Любовь бродяги

Глава 24

О'Киф ласковыми поцелуями осушил бегущие по лицу Пенелопы слезы. И она, закрыв глаза, с благодарностью приняла его нежность.

Теперь, когда волна страсти схлынула и на душе было тихо и спокойно, Пенни старалась объяснить себе свое странное влечение к этому человеку. И в общем-то не находила ничего необычного в своей внезапной слабости. Просто Рэмзи появился в ее жизни в такой момент, когда она как никогда нуждалась в обществе близких людей. И поэтому неудивительно, что он так быстро завоевал ее расположение. Сегодня ей казалось, что О'Киф знает даже те ее мысли, которые она не высказала вслух, что он видит насквозь ее душу и способен залечить незримые раны сердца. Он вновь и вновь доказывает свою таинственную власть над ней. И хотя Пенни не раз уже клялась себе не сближаться ни с одним человеком, она чувствовала, что острое желание забыться, потерять себя в бурной стихии любви все больше и больше привязывает ее к Рэмзи.

— Уж очень путано у тебя в душе, — тихо шепнул он ей на ухо, словно угадав то, о чем она думала. И Пенелопа, высоко вскинув длинные ресницы, внимательно посмотрела в его глубокие карие глаза. Прильнув, она нежно поцеловала его в щеку.

— Ты самый притягательный мужчина из тех, что я встречала, — пробормотала Пенни, осыпая его поцелуями.

Он поднялся и, торопливо застегнувшись, взял ее на руки. «Словно в старой доброй сказке», — подумала она, прижимаясь к теплому мускулистому телу. Нежно коснувшись губами ее лба, он двинулся к лестнице. И только старый рояль видел, как они поднимались по крутым широким ступеням.

Не задержавшись в комнате, Рэмзи сразу же прошел в ванную. Он с необыкновенной ловкостью скинул с себя одежду и раздел Пенелопу. Включив воду, он ласково поцеловал Пенни. И жаркая страсть вновь овладела их душами. Крепко сжав руки влюбленной в него женщины, О'Киф мягко подтолкнул ее к струящейся в душе воде.

— Увидев эту прелюбопытную штуковину, — сказал он, — я сразу же пожелал разделить с тобой доставляемое ею удовольствие.

«Слишком горячо твое удовольствие», — подумала Пенелопа, вставая под теплые, ласкающие ее тело струи.

— Это грех, — произнесла она вслух.

— Мы поделим этот грех на двоих, — успокоил он ее, медленно проводя кусочком мыла по вздымающейся груди Пенни.

— Тебе, похоже, ни одна женщина еще не отказывала в удовольствии.

Он с силой прижал ее к стене, продолжая ласкать мыльной рукой.

— Все, кто был до тебя, не в счет.

Мыло мягко скользнуло по ягодицам и проникло ей между ног. Она тихо вздохнула и закусила губу.

— Так я тебе и поверила.

— Не надо быть такой недоверчивой, миледи.

Его теплая скользкая ладонь мягко касалась ее дрожащих ног.

— Как же можно верить тому, кто, лишь только появился в доме, сразу же потащил хозяйку в свою ванну?

— Но разве ты не видишь, что наш союз больше чем простое плотское соединение?

Она что-то невнятно пробормотала в ответ. И он, отбросив мыло, сжал ее лицо своими ладонями. Пристально посмотрев в глаза, Рэмзи нежно провел рукой ей по щеке.

— Не мучай меня, милая, — тихо попросил он.

— Это сказано от избытка вожделения?

— Нет, конечно, нет. Как ты не можешь понять, что я рядом с тобой не для того, чтобы что-либо взять у тебя? Нет, я хочу лишь отдавать. Неужели это не понятно? — Он горестно покачал головой. — Может быть, мне лучше оставить твой дом? Твой упрек слишком тяжел для меня. Клянусь, я бы был не в состоянии выжить.

— Рэмзи, не надо, — остановила она его, быстро целуя в грудь.

Он чувствовал рядом с собой ее теплое трепещущее тело. Твердые упругие соски касались его кожи, а маленькие мягкие ладошки легко скользили по спине. Выставив вперед ногу, она коснулась бедром его ягодиц. А затем, торопливо проведя рукой между ног, жестом пригласила разделить свою разгоревшуюся страсть.

И Рэмзи ответил на ее призыв. Рывком слившись с ней воедино, он крепко обнял ее за плечи, не давая упасть. Закрыв глаза, они соединились в одном порыве. И вода теплым стремительным потоком окутала их предавшиеся любви тела. Пенни все крепче и крепче прижималась к О'Кифу, все горячее и горячее пульсировала в ней огненная волна страсти. Пока наконец извергнувшееся из жерла любви пламя не переполнило их кипящим, как лава, восторгом.

Пенелопа замерла в руках Рэмзи, как скованная внезапно охватившей ее жаркой смолой древняя ширококрылая бабочка, навсегда оставшаяся в прозрачной, обкатанной морем золотящейся капле янтаря. О'Киф дрожал всем телом, словно прибежавший с поля битвы рысак. Его темные полузакрытые глаза были в упор устремлены на Пенни.

— Ты навеки похитила мое сердце, — восторженно сказал он.

«Да и у меня, похоже, ничего не осталось», — подумала она и в каком-то блаженном тумане, окутавшем ее сознание, будто со стороны увидела всю эту сцену.

Вновь в руке у Рэмзи кусок мыла. Он ласково проводит им по ее раскрасневшейся коже, И от этого любовное возбуждение снова охватывает ее. Сердито нахмурив брови, она пытается отнять у него мыло, но он ловко уворачивается и улыбается, очень довольный своей проделкой. Пенни делает вид, что ей все равно, и равнодушно отворачивается в сторону. Но еще через мгновение они уже страстно целуются среди тонких струй заливающей их воды, пока те вдруг не становятся холодными. И тогда О'Киф быстро выскакивает из ванны и, схватив с вешалки пушистое махровое полотенце, закутывает Пенелопу в большое, будто парус, мягкое ласкающее полотно. Они торопливо и весело вытираются, и он несет ее на руках на свою широкую кровать. Затем растирает полотенцем ее дышащее чистотой и свежестью тело, и Пенни становится необыкновенно тепло и радостно на душе. Сев рядом с ней на постели, он кладет ее ноги себе на колени и принимается вытирать их маленькой пушистой салфеткой, внимательно разглядывая каждый пальчик.

Все это, как сон, промелькнуло перед глазами Пенелопы. Она подивилась заботливости и нежности Рэмзи.

— Это старая рана? — спросил он, рассматривая ее лодыжку.

— Не знаю. Мне кажется, она была у меня всегда, — сонно ответила она. — Скоро ее совсем не будет видно.

— Почему?

— После пластической операции.

О'Киф хотел спросить, что это такое. Но вовремя спохватился и решил не выдавать своего невежества, резонно рассудив, что речь, вероятно, идет о каком-то новомодном медицинском открытии.

— Ты тщеславна, — задумчиво произнес он.

Пенни приняла его определение за комплимент. Приподнявшись на локтях, она задорно посмотрела на него и начала рассказывать:

— Знаешь, мы решили снять фильм ужасов. Так вот, режиссер думает, что меня непременно смутит сценарий, когда я разберусь с любовной сценой, которую он хочет показать крупным планом.

— Ты собираешься заниматься любовью? — спросил, нахмурившись, Рэмзи, вспоминая набитый видеокассетами шкаф. — С первым встречным? На виду у всего мира?

— Ну, во-первых, не с первым встречным, — ответила бодрым голосом Пенелопа. Его возмущение было ей приятно. — А с хорошо знакомым мне актером. И во-вторых, все это будет происходить на студии в присутствии еще двадцати человек.

— 'Но ведь это очень интимное дело.

О'Киф продолжал угрюмо хмуриться. И Пенни не знала, плакать ей или смеяться. Она и сама была не в восторге от того, что ей порой приходилось делать на съемках.

— Это только для камеры, — пыталась объяснить она. — Поцелуи, прикосновения и тому подобное. Но конечно, никаких настоящих интимных отношений.

Публичное раздевание и имитация сексуальных связей были ей неприятны не меньше, чем Рэмзи. Но особенности ее профессии требовали от нее выполнять то, что навязывало ей общество.

О'Киф сидел задумавшись, словно решая, можно ли всерьез доверять ее словам. Наконец он вздохнул и печально покачал головой.

— Боюсь, мне никогда не понять вашего странного мира, — тихо пробормотал он, забираясь на кровать.

«Вашего?» — удивилась она. Это было сказано так, словно сам он прибыл из какого-то другого, неведомого ей мира. «Откуда он?» — подумала Пенелопа, слегка подвинувшись, когда Рэмзи скользнул к ней под одеяло и отбросил в сторону ненужные полотенца.

— Мне бы надо вернуться в свою комнату, — сонно проговорила она.

— Неужели ты хочешь оставить меня?

Он склонился над ней, нежно гладя по груди и с невольным страхом ожидая ответа.

— Я, кажется, уже не в силах сделать это.

Отвернувшись от него, она свернулась калачиком на постели. Поцеловав ее в затылок, он взял Пенни за плечи и, повернув к себе лицом, крепко прижал к груди.

— Ты совсем уже обнаглел, — проворчала она. — Ведешь себя просто несносно.

— Что ж, возложи всю вину на меня, — усмехнулся он. — Я выдержу вас обеих. — Он перешел на шепот. — Оставайся со мной, радость моя, и никто не посмеет тебя обидеть.

Но она уже не слышала его. Сонная пелена сомкнула ей веки. Он окинул взглядом черты ее лица и подумал, что отныне должен беречь этот хрупкий одинокий цветок, встреченный им на прихотливой тропе жизни. Недаром какая-то смутная печаль веет над головой лежащей в его объятиях женщины. Словно в наказание самой себе отказалась она от радостей дружбы, от семейного счастья, от любви. Но несчастья не оставили ее. Беды вновь обступили со всех сторон. И он обязан помочь ей выпутаться из паутины жизненных бед. Встать на ее защиту. Вот только бы разрушить все еще разделяющий их барьер.

Запах цветущей вишни и горьковатый запах дыма от горящего неподалеку костра. Чувство безопасности и покоя. Тепло и тихое жужжание танцующих над цветами пчел.

Она любима и счастлива. Сильные добрые руки, нежно обнимающие ее, защищают от всех бед и опасностей жизни. Их светлая ласка тоже пахнет цветами.

Она тянется к белым матовым лепесткам. Так хочется прикоснуться к их шелковистой прохладной поверхности, но видение меркнет, темнеет; его прекрасные черты затягиваются мраком. И в душе воцаряется боль и тоска одиночества,

Рэмзи проснулся внезапно. Широко раскрыв глаза, он быстрым взглядом окинул темную комнату, кровать, женщину, лежавшую рядом. Пенни, крепко сжав кулаки и прижав к подбородку колени, дрожала всем телом. Придвинувшись к ней поближе, О'Киф ласково погладил ее по плечам.

— Я здесь, я с тобой, моя хорошая, — прошептал он. — Я никому не позволю обидеть тебя. Со мной ты в полной безопасности.

— Не оставляй меня, — всхлипнула она, прижимая его руку к своей груди. — Я больше не буду ругаться.

И она заплакала, как маленький ребенок. Сердце Рэмзи сжалось от жалости.

— Ну что ты, моя маленькая, — нежно приговаривал он. — Успокойся. Все будет хорошо.

— Темно, страшно, — бормотала она, не открывая глаз. — Больно. Папа!

— Тише, тише, — успокаивал ее О'Киф, продолжая ласково поглаживать по плечу. И она доверчиво прижалась к его груди. — Ты в безопасности, никто не сделает тебе больно. Все пройдет. Все будет прекрасно.

Пенни успокоилась и затихла. Но Рэмзи чувствовал, что все может повториться снова, и боялся лишь того, как бы ее замкнутость не помешала ему помочь ей.

Жаркий, душный воздух затруднял дыхание. Белая рубашка взмокла от пота и прилипла к спине. И Энтони раздраженно повел плечами. Тяжелый продолжительный перелет сказывался на его настроении. К тому же он чувствовал себя несколько неуверенно в этой части города, хотя филиппинский Анджела-Сити был знаком ему. Но последний раз он бывал здесь по делам Пенелопы десять лет назад.

Усталый и раздраженный, он не спеша шел по узкой, обсаженной невысокими деревьями аллее следом за своим старым приятелем Аргарло, который важно вышагивал впереди, провожая гостя до крыльца своего дома. Этот худой темнокожий человек знал едва ли не каждого жителя города. В любой момент он мог отыскать что угодно и кого угодно в этом забытом Богом краю. И Тони ничуть не сомневался, что поступил совершенно правильно, сразу же обратившись именно к нему.

Они прошли мимо деревянных, крытых широкими пальмовыми листьями хижин, от которых густо и терпко пахло смолою. У некоторых из них на крыше красовались большие неровные листы железа, и тонкие желтоватые подтеки ржавчины тут и там покрывали их стены. Другие, более ветхие, сочетанием дыр, испещривших деревянные полусгнившие каркасы, напоминали шахматные доски, на которых по ночам играют подземные духи. Отвратительное зловоние размытых дождями нечистот стояло в воздухе.

Возле одной из хижин у большого узкого корыта мылась девочка лет тринадцати. Ее простое серое платье лежало рядом на земле, хрупкое, худенькое тело прикрывали лишь маленькие трусики и полупрозрачный лифчик. Но она, кажется, совсем не смущалась проходящих по улице людей. Энтони деликатно отвернулся и едва не налетел на Аргарло.

— Ты хочешь женщину? — спросил тот, кивнув в сторону девочки.

Достав из кармана сигару, он не спеша чиркнул спичкой, и ее тонкое желтоватое пламя бросило отблеск на густые черные волосы, широко ниспадавшие на узкие костлявые плечи, и отразилось в больших неровных серьгах, оттягивающих мочки ушей. Одет он был в легкий бледно-голубой саронг, небрежно открывающий слежавшиеся складки невообразимо грязного нижнего белья.

— Нет. Спасибо, — поспешил отказаться Тони, стараясь скрыть свое отвращение к этому малопривлекательному месту.

Аргарло пожал плечами и повел рукой в сторону одной из лачуг. Дверью ей служило свисавшее с притолоки одеяло. Энтони перешагнул порог и вошел внутрь. В ноздри ему ударил резкий запах пота и старого виски. Несколько находившихся в лачуге мужчин с любопытством посмотрели на вошедшего.

— Эй, бармен! — крикнул за его спиной Аргарло.

Тони пересек грязную, заваленную мусором комнату и, облокотившись о стойку бара, заказал два пива. Оглядевшись, он увидел голые заляпанные стены и два выцветших рекламных щита кока-колы. У противоположного конца стойки, окруженные сильно подвыпившими мужчинами, стояли несколько женщин, вернее девочек. Их лица выражали скорее недоумение и робость, нежели довольство такой компанией.

Аргарло небрежно привалился рядом с Энтони, который попытался заговорить с ним на местном наречии, чем вызвал снисходительную улыбку своего темнокожего приятеля. Коренастый смуглокожий бармен с интересом, прищурившись, глянул в лицо Тони и не спеша отошел в сторону. Тот кинул на деревянную панель стойки несколько банкнот в счет уплаты за пиво. И этот жест сразу же привлек внимание бармена. Жадным взглядом окинул он зеленые американские доллары, и на его лице появилось что-то напоминающее любезную улыбку. Уэйнрайт увеличил кучку Зеленых бумажек, и угрюмая физиономия хозяина изобразила неподдельное добродушие. Аргарло нетерпеливым жестом остановил безмерную щедрость Энтони и, достав из кармана кривой нож, что-то грубо крикнул через стойку на своем, корявом языке.

Сразу поскучневший бармен с меланхоличной невозмутимостью сгреб широкой ладонью часть лежавших перед ним денег и, искоса глянув на Энтони, небрежным жестом положил их себе в карман. Затем, кивнув в сторону скрытой за стойкой небольшой деревянной двери и пригласив Тони следовать за ним, исчез в деревянном проеме. Уэйнрайт воспользовался его приглашением и пошел за хозяином. Он настолько верил своему темнокожему приятелю, что даже не подумал об ожидавшей его за дверью неожиданности.