Я очень надеялась, он больше не придет.
Хватит. Зачем? Мне было даже приятно увидеть и вспомнить его один раз, но больше не надо. Слишком много проблем.
Утром, как только открылись банки, пока Миклош еще спал, я отправилась обналичивать чек. Надела свое самое приличное платье.
Я решила – десять тысяч отдам Миклошу, скажу: часть было чеком, часть так, Нанда подыграет мне. Полторы оставлю себе. Пятьсот разделят Нанда и Хен, который слышал наш разговор. Это будет честно.
Банк из простых. Я как-то уже была здесь. Толпа работяг, получающих разные выплаты, небольшая очередь принесших деньги за кредит…
И все равно, мне понадобилось пройти до конца улицы, мимо дверей, вернуться, постоять, и только тогда зайти внутрь. Мне казалось – все будут тыкать в меня пальцами. Все будут знать, кто я и чем занимаюсь. Одернула платье, поправила волосы… это не поможет, конечно.
Ладно…
Я видела, как на меня косились, пока ждала своей очереди. Женщина в черном… вдова? В наглухо закрытом платье, с двумя детьми, она все высокомерно кривила губы и старалась отойти от меня подальше. Девочку она держала на руках, а мальчик, лет пяти, поглядывал на меня с любопытством. Женщина что-то шепотом говорила ему, я почти не слышала слов, поняла только общий смысл – не подходи.
Женщина пыталась получить какие-то деньги после смерти мужа, ей отказывали. Она плакала, умоляла пожалеть детей, ведь совсем нечем кормить. Я так и не поняла в чем дело, но не хватало каких-то бумаг, что-то неверно оформлено. Нужно ждать ответа из страховой… Погиб на стройке… Мальчик крутился рядом, девочка у матери на руках тихо посасывала большой палец.
Ничего… «Мы ничем не можем помочь, мэм».
Вслед за ними – я.
– Мне нужно обналичить чек, – протянула девушке за стойкой.
Она брезгливо взяла. Глянула на сумму. И на меня снова.
– Откуда это у вас?
Слишком много?
– Со мной расплатились чеком за услугу, – сказала я.
– Какую?
– Личного характера.
Это не нее дело. Я смотрела ей прямо в глаза.
И она смутилась первой. Поджала губы. Суетливо оглянулась.
– Простите, мэм, но это слишком большая сумма, чтобы выдать сразу. Приходите завтра, мы подготовим все.
До завтра я ждать не могу. Тем более, что я уверена – она морочит мне голову.
– Нет, – сказала я. – Уверена, что денег в кассе достаточно. Позовите управляющего. Или я сама позову.
Я умела говорить твердо, когда было нужно.
Девушка снова оглянулась, недовольно проворчала что-то. Но сдалась.
– Подождите, – бросила она.
Я подожду.
Я видела, как там, где-то в глубине помещения, она показывает чек пожилому мужчине в очках. Тот смотрит. Потом издалека смотрит на меня. Говорит что-то, показывая в чеке. И девушка возвращается. Злой румянец у нее на щеках…
– Сейчас вам все выдадут, мэм. Пожалуйста, ваши документы…
Возможно, имя на чеке сыграло свою роль.
Уже на улице, сложив все деньги в холщовую сумку, с которой я хожу за покупками, поймав на себе очередной брезгливый взгляд… я увидела ту женщину в черном. Она плакала, стоя у стены. Им действительно нечего есть? Девочка стояла рядом, держась за юбку, ковыряя в носу, мальчик ползал в стороне, во что-то играя…
Я тихо свистнула. Мальчик поднял голову, посмотрел на меня. Я махнула – подойди. Он подошел.
Я достала и протянула ему сотню.
Он сначала вытянулся весь, потом замотал головой.
– Почему? – спросила я.
– Мама не разрешает ничего брать у чужих.
Это правильно.
Я присела, подобрала маленький камешек. Положила на дорогу купюру. Потом, подумав, достала и положила еще одну. И камешек сверху, чтобы не унесло.
– Я сейчас пойду, – сказала мальчику. – А ты скажешь, что нашел на дороге. Купишь себе и сестренке леденец. Понял?
Он кивнул. Леденец воодушевил особенно.
А я повернулась и пошла.
Не знаю, зачем сделала это. Большие деньги, очень большие… Просто, вдруг захотелось. Иногда стоит вернуть случайное добро судьбе – на удачу.
* * *
Он пришел через неделю, я и не ждала.
Я с самого начала говорила себе – он не придет, это было случайно, но вот…
У меня синяк уже начал сходить… Миклош разбил мне лицо. Именно сознательно – разбил. В первый день еще ничего, он взял деньги, даже щедро дал мне сотню с этих десяти тысяч, «на чулки». А на второй день напился и взбрыкнул снова. Просто совершенно спокойно пришел, ударил так, что заплыл глаз, пол лица опухло. Сказал: «Вот, теперь точно на такую красоту никто не польстится. Ты моя, поняла это?! Если, сука, узнаю снова – не пожалею!»
Даже жадность не могла перебить его желание не отдавать свое. У Миклоша тоже свои принципы… раньше я была даже рада, что так, что меня точно никому не подсунут.
Впрочем, потом какое-то время было тихо, все как обычно.
А потом он пришел. Рикхард.
Звякнул колокольчик.
Я обернулась. Он стоял на пороге, смотрел на меня, я на него… что-то так нехорошо менялось в его лице. Темнело в глазах.
– У нас нет свободных девочек, господин, – сказала я. – Вам лучше уйти.
– А вы свободны? – спросил он, как-то резко, зло.
– Я тоже занята, господин. Сожалею…
Можно ли отказать императору? Тем более, зная, кто он такой.
Он подошел. Молча, глядя на меня.
Я смотрела на него, он – на мое лицо, опухшее, с огромным, желтеющим уже синяком, заплывшим глазом… сказочная красота. Мне было неловко и даже немного больно, что он видит меня такой. Но я не отворачивалась.
В его глазах злость и сожаление разом.
– Кто это сделал? – спросил он. Тихо, но так страшно.
Ну, я скажу, и что? Он пойдет бить Миклошу морду? Прикажет повесить его? Сошлет на каторгу? К чему все это? Будет только хуже.
– Это тебя не касается, – тихо сказала я. – Уходи.
Это моя жизнь, и она всегда была такой.
В его глазах полыхнула ярость. Бешеная. Притом, что само лицо осталось таким же бесстрастным и холодным. Думаю, мало кто решался говорить с императором в таком тоне… никто не решался. Но мне можно, я шлюха.
– Касается, – тихо сказал он.
– Уходи.
– А! У нас гости?! – голос Миклоша из дверей. Сегодня он дома.
То, что было дальше, я даже представить себе не могла. Так не бывает. Не должно быть.
Хотя в тот момент Рикхард бы просто не успел сделать ничего другого. Спасаться бегством, наверно, еще менее достойно для императора. Миклош пер на него, словно разбуженный медведь. Не остановить.
– Так вот с кем ты кувыркаешься, моя прелесть! – ухмылялся Миклош. – Сейчас я…
Не успел.
Рикхард вмазал Миклошу в челюсть. Так мощно, от души, что Миклош отлетел назад и завалился на пол. Сознание не потерял, но встать сразу у него не вышло. Он сидел, ощупывая зубы, тряся головой.
– Охрану с улицы позови, – Рикхард кивнул Нанде так спокойно, словно все это в порядке вещей.
– Что?
Та растерялась.
– Выгляни за дверь, позови на помощь.
Нанда подхватилась, побежала.
– Ублюдок, твою мать… – Миклош сплюнул кровь. – Зуб сломал!
Он пытался встать на ноги.
Я, на всякий случай, схватилась за табуретку, ей тоже можно неплохо шарахнуть, если помощь не успеет.
Но стоило Нанде выглянуть, как у нас на пороге возникло три здоровенных бугая в штатском. Рикхард кивнул им, и они мгновенно, без разговоров, уложили Миклоша лицом в пол, скрутив руки. Он только охнул.
– Вот же сука! – прошипел еще. – Я доберусь до тебя!
– Ты пойдешь со мной, – сказал мне Рикхард. – Собирай вещи.
Я не могла поверить.
– Куда?
– Там разберемся. Поторопись.
С черного хода к нам попытались сунуться люди Миклоша, услышав шум, у него тоже свои вышибалы, но императорская охрана хладнокровно достала оружие, и те решили не вмешиваться. Своя шкура дороже, бордель не то место, где хочется умирать.
Я всегда была дурой, всегда мой язык…
– Я не пойду, – сказала я. – Зачем? Поменять одного хозяина на другого?
На самом деле, я испугалась. Понимала, что если уйду сейчас, моя жизнь никогда не будет прежней. Все изменится. И я уже не девочка, чтобы убегать неизвестно куда, начиная заново. Я привыкла здесь, я знаю, как себя вести. А там? Что будет? Рикхард поиграет со мной и бросит, и что потом?
Рикхард повернулся ко мне. В его глазах непонимание и раздражение разом.
– Если я сейчас уйду и оставлю все как есть, он тебя убьет, – сказал холодно, кивая на Миклоша. – Или ты хочешь, чтобы я прострелил ему голову? Заведение достанется тебе?
Он кивнул одному из своих, и тот наставил на Миклоша револьвер.
– Так? – спросил Рикхард.
– Нет! – шепнула я.
Не то, чтобы Миклоша мне было жаль, я, наверно, желала его смерти. Но вот так, сейчас, была не готова.
– Тогда собирайся. Живо. Бери только самое необходимое.
Думаю, лишние трупы ему сейчас тоже не нужны.
Я бросилась к себе. Да мне и собирать-то толком нечего. Документы, деньги… кто знает, что там меня ждет. Кое-что из одежды, хотя мои старые платья теперь… я не знала. Не понимала что брать. Понимала, что времени у меня нет. Револьвер под матрасом, даже Миклош не знал о нем… Я завернула в сорочку, сунула на дно сумки.
– Мэр! – Нанда в дверях. – Он велел тебе поторопиться.
Я кивнула. Сейчас. Окинула комнату последним взглядом.
– Что это за человек, Мэр?
Я не могу сказать.
Нанда смотрела на меня огромными круглыми глазами. Что с ней будет? Если Рикхард не убьет Миклошла и тот решит, что Нанда со мной за одно, то Миклош убьет ее. Ему захочется на ком-нибудь отыграться.
– У тебя есть деньги? – спросила я. – Тебе тоже лучше уйти. На вокзал, купишь билет. Тебя искать не будут.
– Есть, – она кивнула. – Сейчас…
Пронзительный женский визг снизу. Ди скорее всего… она закончила и вышла, а там такое. Визг обрывается.
Все. Я собрала.
Ди и ее клиент внизу. Ди сидит на полу, обхватив голову руками. Он жмется к двери – неплохо развлекся сегодня.
Рикхард стоит посреди этого невозмутимо…
– Я готова. Сейчас Нанда еще, она выйдет с нами, ей нужно на вокзал.
Я стараюсь говорить твердо.
– Хорошо, – Рикхарду не нравится, но он кивает. Он сам влез в это, и теперь поздно отступать.
Нанда уже бежит…
На улице моросит мелкий дождь.
– Проводишь до вокзала, – Рикхард кивает одному из своих людей, отправляя с ним Нанду.
А мы идем…
Это так странно. Мы в целом – такая странная компания для этого места. Пусть и одеты все как обычные люди, но военная выправка охраны слишком бросается в глаза. Гвардейцы и шлюха.
– Куда теперь? – спрашиваю я.
Рикхард идет быстро, я едва поспеваю за ним.
– Кэб ждет нас за углом.
– А потом?
Рикхард хмурится, потом бросает на меня быстрый взгляд.
– Отвезу тебя Лану, он пристроит куда-нибудь.
Понятно.
У меня нет выбора.
– Зачем вы сделали это? – тихо говорю я.
Какое-то время он идет молча, потом поднимает руку, разглядывает сбитые костяшки на правой руке – хорошо так заметно. Ухмыляется.
– Знаешь, – говорит так же тихо, но в голосе усмешка, – я много лет занимался боксом, всегда был уверен, что это чистый спорт для меня, для поддержания формы, и только. А вот, пригодилось. Никогда бы не подумал.
Это не ответ на мой вопрос, но я понимаю.
Ответа для меня у него не будет.
Может быть, Рикхард тоже платит какие-то долги судьбе, как и я, пытаясь откупиться…