Ложь и любовь

Глава 2

– Дома?

Паркер посмотрел на нее так, будто она сморозила невероятную глупость.

– Хотя Жюль предпочитал прятаться в этом номере, у него, разумеется, есть свои комнаты и в Шугэ-Бридж, и в Понтье-Плейс.

Оба названия звучали довольно высокопарно. Мэг наморщила лоб: что за жизнь он вел, во что она ввязалась? Но вовремя спохватившись, Мэг изобразила улыбку.

– Конечно, я знаю об этом. Просто я… – Она осеклась и отвела взгляд. Лучше смотреть на шкаф, на ковер, куда угодно, лишь бы только не на этого мужчину, который, кажется, видит ее насквозь, да и стоит слишком близко.

– Задумались, что надеть? – спросил Паркер.

Он наконец-то отступил, и Мэг чуть-чуть отошла от шкафа. Когда Паркер стоял так близко и смотрел на Мэг в упор, у нее возникало нелепое желание спрятаться в шкаф и закрыть за собой дверцы.

– В халате вы смотритесь лучше всех женщин, каких мне доводилось видеть, так что, думаю, вы благополучно пройдете смотрины.

– О… – Осмыслив это заявление, Мэг решила, что, вероятно, Паркер видел не так уж много женщин в халатах. – Благодарю вас.

Паркер рассмеялся. Его смех снова прозвучал сухо, слишком резко и совсем невесело.

– Не стоит меня благодарить. И не думайте, что я приму на веру свидетельство о браке, которым вы размахивали у меня перед носом, не удостоверившись в его подлинности.

Говоря так, Паркер снова сократил расстояние между ними и взял ее за подбородок. Мэг стало трудно дышать, на какой-то миг у нее мелькнула безумнейшая мысль, что Паркер собирается поцеловать ее. И, помоги ей Господи, она знала, что ей бы это понравилось.

Вместо этого Паркер медленно, словно обдумывая и взвешивая каждое слово, произнес:

– Жюль действительно питал слабость к хорошеньким мордашкам, а вы потрясающая женщина. – Он уронил руку и добавил другим тоном: – Что ж, миссис Понтье, добро пожаловать в Новый Орлеан. Я вернусь за вами через час.

И ушел, не дав Мэг времени осмыслить, что именно он пытался довести до ее сведения.

Нет, этот тип не просто высокомерен, ему еще хватает наглости насмехаться и над ней, и над своим братом! Потому что она вовсе никакая не потрясающая женщина, уж это точно. Мэг обхватила себя руками и решила сделать то, что успокоило бы ее лучше всего: позвонить домой.

Устроившись на широкой кровати и скрестив ноги по-турецки, она набрала номер миссис Феннистон. Звонок из отеля, наверное, стоит баснословных денег, но Мэг, дожидаясь, пока на том конце провода снимут трубку, зажмурилась и постаралась не думать об этом. Жюль мертв, но счет будет оплачен.

Она звонила уже дважды, но оба раза натыкалась на автоответчик. Полный достоинства голос миссис Феннистон, записанный на пленку, сообщал, что дети чувствуют себя прекрасно и скучать им некогда. Но Мэг хотелось самой поговорить с ними, услышать их голоса, мысленно обнять. Впрочем, ей самой хотелось, чтобы ее обняли. Мэг осталась одна в чужом городе; мужчина, с которым она приехала, бессмысленно погиб от пули в стычке по самому отвратительному поводу. При мысли о том, что в смерти Жюля замешана женщина-полицейский, Мэг кипела от возмущения, однако как мать она не могла винить блюстителей порядка. Наркотики – страшное зло, и если Жюль пытался купить наркотик – что ж, ему не следовало этого делать. И все же, погибнуть так бессмысленно…

Мэг вздохнула, удивляясь, почему никто не берет трубку, и посмотрела на часы: в Новом Орлеане почти полдень, значит, в Лас-Вегасе около десяти утра. Вероятно, дети ушли завтракать или отправились в церковь. Миссис Феннистон ревностно следит за тем, чтобы они не пропускали службу. Но могла бы по крайней мере включить автоответчик.

Длинные гудки перекрыл электронный голос, не слишком любезно напоминающий Мэг, что абонент не отвечает и ей следует перезвонить позже.

Мэг швырнула трубку на рычаг, потом подняла ее и положила снова – на этот раз куда более аккуратно. Тедди и Элен она не спустила бы с рук такое поведение, так что и ей самой не годится срывать злость на телефоне. У Мэг нет этому никаких оправданий, абсолютно никаких.

Ха!

Мэг спрыгнула с кровати и начала мерить шагами комнату, так, что полы халата разлетались в стороны. От кровати к камину. От камина к шкафу, возле которого Паркер Понтье буквально держал ее в плену. От шкафа к дивану, где он сидел, уставившись на нее оценивающим, осуждающим, презрительным взглядом. Как он только посмел!

Мэг заходила еще быстрее. Не останавливаясь, сбросила с себя халат, сменила шелковую комбинацию, обнаруженную в одной из коробок от Сакса, на просторную футболку с эмблемой университета Лас-Вегаса, в которой она спала, – один из немногих предметов, составляющих ее собственный весьма скудный дорожный гардероб. Бесформенная футболка – совсем не та вещица, которую станет упаковывать в чемодан новобрачная, собирающаяся в свадебное путешествие, но ее ведь и не назовешь новобрачной.

Эта мысль почему-то погнала Мэг к дивану. Она плюхнулась на подушки и уронила голову на руки, заняв почти такую же позу, как совсем недавно Паркер.

Что же ей теперь делать? Заявиться в фамильный особняк и сыграть роль безутешной вдовы?

А если нет, то что же еще?

Признаться. Рассказать все как есть, отдать десять тысяч долларов за вычетом стоимости обратного авиабилета до Лас-Вегаса и вернуться на прежнюю работу в казино «Бельведер». Отвезти одежду в магазин. Разоблачить самое себя как фальшивую вдову, доставив тем самым удовольствие Паркеру Понтье. Последнее, пожалуй, тяжелее всего, как бы трудны ни были все остальные пункты.

Мэг встала с дивана, прошла к кровати и растянулась на животе, прижав к себе подушку. Прижимаясь щекой к гладкой ткани покрывала, она закрыла глаза и спросила себя: окажись в подобной ситуации кто-то из ее детей, как бы она хотела, чтобы он поступил? Мэг всеми силами старалась научить их делать правильный выбор, так как считала это составной частью правильного решения.

Вероятно, ошибку она допустила еще тогда, когда позволила Жюлю втянуть ее в эту авантюру. Хотя Мэг пошла на это ради семьи, ради того, чтобы вытащить их всех из финансовой пропасти, следовало подумать о последствиях. А она предпочла закрыть на все глаза и вот теперь пожинает плоды.

Но до чего же она устала смотреть, как ее дети расплачиваются за катастрофическое неумение их отца распоряжаться деньгами! После смерти мужа Мэг пережила крах его компании, потерю их дома и сделала неприятное открытие, что Тед получил деньги по собственному страховому полису, даже не поставив ее в известность. Естественно, что в такой ситуации тридцать тысяч долларов за три дня работы показались манной небесной. На эти деньги Мэг могла бы закончить обучение, найти работу получше и расплатиться с самыми настырными из кредиторов. А теперь Жюль мертв.

Ей следует рассказать семейству Понтье всю правду, как бы это ни было неприятно и неловко.

Мэг погладила подушку, открыла глаза и снова потянулась к телефонной трубке. В это самое мгновение телефон зазвонил. Мэг подскочила от неожиданности и вцепилась в подушку.

– Ну и глупо, – громко сказала она себе, – это либо звонят Жюлю, либо миссис Феннистон наконец пришла домой.

Телефон зазвонил снова.

Мэг колебалась. Если звонят Жюлю, ей придется много чего объяснять, не может же она трусливо принять сообщение для человека, который его уже не получит. А если это миссис Феннистон? Тогда она наконец поговорит и с Элен, и с Тедди, и с Самантой.

Звонки продолжались. Мэг, наверное, от волнения даже показалось, что они стали громче.

– Ну хорошо, хорошо, иду! – крикнула она и сняла трубку. – Алло?

– Попросите, пожалуйста, миссис Понтье, – произнес незнакомый баритон с учительскими интонациями.

– М-миссис Понтье? – Мэг так опешила, что стала заикаться.

– Да, ее спрашивает доктор Прежан.

– Слушаю вас.

– Это миссис Жюль Понтье? – В голосе мужчины ясно слышалось раздражение.

– Разрешите узнать, зачем вы звоните?

– Только если вы миссис Жюль Понтье. – Голос в трубке зазвучал еще суше, но так же раздраженно.

– Ну что ж. Я действительно миссис Жюль Понтье. – Хорошо или плохо, но это утверждение соответствует истине.

– Миссис Понтье, – произнес ее собеседник, растягивая слова так, что Мэг едва хватало терпения дослушивать до конца, – я только что от Тинси. Она восприняла трагическое известие еще тяжелее, чем вы можете себе представить. Кстати, примите мои соболезнования, – продолжал он без паузы, и Мэг сразу поняла: мистер Прежан не одобряет сам факт ее существования, не говоря уже о скоропалительном браке с покойным, – однако, по-моему, единственное, что может как-то помочь Тинси пережить эту тяжелую потерю, – это ваше присутствие.

Мэг всегда старалась следить за своими манерами, поэтому пробормотала слова благодарности, стараясь не утонуть под обрушившейся на нее словесной лавиной. Еще бы знать, кто такая эта Тинси.

– Прошу прощения, – наконец удалось вставить ей, – но откуда вы узнали мой телефон?

– Это же номер Жюля, – ответил доктор Прежан таким тоном, словно это все объясняло.

– Но откуда вы узнали, что я здесь?

– Я говорю с миссис Жюль Понтье или нет? – спросил баритон, уже почти не скрывая раздражения.

– Да, но откуда вы обо мне знаете?

В трубке повисло молчание. Наконец доктор спросил:

– Вы приезжая, не так ли?

Мэг замотала головой, потом, спохватившись, сказала:

– Да.

Что за глупый вопрос! Если бы она жила в Новом Орлеане, с какой стати ей останавливаться в отеле? Впрочем, жил ведь в отеле Жюль… Мэг снова замотала головой. «Интересно, не такой ли звон стоит в ушах у боксера, который провел на ринге слишком много раундов? «– подумала она.

– Вы еще поймете, что значит жить в небольшом городе, – изрек доктор Прежан уже чуточку мягче, почти по-отечески. – Цель моего звонка в том, чтобы предупредить вас: только ваше присутствие может облегчить скорбь Тинси. Ее очень утешает мысль, что в последние дни своей… – он немного поколебался, – скажем так, непростой жизни ее сын обрел любовь. Тинси, может быть, переживет этот удар, если вы будете находиться рядом с ней.

Мэг сглотнула слюну и уставилась на телефон. Тинси – мать Жюля! Господи, что же она натворила? Мэг представила себе, как на пожилую женщину, убитую трагическим известием о смерти сына, обрушивается ее откровенное признание, что Жюль нанял жену на три дня, желая обставить брата.

– А что бы случилось с Тинси, если бы я по каким-то причинам не смогла побыть при ней?

Собеседник ответил вопросом на вопрос:

– А где вам еще следует находиться? Она ваша свекровь.

– Я спрашиваю гипотетически.

– Оставим гипотетические размышления адвокатам. – Доктор Прежан кашлянул. – Возможно, мне не следовало бы обсуждать с вами этот вопрос, но вы теперь член семьи. По моим прогнозам, ей угрожал бы полный нервный срыв. Тинси очень, очень хрупкая, как тепличное растение. – Он вздохнул. – Но я буду неотлучно находиться в доме, просто на всякий случай.

Мэг невольно заподозрила, что доктор сильно неравнодушен к матери Жюля, к этой хрупкой и, похоже, не совсем нормальной женщине. Она покачала головой. Теннесси Уильямса Мэг читала только в сокращенном изложении, когда изучала литературу на первом курсе университета, но почему-то почувствовала себя так, словно оказалась на сцене среди персонажей его пьесы из жизни южан. Расслышала она и зов о помощи, прозвучавший в словах врача.

– Полный срыв? – переспросила Мэг.

– Пока я не дал ей успокоительного, Тинси рыдала так, что сердце разрывалось, но при этом все время повторяла, что по крайней мере Жюль нашел свою любовь.

С тревогой размышляя о том, не выдает ли голос, что она чувствует себя самозванкой, Мэг стиснула телефонную трубку.

– Если я буду в Понтье-Плейс через час, она сможет со мной встретиться?

Паркер Понтье включил четвертую передачу и свирепо покосился на сотовый телефон, который швырнул на пассажирское сиденье своего «порше» вскоре после того как, рванув автомобиль с места, отъехал от отеля «Морепа». Что на него нашло? Зачем он сообщил этому старому шарлатану Прежану, что Жюль женился и спрятал жену в отеле? Если бы о существовании этой особы никто не знал, возможно, ему удалось бы как-то урезонить ее. Хотя Паркер и пообещал вернуться за Мэг через час, пожалуй, он сумел бы вытянуть из нее правду о ее так называемом браке с Жюлем. В конце концов, если нужно, он мог бы откупиться от нее, чтобы избавить семью от дальнейших неприятностей.

Врожденная интуиция и чутье бизнесмена, еще более обострившиеся за годы правления «Понтье энтерпрайсиз», подсказывали Паркеру, что от этой особы добра не жди. О том же ему твердил инстинкт выживания. А может, все дело в том, что эту никому не известную женщину им навязал Жюль, который так или иначе всегда затевал какую-нибудь пакость.

Однако какая женщина!

Когда Паркер вошел в номер Жюля, ее внешность так поразила его, что он замер. Сидя по-турецки на огромной кровати, она казалась почти ребенком. Ее темные, слегка вьющиеся волосы спутались и наводили на мысль о том, что эта прекрасная женщина всю ночь страстно занималась любовью.

Подумав об этом, Паркер содрогнулся.

От этой красотки в банном халате нельзя ожидать ничего хорошего.

– И поэтому ты сначала швырнул ей несколько сотен, оскорбил, а только потом удосужился поинтересоваться фактами. – Произнеся эту фразу вслух, Паркер услышал в своем голосе презрительные нотки. Но откуда ему было знать?

Жюль не раз хвастался, что круглый год пользуется этим номером, где принимает любовниц и просто шлюх.

Забавный способ познакомиться с невесткой.

Невестка.

Паркер еще раз повторил про себя это слово. Хорош же он был, приняв женщину в номере Жюля за девицу по вызову. А что, если она и впрямь окажется законной женой Жюля? При этой мысли он испытал какое-то странное чувство, похожее на ревность, но из уважения к памяти покойного брата постарался тут же отогнать неподобающие мысли. Предполагаемая вдова Жюля не виновата в том, что у Паркера уже больше месяца не было женщины.

Теперь, когда Жюля нет, родственники станут еще сильнее наседать на него, чтобы он женился. В мгновение ока, точнее, с одним выстрелом пистолета, убившего Жюля, Паркер стал старшим сыном.

Он сжал губы, в глазах защипало. Жюль был первенцем, но именно Паркер всегда играл роль старшего брата. Может, если бы это было не так, может, если бы он не брал на себя всю ответственность или перестал раз за разом покрывать Жюля, как он всегда делал, брат сейчас не лежал бы в морге.

Поток машин двигался медленно, затем впереди туристический автобус съехал на обочину, чтобы подождать, когда пробка рассосется.

Паркеру не хотелось думать о брате как о мертвом, он предпочел бы помнить его таким, каким Жюль был в лучшие времена – до того, как стал уклоняться от своих обязанностей, до того, как наркотики, выпивка и сомнительные женщины окончательно затуманили ему мозги. Куда легче сосредоточить мысли на женщине, остававшейся в номере Жюля, и обратить весь свой гнев на нее, а не размышлять о том, что у Жюля в любом случае не оставалось шансов.

Бедняга Жюль.

Паркер знал наверняка только две вещи. Во-первых, что его брат мертв. Во-вторых, что три дня назад Жюль улетал в Лас-Вегас всего через несколько часов после того, как они с ним крупно поспорили. Тогда, в пылу ссоры, Жюль пригрозил, что пойдет на все, чтобы заставить Паркера согласиться на продажу «Понтье энтерпрайсиз».

Пойдет на все.

Паркер несколько раз прокрутил в уме эту фразу, потом спросил себя, что побудило Маргарет («Зовите меня Мэг, пожалуйста») выйти за мужчину, которого она едва знала. Деньги? Перспектива изменить свою жизнь к лучшему? Обещание роскоши? Красивое обручальное кольцо?

Представив себе ее руку, Паркер нахмурился. На пальце у Мэг была всего лишь простая золотая полоска. На ее тонких, изящных пальцах это кольцо выглядело слишком скромно и ничем не напоминало роскошные кольца, которые Жюль дарил своим предыдущим женам. Разумеется, все женщины, с которыми Паркер встречался, стремились любой ценой заполучить кольцо на палец, но ни одна из женщин его круга – или круга Жюля – не удовлетворилась бы такой дешевкой. Может, Жюль пообещал очередной невесте фамильный перстень с бриллиантом и изумрудом, который в свое время любезно вернула сначала первая его жена, затем вторая? Наверняка он как-то обосновал свой выбор простого и дешевого временного кольца. Паркер не забыл, какое любопытство к семейной реликвии Понтье проявила его бывшая невеста. Во времена, когда Паркер, сам не понимая, как это вышло, оказался помолвленным с Рене Дюмон, Жюль развелся во второй раз и поклялся, что больше не женится. Вероятно, именно это обстоятельство заставило Рене поинтересоваться, будет ли ей вручено знаменитое фамильное кольцо.

Паркер поморщился и пристроил свой «порше» в хвост за очередным туристическим автобусом, занявшим средний ряд. Ему было крайне неприятно вспоминать, как глупо он повел себя с Рене. Помолвка с ней – единственный поступок Паркера, одобренный его матерью. Уже одно это должно было вовремя насторожить его и предостеречь от совершаемой ошибки.

Рене и другие женщины из ее социального слоя – социального слоя Паркера, если уж быть точным, – как правило, имели высшее образование и престижную работу. Однако как только представлялась возможность и удавалось заполучить обручальное кольцо на палец, они с легкостью меняли деловые костюмы на наряды от дорогих модельеров и белые перчатки, а детей поручали заботам круглосуточных нянь.

Но Паркер не хотел связывать свою жизнь с женщиной, которая лишь играет роль жены и матери. Ему нужна женщина, которая, став женой и матерью, будет заниматься этим от души, а не только для вида. Мать Паркера, светскую даму, вопрос, не чувствуют ли себя ее дети обделенными любовью, волновал куда меньше, чем, к примеру, то, кто напишет семейный портрет. Поэтому Паркер дал себе зарок, что скорее останется холостяком, чем вступит в брак такого рода.

В последнее время он встречался с женщинами своего возраста или даже старше, уже достигшими карьерных высот. Но с этими возникала другая проблема: для них он стоял на последнем месте в списке приоритетов.

– А ты, оказывается, жадный, – сказал Паркер вслух и улыбнулся. Это правда. Ему действительно нужно все: чтобы женщина любила его, и только его, ставила его во всем на первое место, но не требовала, чтобы он осел дома и вил семейное гнездо, полное детишек. Ему нужна такая женщина, которая не нагружала бы его непомерным количеством дел, мешающим при желании или по необходимости задержаться на работе. В свою очередь, Паркер инстинктивно чувствовал, что способен дать жене счастье, окружить любовью, даже боготворить ее. Весь жар души, который он вкладывал в работу, Паркер готов был перенести на женщину, которую полюбит.

Рене не понимала, почему он не откладывает дела, чтобы посещать вместе с ней многочисленные светские мероприятия, которые, как она заявляла, для мужчины его круга не менее важны, чем бизнес. Их последняя и окончательная ссора произошла из-за того, что Паркер забыл о своем обещании сопровождать Рене на бал-маскарад и уехал из города, чтобы решить кое-какие проблемы, возникшие на плантации сахарного тростника. Рене пришлось пойти одной, и она страшно разозлилась. На следующий день Паркер извинился, но Рене вернула ему кольцо, глядя на него с нескрываемой злобой в зеленых глазах.

Паркер все еще полагал, что ни Рене, ни все прочие просто не подходили ему, и, найдя соответствующую женщину, он достигнет необходимого равновесия в жизни. В прошлом месяце ему даже казалось, что он нашел достойную кандидатку. Люсиль достигла редких для женщины высот и занимала пост партнера-распорядителя в крупной адвокатской фирме – должность, на которую обычно принимают только мужчин, да и то не всяких, а из своих. Она работала чуть ли не по восемьдесят часов в неделю, но когда они с Паркером встречались за ленчем в будний день или обедали вместе в выходные, Люсиль не скрывала, что он интересует ее как мужчина. После трехнедельного знакомства Паркер пригласил Люсиль в ресторан «Людовик XVI» во Французском квартале. Люсиль не сводила с него глаз, держала его за руку, терлась бедром о его бедро под столом. К тому времени, когда Паркер привез Люсиль к дому в микрорайоне Уотерхаус, где находилась ее квартира, он уже не сомневался, что этой ночью они займутся сексом. Презервативы он захватил с собой и был готов к бою.

Сейчас, сидя за рулем и вспоминая сцену, разыгравшуюся в квартире Люсиль, Паркер то стонал, то хохотал в голос.

На то, чтобы ее раздеть, ему потребовалось не больше нескольких минут. Он поднял Люсиль на руки и понес через стерильную гостиную, устланную белоснежным ковром. Она прижалась к его губам в нескончаемом поцелуе. Паркер поставил ее на пол возле кровати и взялся и за пряжку ремня, и за молнию на брюках. Люсиль лежала на кровати в трусиках, лифчике и нейлоновых чулках, доходивших только до бедер, где их удерживали соблазнительные черные подвязки. Сняв брюки, Паркер стал расстегивать сорочку. Он очень давно не был с женщиной – потратил слишком много времени, пытаясь найти идеал.

– Сладкий мой, – пропела Люсиль, лаская пальцами ноги его промежность, – прежде чем пойти дальше, мы должны кое-что сделать.

– Верно. – Паркер сунул руку в карман брюк и выудил презерватив. – Не беспокойся, мы защищены. – Он подмигнул и надорвал пакетик.

Люсиль села в кровати. Почему-то она вдруг стала гораздо больше походить на адвоката, выступающего в суде с пламенной речью, чем на страстную женщину, способную довести до неистовства в постели.

Люсиль протянула руку к тумбочке, открыла выдвижной ящик, достала из него какой-то листок и бросила Паркеру. Он наклонился и поднял бумагу.

– Что это?

– То, что ты должен подписать, прежде чем мы продолжим, – ответила Люсиль, шаря рукой в ящике. Наконец она нашла то, что искала, и протянула ему авторучку. – Думаю, тебя это не затруднит: ходят слухи, что во всем Новом Орлеане ты последний, кто согласится посадить себе на шею ребенка.

– Я должен прочесть и подписать? – В голосе Паркера прозвучали гневные нотки, но адвокатша, при всем ее уме и проницательности, их не уловила.

Подавшись к Паркеру, она погладила его член через трусы и прошептала:

– Всего лишь распишись в знак того, что мы понимаем друг друга.

Ее рука была горячей, пальцы мяли его плоть жадно и со знанием дела. Паркер поморщился, смял листок и бросил его через плечо.

– Что ты делаешь?

– Кому нужны бумажки в такой момент?

Он наклонился и поцеловал ее ногу над краем чулка. Люсиль крепко обхватила его голову руками.

– Если ты не прочтешь и не подпишешь, тебе придется уйти.

«О Господи, – мысленно воскликнул тогда Паркер, – неужели она серьезно! »

– Ну хорошо, адвокат, почему бы вам не пересказать мне, о чем идет речь в этом документе? – Еще не закончив фразы, Паркер почувствовал, что его желание слабеет.

– Конечно, я могу пересказать, но расписаться ты должен сам. – Люсиль снова подалась вперед и обхватила его руками. Ее груди выпирали из кружевных чашечек бюстгальтера. – Условия очень простые, – прошептала она, – это освобождение от всех последствий, которые могут возникнуть вследствие нашего вступления в интимную близость.

– Например? Каких последствий?

Если бы Люсиль знала Паркера чуть получше, ее бы насторожили серьезные нотки в его голосе.

– Инфекционных заболеваний или беременности.

– Ты освобождаешь меня от ответственности в случае, если ты забеременеешь?

– Да, но что еще важнее, параграф второй пункт второй гарантирует мне единоличную опеку над ребенком, если он родится в результате нашей близости.

Паркер оттолкнул Люсиль, поднялся и посмотрел на нее сверху вниз. Ее влажные губы были полуоткрыты, зрачки расширились так, что зеленые глаза казались почти черными. Да, она хочет его, сомнений нет. Но разве нормальные женщины ведут себя так? Как ему только пришло в голову лечь с ней в постель!

– И ты думаешь, я это подпишу?

Люсиль облизнула губы и легла на спину. Ее полные груди дразнили его воображение.

– А почему бы и нет? Зачем известному трудоголику Понтье ребенок?

Паркер схватил брюки, натянул их и застегнул молнию. Он дышал учащенно, а член был тверже зеленого стебля сахарного тростника.

– Бэби, – сказал Паркер, – ты не настолько хорошо знаешь меня, чтобы я тебя трахал.

И он ушел.

После этой неудачи Паркер не был с женщиной – ни с высокообразованной карьеристкой, ни с какой-либо другой.

Стоит ли после этого удивляться, что он так остро отреагировал на красотку в номере Жюля. Когда Паркер вошел, она была почти полуголая. Перед тем как Мэг поспешно прикрылась какой-то тряпкой, а потом надела халат, Паркер мельком заметил тонкую шелковую комбинацию, едва доходящую до бедер.

«Да, только в этом все дело», – сказал себе Паркер, выезжая на круглую подъездную аллею к Понтье-Плейс, их фамильному особняку, выходящему на авеню Сент-Чарлз. С тех пор как Паркер переехал из дома, где провел детство, в, свой собственный, никогда еще визит в родовое гнездо не страшил его так сильно, как предстоящий.

Быть может, именно поэтому, вылезая из «порше» и поднимаясь по ступеням парадного входа, он позволил темноволосой красотке со стройными ножками снова проникнуть в его сознание и заполонить его целиком. Когда картинка оформилась отчетливо, Паркер понял, что вовсе не прочь меньше чем через час вернуться в отель и забрать женщину, которая вошла в жизнь семьи по воле его покойного брата.