Любимые бывшими не бывают (СИ)

Глава 11

Макс

Я не готовлю завтрак своим любовницам.

Не дарю им уютных свитеров на Новый год. Не интересуюсь, чем они занимаются в свободное от моей постели время. Я избавляюсь от привязанностей, когда необременительные отношения грозят зайти дальше. И удаляю номера телефонов, по которым никогда больше не позвоню.

Но Оля не просто любовница. Она – необъяснимое наваждение, без которого существование станет пресным, а будни – лишенными ярких красок.

– По-моему мы проспали все на свете.

Растрепанная, Аверина появляется на кухне в моей рубашке и устраивается на стуле, поджав под себя ноги. Пытается соорудить на голове подобие пучка. Волнистые темные пряди выскальзывают из ее аккуратных пальцев и, сдавшись, она заправляет их за маленькое ухо, мочку которого мне хочется прикусить.

– Ну и хрен с ним.

Я отбрасываю эротические фантазии и, пожав плечами, ставлю перед Ольгой тарелку с омлетом с ветчиной и помидором, пока кофемашина варит третью порцию капучино.

Потому что с первой и со второй мой бездонный желудок давно уже расправился.

– Выговор влепят, – безразлично бросает она, накалывая на вилку ломтик мяса, и так соблазнительно отправляет его в рот, что мне приходится отвернуться и одернуть натянувшуюся ткань серых домашних штанов.

– Не влепят.

Уверенно возражаю я, стараясь погасить негодование, зреющее от разговора о ее работе. И если собственник внутри меня требует немедленно заставить Аверину написать заявление об увольнении, то расчетливый прагматик считает подобные шаги слегка преждевременными.

– Не знала, что ты умеешь готовить.

Восторженно восклицает Оля и тянется вперед за солонкой, отчего не застегнутая на верхние пуговицы рубашка распахивается, демонстрируя точеную голую грудь.

Мой рот моментально заполняется слюной, а по тому, как хитро улыбается чертовка, я понимаю, что она просто-напросто меня провоцирует.

– Еще пара таких финтов, и мы точно никуда не доедем.

Чеканю я, разделяя слоги. А она проглатывает смешок и примирительно поднимает руки вверх и в образе пай-девочки заканчивает завтрак.

С неба снова пушистыми хлопьями сыплет снег, а я задумчиво провожу по оплетке руля, гадая, к чему приведет наш спонтанный союз, основанный на физическом притяжении.

Одно могу утверждать с уверенностью: присутствие Ольги в машине воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Мне вовсе не хочется высадить ее за ближайшим поворотом, дать денег на такси и забыть об искрометной близости.

К высокому зданию с панорамными окнами, в котором расположена ее фирма, мы добираемся ближе к полудню и еще какое-то время сидим в автомобиле молча.

Аверина зарывается носом мне в шею и что-то тихо мурлычет, а я едва сдерживаюсь от того, чтобы не перетащить ее к себе на колени и не трахнуть прямо на глазах у редких прохожих, неодобрительно посматривающих на дорогую тачку, припаркованную в неположенном месте.

Отвергнув мое предложение прогулять сегодня работу, Оля все-таки выбирается из салона и, не оборачиваясь, идет к крутящимся стеклянным дверям. Пока я набираю номер Макара и продолжаю вдыхать въевшийся в кожу аромат перечной мяты.

– Мне нужно больше подробностей.

Выдаю с притворным равнодушием. А на самом деле слишком глубоко вязну во всей этой истории. Слишком сильно ревную Аверину к ее мудаку-бывшему, так что хочу быть в курсе даже самых незначительных деталей.

К концу разговора с другом градус моего отвращения к Меркулову достигает небывалых высот, и я отдаю себе отчет в том, что с удовольствием разорю компанию Слонского.

Теперь это куда больше, чем просто бизнес, потому что вся их семейка причинила моей Оле боль. А у меня, к их несчастью, достаточно рычагов и полномочий, чтобы исполнить роль кармы мгновенного действия.

Просторный вестибюль встречает меня ярким светом многочисленных лампочек, а стойка ресепшена – кислой физиономией затянутого в строгий серый костюм администратора.

Вероятно, эта похожая на Клеопатру прической и длинными черными стрелками девушка прекрасно осведомлена о цели моего визита, посему испытывает лютую неприязнь к непрошеному посетителю.

– Евгений Аркадьевич вас ожидает, – недружелюбно цедит она и морщит хорошенький курносый нос, целую вечность оформляя электронный пропуск.

– А у него вариантов нет.

Жестко отрубаю я и, ухмыляясь, направляюсь в сторону лифтов, где с ноги на ногу переминается дочь генерального. Инга одергивает лацкан пиджака кричащего кроваво-красного цвета и кокетливо опускает вниз темно-зеленые глаза.

Правда, я успеваю заметить в их блеске вспышку бессильного гнева, на который мне категорически наплевать.

В отличие от Слонских, у меня нет нужды притворяться и лицемерить. Так что я могу себе позволить не поддерживать беседу, раз за разом игнорируя провальные попытки завязать разговор.

Я даже могу себе позволить разбить пару иллюзий мнящей себя второй Моникой Белуччи блондинки и по секрету признаться, что ее не слишком красит квадратный подбородок, как и искривленные злостью тонкие губы.

– Максим Эдуардович, – приподнимается в кресле генеральный и приветственно кивает, старательно давя из себя доброжелательную улыбку.

Сегодня он выбрал кабинет поскромнее, наверное, пытаясь воззвать к отсутствующему у меня состраданию. Закуски со спиртным также отсутствуют, как, впрочем, и запрошенные еще неделю назад документы.

– Евгений Аркадьевич, мне, честно говоря, надоел этот цирк.

Обычно от металлических ноток в моем голосе людей пробирает мороз, вот и Слонский не становится исключением. Он вздрагивает, трет переносицу и торопится ослабить начинающий его душить синий галстук в мелкий белый горох. Только вряд ли его показательное выступление способно смягчить мою позицию.

– У вас было семь, мать его, дней. Не вынуждайте меня воспользоваться связями.

Хватая стакан, мужчина делает глоток воды и закашливается. Инга хлопает его по спине и одновременно пытается просверлить во мне дырку укоризненным взглядом. Забывшись, она делает непоправимую ошибку, указывая мне, как я должен себя вести.

– Вы не имеете права так разговаривать с моим отцом, – запальчиво брошенная фраза повисает между нами, и я поворачиваюсь к некрасиво раскрывшей рот блондинке всем корпусом.

Оцениваю подступающую к горлу панику, вижу испуганно заломленные в замок руки и отдаю распоряжение, которое должно быть немедленно исполнено.

– Выйди и закрой дверь с той стороны.

Слонской хватает покладистости не спорить со мной, и спустя двадцать звонких шагов мы с ее отцом остаемся наедине. Я всматриваюсь в испещренное морщинами лицо, залитое неровным малиновым румянцем, и все равно не нахожу в себе жалости.

– Евгений Аркадьевич, сокрытие бумаг не убережет вас от уголовного дела, – я беру высокий стакан и наливаю в него «Перье», предпочитая лукавству честность. Генеральный же, роняя голову на ладони, затравленно взирает на меня снизу-вверх. – Если в ваших действиях обнаружат состав, конечно.

Слонский мрачно морщит лоб. За окном все так же валит снег, а я чувствую нежность на кончиках пальцев, открывая сообщение от Ольги.

«Знаешь, а ты был прав».

Прав в чем? В том, что у нее невероятные глаза, в которых можно утонуть? Или в том, что моя любимая темно-синяя рубашка смотрится на ней гораздо лучше, чем на мне? Или в том, что ночью мы все-таки перебудили соседей своими криками-стонами?

«В чем?»

Ответ не заставляет себя долго ждать. И я тяну губы в широченной идиотской улыбке, не разбирая того, что пытается до меня донести седовласый визави.

Его пламенная речь сливается в один звук, ничуть не мешая упиваться согревающей грудь теплотой.

«Я не то что его имя не вспомнила – я свое забыла».

Собеседнику приходится несколько раз меня звать, чтобы я все-таки спустился с небес на грешную землю и обратил на него внимание. Только дискутировать с ним я больше не собираюсь. Резко поднимаюсь из-за стола и мимоходом бросаю.

– Евгений Аркадьевич, один момент, – я выдерживаю практически Мхатовскую паузу и заставляю Слонского уронить челюсть от изумления: – Сегодня утром Аверина выполняла мое поручение. Надеюсь, вы не станете объявлять ей выговор за отсутствие на рабочем месте?

Воздух сгущается от напряжения, и в нем с легкостью может застрять ложка. Задетая мужчиной «Перье» с дробным стуком падает на ковер и катится прямиком к моим ногам. Ухмыляясь, я останавливаю бутылку носком туфли и возвращаю генеральному в оглушающей тишине.

Занавес, господа.