовали ее низким поклоном. Несмотря на то, что она сама не любила все эти условности придворного этикета, следовать им все же необходимо. Для дворянина это точно такая же часть жизни, как необходимость дышать.
Карийский замок, несмотря на то, что считался далеко не самым крупным из дворянских цитаделей Рейнсвальда, был огромен. Его сектора занимали десятки тысяч гектаров, а стены отдельных уровней поднимались на высоту нескольких километров. Комплексы цитадели закрывали большую часть хребта, а центральные башни поднимались выше горных пиков. Изабелла родилась в нем и жила до совершеннолетия, но не успела обойти и десятой доли территории, хорошо помня только те лестницы и переходы жилой части, которыми пользовалась каждый день. Основные же сектора, начиная от огромных блоков систем жизнеобеспечения и заканчивая военными казармами, были ей не знакомы и не интересны. Там принцесса появлялась всего лишь несколько раз, вместе со своим отцом принимая смотры войск. И воспоминания о подобном не доставляли особого удовольствия.
Теперь девушка возвращалась в свои покои, к стенам, которые действительно считала родными. За все девятнадцать лет своей жизни Изабелла покидала Карийский замок всего лишь несколько раз, не считая трехлетнее обучение в школе благородных девиц в столице. Как молодые дворяне в обязательном порядке проходили службу в Королевской армии, так и принцессы благородных домов обучались при дворе поведению и манерам, принятым в Рейнсвальде. Единственные ее подруги из других дворянских фамилий, которых она до сих пор иногда видела на балах и званых вечерах, появились именно там. Когда-то таким же случайным образом, на очередном балу при королевском дворе, она познакомилась и с Эдвардом.
Ей до сих пор иногда казалось, что произошло все будто во сне. Впервые представленная в королевском дворце семнадцатилетняя принцесса, только закончившая обучение, казавшаяся сама себе жутко неловкой и неуверенной, она вступила под золотые своды Зала Предков, столь великолепного, что у нее не хватало слов все описать. Множество знатных гостей в роскошных нарядах кружились в танце или же, оставив центр зала свободным для вальсирующих пар, столпились у колонн, обсуждая свои дела и причину, по которой король собрал их всех. Смущаясь, как и свои фрейлины, Изабелла была представлена взору Иинана Третьего, тогда полного сил и казавшегося ей ожившей миниатюрой со страниц историй о легендарных героях.
Больше всего она боялась, что ее никто не пригласит на танец. Для молодой девушки остаться без приглашения на первом же балу большой позор, и в следующий раз об этом уже будут помнить, так что шансов найти кавалера будет еще меньше. Стоя рядом с матерью и вполуха слушая болтовню ее свиты, Изабелла рассматривала гостей, как молодые принцы в военной форме и старые феодалы во фраках разговаривают, пьют вино и смеются.
Ее страхам не суждено было сбыться, и уже через несколько минут она получила несколько приглашений на следующий танец, не зная, кому отказать, а с кем выйти на объявленный вальс. Спасли ее только подруги из школы, тоже оказавшиеся тут. Веселой стайкой забрав ее у возможных ухажеров, они быстро рассказали ей о главной причине сегодняшнего бала. Феодальная война внутри Тристанского бароната закончилась, и король, приурочив бал к празднованию дня Святой Элины, таким образом поздравлял молодого барона, защитившего свою честь и титул.
Молодой дворянин в мундире родовых цветов своего феода в тот день являлся объектом всеобщего внимания. С идеальной выправкой, красивым лицом и даже излишне твердой походкой, что свойственна флотским морякам, привыкшим ходить в магнитных сапогах при пониженной гравитации, он разговаривал с кем-то из приглашенных ко двору корпорантов, когда Изабелла впервые его увидела. Все девушки в тот день мечтали получить от него приглашение на танец, но барона словно подобное и не интересовало вовсе.
Изабелла улыбнулась, вспоминая моменты их первой встречи, и ту зависть подруг, что стояла в их глазах, когда молодой барон сам первым к ней подошел, впервые с начала бала искренне улыбнувшись не только одними губами, но и потеплев взглядом, и пригласил на объявленный танец.
В гостевых залах личных покоев дворянской семьи, куда она вернулась вместе со своей свитой, одним из первых, с кем принцесса столкнулась, стал ее отец, направляющийся к своим покоям в сопровождении двух генералов. В знаках различия карийских войск принцесса уже научилась разбираться и заметила флотские нашивки на мундирах.
— Изабелла? — барон Рокфор Карийский остановился, отвлекая ее от воспоминаний. — Хорошо, что мы так встретились. Как раз хотел с тобой поговорить! Господа, прошу оставить нас на несколько минут… — он кивнул своим генералам, а потом посмотрел за спину своей дочери. — И вас, уважаемые леди, я прошу о том же. Дайте старику поговорить со своей дочерью наедине.
Карийский феодал теперь оставался далек от образа идеального дворянина королевства. Давно отошедший от военных дел, Рокфор Карийский потерял прежнюю форму, быстро набрав внушительных размеров живот, отпустив широкую бороду и оставив в прошлом всю прежнюю физическую форму. Он пытался жить в свое удовольствие, от чего постоянно отвлекали дела государственные. И все же старый барон производил впечатление добродушного и счастливого дедушки, вечно улыбавшийся и всегда выглядевший довольным, пусть и большую часть времени все еще появлялся на людях в мундире карийской армии без знаков различия.
Взяв дочь под руку, отец провел ее в соседний зал, где девушка села на ближайший диван. Свернув веер и сложив руки на коленях, Изабелла внимательно смотрела на своего отца, ожидая продолжения, пока он собирался с мыслями. Барон даже прикрыл двери, словно речь могла зайти о чем-то, не предназначенном для других ушей.
— Есть новости от Эдварда, — Рокфор подкрутил кончик усов пальцами и усмехнулся, не сдержавшись, как только увидел, как расцвела Изабелла, услышав эти слова. — Я думаю, будешь рада узнать, что у него все в полном порядке. Его люди поддерживают связь с моими представителями и буквально несколько часов назад передали информацию, что барон прибыл к точке назначения. Точно не сообщают, когда вернется, у него там что-то секретное, поэтому и не может тебе написать сам.
— Уже хорошо то, что с ним все в порядке, — улыбнулась Изабелла. — Батюшка, это вы мне хотели рассказать?
— Нет, конечно. Последний раз, когда мы разговаривали с Эдвардом, он жаловался, что у него слишком много дел и не хватает времени на тебя, — Рокфор покачал головой. — Я могу многое понять, но это не освобождает его от порицания. Изабелла, мне казалось, что он должен учиться выкраивать кусочек времени и для тебя. Оставлять свою суженную без внимания — почти что преступление.
— Не хочу быть ему помехой, — призналась Изабелла, опустив взгляд. — Дела феода не менее важны, и забывать о них нельзя…
— С подобным спорить сложно, но у меня есть и хорошие новости, — отец положил руки девушке на плечи, внимательно посмотрев ей в глаза. — Я сомневаюсь, что при возвращении у Эдварда будет время посетить Карийский замок, но в ближайшее время состоится королевский турнир, посвященный годовщине царствования Иинана Третьего. Это событие тристанский барон не сможет пропустить. И я собираюсь взять тебя туда.
Изабелла от удивления даже рот приоткрыла, но быстро опомнилась и прикрылась раскрытым веером, скрывая эмоции. Рыцарские турниры считались одним из самых красочных и ярких зрелищ Рейнсвальда, и каждое подобное событие оказывалось настоящим праздником для всей светской жизни королевства. Молодые дворяне со всех земель собирались под знаменами турнира, дабы продемонстрировать свою рыцарскую доблесть и мастерство, а порой даже и свести старые счеты под законными основаниями.
Яркие знамена, громогласные трубы, оповещающие о начале нового поединка, сверкающие доспехи участников и пышные наряды придворных дам, на трибунах поддерживающих своих избранников — все это часть рейнсвальдского турнира. А вместе с этим — адреналин и возбуждение от схватки, восторги победителя и разочарование проигравших. Телевещание с арен турнира охватывало многомиллиардные аудитории не только в королевстве, но и во многих других анклавах Цитадели, а победители обретали славу по всему сектору.
Королевские рыцарские турниры Рейнсвальда настолько известны и популярны, что туда прибывали не только местные феодалы, но и талантливые воины многих других государств, решившие испытать удачу и показать свою силу. Корона чаще всего не отказывала никому, кто хотел участвовать. Принцесса Карийского дома появлялась на турнирах лишь дважды, и каждый раз запоминался ярким праздничным карнавалом. Ведь не только участники турнира приезжали в этот день, но вокруг арен разрастались огромные ярмарки, прибывали театральные труппы и купеческие караваны, павильоны ломились от экзотических товаров, и это был один из немногих дней, когда в землях королевства можно легко увидеть ксеносов самых разных видов.
— Конечно, я с удовольствием, — Изабелла даже встала со своего места. — Батюшка, я с огромной радостью отправлюсь на турнир. Только скажите, когда.
— Буквально через несколько дней. Я также постараюсь известить Эдварда, что ты там будешь. Уверен, он очень обрадуется таким вестям. А теперь иди, не смею больше задерживать, — барон Карийский погладил дочку по голове и отослал ее.
Глядя на то, как принцесса радостно обсуждает со своими фрейлинами предстоящий турнир, барон не смог сдержать улыбки и поторопился отвернуться, пока никто не заметил. После гибели старшего наследника Изабелла осталась главной надеждой карийского феодала. Он никому не говорил о подобном, но внутренне оставался убежден, что никогда бы не отдал ее замуж против воли. И практически никто, кроме нескольких его доверенных лиц, не знал, что их встреча с молодым бароном Тристанским не была такой уж случайностью, как им самим казалось. Однако этот секрет он собирался унести с собой в могилу.
— Так что у нас по ситуации на Скаркитском направлении? — вернулся Рокфор к прерванной теме, снова подозвав своих офицеров. Обсуждать подобные вопросы при своих семейных он не любил, уверенный, что политика и войны не должны касаться тех, кто за них не отвечает. Поэтому вернулся к проблемам, только когда Изабелла покинула зал. Даже если в самом Рейнсвальде царил относительный мир, феодалам времени для отдыха не было.
— Господин барон, за последние двести пятьдесят часов практически ничего не изменилось, — доложил адмирал флота, сам прибывший в замок всего лишь четыре часа назад. — Войска Сальхитского герцогства продолжают удерживать свои позиции вдоль всего Намерийского склона, и противник пока не в состоянии их прорвать даже после всех попыток. Придерживаясь заключенного союзного соглашения, мы перебросили на это направление двенадцать ударных эскадр и поддерживаем сухопутные силы огнем с низкой орбиты. Потери минимальные. От зенитного огня получили небольшие повреждения два корвета и несколько кораблей сопровождения более крупных единиц. Нескольких машин не досчитались в бомбардировочных эскадрильях. Это даже ниже первоначальных прогнозов.
— Это пока что, — резонно заметил Рокфор, тяжело вздохнув. — Последний раз, когда мы недооценили этих тварей, то потеряли двенадцатую сводную дивизию в полном составе. Несмотря на свой звериный вид, они вполне смышлены и очень быстро адаптируются к новым способам боя. Гораздо быстрее, чем наши войска. Сколько сил мы можем перебросить на это направление в ближайшее время?
— Десять пехотных и три сводные дивизии тяжелой техники, — отчитался второй офицер, генерал особых бронетанковых сил. — Две пехотные дивизии состоят из чипированных клонов. В боях против подобного противника они уже проявили себя с самой лучшей стороны. В настоящее время идет переброска воздушным путем на это направление роботоризированной пехотной дивизии при поддержке легкой бронетехники, которую наскребли на этом направлении едва ли не по одной машине. Слишком все быстро произошло.
— Думаю, на первое время этого будет достаточно, — кивнул Рокфор. — Прикажите подготовить на всякий случай в гарнизоне Тельзирии две пехотные дивизии к переброске на Намерийский склон. Лишними они там точно не будут. Если все пойдет именно так, как мы рассчитываем, то не придется даже прибегать к поддержке Королевского флота. Кстати, командование ближайших королевских крепостей предупреждено о произошедшем?
— Так точно. Сразу же после первого подтвержденного огневого контакта, — кивнул адмирал. — Королевские войска приведены в полную боевую готовность, как и наши силы. Мы все еще не предусматриваем их поддержку при текущем положении дел, однако есть предположение использовать эти силы для зачистки территории и окончательного уничтожения сил противника уже после того, как стая будет разбита.
Рокфор остановился и задумался. Ратлинги, как их привыкли называть на Рейнсвальде, считались опасными противниками не столько из-за своих возможностей, сколько из-за необычайной приспособляемости, что делало даже использование боевых газов против них неэффективным. Человекоподобные мутанты, прямая ветвь развития подземных крыс, до сих пор слишком похожие на них даже внешне, обычно жили в развалинах и руинах древних городов, незаметные для чужого взора. В пещерах и древних катакомбах расплодившиеся ульи ратлингов могли насчитывать миллиарды особей. И когда эта всеядная орда уничтожала источники воды и пищи всюду, куда могла дотянуться, то снималась с места и отправлялась дальше в поисках новых мест обитания. Пожирая все на своем пути, стая продолжала расти, требуя все больше пищи, и ратлинги кочевали дальше, пока не превращались в неостановимую голодную орду. Либо же пока стая не натыкалась на тех, кто мог сдержать подобное наступление.
Даже разбитая орда, растворившись среди развалин пустошей, в скором времени могла восстановиться, благо ратлинги невероятно быстро плодились. Истребление остатков разбитой стаи чаще всего превращалось в отдельную операцию, порой куда более сложную и с большими потерями, чем прямые столкновения.
— Хорошо. Передайте королевскому командованию соответствующие запросы о поддержке на второй фазе операции, — согласился Карийский барон. — Эти колонии на Поверхности нам необходимы, поэтому превращать их границы в крысиный рассадник недопустимо. Используем все возможные силы. К сожалению, за операцией лично я проследить не могу, меня ждут дела здесь. Поэтому мне только и остается, что надеяться на вас, господа.
— Можете быть уверены, господин барон, мы вас не подведем, — поклонился адмирал. — Ратлинги далеко не самая большая проблема из всех возможных. Мы будем держать вас в курсе дел касательно происходящего. Теперь прошу простить, но мы еще должны посетить штаб центрального командования для уточнения тактических вопросов. Или же мы смеем рассчитывать и на ваше присутствие?
— К сожалению, нет, я уже опаздываю на другую встречу, поэтому также прошу меня простить, — Рокфор тоже приложил руку к сердцу и поклонился, прощаясь. Офицеры свернули в другой коридор, а он направился дальше на другой этаж, к своему личному кабинету.
Коридоры жилых секций украшались лучше и красочнее, чем технические части замка, а личные покои дворянской семьи выделялись даже на этом фоне. Рокфор не жалел денег на обустройство, и до сих пор во многих помещениях проходили строительные работы. Художники и скульпторы расписывали каждый квадратный сантиметр потолка и стен, не оставляя ни точки пустого пространства.
Коридоры, ведущие к личному кабинету барона, украшали огромные панорамные картины прежних сражений и самых известных свершений феодалов Карийского рода. Между ними в стенных нишах стояли древние модели боевых доспехов с устаревшим вооружением как символы тех эпох, свисали трофейные боевые знамена и штандарты. Звуки шагов тонули в ковровых дорожках, проложенных по мраморному полу, и мягкий свет ажурных ламп не давал темноте подступиться слишком близко.
Были здесь и эпизоды, посвященные достижениям самого Рокфора Карийского, но вспоминать о них он не любил. Правда сильно отличалась от изображенного на этих картинах. Художники любят приукрашивать одни моменты, считая их центральными, и оставлять на заднем фоне все, что не считали достойным быть запечатленным в истории. Рокфора эти изображения раздражали, и спокойно он себя чувствовал только в кабинете, занятый делами, не ждущими отлагательств.
Там его уже ждали. Посыльный из отдела внешней разведки. Как всегда, это был киборгизированный адъютант, в котором человеческого не осталось и половины. Командующий разведкой лучше многих знал, на что способны люди, а потому никогда не доверял им так, как автономным роботам и киборгам. Преданные, лишенные страха, инстинкта самосохранения и жадности, они в его глазах оставались идеальными работниками. Поэтому и всю самую важную информацию он передавал только с ними. Адъютант смирно ждал у двери, даже не дыша. Его грудная клетка не двигалась, поскольку легкие уже давно заменяли воздушные фильтры. Увидев барона, киборг низко поклонился и открыл рот. Из встроенного динамика донесся записанный голос.
— Господин барон, прошу меня простить, не смог прибыть сам по причине занятости, о которых смею сообщить вам только при личной встрече. Адъютант передаст вам информацию, какую вы просили, после чего вернется обратно в штаб…
— Как всегда, знает больше меня самого, — усмехнулся Рокфор, но принял из рук киборга инфопланшет. Разблокировав экран прикосновением пальца, он погрузился в чтение. Внешняя разведка не подвела, предоставив именно те сведения, какие он и запрашивал. Карийская разведка известна далеко за пределами королевства, и о ней ходили слухи, что могут узнать даже секрет, похороненный в толще бетона и сброшенный в сердце черной дыры, однако реальное положение дел знало всего лишь несколько приближенных к Рокфору человек. Его разведчики действительно были практически везде, и эта сеть создавалась столетиями. В том числе, его люди имелись и в составе экспедиции, которую барон Тристанский отправил куда-то за пределы границ королевства.
Эдвард что-то устраивал за спиной остальных дворян королевства. Официально он собирал лишь своих внешних союзников для подтверждения существующих торговых договоров и укрепления уже налаженных связей, но Рокфор не был настолько глуп, чтобы верить официальной версии. Времена в королевстве были не те, когда можно доверять хоть кому-либо, кроме самого себя. Карийский барон лучше многих знал особенности закулисной жизни Рейнсвальда, за свою жизнь разгадывая загадки и гораздо сложнее подобных. Где именно тристанский барон устраивал встречу, не указывалось. Тристанская контрразведка тоже умела работать, и закулисная борьба спецслужб не останавливалась ни на секунду даже между союзными феодами.
Многие понимали, что спокойные дни мира в королевстве подходят к концу. Со смертью Иинана Третьего, на выздоровление которого уже и не надеялись, очень многое может изменится. Тристанский барон, как предполагал Рокфор, собирался проверить своих союзников и торговых партнеров, их верность заключенным советам и, вероятно, напомнить им, на чьей стороне стоит оставаться. Кариец был уверен, что это вполне в духе молодого барона. Смущало только количество приглашенных гостей. Их слишком много.
Рокфор отложил планшет в сторону и задумался. Пальцы отбивали несложный ритм по закрытой зеленым сукном столешнице, пока барон размышлял над происходящим. Эдвард вряд ли будет доволен, узнав, что за ним шпионят, но возможность провала занимала мысли Рокфора гораздо меньше, чем полученная информация. Выходило, что тристанец готовился к войне, так и не заявив об официальной поддержке одного из претендентов на престол. Выступать в одиночку против всего Рейнсвальда слишком глупо, а кариец все еще рассчитывал склонить его в свой лагерь, к сторонникам графа Фларского.
И, с другой стороны, оставался турнир, проведения которого Рокфор никак не ожидал. Он не рассчитывал, что в таком состоянии король решится показаться перед всеми на публике. Иинан Третий должен присутствовать на королевском турнире как верховный судья, это одна из тех традиций, от которых отказываться нельзя, слишком много она значила. Зачем это нужно самому королю, он тоже понять не мог. При дворе говорили многое об этом решении, от возможного и неожиданного выздоровления до того, что самого Иинана там на деле не будет, а покажется только голограмма под управлением оператора. Верить слухам Рокфор не торопился. Иинан Третий никогда ничего не делал так просто, так что и у королевского турнира должны быть причины, о которых карийский барон пока не догадывался. Что и пугало больше всего.