Глава седьмая

Расправляясь с утренними делами, Кристина размышляла над предложением Хейла. Над предложением и тем, что за ним стояло: развлечения, роскошь и любовь. В жизни Хейла это было основным, и он щедро мог всем поделиться.

Что же касалось пробуждения, это была другая сторона медали. Был ли интерес Хейла к ней только вызовом, желанием взять наконец реванш в затянувшемся завоевании? Или она затронула в его душе какие-то струны, которые при их встречах всегда дрожали? Не показалось ли ей, что после жизни «с музыкой, икрой и шампанским» он вдруг страстно возжелал тишины и домашней пищи только с хлебом и маслом?

А если это было так, могла ли она ответить тем же или хотя бы испытать его хваленые способности любовника. Она вспомнила его поцелуй, его мягкие и сильные руки, и как задрожали ее губы и руки в поисках ласки, и как по спине пробежал нервный холодок, и горячая волна желания превратила ее худощавое тело в нечто легкое нежное и невесомое… Кристина призналась себе, что отклик ее женского начала после года одиночества был ей совсем не неприятен.

И тут же на нее нахлынула невероятная тоска. Это было похоже на эхо жизненных весен, но не более. А большего ей не хотелось. По крайней мере, так Кристине казалось сейчас. Может быть, сегодня, когда она увидит его снова, что-то поможет тайным мыслям и чувствам проснуться и тоненькими ручейками, неслышно и неуловимо слиться в огромный поток любви и страсти.

Хейла трудно было понять и трудно было определить их отношения еще и потому, что она ничего не знала о его прошлом. За все время их знакомства он ни разу не упомянул о том, что произошло с ним до того, как он открыл магазин в Беверли Хилз, а это был не один десяток лет. Все было так, как-будто он попал в этот мир взрослым, без детства, без родителей, без учебы. Хотя ранняя молодость Кристины и прошла в разъездах, привязанность к семье была сама собой разумеющейся, и именно в семье она всегда находила поддержку.

Кристина подметала крыльцо веранды, когда увидела Антонио Альварадо Переса, свернувшего с дороги, которая вела к ее дому. Горнист зарычал и подал голос на самой высокой ноте, затем подбежал, уселся у ее ног. Кристина отложила веник. Она обратила внимание на мягкую походку Антонио и окликнула его.

— Снова забыли свою флягу?

На его загорелом лице сверкнула улыбка, и он похлопал по фляге у себя на поясе.

— Учусь на ошибках, сеньорита. Их у меня уже достаточно, чтобы не повторять. Я пренебрег правилами этого места — заметьте, я остался на дороге, — и рискую вызвать ваше негодование, но я хочу вам отплатить сегодня за то, что вы вчера спасли мою жизнь.

Кристина улыбнулась в ответ на его причуду.

— Я благодарна вашей добродетели, и настоящая награда для меня знать, что солнце пустыни не высушило ваши кости.

Это прозвучало не совсем весело. Лицо Кристины помрачнело; она вдруг вспомнила про кость, которую нашел Горнист.

Но Антонио не обратил на это внимания. Он облокотился на каменный столб.

— Для вас, может быть, достаточно, а для меня нет. Сейчас, когда мне возвращена прелесть жизни, я должен как-то отметить это и выразить свою признательность. Мы очень мало знакомы. Не мешало бы нам наладить более прочную связь как спасителя — он смешно пожал плечами — и спасенного? Вы мне окажете большую честь, если сегодня вечером мы вместе поужинаем. В деревне у въезда в Монумент есть мексиканский ресторан. Интересно будет узнать, готовят ли они традиционную еду, правда?

— Ой, я не могу сегодня, честное слово, — сказала Кристина. — Спасибо, но боюсь, что вам придется отметить это каким-нибудь другим образом.

Он приоткрыл рот, изображая трагедию.

— Вы отвергаете меня и единственное желание за всю мою жизнь? Хотя вы правы в своей предусмотрительности. Могу заверить вас, что я респектабельный городской служащий. Да, но как вы узнаете, что я говорю правду?

Он немного помолчал и снова заговорил, прежде чем Кристина смогла ответить.

— Если бы мы встретились у ресторана…

Кристина неохотно выслушала его. Возможно ли за один день покинуть кокон и сразу стать прекрасной бабочкой? Она сегодня позвонила Эмми Хокинс и сказала, что должна идти по делам. Увы, прошло много времени с тех пор, когда она могла думать о развлечениях в чьей-нибудь компании.

— Хорошо, — вздохнув, сказала она. — Мы встретимся там.

— Значит, в семь часов? Этот день для меня, наверное, никогда не кончится.

Они с Горнистом подозрительно посмотрели друг на друга, затем Антонио смело взял Кристину за руку и склонился перед ней.

— До вечера, сеньорита Кристина.

Она стояла и смотрела, как он буквально скатился вниз по дороге, обернувшись только, чтобы помахать ей рукой. Его дерзость и настойчивость произвели определенное впечатление, но только потому, что у него был такой великолепный юмор. Да что же с ней происходит, что это за безрассудство?

Она оценивающе откинула назад голову. А с другой стороны, этот контраст, сравнение будет полезным, если Хейл снова начнет ее домогаться.

— Боже, и ланч и ужин в один день!

Не задумываясь больше ни о чем, Кристина оделась к ланчу в красное с белым платье западного производства и повязала на шею красную шелковую косынку. На ногах у нее были босоножки «леви». Если бы у них с Хейлом что-нибудь получилось, это одинаково переменило бы жизнь их обоих. Но как бы все ни обернулось, она всегда будет бесконечно предана этому краю пустынь, она открыла его…

Кристина с сожалением оставила Горниста дома. Ему было бы очень жарко находиться в машине, пока они будут обедать. Уезжая, она встретила пикап Барта Девлина и посигналила.

— Вы больше ничего не слышали? Про кость?

— Пока нет, хотя уже прошло немало времени. В город?

Она кивнула.

— Приехал старый друг. Я собираюсь с ним пообедать.

На его суровом лице появилось какое-то странное выражение еще до того, как она успела пояснить.

— Это тот друг, который был у вас вчера вечером?

— Да. Откуда вы знаете? — Кристина вздрогнула.

— Моя работа, мэм, следить за тем, что происходит в Монументе. Трудно было не заметить этот «линкольн».

Его лицо снова стало безразличным… В конце концов, какое ему было дело до того, что Кристина Вилз развлекается с другом из города. Он отошел от ее машины, отсалютовал и вернулся к своему грузовичку.

По дороге Кристина чувствовала странное раздражение. Ей было неприятно упоминание о Хейле — Барта Девлина это совсем не касается! Конечно, Девлин не шпионил за ней: она его не интересовала. Интересно, он когда-нибудь возвращался домой поздно вечером и был ли настолько влюблен, что терял счет времени?

Деловой центр маленького городишки Джошуа Три был отделен широким ландшафтом от нескольких параллельно пролегавших улиц. Хейл, искоса посмотрев на Кристинин наряд, выбрал «Стэг и Буш». Как она и предполагала. Это был единственный ресторан в городе хотя бы с какой-то претензией на элегантность.

Ресторан напоминал пещеру с большим каменным камином, который сейчас не горел, и длинным дугообразным баром. Может быть из-за мрачного интерьера ресторан был не очень популярен.

Хейл пододвинул ей стул, взял меню и пробежался по нему.

— У вас вкусно кормят? — спросил он тут же подошедшую средних лет официантку.

— Не могу сказать. Я здесь первый день, но слышала, что довольно прилично.

— А где, кстати, ты питаешься?

Кристина улыбнулась.

— Дома или иногда, если задержусь в городе, в кафе. Я беру гамбургер или чашку чили в баре здесь, вниз по улице.

Хейл тихонько содрогнулся.

— Моя дорогая девочка, вы лишаете себя наслаждений кулинарным искусством. Мы должны исправить это.

Официантка вернулась с подносом в руках.

— Салат из крабов хороший, но я бы не советовала филе. Мясо сухое, как щепка, — сказала она дружески и доверительно.

Кристина уже что-то слышала о такой фамильярной форме демократии в обществах типа этого. Здесь может работать даже, в каком-то смысле, «элита» — немолодые, но еще крепенькие отставники. И эта женщина вполне могла быть в прошлом президентом какого-нибудь школьного департамента; человек, который наполняет бензином бак вашего автомобиля, в то же время может быть и главой муниципального совета. И это совсем не значит, что вы можете заноситься перед человеком только потому, что он вас обслужил.

Не будучи поборником равноправия, Хейл не задумывался о всех этих тонкостях, и у Кристины создалось впечатление, что он специально заказал филе, дабы показать ей свой утонченный вкус. Они выбрали действительно очень вкусный салат из крабов и бутылочку молочного ликера.

— В Лас-Вегасе мы могли бы пообедать в охотничьем стиле: фазаны с рисом, грибы, кремовый соус и вино.

— А что, языков жаворонков не подают? — съязвила Кристина.

Он широко улыбнулся и приподнял брови.

— Я найду их для тебя, если хочешь. Я не заметил, чтобы ты одевалась у Гивенчи. Но и это все тоже возможно. Что скажешь, Тина? Попробуй немного расслабиться, несколько дней развлечений, неоновых огней, роскошного веселья…

Кристина попробовала вино и подумала о странной порочности человеческого существа, которому нравится и Лас-Вегас в то время, как он обладает щедротами благоденственного солнца и земли, волшебством каменных изваяний, ароматом диких цветов и красотой алмазных ночных небес. Неужели можно все это отринуть ради лихорадочного, показного и искусственного наслаждения? Дьявол ли ее искушает?

— Я не знаю, Хейл… еще не знаю, — медленно произнесла она.

— Хорошо, не торопись. Мне все равно мало одного дня, чтобы здесь осмотреться. Уверен, что смогу тебя убедить. — Он допил вино. — Десерт?

Она покачала головой, и Хейл прикурил длинную тонкую сигару.

— А почему бы тебе сегодня днем не показать мне свой Монумент? Все, что тебя здесь приворожило.

У Кристины дрогнули губы, и она с удивлением посмотрела на гостя:

— Ты же знаешь, здесь только одна дорога, хотя она разветвляется; одна идет к Двадцать девятой Пальмс, другая — к Коттонвуд Спрингс и выходит вниз к пустыне.

— Хочешь сказать, что все можно увидеть вдоль одной дороги? Не много же прелестей, я бы сказал.

— Вдоль этой дороги немного. Но есть несколько грунтовых дорог. Уж они-то заведут тебя в места для прогулок.

— Ты слишком долго была на солнце, Тина. Ты, наверное, не можешь поверить, что физическое изнеможение одинаково полезно как для души, так и для тела, а уж затеряться в пустынных землях — просто наслаждение. Ладно, ты наметь, что стоит посмотреть.

— Хорошо, но не сегодня. Дома есть кое-какие дела, и я собиралась вечером на ужин.

— Мне показалось, ты говорила, что почти ни с кем здесь не знакома.

Кристина почувствовала неловкость.

— Это новый друг. Мы только что познакомились, правда. Он приехал в Монумент из Мексики и пошел бродить по пустыне без фляги, остановился у моего дома и попросил воды. Он сказал, что должен отплатить мне за то, что я спасла его жизнь…

Она почувствовала, что повторенные ею слова Антонио прозвучали сейчас скорее смешно, чем успокаивающе. Хейл приподнял брови и подпер подбородок указательным пальцем.

— Ой, перестань, Хейл. Это все не серьезно. Мы встречаемся у мексиканского ресторана Мигуэля, и никакое это не свидание. Он очень забавный и не причинит мне никакого вреда. А что ты, в конце концов, изображаешь из себя какого-то строгого папу?

С ее стороны это был очень жестокий выпад, подчеркивающий их разницу в возрасте. Кристину обеспокоил внезапный холод в его глазах. Ревность? Мужское самолюбие? Чувство собственности?

Он положил сигару в пепельницу, аккуратно стряхнув образовавшийся на ней пепел, затем опустил руку в карман пиджака и что-то достал.

— В таком случае я отдам тебе сейчас. Хотел подождать и сделать это в каком-нибудь романтическом месте, среди полыни и горделивых жаб.

Он открыл футляр, сверкнул блеск серебра. Хейл взял ожерелье большим и указательным пальцами.

— Это сделал мой приятель из Такско; он приехал буквально перед моим отъездом, настоящий мастер. Меня познакомил с ним один художник, который был там прошлой зимой.

Хейл протянул ожерелье, и Кристина автоматически потянулась к этой прелестной вещице.

Ожерелье состояло из трех тоненьких прекрасно сделанных полумесяцев, отражающих свет изумительным блеском. Чуть касаясь, она провела пальцами по этому произведению искусства.

— Это невероятно. Он больше, чем мастер… он художник, — изумленно произнесла она, затем легонько отвела его руку. — Ты сегодня не совсем учтив, Хейл: соблазнительно, но бестактно.

Он раскрыл ладонь Кристины и положил в нее ожерелье.

— Я не старался быть учтивым — только убедительным. И не подкупаю тебя, Тина; я лишь хотел сказать то, что я думаю о тебе и что мои мысли так же прекрасны, как и это ожерелье. Я не возьму его назад. Оно было твоим с того момента, как я его увидел.

Он с нежностью взял ее тонкую загорелую руку.

— Я Хейл Филлипс, Тина. И я такой, какой есть. Мое поведение говорит о том, чего я хочу, я лишь несколько приукрашиваю это. Тебе будет хорошо, нам обоим… — он замолчал, и блеск его светло-карих глаз немного угас. — Но я не потерплю поражения во второй раз. Я не прощу, ты меня еще не знаешь, Тина.

«Это была очень тревожная речь, — думала Тина, возвращаясь в Стоун Хаус. Что бы он ни имел в виду, но это прозвучало несколько угрожающе».

Развернув тисненую обертку, она полюбовалась ожерельем и завернула его так же аккуратно, как это делал Хейл. Она почувствовала какую-то фальшь во всем этом, и ее всю взбудоражило гадкое видение, порожденное еще не совсем здоровым воображением и просыпающейся чувственностью.

Открыв вечером дверь платяного шкафа, Кристина ощутила приятное волнение. Приехав в пустыню, она носила только джинсы, блузки и кроссовки. И будучи практически затворницей, она вдруг обеими ногами сделала скачок в светскую жизнь: ланч с Хокинсами, приезд Хейла, а сегодня вечером ужин с приятным путешественником.

Она выбрала цвета весенней зелени вышитое шведское хлопчатобумажное платье с продолговатой горловиной, которое подчеркивало ее рыжевато-каштановые волосы и глубину карих глаз. Еще она захватила вязаный жакет на случай прохладного вечера.

При свете керосиновой лампы, которая находилась над туалетным столиком, Кристина наложила тени, подвела брови и подкрасила ресницы. Легким движением кисти она постаралась скрыть впадины под глазами и слишком выступающие скулы.

Она немного отошла от зеркала и, наклонив голову, с удовлетворением оценила себя. Платье, которое шесть месяцев назад придавало мертвенной бледности лица зеленоватый оттенок, сейчас прекрасно подчеркивало ее здоровый загар.

Кристина повертела в руках серебряное ожерелье, затем открыла ящик стола и заглянула в свою коробочку с украшениями. Она достала гарнитур из гравированного мексиканского жадеита: кольцо, кулончик и сережки. Дэвид купил его у Хейла в магазине на пятую годовщину их свадьбы. Их зеленый цвет был очень насыщенным в сравнении с нежным цветом платья.

Горнист наблюдал за ней. Он был удивлен ее необычными сборами. Почуяв запах духов, чихнул. Кристина погладила его.

— Будь хорошим мальчиком, я скоро вернусь.

Она взяла белый кошелек и, закрывая дверь, услышала его жалобное подвывание.

«Бедный пес, — подумала она, садясь в машину, — второй раз за день остается один, а ведь он больше всего боится того, что его снова бросят».

Мексиканский ресторан Мигуэля находился как раз напротив большой заводной черепахи, которая была здесь известна как «черепаха мирт», которая ползала среди цветов и кустарников парков Джошуа Три.

Когда Кристина приехала, у парапета уже стояло несколько машин. Среди них она увидела белый «фольксваген» и поняла, что Антонио уже здесь. Он ждал напротив здания и встретил ее с нескрываемым восхищением.

— Я не предполагал, что вы можете быть еще более привлекательны. Я обворожен и покорен вашей красотой, — сказал Антонио.

Кристина слегка наклонила голову в знак благодарности на столь расточительный комплимент. Несомненно, это была традиционная латинская галантность. Забавно слышать одно и то же все время.

Антонио тоже выглядел по-другому. Он сменил свой походный костюм на хорошо сидящие серые слаксы и темный пиджак. Его белая рубашка и черный широкий галстук снова напомнили ей героев сражений с быками. Он предложил руку и открыл дверь ресторана.

От светильников из мягкой стали и свечей, которые стояли на столе под красным стеклом, ресторан казался уютным. Стены, обтянутые черным вельветом, были подсвечены и разукрашены на мотивы сражения кабальеро, которых если не чертами, то стилем напоминал Антонио. Откуда-то доносилась мягкая ностальгическая музыка.

— Вы хотели бы сделать свой заказ или позволите сделать выбор мне для нас обоих? — спросила темноволосая официантка в яркой блузке.

— Пожалуйста.

Кристина безразлично слушала быстрый обмен фразами между ним и приятной полной девушкой, которая принесла меню.

Официантка подала блюдо с чипсами из черепашьего мяса и пиалы с горячим соусом и японским перцем, затем открыла пиво.

Они подняли стаканы и выпили.

— Хорошо, — сказала Кристина.

— Рад, что вам нравится. — Антонио прикурил темную мексиканскую сигарету и взглянул через дым на Кристину. — Я восхищен вашими украшениями. Они мексиканские, не так ли?

Кристина кивнула, потрогав кулончик.

— Мы купили их в магазине Хейла Филлипса в Беверли Хилз. Он специализируется на латиноамериканском импорте. У него великолепные вещи, но очень высокие цены. Я говорила мужу, что это слишком дорого, но он понял, как они мне понравились.

Она замолчала, увидев вопрошающе приподнятые брови Антонио.

— Ваш муж?..

Кристина почувствовала, как дурацкая краска заливает ее щеки. Она представилась ему незамужней потому, что объяснения всегда были для нее болезненны. К тому же она думала, что видит его первый и последний раз.

— Я вдова, — ответила она низким голосом, — мой муж умер почти год назад.

Его глаза сразу же потеплели.

— О, я понимаю, извините, что затронул больную тему.

— Все прошло.

Она была немного удивлена, что это действительно оказалось именно так. Мысли о Дэвиде еще напоминали ей о большой потере, но ужасное, пронзающее сердце горе уже не так мучило последние месяцы.

Кристина снова коснулась кулончика.

— Первый раз, когда я одела это после его смерти, первый раз, когда я вообще куда-то с кем-то вышла.

«Странно, — подумала она, — все, казалось бы, становится на свои места».

— Хейл Филлипс — мы трое были очень хорошими друзьями — приехал вчера увидеться со мной, — она загадочно улыбнулась. — Знаете, я никак не ожидала, что он сюда приедет. Жизнь в пустыне — это не в его духе.

— Любопытство, наверное, — сказал Антонио, и его глаза сначала расширились в холодном размышлении, но сразу потеплели. — Желание восстановить вашу дружбу? Что может быть более ясным. А между прочим, что значит «жизнь в пустыне»? Я думаю, что пустыня — это очень многое, включая очень разных людей.

Разговор стал более отвлеченным, когда началась беседа о пустыне, о Мексике, о развалинах оставшихся здесь древних поселений. Кристина нашла Антонио интересным собеседником, обладающим талантом рассказчика. Наслаждаясь вкусом мексиканских блюд, которые она до этого ни разу не пробовала, Кристина рассказывала ему, как приехала жить в Стоун Хаус, о своей работе и, наконец, о мифической человеческой кости и исчезновении Фрэда Бегли.

— Как-то не думаешь о таких вещах, которые происходят здесь, в Калифорнии, так близко от больших городов, хотя, если заглянуть в прошлое, раньше это случалось чаще.

— В каком-то смысле, — медленно сказала Кристина, — если вы поедете в пустыню через Сан-Горгонио, вы заглянете в прошлое. Когда вы вдалеке от таких многолюдных мест, как Палм-Спрингс, вы понимаете, что почти ничего не изменилось с тех пор, как отец Гарсис впервые побывал здесь в 1776 году.

Многие видят в этих местах большее благополучие, возможность расслабиться, дружескую атмосферу, поддержку. Я не думаю, что хотела бы жить в каком-нибудь другом месте, хотя, — она немного нахмурилась, затем отогнала от себя мысли о Хейле, — должна признать, что мне бы было легче, если…

Она заметила, что Антонио смотрит мимо нее, в окно.

— Что-нибудь случилось?

— Человек смотрит на нас.

Кристина повернулась и увидела лишь мелькнувшую тень в окне.

— Наверное, искал здесь знакомого, — сказала Кристина.

Ей показалось, что она знает этого человека. Мог ли это быть Хейл? Конечно, нет. Она упомянула, где они с Антонио будут ужинать, но трудно себе представить, что галантный Хейл настолько ревнив, чтобы следить за ними. Возможно, так показалось из-за того, что она постоянно думала о нем?

Антонио задумчиво надул губы.

— Да, безусловно. Но вы говорили…

— Что мне было бы спокойнее, если бы исчезновение Фрэда Бегли можно было объяснить. — Она помолчала. — Меня еще кое-что беспокоит. Об этом упоминали в связи со смертью моего двоюродного дяди, хотя ко мне это не имеет никакого отношения. Он умер от сердечного приступа, что не удивительно, ведь ему было девяносто семь лет. Его нашли у двери со старым ружьем в руке. Оно не было заряжено, но все двери и окна были заперты и их пришлось взламывать.

Антонио посмотрел вопросительно.

— Старые жители пустыни никогда, как и мой дядя, не закрывали дома, когда уходили, а уж тем более, когда были дома, — продолжала Кристина. — Даже я, прожив здесь всего несколько месяцев, поняла, что звери не представляют никакой опасности в пустыне. Дядя Сперджен прожил здесь большую часть своей жизни. Он знал пустыню всю вдоль и поперек. Так почему же он закрылся в доме и взял ружье? Кого он боялся?

— Он был очень стар, — медленно произнес Антонио. — Может быть, он собирался… — он сделал взмах рукой, как-будто старался в воздухе поймать незнакомое слово.

— Старость?

— Да. Иногда старикам, как детям, кажутся различные вещи.

— Не думаю. Барт Девлин, смотритель, говорит, что у него была очень светлая голова. Дядя Сперджен был сварлив, у него была дурная слава — в каждой семье есть такая белая ворона. Наверное, многие его не любили или осуждали, но никто из тех, с кем я разговаривала, не считал его «не в своем уме».

Антонио спокойно посмотрел на нее.

— В пустыне есть только один опасный зверь.

— Кого вы имеете в виду? — удивилась Кристина.

— Человека.

Загрузка...