Любовь цыганки

Глава 1

Июль 1543 года

Ее ясные зеленые глаза даже при свете факелов казались холодными. Взгляд этих глаз обжигал пылающей в них яростью. Уильям подумал, что, не будь ее руки, затянутые в лайковые перчатки, и лодыжки связаны, она бы в порыве гнева набросилась на него.

Среди собравшихся в темнице мужчин Уильям Скотт стоял ближе всех к пленнице. Он двинулся к ней, в то время как ее захватчик – англичанин, у которого гостил Уильям, – настороженно стоял у входа в окружении стражи.

Девушка взволнованно смотрела на Уильяма. Ноздри ее трепетали. Глаза сузились. Грудь высоко поднималась под старым кожаном дублетом[7]. Несмотря на мужскую одежду и силу, которую она проявила во время схватки, ее нельзя было принять за парня. Ее округлые, женственные формы невозможно было скрыть под дублетом, бриджами[8], шоссами[9] и сапогами с высокими голенищами.

Ухмыляясь про себя, Уильям подумал, что только женщина способна метать столь убийственные взгляды, чтобы поколебать решимость нескольких вооруженных мужчин.

Девушка напоминала ему загнанную в угол свирепую дикую кошку – гибкую, взъерошенную, со сверкающими глазами. Впрочем, в глубине этих глаз заметен был затаенный страх. Уильям прекрасно помнил, что чувствует связанный по рукам и ногам пленник, на которого пялятся, будто на зверушку на поводке у ярморочного фигляра. Хотя он был еще мал в день, когда его захватили, а отца повесили, те события, вплоть до мельчайших деталей, навсегда запечатлелись в его памяти.

Он подошел еще ближе.

– Спокойно, девушка, – тихо произнес Уильям.

Ее взгляд, словно пламя, метался от одного мужчины к другому. Потом девушка посмотрела вниз, на светлобородого человека, лежащего без сознания у ее ног. Он имел богатырское телосложение и был значительно старше ее. Из рассеченного лба сочилась кровь. Девушка стояла над ним, словно рассвирепевший страж.

Уильям медленно приближался, вытянув вперед руки с раскрытыми ладонями.

– Успокойся, девушка. Мы всего лишь хотим поговорить с тобой.

Она попятилась. Несмотря на связанные лодыжки, незнакомка сохраняла равновесие. Вьющиеся локоны темных волос застили глаза. Девушка тряхнула головой, отбрасывая копну шелковистых кудряшек назад.

– Осторожней! Если подойдете слишком близко – она набросится на вас, – предупредил из-за спины Джаспер Масгрейв, хозяин замка. – Я знаю ее. Эта дикарка – наполовину шотландка, наполовину цыганка. Говорят, никто не захотел взять ее в жены, что бы ее отец ни предлагал в качестве приданого.

Уильям заметил всплеск душевной боли в глазах девушки.

– Она не дикарка, – оглянувшись через плечо, пробормотал он. – Она защищает себя и своего товарища, думая, что мы собираемся причинить им вред.

Масгрейв хрипло расхохотался и сделал пару шагов вперед.

– Она права, именно это мы и сделаем! Ее отец вместе с другими разбойниками угнали четырех моих лошадей.

– Этот мужчина – ее отец? – нахмурившись, поинтересовался Уильям.

Он впервые увидел пленников всего несколько минут назад, когда хозяин привел его в темницу. Уже перевалило за полночь. Они с Джаспером Масгрейвом засиделись у камина, потягивая испанское шерри и обсуждая щекотливую тему насчет взятки, которую Уильям, несмотря на все экивоки, собирался принять. Надо сказать, даже медовый вкус доброго вина не смог заглушить неприятный привкус этого разговора.

Неожиданно в большой зал, где они сидели, вошли воины, находящиеся на службе у Джаспера Масгрейва, и сообщили своему лорду, что они захватили двух шотландцев, угнавших нескольких лошадей. Остальным членам шайки грабителей удалось улизнуть, а двух задержанных препроводили в подземную темницу. Масгрейв предложил своему шотландскому гостю, происходившему, кстати, из рода, славившегося своими набегами, принять участие в допросе преступников.

– Да, это отец и дочь, – подтвердил Масгрейв, – отребье мошенников с шотландской стороны границы. Они и их родственники докучают мне уже многие годы. Мои земли лежат к югу от владений этого мужлана. Башни наших замков разделяют каких-то шесть миль. Возможно, я их повешу за воровство, но пока пусть посидят в темнице, – англичанин указал на мужчину, лежащего на полу. – Нам крупно повезло, что ему разбили голову. Будь Арчи Армстронг в добром здравии, сегодня всем нам пришлось бы туго.

– Армстронг! – приглядевшись к лежащему, воскликнул Уильям. – Откуда он?

– Из Мертон-Ригга, – ответил Масгрейв. – Его земли еще называют Пол-Мертона, потому что его башня стоит прямо…

– На границе земель, которые считаются спорными, – припомнив, закончил за него Уильям. – Одна половина замка находится на шотландской территории, другая – на английской, а главную башню возвели еще до того, как передвинули пограничную линию.

– Так и есть, – сказал Масгрейв, – земля с английской стороны принадлежит мне. Это дело находится на рассмотрении в суде еще со времен наших отцов. Ни один судья не решается удовлетворить интересы одной из сторон, ибо в таком случае придется менять границу между нашими королевствами. – Он пристально посмотрел на Уильяма. – Вы знаете Армстронга из Мертон-Ригга?

– Мой отец хорошо его знал. Они вместе совершали набеги.

– Ваш отец был видным сорвиголовой. Когда-то король Яков к вам благоволил, но сейчас король мертв, а трон унаследовала девчонка[10]. Вы больше не находитесь в фаворе у королевского дома, Уильям Скотт. Теперь вы мало чем отличаетесь от этих бродяг Приграничья, – улыбнувшись, он сложил руки на своем толстом животе. – Но как раз такой человек нам и нужен – хитрый и ловкий шотландец, у которого остались связи при дворе и который достаточно прозорлив, чтобы присоединиться к нашему делу.

– Это уж точно – у меня достаточно здравого смысла, – не без горечи пробормотал Уильям.

Девушка прислушивалась к их разговору. Ее острый взгляд был устремлен на мужчин, а грудь тяжело поднималась и опускалась под потертым кожаным дублетом. Затем она посмотрела на отца, все так же неподвижно лежащего у ее ног. На его лице и светлых волосах запеклась кровь.

Несмотря на рану и поседевшие, прежде рыжие, бакенбарды, Уильям узнал это красивое лицо, дышащее внутренней силой. Арчи был близким другом его отца. Уильям помнил этого светловолосого, заразительно смеющегося громилу. Он был еще мал, когда Армстронг потерял двух сыновей, но хорошо помнил, как горевал по этому поводу его собственный отец. Дочь Арчи была намного младше своих братьев и моложе Уильяма, которому исполнилось тридцать лет.

Пока Масгрейв приглушенным голосом давал какие-то распоряжения своим людям, Уильям стоял и смотрел на девушку и ее отца. Еще одно воспоминание, связанное с Арчи Армстронгом, всплыло в его памяти, вызвав почти осязаемую боль. Он встретил Арчи в день гибели своего отца. Уильям тогда ехал по узкой долине в сопровождении людей, сделавших его заложником шотландской короны. Какая-то сила заставила его поднять голову, и на вершине холма он увидел сидевшего на лошади Арчи. Тот приподнял руку, приветствуя Уильяма. На коленях у Арчи сидела темноволосая девочка, и она тоже помахала ему рукой, а он ответил ей. Уильям вспомнил, как отчаянно ему хотелось вырваться из рук своих преследователей, пуститься наутек и очутиться под защитой друга отца.

Он озадаченно, уже другими глазами посмотрел на девушку. Ей тогда было на вид не более пяти-шести лет. Очевидно, эта цыганка-полукровка, находящаяся сейчас перед ним, и есть та самая маленькая девчушка.

Давняя встреча и их дружеское приветствие много значили для него в тот день. Среди горя, страха и гнева, которые он переживал, эта молчаливая поддержка запечатлелась в его памяти как светлое, бесценное мгновенье.

– Арчи всего лишь очередной сорвиголова, которого судьба сама привела к нам, – сказал Масгрейв. – Я уговорю его помочь нам в небольшом дельце, ведь иначе его ждет виселица. Что скажите?

Уильям перевел дыхание, возвращая себя из страны воспоминаний в темницу.

– Арчи? Он же ничего из себя не представляет. Это всего лишь мелкий землевладелец, занимающийся полуночными набегами, – намеренно небрежно произнес он. – Сомневаюсь, что он может быть нам чем-нибудь полезен. На вашем месте я бы его отпустил.

Инстинктивно он противился плану Масгрейва вовлечь Армстронга в их дело. Ему невыносимо было видеть Арчи униженным и беспомощным. Уильям негодовал, сжимая кулаки. Он решил сделать все, что в его силах, чтобы добиться освобождения пленников, которым был кое-чем обязан… даже не кое-чем, а многим…

– Это тот, кто нам нужен, – не согласился с ним Масгрейв. – К тому же Армстронг и его дочь имеют связи среди египтян, которые без помех пересекают границу и путешествуют по всему Приграничью. Их знакомства нам пригодятся.

– Среди египтян? – переспросил удивленно Уильям.

Он заметил, как при этом насупилась девушка. В ее зеленных очах зажегся интерес. Она ловила каждое произнесенное ими слово.

Отвернувшись от нее, Уильям понизил голос:

– Вы о цыганах? Чем они могут быть нам полезны?

Его нетерпение нарастало.

– Джаспер! Потрудитесь рассказать мне все без утайки. В противном случае вы можете не рассчитывать на мою помощь.

– Я же говорил вам, – оставаясь в тени, спокойно ответил Масгрейв, – что король Генрих[11] нуждается в шотландце вроде тебя, имеющем влияние при дворе и пользующемся уважением среди жителей Приграничья. Но и обычный человек меча нам может понадобиться.

– Я все-таки хотел бы знать подробно ваш план, – сказал Уильям.

Он чувствовал, что девушка наблюдает за ними и прислушивается, хотя и не смотрел в ее сторону.

– Вы все узнаете в свое время. Уверяю вас, что план грандиозен. Вы будете посвящены во все его детали.

Уильяму порядком надоели уклончивые ответы Масгрейва. Он уже два дня пытался выведать суть заговора, но, кроме туманных ссылок на короля Генриха Восьмого, пустопорожних рассуждений о благе Шотландии и королевы-инфанты Марии Стюарт, ничего не услышал. Впрочем, этого хватило, чтобы разжечь его любопытство и желание во что бы то ни стало докопаться до истины.

– Или я узнаю полностью все об этом деле, или вам придется попрощаться как с моим влиянием при дворе, так и с моей солидной репутацией среди жителей Приграничья, – промолвил Уильям.

Масгрейв, нахмурившись, исподлобья посмотрел на него.

– Сначала я выясню, что Арчи Армстронг делал ночью на моей земле и куда делись мои лошади.

Тяжело дыша, мужчина ступил вперед. Грузное, низкорослое тело Масгрейва оплыло до такой степени, что он походил на колобка. Его обвисшие щеки и двойной подбородок сотрясались при каждом шаге. Уильяму подумалось, что при такой массе этот человек в одиночку может одолеть как минимум двоих.

– Армстронг, судя по ране на его голове, сейчас не в состоянии сознаться в своих преступлениях, – молвил толстяк, – а вот девчонка может рассказать, что случилось с моими лошадьми. Развяжите-ка ей рот. Я хочу услышать ответы на все мои вопросы. Маленькая чертовка способна укусить меня, но она не станет нападать на вас, шотландца и друга ее отца.

Уильям покосился в сторону Масгрейва. Он много усилий положил на то, чтобы произвести на хозяина замка должное впечатление, и теперь не мог позволить себе разрушить его доверие. Уильям Скотт пользовался определенной репутацией. Большинство жителей Приграничья знали, что он был заложником короны, а затем другом короля Якова.

В последнее время, однако, он впал в немилость у королевского двора. Вдова покойного короля Якова Шотландского, урожденная Мария де Гиз, не выказывала по отношению к нему особого расположения. Масгрейву казалось, что полученной обиды достаточно, чтобы подтолкнуть Уильяма Скотта к измене. Шотландец не собирался разубеждать англичанина в этом.

Когда несколько дней назад Масгрейв намеками предложил ему золото за участие в заговоре на стороне Англии, Уильям продемонстрировал крайнюю заинтересованность. Затем он пересек границу и остался погостить в замке англичанина, надеясь выведать больше об этом деле. Выдавая себя за сторонника англичан, он вел себя словно добрый приятель, а не мужлан-шотландец.

Большинство жителей приграничного шотландского Лидсдейла, где возвышалась башня Рукхоуп, и Спорной земли, где располагался Мертон-Ригг Армстронга, хорошо знали Джаспера Масгрейва, от замка которого было рукой подать до границы. Англичанин имел репутацию лживого негодяя, который не гнушается участвовать в грабежах. До недавнего времени Уильям не знал этого человека лично, а вот его кузен Джок Скотт был влюблен в девушку, обрученную с сыном Джаспера.

Ранее этим вечером Уильям ужинал с обоими Масгрейвами, отцом и сыном, с трудом выдерживая их лесть и все более бесстыжие попытки подкупить его. В конце концов Уильям позволил уговорить себя поддержать интересы короля Генриха в Шотландии. Письменного согласия он не дал, но даже устное обещание отозвалось противным холодком в области живота.

Когда Масгрейв попытался подкупить его, Уильям посчитал своим долгом перед королевой и самим собой принять его деньги, чтобы получить возможность выяснить, что тот затевает. Интуиция подсказывала ему, что английский король замыслил кое-что похуже, чем разжигание очередной вооруженной стычки между двумя странами.

Он бросил взгляд в сторону Армстронга и девушки. Пусть Масгрейв теперь считает его своим союзником, но он не станет мириться с тем, что дочь шотландского лэрда удерживают в темнице как обычную воровку. Конокрадство не имело никакого отношения к политическим интригам, а посему этот инцидент мог быть быстро разрешен.

Нахмурившись, Уильям шагнул к девушке. Та отшатнулась.

– Не бойся, – тихо проговорил он, обняв ее за плечи.

Пленница вздрогнула, но позволила ему развернуть себя. Даже через кожаную одежду и набивку его пальцы ощущали крепкие, отнюдь не девичьи, кости и мускулы. Напряжение, казалось, пронзило ее: девушка была натянута, как струны лютни[12].

Когда он ослабил узел веревки на ее затылке, освобожденные волосы шелковистой волной скользнули по его пальцам, пробуждая его чувственность. От нее пахнуло вереском. Нежным прикосновениям и чудесному аромату явно было не место в холодной, промозглой темнице. Девушка повернула голову и взглянула на Уильяма. Он заметил блеснувшие в ее ушах маленькие золотые сережки в виде колец.

Девушка была очаровательна в своем гневе. Уильям понимал, что ее неистовость вызвана сильнейшим беспокойством, и в его сердце зародилось горячее сочувствие. Она напоминала ему самого себя много лет назад, в тот день, когда он стал заложником короны: связанная, скованная, убитая горем, дерзкая, шипящая, словно дикая кошка, но в то же время испуганная и беспомощная, как ребенок.

– Развяжите мне руки, – попросила она охрипшим голосом.

– Достаточно вынутого изо рта кляпа, – сказал Масгрейв. – Пока нам от нее нужен только язык.

Девушка, игнорируя Масгрейва, смотрела на него.

– Я должна помочь отцу!

Уильям понял, что ее взвинченное состояние обусловлено главным образом тревогой за отца. Во взгляде девушки читалась мольба.

– Освободите хотя бы правую руку, левая мне не нужна. Прошу вас, сэр.

Уильям взглянул на светловолосого мужчину с окровавленной головой, неподвижно лежавшего у ее ног. Не произнеся ни слова, он принялся распутывать на ее запястье затянутую тугим узлом конопляную веревку. Та перекрутилась, и узел никак не поддавался.

– Рукхоуп! Оставьте ее в покое! – воскликнул Масгрейв.

– Мужчина серьезно ранен, – бросил Уильям. – Надо быстрее найти того, кто будет ухаживать за ним. Не лучше ли, если этим займется его дочь?

Масгрейв приподнял брови, заслышав резкость в голосе своего гостя, однако возражать не стал.

Уильям никак не мог справиться с упрямым узлом, а потом, сдавшись, вытащил из ножен, висевших на поясе, кинжал. Мужчина осторожно просунул кончик кинжала между веревкой и руками девушки в лайковых перчатках, целясь режущей кромкой по узлу. В этот момент пленница извернулась, желая заглянуть через плечо, и лезвие чикнуло по ее запястью, а затем скользнуло по его руке, которой он придерживал веревку. Оба вздрогнули, затаив дыхание.

– Прошу прощения, – тихо произнес Уильям.

Лезвие полоснуло по веревке. Он освободил ей руки. Девушка прикрыла правой ладонью левое запястье. Заметив на нем кровь, Уильям схватил пленницу за руку, чтобы осмотреть ранку. Девушка вырывалась, однако у мужчины была крепкая хватка.

– Позвольте посмотреть, – произнес он, отворачивая край перчатки на руке.

Небольшой порез на запястье. Его собственная рука саднила в месте царапины. Обе ранки соприкоснулись. Их кровь смешалась. Мужчина стер капельки их крови большим пальцем.

Девушка глядела на него широко открытыми глазами. В них, кажется, застыл страх. Резко выдернув руку, девушка опустилась на колени и начала стягивать перчатку с правой руки.

Дочь очень осторожно раздвинула слипшиеся волосы на голове отца, чтобы осмотреть рану. Потом она обратилась к Уильяму.

– Мне нужна тряпица для перевязки. Можно использовать ту, что служила кляпом.

Мужчина протянул ей полоску материи, и дочь обмотала ею рану на голове отца.

Уильям повернулся к одному из стражников и распорядился:

– Принеси воды.

Масгрейв скривился, но вмешиваться не стал. Спустя пару минут стражник вернулся с протекающим деревянным ведром с водой. Уильям принял ведро из рук стражника и поставил его рядом с девушкой.

Смочив ткань, дочь обмыла отцу голову и отерла лицо. Когда Армстронг застонал и пошевелился, девушка напоила его, зачерпнув воду правой рукой.

– Пап, тише… Вот так…

Девушка принялась менять повязку на его голове. От внимания Уильяма не укрылось, как неуклюже двигает она своей сжатой в кулак левой рукой, которая оставалась в перчатке. Он подумал, что она, возможно, повредила эту руку во время набега, вот только боли девушка, похоже, не испытывала.

Наконец Армстронг приподнялся и сел, прислонившись спиной к стене.

– Чертова голова, – проворчал он. – Дьявольски болит… Где мы, дочка?

– В английской темнице… у самого Масгрейва, – ответила девушка.

Держась рукой за его плечо, она присела рядом, поджав под себя ноги.

– Как насчет того, чтобы заплатить за угнанных лошадей? – приблизившись к ним, спросил Масгрейв. – Арчи, скажи, скольких вы угнали? Мои люди доложили, что из конюшни пропали четыре лошади. Замок был взломан. Потом, правда, пара лошадей нашлась. Но такого вдвоем с девчонкой не натворишь. Где остальные?

– Кто именно? – потирая лоб, спросил Арчи.

– Остальные мои лошади, – уточнил Масгрейв. – Ведь это вы их угнали?

– Лошади… Я помню, что брал в руки кожаные поводья… Но при чем здесь лошади? За кого ты меня принимаешь? – воскликнул Армстронг, полный праведного гнева.

– За конокрада! – вспылил Масгрейв.

– Мы взяли только поводья, – сказала девушка. – Папа вам уже сказал.

Она заметно успокоилась и без страха смотрела на Масгрейва, не убирая руки с отцовского плеча.

Масгрейв говорил, что эта девушка – наполовину цыганка. Уильям подумал, что от цыган она унаследовала гладкую смуглую кожу и густые темные волосы. Ее бледно-зеленые глаза ярко выделялись на этом фоне. У Арчи были такие же глаза, только они не казались какими-то экзотическими на его широком красивом лице.

Уильям с интересом разглядывал отца и дочь. Худощавая молоденькая цыганка и ее отец, старый конокрад. Они и впрямь были всего лишь ворами, однако Уильям помнил, что его покойный отец любил этого разбойника как брата. В память об Алане Скотте он должен сделать все, что в его силах, чтобы помочь Арчи Армстрогу и его дочери.

Через день-два Масгрейв либо убедит Армстронга помочь им в английских интригах либо шотландца и его дочь повесят. Однако Арчи совсем необязательно застревать в трясине лжи, в которую сам Уильям уже погрузился по уши. Мужчина нахмурился, обдумывая, как уговорить Масгрейва отпустить узников.

– Поводья… – бурчал в это время Масгрейв, – поводья…

– Ну да, поводья, всего лишь кожаная упряжь, которая не стоит того, чтобы обращаться с благородным христианином и его дочерью таким образом, – продолжал гнуть свое Арчи. – Но если вы нас отпустите, мы вернем их, раз вы утверждаете, что они принадлежат вам. Куда мы девали эти уздечки, девочка?

– Я их выронила по дороге, – насмешливо ответила дочь.

– Раны Господни! – сжав пальцы в кулаки, воскликнул Масгрейв. – Говори правду!

Арчи почесал макушку.

– Я с трудом припоминаю, что мы вообще делали в тот вечер. Сначала плотно поужинали… Что потом, Тамсина? Мирная игра в карты, как обычно? Или немного музыки? Как мы вообще оказались в этом месте, девочка?

– Мы отправились на прогулку при лунном свете.

– Чудесное время для прогулки. Только ты и я.

– Вы лжете! – перешел на крик Масгрейв. – Ты украл моих лошадей! Ты конокрад, Арчи! Ты и прежде крал скот!

– Что? – часто моргая, спросил шотландец. – Кто ты такой, чтобы говорить подобное?

– Плут! Мы с тобой хорошо знаем друг друга. Ты уже много лет не даешь мне покоя!

Масгрейв ринулся вперед. Девушку в мгновение ока вновь обуяла злость. Она лягнула связанными ногами, метясь в жирную лодыжку англичанина.

– Уймись!

Схватив Тамсину обеими руками, Уильям рывком поднял ее на ноги и крепко обнял, стараясь не дать ей высвободиться из его объятий.

– Джаспер! Успокойтесь! – бросил Уильям хозяину замка.

– Слушай, Армстронг! – прорычал Масгрейв. – Недавно меня назначили помощником лорда Уортона[13], английского наместника в Среднем Приграничье[14]. А это Уильям из Рукхоупа, чье имя ты, без сомнения, не раз слышал. Лучше тебе сказать правду, иначе вас обоих ожидает виселица. Скольких лошадей вы угнали? Кто еще был с вами? Куда они ускакали? Меня интересуют как люди, так и кони.

– Послушай, Джаспер, я взял только уздечки. Твои люди, кстати, позапрошлой ночью угнали восемь овец с моей земли, – проворчал Арчи, стараясь усесться ровнее. – Отпусти мою дочь! Я знаю тебя, Уильям Скотт. Когда ты был совсем маленьким, я называл тебя Вилли Сорвиголова. Твой отец был славным малым. Его называли Сорвиголовой из Рукхоупа. С этим удальцом никто не мог сравниться во всем крае!

– Но его сын переметнулся к англичанам, – прошептала девушка.

Уильям помалкивал, занятый непростой задачей удержать на месте извивающуюся в его руках узницу. Ее голова едва доставала шотландцу до плеча, однако силой и ловкостью Бог ее явно не обделил.

– Не отпускайте ее, Скотт, иначе мне придется позвать на помощь стражников, – резким тоном произнес Масгрейв. – Веди себя достойно, девочка. Тебя и твоего отца поймали на горячем. К тому же ты наполовину цыганка, следовательно, воровство – у тебя в крови. На твоем месте я бы не искушал свою судьбу. Арчи! – глядя сверху вниз на своего пленника, обратился англичанин к шотландцу. – Подумай о дочери! Неужели ты хочешь, чтобы ее повесили, как твоих сыновей?

В воздухе темницы повисла напряженная тишина. Армстронг не сводил глаз с Масгрейва. Затем шотландец сомкнул веки. Лицо его еще больше побледнело. Из груди вырвался тяжелый вздох.

– Ладно, – сказал он. – Видно, от удара в моей голове помутилось. Тамсина! К поводьям были привязаны лошади… парочка?

Девушка понимающе взглянула на отца.

– Ну… возможно…

– Мы с Тамсиной отправились покататься при луне и нашли какие-по поводья, – сказал шотландец Масгрейву. – В темноте трудно было разглядеть. Возможно, к ним были привязаны лошади… две, не больше… Тебе следовало бы лучше присматривать за своими животными, чтобы они не бродили по ночам где попало.

До сих пор держа девушку в объятиях, Уильям отвернулся, чтобы никто не заметил его улыбки. Он помнил, как отец говорил ему, что Армстронгу хитрости и смекалки не занимать. Образ из прошлого, как отец и Арчи громко над чем-то смеются, согрел душу. Ему захотелось и самому рассмеяться, но вместо этого Уильям нахмурился.

– Очень хорошо, что ты не утратил чувства юмора, Арчи Армстронг, – промолвил Масгрейв. – Проведете оба ночь в этой темнице, а утром посмотрим, как ты будешь молить о снисхождении.

– Ну-ну, – хмыкнул Арчи. – Раненого мужчину и невинную молодую девушку держат в вонючей, грязной темнице. Об этом обязательно должна узнать шотландская королева.

– Ваша королева – еще ребенок, – отрезал Масгрейв.

– А я пожалуюсь ее матери, – проворчал Арчи.

– Ее покойный отец, король Яков, – продолжал англичанин, – никогда не привечал Армстронгов. Лет двенадцать назад по его приказу повесили людей из вашего клана. Жаль, что тебя не было среди них! После смерти короля шотландская корона и вдовствующая королева отнюдь не сменили гнев на милость. Пиши свои жалобы, если ты вообще обучен грамоте.

– Моя дочь прекрасно умеет писать. Уж я позаботился об ее обучении, – сказал Арчи. – Это правда, что король Яков недолюбливал Армстронгов. Когда он еще был юношей, по его приказу повесили тридцать моих соплеменников, в том числе моего дядю Джонни Армстронга – самого славного сорвиголову во всем Приграничье, – мужчина сокрушенно покачал головой. – Но король Яков благоволил к цыганам. Он выдал охранную грамоту, дающую определенные привилегии, деду Тамсины, Джонни Фо Египетскому.

Он взглянул на дочь, и та кивнула в подтверждение его слов.

– Чертовы воры, – выругался Масгрейв, – однако и они иногда могут пригодиться. Завтра я с тобой поговорю серьезно, Армстронг. Советую принять мое предложение, а не то еще до следующего рассвета по тебе и твоей дочурке придется читать заупокойные псалмы.

Развернувшись, англичанин вышел из камеры.

– Рукхоуп! Бросьте их! – крикнул он уже из коридора.

– Я только задам им пару вопросов и тоже поднимусь наверх, – отозвался Уильям.

Он взглянул на Арчи, все еще держа девушку за плечи.

– Армстронг! Лучше вам послушать Масгрейва. Он не шутит.

– Это ему следует передо мной извиниться, – пробурчал Арчи. – Я напомню ему, сколько овец и лошадей его люди угнали с моих земель за последние месяцы.

Шотландец прислонился затылком к каменной стене и потрогал лоб. Сквозь повязку проступила кровь.

– Я бы ему уже это сказал, если б мог ясно думать.

Поморщившись от боли, Арчи зажмурился.

Уильям перевел взгляд на его дочь, которая прекратила попытки вырваться. Пока другие препирались друг с другом, он ни на секунду не забывал о ее теплой коже и силе и не хотел прерывать этот контакт. Наконец он разжал руки, готовясь к тому, что она может наброситься на него. Но девушка лишь склонила голову набок и посмотрела на него без страха или злости.

– Передайте Масгрейву, что мы взяли только поводья. Все, как сказал отец. За такое преступление никого не вешают. Попросите его отпустить нас.

Уильям пристально смотрел ей в глаза, а потом ответил:

– Я так и сделаю, если сам поверю в это.