Любовные голоса

8

Зелень лужайки была сплошь покрыта маргаритками. Над цветами летали пчелы. Слышалось воркование голубей. Парк был небольшой, но в нем было много народу. Люди прогуливались, беседовали, сидели на скамейках группами и в одиночку. Тепло действовало усыпляюще. Кен тихо рассказывал что-то Ингрид. Его руки непрестанно ласкали ей руки, плечи, гладили по голове. Ингрид ощущала их у себя на пояснице, на животе, чуть пониже грудей. Казалось бы, от этой ласки можно было расслабиться и впасть в полудремотное состояние. Однако все это оказывало на Ингрид совсем иное действие.

Вот он положил свою большую, сильную руку на ее бедро… Рука была горячая и тяжелая. У Ингрид перехватило дыхание. А с каким чувством он сказал только что, что это — второе свидание в его жизни… Его слова, его ласки завораживали Ингрид. Она вспомнила их первое свидание и все связанное с ним. Потом подумала, что предстоит третье свидание, а за ним — еще и еще… Когда и где это случится, что произойдет между ними?

При мысли об этом сердце ее забилось чаще. Ей хотелось этих будущих свиданий. Она хотела обладать Кеном. Всем своим существом она впитывала тепло его ладоней. Прислушивалась к воркованию голубей, но вместо этого слышала, как бьется его сердце. Пыталась расслабиться, но вместо этого чувствовала, как внутри нее нарастает беспокойство. Желание. Непреодолимое желание.

Всю ее охватил трепет. Желание было настолько сильным, что казалось болезненным. Ей хотелось, чтобы они были одни. Чтобы его ладони ласкали ее кожу… все тело. Хотелось расстегнуть его рубашку и прижаться своей обнаженной грудью к его телу… Острое желание пронзило Ингрид — она жаждала, чтобы Кен ласкал ее соски. Это было ужасно. Он хотел всего лишь, чтобы она расслабилась, а она страстно возжелала его!

Ингрид вздохнула и изменила позу. Но сразу же обнаружила убедительное доказательство того, что страстное желание охватило не только ее. Она быстро отодвинулась.

Кен рассмеялся и снова притянул ее к себе.

Да, она была охвачена желанием, но одновременно ощутила, что и Кен испытывает к ней сладострастное чувство. Кен, пожалуй, единственный мужчина, который дал ей возможность почувствовать это. Только с Кеном она поняла, что ею дорожат.

Ингрид открыла глаза, и мир вокруг показался ей сотканным из золотых нитей. Он был каким-то новым, подвижным. Боже правый! Она поняла, что начала влюбляться в Кена… А впрочем, может, она уже любит его и только сейчас, в эту минуту осознала это?

Неожиданная спазма перехватила ей горло. Она почувствовала резь в глазах и быстро закрыла их. Ей хотелось, чтобы все эти ощущения продолжались бесконечно, но она знала, что это невозможно. Все равно наступит… конец.

Она выпрямилась, оперлась о его колено и поднялась со скамьи.

— Мне нужно вернуться на работу, — сказала она, глядя на него сверху вниз.

Кен неохотно поднялся вслед за ней. Ингрид подала ему трость. На губах его играла какая-то дьявольская улыбка, и это задело Ингрид. Сердце ее дрогнуло. Боже! Оказывается, она его любит! Сильно! Осознание этого привело ее в какое-то болезненное состояние. Откуда могло прийти к ней такое всеохватывающее чувство к человеку, которого она едва знала?

Разве что… К ней вдруг явилось ощущение, будто она знает Кена очень давно, словно они провели вместе лет двадцать.

А возможно, все дело в генах рода Рэнсомов. Ведь с его сестрой у нее тоже очень быстро возникло полное взаимопонимание.

Но отношения с Джанет даже отдаленно не напоминали ту эмоциональную связь, которая существовала у них с Кеном. Задумавшись, Ингрид споткнулась на развороченном тротуаре, но Кен успел подхватить ее и крепко держал, пока она не обрела равновесия. Затем он обнял ее рукой за талию, словно намереваясь направлять ее шаги, помогая обходить встречавшиеся на их пути препятствия.

Она высвободилась и взяла его под руку. Ему удобнее и безопаснее двигаться в таком положении.

И для них обоих будет безопаснее, если ей удастся справиться со своими вырвавшимися на свободу эмоциями. Кен ни в коем случае не должен знать, что она так сильно им увлеклась, поскольку время от времени ей начинало казаться, что он тоже более чем неравнодушен к ней. И что это не просто физическое влечение.

Но стоит ли лелеять нежные чувства, если они все равно обречены? Для них обоих…

Но ведь лучше, наверное, любить и утратить любовь, чем никогда не любить?

Ингрид покачала головой. Нет. Она ведь любила. И та любовь ушла. Оставшаяся боль была невыносимой. Если она потеряет Кена, если кончится их физическое и духовное единение, она едва ли это переживет.

Голова ее раскалывалась от противоречивых мыслей. Испытывала ли она что-нибудь подобное в отношении ее бывшего мужа Рона? Нет. Нынешнее ее чувство — иное, более глубокое. Может быть, отдаться чувству, которое ее переполняет, позволить ему заполонить мир, в котором она живет, и тогда впоследствии, когда все будет позади, воспоминания об этих бесценных днях, прожитых вместе, согреют се.

Боже правый! Как ей этого хотелось! Ингрид порывисто вздохнула, открывая калитку в церковной ограде. Это не укрылось от внимания Кена.

— Ты устала? — спросил он.

— Немного, — ответила Ингрид, радуясь, что представился удобный случай объяснить ее состояние.

Кен привлек ее к себе и сказал проникновенным голосом, от которого у Ингрид неизменно шли мурашки по телу, вызывая страстное желание:

— Все потому, что я заставил тебя слишком долго говорить по телефону и ты не смогла вовремя заснуть. Так почему бы нам не вздремнуть вместе, пока у твоих подопечных тихий час?

Они повернули за угол. Их со всех сторон объяла тишина церковного двора.

— Ну, а с вином, что будем делать? — насмешливо спросила она.

Кен рассмеялся, и Ингрид вновь почувствовала, как ее притягивает его лицо, как волнует его смех, где бы он ни звучал для нее — по телефону или здесь, под этим бесконечным голубым небом.

Нет! Остановись, Ингрид! — строго приказала она себе.

— Во время тихого часа я работаю с документами. А ты, если хочешь, можешь устроиться в уголке и подумать о том, чему бы ты смог научить этих ребятишек после того, как они проснутся.

— Слушаюсь, мадам, — ответил Кен. На лице его играла хитрая улыбка, хотя уверенности в голосе она не заметила. — Или, кто знает, может, это они меня чему-нибудь научат.

Они остановились, и Кен отпустил ее руку. Затем положил свои ладони ей на бедра и крепко прижал к себе так, что ее груди уперлись в его рубашку. Его ищущие губы коснулись уголка ее рта, и Кен прошептал:

— А может быть, ты меня чему-нибудь научишь?

Ингрид вздохнула, и их губы слились в поцелуе.

В конце концов, это было именно то, чего ей хотелось.

— Может, зайдешь ненадолго ко мне? — спросил Кен, когда Ингрид остановила, машину перед его домом.

Она заколебалась.

— Я… нет, Кен. Мне нужно домой.

Ей хотелось сказать ему совсем другие слова. И уезжать ей не хотелось, но сколько можно потакать самой себе в течение одного дня? Они вместе пообедали. Потом обнимались в парке почти что на виду у прогуливающейся публики. А потом он целовал ее в церковном дворе, — всю обмякшую и потерявшую голову, — а ведь там любой человек, включая отца Ралфа, мог их увидеть.

Весь день она пробыла с ним, наслаждаясь тембром его голоса, быстро меняющимся выражением лица, улыбками, предназначенными исключительно ей, мягко подтрунивая над его неумением обращаться с детьми.

Но теперь, наконец, довольно. Следует соблюдать благоразумие, не жадничать, получая удовольствие, не заглатывать его в один присест.

— Я не буду настаивать, Инки, — сказал Кен. — Даже не стану тебя целовать, если это тебе кажется неуместным. Но мне не хочется, чтобы так вот сразу закончился день, который мы провели вместе.

Ингрид взяла себя в руки и отрицательно покачала головой. Ей понравилось, что он запомнил прозвище, данное ей детьми, и начал называть ее Инки. Ей до боли хотелось остаться с ним и без конца слушать, как он называет ее этим ребячьим именем. И позволить делать ему что угодно, начиная с поцелуев, всегда неожиданных и всегда желанных. Но…

— Я позвоню тебе позже, ладно?

Рука его нехотя соскользнула с ее ладони, нежно коснувшись кончиков ее пальцев.

— Ладно. Раз так должно…

— Кен! — раздался неожиданный голос, прозвучавший излишне резко. Они оба вздрогнули. — И… Ингрид, если не ошибаюсь?

Неизвестно откуда появившаяся Мэдди была явно не в восторге от этой встречи. Ингрид же кивнула головой и вежливо поприветствовала Мэдди.

— Прекрасная машина, — заметила Мэдди, проводя пальцами по металлическому борту ярко-красного цвета. — Это ваша машина, Кен?

— Моя? — рассмеялся Кен. — Нет, это машина Ингрид.

— О… Мне кажется, она не во вкусе Ингрид… — Женщина улыбнулась Кену, полностью игнорируя присутствие Ингрид. — Это машина больше соответствует стилю Кена. Я думала, что вы просто… временно… доверили ей водить машину.

Очевидно, Мэдди знает о том, что слепота Кена может быть временной, подумала Ингрид. И не исключено, что она уже видит себя сидящей за рулем «миаты» точно так же, как это делает Ингрид.

Мэдди вдруг изобразила слабую улыбку, адресованную Ингрид.

— Я заметила, что в воскресенье вы тоже подвозили Кена, — сказала она. — И очень удивилась, что вы позволили ему самому войти в дом, без посторонней помощи.

Ингрид ощутила приступ гнева: Мэдди пытается изобразить дело так, будто Кену не уделяется должного внимания. Однако она подавила в себе этот порыв и спокойно ответила:

— Кен знает что делает.

Мэдди слегка похлопала Кена по плечу.

— Конечно. Я не сомневаюсь.

Пальцы Ингрид судорожно сжались, словно когти орлицы. Она видела, как ладонь Мэдди коснулась плеча Кена, и слышала, как она сказала с коротким смешком:

— Мне тут на днях показалось, что вы уже живете вместе.

— Н-н-ет… — возразила Ингрид прежде, чем Кен успел что-либо произнести. — Я живу в У-Уэст В-В-В… — Она замолчала, поскольку ей никак не удавалось произнести слово «Ванкувер».

— Вот и хорошо, — заявила Мэдди, с насмешливой улыбкой открывая дверцу автомобиля и беря Кена под локоть. — Разрешите мне помочь вам, Кен… — Голос ее звучал почти нежно, она явно пыталась разыграть сцену, изображая из себя внимательную сиделку, помогающую инвалиду. — Я провожу вас в дом и прослежу, чтобы не случилось ничего непредвиденного. Очень жаль, но Ингрид не может тут долго находиться, потому что стоянка автомобилей здесь запрещена. Я слышала, что полиция отбуксировывает машины, оставленные возле входа. Особенно в тех случаях, когда есть жалобы жильцов.

По выразительной улыбке Мэдди Ингрид поняла, что такие жалобы не заставят себя ждать, попытайся она оставить машину у дома.

— Кроме того, — продолжала Мэдди, ожидая, пока Кен возьмет свою трость, а также бутылку вина, с которой он не расставался с того момента, как они покинули церковь, — кроме того, Ингрид вряд ли удастся сегодня добраться до дома вовремя… Ведь ехать ей далеко, а сейчас как раз наступил час пик…

Мэдди пыталась взять у Кена бутылку с вином. Однако он сунул ее под мышку с левой стороны, так что женщина не могла до нее дотянуться.

— Вы помните, что сегодня вечером приглашены на барбекью? — напомнила она Кену. — Джек Смайт поймал лосося весом в одиннадцать с половиной килограммов и позвал всех жильцов отведать его. Он собирается испечь его на углях.

Мэдди снова бросила взгляд на Ингрид и добавила, изображая на своем лице исключительное сочувствие:

— Извините, но приглашаются только жильцы дома. На этот раз гостей не будет.

Ингрид сжала зубы и бросила ответный вызывающий взгляд статной блондинке. Затем она перегнулась, обхватила Кена за шею правой рукой и притянула его голову к себе, запечатлев на устах Кена страстный поцелуй… Кен удивленно встрепенулся — возможно, ему захотелось рассмеяться, — но тут же с явной готовностью ответил на поцелуй Ингрид. Через несколько секунд инициатива перешла к Кену, так что Ингрид пришлось упереться ему в грудь, чтобы он не слишком усердствовал. Оба они тяжело дышали.

Ингрид взглянула в его незрячие глаза и удивилась. Ей показалось, что они затуманились точно так же, как и ее собственные. Она ласково погладила его по щеке и сказала, не отрывая взгляда от его лица и совершенно игнорируя присутствие Мэдди:

— Я вернусь очень скоро, любимый, только куплю батон белого хлеба.

Она подобрала бутылку с вином, которая во время их страстного поцелуя закатилась ей под ноги.

— Оставь вино здесь. Я захвачу его, когда вернусь. Я п-п-приду прямо наверх. И подогрей еду в кастрюльке, ладно?

— Непременно, — ответил Кен. Он обхватил ее голову руками и потерся носом о нос. — Не задерживайся, дорогая. — Он улыбнулся ей. — Греть придется не только кастрюльку.

Ингрид вздохнула и снова поцеловала его, перед тем как отпустить. Кен обернулся и через плечо приветливо улыбнулся Мэдди.

— Значит, вы не придете на барбекью? — спросила Мэдди, когда Кен вышел из машины.

— Нет, — ответил Кен. Он обернулся к Ингрид и послал ей такую улыбку, от которой у нее затрепетало сердце. — Мы с Инки зажарим свою рыбу.

Перед тем как постучаться в дверь Кена, Ингрид припомнила, как Мэдди, все еще стоя возле машины, моментально раздумала помочь ему войти в дом.

Дверь мгновенно отворилась в ответ на ее стук, будто Кен стоял за нею и ждал. Он ловко схватил ее за руку и втащил внутрь.

Затем закрыл дверь, прислонился к ней спиной и заключил Ингрид в свои объятия.

Он покрывал лицо Ингрид поцелуями и так усердствовал, что у нее закружилась голова. Она даже выронила бутылку с вином. Потом ее тело обмякло, она ухватилась рукой за его шею, шепча что-то ласковое ему на ухо.

В конце концов она сказала:

— Стой… стой… Отпусти меня… Дай передохнуть!

Кен отпустил ее, и она облегченно вздохнула. В кухне уже подавала сигналы микроволновая печь.

— Я сделал все так, как ты сказала, — начал Кен. — Поставил в печь кастрюльку, чтобы оттаяло ее содержимое. Но я не знаю, что в ней и сколько ее там держать. А главное, я не совсем понимаю, вернулась ты сюда потому, что тебе этого хочется, или потому, что это нужно было сделать… А вдруг Мэдди за нами наблюдает? Но независимо от того, по какой причине ты вернулась, я рад, что ты здесь. Я счастлив чувствовать тебя рядом, вдвойне счастлив, что ты у меня дома.

Ингрид нагнулась и подобрала с пола вино и хлеб, а потом, уже направляясь на кухню, коснулась его руки. Кен последовал за ней.

— Я, кажется, догадываюсь, что ты там готовишь, — бросила она через плечо. — Если тебе, конечно, интересно это знать…

Она положила хлеб и вино на стол и начала рассматривать остатки упаковки от готового блюда.

— Тут сказано: «Брокколи с говядиной и лапшой, приготовленное над паром».

Кен стоял со скрещенными на груди руками, прислонившись к столу. Но он смотрел не на нее, а на то место на полу, которое располагалось между Ингрид и микроволновой печью.

— Как ты думаешь? — спросил он. — Тебе понравится это блюдо?

— Возможно, — ответила Ингрид, придвигаясь к нему. — Но главное не в этом.

Она погладила его скрещенные руки своими ладонями и развела их в стороны. Его руки сразу же обвились вокруг нее.

— А в чем главное? — спросил Кен.

— Главное в том, что я вернулась не из-за того, что готовится в этой кастрюльке, но потому, что я хочу быть здесь. С тобой.

Кен прикрыл глаза и качнул Ингрид из стороны в сторону.

— Ингрид, — произнес он словно бы через силу. — Я не хочу никакой говядины с брокколи. Я хочу любить тебя… Сейчас.

Горло ее перехватила спазма, и она не сразу смогла ответить. Потом тихо сказала:

— Да. Я тоже тебя хочу, Кен. Сейчас.

Их поцелуи были огненными. Они шептали друг другу какие-то слова, что-то выкрикивали. Потом, подгоняемые обоюдным желанием, они направились в спальню.

Уже стоя возле кровати, Ингрид сняла с Кена рубашку, поцеловала ему грудь, ощущая его вдруг затвердевшие соски. Кен заставил ее приподнять голову и стащил с нее блузку, спустив ее с плеч до пояса. Она сама высвободила руки. Он прихватил зубами ее ключицу, затем склонился ниже, стараясь сдвинуть в сторону лифчик. Ингрид же расстегнула застежку бюстгальтера, бывшую спереди, одним движением сбросила его на пол и положила руки Кена на свои груди.

Кен стонал от удовольствия, целуя ей шею, груди, соски… Ингрид глубоко набирала воздух в легкие, желая, чтобы это продолжалось до бесконечности. Он спустил вниз ей юбку и блузку, высвобождая ее бедра. Ингрид переступила через одежду и в свою очередь расстегнула пояс и молнию ему на брюках, помогая им соскользнуть вниз вместе с плавками. Вслед за этим она отступила от него на шаг.

— Что ты делаешь? — резко спросил он.

— Смотрю на тебя.

Кен наклонился и торопливо снял ботинки и носки. Потом выпрямился и застыл, чтобы она могла его рассмотреть. Сквозь щель между задернутыми шторами в комнату проникал золотой солнечный луч. Он освещал одну щеку, плечо, руку и бедро Кена. Ингрид захотелось раздвинуть шторы на боковых окнах, чтобы вся комната наполнилась светом… Она стояла, зачарованная красотой его тела, которое казалось изваянным из бронзы, освещенной солнечными лучами.

— Тебе нравится то, что ты видишь? — хрипло спросил Кен.

— Да.

В данном случае это слово ничего не выражало или выражало очень мало. Кен походил на греческого бога. Он был необыкновенно красив: глаза его сияли сквозь прикрытые ресницы, мужественное лицо с резко очерченным, волевым подбородком выражало страстное желание. В полутемной комнате его волосы, взлохмаченные ее руками, казались черными. Его мужское достоинство, находившееся в состоянии готовности, было выше всяких похвал.

Кен приблизился к Ингрид, играя мускулами широких плечей. Руки его напряглись, он поднял ее, положил на кровать и встал над ней на колени.

Он подался вперед, поцеловал ее в губы, затем — в каждую грудь.

— Как бы мне хотелось видеть тебя!

Она взяла его руки в свои и положила их себе на лицо.

— Так смотри же, — прошептала она.

Он осторожно ощупывал ее лицо дрожащими пальцами.

Точно так же он делал в тот первый день, когда они отправились на морскую прогулку. Он гладил ей шею, пальцы его скользили по ее плечам и задерживались на грудях… Потом руки его расходились в стороны, достигая бедер.

— У тебя такая гладкая кожа, — сказал Кен, осторожно стягивая с нее трусики и отбрасывая в сторону. Он зарылся лицом ей в грудь, вдыхая аромат нежной кожи. — Ты пахнешь, словно цветочный сад.

Дрожь пронзила Ингрид, когда Кен неторопливо раздвинул ей ноги и пальцы его коснулись волос на лобке. Сладостное чувство охватило все ее существо. Он улыбнулся и убрал руку. Ингрид издала негромкий звук, дававший ему понять, что ей это не нравится. Он шепотом заверил ее, что все будет отлично. Просто ему хотелось знать, что еще ей может понравиться.

Кен гладил ладонями ее тело выше пояса, ласкал груди, плечи, изучая все в мельчайших деталях. Он брал ее ладони в свои и целовал каждый палец, водя языком между ними.

Ей доставляло несказанное удовольствие видеть его сильное тело, плечи, грудь, бронзовые ноги между собственных раскинутых ног и зримое доказательство того, что он желает ее.

Кен продолжал ласкать ее. Ингрид старалась не дышать и подавляла рвущиеся изнутри стоны. Но она не могла справиться с сотрясавшей ее дрожью — каждый раз, когда он делал очередное открытие.

Она извивалась. Она корчилась. Это было уже слишком. Она не могла больше этого выносить. Она вспомнила, какое приятное возбуждение их посетило в парке от более невинных прикосновений. Эти же ласки были ни с чем не сравнимы.

Давая Кену возможность ощутить руками то, чего он не мог увидеть, Ингрид от нетерпения сжимала кулаки, шевелила пальцами ног и часто-часто дышала.

Он обследовал каждый сантиметр, каждую луночку ее тела с тем же вниманием, с каким во время их ночных телефонных разговоров слушал то, что она рассказывала ему о своей жизни.

Он подолгу задерживался на ее грудях, сравнивая их форму, запоминая, массируя соски пальцами, пока они не становились твердыми. Она жаждала его губ, ей хотелось ощущать его язык, но он был занят другим. Он приподнял ее ноги, согнул их в коленях, затем неторопливо, наслаждаясь каждым движением, просунул их между своими ногами. Вслед за этим он перевернул ее на живот.

Груди ее, ставшие необыкновенно чувствительными, уперлись в прохладную голубую простыню, лежавшую на постели. Кен начал гладить ей спину ладонями от плеч до пояса. Кожа ее как бы горела от этой ласки. Она ощущала его руки на пояснице, на бедрах, ягодицах.

— Великолепно… — прошептал он, лаская ладонями самые чувствительные места под коленями.

Ингрид вздохнула, почувствовав его руки в этом месте, затем застонала легонько, когда его пальцы пошли вверх. Один из них неторопливо перемещался у нее между ног. Бедра ее дернулись вверх, навстречу ему, и Ингрид тяжело задышала.

Ощущения накладывались одно на другое. Желание становилось все острее. Кен снова провел рукой между ее ног, что приводило Ингрид в неистовство. Она попыталась перевернуться, вся охваченная желанием. Он удержал ее в прежнем положении, нагнулся и стал прихватывать зубами кожу под коленями, подошвы ног и ягодицы.

Бедра ее снова дернулись вверх, и Кен воспользовался этим для того, чтобы просунуть под нее руку. Он продолжал касаться ее, дразня. В ответ на эту ласку она сделала как раз то, что требовалось, — изогнулась и раздвинула ноги.

Ингрид казалось, что она сойдет с ума прежде, чем он снова перевернет ее на спину. Его ладони опять начали перемещаться вниз — от грудей к животу и далее, к бедрам. Он прижал ее ноги к своим бедрам, слегка надавил ладонями. Она раздвинула ноги, теперь уже лежа на спине.

— Кен… — позвала она, чуть-чуть приподнимая голову.

— Тихо… Не мешай, — прошептал он. Пальцы его гладили волосы на ее лобке.

Ноги у нее дрожали. Ингрид сделала глубокий вдох, когда эти пальцы осторожно вошли внутрь. Влажная, горячая плоть трепетала под его пальцами. Лицо его было напряжено, голова отклонена немного назад, невидящие глаза смотрели в стену возле кровати.

Он остановился только тогда, когда ее дыхание стало прерывистым и трудным.

— Скорее, — с трудом сказала она, извиваясь от прикосновений его руки к ее плоти. — Кен… Кен! Я хочу тебя… сейчас же!

— Да… — отозвался Кен.

Губы его делали свое дело где-то посреди ее живота, рядом с пупком. Один из пальцев продолжал ритмически двигаться у нее внутри, доводя чуть ли не до истерики. Он переменил позу и ввел в нее два пальца, подражая тому акту, которого она так вожделела.

— У тебя здесь так горячо, дорогая. Так влажно… Ты готова меня принять…

— Да! — хрипло, со вздохом ответила она. Если он будет еще тянуть, то… может случиться… что будет… слишком поздно!