Уйти по-английски

В Москве праздничный стол выглядел по-другому.

У нас в квартире (а свадьбу Александры решили отметить дома) обеденного стола нет вообще. В случае торжеств берем его у соседей напротив. В нашей так называемой гостиной помещается только маленький журнальный столик. Гостиная небольшая, к тому же проходная. Рядом с буфетом и книжными полками еще диван, который каждый день нужно раскладывать.

Когда старый диван совсем состарился и провалился, мы с Мишей разорились на кровать, потому что стали среди ночи скатываться к середине, мешая друг другу спать. Но кровать в проходную гостиную не поставишь! Тогда Александра милостиво согласилась жить в проходной со своим диванчиком, ей по молодости нетрудно таскаться каждый день с постелью. А мы перекочевали в ее отдельную комнату.

Соседей, у которых одолжили стол, пришлось тоже приглашать. Очень симпатичные люди, Александру знают с детства. Порадовались ее счастью.

Беготня по рынкам, закупка продуктов — мне не очень-то по душе, но событие такой важности, как не откручивайся, все равно с друзьями нужно отметить, хотя виновники торжества остались в Лондоне. С продуктами у нас просто беда, как по минному полю ходишь: за качество никто не может поручиться, и не знаешь, доживешь ли до утра.

Когда происходит такое торжество, как у нас, каждой хозяйке не жалко потратиться на хороший магазин, правда, гарантии, что продукты там лучше, чем на оптовом рынке, никакой. Зато цены в магазинах высокого класса, конечно, гарантированно высокие. Я порой удивляюсь, когда хожу по их полупустым залам, для кого эти магазины? Средний покупатель их сторонится. Только вечерами после работы молодежь, вроде моей богатой дочери, заскакивает. Им все равно, по какой цене одинаковый товар схватить.

А на рынках людей полным-полно. Там настоящая тусовка: гам, суета, музыка играет. И в каждом московском районе муравьиная тропа на эти рынки буквально не зарастает ни зимой ни летом. Люди с сумками, тележками, рюкзаками со всех сторон тянутся. Чтобы принять столько гостей, сколько мы запланировали, мне по этой тропке тоже нужно прошагать пару раз.

Под разухабистый голос Маши Распутиной, что доносился из динамиков на рынке, я тащу тяжелые сумки. Позвоночник предательски поднывает. Голубоглазая украинка, увидев мою внушительную поклажу, ласково зазывает:

— Хозяюшка, ножки для холодца не забыли купить?

— Может, и забыла, но уже не донесу, — устало огрызаюсь я.

— Да ты побачь, якие, теленочка только забили.

Я машу рукой, и еще пара килограммов утрамбовывается в мою бездонную сумищу. В низу живота больно потянуло и стало колоть.

За неделю приготовлений холодильник распух и по ночам жалобно скулит. Даже ему эта ноша тяжела. «Надо бы новый купить, пока не сломался», — думаю я, ворочаясь в постели. Стараясь отвлечься от тревожных мыслей, припоминаю, что еще забыла для торжества. Вроде все есть: рыбка белая, рыбка красная, икорка, салатики приготовила. Но сон не идет, возвращая к странному событию предыдущего дня.

Между приготовлениями успела забежать на работу, взять рукопись для правки. Узнала, что ко мне заезжал какой-то господин. Оставил записку.

— Богатырского вида и очень ни-че-го, — передавая мне конверт, заявила продвинутая редактор Леночка, блестящий знаток в этой области. Она кокетничала при одной мысли о явно понравившемся ей господине.

Записка была от него. До предела лаконичная: «Каждый вечер жду твоего звонка». И подпись.

«Все-таки я молодец, — похвалила я себя, — не встречалась с ним со дня приезда». Помчалась домой, оставив свои думы о Николае на потом. Было очень некогда. Наскоро запихнула в себя бутерброд с вареной колбасой и, помыв телячьи ножки, стала варить холодец. И вдруг мне становится муторно. Тошнота к горлу подступает. Ну, думаю, или колбаса, которую заглотила, оказалась несвежей, или хохлушка обманула, тухлые ножки подсунула. Подхожу к кастрюле, крышку открываю и… бегом в туалет. Отдышалась и снова нос в кастрюлю. Нет, с ножками все в порядке. Не в порядке со мной. Мысль о давно забытом состоянии обожгла: неужели беременна? Подбегаю к календарю. Вечно я все путаю, не могу вспомнить точные даты.

Звоню знакомому врачу.

— Приходите, — говорит, — завтра, анализ сделаем. Сколько лет не беременели? Почти двадцать? Подарок мужу сделаете. Взрослая дочь? А знаете, как приятно в таком возрасте мужу ребеночка родить?

Проворочалась в нетерпении до утра. Спозаранку бегом в консультацию. На стульчиках чинно в очередь сидят беременные девочки, про пеленки разговаривают. Не могу представить себя на их месте.

Двери кабинета распахиваются. Увидев меня, врач без очереди приглашает войти.

— Ой, какая прелесть! — Она рассматривает презент из Англии. — Сейчас быстренько медсестру в лабораторию пошлю. К вечеру позвоните, анализ будет готов.

Выхожу из кабинета, смотрю на круглые животы девочек.

Надо бежать домой — накрывать стол.


Скатерти белые, как в ресторане. Специально отдавала в прачечную накрахмалить.

Салаты поставила с двух концов, чтобы каждый смог дотянуться. Икры две баночки — тоже по краям. Холодец просто красавец, на три кюветы получился. Тот, что с лимоном и веткой петрушки, — посередине стола. Ветчины и колбасы разные аппетитными кусочками нарезаны. Еще селедочка «под шубой», соленья, капуста квашеная, в общем, стол по-русски. У каждого рюмочка под водку и бокальчик — кому для вина, кому для воды.

Вспоминаю, что в четыре надо позвонить в консультацию.

— Поздравляю! — раздается голос докторши.

— Это точно? — не могу еще до конца поверить я.

— Хоть это и самый быстрый анализ, но мы никогда не ошибаемся, — обиженным голосом гундосит она.

Запах чего-то съестного со стола бьет в нос, и я снова несусь в туалет.

На пороге Миша.

— Я женщину из паспортного стола в гости пригласил, — выкрикивает он мне вслед.

Последние слова доносятся до меня сквозь шум спускающейся воды в бачке. Перехожу в ванную. Вытираю полотенцем лицо.

— Ты слышишь меня? — вопрошает муж через дверь.

— Какую женщину? — не понимая, о чем он, я думаю, как муж воспримет необычную новость.

— Которая справку Алечке дала. Решил, может быть, нам что-нибудь еще от нее понадобится. — Молчание и опять его голос: — Она нужный человек, всегда пригодится.

— Она же ни с кем не знакома, — отвечаю я и, намочив полотенце, кладу его на грудь.

— Не знакома — познакомится. Очаровательная женщина, очень коммуникабельный человек.

«Господи, ну что за дурацкие идеи ему в голову приходят!» — раздражаюсь я.

— В некотором роде мы ей обязаны. Без нее бы не было свадьбы, — через дверь как бы оправдывается муж.

Я вся покрываюсь потом, и тут же меня охватывает озноб.

— Что ты там застряла? — сердится Михаил.

— Принимаю душ, — открыв краны, кричу я, и действительно раздеваюсь.


Гости тянутся очень недружно. Пришедших сразу усаживаю за стол, разместиться больше все равно негде. Пока все не собрались, принесла альбом, показываю фотографии с английской свадьбы. Альбом передают друг другу, спрашивают, кто есть кто.

— Это отец жениха, — объясняю я, — это мать. А это я.

В вечернем туалете меня никто не узнает. Я бегу в соседнюю комнату и надеваю свое длинное платье, как это я не догадалась сразу? Выхожу к гостям. Те ахают.

Не дождавшись всех, разливаем шампанское. Тост за меня.

Залпом выпиваю фужер и неожиданно выпаливаю новость:

— Скоро у нас с Мишей будет ребенок.

Все переглядываются, воспринимая это как шутку. Миша просит повторить.

Шампанское ударяет в голову и в порыве чувств к новому существу, которое уже во мне, принимаю решение, навсегда забыть английское приключение, возвратиться в лоно семьи. Твердо повторяю это про себя.

— У тебя что-то подгорело на кухне, — слышу я голос Миши. Он морщит нос и выходит.

Шурша вечерним нарядом и стараясь не зацепить расставленные на столе тарелки, я через гостей пробираюсь следом.

— Что ты такое несешь? — неожиданно зло набрасывается на меня муж.

Он никогда не был так груб со мной.

— Я сказала… сказала… — Бросаю взгляд на плиту, что же там подгорело? Плита чистая. На ней ничего нет. Значит, Михаил специально позвал меня в кухню, чтобы я подтвердила.

— Я беременна, — говорю излишне робко, за что сержусь на себя.

— От кого? — Он смотрит на меня в упор. Чужой голос, и Михаил совсем чужой.

Я опускаю глаза вниз, на свой живот, затем на свое шикарное длинное платье. Ощущаю себя в нем королевой, несмотря на шестиметровую кухню.

— Еще не знаю, от кого, — гордо заявляю я.

— Спасибо, что не врешь, — отрезает он и, сделав усилие над собой, выдавливает из себя такое, от чего подкашиваются ноги: — Я никогда тебе не говорил, но от меня никто не может иметь детей.

Я просто не верю своим ушам и наконец соображаю, что муж говорит правду. Я прожила с ним почти пятнадцать лет, не беспокоясь о последствиях и не предохраняясь, а что самое интересное, не задумываясь об этом. Вообще-то у меня никогда не было желания заводить второго ребенка. А если честно, вообще не приходило в голову рожать от Михаила.

Звонок в дверь прерывает наш диалог. Я резко поворачиваюсь, вечернее платье зацепилось за табурет, и тот с грохотом падает. Иду открывать дверь.

На пороге стоит высокая худощавая блондинка, этакая в стиле «ретро», почти Марлен Дитрих. Светлые волосы крупной волной уложены по щеке на бок. В руках она держит букетик цветов.

Слово «поздравляю» застревает у нее в горле. Вместо этого она как-то странно начинает пятиться назад. На площадке, как всегда, темень, свет не горит. Я всматриваюсь в ее черты. Наверное, у меня глюки.

Миша подскакивает сзади, и сладко-притворным голосом лепечет:

— Познакомься, это…

— Шурочка!? — обалдеваю я и медленно оседаю.


— Сейчас или никогда, — я прижимаю к уху трубку телефона-автомата и шепчу под заунывно-длинные гудки: — Подойди, ну пожалуйста, подойти… — Глаза застилают слезы обиды, как в юности, когда я застала лучшую подругу с моим любимым.

Миша, не выясняя отношений, увел Шурочку в комнату к гостям. Накинув плащ, я выскользнула за дверь. Ушла из собственного дома, тихо, по-английски.

Моя подруга снова перебежала мне дорогу, правда, не без моей помощи, как и в прошлый раз. Случилось это еще до знакомства с Николаем. Была ли она близка с Мишей? Зная Шурочку, можно ответить утвердительно. И ему она нравилась. Иначе он не пригласил бы ее в дом. Возможно, она настояла на этом.

Но в этот раз жизнь распорядилась по-другому. Я случайно встретила любовь, не детскую, в образе учителя физкультуры, а зрелую, в облике настоящего мужчины, судьба которого была схожа с моей. Помимо физического влечения у нас оказалось много общего, некая духовная связь. Внизу живота заныло. «Связь материализовалась, — подумала я, — но одно неправильное движение, и она, эта связь, лопнет».

Спокойный голос Николая на другом конце провода сразу осушил слезы:

— Слушаю.

— Это я… — Слова застревают где-то внутри. На нервной почве, не знаю, что сказать дальше.

— Слушаю, — словно не узнав меня, повторяет Николай сухим тоном, и в моей голове тревожно бьется: он не один, приехала жена или девочки?

— Получила твою записку, — невнятно бормочу я первое, что пришло в голову.

Невесть откуда появившийся дядька, в домашних тапочках и вытянутых на коленях тренировочных, знаками показывает, что ему нужно позвонить. Он маячит перед глазами у открытого автомата без кабины.

Я отворачиваюсь, с ностальгией вспоминая старые телефонные будки. Теперь дядька просто стоит над душой.

— Ты один? — задаю я глупейший вопрос.

— Один, — отвечает мне Николай.

Мне нужно ему многое рассказать, объяснить — не просто попросить разрешения приехать на вечер. «Вечер нам ни к чему, вечер мал, как песчинка», — лезет в голову шлягер моей юности.

— Давай побыстрее, — торопит мужчина и трогает меня за плечо.

Я смотрю на его тапки и догадываюсь, что он вышел из соседней пятиэтажки. От него разит спиртным, я злюсь, что в эти дома за столько лет так и не провели телефон. Теперь уже не проведут, потому что хрущевки сносят. Но мне нужно непременно договорить — ни карточки, ни жетона у меня больше нет. Иначе придется возвращаться домой. Я представляю лица гостей, Шурочки и мужа.

— Что ты молчишь? Что с тобой? — в голосе Николая тревога. — Я каждый вечер жду твоего звонка. — Тоска и нежность, с которой он произносит эти слова, надрывают мое сердце, и я всхлипываю.

— Жена рожает, дай позвонить, — снова встревает дядька. Я почему-то ему не верю. Он дышит в лицо перегаром, и чуть ли не силой пробует вырвать трубку.

От напряжения опять кружится голова, я вот-вот потеряю сознание:

— Я беременна, и мне плохо, — собрав силы, с горечью и надрывом кричу я дядьке в лицо.

Поддатый мужик пялится на мой живот, и его хватка на минуту ослабевает.

— Приезжай ко мне немедленно, прямо сейчас. Голос Николая звучит повелительно. — Не вздумай что-нибудь предпринимать. — Он все понял и зовет меня. Зовет не на вечер, а навсегда. — Хочешь, я приеду за тобой? Где ты есть?

Его слова «есть… есть… есть» эхом отдаются в ушах.

— Не надо, доберусь сама, — с облегчением выдыхаю я.

Он в сотый раз диктует свой адрес, я даже не кладу трубку на рычаг, а передаю ее сразу дядьке и, приподняв полы своего английского платья, словно угорелая, лечу ловить машину.

— Тоже сказанула: «беременна», тьфу ты! — сердито несется мне вслед.

Загрузка...