Любовь бродяги

Глава 27

Рэмзи беспокойно шагал по кабинету, держа большую полупустую бутылку виски в руке. Ноги утопали в мягком, пушистом ковре.

Остановившись посреди комнаты, О'Киф приложил горлышко бутылки к губам и с наслаждением сделал два больших долгих глотка. Напиток был более чистым, чем те, которые он привык употреблять. И это вдохновляло его вновь и вновь опрокидывать уже изрядно полегчавшую бутылку. Опомнившись, Рэмзи на глаз оцепил количество оставшегося виски и подумал, что может пить сколько угодно, ведь сегодня ночью к нему наверняка никто не придет. Взяв со стола письмо Дэйна, он снова пробежал глазами знакомые строки и рассеянно положил листок бумаги обратно. Разлука с друзьями все так же тяготила его.

Теперь уже он не радовался, что все произошло именно так, а не иначе. Он проклинал Дэйна за то, что тот влюбился в Тесс, проклинал Тесс за ее обаяние, вынудившее его искать счастье в другом столетии, и, наконец, проклинал рыжую упрямую девицу, встреченную им здесь и обладавшую каменным сердцем и страстью дикой кошки.

Сегодня Рэмзи чувствовал себя особенно одиноким, словно только что пережил потерю самого близкого друга, Он уже несколько часов ходил взад-вперед по кабинету, хмурясь от унижения и обиды.» Почему она так относится ко мне?» — думал он, ощущая себя обманутым и покинутым. Повеление Пенелопы оскорбляло его. О'Киф не понимал, почему она не попросила его о помощи, если боялась открыть присланный ей сундук. Почему не воспользовалась его поддержкой? И что могла написать Тесс в этих проклятых записках, если Пенни так изменила свое отношение к нему? Вероятно, что-нибудь о его беспутном прошлом.

Это предположение заставило его застонать от досады. Он представил себе, что думает о нем теперь Пенелопа, и фантазии одна мрачнее другой разрывали его душу. Гадая о том, почему она хотела выгнать его из дома, он недоумевал, как может Пении всерьез верить россказням какого-то журналиста. Неужели она никогда не читала о себе подобных статей? Но ведь тот наглый детектив, который побывал здесь после нападения агентов, сказал, что публику интересует все, связанное каким-либо образом с ее жизнью.

Рэмзи бессильно опустился на стул, поняв, что окончательно запутался в своих мыслях. Он никак не мог объяснить внезапные перемены в настроении Пенелопы. Или он, па свою беду, связался с крайне вздорной и непостоянной женщиной, или она просто боится за свою карьеру, опасаясь показываться в обществе такого странного человека, как он. Что еще может быть причиной столь категоричного требования покинуть навсегда этот дом?

Острая боль в сердце заставила О'Кифа схватиться за грудь. Чувство, не похожее на то, которое охватывает тебя, когда ты теряешь друга в бою. Какая-то другая, более сильная тоска мучила его, принуждая стонать всякий раз, когда он вспоминал, как много потерял с сегодняшнего утра. Чуткая страстная женщина, которая еще несколько часов назад лежала в его объятиях, теперь, казалось, навсегда ушла от него, опалив на прощание ледяным холодом презрения. И поделом. Кто сможет выдержать такое испытание, как известие, что твой любовник, в котором не было никаких сомнений, совсем не тот человек, за которого себя выдает? Рэмзи еще раз приложился к бутылке, и будущее показалось ему менее мрачным. Он сделал еще одни глоток и подумал, что, может быть, стоит пойти в комнату Пенелопы и попытаться как-то разрешить неожиданно возникшее затруднение. После третьего глотка он уже не сомневался, что нашел лучший выход из создавшегося положения.» Эти женщины вообще странные штучки, — думал он. — Сколько лет общаюсь с ними, а так и не научился угадывать, чем можно их огорчить «.

« Мой любовник — путешественник во времени! Космический странник. Граф Калиостро. Барон Мюнхгаузен. Ничего себе — веселая история!»

Пенни растерянно теребила подушку, глядя на открытый старинный сундук. Она все еще не могла прийти в себя от полученных известий. Мысли, одна другой нелепее, теснились в ее голове, угрожая сломать черепную коробку. Любит ли он ее? Но ведь он признался, что любил Тесс. Причем так сильно, что рискнул бросить все знакомое ему с детства, чтобы кинуться очертя голову в совершенно неизвестное будущее. Что ни говори, поступок рыцарский. Но что заставило его поступить подобным образом? Мучила ли его недоступность Тесс? Разочаровался ли он в женщинах того времени? И часто ли от разочарований подобного рода мужчины восемнадцатого века бросались в волны океана?

Тяжело вздохнув, Пенелопа в слезах упала на кровать. Отчаяние стиснуло ей горло, затрудняя дыхание. Как он, должно быть, вновь разочаровался, встретив после Тесс ее! Ведь Тесс — настоящая красавица. А она? Ну что хорошего в рыжих волосах, зеленых, как у дворовой кошки, глазах, губах, красных, как вареные раки?! Не внешность, а сплошное недоразумение!

А Рэмзи? Это настоящий повеса. Он наверняка был в свое время лихим распутником, похоже, не одна девица сохла по нему. Искатель приключений, забияка, горлопан. Готовый на все, лишь бы доставить себе удовольствие. Из таких всегда получались опытные сердцееды. Тоже мне рыцарь плаща и алькова! Пират! Соблазнитель! Бродяга! То-то он, наверное, смеется над ней.

С Тесс он, вероятно, тоже играл. В этом не может быть никаких сомнений. Крутился вокруг, заманивал обходительностью манер и галантными фразами, почерпнутыми из расхожих романов, рассуждал о своей гигантской любви. Тьфу! А потом приставал с нескромными амурными намеками.

Впрочем, на его темное любовное прошлое можно было бы посмотреть сквозь пальцы. Ведь, в конце концов, они тогда еще не были знакомы. Но почему он сам честно не признался ей в своих бесстыдных похождениях? Может быть, она бы и простила его. Так нет же, он предпочел утаить все свои прошлые прегрешения. И даже не сказал, из какого столетия прибыл.

« А поверила бы я ему?» — вдруг подумала Пенни, приподняв голову над подушкой. Ведь он как-то пытался намекнуть на необычайность своего происхождения, но она не прислушалась. Да и разве не обещал он рассказать ей все сегодня вечером? И не его вина, что она узнала о его прошлом раньше.

Пенелопа уже раскаивалась в своей сегодняшней грубости. Она понимала, что должна пойти попросить прощения у Рэмзи, но гордость не позволяла ей осуществить это доброе намерение. Вдохнув, Пенни в нерешительности присела на кровати, как вдруг услышала громкий голос О'Кифа, поднимавшегося по лестнице и во все горло распевавшего веселую матросскую песню. Выбежав в коридор, она в замешательстве замерла у двери в свою комнату.

Увидев Пенни, Рэмзи перестал петь. Но как только она открыла рот, чтобы спросить, что он здесь делает, О'Киф досадливо замахал рукой и, поморщившись, произнес:

— Ты сделаешь мне большое одолжение, если не станешь возобновлять своих дерзких речей.

— Ну вот, опять заговорил на своем тарабарском языке, — недовольно сказала она. — А я-то думала, что ты научился говорить по-человечески. Постой-постой! Да ты, кажется, пьян.

— А хоть бы и так, — ответил он, внимательно оглядывая ее с ног до головы и сладострастно прищуриваясь. — Особая тоска тому причиной. — Он пошатнулся, нашаривая рукой стену. — А ты осторожничай, опасайся любого косого взгляда, вдруг нас снова увидят вместе.

Пенелопа почувствовала, как в душе ее закипает злобное негодование. Его слова казались ей незаслуженным оскорблением. И то примирение, о котором она мечтала за несколько минут до этого, теперь представлялось совершенно невозможным.

— Спокойной вам жизни, авось обрящете веселие, — продолжал Рэмзи, подходя к двери своей комнаты и прижимаясь горячим лбом к прохладному дереву.

— Я вижу, виски не пошло тебе впрок, — заметила Пенни, насмешливо улыбнувшись.

Он услышал иронию в ее голосе и презрительно посмотрел ей в лицо.

— О, не стоит проявлять такую великую заботу о своем ничтожном квартиранте! Он еще не совсем потерял гордость.

Рэмзи вошел в комнату и громко хлопнул дверью. А Пенелопе вдруг показалось, что теперь она и правда навсегда потеряла его.

Схватить со стола пистолет и зарядить его порохом было делом одного мгновения. О'Киф быстро поднялся с кровати и, обмотав мятую простыню вокруг талии, осторожно проскользнул к двери. Резким решительным движением распахнув ее, он направил ствол пистолета на странное, рычащее посреди коридора существо. Злобно подергиваясь, оно медленно ползло вдоль стены, все ближе и ближе подбираясь к нему. Прерывисто дыша, он окинул мутным со сна взглядом тело своего настороженного врага и насмешливо выругался, готовясь к бою. Злобное рычание перешло в протяжный вой. Существо дернулось и кинулось к Рэмзи, по нападение не застало его врасплох. Спокойно отступив в сторону, О'Киф твердой рукой поднял свой верный пистолет и выстрелил.

Когда облако дыма рассеялось, О'Киф заметил стоящую неподалеку испуганную Маргарет. Черпая копоть порохового газа испачкала ей лицо. С недоумением переводила она взгляд со стоящего в боевой позиции Рэмзи па разбитый вдребезги пылесос. Ее изумлению, казалось, не было предела.

— Что за военные действия в столь ранний час? — насмешливо спросила она и, укоризненно взглянув на О'Кифа, прошла мимо него, чтобы выдернуть из розетки ненужный больше провод.

Рэмзи понял, что сделал что-то не то. Виновато пожав плечами, он подтянул сбившуюся на сторону простыню и хотел было вернуться в свою комнату, но туг услышал за спиной насмешливое хихиканье. Обернувшись, Рэмзи увидел стоящую в дверях Пенелопа. Нахально улыбаясь, она иронично смотрела на него. Словно прося извинения за свою досадную неловкость, он медленно покачал головой и, мягко улыбнувшись в ответ, вошел в свою комнату, тихо прикрыв за собой дверь.

Прислонившись к притолоке, Рэмзи мгновение стоял неподвижно, прислушиваясь к биению своего сердца.» Так тебе и надо «, — с раскаянием думал он, испытывая острую жалость к самому себе. Затем не спеша подошел к столу и, допив из бутылки оставшееся с вечера виски, подумал, что положение, в котором он оказался, осталось таким же тяжелым, как и вчера. Его взгляд задержался на лежащем в бархатной коробочке бриллианте. И он вдруг, без всякой связи с предыдущим, решил, что будет молиться до тех пор, пока не утихнет душевная боль. Ведь теперь ему как никогда необходимо спокойствие и трезвый разум.

— Она продала свои драгоценности, несколько эстампов, две из четырех принадлежавших ей машин. — Худой темноволосый мужчина па мгновение замолчал, отхлебнув пива из стоящей перед ним баночки. — В последние две недели, насколько мне известно, на ее счет денег не поступало. Хотя регулярный ежемесячный доход — тысяча долларов в месяц. Это подачки отца.

— И что ты предполагаешь? — спросил Рэмзи, закидывая ногу на ногу и откидываясь па спинку стула.

— Я думаю, Ротмер ограничил ее доходы и тщательно следит за тем, как она тратит деньги. Так что Слоун вынуждена была продать даже кое-что из своих безделушек. — Ноуэл Вокер победно улыбнулся, явно довольный своей широкой осведомленностью. — На днях она вляпалась в одно дельце. И Фэлоп так разозлился, что отказал ей в денежной помощи. Я, правда, не знаю, в чем суть, но если папочка был так взбешен, то, вероятно, дочка нагадила всерьез.

— А что ты думаешь о злодеяниях, совершенных этой девицей до сегодняшнего дня?

Ноуэл лишь снисходительно улыбнулся, услышав такие странные слова. Он уже привык к причудливой манере своего собеседника вставлять в речь устаревшие обороты.

— Ну уж, — возразил он, — злодеяния — это слишком громкое название для проделок этой девицы. Как-то в пьяном виде она вывела яхту в неположенное место, потом ее любовник был поймай па перепродаже коммерческих секретов. Вот, собственно, и все, что получило некоторую огласку, но деньги отца и в том и в другом случае спасли ее от неприятных последствий. Но увы, эти казусы никак не повлияли на ее поведение. И она почти каждую ночь все так же проводит в более чем сомнительной компании у Деринджера.

— Ты знаком с ней?

— О нет! — засмеялся Вокер, развалившись па мягком диване. — Она слишком богата для меня.

Рэмзи улыбнулся в ответ, подумав, что Ноуэл, вероятно, и впрямь не слишком богат. Но возможности для получения информации у него необычайно большие. В чем О'Киф мог убедиться па собственном примере. Вот уже несколько дней он пытался добыть хоть какие-нибудь сведения об интересующих его людях этого столетия и должен был честно себе признаться, что не слитком преуспел. К тому же ои старался разузнать побольше о жизни человечества в двадцатом веке. Читал справочники и словари, заглядывал в энциклопедию. Ему надоело, что каждый встречный сразу же обращает внимание па необычность его поведения и манеру разговора. И он думал, что в последнее время уже гораздо лучше копирует речь и формы общения своих теперешних современников.

Чтобы не беспокоить Пенелопу, они вдвоем с Хэнком, воспользовавшись телефонной книгой, обзвонили несколько агентств, интересуясь, какого рода информацию те могут им предоставить. И остановили свой выбор па агентстве Воке-ра, убедившись, что ему действительно есть что сообщить, и сейчас рассчитывали па особую оперативность и конфиденциальность его работы.

— Что еще ты можешь мне рассказать? — спросил Рэмзи Ноуэла, с любопытством глядя ему в лицо.

Вокер усмехнулся, подумав, что его клиент не в меру любознателен. Впрочем, ему хорошо платили, и поэтому он не возражал против такой живой заинтересованности.

— Оуэн, человек Ротмера, все еще в тюрьме. Его держат там уже больше, чем позволено по закону. Но я думаю, что это в его же интересах. Наверное, он молчит. Ведь только дурак может выложить все начистоту.

— Значит, ты считаешь, что ему выгодно не говорить правду?

— Конечно. С семейством Ротмеров связываться небезопасно. У Фэлона большие связи, и он пользуется уважением в городе. И несмотря на то что дочка причиняет ему массу хлопот, он никогда не позволит, чтобы его семейные проблемы стали широко известны. У меня, конечно, нет никаких доказательств, но я уверен, что для того чтобы разделаться с любым человеком, ему достаточно сделать один лишь звонок.

Рэмзи печально покачал головой. Похоже, его затея становилась опасной. И все же ему необходимо переговорить со Слоуи. Хотя, честно говоря, не было никакой надежды, что та сознается в попытке шантажа.

Ноуэл поднялся со своего места и положил на стол перед О'Кифом толстый пакет.

— Вот все, что известно о Блэквеллах с тех пор, как в нашем городе ведутся архивные записи, — сказал он, кивнув па сверток. — Здесь газетные вырезки, свидетельства о рождении и смерти, отчеты о морских перевозках и даже доклады полиции. Может быть, вы и разберетесь во всем этом. Но надо признаться, в этих документах сам черт ногу сломит.

Рэмзи с надеждой посмотрел па толстый пакет и подумал, что, возможно, там он найдет точные сведения о Тесс. Ноуэл подошел к окну и, задумчиво глядя на улицу, добавил:

— Кстати, есть еще один вопрос, который нужно обсудить.

— Ив чем же дело? — насторожился О'Киф.

— В том, что по неизвестным причинам куда-то подевались документы двенадцатилетней давности.

— Ну и Бог с ними. Я удивляюсь, как ты смог найти все остальное.

— Я еще до вашего обращения в агентство начал собирать их.

— Да? — удивился Рэмзи. — И для кого же?

Сохранив прежнюю невозмутимость, Вокер, не отвечая на вопрос, направился к двери и, остановившись па пороге, произнес:

— Между прочим, знаете ли вы, что на дереве напротив вашего окна сидит какой-то молодчик с кинокамерой?

— Он все равно отгула ничего не видит, — раздался за его спиной голос Пенелопы.

Войдя в комнату, она с любопытством оглядела темноволосого человека, стоявшего рядом с О'Кифом, — Ноуэл, что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Здравствуй, — отозвался тот, окидывая ее оценивающим взглядом, — Давно не виделись.

— Да, давно, — согласился Вокер.

Пении с подозрением посмотрела па Рэмзи, Но О'Киф встретил ее взгляд совершенно невозмутимо. Его лицо выражало лишь добродушие и приветливость, хотя душу сжигала горячая ревность. Отношения Ноуэла и Пенелопы беспокоили О'Кифа. Правда, судя по их повелению, можно было предположить, что их связывают лишь какие-то общие дела. И все же Рэмзи едва сдерживался, чтобы не нагрубить самодовольному детективу.

— Ну, голубушка, желаю здравствовать, — сказал Вокер и, откланявшись, вышел из комнаты.

О'Киф, не выдержав, рванулся за ним следом, но, вовремя опомнившись, остановился посреди коридора и оглянулся на Пенни, стоявшую у распахнутой двери. Пять шагов как пять миль пролегли между ними. Они не виделись уже три дня.

« Хотя нет, — поправила она себя, — три дня не общались «. Ведь она видела, как Хэнк учил его водить машину, как он купался неподалеку от пирса, как высаживал вместе с садовником новую рассаду. Но с той злосчастной ночи они не сказали друг другу ни одного слова. И теперь, глядя на его лицо, Пенелопа думала о том, что он, похоже, не слишком-то рад встрече с пей. Словно какая-то незримая стена разделила их. И Пенелопа не знала, как ее преодолеть.

Все эти дни он жил рядом, но не с ней. Пенни казалось, что Рэмзи больше ее не любит. Она чувствовала себя несчастной и готова была на все, лишь бы восстановить прежние отношения. Пусть бы он нагрубил ей, накричал, прочитал мораль, но только не молчал, не избегал встреч с ней. Она терпеливо ждала, когда же рухнет эта неприступная стена молчания, но ни одно слово так и не прорывалось сквозь нее.

Рэмзи тоже страдал, глядя на Пенелопу. Его сердце мучительно дрожало при виде ее глубоких изумрудных глаз, густых огненных волос, стройного, обтянутого коротким черным платьем тела. Он смотрел на нее, как смотрит голодный на свежую буханку хлеба. Руки сами, помимо его воли, жаждали крепких жарких объятий. Но уязвленная гордость сдерживала этот невольный страстный порыв, не давала возможности трезво рассуждать. Ревность мутной пеленой застилала глаза.» Неужели Ноуэл и Пении были любовниками?» — думал он, в отчаянии сжимая кулаки. Его так и подмывало спросить ее об этом. Но он лишь сердито нахмурился и, резко повернувшись на каблуках, пошел к лестнице.

Пенелопа растерянно смотрела ему велел. Ей хотелось окликнуть его, вернуть обратно. Но она не решалась сделать это. Сомнения удерживали ее на месте. Нужна ли она ему? Она боялась, что О'Киф никогда не простит ее.

Войдя в свою комнату, Рэмзи бросил полученный от Вокера пакет на стол и, повернувшись лицом к окну, стал смотреть на набегавшие на берег волны. Острое желание разбить что-нибудь, растерзать, раздавить в стиснутом до боли кулаке томило его. Стараясь подавить свое раздражение, он сделал вдох и медленно выдохнул наполнивший легкие воздух. О'Киф прекрасно понимал, что чрезмерные волнения не увеличивают сообразительности. И потому делал все возможное, чтобы избавиться от мучающей ревности. Он чувствовал, что между Ноуэлом и Пении ничего серьезного не было. И это давало ему силы надеяться.

Но Рэмзи недоумевал, почему Пенелопа не хочет пойти ему навстречу. Ведь одного ее ласкового взгляда будет достаточно, чтобы он упал перед ней на колени, благодаря за снисходительность. Но именно она должна сделать первый шаг к примирению, именно она должна помочь ему вернуться к доверию и заботливой ласке их взаимоотношений.

« В какое неприятное положение я попал «, — подумал он, рассеянно рассматривая лежащий перед ним пакет. Настроение было скверным. И потому Рэмзи решил, что все равно ничего не потеряет, если займется не менее неприятным делом выяснения обстоятельств исчезновения с лица земли семейства Блэквеллов. Разорвав пакет, он высыпал его содержимое на стол и углубился в чтение документов.

За несколько часов работы Рэмзи смог сам убедиться в истинности слов Вокера о силе и влиянии в городе семьи Ротмеров. Всеми уважаемые граждане, щедрые благотворители, они были сливками местного общества. Хоть пей их вместе с какао. Но что более всего удивило О'Кифа, это то, что, судя по прочитанным им заметкам, Фэлоп Ротмер сильно отличался от своих предков в лучшую сторону. Согласно записям, он был щедр, как Дэйн, и добр, как Грейсан.

Обрадовало Рэмзи и то, что, как значилось в документах, личные вещи, инструменты, судовой журнал Дэйна Блэквелла хранились в местном музее, а значит, были дороги как память жителям города. Хотя это несколько и покоробило О'Кифа. Ведь как-никак личные вещи — это частная собственность его друга, и присваивать их непозволительно даже городским властям.

« Что же Слоун могла использовать для шантажа Пенелопы?» — думал он, перебирая лежащие на столе бумажки. Впрочем, это были не так уж важно, важнее узнать, не передалась ли многолетняя злоба дочери ее отцу — ведь ненависть, как известно, заразительна, — и понять, какими мотивами руководствовались Ротмеры, когда еще за двадцать пять лет до рождения Слоун купили дом Блэквеллов и принадлежащую им судовладельческую компанию.