Любовный контракт

ГЛАВА 21

— Жила-была маленькая девочка из Норвича, она не хотела кушать овсянку. Кушай, детка, сказал ей папка, а то мамка рассердится!

Стюарт в роли няни — это было нечто, выходящее за рамки ее обычных представлений. Оливия восхищалась его терпением, приспособляемостью и изобретательностью. А сейчас не могла удержаться от счастливого смеха, глядя, как он кормит сопротивляющуюся Каро, измазав ей личико кашей.

— Мне пора идти. Не забудь, Аннабел должна захватить Дэнни в прогулочную группу. Счастливо! Позвони мне, если случится что-нибудь важное.

— Уходи, женщина, прочь с глаз моих! Неужели ты считаешь, что человек моего калибра не сможет управиться с фермой в двадцать восемь акров после того, как возглавлял многомиллионное предприятие! — Он послал ей воздушный поцелуй и вновь направил внимание на любимую дочку.

Миссис Маккензи резво припустила, боясь опоздать к поезду, прибывающему на Черинг-Кросс в восемь тридцать. Усевшись в вагоне — Оливия всегда успевала захватить место, прежде чем ввалится толпа пассажиров, — она понадеялась, что Макса ван дер Кроота не окажется рядом. Тот тоже стал жертвой депрессии. Он упорно боролся за сохранение своего бизнеса, пока годы экономического спада брали с каждого свою дань. Не устоял и теперь тоже ездил в третьем классе!

Оливия подытожила финансовую ситуацию семейства Маккензи.

От услуг Эрнста пришлось отказаться. Впрочем, тот не особенно возражал. Они с Дженни и детьми покинули коттедж и обосновались в таверне тестя, она — снова официанткой, а он — в качестве нового управляющего. Отец Дженни, Артур Стэпли, имел больше возможностей платить им зарплату и давать крышу над головой, чем она и Стюарт. Кроме того, старик хотел постоянно видеть внуков.

Коттедж был сдан симпатичной молодой паре, изучавшей английское виноградарство. Они вносили арендную плату очень аккуратно. Квартиру над гаражом занял рассеянный художник, которому приходилось об этом напоминать. Квартира в Докланде была продана, вырученные деньги ушли на оплату долгов.

Поместье милосердно выкупили ее родители — старый магнат настоял на этом, если не ради них самих, то ради внуков. Он также продал яхту, чтобы выкупить акции «Лэмпхауза», принадлежавшие Стюарту. Это самое малое, что он мог сделать для дочери, мужественно боровшейся за выживание издательства, объяснил он Стюарту. Котсволды снова стали основными держателями акций компании.

«Даймлер» отца и «феррари» Стюарта также были проданы. Они теперь владели подержанным «вольво».

Верити Йорк пришлось уволить. Но она даже обрадовалась: Стив окончательно решил, что жизнь врозь его не устраивает. Верити собиралась устроить свадьбу на ферме отца в Линкольншире (она предпочитала называть это семейное владение «имением») и обещала Оливии и Стюарту включить их в список приглашенных.

Энди Графтера, садовника-умельца, им пришлось оставить, так как нужно было присматривать за виноградником; они вознаградили его, сделав партнером по виноделию. Пол-акра ландшафтного садика Энди поддерживал в прежнем виде — слишком много усилий было затрачено, чтобы теперь дать ему прийти в запустение.

Миссис Даннимотт продолжала работать на них, но брала меньше — за меньшие часы.

— А зачем же тогда друзья? — повторила она свою любимую сентенцию. — Кроме того, у окрестных помещиков вряд ли найдется пара пенни, чтоб потереть их друг о друга, так что вы со Стюартом теперь в хорошей компании, дорогая!

Аннабел сказала:

— Ну и ну, теперь плохо и вам, и нам! Макс просто с ума сошел от нашей экономической системы, совершенно безжалостной к людям.

А как все это воспринимает Стюарт? — размышляла Оливия, глядя на проносившиеся за окном ухоженные английские пейзажи. Не так уж плохо. Его не обижает, что теперь она — кормилец семьи. И надо отдать ему должное, он не хныкал и не просил на бедность у отца, который, как всегда, по-диктаторски руководил своей мультимиллионной издательской империей, списав сына-неудачника в убыток.

Стюарт, лишившись имиджа плейбоя и возможности сорить деньгами, делал то, что она привыкла делать в первые годы материнства: он работал дома и никогда не ездил первым классом. Похоже, роль «домашнего мужа» ему нравилась. Она же радовалась, что ее дети будут знать своего отца, а не безликого «папочку», как было в ее детстве, когда Гарри день и ночь пропадал на Патерностер-роу.

Самой Оливии теперь приходилось работать больше обычного, чтобы сохранить тот небольшой доход, который она могла обеспечить. Больше, чем когда-либо, она чувствовала свою ответственность за «Лэмпхауз»…

— Ах, Оливия! Как я счазстлив видеть ваз в это прекразное утро такой молодой и красивой! — сказал Макс, который прошел весь поезд в поисках ее. — Можно, я присяду? — он показал на соседнее сиденье, куда она сложила кейс, сумку, макинтош и зонтик.

У нее не впервые возникло неприятное ощущение, что она нравится Максу. Смешно! Она попыталась сохранить строгое лицо.

— Разумеется! Британские железные дороги приватизированы, поделены и распроданы — как и все остальное. Будьте моим гостем на подъеме в новое тысячелетие, Макс!

Она собрала свои пожитки, освобождая ему место.

— Или на зпузке, — сказал Макс, грузно усевшись рядом. — Единственно, чем хороша депрессия, — она зплачивает, как война. Когда мы внизу, остается только один путь — наверх!

— Не верь, — энергично возразила Бэрди, когда Оливия упомянула эту тему. — По своему опыту знаю: когда человек думает, что он уже на дне, всегда окажется, что еще есть куда тонуть. — И она указала острым пальцем на пол.

— Спасибо, Бэрди, что так меня подбодрила, — с иронией сказала Оливия. — И это как раз тогда, когда я свыклась, что Стюарт — домашний муж, а не миллионер, и не чувствую себя виноватой.

— А с чего ты должна чувствовать себя виноватой? Это его вина, а не твоя! Дело не в том, как мы глубоко опустились, а в том, как нам вылезти из ямы. Кстати, сегодня вы едите хлеб, а отец Стюарта все еще ест пироги, так попросите его отрезать вам пару ломтиков.

— Мы оба решили не просить. Для Стюарта это было бы только лишним унижением. С моими родителями — дело другое, они сами предложили помочь.

— А может, тебе самой попробовать подольститься к старому мистеру Маккензи? Он знает, что ты на своем поле преуспела.

— Вот как?

— Конечно! Мы, «Лэмпхауз», как раз собираемся издавать целую кучу бестселлеров, из тех, что продаются во всех супермаркетах страны. У нас дела вовсе не плохи, ты же знаешь это сама, дорогая.

Оливии на самом деле нравился большой бизнес, и она хорошо понимала чувства Стюарта. Как азартный игрок раз за разом ждет удачного расклада, снова и снова повышая ставку, так и бизнесмен ждет счастливого момента, когда «победитель получает все!». Она делала это с книгами, он — с инвестициями, пока ему не изменила удача. Она надеялась, что ее удача продержится подольше, чтобы дать им возможность выйти из личного финансового кризиса.

Мэгги тоже внесла заметный вклад в прояснение их ситуации.

— Помни, Оливия, никогда не следует огорчать мужа. Особенно мужчины не любят терять власть. Сейчас Стюарту, может быть, и нравится роль заботливого отца, но со временем он откажется от нее — и от тебя! Если хочешь сохранить свой брак, возведи его снова туда, где ему положено быть, — на пьедестал. Пусть он в глазах своего отца потерял контроль над британским отделением «Маккензи» — предложи ему взамен «Лэмпхауз». А ты можешь стать серым кардиналом при короле. В общем, будь благоразумна, не принеси в жертву своего мужа и свой брак. В конце концов, мужская гордость — это мужская гордость.

Оливия задумалась над словами матери. И думала очень долго.

Энди Графтер со Стюартом высаживали на склонах виноградные лозы, в то время как Дэнни весело прыгал вокруг, а Каро гулькала в коляске с пустышкой во рту. Стюарт поднял плюшевого мишку, которого она в очередной раз выкинула в грязь, и отложил его подальше. Оливия знала: он давно решил начать путь к выходу из финансового кризиса с посадки винограда — с небольшой помощью своих друзей и студентов из Оксфорда, которые все еще ухитрялись вовремя платить за проживание.

Идея Бэрди об извлечении дополнительных доходов оказалась не такой уж бредовой, размышляла Оливия. Когда виноградники принесут зрелые грозди и они смогут начать делать вино, им станет значительно легче. Но сейчас об этом рано говорить.

Стюарт вытер натруженной рукой вспотевший лоб.

— Приятно видеть тебя сегодня дома так рано, — прокомментировал он ее приход.

— Стюарт, нам надо поговорить.

— Прямо сейчас?

— Да, пожалуйста, прямо сейчас.

Она ушла в дом. Стюарт, держа Дэнни одной рукой, а второй подталкивая коляску с Каро, последовал за ней.

Оливия усадила детей за стол в кухне и дала им молока с бисквитами, затем налила две чашки чая, вручила ему одну и сказала:

— Я снова беременна.

— Не может быть…

— Может — по крайней мере, я так думаю. Меня снова целыми днями тошнит. Знаешь, в третий раз мне уже трудно все это выносить. Я старею и больше не могу быть и рабочей лошадью, и матерью! Мне надо оставаться дома.

Он открыл и закрыл рот, не уверенный ни в себе, ни в ней.

— Но как?

— Я знаю, ты считаешь, что мы не можем допустить, чтобы я бросила работу. Это так, но теперь наступила твоя очередь, Стюарт, да, твоя! Ты можешь вернуться в «Маккензи» хоть завтра, только не хочешь — после неудачных инвестиций. Так вот, тебе следует, не обращая ни на что внимания, занять свое место в Фаррингдоне, вместо того чтобы позволить Совету назначить другого директора.

— Оливия, трещина между мной и отцом гораздо глубже, чем…

— О'кей, ладно, тогда возьми на себя управление «Лэмпхаузом» и дай мне вернуться к семье и дому. Я не думаю, что смогу вынести еще девять месяцев на работе. «Лэмпхауз» сейчас крепко стоит на ногах, крепче, чем когда-либо. Мы сможем расплатиться с долгами в ближайшие годы, если только ты будешь доверять мне и не делать инвестиций втайне. Я же хочу быть домохозяйкой, а не деловой женщиной. В конце концов, мне уже за тридцать!

В его глазах снова зажегся свет.

— Ты делаешь это ради меня?

— Для пользы дела, дружок.

— «Лэмпхауз» — это вся твоя жизнь, Оливия!

— Больше нет. Я сделала все, что наметила, я за уши вытащила его из долговой ямы, превратив в процветающую компанию!

Он крепко обнял ее и прижал к себе.

— Так мы, значит, в последнем приступе страсти опять забылись?

— А когда это было? — поддразнила она. — Я что-то не помню.

— Ах, не помнишь? — Он начал щекотать и тискать ее, к восторгу детей. — Тогда позволь тебе напомнить!..

— Стюарт, здесь дети! Послушай, меня. Будем серьезны. Ты сделал свой первый миллион без чьей-либо помощи. После этого пошло легче, все твои комбинации удавались, и ты купил за семнадцать с половиной миллионов сначала «Лэмпхауз», а потом и меня. Теперь все переменилось, и я требую, чтобы никаких азартных игр у меня за спиной! Договорились?

— Договорились. И давай устроим грандиозную вечеринку в честь закладки наших виноградников. Мне ужасно надоела вся эта борьба за существование!

Оливия вздохнула.

— Ах, дорогой, ты так ничему и не научился!

Вечеринку они устроили только через год, но это была великолепная вечеринка. Из огромного шатра, раскинутого позади дома, открывался вид на танцплощадку, роль которой играл выложенный голубовато-серым мрамором бассейн.

Наша лебединая песня, размышляла Оливия. Она вдруг прониклась жизненным правилом Стюарта — делать хорошую мину при любой игре. Если у вас есть миллионы, гордо демонстрируйте их, если нет — притворяйтесь!

Они были вместе. Ухитрились выплатить часть своих долгов. У них были хорошие соседи и друзья. А главное — к членам семьи добавилась Элиза Саффрон Маккензи, с ее прелестным ротиком, курчавыми волосиками и голубенькими глазками.

Мать Стюарта все еще восстанавливалась после инсульта. Но ведь она выжила, и за это они тоже были благодарны судьбе.

Что до самой Оливии, то на этот раз не было ни послеродовой депрессии, ни чего-нибудь еще — у нее просто не хватало времени! Она относительно быстро восстановила фигуру и гораздо меньше нервничала насчет «Лэмпхауза»: тот был в добром здравии и в хороших руках — Стюарт, Совет директоров, Бэрди, Натали… Ей было за что благодарить Бога. Стюарт, обняв ее за талию, снова тонкую, сказал:

— Ты сейчас выглядишь даже красивее, чем ночью, милая.

— Спасибо, родной, ты тоже!

— Должно быть, у нас в глазах отражаются китайские фонарики, — пробормотал он. — Или мама-хатха в своем сверхпестром наряде.

Она ткнула его локтем в бок.

— Да, Аннабел и Макс, они оба — персонажи романа.

— Если бы я не видел их собственными глазами, то поверил бы, что они — плоды твоего лэмпхаузского воображения.

— Некоторые авторы «Лэмпхауза», между прочим, получили Букеровские и Пулитцеровские [26] премии, а вот «Маккензи» нечем похвастаться, кроме как силиконовыми имплантантами! — весело ответила она.

Оба были разодеты в пух и прах: она в длинном облегающем серебристо-сером платье с открытой спиной, он в белом смокинге, с малиновым кушаком и галстуком-бабочкой. Лорд и Леди, прекрасные и беззаботные! Он прошептал ей на ухо:

— Милая, сделай одолжение, отойди подальше от Макса, мне не нравится, как он пялится на твое декольте.

— Да ты ревнуешь?!

— Совершенно верно. — Он сделал вид, будто дает кому-то пощечину. — Скажи, ты довольна, что за меня вышла?

— Временами.

— Только временами?

— Подлиза! — Она улыбнулась и сказала сквозь зубы: — Стюарт, будь добр убрать руку с моей задницы, сюда направляются девочки ван дер Кроотов.

— Они направляются в кусты со своими дружками, милая! Тэнди — это пожирательница мужчин.

— Просто она подражает Юте. И все же Аннабел не следовало предоставлять этим двоим, Луис и Тэнди, полную свободу. Я в их годы была под строгим присмотром.

— Теперь ты говоришь в точности как твоя мать, — сказал Стюарт, подмигнув. — Оставь их в покое, молодежь пытается встать на ноги.

— Дай Бог, чтоб не упали, — сказала Оливия, покосившись туда, где их родители разговаривали друг с другом у бассейна.

Пирс была в инвалидной коляске, ее сопровождала личная сиделка. Речь возвращалась к ней с трудом, а правая рука все еще плохо действовала. Но сегодня она выглядела как-то особенно светло и оживленно. Стюарт, поймав взгляд матери, вдруг отвернулся со слезами на глазах.

— Ты, слезливый старый слабак! — прошипела Оливия, сжав его руку и увлекая на танцплощадку.

— Милая, я рад, что мы решили побеситься и организовать эту вечеринку. Кстати, не Оскар Уайльд ли сказал: «Ничто не имеет такого успеха, как излишества»?

— Положим, это сказал Дюма в «Анж Питу», причем не совсем так: «Ничто не имеет такого успеха, как успех».

— О'кей, я преклоняюсь перед твоими познаниями.

— Ближе к делу, Стюарт!

— Нелегко быть сыном скряги-мультимиллионера, да еще расточительным сыном! Он все еще строго судит меня и мои деяния. Однако благодаря тебе он одарил нас своей милостью.

— Что? — Она навострила уши.

— Выйдем и я тебе расскажу, под этим шатром чертовски жарко и шумно.

Они прошли в освещенный фонариками сад. Здесь было гораздо свежее, но еще более шумно: молодежь крутила такую оглушающую музыку, что, похоже, Мидхэрстская долина сегодня всю ночь спать не будет!

— Надо было пригласить Мидхэрстский струнный квартет и ублажить твою мать, — сказал Стюарт.

— Стюарт, не отвлекайся! Как это понять: «одарил нас своей милостью»?

Он похлопал себя по нагрудному карману.

— О самая достойная издательская жена!.. — И крепко поцеловал ее под сенью цветущих кустов. Но она тут же попыталась залезть к нему в карман. Он едва успел перехватить ее руку.

— Стоп, озорница! Впрочем, ты все равно не сможешь читать в темноте.

— Рассказывай, или я столкну тебя в навозную кучу, приготовленную для этого несчастного виноградника! Что у тебя там, в кармане?

— Чек на миллион монет, детка.

— Ты имеешь в виду — миллион фунтов? Но почему?

Он пожал плечами.

— Думаю, потому, что ты во всем была молодцом, включая целый букет внуков для него.

— Мы не можем принять этот чек, определенно не можем!

— Еще как можем! Для него такой подарок трем английским внукам — сущий пустяк. Твой отец сделал куда больше, купив нам этот дом и выручив мою долю «Лэмпхауза».

— Четырем.

— Что-о? — Он метнул на нее встревоженный взгляд. — Ты снова…

— Это, может быть, ложная беременность, дорогой.

— Нет… Скажи, что ты шутишь, дорогая!

— Скорее всего, это ложная тревога, Элизе ведь всего три месяца. Но, с другой стороны, может, и нет…

— Оливия!

— Да, Стюарт?

— Я не могу позволить себе столько детей!

— Теперь, милый, можешь, твой папа только что вручил тебе «карт-бланш». Думаю, мы остановимся на шести… На детях, конечно, хотя шесть миллионов фунтов тоже было бы неплохо. Дети — наш страховой полис на будущее.

— А в брачном контракте мы это оговаривали?

— Скорее в любовном контракте, не на бумаге, а на черных шелковых простынях. Я знала, что ты будешь хорошим отцом, так что стыдно не использовать тебя в полную силу.

Она вытащила его из кустов и повела к гостям.

— Улыбайся!.. — Она ткнула его под ребра. — Ложная беременность — согласно доктору Оуэну. Так что пойди и спроси его!

Она подтолкнула его в направлении Оуэна Гаррета, погруженного в разговор с Мэгги, ее матерью, которая, несомненно, рассказывала ему и его жене о секретах Пудинга Быстрого Приготовления. Они решили не прерывать столь увлекательной беседы, тем более что к ним подошла Винни с бокалом шампанского в одной руке и сигаретой в другой.

— Вы оба просто отвратительны и заставляете меня позеленеть от зависти. Ползать по кустам в вашем возрасте — фи! Будет не удивительно, если ты снова забрюхатишь, Олли.

— Не называй меня Олли.

— Извини. Кто-нибудь видел Эштона?

— Он обжимается с Ратленд.

— Ах, поганец! Спасибо, дорогая… Красивый дом, чудесная вечеринка, Стю, как обычно. Чего не могу сказать о твоих деревенских соседях.

Она взглянула на Оливию, как удав на кролика, и отплыла в направлении Макса ван дер Кроота, в то время как Аннабел крутилась около Джереми Уэббера, директора по продажам, а Дженезис Марч была пленена Теодором Гривзом, главой ассоциации туристов. Бэрди и Данкерс ностальгически смотрели в глаза друг другу, вспоминая добрые старые времена «Лэмпхауза». Храбрый викарий Мидхэрста перехватил Молли Картрайт из местной чайной лавки, а Вайолет леди Констанс искала внимания самого Кастора, свекра Оливии, великого издательского магната, мечтая добиться того же, чего уже добилась Фэй Ратленд; Стэпли и Эрнст раздавали бокалы с пивом и улыбки тем, кто не хотел шампанского. Тэнди и Луис продолжали докучать местным парням, в то время как Полина и Френсис, виноградари, оживленно болтали с Верити Йорк, бывшей няней, ныне миссис Стив, чей муж, пилот Скандинавских аэролиний, выглядел так, словно он и сейчас в полете.

— Похоже, все веселятся от души. — Оливия взяла еще бокал шампанского с подноса официанта. — Стюарт, милый, у тебя бывает ощущение, что ты уже жил здесь раньше, в другом времени?

— Часто, — лаконично ответил он, потягивая шампанское.

— Ты мне сегодня напоминаешь Великого Гэтсби [27], — сказала она, лукаво прищурившись.

— А кто это?

— Не обращай внимания, невежда!

— За нас, милая! — Стюарт чокнулся с ней. — И за старика, который подписывает счета, за Кастора Стюарта Маккензи Первого!

Оливия заметила, что Макс подмигнул ей, хотя сам все еще усердно флиртовал с Винни. Она приподняла бокал и улыбнулась, а сама сказала сквозь зубы:

— Макс ван дер Кроот только что мне подмигнул!

— Пойти, что ли, врезать ему по морде? — ответил Стюарт, совсем в стиле Гэтсби.

— Лучше не надо, будет скандал.

— Ладно, не буду.

— Если уж говорить о дежа-вю [28], то вон Фэй движется к тебе, дорогой! Я исчезаю…

Оливия предоставила мужу возможность любоваться новейшими силиконовыми грудями Ратленд, размышляя тем временем, за каким дьяволом он пригласил Фэй и Винни, ее заклятых врагов, на эту дружески-семейную вечеринку. Впрочем, в издательском деле всегда так — бестселлеры порождают вокруг себя соблазнительную, скандальную атмосферу быстрого успеха и быстрых денег. Когда она руководила «Лэмпхаузом», ей всегда сообщали ужасные слухи. Наверное, подобное испытывает голливудский продюсер или режиссер, запуская на небосклон новую «звезду». Она задумалась, а не запустить ли ей в писательницы Аннабел, у которой есть и образование, и опыт, и дар речи, и живость?

Тут Оливия вспомнила, что теперь директор не она, а ее муж. Надо очень сильно любить мужчину, чтобы отдать ему свое детище — на радость и горе. Но в семейной жизни это порой необходимо. Правда, мудрая мама говорила, что она сможет быть серым кардиналом при короле… Оливия пошла искать миссис Даннимотт, хлопотавшую на кухне — «ее» кухне, как всегда.

— Это — туда… Это — сюда… — командовала она наемным официантам. — Бутерброды черствеют — срочно несите их гостям. Кто отвечает за семгу? Ее — туда… Хэлло, дорогая, ни о чем не беспокойтесь. Мы с Верити присмотрим за этими людьми. Хороший парень ее Стив, он гражданский летчик, знаете ли… Ну конечно, вы знаете, ах, я старая дура, вы ведь тоже были на свадьбе!.. Ой, что делать с этими пирожными? Не говорите мне, что дети их слопали… — Она поискала бутылку с вишневым сиропом и с ужасом обнаружила, что та пуста.

Оливия оставила ее и поднялась в детскую, которая раньше была гардеробной Стюарта и располагалась рядом с их спальней. Теперь, когда у них не было няни и ей приходилось быть наготове круглые сутки, это было удобно. Дэнни, Каро и Элиза крепко спали, как всегда очаровательные, такие разные, но все — благословенные, хоть она и мучилась и до, и во время, и после родов.

Наблюдая за своим потомством, она размышляла: что было — то было, а чего не было — о том и жалеть не стоит. И нечего плакаться. У нее прекрасные дети и отличный муж, любовь и опора в богатстве и бедности. И пусть их назовут глупой сентиментальной парой, но сейчас они любят друг друга больше, чем когда-либо. Каким-то образом все беды последних лет, включая тяжелую болезнь и медленное выздоровление его матери, еще больше сблизили их и укрепили брачный союз.

Она надеялась, что к этим троим скоро присоединится четвертый — скоро, но не сейчас. Это было бы несправедливо по отношению к малышке Элизе, которая пока очень нуждалась в ней…

Стюарт нашел ее склонившейся над детьми — в мерцающем платье и котсволдских драгоценностях.

— Я так и думал, что найду тебя здесь. Хочу тебе еще кое-что сказать. — Он присел на диван.

— Хватит с меня светлых идей, Стюарт! Я тебе когда-нибудь рассказывала, как в старину, где-то около 1868-го, «Лэмпхауз» отверг «Сказку о двух городах»?

— Держу пари, что твой прапрадедушка вошел в историю издательства как упрямый осел.

— В нашем случае «Сказка о трех городах» — это вошедший в поговорку треугольник Лондон, Нью-Йорк и Торонто.

Она села рядом с ним и положила голову ему на плечо. Тихий ангел пролетел между ними. Стюарт погладил шелковистые волосы и вдохнул запах ее парфюма.

— О'кей! Семья — это нескончаемый долг, но именно вокруг нее крутится мир. Моя мать, в знак благодарности Всевышнему за возвращение к жизни, тоже одарила нас своей милостью.

— Пирс дает нам еще миллион? Ну и ну! — сонно сказала Оливия. — Почему бы тебе не снять свою бабочку и не надеть что-нибудь поуютнее, дорогой?..

— Проездной за тридцать тысяч фунтов, милая. Ты и я теперь настоящие Лорд и Леди поместья Мидхэрст!

Оливия подскочила.

— Ты серьезно?

— Вот свидетельство — подлинное и законное!

Оливия начала хохотать, прикрывая рот, чтобы не разбудить спящих ангелочков. А Стюарт сказал:

— Послушай-ка, Оливия, а зачем они нам нужны, все эти люди? Пойдем-ка и ляжем в постельку под своим фамильным балдахином, а?

Он приподнял ей подбородок, взглянул в глаза и смачно поцеловал в пахнувшие шампанским теплые губы, а потом перенес интерес и на другие части ее тела…

Несколько позже Фэй Ратленд и Винни Легран проходили мимо открытой двери спальни, ища ванную. Ратленд приостановилась на пороге.

— Ах, как это мило… посмотри… Винни посмотрела и протянула:

— Замечательно! Пошли скорей, меня сейчас вырвет.

— А самой-то хотелось, чтобы он вместо Олли подобрал тебя, а, Легранчик?

— Ты, силиконовая сиська! Самой небось хотелось, да?

— Иди в…! У кого-нибудь есть фотоаппарат?

— Пошли! Этого делать нельзя.

— Дура, я хочу снять кровать, а не их. С чего это я обливалась слезами, мечтая попасть в список этого парня? Ладно, к черту, пойду поищу шампанское.

— Вот почему я уговаривала его издать тебя в первую очередь — у тебя такой точный подбор слов, Рутти, — ядовито сказала Винни. — А я хочу найти Эши…

— Хорошо, но сначала давай найдем в этом доме уборную.

Они ушли. В мягком свете, идущем из детской, Стюарт открыл один глаз и прошептал на ухо Оливии:

— Бедный Эши!

— Глупые сучки, — пробормотала Оливия, — пьяные в стельку!

— Глаза завидущие, а сами уродливые, как Золушкины срест… стер… сестрицы!

Она хихикнула ему в шею.

— Ты сам пьян!

— Да, но я утром буду трезвый, а они останутся уродинами.

— Не оригинально! — Она подняла голову и поцеловала его подбородок, на котором уже чуть-чуть проступила щетина. — Я теперь совсем проснулась, спасибо этим двоим.

— Я тоже.

— Так пойдем вниз и присоединимся к вечеринке или позавтракаем в постели? Сейчас уже воскресное утро, знаешь ли.

— Выбираю завтрак в постели — только сначала закроем дверь!

Она так и сделала, прежде чем вновь скользнуть к нему в объятия, подобно русалке, погружающейся в глубины подсознательных желаний.

— Мой котсволдский дедушка любил говорить: хорошая любовная история подобна хорошо сотканному ковру. Я счастлива, а ты?

— Я в экстазе, любовь моя!

— Интересно, как низко опускались желания самого лорда Байрона?

— Достаточно низко, барон Стюарт.

— «Барон Стюарт» ласкает мне слух! Знаешь, что?

— Ммм?

— Байрон никогда не был таким любовником, каким себя выставлял. В отличие от меня… — уточнил он, опускаясь вместе с ней на несравненную двуспальную кровать старого генерала. — Обещай мне одну вещь, женщина моей жизни!

— Что тебе обещать, мой глупый, старый, обожаемый муж?

— Пусть ты и домохозяйка, тебе не надо уподобляться Аннабел, с ее цветочками, овощами и деревенским видом. Я хочу, чтобы ты была такой, какая есть, — элегантной, искушенной, разумной, преуспевающей и сексуальной.

— Так она тебе не нравится?

— И никогда не нравилась. — Он запустил пальцы в ее шелковистые волосы. — Так же как Винни, или Фэй, или кто там еще. Только ты, любовь моя. А что до издательских забав, я привык думать, что в них ничего нет, так — сотрясение воздуха, нечто неосязаемое, не то что держать в руках чек на семнадцать с половиной миллионов. Но теперь я понял, что «издание книг» — это не просто старые слова, это волшебные слова, которые могут быть переведены на другие языки и в другую валюту. И означают они что-то похожее на созидание, да.

Ей было очень приятно узнать, что он не совсем плейбой и многому уже научился за время руководства «Лэмпхаузом».

— Да, волшебные слова, — сказал он, довольный своим открытием, что существуют и другие вещи, кроме зарабатывания денег. — Творческие слова, прекрасные, как живописные картины, как поэтические строки, как музыкальные темы…

— Как кусок пирога, — пробормотала она.

— Нет, к черту пироги! Я раньше тебя понял, что мы заключили не просто брачный контракт, а контракт любовный. А еще я понял, как тяжело ты работала, чтобы удержать «Лэмпхауз» в семье, и как я чуть не испортил все своими дурацкими планами и расчетами. Но ведь была еще и мечта, и теперь она должна стать явью. Мечта — это мы, Оливия.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.