Ловушка для джентльмена

Глава 9

Гвен не очень-то понимала, чгго ей делать в данной ситуации. Действительно, чего именно от нее ждут? И ждут ли чего-либо?

Она подошла к окну и раздвинула занавеси. Уже давно стемнело, и не было видно ни души. Гвен тяжко вздохнула — ее одолевали дурные предчувствия. Еще ни разу в жизни у нее не было так тревожно на душе.

Где сейчас Маркус? Вообще-то это не имело значения. Они с Беркли могли просидеть в библиотеке хоть всю ночь — ей все равно. Все было бы гораздо проще, если бы он не стал настаивать на своих — она судорожно сглотнула — супружеских правах сегодня ночью.

Конечно, дело не в том, что ей не хотелось уступать его настояниям. Это ее долг и серьезная часть их договора. По крайней мере, на последующие семь с половиной лет.

Гвен задернула занавеси и осмотрелась. Комната была просторная и прекрасно обставленная. Сейчас здесь тепло и уютно, а при свете дня станет еще лучше. Гвен очень понравилась спальня, однако она решила, что со временем кое-что в ней изменит в соответствии со своим собственным вкусом. Теперь она леди Пеннингтон и может делать все, что пожелает.

Леди Пеннингтон?

Гвен покачала головой. Неужели она действительно леди Пеннингтон? Неужели прошла всего неделя с тех пор, как она вернулась в Англию по вызову мистера Уайтинга? Да, прошла всего лишь неделя, но этого оказалось достаточно, чтобы жизнь ее изменилась. Она больше не одинока. Она взяла на себя ответственность за племянниц, и, о Господи, ей приходится прятать их от своего мужа, Маркус — ее муж, и он может войти сюда в любой момент. И он захочет… вернее, потребует…

Нет! Она вдруг почувствовала, что ей хочется выбежать за дверь, хочется убежать из дома, и покинуть Лондон. Впрочем, нет, убегать было бы глупо. Ведь Маркус — человек разумный. И, судя по всему, он будет очень заботливым мужем. Даже затеяв нелепый спор о том, как долго они будут жить вместе, Маркус думал о ней, о ее благополучии. А ведь он вполне мог бы не считаться с ее желаниями…

Кроме того, она все больше убеждалась в том, что ее муж — очень порядочный человек. Скорее всего, он женился на ней только ради тех, кто зависит от него. Он принял все ее требования и просил взамен лишь одного — верности и преданности. И она была абсолютно уверена: Маркус никогда не обидит ее и не станет насильно навязывать ей свою волю.

Более того, он не просто порядочный человек, он замечательный. Маркус заставлял ее смеяться, даже когда ей этого не хотелось, и он… очень мило улыбался. К тому же он постоянно смущался, хотя и старался это скрыть.

А когда он ее целовал, или когда его рука прикасалась к се руке, или когда взгляды их встречались, — в эти мгновения у нее перехватывало дыхание, и она ощущала дрожь во всем теле.

А вдруг он вообще не придет? А вдруг решит не вступать в брачные отношения? Что ж, ей нет до этого никакого дела, ей все равно…

Но уже в следующее мгновение Гвен поняла, что ей не все равно. Совсем не все равно.

А может, он ждет, что она придет к нему?

Гвен направилась к дальней двери. Молоденькая горничная, которая помогла ей переодеться, сказала, что эта дверь ведет в туалетную комнату, разделяющую ее комнату и комнату мужа. И еще девушка с улыбкой добавила, что Маркус отпустил своего камердинера на всю ночь.

Что ж, ничего страшного, если она заглянет в комнату мужа. Если же он…

Тут дверь вдруг растянулась, и ее пропорции исказились, словно отражение в кривом зеркале. Дверь стала необыкновенно высокой и узкой и, казалось, нависла над ней, страшная и угрожающая…

На самом же деле то была лишь игра ее воображения.

Дверь была деревянная, обитая медью по краям, — дверь как дверь. Так что бояться нечего.

Гвен расправила плечи и крепко ухватилась за дверную ручку. Мадам Френо, а также Колетт хорошо подготовили ее к тому, что произойдет сегодня ночью. Конечно, она волновалась, но в этом не было ничего удивительного. Бояться ей нечего. Ведь Маркус — ее муж.

Гвен вошла в туалетную комнату и обнаружила, что дверь, ведущая в комнату Маркуса, чуть приоткрыта.

— Маркус! — Она немного подождала, потом осторожно открыла дверь.

Комната была больше, чем у нее, но не намного. На столе, между двумя удобными креслами, стоявшими перед камином, горела лампа, бросавшая на стены мягкий свет. У одной из стен стоял шкаф, у противоположной — комод. Вся мебель была темная, массивная, и она блестела даже при неярком свете лампы. Ей показалось, что в комнате мужа пахнет чем-то знакомым, но чем именно, она не могла определить.

Наконец ее взгляд переместился к кровати. К месту ее падения. Ее гибели.

Вздор. Это просто кровать, как дверь — просто дверь. К тому же необычайно старая кровать. Возможно, ей лет сто или даже больше. Но в этой кровати нет ничего страшного.

«Интересно, сколько девушек лишились здесь девственности?» — подумала Гвен.

Она решительно отогнала эту мысль и направилась к кровати, необыкновенно массивной и крепкой, с четырьмя столбиками, поднимавшимися к резной деревянной раме, и с тяжелыми бархатными драпировками, спускавшимися к полу.

В какой-то момент ей вдруг показалось, что эта кровать — живое существо, и Гвен на несколько секунд остановилась. Когда же она наконец-то подошла к ней, все ее страхи развеялись. Она провела ладонью по шелковому покрывалу и невольно улыбнулась — ничего устрашающего. Более того, теперь ей казалось, что это очень даже удобная кровать и гостеприимная.

Гвен вдруг пришло в голову, что если уж ей предстоит потерять свою невинность, то гораздо лучше, чтобы это произошло в комфортных условиях.

Она посмотрела на дверь. Если бы Маркус собирался прийти, он, конечно, уже был бы здесь. Ее вдруг охватило негодование. Как он смеет так с ней обращаться?

Не без труда она забралась на кровать. Кровать была необычайно высокая, а Гвен не хотелось искать ступени. Впрочем, Маркус при его росте, конечно, в них не нуждался. Она растянулась на матрасе и пролежала так с минуту. Потом села и расправила подол своей ночной сорочки. Эту сорочку ей подарила Колетт, и она очень нравилась Гвен. А вот платье, которое на ней было сегодня, она надела безо всякого удовольствия. Что ж, теперь у нее появились деньги, и она непременно побалует себя покупками.

Гвен оглядела комнату и усмехнулась. Ей необходимо привыкать к тому, что она — богатая графиня. И также придется привыкнуть к этой кровати. Она улеглась на спину и уставилась на полог. Ей никогда еще не доводилось лежать на таких удобных кроватях. Наверное, это самая удобная кровать на свете. Замечательная кровать.

Но она была бы еще лучше, если бы рядом лежал Маркус.

Эта мысль не была такой пугающей, как сознание того, что она на самом деле охотно разделит ложе с Маркусом. Да, благодаря своим старшим подругам и натуре человека, которого она только начала узнавать, Гвен ждала этого с нетерпением. Пусть и с небольшим.

Гвен попробовала сесть, но скорее опустилась, чем поднялась. А пуховая постель угрожала поглотить ее и затянуть в свои глубины, как море поглощает утопающего. Она рассердилась. Очевидно, эта кровать должна была удерживать свои жертвы как можно дольше. Выбраться из нее так же трудно, как и забраться. Гвен удалось подкатиться к краю матраса и перекинуть через край свои ножки в домашних туфлях. Хотя она знала, что до пола не так уж далеко, ей не хотелось падать с кровати.

— О, какой приятный сюрприз! — раздался голос Маркуса, стоявшего в дверях.

Гвен встрепенулась и соскользнула с кровати. Она схватилась за покрывало, чтобы остановить свое падение, но вместо этого утащила покрывало за собой. И «приземлилась» с глухим стуком. Шелковое покрывало при этом накрыло ее с головой.

— С вами ничего не случилось? — Теперь голос Маркуса слышался ближе.

— Ничего. — На самом деле очень даже случилось — она довольно больно ударилась и, что гораздо хуже, была унижена. Что он подумал, увидев ее в своей комнате? В своей постели?

— Вам помочь? — Она по-прежнему не видела его, но чувствовала, что он улыбается.

— Нет, благодарю вас, — ответила она с достоинством. — Хотя вы очень любезны…

Гвен не требовалась его помощь, и у нее не было никакого желания стаскивать с головы покрывало; ей ужасно не хотелось оказаться лицом к лицу с Маркусом. Лучше уж она будет сидеть так и делать вид, что ничего особенного не случилось. Кроме того, он, наверное, думает всякие ужасные вещи о ее характере и о ее недостатках. И уж конечно, начнет спрашивать, почему она оказалась в его комнате. На этот замечательный вопрос у нее, в сущности, не было ответа.

Гвен высвободила одну руку из складок ткани и пробормотала:

— Не чувствуйте себя обязанным оставаться здесь из-за меня. Вы можете заниматься своими делами. Можете уйти, если хотите.

— Я никуда не собираюсь уходить. — Он рассмеялся. — В конце концов, это ведь моя комната.

Мгновение — и она почувствовала, что он уселся на пол рядом с ней. Положение становилось все более нелепым. Требовалось что-то предпринять.

У нее было только два варианта — стащить с себя покрывало и придумать какое-нибудь объяснение или же сделать вид, что она вовсе не сидит на полу под покрывалом, высунув наружу руку.

— Итак, — весело заговорила Гвен, решив, что иллюзия лучше честности (она опрометчиво выпростала руку и теперь не знала, что с ней делать — разве что небрежно ею помахивать). — Итак, как поживает ваш друг, лорд Беркли? — Гвен прекрасно понимала, что выглядит довольно странно, но у нее не было выхода.

— О… Превосходно поживает, — ответил граф. — Могу я задать вам вопрос?

— Нет.

— Нет?

— Совершенно исключено.

— Понятно… — протянул Маркус, и Гвен поняла, что он усмехается. — Мы с вами весьма необычная супружеская пара, вам не кажется?

— Не понимаю почему. Граф рассмеялся:

— Знаете, моя дорогая, это просто восхитительно. Вот уж никак не думал, что проведу свою брачную ночь, сидя на полу возле груды постельного белья и руки, отделенной от тела. Эту необыкновенную историю я буду рассказывать нашим детям.

— Вы не расскажете об этом ни одной живой душе, Маркус, — выпалила Гвен. — Иначе я…

— Иначе вы — что? — Он схватил ее за руку и прижался к ней губами.

Она тихонько вздохнула и проговорила:

— Вы не собираетесь облегчить мое положение?

— Если облегчить, будет не так забавно. — Гвен показалось, что муж старается подавить смех. — Знаете, я вдруг вспомнил, как вы опьянели от бренди. Тоже довольно забавно.

— Никогда больше не буду пить бренди. — Она стащила с себя покрывало и состроила гримаску. — И я буду очень признательна, если вы проследите, чтобы я его не пила.

— Наверное, это стоило бы включить в наши брачные обеты.

Она улыбнулась:

— Да, пожалуй.

Маркус рассмеялся и прикоснулся губами к ее губам. Потом встал на ноги, взял Гвен за руки и помог ей подняться. Покрывало упало на пол, и Маркус окинул жену восхищенным взглядом. Гвен невольно вздрогнула. Ночная сорочка полностью закрывала ее тело — от шеи до кончиков пальцев на ногах, — но она до сих пор не понимала, насколько прозрачна ткань этого одеяния. Судя же по взгляду мужа, он должным образом оценил ее сорочку.

— Вы замерзли? — Маркус прикоснулся к ее плечу, и Гвен показалось, что его прикосновение обожгло ее.

— Нет-нет, напротив, мне даже жарко. — Тут взгляды их встретились, и она затаила дыхание. Неужели он ее сейчас поцелует? Гвен знала, что он этого хочет. Она видела это по его глазам. Интересно, а что он видит в ее глазах?

Какое-то время Маркус пристально смотрел на нее. Потом вдруг развернул спиной к себе и прижал к груди.

— Что вы делаете? — в испуге прошептала Гвен.

— Считайте, что это — научный эксперимент, — проговорил он, крепко обнимая ее. — Суть научных экспериментов — в повторении. Я повторяю эксперимент, начатый сегодня. Продолжаю тот, который мы начали днем.

— А я и не знала, что вас интересует наука.

— Я человек с разносторонними интересами. — Гвен почувствовала, как Маркус уткнулся подбородком в ее макушку и еще крепче прижал к себе. Это было приятно, очень приятно… — Я пытаюсь определить, действительно ли разговаривать с человеком иногда бывает легче, если не смотреть на него. Вы не возражаете?

— Нет, пожалуй… — ответила она осторожно. — А о чем вы хотите поговорить?

— Реджи думает, что я влюблен. Гвен затаила дыхание.

— Неужели?

— Я еще никогда не был влюблен, хотя два раза подходил к этому. В обоих случаях леди, о которых идет речь, охладели ко мне.

— Понятно. — Гвен сделала глубокий вдох. Если он может быть честным, то и она тоже. По крайней мере… насчет этого. — Все, кого я любила, ушли… Некоторые умерли. Кроме мадам Френо и мадам де Шабо, разумеется.

Он долго молчал, потом проговорил:

— Вам, наверное, нелегко пришлось.

— Мне пришлось бы гораздо легче, если бы я была… ну, мудрее, что ли. — Она расслабилась, прижавшись к нему. Действительно, как это легко — говорить откровенно, когда не смотришь друг на друга. Особенно когда мужские руки так приятно обнимают тебя. — У меня есть ужасающая склонность полагать, что можно разрешить все трудности, убежав от них.

— И получается?

Она покачала головой:

— Нет. Уж это-то я знаю.

— А я — трудность? — спросил он неожиданно.

— Я еще не решила.

Он развернул ее лицом к себе и снова обнял.

— А когда вы это решите, мисс Таунсенд?

— Не знаю. — Она подняла голову и обняла его за шею. — Может быть, вы поможете это решить, лорд Пеннингтон.

Он поднял бровь:

— А как я могу помочь?

Она приподнялась на цыпочках и прикоснулась губами к его губам. Маркус не шевельнулся, и Гвен прижалась к его губам покрепче. Конечно, это было приятно, но она знала: кроме соприкосновения губ должно происходить что-то еще… нечто большее. Ведь когда он целовал ее, происходило это «нечто». Возможно, тогда сыграло свою роль бренди. Или, может, сейчас она делала что-то не так? Гвен вспомнила советы Колетт и, немного помедлив, провела языком по губам Маркуса.

— Что это такое? — Он отстранился. Она вздрогнула.

— Вам не понравилось?

— О нет, мне понравилось, даже очень понравилось. Просто я не ожидал такого, вот и все.

— Я знала, что это ошибка. — Она высвободилась и отступила. — Теперь вы считаете меня распутной? —

Он криво усмехнулся:

— Я очень опасаюсь, что вы не распутная.

— Значит, вы предпочли бы, чтобы я была распутной?

— Полагаю, это все упростило бы, — пробормотал Маркус.

Гвен нахмурилась:

— Видите ли, я никогда еще этого не делала, и вам следовало бы проявить немного больше понимания.

Он уставился на нее в изумлении.

— Но я ведь и проявил понимание… Видит Бог, я был чертовски сдержан. Мне не хотелось вас пугать. Мне не хотелось торопиться… В общем, я боялся…

— Теперь этого можно не бояться. Я же все прекрасно понимаю, Маркус, и знаю, чего мне ждать.

— Неужели? — Он взглянул на нее с улыбкой.

— Да, знаю. Меня хорошо проинструктировали, и теперь я в курсе, — заявила Гвен. — И мне объяснили, как я должна реагировать.

— Вот как? Значит, проинструктировали? — Ей показалось, что он с трудом удерживается от смеха. — Скажите, так чего же именно вы ждете? Что должно произойти?

Она надолго задумалась.

— Ну… Сначала вам полагается поцеловать меня. Много-много раз. Причем не только в губы. А потом у меня ослабеют колени, и я растаю.

— Значит, ослабеют колени, говорите? — Маркус скрестил на груди руки. — Что ж, поцеловать я сумею. А что потом?

— Ну… — Она немного помолчала, собираясь с духом. — А потом вы должны заключить меня в объятия и отнести на кровать.

Маркус в задумчивости покачал головой.

— На мой взгляд, это немного преждевременно. Вы уверены, что ничего не пропустили?

Она пожала плечами:

— Я не думаю…

— Понятно. — Он нацелил на нее указательный палец. — Ваша одежда, дорогая. Вы совершенно забыли об одежде. В определенный момент мы должны снять ее с вас, а мою — с меня.

— Мне кажется, мадам де Шабо ничего не говорила об одежде. Может, она полагала, что мы уже будем раздеты?

— Да-да, разумеется! — Он хлопнул себя ладонью, по лбу. — Вот и ответ… Мне следовало самому об этом подумать.

Она внимательно посмотрела на него.

— Вы надо мной смеетесь, да?

— Ни в коем случае, моя дорогая. Прошу вас, продолжайте. Так что же будет после того, как я отнесу вас на кровать?

— Тогда последует еще некоторое количество поцелуев и много… ну, вы знаете… всякого. — Она нахмурилась. — Не понимаю, зачем я вам все это рассказываю. Вы, без сомнения, гораздо лучше меня знаете, что дальше…

— Да, без сомнения. — Он смотрел на нее с плохо скрытой насмешкой. — Вы много думали обо всем этом, не так ли?

Она вздохнула:

— Я только об этом и думала.

— Как и я, — кивнул Маркус. — Но, знаете… Конечно, в общих чертах вы все верно обрисовали, но я не уверен, что это мне очень уж по вкусу.

Она посмотрела на него с удивлением:

— Почему же?

Он пожал плечами.

— На мой вкус это слишком… шаблонно. Я предпочитаю, чтобы все происходило стихийно.

— Стихийно? — Она обиделась. — Как же это может происходить стихийно? Ведь мы оба знаем, что должно произойти. Так что не может быть никаких сюрпризов.

— Как знать… — Маркус шагнул к жене. Она невольно попятилась.

— Что вы делаете?

Он усмехнулся и прошел мимо нее, развязывая галстук.

— Куда вы идете?

— Я готовлюсь лечь в постель. — Он снял галстук, прошел в туалетную комнату и прикрыл за собой дверь.

Господи, неужели он раздевается? Сейчас? При горящих свечах? Конечно, она была неплохо подготовлена, но увидеть обнаженного мужчину?.. К этому Гвен была явно не готова. К счастью, в данный момент она его не видела. Может, убежать в свою комнату? Но ведь для этого придется пройти через туалетную!

И потом… это никуда не годится. Ведь она тоже этого хочет. Да, она желает его. Поначалу ей казалось, что она лишь покоряется неизбежному, но сейчас вдруг почувствовала: что-то в ней изменилось — почувствовала, что ее влечет к этому мужчине. Теперь ей хотелось, чтобы он целовал ее снова и снова — причем более страстно, чем до сих пор. Ей хотелось, чтобы колени у нее подогнулись от его поцелуев и прикосновений... Хотелось лежать в его объятиях и почувствовать все то, о чем говорила Колетт.

Да, она желала своего мужа.

Тут дверь туалетной комнаты медленно отворилась, и она прижала ладонь к глазам.

И тотчас же раздался смех Маркуса:

— А вы что делаете, дорогая?

— Ничего. Совершенно ничего. — Она взмахнула свободной рукой. — Занимайтесь своими делами.

— Вот уже второй раз вы советуете мне заниматься моими делами. Прекрасно. Так я и сделаю.

Услышав шлепанье босых ног, ступавших мимо нее, Гвен не удержалась и посмотрела в щелку между пальцами. Потом ахнула и опустила руку.

— Так вы в халате. Он поднял брови.

— Разумеется. А что, по-вашему, я должен был надеть?

— Я думала, вы…

Гвен внимательно посмотрела на мужа и невольно им залюбовалась. Плечи у него были гораздо шире, чем казалось до этого. И вообще, сейчас он был намного выше и привлекательнее, чем прежде. Почему же она раньше ше замечала, что.Маркус такой красивый? Да не просто красивый — он был неотразим. Во всяком случае, производил впечатление… Халат его был распахнут почти до пояса, и Гвен видела обнаженную грудь мужа. Собравшись с духом, она опустила глаза, но увидела лишь босые ноги, видневшиеся из-под подола.

— На вас ничего нет под халатом, да?

— Ну конечно, — проговорил он с невозмутимым видом так, словно они беседовали, сидя в гостиной. — Ви-дитс ли, я считаю, что одежда, особенно в теплое время года, мешает, здоровому ночному сну. Одежда раздражает меня так же, как вас — необходимость носить шляпы. А теперь вот что… — Он кивнул в сторону кровати. — Предупреждаю, я собираюсь заняться своим делом по вашей просьбе. Сейчас я разденусь и лягу в постель. Можете снова закрыть глаза, чтобы я не оскорбил вашу чувствительность.

Гвен фыркнула:

— Вы вовсе не оскорбили мою чувствительность. Просто я не хотела вас смущать.

— Вот как? — Он развязывал узел на поясе халата. — А я полагал, вы боялись, что увидите обнаженного мужчину.

— Вздор, — заявила Гвен. — Я и раньше видела обнаженных мужчин.

— Каким образом?

— Ну… Статуи, скульптуры… и прочее. В основном греческие и римские. — Она старалась не смотреть на мужа. — Видела в музеях, понимаете? Там множество статуй.

— Да, действительно. В музеях очень много обнаженных мужчин. — Он усмехнулся и повернулся к ней спиной. — Последнее предупреждение, мисс Таунсенд.

Она вскинула подбородок.

— Леди Пеннингтон, неужели забыли?

— Да-да, леди Пеннингтон, если вам угодно. — Шелковый халат соскользнул с его плеч и упал на пол.

Гвен закусила губу и заставила себя посмотреть на мужа.

Стройный и мускулистый, он был прекрасно сложен. И казалось, что кожа его поблескивала в свете свечей. Гвен вдруг почувствовала, что ей хочется прикоснуться к Маркусу, хочется прижаться к нему покрепче…

Но он, даже не взглянув на нее, забрался на кровать.

— Что вы делаете? — В голосе ее звучало негодование.

Он улегся на спину, закинул руки за голову и внимательно посмотрел на нее.

— Я собираюсь уснуть. День сегодня был весьма утомительный, вы согласны?

— Собираетесь уснуть? Уснуть… сейчас? — Гвен приблизилась к кровати. — И вы не станете меня целовать? И колени у меня не ослабеют? И не будет ничего… такого?

Он, казалось, задумался.

— Нет, наверное, не будет.

— Значит, я не вызываю у вас желания? — Она в изумлении уставилась на мужа.

— Нет-нет, вызываете. И, честно говоря, очень сильное. — В голосе его звучала насмешка. — Но я горжусь тем, что так прекрасно владею собой.

— Тогда,— она раскинула руки, — возьмите меня! Он покачал головой:

— Нет-нет, моя дорогая.

— Но, Маркус… — Гвен вскарабкалась на кровать и подобралась поближе к мужу. — Маркус, почему же нет?

— Вы изгнали из этого все удовольствие. Как будто любовные ласки включают в себя только следование каждому пункту какой-то инструкции. — Он пристально взглянул на нее. — Вы считаете, что просто должны исполнить свой долг.

— Нет, не долг. Я действительно этого хочу. — Она грижала ладонь к его груди. — Да, я хочу…

— Неужели?

— Конечно, хочу. И я это докажу. — И не успев все сорошенько обдумать, Гвен перекинула через Маркуса югу и уселась на него верхом. Потом взглянула ему в глаза и проговорила: — Если вы не возьмете меня, мне тридется… взять вас.

— В самом деле? — Он улыбнулся. — И как же вы собираетесь это сделать?

— С помощью инструкции, над которой вы посмеялись. — Гвен немного помедлила, собираясь с духом, потом улеглась на мужа и крепко прижалась к нему — правда, пока что их разделяло одеяло. Маркус по-прежнему лежал, закинув руки за голову, на губах его играла едва заметная улыбка. — Сначала… — Она прикоснулась губами к ямке у него на шее и с радостью ощутила, как гело мужа напряглось.

— Это пункт под названием «поцелуи»? — спросил Маркус.

— Совершенно верно. — Она принялась осыпать поцелуями его подбородок и тотчас же почувствовала, что оущения довольно приятные.

Чем дольше Гвен целовала мужа, тем больше ей хотелось целовать его снова и снова. Ее охватил какой-то странный трепет — то же самое она чувствовала, когда он целовал ее накануне венчания.

Она на мгновение отстранилась, а затем принялась легонько покусывать мочку его уха. Маркус шумно перевел дух, и Гвен прошептала:

— Мадам де Шабо говорит, что мужчины очень это любят. Она уверяет, что они от этого возбуждаются.

— Неужели она так сказала? — пробормотал Маркус; казалось, он с трудом выговаривал слова. — А что еще любят мужчины?

Гвен посмотрела ему в глаза и еще крепче к нему прижалась. В следующее мгновение она почувствовала, что Маркус действительно возбужден, однако это ее ничуть не испугало.

— И еще она сказала, что мужчины любят вот это… Гвен взяла в ладони лицо мужа и прижалась губами к его губам. Внезапно она ощутила легкий привкус бренди и тотчас же поняла, что именно им пахло у Маркуса в комнате — она узнала этот запах.

Гвен углубила поцелуй и вдруг почувствовала, что Маркус наконец-то пошевелился, а затем обнял ее. По телу ее пробежала восхитительная дрожь, и она прервала поцелуй — у нее перехватило дыхание. Маркус же, чуть отстранив жену, приподнял подол ее сорочки, и Гвен почувствовала, как он поглаживает ее ноги и бедра. Затем ладони его прижались к ее ягодицам. Гвен тихонько застонала и снова впилась поцелуем в его губы. Но ей хотелось большего, и она, приподнявшись, вновь уселась на него верхом. И теперь она уже ощущала отвердевшую плоть — даже через одеяло.

— Что же дальше? — Он тяжело дышал.

— Я полагаю… одежда. — Она стащила через голову сорочку и отбросила ее в сторону. «Кажется, мне не хватает скромности», — промелькнуло у нее, но Гвен тотчас же отбросила эту мысль — теперь ей хотелось только одного, хотелось… большего.

— Великолепно! — выдохнул Маркус. Он провел ладонями по ее плечам, а затем принялся ласкать ее груди.

Гвен громко застонала и запрокинула голову. Его ладони скользили по ее груди, а потом он стал легонько теребить ее соски, и они тотчас же напряглись и отвердели.

«Как странно… — внезапно подумала Гвен. — Странно, что я боялась, колебалась… Интересно, как долго можно выдерживать эти сладостные ощущения?»

Маркус вдруг приподнялся и заключил ее в объятия. И тут же их губы слились в долгом и страстном поцелуе. Наконец он прервал поцелуй и, отстранившись, сбросил с кровати одеяло. Потом снова привлек ее к себе и прошептал на ухо:

— Теперь уже поздно давать задний ход, мисс Таунсенд.

Гвен с трудом перевела дыхание и прошептала в ответ:

— Леди Пеннингтон, не забывайте, Маркус.

— Ах да, конечно… Прошу прощения, леди Пеннингтон… Гвен.

Его руки и губы странствовали по ее телу, словно она была неизведанной страной, а он — страстным путешественником. Он исследовал, обнаруживал и осматривал, а она не могла насытиться чудесными ощущениями, прежде неведомыми ей. Наконец рука его скользнула меж ее ног, и он стал ласкать ее лоно. Гвен громко вскрикнула и выгнулась дугой.

— О… Маркус! — Она схватила его за плечо. — Это… я не… О Боже…

— Этого не было в инструкции? — проговорил он с хрипотцой в голосе.

— Может, и было… — прошептала она, задыхаясь. Было очевидно: Маркус знал, что делает. Гвен же показалось, что она не выдержит этой сладостной пытки — все тело ее пылало, словно охваченное пламенем, и с каждым мгновением это пламя становилось все жарче. Она с трудом перевела дух и прошептала:

— Наверное, я все-таки распутная.

— И слава Богу, — пробормотал Маркус.

Тут он снова впился поцелуем в ее губы, и Гвен забыла обо всем на свете; сейчас для нее существовали только Маркус и те чудесные ощущения, которые он ей дарил.

В какой-то момент она вдруг почувствовала, как его пальцы скользнули в нее, и удивилась: «Оказывается, в этом нет ничего неприятного, — напротив, очень даже приятно». И все-таки ей по-прежнему хотелось большего, она ждала, она жаждала большего…

Гвен заглянула в глаза мужа и увидела, что они потемнели от страсти. Тут он проговорил:

— Дорогая, это может оказаться…

— Я знаю. Но это не имеет значения, — тотчас же ответила Гвен.

Он входил в нее медленно и осторожно. Она прекрасно знала, что будет больно, и ее это не тревожило. Ведь боль — ничтожная цена за такое огромное наслаждение. Однако Гвен не чувствовала боли; она испытывала довольно странные ощущения, и, конечно же, эти ощущения никак нельзя было назвать неприятными.

Внезапно он остановился, и она поняла, что он достиг того, что Колетт назвала la barriere de lamour*.

* преграда любви (фр.).

Маркус немного помедлил, а потом прижался к ней всем телом, и ее тотчас же пронзила резкая боль. Гвен крепко стиснула зубы — она с трудом удержалась от крика, Сделав глубокий вдох, она вполголоса проговорила:

— Наверное, я все же не распутница.

— Черт побери, Гвен, я прошу прощения. — Он судорожно сглотнул и посмотрел ей в глаза. — Мы можем остановиться, если это слишком…

— Нет-нет, сейчас все пройдет. — Слова эти прозвучали совершенно неубедительно. — Надеюсь, это пройдет.

Через некоторое время Гвен поняла, что Колетт оказалась права — боль действительно стихла. Вернее, почти стихла. Она осторожно подвигалась, и это как будто помогло — боль окончательно прошла. Тут и Маркус начал двигаться, и это помогло еще больше. Пламя, которое почти угасло, вспыхнуло вновь, и вскоре Гвен, уловив ритм движений, стала раз за разом устремляться навстречу мужу.

Наслаждение становилось все более острым, и Гвен, выгибаясь дугой, тихонько стонала. Маркус же двигался все быстрее и быстрее, и пламя разгоралось все ярче — Гвен казалось, что она вот-вот сгорит в этом огне или, не выдержав наслаждения, лишится чувств.

Внезапно пламя словно взорвалось и разлилось горячими волнами по всему телу. Гвен громко вскрикнула и впилась ногтями в плечи мужа. В следующее мгновение она почувствовала, что он содрогается вместе с ней.

Ей казалось, что это продолжалось целую вечность — и все же кончилось слишком быстро.

Отдышавшись, она вдруг подумала: «О Господи, неужели я из-за этого совершенно потеряла голову?» И Гвен впредь не позволит страсти и сильным чувствам взять верх над рассудком. Да, она не позволит эмоциям взять над ней верх. Ведь все произошедшее в этой комнате — всего лишь следствие страсти, вожделения, не более того.

И разумеется, это не любовь.

Даже сейчас она была абсолютно уверена в том, что никогда не полюбит Маркуса. Не полюбит, потому что не хочет лишиться самостоятельности.

А полюбить его так легко!

Но любящие женщины глупы, а она вовсе не дура. Во всяком случае, ей хотелось так думать.

И все же Гвен не могла не задаваться вопросом, будет ли ей достаточно прожить семь с половиной лет с этим человеком.