Любовный спектакль

Глава восьмая

Тремя днями позже Ангелос Зувелекис вышагивал взад-вперед по своему кабинету, одна из стен которого была стеклянной и выходила в сад. Как он ни пытался сосредоточиться на работе, у него ничего не получалось. И где его хваленое умение концентрироваться, где аналитическое мышление, где рационализм и прагматизм? Все эти свойственные ему и достойные, на его взгляд, наивысших похвал качества куда-то улетучились. И не нужно долго ломать голову, чтобы понять, кто в этом виноват.

Только три часа назад он покинул любовное ложе, а все, о чем он мог сейчас думать, — как бы поскорее вернуться в спальню. И что самое удивительное — он мечтал вовсе не о том, чтобы вновь предаться безудержности страсти, что можно было бы легко списать на гормоны, на физиологические особенности здорового мужского организма, а о том, чтобы просто полежать и понежиться рядом с любимой женщиной, неспешно поговорить о пустяках, полюбоваться красотой ее обнаженного тела, посмотреть в глубину ее то нежных, то потемневших от страсти, то хитрых, то таких вдумчивых и понимающих глаз… Короче он мечтал о том, чтобы просто побыть рядом с Шанталь! И это при том, что врозь они в последнее время почти не бывали. Ангелос перевез на виллу многие документы афинского офиса, а поработать толком ему все никак не удавалось.

Ни одна другая интимная связь не выбивала Ангелоса так надолго из привычного седла. По своему опыту он знал, что обычно такая рассеянность характерна для периода ухаживания и завоевания женского сердца или точнее — тела, но стоило ему добиться от женщины благосклонности, как тотчас рвение в делах возвращалось к нему, тем более что и долго обхаживать женщин ему никогда не приходилось. Гораздо чаще красотки сами пытались залезть к нему в постель.

И вот появилась Шанталь… Она не только поглотила все его свободное время и даже большую часть рабочего, но и заставила его самого измениться до неузнаваемости. С несвойственной ему одержимостью он грезил наяву, думая о ней. Причем это не были сексуальные фантазии в чистом виде. С не меньшим наслаждением он раздумывал над каждым ее, словом или поступком. Он мог долго, забыв о времени, вспоминать походку, жесты, интонации голоса любимой женщины, взгляд, движение губ в беседе… Правда, потом, опомнившись, он начинал корить себя за рассеянность, полагая такую сентиментальность признаком приближающейся старости. Он все больше и больше напоминал себе собственного отца, который становился восторженным, болтливым и небрежным в делах, стоило ему встретить красивую женщину. Но сам Ангелос таким никогда не был! Прежде.

До встречи с Шанталь.

Ангелос был одержим этой таинственной женщиной, о которой он по сути дела почти ничего толком-то и не знал. А ведь еще недавно он и представить себе не мог, что сыщется причина, способная оторвать его от управления корпорацией. Ангелос всегда ревностно следил за качеством выполнения работы, поскольку не верил в трудолюбие и сознательность наемных служащих. И, тем не менее, вот уже полнедели он не показывался в офисе и не звонил в зарубежные филиалы. И вообще не делал ничего из того, что составляло смысл его жизни последние полтора десятилетия.

Уединившись в рабочем кабинете, он почти сразу начинал думать о том, как бы поскорее закончить срочные дела, чтобы увидеться с Шанталь, перехватить на лету ее поцелуй, обменяться многозначительными намеками о планах на грядущую ночь, а затем вновь отправиться в кабинетную тишь, предвкушая вечернюю с ней встречу. И знал, что в это время предмет его дум находится в обществе Марии или отца, которые неизменно забалтывают ее историями о его, Ангелоса, детстве и юности. Ему нравилась мысль, что, когда он думает о ней, она тоже, пусть и вынужденно, думает о нем.

А выходя под вечер из своего кабинета, он был преисполнен желания поразить ее воображение какой-нибудь новой эротической задумкой. Мечтал воплотить жизнь ее чувственные желания, опасаясь, что иначе он наскучит своей молодой и невероятно страстной любовнице. Эта мысль почему-то пугала его, хотя заключенный между ними договор не предполагал каких-либо длительных отношений. Ангелос никогда прежде не ощущал потребности в них. И вдруг… такая с ним разительная перемена! Да, тут есть о чем подумать. Навязчивый страх, что они могут скоро расстаться, становился с каждым днем все сильнее и определеннее.

Шанталь обслуживала столик, занятый группой туристок из Англии.

— Вот, пожалуйста, вы заказывали большой греческий салат, — объявила она, поставив огромное блюдо посреди стола. — Желаете еще что-нибудь?

Был такой знойный день, что любое физическое усилие давалось с трудом, а работа официантки одна из самых тяжелых. Шанталь то и дело с тоской вспоминала бассейн и шезлонг в доме Зувелекисов.

Английские туристки были так заняты разглядыванием чего-то у входа в таверну, что оставили ее вопрос без ответа.

— Нет, вы поглядите, какая роскошь, — сказала одна из них. — Не машина, а мечта. Великолепнейший дизайн, а начинка наверняка и того лучше!

— Машина — что, мне больше нравится ее владелец, — отозвалась другая девушка. — Какое безупречное тело! Высокий, красивый, сексуальный… Классический грек! Может быть, попробовать познакомиться?

— Не трать время попусту! Такие лапочки никогда не бывают одинокими. Но переспать разок, наверное, можно…

Шанталь не стала слушать дальше их разговор и, повернувшись, пошла между столиков к стойке. И лишь когда раздался звук открывающейся двери, по привычке обернулась посмотреть на нового посетителя.

Ангелос!

Мужчина в тот же миг увидел Шанталь и в считанные секунды оказался рядом ней.

— Так и знал, что встречу тебя здесь в эту жару, — пылко проговорил он. — Что будешь пить, дорогая?

— Я работаю, — прошептала ему Шанталь.

— Работаешь? — вопросительно повторил он, явно ничего не понимая, и только потом, оглядев ее униформу официантки, удивленно присвистнул: — И что означает этот маскарад?

— Почему маскарад? Я работаю здесь. Сегодня мой первый рабочий день.

— Но… Но позволь, зачем тебе это? — никак не мог справиться с изумлением Ангелос Зувелекис.

— Как зачем? Чтобы зарабатывать себе на жизнь, — ответила она. — Мне еще повезло, что хозяин заведения позволил мне поработать у него временно. Так что не мешай мне, пожалуйста, — строго попросила его женщина.

— Я ничего не понимаю, милая, — бессильно проговорил Ангелос. — Я был уверен, что на вилле у тебя есть все необходимое для комфортной жизни и даже сверх того. Шанталь, дорогая, чего тебе не хватает?

— Самой малости… Мне не хватает денег и независимости. Я не желаю зависеть от твоей щедрости, Ангелос.

— Ты — феноменальное создание, Шанталь, — развел руками грек. — Нам необходимо срочно поговорить.

— Мне нужно работать, Ангелос. Я не могу сейчас с тобой беседовать. Давай отложим все разговоры до вечера.

— Я настаиваю, — процедил он, едва сдерживаясь, чтобы не взорваться.

— Настойчивость здесь не поможет. Мы и так привлекаем к себе слишком много внимания. Управляющий вряд ли оценит мои беседы с посетителями.

— В таком случае мы просто выйдем наружу. Отправимся домой, в конце-то концов. Тебе вообще нечего здесь делать, тем более в таком виде. — Он пренебрежительно кивнул на ее униформу.

— Вот тебе точно здесь делать нечего, Ангелос. А мне нужна эта работа. Так что оставь меня, прошу, или я обращусь за помощью к охраннику, — предупредила Шанталь.

— Вот, дожил. Моя же любовница мне и угрожает!

— Тише, Ангелос! Не будем устраивать скандал, — сдавленным голосом попросила женщина. — Ну вот, ты добился своего, — тяжело вздохнув, указала она движением головы в сторону приближавшегося к ним владельца заведения.

— О, если бы я только знал… — с неожиданно любезной улыбкой проговорил тот, обращаясь к Шанталь, после чего почтительно пожал руку Ангелосу Зувелекису и повторил: — Если бы я только знал… Столик на двоих, подальше от других? — услужливо предложил он.

— Да, если это возможно, — сухо отозвался Ангелос.

— Безусловно, возможно! Почему нет, — проговорил хозяин таверны, ведя пару в тихий уголок зала. — Вас немедленно обслужат, — заверил он и быстро удалился.

— Что все это значит: «если б я только знал»? Знал что? — недоуменно спросила женщина.

— То, что ты моя женщина! — охотно ответил на ее вопрос Ангелос. — И пойми: моя женщина никогда не будет обслуживать посетителей.

— Но такова моя работа.

— Ты здесь больше не работаешь! — сурово пресек все дальнейшие споры грек.

— Но мне нужна эта работа. Мне нужны деньги, заработанные собственным трудом, я не могу жить на твои подачки.

— Давай лучше поговорим на другую тему. Или просто помолчим. Ты ведь не хотела публичных сцен? Мне они тоже ни к чему. Давай продолжим наш разговор, когда останемся вдвоем. А сейчас тебе достаточно будет усвоить лишь то, что ты здесь больше не работаешь. Ты вообще не будешь работать.

— Буду, Ангелос. Иначе как же еще я смогу жить?

— Я позабочусь о тебе, милая, — тотчас пообещал он.

— Я не твоя содержанка, — прошептала Шанталь.

— А кто ты?

— В каком смысле?

— Кем ты себя видишь? Вечной официанткой? Ты к этому стремишься? Такова твоя цель жизни?

— Уж точно я стремлюсь не к тому, чтобы жить у тебя на содержании.

— Я, кажется, попросил тебя обсудить эту тему попозже.

— Ангелос, можешь ли ты представить, как долго мне пришлось уговаривать хозяина таверны, чтобы он дал мне эту работу?! — взволнованно проговорила Шанталь. — Если я сейчас покину это заведение, то он не примет меня назад ни при каких условиях.

— Ну и отлично, — заключил Ангелос.

— Ты разве не понимаешь, что если я не смогу здесь работать, то мне придется уехать из вашего дома? Ты этого хочешь?

— Нет, эта мысль мне столь же неприятна, как и та, что моя женщина бегает с подносом, ублажая всех этих людей, — объявил мужчина.

— Речи пещерного человека, — заметила она.

— Я такой и есть, милая. А ты что же, феминистка? — насмешливо спросил Ангелос Зувелекис.

— Да, я за равенство, — убежденно отчеканила Шанталь.

— Равенство между мужчиной и женщиной недостижимо, милая, — снисходительно ответил он. — Мы разные, и равными никогда не будем. Будь иначе, разве я нуждался бы так в тебе, дорогая? — решительно произнес он.

— То, что мы разные, это понятно, Ангелос. Но для того, чтобы мы могли быть вместе, я должна чувствовать свою финансовую независимость от тебя, — проникновенно проговорила женщина.

— Мне странно, что в твоем сознании эти обстоятельства так увязаны. Мы вместе, потому что нам хорошо. И я гарантирую тебе полный комфорт и достаток, потому что в силах обеспечить тебя всем необходимым и не только, не считая это затруднительным для себя и сколько-нибудь разорительным. Мы с тобой уже не раз говорили об этом. Я не плачу тебе за секс и покорность. Это не в моих правилах, дорогая. Уверяю тебя, Шанталь.

— Даже если ты и искренен, Ангелос, это не имеет никакого значения. Потому что мои принципы…

— Ах, вот в чем дело?! — перебил ее мужчина. — Все дело в принципах!

— Что ты находишь дурного в следовании принципам? — настороженно спросила его Шанталь.

— Дурного? Нет-нет, ничего. Просто меня сюда привели совершенно иные мотивы. В этом дело, — ответил Ангелос Зувелекис.

— Какие же, например?

— Желания, чувства…

— Все это рано или поздно проходит, Ангелос. И мне придется как-то существовать, когда причины для твоего радушия и щедрости исчезнут, — холодно парировала женщина.

— Ты должна понимать, Шанталь, что я привез тебя на этот остров не для того, чтобы пользоваться тобой. Ты стала гостьей нашего дома из благородных побуждений. Я считаю себя обязанным заботиться о тебе уже на том основании, что ты сочла необходимым в меру своих возможностей способствовать скорейшему выздоровлению моего отца. И, конечно же, у меня не было намерения соблазнить тебя. Но так случилось, о чем я нисколько не жалею. Поэтому не следует смешивать наши отношения с условиями твоего проживания на вилле.

— Ангелос, но ведь сам-то ты работаешь каждый день с тех пор, как мы сюда приехали. А я остаюсь одна и не знаю, куда себя деть. И разные мысли невольно лезут мне в голову, — призналась она.

— С тех пор, как мы сюда приехали, я еще ничего толком не сделал. В основном лишь делаю вид, что работаю. А все потому, что не могу не думать о тебе, милая, — не менее откровенно ответил он. — Именно по этой причине я сейчас здесь…

— Я тоже постоянно думаю о тебе. Полагаю, это нормально в таких отношениях.

— Быть может. Но такая ситуация очень нетипична для меня. И я, признаться, не знаю, как быть. И ты обязана помочь мне разобраться в моих чувствах.

— Каким образом, Ангелос?

— Мы должны срочно вернуться на виллу. Поднимемся в нашу спальню…

— Об этом не может быть и речи, — возразила Шанталь.

— Не перебивай, пожалуйста, — мягко попросил ее Ангелос и продолжил: — Поднимемся в нашу спальню, закроемся ото всех и обстоятельно обо всем поговорим.

— Это мы можем сделать и вечером. Я сейчас я должна вернуться к работе. Так что не обессудь, — проговорила женщина, поднимаясь из-за столика.

— У тебя достаточно дел и на вилле. Это я могу тебе обещать, — пошутил Ангелос, пытаясь удержать ее.

— Возвращайся на виллу без меня, — сдержанно попросила его Шанталь.

Вечером того же дня Ангелос шагнул на обеденную террасу виллы и замер.

— Что случилось? Что-то с Марией?! — испуганно спросил он.

— С ней все нормально, — спокойно ответила Шанталь.

— Но почему ты накрываешь на стол?

— Она занимается приготовлением диетического ужина для твоего отца, поэтому я вызвалась помочь ей, — пояснила гостья дома. — Кстати, Мария учит меня готовить греческие блюда.

— Шанталь, когда ты все успеваешь? — искренне удивился Ангелос.

— Это мне в радость, поэтому время само находится… Садись скорее за стол, ты, должно быть, страшно проголодался.

— Нет! — резко выкрикнул Ангелос. — Я совершенно не голоден! Я сыт всем этим по горло! Мне категорически не нравится все то, что ты творишь в моем доме. Никогда еще гости Зувелекисов не шли работать в услужение другим, чтобы иметь возможность жить в нашем доме. И ты не имеешь права хозяйничать на нашей кухне, потому что для этого был нанят специальный человек, получающий за работу деньги, притом немалые! И я запрещаю тебе наводить свои порядки в моей жизни. Достаточно уже того, что я из-за тебя сам не свой и работа в компании у меня не ладится!

— Но это всего лишь мой вклад… — робко пролепетала Шанталь, испугавшись его раздраженного тона. — Мне не сложно…

— Да ты эгоистка до мозга костей! — неожиданно заявил Ангелос. — Только и думаешь, что о своем удобстве. И совершенно безразлична к тому, как при этом чувствуют себя окружающие. Ты хоть подумала, как мой отец отнесется к известию, что ты работаешь официанткой? Это ведь лишь вопрос времени. А он еще весьма слаб. Как пожилой человек консервативных взглядов на жизнь отнесется к тому, что невеста и любовница его сына, да еще живущая под его крышей, отправилась работать официанткой? Ей, видите ли, это необходимо для самоутверждения! Ей неприятно есть наш хлеб!

— Ты неправильно меня понял, Ангелос, — попыталась возразить Шанталь.

— Работа? Какая работа? — прозвучал голос Костаса, который тотчас и сам появился на обеденной террасе. — Правильно ли я понял смысл вашего разговора, Шанталь? Тебя тяготит быть гостей в моем доме?

— Неправильно. Мне очень приятно находиться здесь. Но у меня есть глубокое убеждение, что женщина должна сама зарабатывать себе на жизнь. Поэтому я и устроилась работать официанткой. И удалось мне это, признаться, с трудом. Пришлось долго уговаривать владельца таверны. А Ангелос сегодня своим приходом чуть все не испортил. Он против того, чтобы я работала.

— И я его понимаю, девочка моя, равно как то, по какой причине он пребывал сегодня весь день в таком скверном состоянии.

— Вовсе нет, отец. Я уже все для себя решил. Пусть делает все, что хочет, но только не в моем доме! — гневно парировал Ангелос. — Она совершенно не воспринимает моих доводов. Ей, верно, хочется думать, что я ретроград, принижающий роль женщины в обществе. Да к твоему сведению, Шанталь, чуть ли не половину руководящих постов в моей корпорации занимают женщины, что и мой отец может подтвердить.

— Да, это так, — охотно отозвался Костас Зувелекис.

— Но ты ведь не состоишь со всеми этими женщинами в любовных связях? — спросила Шанталь.

— Разумеется, нет. Но что это меняет? — возмутился Ангелос.

— То, что ты признаешь активную роль женщины в жизни общества, но только при условии, что это не твоя женщина! А это-то и есть мужской шовинизм, Ангелос. Я не твоя собственность.

— Дети мои, вы говорите все не о том, — взволнованно вмешался в их перепалку Костас. — Совместная жизнь — это, не война принципов, а взаимные уступки. Если вы будете выяснять отношения с точки зрения несовпадения позиций, то плохо ваше дело. Вы должны, наоборот, ставить во главу угла то, что вас сближает, и этим руководствоваться. Вы должны научиться поступаться своими стереотипами и принципами, думая о том, что лучше всего для вашей любви… — назидательно произнес пожилой человек и осторожно присел на стул.

— Вы хорошо себя чувствуете? — обеспокоенно спросила его Шанталь.

— Да, я в порядке, дитя мое. Не беспокойся! Но ваша ссора меня расстроила… Я был уверен, что вы будете трепетно относиться друг к другу, — укорил он их обоих.

— Я не имел намерения никого обидеть или расстроить, — заговорил Ангелос. — Но я исходил из мнения, что женщине должно быть только приятно, если мужчина берет на себя заботу о ней. И я не могу понять, почему мое вполне законное желание встретило такой бурный протест, — пояснил он.

— Женщины разные, сынок, — усмехнувшись, заметил Костас Зувелекис.

— Вот мы и вернулись к твоим стереотипам, Ангелос, — обрадовалась Шанталь, уловив поддержку в словах пожилого человека. — Ты абсолютно уверен, что женщина, которая находится рядом с тобой, в первую очередь заинтересована в твоих деньгах, а потом уже в тебе. Я же пытаюсь убедить тебя в обратном. Я вполне способна прокормить себя сама. А с тобой я живу рядом по совершенно иным причинам.

— Ну, вот видите, дети, — удовлетворенно подытожил их спор Костас, — никаких противоречий на самом деле нет и в помине. И стоило ли так кричать и ссориться? Просто прекратите подозревать друг друга в недоброжелательности и в упрямстве… Ну вот, сынок, теперь ты можешь представить, какой была твоя мать в пору нашей с ней первой встречи.

— Она тоже была официанткой? — наивно спросила Шанталь.

— Нет, девочка моя. Однако она была такой же упрямицей, как и ты, дорогая. Могла убедить меня в чем угодно. Независимая, неутомимая, решительная и гордая красавица. Вот такой была мать Ангелоса. И восхитительно готовила… А прочие мои жены даже не знали, с какой стороны подойти к плите.

— Зачем им это? Они ведь даже и не ели, — шутливо подметил Ангелос Зувелекис.

— Не дерзи отцу, — осадил его Костас. — Я говорю о том, что твоя мать была настоящей женщиной.

— Раз мы заговорили о еде, то давайте ужинать, — примиряющим тоном предложила Шанталь. — Мария наверняка с минуты на минуту подаст приготовленную специально для вас рыбу, Костас.

— Устал я от этой диетической пищи, дорогая, — посетовал пожилой человек.

— Таковы рекомендации ваших лечащих врачей, — урезонила его гостья. — Тем более что Мария никогда не отказывает вам в приправах и лимонном соке. Знали бы вы, какие ароматы разносятся сейчас по кухне.

— Мария — кудесница, точно, — согласился Костас Зувелекис, в ожидании ужина расположившись за столом. — Так, значит, ты устала от моего общества и нашла себе работу? — спросил он молодую женщину.

— Я нашла работу вовсе не потому, что устала от вашего общества. Просто я не привыкла целыми днями лежать у бассейна или слоняться по пляжу… И деньги имеют не последнее значение в этой жизни. Я предпочитаю, чтобы деньги были моей собственностью. Не привыкла ни перед кем отчитываться в своих тратах, — пояснила Шанталь.

— Откровенно признаться, я полностью поддерживаю такой взгляд на жизнь, — отозвался Костас, внимательно выслушав девушку. — А вот и моя рыба! Аромат бесподобный, вкус, уверен, тоже. Благодарю вас, Мария… И не слушайте моего сына, Шанталь. Если захотите стряпать на нашей кухне, делайте это в свое удовольствие. Лучшей наставницы, чем Мария, вам не сыскать.

— А вы пообещайте перечислить мне ваши любимые блюда! Их я научусь готовить в первую очередь, — подхватила Шанталь.

— Ты будешь готовить для меня?

— Да, Костас, если позволите, — без секунды промедления отозвалась она.

— Позволю, конечно же, позволю, дорогая. Начни с салатов, я их обожаю. Салаты из местных овощей просто бесподобны.

— Я тоже полюбила здешние салаты, в этом мы сходимся, — заметила Шанталь. — Вижу, к вам вернулся прежний аппетит, Костас… А ты почему ничего не ешь, Ангелос? Что-то не так? — спросила она.

— Сегодня слишком жарко. Не лучшее время, чтобы перегружать желудок.

— Но ужин достаточно легок. Да и пополнеть тебе не грозит, — заверила его Шанталь.

— Просто не голоден. Не обращайте на меня внимания, — раздражаясь с каждой секундой все сильнее, попросил Ангелос.

— Ангелос всегда был капризным ребенком, — насмешливо вставил Костас.

— Папа, прошу тебя, перестань! Я давно уже не ребенок, пора забыть, каким я был, — буркнул младший Зувелекис.

— Не могу я забыть этого, поскольку ты до сих пор ведешь себя как капризный ребенок, — шутливо уколол его отец.

Шанталь не смогла удержаться от смеха, когда увидела мимику Ангелоса в ответ на слова отца.

— И даже кофе не выпьешь? — спросила она своего любовника, когда тот, резко отодвинув от себя тарелку, встал из-за стола.

— Нет, не буду, — буркнул он в ответ.

— Может быть, ты хочешь что-нибудь другое? — внимательно вглядываясь в лицо мужчины, проговорила Шанталь.

— Поговорить с тобой, — сухо ответил Ангелос.

— Сам не ешь, так хоть дай другому, — недовольно бросил отец.

— Я уже наелась, — быстро произнесла Шанталь и, извинившись перед Костасом, последовала за Ангелосом.

Он шел впереди по полутемному коридору, молча поднялся по лестнице и только тогда повернулся к ней.

— Единственное, чего я хочу, — прошептал он, — тебя! Сейчас же, незамедлительно.

— Но, Ангелос…

— Только не начинай спорить, — поспешно оборвал он ее. — Никогда не перестану благодарить отца за то, что он свел нас.

— Я тоже, — шепотом отозвалась Шанталь. — Твой отец — удивительный человек, Ангелос. И я так ревную вас друг к другу, — призналась она.

— Что ты хочешь сказать этим, милая? — удивленно спросил мужчина.

— Хотелось бы мне быть частью вашей семьи. У вас настолько светлые и теплые отношения!

— Ты уже часть нашей семьи. Мой отец относится к тебе, как к родной дочери, — заверил ее грек.

— Да, у твоего отца большое сердце… Ангелос взял Шанталь за руку и повлек ее за собой. Войдя в спальню, он плотно запер двери и, обняв женщину, спросил:

— А какие у тебя отношения с твоим отцом?

— К сожалению, никаких. Он не поддерживает связь ни со мной, ни с моей мамой. Он давно бросил нас… И не будем больше говорить об отцах, Ангелос. Просто поцелуй меня так, как только ты это умеешь делать, — попросила она.

— Почему ты пошла работать официанткой? — час спустя, лениво лаская Шанталь, спросил Ангелос.

— Только такую работу я смогла найти, приехав в Париж.

— А где ты жила до Парижа?

— В Буэнос-Айресе. Там я работала с лошадьми.

— А до того?

— Новая Зеландия и Австралия. А еще Индия и Перу.

— Все-таки ты удивительная женщина, — проговорил восхищенно Ангелос.

— Ты действительно так считаешь? — кокетливо спросила Шанталь.

— Безусловно. А ты так и не сумела врасти корнями ни в одной из перечисленных стран?

— Увы…

— Какое у тебя образование?

— Среднее. Я не блистала в школе, поэтому не планировала поступать в колледж или институт… Можем мы поговорить о чем-нибудь другом?

— О чем, например?

— Расскажи, как ты стал таким богатым? — попросила женщина.

— Неожиданный вопрос для человека, который всячески стремится уверить, что не интересуется моим благосостоянием, насмешливо отметил Ангелос Зувелекис, прижимая Шанталь к себе.

— Меня интересует не твой достаток, а то, как ты этого добился, — с обидой в голосе отозвалась женщина.

— Нужно заметить; что я тоже в школе не блистал. И это заведение активно недолюбливал. Я всегда стремился к свободе. Поэтому и считал бизнес своим признанием. К счастью, в юности у меня были все возможности для удачного старта. Ведь мой отец — человек весьма состоятельный. Убежден, что без его помощи, как финансовой, так и просто человеческой, я вряд ли сумел бы так быстро добиться столь значительных успехов. Однако у нас с ним сразу возникли трения. Ведь он всю жизнь хотел увидеть меня приемником. Я же стремился заняться собственным делом, а не идти вслед за ним.

— Удивительные у вас все-таки с отцом отношения! Такие, я бы сказала, дружески-сопернические, — заметила Шанталь.

— Есть немного, — согласился Ангелос. — Но мы оба одинаково сильно любим друг друга… А какие у тебя с твоей матерью отношения? Какое у тебя было детство?

— Мы все время куда-то переезжали. Это от нее у меня склонность к путешествиям. Впрочем, в моей жизни было мало интересного… Давай лучше спать, — пробормотала она и прижалась лицом к его груди.