Лорд зверей

Джульетт Кросс

Лорд Зверей

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜ http://Wfbooks.ru

Оригинальное название: The Beast Lord / Лорд Зверей

Автор: Juliette Cross / Джульетт Кросс

Серии: The Rise of Northgall #2 / Возрождение Нортгалла #2

Перевод: nasya29

Редактор: nasya29

Миф о Земном демоне

Однажды жила-была юная лесная фейри — добрая, всеми любимая. И когда её внезапно поразила страшная хворь, все в деревне горевали о её несчастье. Но сильнее всех — её супруг Камзель, любивший её пуще собственной жизни. Бессильный перед отчаянием, он смотрел, как болезнь точит её день ото дня. Он призвал всех целителей, даже колдунью, — но жена всё равно чахла и таяла на глазах.

Как-то вечером, не в силах больше слушать её предсмертные хрипы, он убежал в глухой лес и пал ниц под звёздами. Он молил богов — любых, каких угодно, — помочь спасти его дорогую жену.

И вдруг из теней выступила высокая фигура в чёрном, как смоль, плаще и склонилась над Камзелем; алые глаза пронзили его насквозь.

— Ты звал меня, фейрёнок? — прогремел голос.

— Я… я умолял хоть кого-нибудь услышать мои молитвы, великий, — выговорил он.

— Тебе повезло, что именно я, Нäкт, услышал твои мольбы. Я сильнейший среди братьев и сестёр.

Камзель принялся горячо благодарить его: ведь было известно, что Бог Ночи и впрямь один из величайших и самых могущественных богов.

— Что ты отдашь за жизнь своей жены? — спросил незнакомец.

— Всё, мой господин, — безрассудно ответил Камзель.

— Тогда принеси мне дитя дриады. Исполнишь — исцелю твою жену, и проживёте вы долгие годы, пока оба не станете седы и стары.

Камзель замялся, подняв взгляд на возвышавшегося над ним бога, чьё лицо скрывала хищная тень капюшона.

— Что ты сделаешь с ребёнком? — спросил он дрожащим голосом.

На что бог ответил:

— Если это спасёт твою жену — разве это важно?

И исчез, оставив мужа наедине с мрачными мыслями и ещё более мрачными желаниями.

Дриада — создание Света, как и он сам. Но их коснулась особая магиz Элски, Богини Леса, и им дарована долгая жизнь. Рожали они редко — богам не по нутру, когда долгоживущие существа плодятся обильно. Цена их почти-бессмертия — редкость потомства.

Кроме того, было известно: похищение младенца у дриады или наяды — верная смерть. Ребёнок не выживет без материнской магии, что, словно пелёна, обнимает его с рождения. Сможет ли он убить одну из своих — ради спасения любимой?

Камзель, раздавленный, поспешил домой и пал на колени у ложа жены. Она металась, вся в холодном поту, хрипло шепча его имя. Он уснул подле неё, и ему приснился кошмар: красавицу-жену пожирает смерть, а её призрак гонится за ним, вопя, как банши.

Проснувшись, он понял, что должен сделать, хотя сердце его сжалось от ужаса. Он крадучись ушёл в лес и, полагаясь на своё лесничее чутьё, отыскал общину дриад в роще сикомор. Говорили, они селятся в исполинских, узловатых деревьях, в гущах листвы. Он и впрямь услышал скрипучий плач младенца и взял его, оставив вместо него деревянную куколку, которую вырезал заранее, — чтобы обмануть мать, пока не выберется из леса.

Он не думал — он просто поднял пищащий свёрток, чьи тонкие, веточко-похожие пальчики тянулись из пелён. Камзель думал только о своей жене и бежал, пока дитя не смолкло, пока тело в его руках не обмякло. Тогда он положил неподвижный узелок на то самое место, где накануне встретил Нäкта.

— Вот жертва! — выкрикнул он и разрыдался от стыда за содеянное.

Тёмный бог явился — и, оглушительно рассмеявшись, вырвал у него свёрток и проглотил целиком. Вокруг него дрогнула аура силы, разбухая от чистой крови младенца, густо насыщенной магией.

— Как ты мог! — закричал Камзель. — Это же был крошечный ребёнок!

— Полагаю, девочка, — поправил тёмный силуэт. — И это ты её убил — принеся мне.

— Я не знал, что ты такой жестокий, бессердечный бог… — рыдал Камзель — за то, что сотворил бог, и за то, что сотворил он сам.

— Потому что я не Нäкт, — ответил тот и отбросил капюшон, обнажив шестирогую голову, зубастую пасть и жестокое, чудовищное лицо. На него едва можно было смотреть. Это был вовсе не Нäкт, а хитрый Земной демон Дагдал — злобный, изгнанный сын бога Викса.

— Дагдал, — прошептал Камзель.

— Спасибо за трапезу, фейрёнок. Светлые огни всегда самые сладкие.

Камзель, не помня себя, обратился в бегство. За ним катился хохот Дагдала, пока он мчался прочь от своего мерзкого греха.

Не в силах жить с этим стыдом и виной, Камзель добрался до Храма Викса и исповедал свой проступок против светлых фейри.

Что стало с Камзелем дальше — неведомо. Одни говорят, боги простили его, и он прожил долгую жизнь — бездетный, но счастливый, рядом с женой. Другие — что жена умерла за его грех, и он, не вынеся горя, свёл счёты с жизнью. Третьи — что жена выжила, но дриады нашли Камзеля и зарезали его прямо в супружеском ложе. Ибо всем известно: дриады — мстительные создания.

Но есть предание, почитаемое и у светлых, и у тёмных фейри: могучий бог Викс услышал исповедь Камзеля. В ярости он утащил своего сына Дагдала глубоко-глубоко в горы и сковал его там, приколотив к скалам божественным заклятьем, чтобы тот больше не досаждал фейри мира. Отцовское касание бессмертия оставалось в нём, и потому он будет окован в своём холодном, тёмном заточении вечно.

Говорят, Дагдал взывал к отцу и клялся, что однажды вырвется на свободу. И когда вырвется — пожрёт все светлые огни в мире, пока не останется ничего, кроме тьмы… и смерти.

Эту историю издревле рассказывают детям светлых фейри. Матери грозят непослушным фейрятам: «Веди себя как следует, а не то придёт Дагдал и съест тебя». Век за веком этот рассказ удерживал шалунов в узде. И хотя пугающую, печальную сказку пересказывают с незапамятных времён, мало кто задумывался, правда это или нет.

Глава 1. ДЖЕССАМИН

— Холод собачий, хоть ведьмин сосок примерзни, — проворчал старый призрачный-фейри, осушая тёплый, приправленный сидр, который я поставила перед ним. По грузу свежих шкур на верёвке, что он втащил в трактир, было ясно: это ловец. Не доверял он местной шати — оставлять добро у коня да телеги. Два его рога загибались назад, на самых кончиках — корочка льда, как и на острых ушах.

Я рассмеялась и добавила:

— Хорошо ещё, буря вас по краю задела. У Халдека на огне наваристая оленья похлёбка.

Фейри призрак хлопнул кружкой по столу и громко рыгнул.

— Простите. Засиделся в лесах. Оно мне нужно было, — кивнул он на сидр. Наклонился ко мне заговорщически: — Принеси миску, чтоб с горкой, и будет тебе добавочная монетка, — подмигнул.

Я глянула через плечо — Халдек как раз обслуживал стол в углу, — и прошептала охотнику:

— А хлеба отрежу потолще, ладно?

— Умница, — хохотнул он, снова поднимая кружку. Перед тем, как отпить, окинул меня внимательным взглядом: — И что такая миловидная фейри делает в этих краях?

Сколько раз я слышала этот вопрос от любопытных завсегдатаев — и не счесть. В Пограничье водится всякая фейрийская порода — и тёмные, и светлые, — но своего народа я тут ещё не встречала: от Немианского моря далековато. Именно поэтому я это место и выбрала. Жёсткая пограничная полоса между лумерийскими землями светлых фейри и Нортгаллом, где живут тёмные, — россыпь постоялых дворов, трактиров да редких мельниц, куда съезжаются любые фейри торговать и ездить по делам.

— Хочу увидеть весь мир. Подзаработаю — и двинусь дальше.

Отчасти правда. Я здесь уже многие месяцы — выжидаю и коплю монету, пока придётся искать новую деревеньку, где можно спрятаться.

— Значит, авантюристка? — оскалился он, показав длинные клыки. — Прямо как я, скажу. И на демонском для чужачки говоришь шибко ладно.

Я улыбнулась, не скрывая гордости:

— Я изучала много языков с наставником.

Мне всегда казалось, что мой дар — говорить с наядами на их языке — облегчал и другие. «Демонский язык» тёмных фейри лёг почти так же естественно, как и мой родной — язык Высших фейри.

— Ещё и учёная, стало быть.

Он поднял когтистый палец — серая кожа побелела от холода — потянулся к лавке рядом, где лежала куча шкур, вытащил узкую белую и протянул мне.

— А это возьми — за твоё усердие.

Я взяла небольшую, но тонкую, шёлковистую пелёнку меха.

— Ох, не могу принять. Это куда дороже хорошего обслуживания, — улыбнулась и вернула.

— Бери, девочка. Из неё перчатки — загляденье твоим маленьким ручкам, — он нахмурился, разглядывая мои ладони. — Только мерку снимай с учётом… — он жестом показал на мои перепонки между пальцами.

— Спасибо, — улыбнулась я. — Очень щедро.

Щёки у него налилась краской, кожа потемнела до густо-серой — смутился.

— Не часто мне улыбаются такие красавицы, — проворчал он довольно. — К тому же, — голос стал серьёзным, — шкурка элкмайнской выдры мягка, как мех. Потрогай.

Я перевернула пелёнку и провела кончиками пальцев по изнанке.

— Ого, правда.

— Гм, — уверенно буркнул он. — Поверишь — не дурак. Согреют они твои нежные пальчики, — он снова подмигнул. — Боги были милостивы: набил я ими мешки. Можно домой — до лета отлёживаться.

— Тогда принесу вам похлёбки погорячее, — сунула пелёнку в карман фартука. — В дорогу понадобится.

— Ага. Не близко, но хватает.

Я быстро прошла через маленький трактир — народу немного: в такую погоду мало кто выбирается. Халдек был на кухне — разливал похлёбку по двум мискам для своего стола.

— Старый ловец всегда заходит сюда перед возвращением, — сказал он, когда я поднесла свою миску.

— Вот как? — откликнулась я.

Халдек тоже был призрачным-фейри — только рогов у него четыре, горели чёрным, как смола. Крупный, силён — в Пограничье трактирщику это, кстати. Видела, как он однажды разнял двух теневых фейри с полпинка. И ко мне относился более чем дружелюбно: ни разу не спросил, зачем я тут и почему держусь вдали от своих. За это я уважала его больше всего.

— Ага, — сказал он, ставя миски на деревянные блюда и добавляя толстые ломти коричневого хлеба, щедро намазанные маслом. — Только нынче рановато. Наверно, снег его с промыслов согнал.

Я зачерпнула ковшом из булькающего котла, висевшего над огнём.

— Вроде и так удачно поохотился, хоть и коротко.

— Повезло старикану, — буркнул он и унёс свои блюда в зал.

Я поставила доверху наполненную миску на поднос, отрезала два толстых ломтя коричневого хлеба, потом клин острого сыра к тарелке с дополнительными лепёшками масла. Старому ловцу нужна была основательная еда, раз снова в путь — метели пришли рано.

Я отнесла еду к столу. Он удовлетворённо хмыкнул, когда я поставила миску и тарелки перед ним.

— Вот это я понимаю — пир, — и он с жадностью принялся есть.

— Принести ещё чего? — улыбнулась я.

Он откинулся и постучал по кружке:

— Боюсь, потревожу ещё одним таким же, как сможешь.

— Без проблем, — я взяла кружку и вернулась на кухню.

Обычные бочки с элем и мёдом Халдек держал в зале за стойкой, а особый сидр надо было греть у огня. Налив ловцу ещё кружку, я толкнула дверь обратно в общий зал — совершенно не понимая, что уже поздно.

— Нет, — говорил Халдек четверым лунным фейри в дверях — у всех синие и золотые крылья, все рослые, в доспехах, с мечами и меховыми плащами. И главное — на всех сапфирово-серебряные цвета мевийской знати, регалии их владыки. — Таких у нас нет.

Я застыла на пороге, и страх впился когтями в живот.

— Нам сказали, что в точности подходящая… — говоривший лунный фейри осёкся: сосед ткнул его в плечо и указал на меня.

Халдек резко повернул ко мне голову, в глазах пылала — сталь:

— Беги!

Я выронила кружку и рванула, мельком увидев, как старый ловец выставил трость и подсёк одного из воинов, а Халдек, не растерявшись, впечатал двоих в стену.

Где только что сковывал страх, теперь он швырнул меня в бег — паника толкнула вперёд. Я пронеслась через кухню, обежала разделочный стол, через кладовую и — в заднюю дверь, в снежную ночь. Не раздумывая, помчалась на север, решив уйти как можно глубже в земли тёмных фейри. Нужно было убираться отсюда ещё месяцы назад. Надо было догадаться: в Пограничье они меня рано или поздно найдут.

Тьма сомкнулась, снег теперь падал мелко. Полумесяц высоко над головой смотрел из-за туч, отливая бледным светом по белому ковру леса.

— Помоги мне, — взмолилась я лунной богине Лумере и прибавила ходу.

Хотя прежде я ей мало молилась, это всё же богиня светлых фейри. Должна сжалиться.

Ноги быстро занемели. Я всегда носила сапоги, что подарил Халдек, из толстой оленьей кожи, но мороз пробирался и сквозь них. Я всё равно неслась во всю силу, дыхание выбивалось белым паром. Лучше умереть от стужи, чем попасться и угодить в Мевию.

Вдалеке донёсся крик одного из лунных:

— Джессамин! Вечно бежать не сможешь!

— Да чтоб вам… ещё как смогу, — процедила я и прибавила, ломая ветки, углубляясь туда, где деревья сбивались гуще.

Скоро ноги и бёдра стали деревянными, двигались на одной упрямой памяти — дальше, только дальше. Лицо жгло, кончик носа и уши кололо остриём холода. Пальцев рук не чувствовала. Но я бежала.

Тучи закрыли луну; лес потемнел, укутал меня нездешней мглой. На миг я не поняла — это меркнет лунный свет или умираю я. Плечом задев ствол — меня сбило с ног.

Я со стоном втянула воздух, грудь обожгло, но я поднялась и поплелась дальше. Силы выматывались. Я не призывала магию, чтобы видеть — боялась: свет проведёт врагов ко мне, — но, кажется, тело решило за меня, сильнее моего желания жить.

Жар залил жилы, когда магия занялась в крови; моя кожа вспыхнула перламутровым светом. Сознание мутнело, но я успела решить: если настигнут — попробую хотя бы усмирить их магией. Убить их. Но их наверняка предупредили обо мне, о том, на что я способна, — от четырёх лунных фейри мне не уйти.

Сияние моей кожи разгоралось всё ярче; магия гнала жар по венам, и я всё ещё могла пробираться сквозь лес, не врезаясь снова в стволы и не летя в пропасть. Пока лютый холод сек меня по лицу и коченели конечности до костей, из груди расходилось тепло, убаюкивая, клоня в сон.

Где-то сзади доносились крики лунных фейри — звали меня по имени, несли чепуху, будто не причинят вреда. Мысли унесли меня в иной раз, когда я тоже бежала в самую глушь.

— Джессамин! — звал меня брат.

Я сидела на корточках за поваленным деревом, в спутанных ветках, полная решимости никогда не возвращаться домой.

— Джессамин, — позвал Дрэйдин снова, ближе, хрустя по листве. — Знаю, ты тут, сестрёнка. Пожалуйста, выходи.

— Нет! — крикнула я, продолжая дуться в убежище.

Он усмехнулся и сел на брёвнышко — его травянисто-зелёные волосы сияли ещё ярче среди золотых и алых листьев.

— Выходи, Джесса. Ты знаешь, я тебе друг.

Я вскочила, кипя, с дорожками слёз на щеках. Мне было всего двенадцать, но собственной участи я уже боялась до дрожи.

— Неважно, что ты — не сможешь остановить Отца.

Он вздохнул и поманил рядом. Пробравшись сквозь проломанные сучья, я перелезла через ствол и села рядом; мы оба глядели на широкую поляну — в эту пору она желтела вместо зелени. Отсюда моря за нашим замком, с его колючими шпилями, бьющими в небо, не было видно, но солёный запах я всё равно чувствовала. Этот запах меня успокаивал, и я молча прижалась к Дрэйдину.

Он обнял меня за плечи.

— У каждого из нас есть долг перед королевством, Джесса.

Я шмыгнула и вытерла лицо белым дневным рукавом с лилиями по вышивке. Нянюшка рассердится за грязь.

— Ты хотел сказать — перед Отцом, — огрызнулась я.

Дрэйдин вздохнул и прижал меня крепче:

— Он делает так, как считает лучшим для нас. И для королевства.

— Как продать Аду тому мерзкому лорду из Хелламира? Он отвратительный увалень. И ему нужна Ада только из-за её магии.

Брат помолчал.

— Ада — одарённая виллóден. Лорд Кардин — старший лорд в Хелламире, портовом городе. Очень важном для торговых вод. Ада будет помогать ему — укрощать воды, защищать его купцов и рыбаков. И он очень богат.

— Уверена, Отцу понравится золото, что он за Аду заплатит, — прошипела я.

— Я не это имел в виду, — он снова стиснул моё плечо. — Он обеспечит Аде защиту и достойную жизнь. И, как бы он ни был увальнем, он показывал много доброты.

— Но он же, — заныла я, — такой уродливый. А она такая красивая. Как она вообще может захотеть поехать с ним?

Дрэйдин рассмеялся:

— По тому, что я видел за эти недели их ухаживаний, он взял её мягкостью и добротой. Ада может и не заметить его уродства, если сердце у него хорошее.

Я подумала.

— Если Ада счастлива, я рада за неё, — сказала наконец. Потом резко вскинула голову: — Но меня вот так продавать замуж — никогда.

Брат опустил глаза, в лице — сочувствие:

— У каждого своя роль, маленькая Джесса. У тебя дар нендовира.

У меня был и другой дар, но я всё ещё держала его в тайне. Он меня пугал.

— Любому владыке землей у озёр или у моря он пригодился бы, — добавил Дрэйдин.

— Зачем? Чтобы я усмиряла для него наяд? Чтобы он строился на их берегах и пожирал всю их рыбу?

Дрэйдин снова хмыкнул. Со мной он так делал часто.

— Ты всегда видишь худшее, когда кипишь. Имея дар говорить с наядами, ты могла бы стать их послом, налаживать мир между фейри, живущими рядом с их водными домами. Это добрый дар — полезный для любого лорда у морей.

— Я не буду, — отрезала я, — но жить бы хотела у моря. Или у озера — тоже сойдёт.

— Знаю, тебе трудно понять, — сказал он. — Знаю, Отец суров. Ты права: Аде выбора он не дал. Нас он вообще редко спрашивает.

— Никогда, ты хотел сказать.

Он обнял меня ещё крепче:

— Не переживай, Джесса. Я никогда не позволю выдать тебя за того, кто тебе не по душе. Я всегда буду тебя защищать.

Я вынырнула из воспоминания — мёрзлее, чем раньше. Дрэйдин солгал — не по злобе, нет. Когда он погиб в прошлом году в войне с призрачными-фейри, Отец решил, что пора и мне пойти в дело. Меня и мой дар сиренскина, который уже не удавалось прятать взрослой женщине, выставили с молотка. И покупатель, что явился, имел на меня очень конкретные планы. На следующий день я сбежала из дома.

Я вывалилась на маленькую прогалину — на земле лежал толстый слой снега. Носок зацепился за ветку, спрятанную под настом, — я завалилась набок и ударилась головой.

Лес молчал. Пухлые, пушистые хлопья летели из серого неба и падали мне на щёку. Но я больше не могла двигаться. Ничего, кроме неподвижности и тишины. Никто не звал по имени. Ни хруста сапог по снегу, ни шелеста крыльев за спиной — лишь едва слышный шёпот снега, ложащегося на лесной наст.

Сон снова начал тянуть меня к себе. Но теперь я подумала: может, это не сон, а смерть студит мне конечности и затуманивает разум. Почему-то было совсем не страшно.

Я медленно моргала, глядя в темноту, и вдруг воздух прорезал низкий ледяной басовитый рык. Из бездны вспыхнули два серебряных глаза — смотрели на меня. Я улыбнулась: единственная мысль была о том, какие красивые у смерти глаза.

Глава 2. РЕДВИР

Куда, ради всех демонов, подевался этот Волк?

Пошел в лес — дело обычное, когда мы выбираемся вдвоём, — но на мясо он всегда возвращался. Кабан, которого я свалил пару дней назад, почти кончился: последние куски корейки шкворчали над огнём.

— Если хочешь ужин, мигом домой, Волк, — буркнул я в сторону потрескивающих поленьев.

Домом это, впрочем, не назовёшь. Мы в лигах к востоку от Ванглосы. По традиции я ухожу из клана на одиночную охоту перед тем, как мы перебираемся в зимний стан. Это даёт мне передышку и тишину — посмотреть внутрь себя без клановой суеты; взвесить нужды клана и то, как я могу лучше служить им.

Этот короткий ежегодный отпуск возвращает меня к долгу, к моей роли лорда Ванглосы. Но уединение зовёт и назад — к прошлому. Это тяжёлое, но нужное. Нельзя забывать, откуда я вышел и чьей крови я сын.

Обычно после таких вылазок наступает желанная ясность. В этот раз — нет. Под кожей зудела тревога, я не понимал — отчего. Хвост дёрнулся от раздражения. Верно, и Волк сбежал из-за этого: чуял моё беспокойство и предпочёл держаться подальше. Не винил его.

Отрезав ломоть от вертела, прожевал сочное мясо — и всё сильнее косился в темноту: Волк загулял дольше обычного, а от ужина он редко отказывается.

Ко всему добавилось чувство, незнакомое мне прежде, — одиночество. И всё равно я не рвался обратно, к своим, к воинам и друзьям. Может, и лучше вернуться: глушь не всегда дружит с головой.

Размеренный чёт лисьих… нет, волчьих следов по снегу отвёл взгляд от огня. Звериные чувства видят сквозь полумрак: чёрная туша, темнее тени, идёт рысью, а на хребте — будто бы красный плащ.

Я швырнул мясо в сторону, обошёл костёр, уперев руки в бока:

— Что на тебе, всех бесов в пасть, надето, а? — крикнул я псу.

Он приблизился, и свет огня подсказал правду: это не плащ, а женщина. В круге света гигантский Меер-волк отбрасывал широкую тень; он опустился на колени и повёл плечами, пока девушка не скатилась ему на лапы, перевернулась на спину, и вокруг головы разлились ягоды её волос — алые, как лесная рябина.

Волк уселся рядом, замахал хвостом, высунул язык — доволен собой, будто притащил трофей. Я несколько ударов сердца только и делал, что смотрел на светлую фейри. Такого цвета волос я ещё не видел ни у кого. Да и держусь я от светлых подальше. Но даже у лесных фейри такого не бывает.

Кожа почти как снег под ней. Рука дёрнулась — и я заметил перепонки между пальцами.

— Да чтоб все адские ямы… — выдохнул я. — Ты втащил в лагерь скальд-фейри. Где ты шатался?

Он заскулил и ткнулся мордой ей в висок. Она не шелохнулась, но я слышал: кровь бьёт в жилах, сердце работает — глухо, медленно, но живое.

— И что мне с ней делать? — огрызнулся я. — Она ж светлая. — Кивнул в лес: — Тащи её туда, где подобрал.

Волк коротко, упрямо тявкнул и остался у неё, как вкопанный. Меер-волк — гора, в холке с пелласийского жеребца. Но с места не сдвинулся: хвостом виляет, заслоняет девчонку — личный страж.

— Чёртов пёс, — проворчал я и всё-таки присел, разглядел поближе.

Пульс у неё был нехорошо редкий.

— Я тебе не знахарь, тварь косолапая. Чего хочешь от меня?

Кожа у неё не только белая, как снег, — на вид такая же мягкая. Лезвием когтя задену — и истечёт, а виноват буду я. Потом мородонские соседи решат, что это моя добыча, и придут за кланом.

Я зарычал. Волк зарычал в ответ.

— Заткнись. Я думаю.

Волк фыркнул, подполз к ней и ухватил зубами за рукав — тянет к нашему шатру.

— Оставь! — рявкнул я, отмахиваясь. — Порвёшь.

Наклонился, поддел её под колени и под шею.

— Умом не блещет, уж ясно. Шатается по лесу без плаща — дурочка.

Поднял её на руки — и вдохнул. Чёрт меня побери, меня словно ударило. Запах — солёная сладость, не знакомая мне, и всё же… тянет. Хотелось уткнуться носом в эти неправдоподобно красные волосы и вдохнуть глубже.

Я отогнал глупую мысль, шагнул от костра и прошёл в шатёр. Внутри всегда горит синий уголь — дыма нет, тепла хватает, да и свет у него тихий. Мы, зверо-фейри, любим живое пламя, но уголь, что добывают призрачные-фейри, в шатрах удобнее. Если достаём — используем.

Внутри было тепло. Я уложил девушку на шкуры, выпрямился и невольно уставился. Волк устроился рядом, замахал хвостом, уставился на меня снизу вверх — мол, ну?

— Награды хочешь? За то, что припер в лагерь раненую светлую? Счас.

Волк слизнул ей ладонь, ткнулся в неё носом, заскулил. Я опустился на корточки, взял её хрупкую руку в свою. Контраст резанул глаз: маленькая, тонкая, незагрубевшая — и моя, широкая, в мозолях.

— Холодная.

Волк коротко тявкнул и — клянусь всеми безднами — закатил на меня глаза.

— Вижу. Сказал вслух — думать легче. Ты-то не ершись. Застала её метель. Она не зверо-фейри — тело не держит жар, как у нас. Полагаю. О скалд-фейри я знаю чуть.

Я растёр ей пальцы между своими ладонями, потом вторую руку. Лбом тронул — жар, хоть тело ледяное.

Перебрался к шее, нащупал сонную артерию — медленно, но бьётся. Поднял флягу, плеснул на ладонь воды и капнул ей на губы.

Глаза распахнулись — зелёные, как камень в короне; кожа вспыхнула лунным светом. Она резко вдохнула — и меня прожгло разрядом от ладони до плеча. Я взвыл, соскочил со шкур, уставился на руку. Снова посмотрел на неё: глаза закрыты, кожа вернулась к прежнему цвету — если такую бледность можно назвать прежним.

— Уколола меня, — сказал я Волку. — Притащил ведьму-скалда в лагерь, ага. И вот она уже зачаровывает меня за то, что я проверяю, не останавливается ли сердце.

Волк только лизнул ей пальцы.

— Конечно, тебя она не жалит своей магией, — проворчал я. — Может, тогда ты её и подлечишь?

Волк сел, уставился на меня своим высокомерным видом.

— Прекрати, — сказал я. — Да, закон я помню. Но он про существ Тёмного народа.

Он промолчал. Смотрел.

До клана слишком далеко, целителя не приведёшь. Везти её с жаром — сгубишь. Максимум — накормить, чтоб хватило сил перебороть лихорадку.

— Ладно, чёрт побери, — процедил я и накинул на ведьму ещё один мех у ног ложа, осторожно, чтобы снова не схлопотать от её прихотливой магии. — Помогу, доволен? Но только потому, что так велит наш закон. А если она нас обоих порешит во сне своим колдовством… — я обернулся у полога и ткнул пальцем Волку в морду, — я разыщу тебя во всех одиннадцати преисподнях и убью ещё раз.

Он запрыгнул на постель, улёгся вдоль её тела и положил морду ей на ноги. Он заслонял её целиком. Ну, хоть за её безопасность я мог не волноваться, пока уйду.

— Может, очнётся, да упадет в обморок — от твоей физиономии, — проворчал я уже на выходе.

Снаружи я наклонился за ремнём и коротким мечом — чёрным клинком, что подарил мне король призрачных-фейри в ответ на услугу. Тогда я подумал, что Голлайя Вербейн тронулся, когда явился в лагерь с принцессой лунных фейри и назвал её своей парой. Тёмному приводить светлую в постель на больше, чем ночь — и так противно. В жены — совсем против природы.

Я выпустил в морозный воздух белое облачко, затягивая ремень. Да, мой сотник Безалиэль тоже взял в жёны лесную фейри. Я уважаю его и доверяю, как брату, но голова у него точно немного не так устроена. Светлые — не мы. А их женщины с магией — ведьмы.

Доказательство — эта рыжая скалд, что только что шарахнула меня силой, пока я проверял, не замолчит ли сердце.

Подтянул пряжку, проверил клинок у бедра и шагнул к тропе, где пару дней назад шёл удачный зверь.

— Не мне первому нарушать клятву Ванглосы, — пробормотал я.

Вздохнул: девка — чужая и нуждающаяся. И пускай ведьма, и пускай рыжая — закон велит помочь.

Я ступил в темноту и фыркнул:

— Кабанятина светлой госпоже, поди, не угодит.

Надо оленя, значит. А может, ей подавай лебедей или другой дивный зверь? Лебедя я не трону, но кто их знает — этих южан у Немианского моря. Что они едят — понятия. Зато Волк смотрит, как будто я дурак, что вообще спрашиваю.

Может, она и ушла в лес, чтобы с жизнью проститься. Кто ещё пойдет сюда без плаща, да ещё хрупкая светлая? Мы, стало быть, мешаем ей умереть по собственному выбору.

Ну так пускай проклянёт Волка. Это его проклятая затея.

Раздражение глодало. Хотелось отмотать время до того уютного огня, когда у меня на шее не висела скалд-ведьма. Боги любят со мной играть — особенно в те, где копаются в моих чувствах. Ненавижу, когда приходится иметь дело с «глубиной души». Инстинкты зверя проще: решения прямые и ясные. Чувства мутят воду и толкают на глупости.

Например — в темноте бродить за оленем ради ужина для полумёртвой скалд-фейри, которой и не место здесь.

— Проклятые бездны, Волк, — выругался я напоследок и свернул с тропы — добыть ведьме чёртов ужин. Повезёт — окочурится до моего возвращения. Тогда она перестанет быть моей проблемой. Лучшее, на что можно надеяться.

Глава 3. ДЖЕССАМИН

Я пришла в себя от того, что мне тепло. Слишком тепло. Моргнула, стянула с себя покрывало. Нет, не покрывало — шкуры. Сначала подумала, что меня схватили и держат в шатре мевийских стражей. Но рядом, на том же ложе шкур, вытянулся чёрный Меер-волк размером с лошадь. Лунные фейри таких «питомцев» не держат. Они бывают лишь с одним народом — со зверо-фейри.

Осторожно приподнялась, стараясь не провоцировать зверя. Смутно вспомнила горячечный миг: надомной склоняется гигантский тёмный фейри — выше любого, кого я видела в жизни, — ладонь на моём горле. А потом — как я ударила его разрядом. Моя магия встала за меня, когда я была слаба.

Я его убила?

Волк не дал бы мне жить, если бы я прикончила его хозяина. Значит, хозяин где-то рядом.

Серебреноглазый волк вильнул хвостом, поднялся и рысью вышел из шатра. Я выдохнула: страшный, но, кажется, вреда не желает.

Огляделась. Шатёр высокий, просторный. И ложе из шкур — тоже сверх меры. Иначе как поместиться тому, кто здесь живёт.

Боги в вышине. Неужели я — пленница этого чудовища?

Соскользнула со шкур, встала — и качнулась. На мне всё ещё была моя одежда, слава богам. Даже фартук. Я сунула руку в карман — шкура элкмайнской выдры на месте. Глаза защипало от воспоминания о доброте старого призрачного-фейри. И о Халдеке — он помог мне бежать. Если доберусь до его трактира, он снабдит меня дорогой дальше, в земли тёмных. Я была уверена. Если только мевийские стражи не караулят его дом.

Надо попытаться. Нужно улизнуть и пробраться обратно через лес. Сдёрнула с ложа мягкую серую шкуру, накинула на плечи, туже стянула у горла — и на цыпочках к выходу.

Приподняла полог — никого, ни волка, ни зверя. Только пляшущие языки костра. Я проскользнула наружу и привычно взяла курс к тёмному лесу — хотя мысль снова уходить в холод ничуть не радовала.

— Куда, по-твоему, ты собралась? — хрипнул у меня за спиной низкий голос.

Сердце ухнуло. На другой стороне огня, в ореоле света, стоял зверо-фейри. Руки — в крови. В одной когтистой ладони — половина оленьей туши, перекинутая через плечо.

Голый по пояс, на нём лишь штаны из тёмной выделки. Верх груди пересекали демонические руны — завитки, резы; на лбу — мелкие знаки, начертанные его богами. Из головы спиралью выходили четыре огромных чёрных рога — с костистой грядой, чуть прикрывая череп. Один длинный, остроухий кончик дёрнулся, когда он нахмурился, глядя на меня ярко-золотыми глазами. Хвост — тоже длинный, с тонким, как шерстка, покровом и кисточкой на конце — раздражённо метнулся за спиной.

Пульс сорвался в галоп. В горячечный миг он показался меньше. Стоило мне броситься — он перемахнёт через костёр двумя прыжками и повалит меня, даже не стараясь.

— Похоже, жар у тебя спал, — проворчал он и шагнул к огню, сбрасывая с плеча окровавленную заднюю ногу.

Свободной рукой ухватил деревянную рукоять длинного вертела, что висел на треногах. Почти без усилия проткнул тушу и вернул вертел над огнем. Отошёл на пару шагов, зачерпнул снег ладонями и растёр по кровавым предплечьям.

Он так умывается?

Я, не отрываясь смотрела на этого дикаря, пока он не снял с ветки тряпицу и не вытер руки — кровь наполовину смылась.

Он сел на пенёк у огня — ровно его ширины и высоты. Даже сидя, он оставался пугающе… крупным. Дыхание сбилось. Волк бухнулся рядом и уставился, как и хозяин.

Хмурый взгляд зверо-фейри стал ещё тяжелее:

— Ты немая? Или потеряла язык, когда неслась в метель умирать?

Теперь нахмурилась я:

— Я не собиралась умирать.

— А, значит, язык на месте, Волк.

Я невольно посмотрела на величественного пса у его ног. Я слышала, что зверо-фейри ездят верхом на Меер-волках. Этот — колосс. И должен быть таким, чтобы вынести хозяина.

— Никогда не видела? — спросил он, ловя мой взгляд.

— Призрачный-фейри однажды принес в трактир щенка Меер-волка, — ответила я тихо. — Нашёл его брошенным. Он был огромный, голова выше моего пояса — для младенца.

— Меер-волки не бросают щенков, — отрубил он, с оттенком превосходства. — Скорее, мать погибла, отбивая его у хищника.

— Все вырастают до его размеров? — кивнула я на чёрного пса.

Он фыркнул, полуоскалившись — показал длинные клыки:

— Нет. До Волка никто не дотягивает. Он король своего вида.

— Как его зовут? — я стояла на границе света.

— Я уже сказал. Волк.

— То есть ты назвал волка — Волком?

Он подался вперёд, упёр локоть в колено, подбросил в огонь полено — языки лизнули мясо. У меня свело желудок.

— А как ещё его звать?

— Не знаю. Например, Нäкт — в честь бога ночи?

Я подошла ближе и села прямо на землю — ни пня, ни чурбака для второго человека здесь не было. Он живёт в одиночку.

— Или, раз уж он король, — Король.

Волк обошёл костёр и вытянулся у меня сбоку. Я дёрнулась, но он только лизнул тыльную сторону моей ладони и уложил морду на лапы. Я нерешительно провела ладонью по загривку.

— Нежный, как для такого гиганта.

Пёс фыркнул и придвинулся ближе.

Тёмный фейри презрительно хмыкнул:

— Предатель.

Он поднял с земли бурдюк и метнул мне. Я поймала его на коленях.

— Жар ты пережила, но пить нужно. Пей.

С благодарностью отвинтила пробку, пила жадно. Ещё. Холодная вода легла на пересохшее горло, как благодать.

— И как ты так быстро сломила лихорадку? — буркнул он. — Колдовство?

Я приподняла бровь:

— Если ты про магию, то возможно. Мои редко болеют. Вода для скалд-фейри — сама по себе магия.

Это правда: вода лечит скалд-фейри. Особенно тех из нас, у кого связь с водой крепче. Не рухни я без чувств в снег, уходя от мевийцев, я соткала бы из снега целебный кокон в ледяной стуже. Но мне было не до мыслей: беги — или поймают.

— Гм. Колдовство, — проворчал он.

Вдруг зверо-фейри вынул из ножен у пояса чёрный клинок длиной с мою руку. Я дёрнулась, но усидела — он лишь присел ближе к огню.

— Убивать тебя не собираюсь.

Он отрезал пласт от задней ноги и уложил его на ту самую ветошь, которой вытирал руки. Потом отрезал ещё и обошёл костёр, протягивая мне. Я подняла взгляд — и снова поражалась его размерам, — но приняла и положила на колени.

Себе он отрезал огромный кусок, уселся на пенёк и откусил. Я не могла не заметить: клыки у него длиннее любых, что я видела. Впечатляющий зверо-фейри. Впечатляющий — в том, как легко он разорвёт меня одним ударом. Я уставилась на поджаренное мясо в ладонях — и ощутила подступившую тошноту.

— Ешь. Тепло нужно не только снаружи. Пища согреет изнутри — и поможешь телу биться с холодом.

Я моргнула:

— Я… не могу.

— Почему? — он окинул меня тем самым изучающим взглядом, будто я тронутая.

— Я не ем мясо.

Он уставился откровенно озадаченно:

— Что значит — не ешь мясо?

— То и значит. Я его не ем.

— Мясо едят все.

Теперь уже я фыркнула:

— Возможно, по эту сторону мира. Но я — нет. И рыбу — тоже нет. У нас так не принято.

— И как вы живёте? — он был искренне сбит с толку.

Я улыбнулась:

— В мире есть не только мясо. Хлеб, сыр, овощи.

Он скривил губу, обнажив пугающе острые клыки:

— Этим не проживёшь.

— Разумеется, можно жить и на этом, — я показала на себя; шкура с плеча сползла к талии. — Как видишь, живая.

Его взгляд скользнул ниже. Я знала: фигура у меня пышная, на таких мужчины засматриваются. Сёстры — тонкие, строгие, а я сложена иначе. Часть моего скальдовского обаяния — дар богов, который притягивает не тех, кого надо. Как сейчас.

— На тебя глянешь — скажешь, мясо ешь, — произнёс он.

— Не будь вульгарным, — закатила глаза я и, не давая страху поднять голову, пододвинула ломоть оленины Волку. Тот мгновенно умял мою порцию. Я поднялась, подтянула на себя шкуру и плотнее закуталась. — Так я у тебя пленница?

Он нахмурился:

— И что мне с тобой делать? — И доел свой огромный кусок. Когда он слизывал сок с губ, я заметила раздвоенный язык. Чудовище — больше любого, с кем я сталкивалась за годы дороги и пряток в Пограничье.

— Свободна, — он кивнул в сторону леса.

Значит, злого умысла нет. Хорошо. Я глянула в тёмную ночь — не сказать, чтобы я горела желанием уйти от этого огня, пусть и в компании сварливого зверо-фейри.

Облегчение мигом улетучилось, когда он спросил:

— От чего ты бежала? — он спрыгнул с пня, опёрся коленом у огня, срезал ещё мяса, скользнул на меня золотым взглядом: — Или сказать точнее — от кого?

Притворяться смысла не было. Он может выглядеть зверем, но разумным.

— От тех, кто не должен меня найти, — ответила я.

Он хмыкнул:

— До этого, женщина, я и сам додумался.

Волк доел остатки, поднялся и встал у меня сбоку, лицом к хозяину. Зверо-фейри не сводил с меня глаз.

— Украла что-то?

— Нет, — отрезала я.

— Убила кого-то?

— Нет! — выкрикнула громче.

— Тогда?

— Я сбежала из дома. Вот и всё.

Он приподнял бровь, сел обратно, жуя:

— Хочешь сказать, что скалд-фейри гнались за тобой через весь Мородон, Пограничье и в сам Мирланд — в глушь тёмных? — покачал он головой, не веря.

— Они не из Мородона. Из… других мест, — я не пожелала говорить больше. А вдруг он наёмник — сдаст за выкуп?

— Чем ты так важна? — низкий голос зазвучал мягче, опасно приятно — он уговаривал признаться.

— Это не твоё дело.

— Нет. Но ты одна, посреди Мирланда. Стоит тебе сунуться в лес, прежде чем тебя догонят твои — тебя найдут здешние чудища. — Он покачал головой. — Поверь, этих встречать не стоит.

Я сглотнула: он прав. Я редко выходила из-под крыла Халдека, но слухов о хищниках Мирланда и предгорий Солгавийских гор слышала предостаточно. А мой сиренскин дар на чудищ не действует. На таких — нет.

Я вернулась к огню и снова села:

— Может… если ты не против, останусь тут до утра. А потом ты укажешь мне ближайшую деревню. Кроме Пограничья.

— Ближайшая деревня — моя. И она одна на многие лиги. Два дня пути.

— О, — я удивилась. — Ты не здесь живёшь? — я кивнула на шатёр.

Он снова сдвинул брови, подался вперёд, упершись локтями в колени:

— С чего бы мне жить посреди ничего?

Я прикусила язык, чтобы не ляпнуть «по виду — живёшь». Он всё ещё наполовину в крови от оленьей туши и полураздет — дикарь дикарём. Место ему, кажется, впору.

— Ты бы смог провести меня в свою деревню? Я задержусь ненадолго, пока…

Он изучил меня глазами цвета пламени:

— Пока те, кто тебя преследует, не устанут и не уйдут по домам.

Я кивнула.

Он пробурчал что-то себе под нос — не расслышала.

— Я могу работать в харчевне или в постоялом дворе. Я хорошая работница.

— В моей деревне нет ни трактиров, ни постоялых дворов. Мы — клан зверо-фейри.

Ему явно не по нутру моя просьба, но у меня вариантов мало.

— Какая деревня ближе вашей?

— Белладум. Неделя как минимум. И то — будь у тебя верховой зверь. А его нет. Разве что вернёшься в Пограничье.

— Нет. Я туда не могу.

Их люди поджидают меня у Халдека. Скорее всего, засели во всех трактирах вдоль всей полосы.

Он выпрямился и тяжело выдохнул — пар белым облаком:

— Ладно, — резко бросил он. — Видимо, вести тебя придётся мне, — пробормотал что-то про клятву. — Спи в шатре. Я останусь здесь, раз уж меня вынудили.

— Нет, это твой шатёр. Я и здесь…

— Что — околеешь, когда костёр погаснет? И что я скажу?

— Кому — «скажу»?

— Моему клану, — резко отрезал он и уже приказным тоном: — Ступай внутрь и спи. Думаешь, оправилась — а сама бледная, как луна. Тебе нужен отдых. Уходим на рассвете.

Он швырнул свой кусок Волку — и, злой, ушёл в лес. Зачем — не знала. Было ясно лишь, что возиться со мной ему не улыбается.

У меня не было выбора, кроме как терпеть его. Я не рискну одна в этой глуши и тем более не протяну в пути до Белладума. К тому же это — земли тёмных. Если в Пограничье светлые и тёмные ещё перемешиваются, то в северных городах и селениях так бывает далеко не всегда.

Пусть король Голл женился на принцессе лунных фейри, но вражда между светлыми и тёмными никуда не делась. Скорее — усилилась. Именно поэтому я и бежала от лунного принца, за которого меня собирались выдать: он хотел войны со всем Тёмным народом. А я не желала иметь к его мятежу никакого отношения.

Вздохнув, я вернулась в шатёр; Волк увязался следом. Снова свернулась клубком в шкурах, огромный пёс — у ног. Уставилась в стенку — оленьи шкуры, сшитые в полотнище — и подумала, во что я ввязалась.

Но вскоре тело и голова сдались. Я уснула под ровное, тяжёлое дыхание пса.

Глава 4. РЕДВИР

— Меня зовут Джессамин, — сказала женщина, ехавшая верхом на моём Волке, пока я шёл впереди.

Силы у Волка хватило бы унести нас обоих, но за её спиной были ещё привязаны свёртки шкур — мой шатёр и постель.

Да и приближаться к ней я не хотел. Ведьма. Днём она выглядит как обычная, но я не забыл, как прошлой ночью она ужалила меня своей магией. Да, была без сознания — неважно. За милым лицом прячется злоба — я в этом уверен. В конце концов, она от кого-то бежит. Будь невиновной — сказала бы, от кого и за что. Девушки бывают хитры, а к этой мне не стоит приближаться — она ещё и не из моего народа.

— Ты меня слышишь? — уточнила она.

— Слышу. Тебя зовут Джессамин. Запомнил.

— Кто-то у нас ужасно ворчливый. Ещё хуже, чем вчера.

— Я не спал. Дежурил. Вдруг те, от кого ты бежишь, взяли след и вышли на мой лагерь? Хоть ты и отказываешься говорить, кто они. Так что да, у меня скверное настроение.

— О, — просто сказала она. — Прости.

Почему-то её извинение раздражило ещё больше.

— А тебя как зовут? — наконец спросила она, когда мы выбрались на утоптанную тропу у ручья.

По краям лёд, а между камней вода всё же журчала. Эта тропа вела к пещере, где я часто останавливался во время охот.

— Редвир, — ответил я.

— Редвир, — повторила она. — Звучит… по-королевски.

Объяснять, что так оно и есть, я не стал. Это имя из рода правителей зверо-фейри. Моего рода.

— Расскажи о зверо-фейри.

Я помедлил, решая, сколько правды ей дать.

— А что ты о нас знаешь?

— Знаю, что вы — потомки одного из сыновей Викса, великого бога тёмных фейри. И что вы самые… — она запнулась, и я глянул на её лицо.

Щёки розовые. С чего это она смущается?

— Самые какие?

— Инстинктивные, — наконец выдала. — Среди тёмных фейри.

— Ищешь слово «животные». Не промахнулась бы.

— Ты о звериных чувствах?

— И о них. И о силе — неестественной.

— Это и есть ваша магия? — искренне спросила она.

Она и правда мало знает о нас. Магия есть у всех фейри. Кроме зверо-фейри.

— Говорят, раньше магия была и у нас. Дар — разговаривать с лесом, с деревьями и травами. Дриады берегли наш народ. Ещё у нас был дар — укрощать самых диких тварей чащ.

— Таких, как Волк? Похоже, этот дар у тебя остался.

— Нет. Монстров — вроде баргасов, найтвирм, солгавийских больших кошек. Драконов.

— Ух ты. И что случилось? Потеряли дар?

Я посмотрел на неё через плечо. Насмешки в лице не было.

— Никогда не слышала про проклятие зверо-фейри?

Она покачала головой. Ярко-красная коса лежала на плече, ветер тянул выбившуюся прядь, касаясь её щеки. Я старался не залипать на том, как этот волосок подрагивает. Выходило плохо.

Я повернулся вперёд и повёл тропой от ручья под природной аркой из ветвей и лиан. Весной здесь — сплошная зелень, сочная и густая; над головой звенят спрайты, в ветвях поют птицы. Но зима пришла рано и укутала лес снегом. Похоже, клан будет недоволен, что я так задержался в охоте. Придётся снимать лагерь и уходить из Ванглосы, как только вернусь.

— Расскажешь о проклятии? — оборвала мои мысли Джессамин.

История была нелёгкая, но почему-то я всё равно заговорил:

— Легенда гласит: давным-давно наш предок по имени Каладин был вождём своего клана — и величайшим из звериных лордов. «Величайшим» — то есть его клан был крупнейшим и самым богатым. У него было несколько жён и десятки детей, но и этого было мало.

— У зверо-фейри у всех по нескольку жён? — перебила она.

— Нет. Это древний обычай, ушедший. — Я сбавил шаг на каменистом уступе, откуда открывалась расселина и змейка ручья внизу.

— Ого…

Волк остановился рядом, и мы оглядели долину.

— Красиво… — прошептала она.

Если ей это кажется красивым — зимний стан бы её потряс. Не то чтобы она его увидит. Но мне понравился этот взгляд — удивление и восторг на её бледном лице.

— Тебе лучше, чем вчера? — спросил я, все-таки думая: не к бледности ли у неё склонность от слабости.

Она подняла на меня зелёные, как лист, глаза:

— Всё в порядке, — пожала плечами. — Разве что немного голодна.

Я поморщился: значит, голодать ей ещё сутки — ночевать нам снова в пути.

— Ела бы мясо — не голодала, — отрезал я.

Она усмехнулась:

— Верно. Только я его тут же вырву.

Я закатил глаза:

— Ягод зимой нет. Потерпишь до моей деревни.

— Потерплю. Так что там с вождём Каладином?

Мы двинулись дальше по тропе в лёгкий подъём, и я продолжил:

— У Каладина было много жён, но ни одна не была ему парой.

— Что значит — не парой? Ты же говоришь, у него дети. Значит, он с ними… — она смутилась, но смысл был ясен.

Светлые не спариваются, как мы.

— У зверо-фейри каждому предназначена совершенная пара.

— Откуда вы знаете, кто она?

Правда напугала бы её, поэтому я дал мягкую версию:

— Боги ведут и показывают. Каладин возомнил себя выше всех. Решил, что ему положена особая, отмеченная богами, пара. А неподалёку жила царица дриад.

— Чую, концовка будет плохая, — пробормотала она.

— Точно, — буркнул я и продолжил: — Царица его отвергла. Тогда он взял её силой. Это преступление — и тяжкий грех перед богами: дриады рождены ими. Он не знал, что эта царица — дочь Эльски, Богини Леса. Когда Эльска узнала, что сделали с её дочерью, она явилась в сердце его селения. Каладин пал на колени, молил о пощаде, но Эльска не вняла. Коснулась его головы — и он стал более подобным зверю. — Я глянул назад: она слушала, не отрываясь. Я взмахнул хвостом. — Тогда хвостов у нас не было. И лица были иными. «Зверо-фейри» нас звали за родство с дикими животными и власть соединяться с ними.

Среди тёмных именно мы теперь выглядим чудовищнее всех. Но это — после проклятия Каладина.

— С нынешнего мгновения, — объявила Элска, — магия отнимается у тебя и у всех твоих. Останется лишь звериная часть вашей природы. И в тебя, вождь, я поселяю свой гнев. Он будет жить в тебе всегда — и в твоём роде после тебя, — чтобы помнил ты о мире, что отнял у моей дочери. Пусть моя ярость терзает тебя вечно и напоминает о том, что ты похитил.

Джессамин молчала позади, пока мы приближались к месту ночёвки.

— Это правда? — наконец спросила она.

— Так передают, — ответил я. Не добавил лишь, что уверен в этом по собственному недугу: когда во мне вскипает ярость, остаётся только уходить в чащу и бродить, пока не отпустит.

— Грустно, — сказала она.

— Почему? Потому что на меня неприятно смотреть? — я ухмыльнулся через плечо.

Щёки у неё вспыхнули.

— Нет. Я не об этом.

Я рассмеялся:

— Ведьма, мне не нужно льстить. Я знаю, что я зверь. И хоть Каладин и навлёк на нас проклятие, мы — народ мирный. Как бы ни согрешили предки, теперь у нас достойная жизнь, пусть нас и мало.

— Почему вас мало?

Это было больнее. Признаваться я не хотел. Во времена Каладина зверо-фейри были многочисленны. Теперь кланов — единицы. Наши женщины редко беременеют. Потому я и не упрекал своего сотника Безалиэля, когда он привёл в деревню светлую фейри Тессу: помимо того, что она — его пара, она быстро зачала и родила ему здорового сына.

— Нас меньше, чем было, — только и сказал я. — Каждую новую жизнь в клане мы бережём как драгоценность.

Мы вышли к повороту, где устье пещеры смотрит на просторную долину внизу. Я любил этот стан ещё и за то, что оттуда видно далеко, а спина прикрыта скалой. Сейчас, когда на мне висит женщина с тайными врагами — врагами, которых она так и не назвала, — мне нужна была именно такая крепость.

Волк, зная распорядок, сам остановился у пещеры.

— Здесь и заночуем, — сказал я, развязывая тюк шкур у него за спиной.

Слышал, как она спрыгнула с Волка, пока я разворачивал свёрток у круглого входа.

— Ты уверен, что там не живёт баргас? — спросила она дрожащим голосом, заглядывая в полутьму.

Ухмыляясь, я вытянул серую шкуру и расстелил рядом с прочими.

— Жил. — Кивнул на серую шкуру. — Но я с ним разобрался. Не вернётся.

Она распахнула глаза и подошла ближе, уставившись на шкуру, что грела её прошлой ночью.

— Это… баргас?

— Шёпотом не нужно. Он не услышит, — фыркнул я.

Она судорожно сглотнула, прижала к груди тонкую перепончатую ладонь:

— Я не знала, что ты охотишься на… гигантских медведей.

— Считаешь, я на такое не способен? — приподнял я бровь.

Её взгляд скользнул по мне снизу вверх; горло снова дёрнулось — сглотнула. Я невольно выпрямился, задрал подбородок; кровь пошла горячей волной от её тихого, вовсе не насмешливого разглядывания.

— Ни секунды не сомневаюсь, — сказала она откровенно и, моргнув, покраснела, отвела глаза.

Проворчав, я прошёл мимо — не нравилось, как сильно меня задело её признание:

— Соберу трут. Нужен огонь. Синего угля нет.

Для обычной охоты я взял бы достаточно, но в этот раз задержался дольше. Сам тогда не понимал — почему. Снова тот беспокойный зуд, а может, и что-то ещё.

— Я помогу, — её лёгкие шаги последовали за мной наружу.

— Держись ближе, — распорядился я. — Здесь тихо и будто спокойно, но в этих лесах водятся вещи, которых не увидишь и не услышишь, пока не поздно.

— Понимаю, — отозвалась она и шла следом, пока мы искали хоть что-то сухое для костра.

Для светлой фейри голова у неё на месте. Про их породу говорят — глупы и невежественны, особенно в лесах. Она — не такая. Она меня удивляла.

И я снова подумал: что же она такого сотворила, что бросилась из родных мест в бегство? Меня из Ванглосы ничто бы не выгнало — ни грехи, ни проклятие моего отца. Наоборот, это сделало меня крепче: я перешагнул через его дурную славу и стал ещё упрямее — стать лучшим лордом, какого видел наш клан.

Что же натворила эта женщина, если бежала так далеко, что очутилась в чужих краях, под натиском нортгалльской зимы — и в руках… моих?

Глава 5. ДЖЕССАМИН

Я не могла заснуть. Волк улизнул в ночь после того, как мы наскребли сухого трута и дров, чтобы кормить огонь. Редвир сказал, что он часто так делает. В прошлый раз вернулся со мной на спине, как с добычей.

Редвир добавил:

— Надеюсь, больше беспомощных девок в лагерь не притащит. Одной хватит.

Меня не задело его «беспомощная». За короткое знакомство я поняла: ворчливость — его обычное состояние. Да и прав он. Я действительно была беспомощна. Одна тут не выживу. Он мне нужен.

Забавно, я не помнила, как взобралась на дикого Меер-волка вчера. Я рухнула в снег без чувств — и на меня смотрели серебряные глаза. То ли он сам меня подхватил, то ли я на инстинктах вцепилась и забралась. Как бы то ни было, волк спас мне жизнь. Как и Редвир.

Сейчас он спал по ту сторону огня, на своём ложе из шкур. Во сне лицо у него смягчалось: высокий лоб — ровный, без хмурой складки, губы — не в усмешке, не в издёвке. Он не казался таким свирепым, как днём.

Полный мочевой пузырь настойчиво напоминал о себе. Еды не было — я напивалась водой, забивая пустоту. Редвир обещал, что в его деревне завтра меня накормят досыта.

Когда я спросила, можно ли задержаться в его деревне, он не ответил. Просто отвернулся и ушёл. Если нельзя — куда мне дальше? Мевийский лорд, который ищет сбежавшую невесту, уже знает, что я в землях Нортгалла. Будет ли он гнаться дальше?

«Твоя магия — ровно то, что мне нужно, принцесса». Он больно стиснул мне руку и наклонился ближе. Кроме его скребущего голоса в нашем цветущем саду слышно было только жужжание пчёл. «И ты будешь делать всё, что велит тебе твой господин и муж».

Я прогнала воспоминания — не хотела возвращаться к тому дню, когда я покинула единственный дом, который знала. Дом, где были кров и пища, но не было ни любви, ни нежности. Главное — не было защиты и заботы. По крайней мере, после смерти Дрэйдина.

Мочевой пузырь снова напомнил о себе. Тихо выбралась из шкур и взяв одинокую тонкую ветвь, поднесла к огню — разожгла кончик, как факел.

Раньше, когда Редвир скомандовал «Найдём трут», я была уверена — безнадёжно: снег укрыл лес до последнего пальца. Я не учла: Редвир — невероятно сильный мужчина-фейри, сильнее, чем я думала. Он нашёл поваленное дерево, под снежным одеялом, легко поддел и перевернул. Снизу и на изнанке — полно сухих веток, кое-что отломали и от ствола. Я видела, как он с хрустом ломает сук толщиной с моё бедро — и только таращилась, пока он не спросил, планирую ли я помогать или так и буду глазеть, как он работает один.

Какой же он упрямый зверь, подумала я, на цыпочках выходя к устью пещеры и выглядывая наружу. Лес был тих, но я верила его словам: вон там, в темноте, живут невидимые чудища. Да, будет неловко — его тонкий нюх поймёт, что я справила нужду прямо у входа. Зато я не стану дурой, чтобы уходить дальше.

Отступив левее от входа, прислонила самодельный факел к наружной стене скалы. Схватилась за тонкую ветку вяза, росшего у пещеры, — для равновесия, второй рукой приподняла юбку.

Не успела опуститься — что-то обвило запястье. Я ахнула, схватила факел и ткнула им в то, что держало меня. Существо перехватило и вторую руку и потянуло вверх — ноги оторвались от земли.

С факелом, зажатым в кулаке, я во все глаза смотрела на чудовище. Это был дриад-олень, да ещё какой. Рога, не меньше шестнадцати отростков, торчали из лиственной головы; лицо и тело — пепельно-зелёные. Глаза — сплошь чёрные, только в самой глубине — крохотные красные искры.

То, что я приняла за вяз, оказалось этим громадным дриадом: он был наполовину сросшийся с наружной стеной пещеры.

— Скалд-фейри красота, — скрипуче проговорил он, челюсть — чёрная прорезь. — Далеко от вод родины.

— Пожалуйста, — взмолилась я, призывая магию. — Отпусти.

Кожа вспыхнула силой; по рукам пробежали яркие световые узоры. Существо наблюдало с любопытством — чёрные глаза пусты и неправильно пугающие.

— Великий олень, — сказала я голосом с магией, певучим, с отголоском. — Ты должен поставить меня на землю. Ты должен отпустить.

Он словно зачаровывался моим голосом и эфирным сиянием кожи — но не слышал. Магия не брала его. Синие когти выдвинулись из пальцев. Клыки заострились. Он подтянул меня ближе, чтобы заглянуть в лицо, и я едва-едва чиркнула когтем по его коре на плече.

Он хмыкнул, но яда не заметил — мой яд его почти не берёт. Это был не просто фейри. Отмеченный богами, древний. Размер и корона рогов говорили сами за себя. Руки были стянуты — не дотянуться до кожи, чтобы вколоть яд глубже. И с ним явно было что-то не так.

Теперь, когда лицо было совсем близко, я заметила чёрную прожилку сеткой под бледно-зелёной кожей. От существа исходила вибрация тёмной силы.

— Могучий древний, — мой голос, дар моей Богини Немии, раскатился эхом — и дрогнул от страха. — Ты не причинишь мне вреда. Ты отпустишь меня.

На миг он действительно будто плавал в моём наитии; чёрные глаза распахнулись в благоговении, когда под платьем засветилась кожа.

— Ты больше, чем один глоток, — прохрипел он и оскалился, обнажив ряды острых, чёрных зубов, склоняя рогатую голову. — Такая яркая. Такая сладкая.

Он собирался съесть меня?

Паника сжала грудь. Я забилась ногами, колотя его в корпус сапогами. Он хрипло отреагировал — но держал крепко.

И вдруг раздался яростный рёв — и нас снесло в сторону. Дриад разжал хватку, я рухнула на землю. Щелчки, рычание, ломкий треск ветвей — вот и всё, что я слышала. Я едва различала в полумраке мускулистую фигуру Редвира, сцепившегося с длиннолапым дриадом.

Они покатились к устью пещеры, в ореол огня. Редвир зарычал и вцепился зубами в горло дриада. Пронзительный визг рассёк ночь — и стих: зверо-фейри оторвал голову дриада от тела собственными зубами.

Он поднялся, поднял отсечённую голову за рога. С раскатистым рёвом швырнул её в расселину далеко внизу. Послышался глухой удар — и тишина. Редвир наклонился, выламывая конечности из тела и бросая их вслед, в темноту.

Он был в исступлении, в ярости, разламывал и рвал дриада на части.

— Редвир, — позвала я и шагнула ближе.

Он не слышал — всё ещё ломал тело, будто тот мог ожить и снова броситься.

— Редвир! — крикнула я громче.

Он резко метнул на меня взгляд и зарычал — страшно, яростно; зубы испачканы зелёной кровью.

— Его нет, — сказала я, подняв ладони безоружным жестом.

Редвир продолжал рычать, сгорбившись над останками, в глазах — дикость, жаркая, как солнце. Мышцы вздулись — готов к броску.

— Тише, — заговорила я мягко: знала, что из такого исступления не сразу выходят. — Ты убил его. Опасности нет.

Он приподнял губу, открывая длинные, заострённые клыки. Он действительно был свирепым чудовищем. Но я знала: меня он не тронет. Что-то в груди подсказывало: надо успокоить его ярость. Он в неё сорвался, чтобы спасти меня. В который раз — спас.

— Всё хорошо, — сказала я тише, подойдя так близко, что почувствовала его дикий, тёплый запах.

Хвост хлестал воздух, уши прижаты — поза угрозы. Умнее было бы забиться в пещеру и укрыться под шкурой баргаса. Но я не могла. Ему нужна была я.

— Я в безопасности, — уверила я. — Мы оба в безопасности. — Я протянула руку к его плечу; пальцы дрожали: — Ты убил его.

Сидя на земле, он всё равно был мне почти до груди. Кончики моих пальцев коснулись тугих мышц плеча — он снова рыкнул, но не двинулся. Мой собственный яд и клыки уже спрятались, но слабое свечение кожи ещё держалось — и он пристально смотрел на него.

— Спасибо, что спас меня, — прошептала я, гладя его плечо.

Он тяжело выдохнул; его рычание сменилось на глухое урчание — скорее мурлыканье, чем грозное предупреждение мгновение назад.

— Со мной всё хорошо. Его больше нет, — повторила я.

Редвир опустил голову между плечами, всё ещё сидя на корточках над телом, и мурчал глубоко, пока моя ладонь скользила от плеча к основанию шеи и обратно.

— Видишь? Всё в порядке.

Он хватал ртом воздух, пока дыхание не выровнялось. И вот он уже не рычал и не урчал — не издавал ни звука. Поднял голову — и звериная маска смягчилась; возвратился тот зверо-фейри, с которым я прошла весь день. Он выпрямился во весь рост, и моя рука соскользнула.

Он повернул лицо в темноту; гнев в чертах остался, но уже не тот, дикий.

— Ты в порядке? — спросила я.

— Внутрь, — коротко бросил он.

Я дёрнулась.

— Мне надо… ну…

Сейчас тело буквально ныло от нужды. Пережитая смерть только усугубила мучение.

— Сейчас. И не выходя из моего поля зрения, — его голос был тёмным и холодным.

Я не возражала. Подошла к самому краю пещеры, следя, чтобы он не смотрел. Он не смотрел — держал взгляд на расселине.

Справившись, я вскочила, проскочила мимо него и юркнула на своё ложе. Устроилась под шкурами — моё маленькое тепло и безопасность. Обернулась к выходу.

Редвир сел спиной к стене, перегородив собой вход.

— Тебе дать шкуру? — спросила я.

— Спи, ведьма, — ответил он так же холодно.

— С тем дриадом было что-то не так, — сказала я. — Дриады не нападают на других фейри и не едят их. Или у вас в Нортгалле это норма?

Он не ответил, но повернулся ко мне лицом. В умирающих углях я увидела: ярость ушла, хотя глаза всё ещё светились нездешним блеском.

— Спи, — сказал он мягче и снова отвернулся, сторожа тьму.

Я не понимала, отчего он так зол. Может, для зверо-фейри нормально впадать в безумие в бою. Моё тело всё ещё дрожало — от всего пережитого, — но на каком-то глубинном уровне я не боялась его.

Слипаясь глазами, я уснула, глядя на моего стража. Он — туда, в темноту, где скрывались опасности, которых я не видела.

Глава 6. ДЖЕССАМИН

Когда мы вошли в его деревню — рядом, Волк позади, — я поняла, что представляла её неправильно. Услышав, что у них нет ни трактиров, ни постоялых дворов, я вообразила частную общину из одних жилищ. Здесь вообще не было домов. По крайней мере, не таких, как в моём Мородоне, где белый камень теснит море, и не таких, как в Пограничье, где трактир Халдека сложен из брёвен и камня.

Деревня тянулась рядами шатров — похожих на тот, в котором ночевал Редвир, только многие крупнее и добротнее. Зверо-фейри выходили к тропе, по которой мы шли, — приветствовали Редвира и, не стесняясь, разглядывали меня. Взгляды — от любопытных до неприветливых.

К нам прямо по тропе вышел особенно грозный зверо-фейри; жёсткое лицо треснуло улыбкой для Редвира. Он остановил нас и протянул руку — Редвир сцепил с ним предплечья, выровняв хват.

— Рад твоему возвращению, лорд Редвир, — сказал новоприбывший.

Я вздрогнула и подняла взгляд на Редвира. Я знала: у зверо-фейри титул «лорд» — для их властителей. Значит, он — король этого клана?

— И я рад, Безалиэль.

К нам широким шагом подошли ещё трое воинов, окружили и поздоровались. На всех — схожая одежда: безрукавки и штаны или юбки из выделки. У одного коса спускалась по спине. По непринуждённости было видно: близкие к звериному лорду.

— Похоже, охота удалась, — Безалиэль скосил на меня лукавую улыбку.

Он был почти Редвиру ровня по росту и ширине, хотя и не дотягивал. На груди под рыже-коричневой жилой — голая кожа; руны, как водовороты, ложились на мышцы; четыре чёрных рога расходились от головы величавой дугой. Впечатляющий зверо-фейри.

— Волк затащил её в мой лагерь позавчера, полузамёрзшую.

— Вот как? — Безалиэль и вправду улыбнулся гигантскому волку за нашими спинами.

— У неё просьба. Её нужно вынести на совет, — сказал Редвир.

— Не представишь? — спросил более жилистый зверо-фейри с красивым лицом.

— Лейфкин, — назвал его Редвир, а затем, кивая на двух других: — Дейн и Бром — это Джессамин.

Трое слегка склонили головы:

— Рад знакомству.

Безалиэль посерьёзнел и кивнул:

— Соберу совет у келла’мира. А пока её бы неплохо привести в порядок.

Редвир повернулся ко мне, нахмурился:

— На неё напал дриад прошлой ночью.

— Дриад? — переспросил Безалиэль.

— У него было чёрное безумие, — тихо добавил Редвир.

— Но у дриада? — Безалиэль не скрывал удивления.

— Обсудим позже. Дичи в этом году мало, но на Волке — самец красного оленя.

— Я распоряжусь.

— Привет, — вмешалась я и протянула Безалиэлю руку: раз уж Редвир толком не представил. — Я Джессамин.

Безалиэль пожал мои пальцы своей большой, шершавой ладонью:

— Рад, Джессамин. Я Безалиэль, главный воин Редвира из клана Ванглосы. Похоже, у тебя выдалось приключение.

— Пока совет не соберётся, она будет в моём шатре, — добавил Редвир.

— Я пришлю Тессу.

Редвир коротко буркнул в знак согласия и зашагал вперёд:

— За мной, Джессамин.

Не обращая внимания на откровенное любопытство тех, кто сторонился, но не сводил глаз, я шла за ним до огромного шатра в конце тропы. Внутри он подошёл к плетёной корзине и вытащил оттуда чёрные штаны из кожи и кожаную безрукавку. Мгновение я подумала, что он переоденется при мне, и сердце сорвалось в галоп.

Редвир выгнул бровь:

— Чего-то боишься?

— Нет, — отрезала я.

Уголок его губ качнулся:

— Сиди здесь. Пара Безалиэля скоро придёт — обработает царапины на лице и шее.

Я коснулась болезненной кожи под ухом — уже и забыла, что поцарапалась, когда мы с дриадом покатились по земле.

— Что такое «чёрное безумие»? Что было с тем дриадом не так?

Он не ответил и направился к выходу.

— Куда ты?

— В ручье умоюсь. Замечала, я слегка испачкан, — фыркнул он.

После оленя и дриада его штаны и тело были и правда в крови — дикарь дикарём. И всё-таки — король клана. Любопытно.

В шатре, кроме огромного ложа из шкур, было немногое. Вдоль одной стены — плетёные корзины: светлая основа, тёмная нить вплетена в рисунки — листья, великое дерево, волк. В этом было красота и ремесло.

Слева — пухлая подушка у стенки, ковёр с тонким узором плюща под низким столиком. Подушек много: здесь, похоже, собираются на трапезу. На миг я подумала — есть ли у него «особенная» женщина в народе.

Полог откинулся, и вошла… светлая фейри. Лесная. Я моргнула от удивления — она улыбалась, подходя с корзиной на руке. На ней было платье из кожи красного оленя, а на груди, в перевязи, сопел младенец.

— Здравствуй. Ты Джессамин, верно? Я Тесса, пара Безалиэля.

— Да, — ответила я, глядя на неё: тёмная коса до пояса, крошечные острые уши, кончики розовые от холода.

— Ты лесная фейри, правда?

— Да, — рассмеялась она. — Пойдём присядем, — кивнула на мягкий уголок.

Я села на подушку, она устроилась рядом, поставила корзину.

— Сначала — поешь. Я встретила Редвира на выходе: он пробурчал, что ты не ешь ни мяса, ни рыбы.

— Он вообще любит бурчать, — призналась я.

Она улыбнулась:

— Есть такое. Но у меня есть хлеб и сыр. — Она отложила завернутое в муслин: — Солёная рыба. Это я оставлю себе. — Развернула толстую лепёшку светлого хлеба и мягкий белый сыр. — Держи.

Я не стала церемониться и набросилась на еду:

— Спасибо… огромное, — сказала я сквозь жадные укусы.

— На здоровье. У меня ещё мазь — поможет с царапинами.

Малышка шевельнулась и мяукнула.

— Тише, Саралин, — сказала Тесса, оттягивая перевязь, чтобы я могла глянуть: сонные глаза с длинными ресницами, карие с золотом. Кожа светлее, чем у зверо-фейри, волосы тёмные, на голове — два крошечных рожка.

— Она чудесная, — призналась я.

— И неугомонная, — хохотнула Тесса. — Вот, эта паста поможет — быстро затянется и боль утихнет.

Я позволила ей промазать щёку и шею, а сама ела дальше. Я и не понимала, насколько голодна. Корочка хрустела, мякиш был мягкий, сыр — солёный и сливочный.

— Восторг, — промямлила я, запихивая в рот последний кусочек сыра.

— Коз у нас держат ради сыра, — сказала Тесса. — А вот зерно так на севере не вызревает. Меняем у южан. Зато овощи кое-какие растут отлично. Попросим Шеару сварить тебе наваристый суп. Она ведёт гильдию очага.

— Было бы чудесно. Спасибо. — Я вытерла губы тряпицей, в которую был завернут хлеб. — У вас и гильдии есть?

— Конечно. Под каждую важную для общины работу. Каждый из клана учится тому, к чему у него лучше всего лежит душа и что выходит лучше других. Потом вступает в гильдию по выбору.

Я удивилась:

— Каждый решает сам? Лорд клана не назначает?

— Лорд Редвир? — она рассмеялась. — Нет, он к таким делам не притрагивается. Откуда ему знать, что у кого на сердце?

Мне это едва укладывалось в голове.

— Есть, конечно, и праздник — посвящение, — добавила она, заметив моё смятение. — Когда кто-то в своей гильдии доходит до мастерства.

В Мородоне отец обговаривал всё с главами каменщиков и прочих гильдий — что строить дальше: храм, мост или очередную виллу. Гильдии у нас тоже есть — ремесло и торговля. Но назначал в них всегда он. А хорошие места зависели от верности дому и от дани короне.

— Непривычно слышать, что у вас есть выбор. У нас всё иначе.

— Я тоже не из деревни, где все за всех стоят, — мягко улыбнулась она. — Если тебе от этого легче. Но тут, в Ванглосе, мы в целом живём в ладу.

— В целом? — уточнила я.

— Зверо-фейри — народ горячий. Случаются всплески.

— Например, когда в лагерь заявляется чужая фейри?

Она рассмеялась:

— Когда я пришла — да, волны были. — Поцеловала дочку в лоб. — Но со временем все приняли.

Я вернула ей баночку мази:

— Я могу помочь Шеаре. Немного научилась стряпать, пока работала в трактире в Пограничье.

Гораздо большему, чем меня учили дома. Принцессе «не положено» готовить. Ни вообще чему-то дельному учиться.

Тесса всмотрелась:

— Ты жила в Пограничье? Это далеко от скалд-фейри.

Я кивнула:

— Да. — Больше добавлять не стала. Чувствовала: на совете придётся сказать больше, чем хочется, чтобы меня оставили. Но пока я не была к этому готова. — А ты как оказалась здесь?

— История шумная, — улыбнулась она и протянула кожаную флягу. — Отец держал трактир у нашего клана лесных фейри. Мы жили в Мирковирском лесу, но лорд увёл нас дальше на северо-запад, когда война призрачных с лунными подошла слишком близко.

— Лорд повёл вас прочь из дома во время войны? — рискованно. И похоже на трусость.

— Он хотел вовсе уйти от боя, — вздохнула она. — В итоге бросил нас, и клан редел. Сильные стали уходить кто в Мирковир, кто искать спокойнее место. Мы жили в землях Нортгалла, у Пограничья. Потом заболел отец, и я знала: если он умрёт, мы с сестрой останемся одни. Я пошла ночью в лес за травами — сбить жар. С травами я всегда дружила. Но той ночью в лесу я встретила Безалиэля.

Она порозовела — я сразу поняла: встреча была не рядовая.

— С тех пор я с его кланом.

— А твоя сестра? Она здесь?

— Нет. Нашла свой путь. Живёт в Гадлизели со своим жрецом теневых фейри.

— Что? — я была искренне ошарашена. — Прости мою неосведомлённость, но я никогда не слышала, чтобы светлая фейри жила с парой-зверо-фейри, или — чтобы существовал жрец теневых фейри.

В трактире Халдека я видела, как приходят и уходят теневые священники. Интересно, не из них ли её пара.

— В мире много нового, — признала Тесса. — Есть доброе. Есть и не очень. — Она на миг нахмурилась, но снова улыбнулась. — С тем, что король Голлайя сделал принцессу Уну своей королевой, мы и вправду живём в новом мире.

Я вздрогнула от имени короля призрачных. В последний раз оно звучало на моей памяти… неприятно. Жужжание пчёл и удушливый запах духов мевийского лорда накрыли меня воспоминанием.

— Верно, — выдохнула я.

Тесса положила ладонь на мою:

— Я рада, что ты здесь. И хоть у тебя, кажется, неприятности — не бойся. Клан Ванглосы тебя защитит. Я уверена.

Полог хлопнул, и вошёл Редвир. Я ахнула. Тёмные волосы влажными волнами легли вокруг лица; тонкая чёрная кожаная безрукавка со швами-рисунками — по одному белому волку с каждой стороны. Дыхание перехватило.

С привычной звериной хмурью он рявкнул своим хриплым басом:

— Совет готов. Веду тебя к келла’миру.

Я поднялась:

— Что такое келла’мир?

— Пойдём, — отрезал он и вышел.

Я закатила глаза на его манеры.

Тесса улыбнулась и взяла меня под руку:

— Келла’мир — и место, и действие. Центр деревни под священным деревом: там проходят обряды и заседают советы. Там же мы с Безалиэлем связали себя узами.

— Или там же они вышвырнут скалд-фейри в дикое поле, — сорвалось у меня.

Тесса засмеялась и вывела меня наружу. На тропе никого — я догадывалась почему: все ждали меня у келла’мира.

— В поле тебя не бросят, — сказала она. — Если только ты этого не заслуживаешь.

Я сглотнула ком в горле. Узнай они, что я сиренскин, — наверняка решат: чем скорее избавиться, тем лучше. Я опасна. Пусть я и причинила вред лишь один раз — и под плёткой угроз. Этим людям я бы не сделала зла. Но мой бывший жених не перестанет слать за мной охотников — это я знала.

— Не бойся, — шепнула Тесса, прижимаясь ближе. — Всё будет хорошо.

Мы свернули на тропу меж рядом шатров, устроенных иначе: стены открыты, для тяги; печи и наковальни — кузнецам, печи-горны — для стряпни и сушки шкур. Впереди высился огромный дуб; тяжёлые ветви — как руки, склонялись, венчая и обнимая приподнятую площадку. На ней, перед широким стволом, на резном сиденье — троне, пожалуй, — сидел Редвир. Полукругом — мужчины и женщины-зверо-фейри на табуретах.

Тесса остановила меня у подножия и кивнула на ступени, улыбнувшись на прощание и отойдя к своему. Жёсткие лица совета и самого Редвира не сулили тепла. Жужжание крыльев отвлекло: на нижней ветви сидел ярко-синий спрайт с круглыми чёрными глазами. Видно, он был свой — никто не обращал внимания.

Я проглотила страх, подняла подбородок и пошла вверх. Готовая просить. Молить, если потребуется. Мой родной отец уже продал меня убийце и мстительному безумцу, и его люди всё ближе. Я сделаю всё, чтобы не попасться ему.

Если итог моего бегства — только объятия смерти, я уйду. Но на самом деле — я слишком люблю жизнь. Я не хочу умирать, даже с этим «даром» богов, что достался мне как проклятие. Значит, я скажу всё, что нужно, чтобы меня спрятали у зверо-фейри Ванглосы.

Глава 7. РЕДВИР

Джессамин поднялась по ступеням с упрямо вздёрнутым подбородком; в её зелёных глазах блестели храбрость и вызов. Хоть я и понимал, насколько она уязвима, — не мог не восхититься. Волк оставил мой бок и сел с ней рядом, на одном уровне с её головой. Она улыбнулась и провела ладонью по его плечу, потом снова повернулась лицом к совету.

Когда старейшины собирались, я пересказал всё, что знал о ней. А знать наверняка я знал одно: она бежала от врага и мне не призналась от какого. Теперь, если ей нужна наша помощь, — придётся говорить больше, чем она хотела говорить в лесу.

— Назови имя, — сказала Вайзел, старшая из нашего совета. Её седые волосы были убраны в мелкие, аккуратные косы вокруг четырёх рогов.

— Джессамин.

— У тебя должна быть и фамилия, — добавил Боуден, зверо-фейри из рода целителей.

Глаза Джессамин едва расширились, и я отчётливо услышал, как участился её пульс.

— Я — Джессамин Гленмир.

Я напрягся; по ряду старейшин прокатился ропот. Но очевидный вопрос задала всё та же Вайзел:

— Ты из королевского дома Мородона?

Джессамин сжала челюсти и только потом ответила:

— Я младшая дочь Дариана Гленмира, короля Мородона.

Я фыркнул, подался вперёд, упершись локтями в колени:

— Ты мне этого не сказала, — обвиняюще бросил я.

— Ты не спрашивал, — отрезала она.

— Что нам нужно сейчас, — заговорила Вайзел, — так это понять, почему ты бежишь. И от кого. Если ты идёшь против воли своего отца, оставив тебя у нас, мы можем втянуть Ванглосу в войну с Мородоном.

Вызов исчез с её лица; на миг там мелькнул страх. У меня из горла сам собой сорвался глухой рык. Не люблю видеть такой взгляд на её лице. Вайзел вопросительно изогнула бровь, но я не свёл глаз со светлой.

— Мы народ мирный, — мягко добавил Боуден. — Мы по своей воле живём в стороне от прочих фейри, не лезем в их войны и политики. Скажи, Джессамин: отчего ты прячешься от своих?

Она переплела перепончатые пальцы и выдохнула тяжело:

— Я действительно иду против воли отца.

По клану прошёл шёпот, но быстро стих — она продолжила:

— Только поймите: отец продал меня злому человеку, который хочет использовать мою… мою магию, чтобы вредить другим.

— Продал? — зарычал я, вцепившись в подлокотник.

Она встретила мой взгляд:

— В жены, лорд Редвир.

— Кому, — каждое слово у меня вышло срывающимся звериным голосом; хвост дёргался — ярость заливала меня и не желала утихать.

— Его зовут лорд Гаэл из дома Райлин. Он верховный лорд Мевии.

— Какой у тебя дар? — ровно спросила Вайзел, пока у меня в венах кипела кровь.

Джессамин моргнула, голос дрогнул:

— Я виллóден. Владею водой. Я также нендовир — могу говорить с наядами и становиться им другом.

По кругу снова прокатился гул. Даже у Вайзел взлетели седые брови.

— Быть нендовиром — редчайший дар, — сказала она. — Наяды суровы и нелюдимы к фейри. Как твой жених собирался употреблять этот дар во зло?

— Он ей не жених, — процедил я куда резче, чем собирался; злость всё ещё хлестала по жилам. Я удержал её взгляд: — Ты не связала себя с этим Гаэлом?

Она покачала головой:

— Нет. Я убежала из дома, когда он дал понять, что я стану инструментом насилия.

— О каком насилии речь? — спросила Лорелин, самая молодая в совете.

Её тихий, спокойный голос, видно, приободрил Джессамин сказать то, что она до сих пор утаивала. Мои манеры, наверное, не помогали. Но я и не мог прикусить горло собственной ярости, когда услышал, что её вынуждают к браку с подлецом. Что за отец так поступает с дочерью?

— У меня есть ещё один дар, — сказала она и прочистила горло. — Очень редкий. Но говорить о нём… не хочу. — Лицо у неё вспыхнуло.

Когда дриад-олень напал на неё, я был в затмении ярости, но заметил, как её кожа светилась, как луна. После, когда я разорвал тварь, сияние исчезло. Я решил — это часть её ведьмовской магии; какой — не знал. И хоть она скрывала от совета важную вещь, я не хотел её выдавать — даже не до конца понимая.

Возможно, этот дар не так уж силён. На той твари он не сработал, но это не удивляет: по Нортгаллу расползается болезнь, и многие звери сходят с ума. Может, она делает их невосприимчивыми к магии — или просто крепче.

Недавно мы видели стаю Меер-волков с тем же заражением — когда они напали на лагерь короля призрачных у Белладума. Были и другие шёпоты: существа ведут себя странно. Я подумал — не потому ли дичи в мою охоту было так мало.

— Она может быть угрозой клану, — произнёс советник Ведгар, возвращая меня к настоящему. — Она отказывается говорить, хотя сама признала, что её магия способна на насилие.

— Если бы хотела нас погубить, — резонно заметила Вайзел, — могла бы прикончить нашего лорда там, в лесу, когда он был один.

— Я не причиню никому из вашего клана вреда. Обещаю, — сказала Джессамин. — Лорд Гаэл хотел, чтобы я обратила свой дар против его врагов. Я не могу — и не буду использовать магию для вреда. — Она сглотнула. — Мне лишь нужно укрыться от людей Гаэла. Это они охотятся на меня. Я жила и работала в Пограничье, но они выследили меня и загнали в лес. — Она кивнула на Волка, сидевшего у её ноги, как личный страж. — Этот Меер-волк нашёл меня, когда я почти умерла от холода. А затем, — жест в мою сторону, — лорд Редвир укрыл меня и довёл до сюда.

Вайзел одобрительно кивнула:

— Таков наш обычай, Джессамин. Этому мы научились у Меер-волков, которых чтим. Меер-волки — яростные стаи. Они защищают своих до смерти. Давным-давно один из наших предков сломал ногу в дикой глуши и умер бы, если бы не Меер-волк: он принял его в стаю, приносил мясо к костру и выходил его.

Джессамин слушала внимательно, глаза — широко распахнутые, живые от удивления и любопытства.

— Потому у нас и сложился обычай — и священная клятва — быть верными, как волки; защищать, как волки; и проявлять милость к странникам, как однажды проявили к нам. Мы почитаем волка, потому что видим в нём себя. Лорд Редвир исполнил нашу клятву, помог тебе и привёл тебя сюда — как и должен был, — сказала Вайзел.

— Ах, — опустила взгляд Джессамин — почему-то разочарованная.

— Она всё ещё в опасности, — сказал я твёрдо. — Чтобы чтить наш закон, мы обязаны и дальше защищать её от мевийских стражей. И от этого лорда Гаэла. — Голос у меня сел, зазвучал низко, шероховато. Внутренний зверь требовал ударить, вцепиться клыками, разорвать.

Вайзел перевела взгляд на Лорелин:

— Видишь ли ты путь для нас в деле Джессамин? Безопасно ли для неё — и для нас — удержать её среди клана?

Лорелин поднялась, сложив руки:

— Я могу читать руны. Но мне нужна капля её крови.

Джессамин с недоумением глянула на меня.

— Лорелин — провидица мира, — пояснил я. — Для нашего клана и для зверо-фейри.

Она кивнула, без тени страха шагнула вперёд и протянула ладонь:

— Можешь взять мою кровь.

Не знаю, приходилось ли ей иметь дело с провидцами. Их три рода: провидцы душ, что предсказывают судьбы отдельного смертного (их держат при дворах короли, я — нет); провидцы богов, редчайшие, передающие волю богов; и провидцы мира, самые частые — они видят судьбы племён. Лорелин родилась с даром вести зверо-фейри, и её предчувствия не раз выручали нас.

Лорелин вытащила тонкий нож, но я уже стоял. Дело не в недоверии — просто что-то в груди восстало против мысли, что она порежет Джессамин.

— Она — на моей ответственности, — сказал я, обнажая кинжал.

Молодая провидица склонила тёмную голову. Я мягко взял Джессамин за запястье и встретился с её взглядом:

— Не больно.

— Я не боюсь, — ответила она сразу.

Я невольно улыбнулся её отваге. Да, я постараюсь сделать как можно безболезненнее — но её почти силком привели в наш дом, где её не особенно ждут. Она не может знать наверняка, что мы не желаем ей зла — и всё же почему-то верит мне.

Острие чуть коснулось мягкой части её ладони; выступила крошечная капля крови. Я вернулся на своё место.

Лорелин опустилась на настил и скрестила ноги. Джессамин села напротив, всё так же держа ладонь. Провидица взяла её руку, и, смочив палец в крови, провела пять штрихов в разные стороны.

Все затихли. В воздухе прошла рябь магии, вибрация пошла от Лорелин. Лишь у неё одной в клане — богоданный дар. И то потому, что она не чистокровная зверо-фейри: её бабка была призрачной. Снаружи этого не скажешь — кроме гладких, изящных рогов (без наших толстых витых гребней) она выглядела как обычная женщина нашего народа.

— Хм, — произнесла Лорелин с закрытыми глазами, склонившись над их руками, — зима несёт опасность. — Голос её зазвучал с магическим эхом. — Но не из-за светлой фейри. Напротив: её присутствие принесёт… спасение.

Лорелин раскрыла глаза — они светились эфиром. Она сложила пальцы Джессамин, вернула её ладонь и подняла взгляд к совету — к Вайзел:

— Я не просто советую дать Джессамин защиту ради неё самой. Ради нас тоже.

— Видишь ли что-нибудь ещё? — спросил Боуден. — Подробности?

— Это спасение — от мевийских стражей? — перебила Вайзел.

— Нет, — Лорелин покачала головой. — Проблема, что я чую, не в них и не в ней. Её кровь большего не покажет. Она говорит только одно: мы нуждаемся в ней не меньше, чем она — в нас. А может, и больше.

Я нахмурился. Лорелин не ошибается. Но как эта светлая спасёт нас от невидимой беды? Я с воинами вырежу любых чудищ — бешеных или нет — в предгорьях Солгавийских гор.

Вайзел взглянула на меня:

— Тогда, всё решено. Но по обычаю — голосование. Внимая видению Лорелин, Джессамин идёт с нами в зимний стан. Весной, когда вернёмся в Ванглосу, угроза мевийцев, верно, уйдёт с наших земель. Тогда она сможет уйти к своим и искать приют там.

Хвост у меня дёрнулся; тело клекотало нетерпением.

— Совет согласен? — спросила Вайзел.

— Да, — сказал Боуден.

— Да, — отозвалась Лорелин.

Остальные поддержали. Я ответил последним:

— Да, — таков порядок: лорд клана утверждает решение совета.

— Тогда этот келла’мир объявляю завершённым, — Вайзел поднялась, опираясь на посох; стеклянные и серебряные бусины в её косах мелко зазвенели. — Советую выдать ей тёплую одежду, лорд Редвир. В том, что на ней, до Гаста-Вейла она не дотянет.

Я лишь кивнул. Старейшины поднялись, двинулись к ступеням; каждый, по очереди, пожал Джессамин руку. Даже те, кто ворчал на чужаков, нашли слово для приветствия. Народ начал расходиться — кто к работе, кто к очагам.

Я поднялся и встретил её в центре площадки; она стояла там же — глаза широко распахнуты, но в лице читалось облегчение.

— Спасибо, — сказала она. — За то, что помогли мне в лесу. Пусть даже вы всего лишь исполняли клятву клана.

— Я всегда держу клятвы.

— И спасибо за поддержку здесь. За голос — чтобы мне позволили остаться ещё хоть немного.

Вдруг она стала какая-то робкая; голос хрупко звенел — мне это не понравилось. Не та упрямая женщина, с которой я шёл два дня.

— Почему ты так звучишь? — спросил я.

— Как?

— Как будто сломалась. Слабая.

— Возможно, потому что я только что рассказала постыдный секрет всему вашему клану, — огрызнулась она.

— Не нравится мне это. Убери этот звук из голоса.

— Ты не можешь приказывать мне, что чувствовать и как звучать. Хоть ты тут и король, лорд Редвир, — отрезала она.

— Так-то лучше.

Она закатила глаза и пробурчала:

— Невыносимый, тупой мужлан.

Я улыбнулся.

— Проведу к тем, кто займётся одеждой?

— Будь добр, — сухо кивнула она.

— Сюда.

Я повёл её вниз по ступеням и через деревню, к рабочему шатру Сорки. Все, кого мы проходили, не стеснялись глазеть, но Джессамин смотрела прямо перед собой — будто это её не касалось. Мне это нравилось. Она — светлая фейри, а силы в ней видно.

— Почему ты не сказала мне про мевийских стражей? — спросил я, сворачивая к месту, где работала Сорка.

— Не хотела.

— А совету сказала. Всей деревне.

— Потому что выбора не было. Не скажи правду — не согласились бы помочь.

— Я помог.

— Потому что у тебя клятва или как там, — выдохнула она тяжело. — Не бойся. К весне они точно уйдут с этих мест. Тогда я найду другое место. Где-нибудь.

Я буркнул, не радуясь, как в голос снова просочилась та грусть.

Возле шатра Сорки её работницы скоблили шкуры, натянутые на деревянные рамы. Женщины бросили любопытные взгляды на Джессамин, но продолжили вести гребни по коже.

Мы вошли под поднятый полог. Сама Сорка была в глубине — помогала дочери: та подшивала подклад к юбке из шерсти, купленной нами в Хелламире на последнем меновом выезде.

— Сорка, — позвал я высокую женщину, что возглавляла гильдию портных.

Она подняла голову — волосы уложены косами вокруг миниатюрных рожек и вниз по спине — и улыбнулась нам обоим.

— Слышала, вы ко мне с нашей гостьей.

— Ты не была на келла’мире? — удивился я.

Присутствовать на совете не обязательно, но я думал, сегодня соберутся все: чужие у нас редкость — тем более светлая фейри.

— Работы слишком много перед уходом в Гаста-Вейл. К тому же, — она улыбнулась, покосившись на других женщин, которые делали вид, будто шьют, хотя откровенно подслушивали, — мои сплетницы держат меня в курсе.

Одна — кажется, Велга в углу — недовольно зашипела.

У Сорки под рукой стояла юная дочь — Беска, ей, если не путаю, тринадцать; она теребила материнскую юбку из «белой кожи». Белых зверей не бывает, но Сорка — мастерица: придумала, как красить шкуры, не жертвуя прочностью.

— Познакомь, — громко зашептала Беска.

— Меня и саму ещё не представили, Бес, — улыбнулась Сорка.

— Виноват, — сказал я. — Джессамин, это Сорка, глава гильдии портных. А это её дочь, Беска.

— Рада знакомству, — сказала Джессамин.

— И мы, — искренне откликнулась Сорка, окинув взглядом её платье. — Сшито добротно, но для нортгалльской зимы не годится.

— Мне уже говорили. — Джессамин вынула из кармана фартука белый мех. — Вы могли бы помочь сшить из этого перчатки?

— Ах вот как… — Сорка провела длинными пальцами по шелковистому меху. — Очень тонкая вещь. Элкмайнская выдра. Редкость.

— Где взяла? — спросил я.

— Один старый призрачный охотник подарил. Как раз перед тем, как я ушла из Пограничья.

— Сбежала, ты хотела сказать? — язвительно вставила Велга, едва отрываясь от вышивки.

— Да, — спокойно согласилась Джессамин. — И этот охотник подножку поставил одному из стражей. — Она улыбнулась — и я вдруг почувствовал гордость: после келла’мира дух у неё окреп, несмотря ни на что.

— Я могу сшить перчатки, мама, — сказала Беска. — Если позволишь.

Сорка тепло улыбнулась дочери:

— Бес ловкая. Поручим ей.

— Не знаю, как расплатиться, — сказала Джессамин.

Сорка нахмурилась:

— Мы не платим друг другу внутри клана. Каждый вносит свою долю — чтобы всем было чем греться и что есть.

— Значит, и мне надо найти, чем быть полезной.

В углу девушки зашептались и хихикнули; я глянул — и смех оборвался.

— Дайте ей всё необходимое, — сказал я, переводя разговор: в животе скрутило от тона в шатре.

Джессамин не из нашего клана и останется лишь на зиму — роль на неё никто возлагать не будет. Если возложить, это уже признать её «своей». Потому-то и хихикали — высмеивали её желание помочь. Но я не позволю смеяться над тем, кто стремится быть полезной — пусть даже гостья.

— Да, лорд Редвир. Можете идти.

Я нахмурился — с чего это мной распоряжаются? Сорка пояснила:

— Мне нужны мерки. Потом она примерит несколько платьев — посмотрим, что сядет.

Тепло поползло по груди и к шее — стоило мне представить, как Джессамин раздевается. Я резко развернулся и бросил через плечо:

— Бес, проводишь её в мой шатёр, когда закончите.

— Слушаюсь, мой лорд.

Я вышел — нужен был воздух. И Безалиэля найти: пора планировать переход.

Глава 8. ДЖЕССАМИН

Сорка распустила всех зверо-фейри, что при мне вышивали и сшивали ворох нарядов.

— Думаю, нам пригодится немного уединения, — сказала она, когда те вышли.

— Я ценю это.

Было очевидно: прочие женщины моему появлению не рады. Я понимала — чужачка, да ещё светлая, — но всё же хотелось, чтобы меня не недолюбливали так явственно.

— Можно мне остаться, мама? — спросила девочка с милым личиком и парой рогов, красиво выходящих из каштановых волос.

— Нет, милая.

— Ну пожа-а-алуйста…

— Я не против, — вмешалась я. — Беске всё равно снимать мерки с моих рук для перчаток.

— Видишь, мама, она права, — глаза у Бес были оранжевые, в веснушках по переносице.

— Ладно. — Сорка кивнула мне на деревянную стойку, где на колышках висели платья. — По росту найду, но вот лиф, думаю, придётся подогнать.

Это прозвучало не грубо: у зверо-фейри женщины выше ростом и тоньше сложены, чем мужчины их клана; стройные. А я — поплотнее.

— Посмотрим… Это должно быть как раз. Я добавила меховую окантовку к круглому вырезу — для тепла.

Дома, в Мородоне, я носила тонкие шелка с вышивкой водяных лилий и морских тварей. Климата хватало, чтобы не думать о тепле. Доехав до Пограничья, я уже успела обменять изящное платье на практичное, да и прикупила ещё пару таких же — простых, домотканых, с лифом; меняла сорочку каждый день, платья стирала дважды в неделю.

Но такого наряда я не представляла. Платье — целиком из мягкой выделки, окрашенной в бледно-зелёный, а внутренняя шерстяная подкладка — зеленью погуще. По кругу выреза — кайма из самого нежного буро-белого меха; таким же мехом обшиты манжеты длинных рукавов. Платье единое, но юбка вшита иными полотнищами, чем верх.

— Закончила его всего несколько дней назад. Горжусь.

— И есть чем. Чем вы красили кожу в такой цвет?

— Листья бузины растираются в пасту; если смешать её с олениным салом, получается и краска, и смягчитель. — Она указала на мех. — Это горный заяц. Всё сырьё собираю весной и летом. Осенью и зимой шью и вышиваю, обучаю девчат из гильдии.

Она стала распускать шнуровку на спине платья. Я не стеснялась: быстро разделась — сняла фартук, развязала свой лиф. Отложив на стол, стянула платье через голову — и заметила, что Бес пялится на меня.

— Беска, не будь невежей.

Девочка поспешно уткнулась в пол.

— Всё в порядке, — рассмеялась я. — Догадываюсь, скалд-фейри ты ещё не видела.

Она подняла голову и покачала ею:

— У тебя нет рогов. И кожа такая белая. Волосы — как спелая слива. А руки… странные — с кожей меж пальцев.

— Бес! Так нельзя. Она и нас может считать странными, но не говорит об этом, — одёрнула её Сорка.

Я улыбнулась и протянула Бес руки:

— Можешь посмотреть, если хочешь. Межпальцевая кожа мягкая, но крепкая.

— Зачем она? — шёпотом.

— Говорят, это наследие от нашей прародительницы — богини моря Немии. Такие перепонки есть и на пальцах ног. Плавать помогают. Я плаваю очень быстро, — подмигнула я.

Глаза у Бес округлились:

— А я не умею. Ты научишь?

— Детка, зимой мы не купаемся, — мягко одёрнула мать.

— Но летом она научит. Когда мы вернёмся в Ванглосу.

Мы с Соркой встретились понимающими взглядами. Летом меня здесь уже не будет.

— Без нижней сорочки сядет лучше, — сказала Сорка, кивая на сорочку, что ещё была на мне.

Я сняла её через голову — осталась в одних сапогах. Сорка присела, распахнула платье ниже, к полу:

— Вступай. Я зашнурую. Посмотрим, что подгонять.

Я скользнула в платье, выдохнула от роскоши подкладки на голом теле:

— У вас такая мягкая шерсть. Совсем не колется.

— Спасибо. Мы стараемся, чтобы ткань была и крепкая, и удобная.

И снова я мысленно одёрнула себя. Про зверо-фейри, живущих так далеко от Мородона, я почти не думала. Когда меня нашёл Редвир, я гадала, каков его клан. Увидев шатры, решила, что здесь и роскоши — ни крошки. Ошибалась. Я стояла в, пожалуй, самом красивом и ладном платье из всех, что носила. По вырезу шла тонкая вышивка плюща, подчёркивая линию.

— Кажется, ничего подгонять не придётся, — сказала Сорка, затягивая шнуровку. — Не жмёт?

— Плотно, но очень удобно. — Я глянула вниз: грудь чуть приподнялась в круглом вырезе — не сильнее, чем в моём прежнем лифе. — Оно чудесное.

Я повернулась к Сорке — и Бес ахнула:

— На тебе оно просто сказка. Мама, будто ты его для неё шила.

— Именно так, — улыбнулась Сорка. — Похоже, Ивензель вела мою руку для тебя, Джессамин.

— Ивензель? — провела я ладонями по бёдрам. — Кто это?

— Наша богиня очага. Богиня тёмных фейри. Не слышала?

Я покачала головой:

— Боюсь, отец позволял учить только богов моря и вод. Он был строг и следил, чтобы наставники не выходили за пределы нашего мира.

Губы Сорки сжались; взгляд стал сочувственным:

— Понимаю. Пока ты здесь, я с радостью расскажу всё, что захочешь.

— Я… даже не знаю, как благодарить, — сказала я искренне. — Вы встретили меня очень тепло.

— Лорд Редвир огорчился бы, если б я поступила иначе, — усмехнулась она. — Но мне приятно сделать так, чтобы ты чувствовала себя как дома, пока ты у нас. Давай снимем мерки рук под перчатки. И ноги — твои сапоги добротные, но, боюсь, без тёплой подкладки.

— Верно. Я думала, пальцы отвалятся, когда… когда Волк меня нашёл.

Я села на табурет. Мне нравилось, как платье длиной до щиколоток облегает фигуру; подкладка дарит тепло и уют. И при этом ничего не стесняет — юбка свободно ложится складками. Платье из Пограничья рядом с этим казалось чужой грубой тряпкой.

— Платье старое оставлю до конца зимы, — сказала я, стягивая сапоги и тонкие чулки.

— Разумеется. Я велю его выстирать и отложить тебе.

— Иди сюда, Бес. Знаю-знаю, тебе не терпится разглядеть мои «странные» пальцы на ногах, — поддразнила я.

— Они не то, чтобы очень странные… — пробормотала она, тараща глаза на перепонки; щёки у девочки порозовели.

Мы с Соркой засмеялись: видно было, как Бес изо всех сил старается не выглядеть ошарашенной.

— Где этот зимний стан? — спросила я. — В Гаста-Вейле?

— В нескольких днях к северо-западу, ближе к предгорьям Солгавийских гор.

— Не понимаю, почему на зиму вы уходите дальше на север.

Сорка улыбнулась:

— Гаста-Вейл — особое место. Глубокая долина между двумя высокими вершинами. Её берегут склоны от ветров и от больших снегов. Там широкая речка — рыба есть, а на плато — дичь. В наших низинах, в Ванглосе, снега может навалить по грудь. А в Гаста-Вейле — вроде убежища.

— Там тепло? — удивилась я.

— Ох, нет, — рассмеялась она, пока Бес прикладывала к ступне длинную вырезанную мерную линейку с насечками. — Но там теплее, чем здесь. И снега меньше. — Она записала длину стопы, Бес перемерила пальцы и ладони. — Да и традиция. Мы кочевой народ: нам по душе двигаться вместе со временем года.

— О, Джессамин! — воскликнула Бес. — Вот увидишь, как кланы сходятся к концу зимы. Большой праздник на Йол Тундре, там так красиво!

— Не уверена, что доживу с вами до этого праздника, — честно ответила я. — Не знаю, как долго совет — и лорд Редвир — позволят мне оставаться.

Мы все притихли. Сорка поднялась, собрала моё старое платье и лиф:

— Бес даст знать, когда перчатки и обувь будут готовы.

— Очень благодарна. — Я сложила сорочку — хотела оставить её, чтобы спать. Хотя я всё ещё не знала, где меня поселят.

— И вот ещё. Тёплый плащ тебе тоже нужен. — Она вынула меховой плащ с капюшоном, весь серебристо-серый — точь-в-точь, как мех, на котором я спала у Редвира в лагере.

— Это от барги?

Сорка накинула плащ мне на плечи, застегнула у горла:

— Да. Редвир с воинами каждую весну берут хотя бы одного — когда звери выходят из пещер. — Она отошла, окинула взглядом и удовлетворённо кивнула. — Такая традиция.

— Вы, зверо-фейри, любите свои традиции, — улыбнулась я.

— Мы ими живём.

Я опустила взгляд на платье и на плащ и вздохнула:

— Спасибо тебе, Сорка.

Она рассмеялась:

— Не верится. Принцесса Мородона? Ты, верно, носила лучшие наряды, какие только можно купить.

Я не стала объяснять, что да, они были изящны, но не так заботливо задуманы — и о красоте, и о тепле, о том, чтобы одежда грела и ласкала тело, оставаясь мастерски сшитой.

— Поверь, Сорка, у тебя своя магия.

Бронзовая кожа на её скулах потемнела — она смутилась:

— Ты добра. — Она вздохнула и поглядела к пологу. — Полагаю, мои швеи уже изнывают от ожидания. Бес, проводи Джессамин к лорду Редвиру. Не знаю, куда её определят.

— Я тоже, — усмехнулась я. — Ну что, Бес, покажешь дорогу?

Девочка засияла:

— С радостью! — И взяла меня за руку — за мою перепончатую руку — и повела к шатру лорда. У входа ждал Волк.

— Пойдём, Волк, — позвала я, хотя в этом не было нужды: он и так припустил рядом, свесив язык, довольный, что снова в деле.

Сердце у меня приятно свело от доброты Бес — от того, как она просто держит меня за руку. Я глянула на эту славную девчушку, которая с гордостью вела меня через лагерь, и поняла: мгновенно привязалась к ней. И к Сорке. К Волку — тоже. И, чего уж, к самому лорду Редвиру — признаться страшно, но да.

Выпрямив спину, я последовала за Бес, и где-то даже с радостным нетерпением ждала, какое лицо сделает король клана, когда увидит меня в этом платье.

Глава 9. РЕДВИР

— Стан разобьём в нижней части долины. — Я ткнул в карту, показывая Безалиэлю место.

— От дичи будем дальше.

Я повёл плечом:

— Зато ближе к речной ловле.

— К ловле, — фыркнул Бром.

— Добывается легче и держится стабильнее, — добавил я.

— Верно, — кивнул Безалиэль. — Когда выступаем?

— Завтра начинают сворачивать стойбище. Бром, поведёшь людей в Вейл. А мы с тобой, — я взглянул на Безалиэля, — берём Лейфкина и Дэйна и идём в Хелламир за зерном и ячменём.

— И Тесса, разумеется, — напомнил он.

— Разумеется, — согласился я. — Она у нас лучший связной.

— А ты ведь говорил, что она станет обузой клану, — ухмыльнулся Безалиэль, складывая карту и передавая её Брому.

— Это когда ты впервые притащил её сюда, — буркнул я. — Потом я передумал.

— И вот результат: приводишь в клан ещё одну светлую красавицу.

Я напрягся, а они оба осклабились.

— Это я её привёл? — возразил я. — Её притащил Волк, а теперь она — моя обуза. Совет решил.

— На что ты с готовностью согласился, когда речь зашла о том, чтобы оставить её у нас на зиму.

— Таков наш обет: помогать странникам в беде.

— Ага, — протянул Бром, всё ещё ухмыляясь. — Особенно если странницы хороши собой.

— К чему вы клоните? — Я скрестил руки.

— Она тебе по нраву, — Безалиэль пожал плечами. — Не грех. Она и впрямь видная.

— Очень, — подтвердил Бром.

Рык сам поднялся из груди — и дело было не в их подначках. Мне не понравилось, что они тоже отметили, какая Джессамин пригожая.

— Лорд Редвир? — мягкий голос Бес прозвучал у полога, прежде чем она проскользнула внутрь совещательного шатра, где я обычно встречался с воинами. — Мы вас везде ищем.

За Бес вошла Джессамин — и у меня будто перехватило дыхание. Весь я стал колом. Платье и меховой плащ зверо-фейри облегали её фигуру, подчеркивая всё лишнее для моих нервов; я мог только смотреть. Замечая, что и два других мужчины делают то же, я щёлкнул взглядом:

— Вы двое — ступайте готовиться, как приказано.

— Есть, лорд Редвир, — Безалиэль едва не прыснул и вышел вместе с Бромом.

— Тогда я пойду возиться с твоими перчатками, — сказала Бес Джессамин. — Шью я не так быстро, как мама, но обещаю: будут красивыми.

— Спасибо, Бес. Я уверена.

Мы остались вдвоём, а я всё ещё боролся за воздух. Она повернулась ко мне, изогнула бровь на моё молчание:

— Не одобряете? — бросила взгляд на себя.

— Почему спрашиваешь?

— Потому что вы снова хмуритесь.

— У меня другое в голове.

— Например?

— Например, как перевести клан в зимний стан, когда по нашим землям шастает зараза и сводит тварей с ума.

— Тот дриад, — она нахмурилась. — Значит, он был болен. Я чувствовала. И у него в глазах — чёрные нити от зрачка. Под кожей — словно тёмная сетка ползла. Это парвианская чума?

Я слышал про заразу, что пошла от лунных и разрослась на многие территории. Говорят, жена короля призрачных взялась лечить заражённых. Но то, что поселилось в том дриаде, не было этим светлофейским вирусом, который ворует магию.

— Нет, — сказал я. — Это не то, что расползается сейчас на севере.

— Значит, вы уже видели подобное?

— Недавно на нас кинулась небольшая стая Меер-волков. Псы были обезумевшие, жаждущие резни. Для Меер-волков это не норма. Они не нападают на наших без причины. Убивают только защищаясь.

Она шагнула ближе — и её сладкий запах снова ударил по самоконтролю. Я напрягся: не нравилось, как я на неё реагирую.

— В глазах у него была странная одержимость. И слова его… — она запнулась.

— Что он сказал? — Я не слышал тогда ни слова.

Стоило почувствовать, что ей грозит опасность, — и у меня осталась одна цель: разорвать угрозу. И я её разорвал.

— Думаю, он собирался… съесть меня.

— Дриады не едят мяса вообще, — только и выдохнул я. — Тем паче — плоть другого существа фейри.

— Знаю, — кивнула она. — Потому меня и ошеломило.

Хотелось объявить, что она ошиблась, но я ей верил. Это была не первая тварь, заражённая этим тёмным безумием.

— Из гор идут странные шёпоты, — сказал я. — Те, кто живёт в горах, слышат и видят недоброе.

— Причину знаете?

— Нет. — И это тревожило сильнее всего. — Так что за дар ты утаила от совета?

Она выпрямилась, подбородок — упрямый, оборонительный. Я невольно усмехнулся.

— Я уже сказала, что не хочу говорить. И это относится и к тебе.

— Раз ты под защитой клана — я твой лорд. Ты обязана говорить мне.

Она сжала челюсть и промолчала.

— Не любишь говорить о своей магии, — поддел я.

— Не люблю.

— Ты пыталась применить её на дриаде, верно?

Она вскинула взгляд — видел, как колеблется между ложью и правдой. Но ответила:

— На нём это не сработало. Надолго — точно нет.

— Дриады — отмеченные богами, — пояснил я. — Они легче сопротивляются магии фейри. И они не совсем как мы: их ум теснее связан с землёй и природой, чем с миром фейри.

— Я в курсе, — сказала она с оттенком превосходства. — Но умирать спокойно я не собиралась.

— Разумеется. Я был там. И не дал тебе умереть.

Она снова замолчала; взгляд — зелёный, мерцающий — ничего не выдавал.

— Имя того мужчины, в чьи руки тебя продал отец. Как его? — Я помнил. Имя врезалось в память. Увижу — оторву голову. Но всё равно спросил, не желая, чтобы она поняла, как пристально я слушал её на келла’мире.

— Лорд Гаэл.

В её голосе имя прозвучало с презрением. Хорошо.

— Кого он хотел, чтобы ты поразила?

Она нервно сглотнула:

— Я боюсь сказать.

Я шагнул ближе, дыша её запахом, и скрестил руки:

— Почему?

— А если вы ему передадите? И он разозлится, потому что моя семья желает ему смерти? Тогда он может обрушиться на меня — в отместку.

— Я знаком с этим мужчиной? — голос сел, хвост дёрнулся.

— Его все знают, — опустила она взгляд.

— Ты скажешь мне, Джессамин. Я обещал защищать тебя от мевийцев — так же поступлю с любым, кто захочет причинить тебе вред, пока ты под защитой моего клана. К тому же я — лорд. Я обязан знать всё, чтобы защитить и своих.

— Обещаете, что не передадите эту информацию дальше? — Она снова встретилась со мной глазами; в них дрожала просьба.

— Разумеется. Кто он?

Она выдохнула неровно:

— Он хотел, чтобы я убила короля призрачных. Короля Голлайю Вербейна.

Будто оплеуха.

— Голл?

Она моргнула тревожно:

— Вы его… хорошо знаете?

— Да, — фыркнул я. — Он — король призрачных. Я — лорд зверо-фейри. Разумеется, мы хорошо знакомы. Как, по-твоему, работает твоя магия? Как ты собралась подступиться к воину вроде Голла?

— Я этого вам не скажу, — отрезала она, повышая голос. — Да и неважно. Как только лорд Гаэл озвучил, что хочет от меня, я оставила его в саду моего дома. Ночью собрала вещи и бежала.

Я не скрывал любопытства:

— Он ничего не обещал тебе взамен согласия убить короля Нортгалла?

Она отвернулась, теребя пальцы:

— Обещал. Свой замок, у Немианского моря. Челядь, чтобы я жила отдельно от него. Что я лишь исполню супружеский долг и рожу наследника — а дальше буду жить, как захочу.

Тело снова напряглось, низкий рык шевельнулся в груди; зуделось отыскать этого лорда Гаэла. Я заставил себя говорить ровно:

— Вместо этого ты выбрала жизнь изгнанницы, вдали от своей семьи, в бегах.

Она — принцесса — а работала в таверне и жила как простая. Удивительное открытие.

— А что мне оставалось? — она вскинула подбородок. — Я не собиралась даже пытаться убить короля призрачных.

— И правильно. У тебя всё равно бы не вышло.

— Моя магия очень сильная, — с уверенностью сказала она.

— Верю. Даже если ты не желаешь раскрывать, что именно тебе даровано богами.

— Вы… смеётесь надо мной?

Я и правда улыбался:

— Только над самой мыслью, что ты сможешь подобраться к Голлу и причинить ему вред. — Помедлив, спросил, уступив чутью: — Твой дар связан с соблазнением?

Глаза у неё расширились — ответа не последовало. Я усмехнулся:

— Тогда можешь не тревожиться. К Голлу тебе не подобраться. Он не остаётся наедине ни с кем, кроме своей королевы.

— Мне говорили, у королей призрачных множество женщин. Наложницы.

— У прежних, вроде его отца, — да. Но не у него. Он бы заподозрил тебя, попробуй ты.

Она нахмурилась, на миг задержала взгляд у меня на груди и снова встретилась со мной глазами:

— А у зверо-фейри? Наложницы есть?

Я разомкнул руки, шагнул ближе и поднял прядь её великолепных, красных как ягода волос:

— Почему интересуешься, Джессамин… хочешь подать прошение на должность?

— Разумеется, нет, — отрезала она, но назад не отступила и моей руки не отвела. — Я просто хочу знать, чьей защитой пользуюсь. Каков лорд, что руководит кланом.

Я отпустил прядь — и костяшками скользнул по линии её горла, слишком интимным жестом, чтобы удержаться.

— Я — лорд зверо-фейри, женщина. Я люблю вкус пизды на языке и то, как мой член входит в узкое лоно — как любой мужик.

Зелень её глаз потонула в расширившихся чёрных зрачках; сердце забилось чаще, дыхание участилось, губы приоткрылись. Рот, который мне внезапно захотелось заполнить и попробовать — мысль пронзила меня, как удар.

— Вы очень… прямолинейны.

— Зверо-фейри не играют словами, как фейри при дворе твоего отца. Прямота — самый действенный способ говорить. — Меня завораживали скаты её скул, видимая мягкость кожи, сияние глаз. — Так что скажу прямо: я не собираю гарем. Женщины ревнивы и злы. Я беру по одной.

Костяшки сошли к основанию её горла, дальше — по плечу — к меховой окантовке платья.

— Мне нравится, как это платье сидит на тебе, — признался я и прикусил язык, чтобы не добавить, что ещё охотней увидел бы его на полу моего шатра.

Она наконец отступила, оборвав касание, опустила взгляд:

— В-вы… дадите мне работу в стане? — голос дрогнул. — Я хочу быть полезной клану.

Во мне всё было каменным — я был захвачен ею целиком, и без единой капли её магии. Если бы она её пустила в ход, я, пожалуй, не выстоял бы.

Нельзя позволять себе слабеть — тем более из-за скалд-фейри. Я откашлялся, шагнул мимо, стараясь вырваться из наваждения, которое она наводила не пытаясь.

— Верно. Ты должна быть полезной. Идём.

Я вышел из шатра. По лагерю уже вовсю сворачивали мастерские и жилища.

— Мы уходим сегодня? — спросила она, поспешая в ногу.

— Завтра. — Я сбавил шаг, ведя её к шатру Тессы и Безалиэля — он стоял рядом с моим. — Поможешь Тессе разобрать семейный шатёр. С младенцем ей тяжелей, хоть она ни за что не признается.

Та упрямица — это про женщину Безалиэля. Как в подтверждение — я нашёл её с привязанной за спиной Саралин, сгорбленную над колышком у угла: она выкапывала его одна. Свернутые постели и корзины уже были завязаны и вынесены к выходу.

— Тесса, — позвал я.

Она выпрямилась, тыльной стороной ладони стерла пот со лба.

— Привёл тебе помощницу.

Вокруг Тессы закружилась спрайт, что души не чаяла в ней и в малыше, и села ей на левое плечо.

— Халлизель, это наша новая подруга Джессамин, — сказала Тесса.

Я чуть напрягся от слова «подруга», но раз уж мы её прикрываем — пусть. Членом клана она не стала.

Синекрылый спрайт подлетел к нам и завис перед Джессамин:

— Здравствуй, новая подруга. Ты яркая. Похожа на спрайта.

Джессамин рассмеялась — у меня свело живот:

— Пожалуй, да. Но я — скалд-фейри.

— Я таких ещё не встречала, — пропела Халлизель. Она сопровождала наш клан с тех пор, как я был мальчишкой; неудивительно, что скалд-фейри ей не попадались.

— Рада знакомству, — протянула руку Джессамин.

Халлизель коснулась пальчиком — приветствие — и вернулась к Тессе, усевшись на спящий свёрток у неё на спине.

— Спасибо за помощь, Джессамин, — сказала Тесса. — Мне она пригодится.

Джессамин направилась к ней, даже не бросив мне напоследок взгляда:

— Я рада быть полезной.

— Вижу, ты была у Сорки. Платье тебе очень идёт.

— Благодарю.

И они взялись за дело — стали вынимать колышки углов, забыв обо мне. И правильно. Это ей и нужно: дело в руках, пока она здесь, — и подальше из моего поля зрения. Не потому, что мне не нравится на неё смотреть — как раз наоборот: слишком нравится.

Отвернувшись почти насильно, я пошёл разбирать собственный шатёр и готовить всё к завтрашнему переходу.