Лучшая жена на свете

Глава 3

Колин открыл чугунные ворота, которые вели к его городскому дому.

Туман уже спустился на землю, но здесь, в районе Гайд-парка, он был не такой густой, как на другом конце города, где он час назад оставил мадам Ларчмонт.

Превозмогая боль в ноге, он поднялся по каменным ступеням, и как только он оказался перед дубовой дверью, она распахнулась, а на пороге появилась высокая фигура человека с канделябром в руке. Колин тут же стер с лица всякое выражение, хотя не был уверен, поможет ли это ему – дворецкий Эллис всегда замечал все.

– Добрый вечер, милорд, – все тем же звучным голосом, который Колин знал с детства, сказал Эллис. – Как только вы уехали, вам был доставлен пакет. Он ожидает вас на письменном столе в библиотеке. Там же накрыт, как обычно, ваш ужин. Не желаете ли чашку шоколада?

Эллис был в курсе всего, что происходило в доме, до мельчайших деталей, включая детскую привычку Колина спускаться с лестниц по полированным перилам и таскать сладости из кухни. С годами Колин отказался от катания по перилам, но его любовь к сладкому нисколько не уменьшилась. Эллис знал и то, что Колин никогда не отправлялся спать сразу после того, как возвращался домой.

– Нет, спасибо, – покачал он головой. – Боюсь, что сегодня мне больше подойдет бренди.

В глазах Эллиса мелькнуло беспокойство, а его взгляд скользнул по сапогам Колина.

– Может быть, согреть одеяло?

– Нет, Эллис. Спасибо. Достаточно бренди. Увидимся завтра утром.

– Доброй ночи, милорд.

Отказавшись от канделябра, Колин прошел по темному коридору в библиотеку. Слава Богу, он прекрасно ориентировался в доме и был рад тому, что в темноте можно было не смотреть на портреты предков, развешанные на обитых шелком стенах. Он не любил на них смотреть с самого детства, всегда чувствуя на себе их осуждающие взгляды. Они словно знали, что он задумал какую-то шалость, и все хором напоминали ему о его долге и обязанностях, предписанных его титулом. Как будто слова «долг» и «обязанность» и так не вдалбливались ему каждую минуту его жизни.

В библиотеке он сразу же подошел к столу с графинами, не обращая внимания на сильную боль в ноге. Он налил себе порядочную порцию живительной влаги, удивившись тому, что у него дрожат руки. Он был готов приписать эту дрожь усталости, или голоду, или чему угодно, только не тому, что было на самом деле и в чем он не хотел признаваться. Однако он уже очень давно понял, что лгать другим – это часть жизни, которую он сам для себя выбрал, а вот лгать самому себе – это бесполезная трата времени.

Осушив одним глотком рюмку, он закрыл глаза, чтобы насладиться теплом стекающей по горлу жидкости. Если бы он смог собраться с духом и мыслями, он непременно посмеялся бы над собой за то, что так расстроен. Он налил себе еще бренди и, прихрамывая, направился к камину. Там он сел на кушетку и, облокотившись на колени, стал смотреть на огонь.

Сразу же перед его мысленным взором предстала мадам Ларчмонт, и он снова испытал такой же шок, как на званом вечере сегодня, когда увидел ее. От леди Мэллоран он узнал, что ее зовут Александра. Наконец-то у него будет ассоциироваться с именем лицо, преследовавшее его в течение последних четырех лет.

Пока он без всякого интереса наблюдал за гостями леди Мэллоран, он невольно подслушал вежливую болтовню дам о том, что гадалка была нанята для развлечения гостей. Гадание по картам его не интересовало. Но тут его взгляд остановился на гадалке…

Он узнал ее сразу же. Впечатление было такое, будто ему нанесли удар в солнечное сплетение.

Потом она подняла голову. Он смог разглядеть ее лицо, незабываемое лицо, отпечатавшееся в его памяти с первой минуты, как он увидел ее в Воксхолле в тот летний вечер. Он смотрел на нее и не верил своим глазам. Ему показалось, что так же, как тогда, четыре года назад, его сердце, его дыхание, его кровь – все остановилось, а все остальное – толпа, шум, веселье и смех – исчезло, и они остались одни. Он смотрел на нее, а в голове стучала одна мысль: «Слава Богу, ты жива».

Она уже не носила лохмотьев, и ее лицо не было измазано грязью, как в Воксхолле, но все такими же были огромные темные глаза. Тот же упрямый подбородок с ямочкой, к которой словно прикоснулся палец Бога. Маленький прямой нос и невероятно полные губы, слишком большие на ее личике, по форме напоминающем сердце. Он не мог назвать ее красивой в обычном смысле – для этого черты лица были как бы несочетаемыми, слишком асимметричными. Все же ее внешность притягивала, завораживала. Но что тогда сбило его с толку больше, чем тот факт, что она хотела залезть ему в карман, так это то, как она на него посмотрела.

Он не ожидал, что встретится лицом к лицу с девчонкой, которую он сперва принял за грязного уличного мальчишку. Потом он безошибочно угадал эмоции, промелькнувшие на ее лице, когда схватил ее за руку. Сначала это был шок. В ту минуту, когда она хотела лишить его золотых часов, он поймал ее только потому, что у него выработалась молниеносная реакция на все, что происходило в подобных районах. Она была талантлива и не привыкла к тому, что ее могут поймать.

Шок сменился очевидным страхом. Она явно боялась, что он ее ударит. И шок, и страх были понятны. Но потом она заморгала и посмотрела на него своими огромными глазами так пристально, как будто узнала его, и прошептала: «Это вы».

Прежде чем он успел что-либо сказать, она вырвала руку и побежала так, словно за ней гнался сам дьявол. Он хотел догнать ее, но она растворилась в толпе. Он искал ее до самого рассвета, отваживаясь заглядывать даже в грязные притоны. Он не понимал, зачем ее ищет. Возможно, для того, чтобы поговорить.

Что означали эти загадочные слова? Он знал, что никогда прежде ее не видел, – он гордился своей зрительной памятью на лица, а ее внешность была не из тех, которую забывают. Что-то в ней манило его, тянуло так, как никогда в жизни, и он не понимал почему. Держа ее за руку в те немногие секунды, он почувствовал ее отчаяние и безысходность, а потом еще и страх. Они вместе с ощущением голода и бедности шли от нее волнами. Его сердце наполнилось жалостью. Это она хотела ограбить его, но непонятно почему, ему хотелось уверить ее, что он не причинит ей зла, а поможет ей. Проклятие! Как только он увидел ее глубокое отчаяние и страх, он пожалел, что не дал ей украсть эти чертовы часы.

Он сжал пальцами ножку хрустальной рюмки и, оторвав взгляд от огня в камине, с недоумением посмотрел на янтарную жидкость.

Сколько раз за эти четыре года он вспоминал о ней, не пересчитать. Его преследовали ее глаза, а совесть мучила его за то, что он лишил ее малозначащей для него безделушки, тогда как для нее она, возможно, была единственным средством, чтобы не умереть с голоду. Ему были прекрасно известны судьбы женщин, оказавшихся в таком положении, как она, и зарабатывавших на жизнь воровством, и., его сердце сжималось всякий раз, когда он думал о ней.

Особенно часто он вспоминал о ней бессонными ночами. Жива ли она? Или ее поймали и повесили? А может быть, убили в трущобах Лондона, где живут грабители и карманники? Или заставили заниматься проституцией? Эти мысли не давали ему покоя. Но еще больше его мучил тот неоспоримый факт, что она знает его. А он не сделал ничего, чтобы помочь ей. После той ночи он три раза объехал весь Лондон и каждый раз подолгу прохаживался по Воксхоллу и другим злачным местам Лондона, то разыгрывая легкую добычу для воров, то где-нибудь прячась и скрытно наблюдая за толпой в надежде увидеть ее или снова стать ее жертвой. Но все его усилия были напрасными.

Даже в этот приезд в Лондон он провел два вечера не в клубе, не в опере и не на званых вечерах в поисках невесты. Он опять отправился на ее поиски в трущобы, в плохо освещенные аллеи Воксхолла и Ковент-Гардена. Ему снова не повезло. Оба вечера он возвращался домой уставшим, угнетенным и расстроенным тем, что видел, – ужасающей нищетой, страданиями и насилием. Во второй вечер он чудом избежал столкновения с огромным мужчиной, который дал ему понять, что не остановится даже перед тем, чтобы перерезать ему горло, если Колин не отдаст ему деньги. К счастью, Колину удалось отнять у него нож и тем самым обуздать кровожадные намерения грабителя. К тому времени как он вернулся домой, он понял, что его поиски бесполезны, и решил их прекратить.

Он, конечно же, не ожидал увидеть ее на званом вечере в гостиной леди Мэллоран.

Он не сомневался, что она его узнает, и это доставило ему удовлетворение, потому что он-то точно ее не забыл. Однако она, видимо, преуспела в умении скрывать свои чувства – в умении, которое он легко распознал, поскольку сам уже давно им овладел. Он отметил, как блеснули ее глаза, когда она его увидела. При свете многих сотен свечей эти глаза были по-прежнему цвета шоколада. Узнавание, промелькнувшее в ее взгляде, было таким мимолетным и почти неразличимым. Но годы, проведенные на службе у ее величества, сделали его наблюдательным, особенно в части понимания людей. Надо отдать ей должное, она выглядела хорошо, но так же, как тогда в Воксхолле, она растворилась в толпе. Он искал ее, а она, как четыре года назад, опять ускользнула. Он вышел из дома в сад с твердым намерением не потерять ее на этот раз. Он знал, что ей рано или поздно придется выйти из дома. Что она и сделала – через, окно.

Он видел, как она висела, ухватившись за оконный карниз. В страхе он затаил дыхание Она собиралась что-то сделать, притом что-то нехорошее. Не успел он об этом подумать, как она спрыгнула на землю. Он сделал вид, что этого не видел, и придумал, что она якобы споткнулась.

Так началась их игра.

Колин сделал большой глоток бренди. Он был восхищен тем, как быстро она пришла в себя и включилась в игру. Она явно поверила, что он ее не узнал, и почувствовала себя в безопасности. Он решил не выдавать себя, по крайней мере, до того, как узнает, что она собирается делать.

Он смотрел на огонь в камине, сожалея о том, что золотисто-красные языки пламени не могут помочь ему найти ответ. Ее появление на званом вечере и заинтриговало его, и испугало. Хотя он находился в Лондоне всего четыре дня, он уже был наслышан о невероятной популярности мадам Ларчмонт. О том, каким спросом в высшем свете – как на раутах, так и в домах – пользовалось ее умение читать по картам. Но знали ли аристократы, в дома которых она была приглашена, что четыре года назад мадам Ларчмонт обчищала карманы прохожих в темных аллеях Воксхолла?

– Вряд ли знали, – пробурчал он.

Вопрос, таким образом, был в том, перевернула ли она новую страницу своей жизни, или ее гадание стало обманом, которым она прикрывалась, чтобы выуживать деньги у богачей? Он ни на минуту не поверил в то, что она на самом деле может предсказывать судьбу. Он вообще не верил тем, кто предсказывает будущее с помощью колоды карт или без них.

Однако гадание было развлечением, а те, кто развлекал, получали за свои услуги деньги, и он, разумеется, не осуждал ни ее, ни кого-либо другого за то, что они используют возможность таким способом зарабатывать на жизнь честным путем. Впрочем, как подсказывал ему опыт, люди, занимающиеся честным трудом, обычно не сбегают из дома через окно, хотя, когда он был на службе ее величества, ему не раз приходилось исчезать тем же способом. Во всяком случае, он твердо решил узнать, является ли гадание по картам единственным развлечением, которое мадам Ларчмонт предлагает высшему свету. Ведь ему было хорошо известно, что у нее есть свои секреты. Например, она скрыла от него, где живет на самом деле.

Он подозревал, что она назвала ему не тот адрес, и его подозрения подтвердились. В ту минуту, когда она завернула за угол кирпичного здания, где она якобы жила, он вышел из кареты и пошел за ней. Было ясно, что она хорошо знает дорогу, впрочем, так же, как и он. Она шла очень быстро, и он еле поспевал за ней, потому что у него разболелась нога. Все же он не упустил ее и увидел, как она вошла в дом в квартале, населенном в основном торговцами. Район, конечно, не был фешенебельным – далеко не таким, где она якобы жила, но вполне респектабельным. Однако если она соврала насчет того, где живет, она вполне может соврать и в других случаях.

Он твердо решил выяснить эти и другие моменты лжи.

Принимая во внимание ее популярность, она наверняка уже приглашена на другие званые вечера, которые состоятся в ближайшее время, куда и он будет приглашен в качестве гостя – все знали, что он ищет невесту. Вот там-то их пути и будут пересекаться регулярно.

А на завтра они договорились, что она придет к нему домой, чтобы погадать, и он сможет понаблюдать за ней – в первый раз и при свете дня.

Волна жара, причиной которого не были ни близость к камину, ни выпитое им бренди, окатила его при мысли, что она будет в его, доме. Он нахмурился, вспомнив, что точно так же отреагировал на их общение в саду леди Мэллоран, когда она взяла его под руку и их плечи соприкоснулись. А еще когда она сидела напротив него в карете.

Ощущение было почти болезненное, потому что он обратил внимание на детали, которые предпочел бы не замечать. Например, на ее роскошную женскую фигуру, подчеркнутую вечерним платьем из золотистой парчи. На то, как в лунном свете блестели ее темные волосы, на россыпь веснушек на прямом носике и на то, как ее губы оставались полными даже после того, как она их сжимала.

А еще он запомнил, как чудесно от нее пахло апельсинами. Это был его любимый фрукт. Он со стоном закрыл глаза и сделал глубокий вдох, словно хотел поймать этот свежий запах, который преследовал его все то время, пока они ехали в карете. Когда они прощались, он не смог удержаться и поцеловал ее в запястье, чтобы убедиться, что на вкус она такая же восхитительная. Он не ошибся. Во время этого поцелуя он ощутил быстрое биение ее пульса, и это было единственным подтверждением того, что она вовсе не была так спокойна, как ей хотелось казаться. Это его немного утешило, потому что ему не нравилась мысль, что нервничает только он. Единственное, что удержало его от того, чтобы поддаться безумному желанию поцеловать ее в губы, было ее уверение в том, что существует месье Ларчмонт.

«Что за человек ее муж? – подумал он. – Как давно они женаты? Интересно, он честный торговец или вор? Знает ли он, что она обчищала карманы? Или он тоже умеет это делать?» Колину хотелось получить ответ на эти вопросы и еще на многие другие. Притом как можно скорее, потому что охватившее его в прошлом месяце дурное предчувствие становилось все навязчивее, особенно с тех пор, как он приехал в Лондон.

Он открыл глаза, допил бренди, потом налил еще. Глядя на янтарную жидкость, он задался вопросом, мучившим его с тех пор, как сон о его собственной смерти стал повторяться почти каждую ночь.

Как долго ему осталось жить?

Тяжело вздохнув, он провел рукой по волосам. Он пытался убедить себя, что чувство надвигающегося конца было подсказано его воображением, которое вышло из-под контроля, или просто вызвано усталостью. Не более чем обычная меланхолия, которая всегда наваливалась на него при приближении годовщины смерти его матери. Но даже после того, как эта дата прошла, чувство тревоги осталось.

А потом начались ночные кошмары. Ему снилось, что он в каком-то узком тесном месте, сердце отчаянно колотится, дышать нечем, и он знает, что он в опасности. Смерть неминуема. Он просыпался в холодном поту, охваченный необъяснимым страхом замкнутого пространства, преследовавшим его с детства, и больше не мог заснуть.

Он уже давно научился прислушиваться к своим ощущениям и доверять своей интуиции. Интуиция не один раз спасала ему жизнь, когда он был на службе ее величества. Именно поэтому он сейчас не мог ее игнорировать: с ним что-то должно случиться. Нечто, чего ему не удастся избежать, чего он, скорее всего не сможет пережить. Чувство тревоги стало более отчетливым с тех пор, как он приехал в Лондон. Оно не исчезло после столкновения с вооруженным грабителем. Тогда ему удалось избежать беды, но будет ли он так же удачлив в следующий раз? Интуиция подсказывала ему, что нет, его и дальше подстерегает опасность.

Он подумал, что его состояние частично связано сейчас с его возрастом, таким, в каком была его мать, когда она умерла, но отмел эту мысль как глупое суеверие. Он не был суеверным человеком, хотя и прислушивался к своему внутреннему голосу.

Понимание, что он смертен, что его время заканчивается, угнетало его, отсюда его неотступное желание выполнить свой долг – и немедленно, пока не стало слишком поздно. Самыми настоятельными обязательствами были женитьба и рождение наследника.

Здравый смысл подсказывал ему, что он не прав, что все будет хорошо, и он доживет до старости. Конечно, он на это надеялся. Но он никак не мог избавиться от чувства обреченности и не хотел рисковать. Особенно если в случае его безвременной кончины титул и все, что с ним связано, перейдет к Нейтану. А он знал, что это никак не совпадало с желаниями его младшего брата, поэтому и Колин не хотел этого для него. Нейтан всегда сторонился развлечений высшего света, предпочитая сосредоточить свои таланты в области медицины. Он стал хорошим врачом, а титул для него, по его собственному выражению, был все равно как если бы он хотел, чтобы ему вырезали внутренности с помощью ржавого лезвия.

Нет, ответственность за наследника лежит не на Нейтане, а на нем. Сейчас он жалеет только о том, что не занялся этим раньше, до того, как чувство обреченности схватило ею за горло. Пока еще было время. Странно, но месяц назад ему казалось, что у него вся жизнь впереди.

Его взгляд остановился на письменном столе, и он вспомнил слова Эллиса, что на его имя пришло письмо. Он отставил рюмку с бренди, пересек комнату и взял запечатанный красной восковой печатью конверт. Имя на конверте было написано почерком Нейтана, и Колин удивился, что брат нашел время, чтобы написать письмо, ведь он был счастливый молодожен. Если бы Колину удалось найти такую жену, как красавица Виктория Уэксхолл, в которую Нейтан был страстно влюблен, видит Бог, Колин не стал бы тратить время на письма!

Взломав печать, он прочел короткую записку:

Приеду в Лондон послезавтра, а не на следующей неделе, с Викторией и несколькими друзьями. Мы остановимся в Уэксхолл-Хаусе, потому что Виктория обещала своему отцу помочь подготовить званый вечер. Как только мы приедем мы планируем заехать к тебе.

Нейтан

Чувство вины, которое всегда охватывало Колина при мысли о брате, на этот раз сменилось радостью оттого, что он скоро его увидит. Он сунул записку в конверт и обратил внимание на блюдо севрского фарфора, где лежали три марципана, искусно выполненные в форме фруктов – клубника, груша и…

Апельсин.

Его выбор был очевиден.

Он взял апельсин и откусил кусочек. Закрыв глаза, он насладился сладким вкусом цитруса и миндаля, который вызвал в его памяти образ загадочной мадам Ларчмонт.

Да, именно загадочной. Но если существовало что-то, в чем он преуспел, так это было разгадывание тайн. До сих пор он еще ни разу не потерпел неудачу в этом деле поэтому он был полон решимости получить ответы на многие вопросы еще до ее приезда завтра к нему домой.

Тот факт, что она не только выжила, а и преуспела, указывал на ее необычайный ум и удачливость. Но на сей раз, поклялся себе Колин, она встретила человека, равного ей по этим качествам. И если она задумала его обокрасть, то удача от нее отвернется.

Алекс быстро миновала несколько переулков и поднялась по шаткой лестнице на второй этаж дома, в котором жила. Оглядев темный коридор, чтобы убедиться, что никого нет, она тихо отперла дверь в свою комнату. Проскользнув внутрь, заперла дверь и, прислонившись к дверной панели, закрыла глаза. Ее сердце билось, она тяжело дышала – и не только потому, что быстро шла, а от тревожного чувства, что кто-то ее преследует. Кто-то появился уже после того, как уехала карета лорда Саттона. Она привыкла к тому, что в этом районе на улицах полно воров и грабителей, и умела с ними справляться. Она нащупала складной нож, спрятанный за подвязкой. Алекс знала, как защититься.

Но то, что она испытала сегодня, было нечто другое. Чувство, что за ней наблюдают, преследовало ее все то время, что она шла домой, и это ее беспокоило. Страху добавил и подслушанный ею разговор в кабинете лорда Мэллорана. Тот, кто за ней следил, очень умело прятался, но она слишком долго прожила в нищенских кварталах Лондона, чтобы забыть об опасности.

– Алекс, с тобой все в порядке?

Она открыла глаза и встретилась с встревоженным взглядом Эммы.

Хотя Эмма Багуэлл была на шесть лет моложе Алекс, она была очень проницательна и находчива благодаря знакомству с трущобами Лондона. Они познакомились три года назад и вместе сумели выжить и подняться над нищетой.

Алекс поняла, что бесполезно скрывать что-либо от подруги. К тому же ей было просто необходимо поделиться тем, что произошло в этот вечер.

– Я действительно обеспокоена, – сказала Алекс. – Но прежде чем я начну рассказывать… Сколько их сегодня' – Она кивнула в сторону линялой бархатной занавески, отделявшей треть комнаты.

– Восемь. Восемь. Прошлой ночью их было шесть, позавчера – двенадцать, а в прошлый вторник они с Эммой приютили семнадцать ребят.

– А Робби здесь? – Эмма кивнула.

– Он прибежал последним час назад, грязный и уставший. Он чуть было не заснул за едой. Но он был не просто грязный. Его избили, Алекс.

– Сильно?

– Под глазом синяк, губа разбита. Я промыла ему лицо, но тебе следует на него взглянуть. Он спрашивал о тебе.

– Хорошо, – пробормотала Алекс. – Я его сейчас посмотрю, а то утром он убежит до того, как мы проснемся.

– Ладно. А я приготовлю чай.

– Спасибо, – откликнулась Алекс.

Она повесила накидку в единственный обшарпанный гардероб. Зная, что Робби и другие мальчики спят, Алекс тихо сняла платье и, переодевшись в простой ситцевый халат, подошла к занавеске. За два года она привыкла ко многому и представляла, что ее может ждать. Но все равно, прежде чем отодвинуть занавеску, она собралась с духом.

Сегодня их было восемь, завернуты в одеяла – это была единственная роскошь, которую они знали в своей жизни. Ее взгляд останавливался на каждом, и не важно, сколько ночей подряд она их видела, у нее всегда сжималось сердце.

Она узнала Уилла и Кеннета, Доббса, Джонни и Дугласа. В углу лежали Мэри и Лилит. Все они были похожи на маленьких ангелов. Алекс такими их и считала, потому что ни одному из них не было больше двенадцати лет. Все они были в безопасности те несколько часов в убежище, которое она им предоставляла, но скоро наступит рассвет, и они его покинут и проживут день на враждебных им улицах города.

Ее взгляд упал на Робби. В неярком свете от очага, проникавшем сюда из основной части комнаты, были видны его подбитый глаз и распухшая губа. Все эти дети и десятки других, либо сироты, либо брошенные, были жертвами страшной нищеты, жестокого обращения и ужасающих жилищных условий. Все они разрывали сердце Алекс, но Робби она любила больше всех. Возможно, потому, что он напоминал ей ее саму в этом возрасте – дрожащей от постоянного страха и всегда готовой к вынужденной браваде.

Слезы жалости навернулись на глаза Алекс. Господи, Робби нет еще и шести лет.

На лоб ему упала испачканная сажей прядь светлых волос, которую ей захотелось убрать. Но она знала, что если она дотронется до мальчика, он наверняка проснется. Жизнь приучила этих несчастных детей спать очень чутко. Алекс до сих пор спала именно так и никогда не спала подряд более нескольких часов. Здесь дети могли расслабиться, спать спокойно, уверенные в том, что им ничто не угрожает.

Алекс задернула занавеску и прошла в угол комнаты, служивший кухней. Эмма уже разливала чай в толстые фаянсовые кружки. Алекс опустилась на лавку, почувствовав себя страшно уставшей. В комнате стоял приятный запах апельсинов и свежеиспеченных булочек.

– Спасибо, что взяла на себя приготовление ужина, – тихо, чтобы не разбудить детей, сказала Алекс.

– Да ладно, – ответила Эмма и с торжественным видом протянула ей тарелку, на которой лежала одна булочка – Я оставила ее для тебя.

У Алекс ком подступил к горлу. Эмма знала, что ее подруга – впрочем, как и она сама – сладкоежка. Эмма разломила булочку и большую часть протянула Алекс.

– Мне совестно, что я переложила на тебя домашние заботы.

– Чепуха, – сказала Эмма и поставила перед Алекс чашку горячего чаю. – Я делаю это с удовольствием, а для мадам Ларчмонт гораздо важнее заниматься гаданием богачам Ты заработаешь деньги, и мы сможем переехать в лучшую квартиру и в более безопасное место даже скорее чем мы предполагали. И тогда ты сможешь начать их учить.

Да, именно для того, чтобы они с Эммой и детьми, которые им доверяли и искали у них защиты, могли переехать в безопасное место, она работала так много. Ее успех в качестве мадам Ларчмонт позволял ей верить, что она получит то, к чему стремилась.

– Я тоже на это надеюсь, – сказала Алекс, – но ты же знаешь, какими непостоянными бывают богатые люди, как скоро им все надоедает и они начинают искать какое-нибудь другое развлечение. Сейчас я нарасхват, но я не льщу себя надеждой, что моя популярность продлится дольше одного сезона.

– Тогда постараемся сделать так, чтобы выжать все из этого сезона, – сказала Эмма, глядя поверх своей кружки.

– На это я тоже надеюсь, но… мы с тобой знаем, что карьера мадам Ларчмонт закончится, если сливки общества, которые сейчас наперебой приглашают ее к себе для гадания, узнают о ее неприглядном прошлом.

– Ты говоришь так, будто у тебя есть причина думать, что это может случиться, – насторожилась Эмма.

Алекс обхватила руками горячую кружку, наслаждаясь ее теплом.

– Эмма, я сегодня встретилась с мужчиной. Это… он! – Эмма сначала недоуменно заморгала, а потом поняла.

– Ты встретила его? Того человека, который все время появляется, когда ты раскладываешь карты на себя?

– Да, – кивнула Алекс.

– Ты уверена?

– Да.

Эмма не стала спрашивать, как Алекс поняла, что это именно тот человек, и не стала сомневаться. Она привыкла доверять интуиции подруги. Поэтому она лишь кивнула и сказала:

– Вот это да. Долго же он не появлялся. Кто он?

– Его зовут Колин Оливер. – Она отказалась признать, что ей доставило удовольствие произнести его имя вслух. – А его титул – виконт Саттон.

– Виконт? – У Эммы от удивления челюсть отвисла. – Ты, наверное, встретила не того человека. Карты говорили, что он будет играть важную роль в твоем будущем, что будет иметь на тебя большое влияние. Как это может относиться к виконту? – Она задумалась. – О! Если только он не захочет, чтобы ты… если только ты не планируешь стать… его любовницей.

Алекс, которой вдруг стало жарко (видимо, решила она, от горячего чая), отставила кружку и прошептала:

– Конечно же, нет.

– Тогда каким образом этот человек может появиться в твоем будущем? Ты должна была встретить его уже много лет назад. – Эмма решительно тряхнула головой. – Нет, Алекс, это не тот человек.

– Тот. Я уже встречала его. Я залезла к нему в карман.

– Как ты можешь быть уверена, что это тот же тип? В темноте все эти богатые джентльмены одинаковы. Всегда пьяны и слишком уверены в себе. Легкая добыча – вот кто они такие.

– Были, – подчеркнула Алекс. – Это все в прошлом. Но я его хорошо запомнила, потому что он меня поймал.

– Поймал тебя? – переспросила Эмма. – Да тебя ни разу не ловили! Ты была самая лучшая!

– Я ценю высокую оценку моих прежних заслуг, но уверяю тебя, он меня схватил. Мне все же удалось сбежать, и я больше никогда его не видела до сегодняшнего вечера.

Эмма сразу же озаботилась последствиями.

– Господи! А он тебя узнал?

Алекс уже не могла сидеть. Она встала и начала ходить по комнате.

– Не знаю. Не думаю, но…

Алекс рассказала Эмме о событиях вечера, включая подслушанный ею разговор и записку, которую она оставила для лорда Мэллорана. Единственное, о чем она умолчала, были ощущения, которые у нее вызвал лорд Саттон, и то, как он поцеловал ее в запястье.

– Я согласилась погадать ему завтра днем у него дома, – закончила Алекс свой рассказ.

Эмма окинула ее беспокойным Взглядом.

– Не знаю, Алекс, что тревожит меня больше: тот факт, что ты снова встретишься с этим виконтом – мне кажется, что ты шутишь с огнем, – или тот разговор, который ты подслушала. Что, если кто-то об этом узнает? Что записку написала ты?

– Каким образом? Я нарочно изменила почерк. Никто не станет тратить время на то, чтобы выяснять, кто написал записку. Они будут заняты тем, чтобы вычислить человека, которого собираются убить на званом вечере у лорда Уэксхолла, и предотвратить убийство.

– Надеюсь, что ты права, – не очень уверенно ответила Эмма.

«Я тоже», – подумала Алекс.