Люблю тебя врагам назло

Глава 10

Ярослав

Эта Алиса Малыгина оказалась очень странной девчонкой. Как-то мы с ней шли после школы, и она всю дорогу втирала мне, что занимается благотворительностью. Даже ездит к каким-то одиноким старикам и кормит их блинами. Серьезно. Если бы до этого она весь день не вела себя вменяемо на уроках, я бы подумал, что она курнула.

Я никак не мог взять в толк, зачем девчонке, у которой денег куры не клюют, заниматься такой фигней? Зачем ей сдались эти старики? Они, должно быть, ужасно нудные. Знавал я одного деда. Сторожем у нас в лагере работал. Такой надоедливый был, одни и те же истории по сто раз рассказывал. Медленно, долго и мучительно. Аж застрелиться хотелось.

Но самое непонятное во всей ситуации – это то, что хрен знает зачем я подписался ехать с ней к этим старым пердунам на выходных. Без понятия, как так получилось.

Она столь вдохновенно рассказывала эту чушь, что от волнения ее грудь начала вздыматься. Туда-сюда. А блузка была застегнута далеко не на последнюю пуговицу. Короче, нетрудно догадаться, куда обратилось все мое внимание и о чем я думал, когда соглашался на эту авантюру.

В пятницу Алиса написала мне, где и во сколько встречаемся в субботу. В этот момент я сидел в общем зале с ребятами и смотрел какую-то не особо смешную комедию по телику.

– Кто такая Алиса? – встрепенулась Аленка, сидящая рядом.

Как?! Как женщины могут, не глядя в телефон, увидеть, кто тебе пишет? Я точно уверен, что он не отрывала глаз от телевизора.

– Одноклассница, – небрежно бросил я.

– Что она тебе написала? – спросила она, с подозрением оглядывая меня.

Терпеть не могу эти бабские допросы, типа "где был?", "что пил?", "кто писал?".

– А тебе-то что? – спокойно ответил я.

– А что, мне нельзя поинтересоваться? – она подняла брови.

– Ален, я устал, давай потом, – сказал я, вставая с дивана.

– Я к тебе сегодня вечером не приду, – гордо вскинув голову, заявила она.

– Как хочешь, – я пожал плечами и отправился в свою комнату.

Малыгина написала, что встречаемся в семь утра, значит, придется вставать раньше обычного на час. Я где-то слышал, что пожилые люди все время спят. Так зачем к ним тащиться в такую рань?

***

Когда я подошел к назначенному месту, то увидел Алису в компании каких-то умников и умниц, не иначе. Всего их было человек десять. У ребят были открытые лица, полные радостного предвкушения. Как будто они собирались ехать не к старым занудам, а на один из тех пятизвездочных курортов с бесплатным бухлом и омарами, про которые я читал в Интернете.

Ребята были облачены в одинаковые белые футболки с изображением солнца. Они держали в руках большие клетчатые сумки, а у одного парня за плечами висела гитара.

На Алисе были узкие голубые джинсы и белая бейсболка, из-под которой на спину и грудь спадали волосы цвета кофе с молоком. "Черт! Какая она сексуальная," – мелькнуло в голове.

Я поздоровался с присутствующими, и они стали по очереди протягивать мне руки, представляясь по имени. Впервые в жизни я встречал настолько дружелюбных людей. Они весело болтали и выглядели абсолютно счастливыми.

– Рада, что ты пришел, – улыбнулась Алиса. – Я тебе и футболку с логотипом нашего фонда принесла, наденешь?

Я без лишних слов стянул через голову свою серую майку и протянул руку за той, что приготовила Алиса. Она смущенно опустила глаза в пол и подала мне одежду.

Теперь я стал одним из них. Таким же чокнутым, который стоит на остановке в семь утра в солнечной футболке и намеревается ехать к незнакомым старикам.

Через минут десять подъехал пазик, и мы дружно залезли в старенький автобус. Оказалось, что дом престарелых находится в какой-то богом забытой глуши, и ехать до него предстояло не меньше часа. Кроме нас пассажиров в транспорте почте не было, поэтому ребята громко шутили и обсуждали план поездки.

Я сел рядом с Алисой. Повернувшись назад к пухлой рыжей девочке, которую, кажется, звали Лизой, она увлечено говорила:

– А после концерта и угощений просто непринужденно пообщаемся с ними, погуляем по территории.

Рыжеволосая кивала, соглашаясь с Алисой.

– Вы что, даже концерт подготовили? – удивился я.

– Да, это Алисина инициатива, она Антона даже гитару заставила притащить, – улыбнулась Лиза.

– Ничего особенного, немного песен и стихов, – пояснила моя одноклассница. – Нам несложно, а им приятно будет.

– Слушай, а я до последнего не верил, что все это правда, – покачал я головой.

– Я знаю, – улыбнулась Алиса, убирая шелковистые волосы за спину. – У тебя было такое выражение лица, будто я сказала, что дружу с инопланетянами.

– И давно ты этим занимаешься?

– Волонтерством? Давно, года четыре уже. Все началось с городского субботника и понеслось.

– И тебе это правда нравится? Ну, я имею в виду, общаться со стариками? – я хотел докопаться до истины.

– Да, очень. Но я не только в дома престарелых езжу. Сейчас очень много, кому нужна помощь. Еще есть приюты для животных и детские дома, – упомянув место моего проживания, Алиса метнула осторожный взгляд на меня, как бы боясь обидеть.

– Значит, ты была в детдоме? – поинтересовался я.

– Да, только с ровесниками не общалась. Мы всегда посещали малышей.

– Ясно. И как тебе?

– Ну как сказать… В первый раз, когда я приехала туда, я удивилась, что в материальном плане все довольно неплохо. У детей было много игрушек, некоторые из них современные и дорогие. Только мне показалось, что ребята с ними как-то не очень осторожно обращаются…

– Да, потому что игрушки им не принадлежат. В детдоме, по сути, нет ничего "твоего", отсутствует понятие собственности. А когда не твое, то зачем беречь? – философски заметил я.

– Ну да. В общем, раньше, когда речь заходила о сиротских приютах, я представляла полуразрушенные здания и босых грязных детей, которые питаются черствым хлебом. А потом я поняла, что у детских домов много спонсоров, особенно в больших городах. И главное, чего лишены там ребята, не вещи и не игрушки. Они лишены безусловной любви и семьи. А этого, к сожалению, ни один спонсор дать не может, – вздохнула Алиса.

Я внимательно смотрел на эту девочку из богатой семьи, типичную представительницу "домашних деток" и поражался тому, насколько близка она к пониманию моей жизни.

Алиса была права. Вещи, игрушки, еда – в современном мире воспитанники детских домов уже не нуждались в этом так остро, как, скажем, в послевоенное время. Стабилизировавшаяся экономическая ситуация и наличие спонсоров действительно давали государству возможность закрывать практически все наши материальные потребности.

Я знал, что есть семьи, которым не по карману покупать своим детям то, что дает государство нам, сиротам. Но несмотря на это, они дарят своим дочкам и сыновьям нечто большее – любовь, тепло семьи и чувство защищенности.

В середине поездки парень по имени Антон расчехлил свою подругу со струнами и затянул веселую песню Бременских музыкантов. Остальные поддержали его, подпевая на разные лады. Удивительно, но в компании волонтеров мне было как никогда легко и весело.

Когда мы наконец приехали к месту назначения и вылезли из душного пазика, я увидел широкое зеленое поле и холмы. Никакого намека на присутствие поблизости дома престарелых не было.

– А мы точно на нужной остановке вышли? – с сомнением спросил я у Алисы.

– Да, нам надо будет пройти вот по этой дороге, – она указала на небольшую тропинку, прорезающую поле. – "Белово" будет за холмом.

Осень решила порадовать нас Бабьим летом, и на улице было тепло и солнечно, будто в июле. Я полной грудью вдыхал душистый цветочный воздух, любуясь тем, как красиво солнечные лучи играют в блестящих волосах Алисы.

Я вызвался помочь девчонкам нести клетчатые сумки, и они с облегчением вручили их мне. Сумки были нетяжелые, но существенным минусом этой ноши была невозможность закурить. А подымить хотелось нестерпимо. Когда за холмом мы увидели здание дома престарелых, я уже не мог думать ни о чем другом, кроме как о сигарете.

– Подожди, я перекурю по-быстрому, – сказал я Алисе, ставя сумки на землю.

– Ну ты что, мы же уже почти пришли! – она развела руками.

– Или мне лучше закурить перед твоими ненаглядными стариками? – иронично поинтересовался я, зажигая сигарету и вдыхая долгожданный никотин.

Алиса в нетерпении сложила руки на груди. Остальные ребята уже подходили к воротам. Малыгина была похожа на маленькую симпатичную белочку в ожидании орешка.

– Да всё-всё, уже закончил, – закатил я глаза, наспех докурив сигарету и отбросив ее в траву.

– Ярослав, так нельзя, – укоризненно сказала Алиса.

– Ты о чем? – не понял я, поднимая сумки.

– Здесь так красиво и чисто, а ты выбросил свой окурок прямо в траву.

– Ну и что? Он же вроде бумажный. Это безвредно, разве нет?

– Нет. Люди ошибочно полагают, что сигареты не содержат пластик, тогда как большая часть сигаретных фильтров производится из волокон ацетилцеллюлозы – одной из разновидностей биопластика, – строго заявила она.

Да уж. Малыгина с ума меня сведет. Откуда она вообще все это знает?

– И что, мне теперь его в траве искать? – кисло поинтересовался я.

– Пожалуйста, – мягко, но в то же время властно сказала Алиса.

Я вздохнул, поставил сумки обратно на землю и, как последний лошара, полез в траву искать свой окурок. Рядом с этой девчонкой я превращался в безвольное существо. Будь на ее месте другая, ни за что бы не согласился на этот бред, а ей не смог отказать.

Малыгина подскочила ко мне и тоже начала ползать по траве в поисках этого злосчастного окурка. К счастью, он быстро обнаружился. Сжимая его между большим и указательным пальцем, Алиса достала из рюкзака салфетку, аккуратно завернула в нее находку и убрала обратно в рюкзак.

– Вот так, – довольно произнесла она. – А потом выкинем его в урну, где ему и место.

Я приподнял брови, но спорить не стал.

Дом престарелых представлял собой светло-бежевое здание, обшитое сайдингом. Вокруг него была небольшая территория с асфальтированными дорожками и скамейками. Внутри все напоминало мне больницу, да и запах стоял такой же.

Идя по длинным коридорам "Белово" я думал о том, почему люди вынуждены проводить старость вот в таких заведениях? Почему не в семьях, не с детьми?

– Здесь живут замечательные люди. Некоторые из низ потеряли детей, у некоторых их никогда не было. О них некому позаботиться, кроме государства, – словно прочитав мои мысли, негромко рассказывала Алиса. – Вот мой любимчик Семен Евгеньевич, например, всю семью потерял при пожаре: жену, сыновей и даже внуков. Совсем один остался. Просто невыносимо печальная история.

Алиса выглядела очень расстроенной. Казалось, рассказ о трагической судьбе, постигшей семью этого Семена Евгеньевича, доставлял ей чуть ли не физическую боль.

– Есть, конечно, и такие, у кого близкие живы, но они не могут обеспечить пожилому человеку нормальные условия, – продолжала она. – Ведь за большинством из них нужен особый уход. Они люди старые, больные. Иногда не могут самостоятельно передвигаться, ходить в туалет, есть.

– Эти близкие их навещают? – спросил я.

– Редко, – грустно отозвалась Алиса. – В основном все эти старички очень одиноки. Поэтому мы сегодня и здесь. Чтобы хоть немного скрасить их день.

Раньше мне казалось, что самая обделенная с точки справедливости категория – это брошенные дети. Но, как оказалось, брошенные родители – не менее печальное зрелище. Старые, немощные и никому не нужные на закате своей жизни люди.

Мы вошли в так называемый общий зал, где старики сидели на стульях и, очевидно, ждали нашего прихода. Первые минуты я не знал, как мне себя вести и что делать. Места было немного, и я чувствовала себя, как слон в посудной лавке: не знал куда пристроиться и деть свои руки.

Алиса же, наоборот, чувствовала себя в своей тарелке. Она лучезарно улыбалась и даже целовала некоторых стариков в морщинистые щеки.

– Мы подготовили для вас небольшой концерт, – сказала рыжеволосая Лиза. – Будем петь песни вашей молодости. Если знаете слова, подпевайте.

Антон опустился на стул напротив стариков с гитарой в руках. Светловолосая девушка из числа волонтеров по имени Алина присела рядом с ним. Музыкант заиграл совершенно незнакомую мне мелодию, и Алина запела. Я впервые слышал эти песни, а вот стрикам, судя по всему, они были знакомы и даже нравились. Некоторые из них подпевали волонтерам скрипучими голосами.

– Это что, хиты семидесятых? – шепнул я Алисе на ухо.

– Ага. Эдита Пьеха, Муслим Магомаев – звезды их времени, – также шепотом пояснила она.

До меня донесся терпкий аромат ее духов с легкой горчинкой в конце. Алиса пахла волшебно. От ее запаха и горячего дыхания на моем ухе я почувствовал неуместное возбуждение и поспешно перевел взгляд на сморщенных стариков. Отпустило мгновенно.

После песен настала очередь Алисы читать стихи. Антон уступил ей свой стул, и, сев на него, Алиса прикрыла глаза, видимо, настраиваясь. Затем она сняла белую кепку и расчесала волосы пальцами. В ее движениях было столько грации и естественности, что я не мог оторвать от нее взгляд.

Наконец, собравшись с мыслями, Алиса глубоко вдохнула и начала декламировать. Она читала много красивых стихов, и я на какое-то время растворился в происходящем. Слушал ее мягкий голос, вникал в смысл ее слов, и на душе было безмятежно.

Потом Алиса спросила, не желают ли старики заказать ей свои любимые стихотворения. Они сначала несмело, а потом на перебой начали просить ее озвучить произведения, которые они хотели бы послушать. Поразительно, но она знала восемь стихотворений из десяти заказанных. Вот это память!

Закончив выступление, Алиса встала и поинтересовалась, почему сегодня нет Семена Евгеньевича.

– Он со вчерашнего дня хворает, – пояснила бабушка в цветастом платке. – Но он тебя очень ждал, дочка. Поди проведай его, порадуй старика.

– К нему можно, да? – радостно спросила Алиса. – Я ему его любимые блинчики принесла.

– Отчего ж нельзя? Иди, милая, – улыбнулась почти беззубым ртом старушка.

Алиса направилась к выходу и жестом поманила меня за собой. Мы вышли в коридор.

– Хочу своего любимчика проведать, – сказала мне Алиса. – Пойдешь со мной?

Я кивнул.

Мы двинулись по коридору в обратном направлении. В комнате Семена Евгеньевича располагалось несколько коек, но занята была только одна. На ней лежал седой, как лунь, дед. Он был худой и казался каким-то высохшим. Тусклые бледно-голубые глаза, которые, возможно, когда-то были синими, смотрели поверх очков вопросительно.

– Алиса, дочка, ты? – пытаясь приподняться повыше, спросил дед.

– Да, я, Семен Евгеньевич, – Алиса подошла к нему и звонко чмокнула в щеку. – Как ваши дела? Приболели?

Алиса пододвинула к кровати старика стул и села напротив него, внимательно вглядываясь в бледное лицо Семена Евгеньевича. Я опустился на свободную койку по соседству.

– Ага, дочка, приболел нынче. Говорят, отравился. Только чем я тут мог отравиться? У нас тут питание стабильное, безо всяких изысков, – пытаясь сесть на кровати, ответил дед.

– Значит, у вас с желудком проблемы? – разочарованно спросила Алиса. – Как жаль, а я вам блинчиков свежих принесла. Эх, значит, в другой раз.

– Нет, что ты, милая, я до следующего раза, может, и не доживу. В моем возрасте нельзя откладывать на потом, – усмехнулся он. – Так долго ждал твоих блинов.

– Точно? – Алиса с сомнением покосилась на него.

– Абсолютно, – старик закивал головой.

Наконец, у него получилось сесть и свесить ноги с кровати. Его взгляд остановился на мне.

– Семен Евгеньевич, чуть не забыла, – спохватилась Алиса. – Это мой одноклассник, Ярослав. Он сегодня впервые у вас в гостях.

Я поднялся и протянул старику руку. Тот с улыбкой пожал мне ее. Его ладонь была мягкая, как испорченный помидор. Кожа на ней была обвисшая и вся в пигментных пятнах.

– Приятно познакомиться, – буркнул я.

– И мне приятно, Ярослав, – Семен Евгеньевич скользил по мне изучающим взглядом, пока Алиса возилась со своими блинами. – Ты, значит, друг Алисы? Славная она девушка, верно?

– Алиса замечательная, – кивнул я, отчего-то стесняясь его проницательного взгляда.

– Вы меня засмущаете, – хихикнула она и подала Семену Евгеньевичу тарелку блинов с клубничным вареньем.

– Спасибо, дочка, – дед принялся за еду, в процессе неспешно расспрашивая Алису о ее делах.

Она воодушевленно рассказывала про свою недавнюю поездку в приют для животных. А затем поведала краткое содержание последней прочитанной книги про какого-то парня по имени Клайд из бедной семьи, который хотел разбогатеть.

Его девушка залетела как раз тогда, когда на горизонте показалась более выгодная для него партия. Парень повез ее кататься на лодке, а потом взял и (представляете?!) утопил. Утопил свою беременную подружку!

У этого чувака явно не все дома! История кончилась тем, что его умертвили на электрическом стуле. Вот такая жесть. А я-то думал, девчонки читают всякую романтическую хрень про вампиров и любовь. Но не тут-то было. Алиса не переставала меня удивлять. Надо тоже будет потом прочесть эту книжку.

Семен Евгеньвич смотрел на Алису очень внимательно, и, казалось, ему, как и мне, доставляет неземное удовольствие слышать ее звонкий голос.

– А как твои стихи, милая? – спросил он. – Пишешь?

Что?! Алиса еще и стихи пишет?! Застрелите меня. Я бесталанная скотина.

– Пишу понемногу, – Алиса положила в рот кончик волос и начала смущенно пожевывать его.

– А о чем твои стихи? – вклинился в разговор я.

– Обо всем. О любви, о дружбе, о школе, а еще о личных переживаниях.

– Дашь почитать?

– Нет, что ты, – напугано замотала головой Алиса. – Я никому не даю их читать. Это очень личное.

– Но ведь если бы твой любимый Есенин писал в стол, то мир бы лишился одного выдающегося поэта, разве нет? – улыбнулся я.

– Ой, Ярослав, где Есенин, а где я, – рассмеялась Алиса. – Это так, ребячество.

– У многих авторов так: боятся показать свое творение людям, – заметил Семен Евгеньевич. – Страшно открыться миру. Вдруг раскритикуют, скажут, что неталантливо, несовременно или глупо.

– Да, – поддержала Алиса. – В этих стихах частичка моей души. Если кто-то скажет про них плохо, я не переживу.

– Настоящая конструктивная критика, Алиса, помогает автору расти и развиваться. А обидные фразы и вкусовщина – это лишь мелочи, на которые не стоит обращать внимания. Когда я выпускал свои повести, мне тоже много разного говорили. В основном хорошее, конечно, но было и плохое. Я обижался, а потом понял, что от того, что кто-то нелестно отзывается о моем произведении, оно не становится хуже, понимаешь? Я, например, Гоголя не люблю. Стиль изложения и вообще. Но он же от этого не становится менее значительной фигурой в российской классике. Согласись?

Алиса немного помолчала, а потом согласно качнула головой.

– Но ваши повести – просто чудо, – сказала она. – Ярослав, представляешь, Семен Евгеньевич – настоящий писатель!

– Какой уж там, – смутился дед и вдруг, схватившись за живот, сдавленно закряхтел.

– Что такое? – Алиса вскочила и обеспокоенно уставилась на старика.

Семен Евгеньевич стал еще бледнее, если такое возможно. Положил руку на грудь и сморщился, будто пытаясь сдержать рвоту.

– Принеси… – начал он, но договорить не успел.

Его начало тошнить. Он попытался наклониться, но двигался чересчур медленно. Противная желтоватая рвота стекала по его подбородку на застиранную синюю рубашку. Он закашлялся, и позывы вновь одолели его. На этот раз он все-таки скрючился, и содержимое его желудка оказалось на полу. Никогда в такой близи не видел, как человека рвет. Зрелище, мягко говоря, неприятное.

Я растерянно стал озираться по сторонам в поисках персонала: надо же теперь все это убрать. Наверняка, Алиса, как и я, испытывала смесь отвращения и жалости. Однако то, что я увидел в следующую секунду, лишило меня дара речи.

Дождавшись, пока Семен Евгеньевич опустошит желудок, Алиса подскочила к нему и начала расстегивать его облеванную рубашку. На ее лице не было ни тени сомнения, ни капли брезгливости.

– Эм… Может, мне кого позвать? – подал я голос.

– Не надо, у персонала и так полно дел, я сама приберу – отозвалась Алиса. – Принеси ведро с водой и тряпку, пожалуйста. Как выходишь, сразу направо, а потом вторая дверь по левой стороне.

Ее тонкие пальчики скользили по пуговицам, расстегивая их, быстро и проворно, будто она всю жизнь только и занималась тем, что снимала рубашки с дряхлых стариков. Семен Евгеньевич стонал, охал и причитал о том, что ему стыдно и неловко.

Через пару минут я принес ведро с водой и ужасного вида старую тряпку. Как будто ей мыли полы еще во времена молодости Семена Евгеньевича.

К этому моменту Алиса сняла рубашку с деда и уложила его на кровать. Каким-то чудом на постельное белье рвота не попала. Затем девушка намочила тряпку в ведре и, не выражая никаких признаков омерзения, принялась отчищать пол от рвотных масс старика.

К счастью, она не просила меня подойти и помочь. Не уверен, что я смог бы это сделать. Потому что вид рвоты и ее кислый запах был для меня просто невыносим.

Меня искренне поразило то, как ловко Алиса орудовала тряпкой, параллельно успокаивая расстроенного случившимся деда. Эта девочка – просто какое-то чудо. Выросшая в богатой семье, она совершенно не была избалованной. Да что уж там говорить, по сравнению с ней я казался себе чертовым белоручкой. Ее слова о необходимости добрых поступков не расходились с делами. И это не могло не восхищать.

Закончив с мытьем полов, Алиса вышла из комнаты, чтобы вылить воду и вернуть на место ведро с тряпкой. Семен Евгеньевич тихонько кряхтел на кровати.

– Как вы себя чувствуете? – спросил я.

– Лучше, сынок, лучше. Негодник-желудок отказывается работать, как положено. Но это ничего, поправлюсь, – вздохнул старик.

Я смотрел на этого пожилого человека, и впервые меня посетили мысли о скоротечности жизни. Мне казалось, что я буду молодым и здоровым вечно. Я не ощущал своего тела, оно было настолько крепким, что все раны заживали на мне, как на собаке. Я считал себя неуязвимым и думал, что так будет всегда. Мне и в голову не могло прийти, что собственное тело может быть тесной клеткой для души. Старое и больное, оно становится тяжелой ношей для самого человека.

То, что на смену позы можно потратить более двух секунд, представлялось мне невероятным. А невозможность самостоятельно передвигаться (как некоторые старики, которых я видел в общем зале во время мини-концерта) и вовсе казалась мне чем-то далеким и нереальным. Думалось, что такое никогда не случится со мной. Но, сидя напротив Семена Евгеньевича, я понимал, что от этого не застрахован никто.

И неожиданно я осознал, что, несмотря на то, что все это время я считал свою жизнь бестолковой и несносной, она таковой не была. Я был молод, крепок, здоров. У меня, в отличие от Семена Евгеньевича, впереди были десятки лет, за которые при желании можно много чего успеть.

Алиса бесшумно вошла в палату и, присев на стул рядом с дедом, взяла его за руку.

– Семен Евгеньевич, я сказала медсестре, что вам было плохо. Не следовало вам, конечно, блины есть, – вздохнула она. – Вы пока отдохните, а она чуть позже подойдет.

– Спасибо, дочка. От всего сердца спасибо, – улыбнулся Семен Евгеньевич. – Жаль, что как в прошлый раз не погуляли. Погода сегодня за окном чудесная.

– Да, погода – прелесть. Настоящее лето. Но вы не огорчайтесь, в следующий раз обязательно погуляем, – ласково поглаживая старика по руке, сказала Алиса.

– Ты приходи, обязательно приходи, дочка. Я тебя очень жду, – Семен Евгеньевич накрыл своей ладонью пальцы Алисы и ласково посмотрел ей в глаза.

Алиса усиленно закивала, и мне показалось, что ее глаза немного увлажнились. Сцена и впрямь была трогательная.

Распрощавшись с Семеном Евгеньевичем, мы вышли на улицу. Туда волонтеры вывели желающих погреть кости стариков и непринужденно общались с ними.

Был полдень, и жара стояла невыносимая. Я весь взмок, футболка прилипла к телу, да и есть хотелось нестерпимо. Но Алиса, по-видимому, не разделяла моих мучений. Порхала как бабочка от старика к старику и лучезарно им улыбалась.

Удивительная все-таки она девчонка. Никогда таких не встречал.