5

Из укромного уголка уютного старого сада возле дома Дорис наблюдала за Невилом. Он перекладывал старую каменную стену, отделявшую сад от фермерских угодий.

Сначала Дорис удивилась, и ее охватило даже несколько насмешливое чувство оттого, что человек такого ума и профессиональной квалификации может находить удовлетворение в столь прозаическом занятии. Она выразила свои мысли вслух, но Смайлз лишь покачал головой и ответил, что она не права и что работа, которую он делал, требовала навыков, которыми он еще не овладел и потому оставался любителем. Невил находил одинаковое удовольствие, хотя выражалось оно по-разному, как в перекладке стены, так и в помощи людям расширить их восприятие жизни и найти радость за узкими рамками профессионального престижа, навязанными современным обществом.

Прошло три дня с тех пор, как он в гневе вышел из комнаты, предоставив Дорис самой себе, три дня он оставался неизменно холодно-вежливым и предупредительным с ней и таким же неизменно отстраненным.

Лидер, учитель, наставник, гуру — назовите его любым именем. Его отношение к Дорис оставалось строго определенным и профессиональным. Теперь казалась нелепой даже сама мысль, будто Смайлз нуждался в восхищении беспомощной и запутавшейся ученицы. Создавалось впечатление, что любая ее попытка преодолеть установленную им профессиональную дистанцию, обязательно натолкнется на деликатный, но твердый, отпор. Точно так же, как и Дорис отвергла бы его, попытайся Невил при тех же обстоятельствах внести нотку личного в их отношения, не так ли?

Дорис беспокойно заерзала на своем стуле, ощутив внутри неприятную и непонятную боль — боль, никак не связанную с неудобством стула или положением тела.

Дорис поморщилась, увидев темные пятна на брюках. Гардероб, состоящий из разнообразных оттенков кремового, бежевого, медового и белого, в обычной жизни отражал не только хороший вкус, но и здравый смысл, однако в нынешних условиях такие цвета едва ли можно было назвать практичными.

Она на мгновение представила, что шелковую блузку песочного оттенка, которую она выбрала сегодня, могла бы с успехом заменить клетчатая рубашка Невила, но Дорис не принадлежала к числу женщин, которые прекрасно выглядели в одежде с мужского плеча. Во-первых, ей не хватало роста, а во-вторых, ее тело имело слишком женственные изгибы. Да, слишком женственные изгибы, решила девушка, когда внезапно налетевший бриз натянул на ней блузку, подчеркнув округлые груди.

Но Дорис не пришлось беспокоиться: брошенный украдкой взгляд в сторону Невила убедил, что он полностью поглощен работой. Он даже не смотрел в ее сторону. Бриз, фривольно развлекавшийся с шелковой блузкой, взъерошил густые волосы мужчины. Она видела, как играют под рубашкой крепкие мускулы, когда Невил поднимал очередной тяжелый камень. Против воли Дорис продолжала наблюдать за ним, любуясь силой и мощью мужского тела. Она даже приподнялась, но лишь чуть-чуть, чтобы не выдать своего присутствия.

Странно, что та же гибкость мышц, скажем, у культуриста или гимнаста могла произвести совершенно обратное впечатление.

Дорис оборвала свои мысли и поспешно отвела взгляд. Щеки слегка вспыхнули. Во рту стало сухо, а тело заныло при воспоминании о его объятиях.

Что же с нею происходит? Ведь она и раньше встречала красивых мужчин. Десятки красавцев, например в Милане, на ежегодных текстильных ярмарках, где золотистая кожа и темные глаза некоторых молодых людей достигали почти классического совершенства.

Невил не отличался красотой такого рода. Его лицо было слишком мужественным, слишком резко очерченным, челюсть массивной, а лоб высоким. Глаза его были совершенно неподходящего цвета. Кто мог представить себе мужчину с такими проницательными, ясными, все замечающими глазами, которые, когда останавливались на ней, лишь обостряли в ней чувственность? Нет… Если бы Дорис действительно захотелось испытать подобное раздражающее и нежеланное влечение к мужчине, она выбрала бы более подходящего человека.

Дорис нахмурилась, пытаясь сосредоточиться на лежавшей перед нею книге, которую Невил дал ей почитать накануне. Цели и взгляды автора заслуживали похвалы, но, сточки зрения Дорис, были до невозможного идеалистичны, и она уже успела поделиться с Невилом своим мнением.

— Вы ведь понимаете, в чем ваша проблема, правда? — ответил он тогда на ее критику. — Вы прикидываетесь циником, поскольку боитесь расстаться с тем, что приобрело для вас форму безопасного прикрытия. Вы не осмеливаетесь позволить себе довериться или поверить другому, желая избежать разочарования или вреда, поэтому воздвигаете защитную стену между собой и людьми.

— Может быть, и так, — согласилась Дорис. — Но таким образом я, по крайней мере, в безопасности.

— В безопасности от чего? — уточнил Невил.

— В безопасности от всего, что происходит с людьми, когда они слишком доверчивы, — резко ответила она.

— От чего же конкретно? — настаивал Невил.

Но она лишь покачала головой, не желая развивать такую болезненную для себя тему.

Иногда ей казалось, что она никогда не сможет преодолеть чувство вины за то, что так же легко, как Мэгги, попалась в свое время на удочку Стива Кронинга. Если бы только она не поверила его уверениям, будто Мэгги страдает от депрессии, что она обвиняет его в неверности незаслуженно, воображает его связь с другой женщиной… Если бы она поверила не ему, а Мэгги и помогла ей, то подруга осталась бы жива. Но гораздо легче было поверить Стиву, красивому, красноречивому, убедительному, чем Мэгги с ее неприятными откровениями.

— А вам доводилось когда-нибудь проявить чрезмерную доверчивость, Дорис? — спросил Невил.

— Я не хочу об этом говорить, — отрезала она.

— Однажды вы оказались слишком доверчивой, а потом уязвленной, и эта боль никогда не покидала вас, а случившееся зародило решимость никогда более не доверяться кому бы то ни было. — Невил сказал это совершенно убежденно, словно констатируя известный факт. Слишком убежденно для Дорис, которой вдруг нестерпимо захотелось убежать. — Кто он? — тихо спросил Смайлз, когда девушка начала собирать бумаги, готовясь уйти. — Любовник? Ваш первый любовник…

— Нет, он не был моим любовником, вообще не было никаких любовных историй, — яростно ответила Дорис. — Он был мужем моей лучшей подруги. Подлец и обманщик, он разбил ее сердце и погубил ее. Он…

Дорис остановилась и тряхнула головой, потрясенная тем, что выдала самое сокровенное из своей жизни. Смайлз, бесспорно, обладал особым умением заставить ее сделать это. Какое-то неуловимое обаяние, свойственное только ему, вынуждало Дорис совершать поступки, прежде ей совершенно не свойственные.

Невил называл это освобождением скрытых черт ее натуры, собственного «я», возвращением к себе. Но ведь Дорис и так была сама собой… всем тем, чем хотела быть.

Вспомнив сейчас тот разговор, Дорис обхватила руками колени и отвернулась от Невила, который в своей работе постепенно продвигался все ближе к дому. Дом был очень красивый, пропорционально и прочно построенный. Что-то в нем странным образом напоминало ей тот, в котором она когда-то жила вместе с родителями.

Девочкой-подростком она страстно мечтала скорее вырасти и выйти замуж, иметь большую семью — семью, которая возместила бы ей любовь и безопасность, утраченные со смертью родителей.

Только очень молоденькая наивная девочка может так рассуждать, думала теперь Дорис. На самом деле, мужья далеко не всегда продолжали любить жен, а дети — родителей. Да, сейчас она стала гораздо умнее…

— Пора съесть наш ланч.

Погруженная в раздумья, Дорис не заметила, как подошел Невил. Она резко повернулась к нему. Мускулы напряглись так сильно, что их стремительное сокращение заставило ее задрожать.

Невил стоял слишком близко, чтобы не заметить происходящего. Дорис почувствовала, как начинает гореть ее лицо, и быстро отвернулась.

— Вы дрожите. Вам стоило бы надеть что-нибудь потеплее.

Невил подумал, будто она замерзла! Дорис с облегчением закрыла глаза. Напряжение ослабло.

— И более подходящее.

Прежде чем Дорис успела его остановить, Смайлз нагнулся и провел пальцем по грязной отметине на ее брюках. Она инстинктивно отстранилась, не в силах вынести реакции собственного тела на его прикосновение. Бедро словно загорелось там, где он легонько дотронулся пальцем. Жар от этого огня вмиг распространился по всему телу. Томительное желание наполнило все ее существо.

Если бы Невил еще раз дотронулся до нее, обнял…

Краешком глаза Дорис заметила, как плотно сжался его рот, и боль желания сразу сменилась в ней таким же болезненным чувством одиночества.

— Нам вскоре предстоит поход, а по прогнозу в конце недели выпадет снег.

— Поход? — не поняла Дорис.

Сообщение Невила было так далеко от ее собственных мыслей и чувств, что ей казалось, будто он говорит на незнакомом языке.

— Да, — подтвердил Смайлз, нахмурившись. — И в брошюре, и в проспекте объясняется, что важной составляющей частью наших курсов являются серии тщательно разработанных горных походов. Их кульминацией является последний, где люди образуют пары и направляются к конечной точке маршрута, полагаясь только друг на друга.

Теперь он, наконец, завладел вниманием Дорис.

— Вы что же, бросаете их в горах? Разве это не опасно?

— Было бы опасно, если бы мы действительно так поступали, — сухо проговорил Невил. — На самом же деле их движение передается на монитор и за ними внимательно наблюдают, следят, чтобы никто не причинил себе вреда. Цель не напугать обучаемых, а создать чувство доверия, признания необходимости быть способным доверять другому и полагаться на него, делиться с ним.

Дорис поежилась. Снова эти идеалистические теории!

— А что случится, если вдруг что-нибудь окажется не так? Если один поранится или упадет и станет полностью зависим от партнера?

— Такого обычно не происходит. Но в подобных случаях отношения, ими построенные, взаимное чувство доверия и ответственности гарантируют пострадавшему человеку, что партнер непременно приведет кого-нибудь на помощь.

— Я бы никогда так не доверилась, — мрачно сказала Дорис. — Никогда и никому.

Она взглянула на горы и содрогнулась. Какой ужас — потеряться и остаться там одной, может быть, повредив себе что-нибудь, оказавшись не способной двигаться. Дорис никоим образом не доверила бы другому уйти на поиски помощи и пассивно дожидаться ее. Она бы скорее рискнула нанести себе еще большие повреждения, пытаясь ползти, если придется, помогая себе руками, полагаясь только на себя.

— Вы никогда не задумывались, что ваша неспособность доверять кому-нибудь может корениться в смерти ваших родителей?

Тихий вопрос буквально пригвоздил Дорис к стулу. Она даже запиналась от негодования, когда выпалила Смайлзу в лицо:

— С чего бы? Они не виноваты в своей гибели. К тому же у меня была бабушка. У нее я нашла дом… любовь…

— Но она не могла заменить вам родителей, — спокойно настаивал Невил. — А ребенок не всегда мыслит так же логично, как взрослый. Будучи взрослым человеком, вы понимаете, что смерть родителей произошла по причине катастрофы, которую они никак не могли предвидеть. Ребенком же наряду с чувством потери и страха вы вполне могли испытывать неосознанную обиду на них за то, что они вас покинули.

— Нет, — отрезала Дорис, опять слишком быстро.

Как Смайлз догадался о тех чувствах горечи и обиды, которые она с таким усердием пыталась подавить в течение нескольких месяцев после смерти родителей, когда почти ненавидела их за то, что они оставили ее одну?

— А вы? — с вызовом бросила девушка, борясь с нежеланными воспоминаниями. — Согласно вашей логике, вы должны были испытывать чувство вины за смерть отца.

Даже в переполнявшем ее гневе Дорис не позволила себе ни произнести жестокое слово «самоубийство», ни взглянуть на Невила после своего выпада.

Мгновение ей казалось, что он не собирается отвечать, но затем услышанное заставило ее испытать почти потрясение.

— Да, — сказал он. — Да, испытывал. Иногда и сейчас продолжаю винить себя. Принять эти чувства, научиться жить с ними, вместо того чтобы подавлять и отвергать их, стало одной из труднейших моих задач, причем самой страшной. Отвергнуть вынесенное самому себе наказание, перестать искать себе оправдания за все, что я не сделал, было очень, очень сложно. Негативные эмоции могут стать такими же неистребимыми, такими же опасными, как пристрастие к наркотику. Они могут искалечить жизнь любому человеку. Не забывайте об этом, — произнес Смайлз, повернувшись, чтобы уйти.

Дорис сердито поднялась, намереваясь опровергнуть его слова, и тут же вскрикнула от острой боли, когда ветром ей что-то занесло в глаз, заставив ее заморгать и автоматически начать его тереть.

Невил обернулся на крик и поспешил обратно.

— Что с вами? Что случилось? — спросил он тревожно.

— Ничего… Просто мне что-то в глаз попало, больно.

— Дайте посмотрю.

— Нет!

Дорис отшатнулась назад, уже предвидя состояние, в которое его близость приведет все ее чувства. Но было уже поздно, потому что Невил стоял рядом, бережно взяв одной рукой ее лицо, а другой немного повернув его к свету.

Даже сквозь боль Дорис ощутила чуть жесткую поверхность его ладоней и прикосновение пальцев к коже. Она вздрогнула, соски ее напряглись и выступили под тонким шелком блузки — реакция, ничего общего не имеющая с холодом.

Заметил ли Невил предательский ответ ее тела на свое прикосновение?

— Поднимите глаза.

Инстинктивно Дорис воспротивилась спокойной команде, наоборот, заморгала еще быстрее и второй раз потерла глаз. Теперь то, что застряло под веком, причиняло еще большую боль.

Дорис попыталась высвободиться из рук Невила, но он не отпустил ее.

— Не шевелитесь, пожалуйста.

— Пустите меня, — потребовала Дорис. — Все, что мне нужно, — это высморкаться, и тогда все пройдет.

— Не думаю, — усомнился Невил. — Я вижу, в чем проблема: вам в глаз попала песчинка.

— Знаю, — раздраженно кинула Дорис. — Но это все-таки мой глаз.

— Тем не менее, нужно доставить вас в дом, чтобы я мог промыть этот ваш глаз, — сказал Невил, не обращая внимания на ее детский каприз. — Постарайтесь не моргать слишком часто, если можете.

Как только он отпустил ее, Дорис быстро повернулась к дому и тут же снова вскрикнула — песчинка, видимо, придя в движение, опять причинила боль.

— Не двигайтесь.

На этот раз она подчинилась Смайлзу, скорее от отсутствия выбора, чем из желания. Зажмурив оба глаза от боли, Дорис едва ли могла сделать еще что-нибудь.

— Теперь наклонитесь ко мне, — услышала она слова Невила. Он обхватил ее рукой и крепко прижал к себе, заставив сердце Дорис на мгновение остановиться, а затем порывисто затрепетать в груди. — Можете не открывать глаза, если вам так лучше. А теперь отправимся в дом.

— Не могу, — запротестовала Дорис. — Я не могу идти с закрытыми глазами.

— Сможете, если обопретесь на меня, — ответил Невил.

Голос его раздавался почти у нее в ухе, а тело было слишком близко. Дорис обостренно ощутила тяжесть теплой руки, поддерживающей ее, звук его дыхания, уже такой знакомый и волнующий запах его кожи.

— Все, что вам требуется, — это лишь довериться мне.

— Нет.

Услышал ли Смайлз панику в ее голосе так же отчетливо, как она сама, подумала Дорис. Превозмогая боль, она попыталась открыть слезящиеся глаза.

— Я могу справиться сама, — сказала она.

— Может быть, — согласился он. — Но не станете этого делать.

Дорис чуть не задохнулась от негодования, когда он легко поднял ее на руки. Смайлз собирался отнести ее в дом… Невозможно! Он не должен этого делать!

Однако это ей только казалось. Ему потребовалось гораздо меньше усилий и напряжения, чем предполагала Дорис, чтобы выполнить свое намерение.

Только когда Невил поставил ее на ноги посередине кухни, Дорис неожиданно кое-что поняла. Она осторожно моргнула раз, потом еще.

— Она вышла, — радостно объявила девушка. — Песчинки нет.

— Дайте, я посмотрю.

Дорис покорно повернула лицо, судорожно глотнув, когда увидела, как близко был Невил, когда ощутила, как прикосновения его рук изменились и стали гораздо менее руками помощи и гораздо более… Она опять глотнула, все эмоции внезапно смешались в хаосе. Рассудок и инстинкт самосохранения настойчиво советовали отодвинуться от него как можно скорее, но тело, чувства, все эмоции страстно убеждали остаться и рискнуть последствиями.

— Можете ли вы хотя бы представить, как я хочу вас? — хриплый голос пронзил девушку точно молния.

Едва уловимые поглаживания Невила порождали цепь опасных чувственных импульсов в ее теле и заставляли Дорис еще теснее прижаться к нему, закрыть глаза, чтобы еще лучше, еще острее ощутить его прикосновения.

— Вы не можете хотеть меня, — прошептала она, но протесту ее не хватало убедительности, а слова Невила уже пробудили в ней желание такой силы, которая угрожала смести все на своем пути. Дорис попыталась подавить его, прислушаться к голосу разума, но ощутила растущее в теле Невила желание, его силу и твердость.

— Вы тоже хотите меня, — выдохнул Невил.

— Нет, — шепнула она, прекрасно сознавая, что лжет.

Невил, очевидно, тоже почувствовал ее ложь, потому что, проигнорировав ее протест, страстно продолжил:

— И если я позволю своему телу поддаться влечению, вы окажетесь в моей постели, в моих объятиях, подо мной, нас ничто не будет разделять, кроме воздуха, за желание вдохнуть который мне придется сражаться. О боже, не делайте этого, — услышала Дорис протестующий стон, как только инстинктивно отозвалась на его страстную речь, прижавшись к Невилу, закрыв глаза и позволив его дыханию согревать ее кожу.

— Чего не делать? — проворковала она, упиваясь ощущением победы женщины, сознающей обретенную власть.

— Вы прекрасно знаете, что.

Невил погрузил руки в ее волосы и запрокинул ей голову.

— Дорис, вы творите со мной что-то невероятное, — прошептал он, почти касаясь ее губ. — Я должен признаться, что вы заставляете меня чувствовать… Какую боль вы заставляете меня переносить!

Невил взял ее руки в свои ладони и поднес их к губам, медленно целуя ей пальцы один за другим.

Волна чувств захлестнула Дорис. Она была не в силах сдержать легкий стон наслаждения, остановить приятную дрожь, пробегавшую по телу.

— Вам нравится, — прошептал Невил. — И мне тоже. Мне нравится вкус вашей кожи, Дорис. Мне нравится ее мягкость, ее запах. Я восторгаюсь тем, как вы откликаетесь мне: этот тихий короткий стон… ваше тело прижимается к моему. Мне хочется точно так же отведать каждый дюйм вашего тела. — Голос его стал еще глуше, еще ниже. — Каждый дюйм, начиная отсюда… — Он нежно поцеловал девушку в лоб. — …Потом здесь… — С уже меньшей нежностью, но с большей силой прижался он к ее губам. — …Потом здесь… — Дорис снова задрожала, как только губы Невила коснулись ямочки у горла. — …Потом здесь… — Еще один легкий стон сорвался с ее губ, когда Невил провел кончиками пальцев по ее груди. — Но больше всего… Больше всего я хочу дотронуться и попробовать ваше сокровенное… — с трудом выговорил он сдавленным и прервавшимся от желания голосом.

Бессмысленно пытаться скрыть, как глубоко проник Смайлз в ее сознание, спрятать свою реакцию, свое стремление отозваться на чувственное возбуждение, вызванное им.

Я тоже хочу вас, хотелось сказать Дорис, но она не могла заставить себя произнести роковые слова. Вместо этого она протянула руку и коснулась Невила. Губы ее вздрогнули, когда она ощутила кончиками пальцев чуть колючий подбородок, провела вдоль четких контуров его волевого лица. Сердце неистово билось в ее груди.

— Я почти потерял веру встретить вас, — сказал Невил, наклонившись поцеловать ей кончики пальцев. — Женщину, которая пробудит во мне такие чувства…

— Какие? — тут же спросила Дорис.

Ее голос стал почти неразличим, он был мягким и бархатистым. Это был голос женщины, вечная потребность которой быть желанной была удовлетворена.

— Когда нет ни одного дюйма, которого я не хотел бы познать, когда нет ни одной мысли, ни одного чувства, которые я не хотел бы с вами разделить. Когда каждую секунду мне хочется быть частью вашей жизни, — ответил он.

— Но вы не можете испытывать ко мне таких чувств, — запротестовала Дорис.

— Не могу?

Невил опять целовал ей пальцы, но не отрывал взгляда от губ. Дорис почувствовала снова нарастающее в ней возбуждение и одновременно опасение, когда, затаив дыхание и инстинктивно закрыв глаза, она ощутила, как Невил взял ее лицо в ладони.

— Нет, не закрывайте глаза, — попросил он. — Не пытайтесь спрятать себя и свои чувства от меня, Дорис. Я хочу разделить их точно так же, как вы хотите разделить мои.

Как мог обычный поцелуй дать ощущение столь глубокой интимности? Заглянуть в его глаза, позволить ему увидеть выражение своих глаз теперь, когда она так беззащитна, когда на нее одна за другой накатываются волны наслаждения. Ощущение было куда более интимным, чем если бы она стояла сейчас перед Невилом обнаженной. Поцелуй пробуждал столь сильные чувства, что требовал такой же полной отдачи себя, полного доверия, как сам оргазм.

Внезапно эмоции переполнили Дорис. Напряжение оказалось чрезмерным. Зажмурив глаза и дрожа всем телом, она прижалась к Невилу и прошептала:

— Нет… Я больше не могу… Я…

Он, похоже, сразу понял ее, успокаивающе погладил. Он чувствовал, что больше, чем в неприкрытой чувственности, Дорис нуждалась сейчас в покое и поддержке. Если он мог пробудить в ней подобные чувства простым поцелуем, то что же с ней должно произойти, когда?.. Что она испытает?

— Я боюсь, — сказала Дорис. Горло грозило перехватить на словах признания. Эмоции ломали барьеры ее привычной скрытности и недоверия.

— Я знаю. Я тоже боюсь, — горестно улыбнулся Невил, когда Дорис подняла лицо от его груди, чтобы заглянуть ему в глаза. Но улыбка тут же исчезла, когда он тихо спросил: — Чего вы больше всего боитесь, Дорис? Факта, что мне нужен от вас только секс или знания, что я хочу от вас гораздо большего?

— Я не хочу любить вас, — жестко ответила девушка. — Я не хочу пускаться на такой риск… — Она беспомощно покачала головой, а потом в панике воскликнула: — Я не готова к этому!

— Вы думаете, я готов? — угрюмо осведомился Смайлз. — Думаете, кто-нибудь готов?

— Я не могу лечь с вами в постель, — продолжала Дорис. — Я не… У меня нет… Нам следует позаботиться о безопасном сексе, — с жалким видом закончила девушка.

— Я не прошу вас лечь со мной в постель, — сказал Невил. — Курс продлится еще три недели и до тех пор… я хочу, чтобы нас ничто не смущало, Дорис. Я хочу, чтобы мы могли сосредоточиться на себе — каждый из нас — без каких-либо барьеров, нас разделяющих. А что до безопасного секса…

Взгляд, брошенный им на Дорис, заставил все у нее внутри замереть.

— Безопасный секс — последнее, что я хочу с вами иметь, — решительно сказал Невил. — Нет ничего безопасного в моих чувствах к вам, в моем желании, а секс… Секс — это совсем не то. То, что я хочу от вас, что хочу вам дать бесконечно далеко от безопасного секса. Я хочу заключить вас в объятия и заставить вскрикнуть от радости и удовольствия. Я хочу чувствовать вас, наблюдать за вами, когда делаю вас частью себя самым интимным и полным путем, когда мужчина и женщина сливаются в единое целое. Я хочу хранить и защищать вас. От нежности вашей кожи, вашего тела у меня захватывает дыхание. Я почти боюсь к вам прикоснуться, но в то же время мне хочется проникнуть так глубоко, чтобы плоть ваша сохранила воспоминание обо мне внутри себя навсегда. Мне хочется проснуться утром и увидеть едва заметные синяки моей любви на вашей коже. И каковы бы ни были эти потребности, что бы они ни говорили обо мне, они совершенно определенно не имеют никакого отношения к безопасному сексу.

— Нет, не имеют, — поспешно согласилась Дорис.

Никогда еще мужчина не говорил ей таких слов, не возбуждал ее так сильно просто звуком голоса, самым смыслом слов.

Дорис слышала бурное возбуждение, пульсирующее глубоко в ее теле. Ей хотелось приложить руку к низу живота, где томление от откровенного описания Невилом подробностей их возможной близости стало нестерпимым.

— А что до остального, — заговорил снова Невил, и голос его стал немного спокойнее, — обещаю, вам не о чем беспокоиться. С одной стороны… — Он вдруг запнулся и серьезно посмотрел на Дорис. — В последний раз я спал с женщиной, мне стыдно признаться, скорее из сочувствия, чем из желания. Она из старых друзей — мы вместе учились. Она пришла ко мне за утешением, когда муж оставил ее. — Невил отвернулся. — Она чувствовала себя уязвленной тем, что девушка, к которой он ушел, была намного моложе ее. Она боялась, что больше не возбуждает сексуального желания. Отказать ей…

Дорис судорожно глотнула. Из слов Невила она поняла, что инициатором того интимного контакта выступил совсем не он… На глаза навернулись слезы. Какая женщина могла отказаться от любви такого человека?! Только не она.

— Она все-таки нашла потом кого-то, и они счастливы вместе, — рассказывал Невил.

Но Дорис почти не слышала его. Она его любила. Осознание этого прокатилось по ней потоком смешанных желаний и эмоций.

— А перед тем… перед тем я хранил обет безбрачия гораздо дольше, чем хотелось бы признать.

— Как и я, — услышала Дорис свой успокаивающий голос. — Вообще-то, говоря откровенно, был некто… Хм, всего лишь студенческое увлечение… скорее любопытство, чем что-то еще. К тому же женщина испытывает некий стыд оттого, что, достигнув определенного возраста, осталась девственницей. У меня были недолгие отношения еще с одним человеком, но они оборвались, когда моя подруга… заболела.

Голос куда-то пропал. Дорис отвернулась. Они с Джимом уже собирались заняться любовью, когда на пороге появилась Мэгги с распахнутыми в ужасе глазами и объявила, что муж ненавидит ее и женился только ради денег.

Джиму явно не нравилось, что она проводит много времени с Мэгги. Он заявил, что подруга занимает в ее жизни больше места, чем он, и отношения угасли, едва начавшись. Впрочем, без особых сожалений с обеих сторон, подозревала Дорис.

— Как видите, у меня не очень много опыта, — тихо призналась она. — Секс никогда не играл важной роли в моей жизни.

Дорис поняла, что Невил наблюдает за ней. Ей было далеко не безразлично, какие мысли бродят сейчас у него в голове. Оттолкнуло ли его сообщение о ее сексуальной неопытности? Дорис знала, что некоторые мужчины…

— Не знаю, следует ли мне сознаться, — сказал Невил. — Но для меня безусловно есть нечто особенно притягательное в женщине, которая явно не ведет образ жизни, располагающий к совершенствованию в интимных отношениях, в женщине, которая говорит мужчине, что не пользуется регулярно противозачаточными средствами. Есть в этом нечто эротичное, что порождает в мужчине особые, очень мужские чувства. По крайней мере, во мне.

От взгляда Невила сердце Дорис совершило головокружительное сальто.

Теперь Невил улыбался ей, глубокая серьезность исчезла из глаз, когда он ласково поддразнил:

— Почему-то я сомневаюсь, что, если бы вы даже имели при себе постоянно комплект презервативов, вы стали бы хвастаться своей ловкостью и умением их надевать.

— Хвастаться, может, и не стала бы, но, как ими пользоваться, я знаю. — Дорис залилась легким румянцем, отвечая на его шутливое замечание. — Дочь одной из моих подруг все мне поведала. Им демонстрировали этот процесс в школе при помощи огурца.

— Огурца?! — расхохотался Невил. — И женщины еще удивляются, отчего это у мужчин такое хрупкое и недолговечное сексуальное «эго». Думаю, нам удастся найти объект тренировки получше, — пробормотал он, снова заключая Дорис в объятия. — Гораздо лучше, в самом деле…

— Вы собираетесь предоставить мне возможность попрактиковаться? — с улыбкой ответила ему Дорис.

Невил тоже засмеялся, но, когда он всем телом неожиданно сильно прижался к ней, смех одновременно исчез из глаз обоих.

— Три недели, — произнес Смайлз, приближаясь губами к ее губам. — Один лишь бог ведает, как я могу ждать так долго. Поцелуйте меня, Дорис, — сдавленным голосом попросил он, не дожидаясь ответа и нетерпеливо касаясь ее губ языком. Он почти утратил над собой контроль. Осторожные движения языка и тела превратились в возбужденные настойчивые толчки. Блузка и бюстгальтер сильнее натянулись на напрягшихся сосках Дорис, сверхчувствительных от нарастающего напряжения. Резкая боль от давления ткани заставила ее вскрикнуть и натянуться, как струна.

— Что? Что с вами? — Невил оторвался от ее губ и заглянул в глаза.

Дорис попыталась остановить горячую волну, почти накрывшую ее, когда в ожидании ответа он скользнул глазами по ее телу и задержал взгляд на округлившейся и набухшей груди. Дорис проследила за его взглядом и смущенно заметила, как прорисовываются под тканью упругие и твердые соски.

— Не надо смущаться, — мягко сказал Невил, заметив ее вспыхнувшее лицо и защитное движение руки, пытающейся прикрыть грудь. — Не надо, — уже сдавленно добавил он, отводя ее руку, чтобы иметь возможность видеть девушку всю. — Мне нравится видеть вас такой. Нравится знать, что вы хотите меня. Нравится! — Он на секунду закрыл глаза и прошептал: — Нравится! И это самое большое признание, какое я когда-либо делал в жизни.

Невил выпустил ее руку и осторожно дотронулся до груди, лишь поглаживая кончиками пальцев через ткань, но этого оказалось достаточно, чтобы дать ее телу такой заряд чувственности, что она не смогла удержать короткого стона наслаждения.

— Вы хотите, чтобы я остановился? — с трудом выговорил Невил.

Но прежде чем Дорис успела мотнуть головой, он еще ближе придвинулся к ней. Губы его оставляли будто горящий след на коже, пальцы быстро расстегивали пуговицы на блузке. Быстро, но недостаточно, мелькнуло в голове Дорис. Она выгнулась вперед с коротким торжественным восклицанием освобождения, когда, наконец, почувствовала тепло его тела на своей обнаженной груди.

В прошлом вид любовника, поглаживающего женскую грудь, никогда не представлялся ей особенно эротичным, а сцены любви, где актеры разыгрывали акт взаимного наслаждения, вызывали скорее неловкость, чем возбуждение.

Но сейчас, когда губы и пальцы Невила ласкали ее груди, потребность ощущать его прикосновения стала такой неудержимой, что заставляла Дорис терять сознание от страстного желания. Рука ее уже тянулась вверх, чтобы прижать голову Невила еще крепче к своему телу, спина выгнулась, выталкивая груди вперед, навстречу его жадным губам.

Долгий вздох облегчения, когда губы Невила, наконец, сомкнулись вокруг ее соска, быстро превратился в прерывистые, задыхающиеся возгласы восторга и потрясения. Он всасывал ее грудь, сначала медленно, потом все глубже и все с большей жадностью, улавливая ответную реакцию девушки. Тело ее забилось, подчиняясь нарастающему ритму.

Горячие волны блаженства разбегались от груди по всему телу. В низу живота заболело, там словно все начало плавиться, и, когда Невил раздвинул ей ноги и просунул между ними свою, Дорис порывисто дернулась вперед, стремясь прижаться к мужчине как можно теснее, и в отчаянии выкрикнула его имя.

— Да, я знаю, знаю, — с трудом выдавил Невил, оторвав голову от ее груди. Лицо его было горячим, а когда он уткнулся в ее тело, рука, прикрывавшая влажные обнаженные груди Дорис, немного дрожала. — Нам следует остановиться. Я знаю…

Нет, мне не этого хочется, собиралась сказать Дорис, но Невил уже отпустил ее, бережно застегнул ей одежду и печально улыбнулся в ответ, когда Дорис подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо после отчаянного голодного взгляда на упругую твердую плоть под прочным покровом джинсов.

Как он мог так поступить с ней, с ними обоими? Ведь он должен был знать, как сильно она его хочет, удрученно думала Дорис, когда Невил отступил на шаг назад.

— Я не хочу случайной, беспечной связи между нами, — мягко промолвил он, словно прочитав ее мысли. — Я тоже не ношу с собой контрацептивов, и, если я окажусь внутри вас, меня уже ничто не остановит, а меньше всего мне хочется… — Он замолчал и покачал головой.

Но Дорис не нуждалась в разъяснениях: ясно, что меньше всего он хотел, чтобы она забеременела. Для себя Дорис ставила подобное желание на то же место, так зачем же слушать слова, доставляющие столько боли?

— Как бы там ни было, — заговорил Невил, еще дальше отходя от девушки, — полагаю, что нам пора перейти к менее опасным темам, правда? Завтра мы отправляемся в первый поход в горы. Обещаю: никаких особых трудностей. Но вам потребуется подходящая одежда и ботинки… Что такое? — встрепенулся он, увидев, как Дорис закусила губу.

— У меня нет ни подходящей одежды, ни ботинок, — напомнила она. — Я… та брошюра… — Дорис запнулась, не желая врать, но в то же время не желая признаваться в своем глупом поступке.

— Ясно. Ну, это не конец света. Я вам уже говорил, что в городке есть отличный спортивный магазин. Утром мы туда и отправимся.

Наблюдая за Невилом, Дорис ничего не хотела больше, чем опять оказаться в его объятиях. Но он прав, их личные чувства друг к другу следует держать в узде, пока не закончится курс.

Эта мысль напомнила Дорис кое-какие слова, которые она должна сказать.

— Невил, — начала она, твердо глядя ему в глаза. — Это… Все, что случилось и продолжает происходить между нами, не изменит моих чувств к… в общем, не изменит моих убеждений. Должна быть с вами откровенной. Я до сих пор не верю, будто все, что вы делаете, в самом деле может…

— Курс едва начат, — перебил Невил. — Не беспокойтесь, Дорис. Меньше всего я ожидал или хотел от вас, чтобы на ваше суждение о курсе повлияли личные чувства. И я далеко не тот человек, который стремится, чтобы женщина полностью разделяла его взгляды.

— Есть мужчины, которым нравится контролировать женщину через секс, — тихо подчеркнула Дорис.

— Да, — согласился Невил. — Но я не из их числа. Точно так же, как и вы не из тех женщин, кто хочет контролировать мужчину или манипулировать им, спекулируя на его сексуальном влечении. Знаете, Дорис, — задумчиво добавил он, — мне иногда кажется, будто вы пытаетесь подогнать меня под некий малоприятный стереотип. Словно, еще не зная меня, вы уже определили, какой я человек. Я наблюдал за вами, когда-то, что я говорил или делал, совершенно очевидно не совпадало с этим стереотипом. И я видел, что вы даже не были уверены, нравится вам это или нет. Но ничего, — сказал он, когда Дорис промолчала. — Кем бы ни был тот человек, с которого вы сделали свой стереотип, когда вы захотите рассказать мне о нем, я буду готов выслушать. А пока перестаньте судить меня по нему, Дорис, потому что я — не он. Кому из нас вам труднее доверять: мне или себе самой?

То, как Невил улыбнулся, как протянул руку и нежно коснулся ее лица, лишало его слова всякой злобы, жесткости или критичности, но они все равно ранили. И вовсе не потому, что Смайлз так точно определил ее чувства, а потому, что так умело докопался до одного из глубочайших ее страхов.

Дорис боялась доверять себе, своему суждению. Она боялась своих собственных чувств, желания Невила, любви к нему, боялась впустить его в свое сердце, в свою жизнь. Но теперь уже слушком поздно, прошептал ей едва слышный внутренний голос. Невил уже здесь. Она уже беззащитна, уязвима и в опасности.

Загрузка...