Заложив руки за спину, Одри прижалась запястьями к прохладной стене стеклянного лифта, отчаянно пытаясь охладить пылающую кровь, пульсирующую по ее артериям. Чтобы подавить возбужденный румянец, который наверняка окрасил ее щеки, потому что она стояла так близко к Оливеру Хармеру в таком ограниченном пространстве.
Скажете, что двенадцати месяцев достаточно, чтобы закалить волю и подготовиться?
А она снова волнуется в ожидании обыкновенного прощального поцелуя. Который всегда был просто дружеским касанием и не более. Почти воздушный поцелуй. Тем не менее она все еще ощущала жжение от его губ у себя на щеке, как будто прошлогодний поцелуй случился несколько минут – а не целый год – назад.
Оливер посмотрел вниз и улыбнулся ей странной, испытующей улыбкой – в руках он держал наполовину развернутую подарочную упаковку DVD. Одри осторожно улыбнулась ему в ответ, сделала глубокий вдох, а затем перефокусировала взгляд на огонек, спускающийся по кнопкам панели лифта, отсчитывая этажи.
Пятьдесят девятый, пятьдесят восьмой…
Она не всегда была так осторожна. Две недели назад Одри поймала себя на мысли, что ее интересовало мнение шафера о сегодняшнем платье, а не мужа. Но она нашла разумное объяснение, убедив себя, что вкус Оливера относительно женщин – и, косвенно, относительно их гардероба – далеко превосходил вкус Блейка, и поэтому было важно приложить усилия для человека, который каждый год приглашал ее в шикарный ресторан в Гонконге.
Блейк не заметил бы разницы, выйди она к столу хоть в мешке из-под картошки.
А раньше, девять лет назад, когда они все втроем встречались в ресторане, он замечал. Если Одри приходила в чем-то облегающем. Или просвечивающем. Или вызывающем. В то время Блейк заметно краснел от удовольствия, рассматривая ее наряды. А может, так только казалось на фоне безразличия, написанного на лице Оливера. Тот едва поднимал на нее глаза, пока она усаживалась за стол и скромно пряталась за меню.
Тем не менее, как это ни парадоксально, именно ему Одри должна была быть благодарна за эволюцию своего чувства стиля и вкуса, потому что его презрение служило лакмусовой бумажкой, если что-то было слишком облегающим, слишком просвечивающим. Слишком вызывающим.
Все можно было прочитать на его ничего не выражающем лице.
Люди платили большие деньги за такого рода советы в области моды. Оливер одаривал ее ими бесплатно.
В этом году она выбрала наиболее выигрышный наряд. Она взглянула на свое отражение в зеркальных стенах лифта и попыталась увидеть себя так, как видит ее Оливер. Стройной, профессиональный, ухоженной.
С дрожащими коленями от совершенно неуместного ожидания чего-то.
Сорок пятый, сорок четвертый…
– Во сколько твой рейс завтра утром? – Его низкий сексуальный голос загрохотал в небольшом пространстве кабины лифта.
Ее ответ скорее походил на выдох, чем на речь.
– В восемь.
Отлично. Переходим к светской беседе. Но так всегда заканчивались их встречи. Как будто у них иссякали другие темы для разговора. Что было вполне возможно, учитывая спектр вопросов, обсужденных ими во время обеда, плавно переходящего в ужин; и потому что она, как правило, была эмоционально и интеллектуально истощена после стольких часов с мужчиной, которого она жаждала видеть, но находиться рядом с которым стоило ей немалых усилий.
Всего один день.
В действительности двенадцать часов – это было все, что Одри нужно было выдержать каждый год. Все оставшееся время у нее не было никаких проблем с подавлением эмоций. Во время длительного полета домой она тщательно прятала все свои чувства обратно в тот плотно закрытый крышкой сосуд, где они постоянно хранились. Так что из самолета в Сиднее Одри выходила такой же сильной, какой и покидала Австралию.
Она звала Блейка с собой в этом году – в надежде, что присутствие мужа приструнит ее своенравные мысли, – но он не только отказался, но и, похоже, испугался этого предложения. Что было странно, потому что он сам любил поболтать с Оливером всегда, когда бывал в Азии. По крайней мере, так было раньше.
На самом деле его реакция была не менее странной, чем и неловкие попытки Оливера сменить тему каждый раз, когда она упоминала Блейка. Как будто он старался дистанцироваться от единственного человека, который их связывал.
Двадцать седьмой, двадцать шестой, двадцать пятый…
Одри не могла ничего поделать с фундаментальными принципами биологии. Единственное, что сейчас было важно, – это не выдать себя.
Под страхом смерти.
Сегодня вечером она блистательно справилась со своей физиологией. Так что ей нужно только продержаться эти несколько последних минут, а потом она умчится в такси по улицам Гонконга к себе в отель. К своей прохладной пустой постели. Ее ждет бессонная ночь. И аэропорт рано утром.
В следующем году ей действительно стоит полететь обратно ночным рейсом.
Было невозможно понять, сжимался ли ее желудок из-за быстрого спуска лифта или потому, что она знала, что будет дальше. Элегантные двери, казалось, собирались с мыслями, прежде чем открыться.
Одри сделала то же самое.
Двери со свистом разъехались в стороны, и она последовала за Оливером через плюшевое фойе здания на улицу, потом надела улыбку и протянула ему руку, когда к ним подъехало такси.
– Может, передать что-нибудь Блейку?
У нее всегда было что-то заготовлено для этого последнего момента. Что остановит ее, если тело вдруг решит броситься к Оливеру и смутить их обоих. Неизменно что-то связанное с Блейком, потому что это была самая безопасная и надежная тема для них обоих. Блейк или работа. Не говоря уже о том, что упоминание ее мужа, как правило, несколько гасило гормональный всплеск, который они испытывали, стоя так близко друг к другу.
Его глубокие, болотного цвета глаза потемнели на несколько мгновений, он взял ее руку в свою большую ладонь:
– Нет. Спасибо.
Странно. У Блейка тоже не было никаких сообщений для Оливера. Что было впервые…
Но ее любопытство по поводу этой неумело скрытой вспышки гнева длилось лишь наносекунды, растопленное теплом, которое передавалось от его ладони ее руке. Оливер держал ее пальцы – никаких ласк, поглаживаний, ничего такого, что могло бы вызвать вопросы или недоумение у проходящих, – а потом притянул Одри к себе для их традиционного рождественского почти воздушного поцелуя.
Она с нетерпением ждала этого момента и в то же время ненавидела, потому что ей было этого недостаточно. Резкий, дорогой аромат его одеколона всколыхнул ее чувства, туго натянутые, как струны, когда он наклонился и дотронулся губами до ее щеки. Это прикосновение едва ли можно было назвать поцелуем. Но оно было в десять раз головокружительнее любого настоящего поцелуя, который она могла вспомнить.
– До следующего года, – продышал он ей в ухо, отстраняясь от нее.
– Передам.
«Передай привет Блейку». Как правило, эта фраза следовала за поцелуем, и Одри произнесла свой ответ, прежде чем ее затуманенный мозг с опозданием осознал, что Оливер даже не просил ее об этом. Опять же странно. Поэтому она пробормотала следующие слова, немного запинаясь. Определенно это была уже не уверенная, спокойная и собранная Одри, какой она обычно любила завершать свой визит.
– Ну тогда до свидания. Спасибо за обед.
Ох. Как неуклюже.
Назвать их ежегодный кулинарный марафон обедом было равноценно тому, как если бы она сказала, что Оливер вызывал у нее просто симпатию. Сейчас ее тело горело от всей неизрасходованной энергии за двенадцать часов в его компании, а голова кружилась от нехватки кислорода из-за поверхностного дыхания последние несколько минут. В смущении она быстро скользнула в ожидающее ее такси, прежде чем румянец волнения окрасил ее щеки.
Оливер стоял на дорожке, подняв руку на прощание. Одри прижалась затылком к подголовнику сиденья, и такси тронулось.
– Подождите! – Оливер распахнул дверцу такси. На одну сумасшедшую секунду ей показалось, что он притянул ее к себе. А она бросилась в его объятия.
Но он этого не сделал.
Конечно, он этого не сделал.
– Одри…
Она взглянула на него своим самым нейтральным вопросительным взглядом.
– Я просто… Я хотел сказать… Счастливого Рождества, Одри. Увидимся в следующем году.
От разочарования у нее перехватило дыхание, и она с трудом прошептала в ответ:
– Счастливого Рождества, Оливер.
– Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь… Если что-нибудь понадобится… Звони мне. – Его карие глаза умоляли. – В любое время, днем или ночью. Не стесняйся.
– Хорошо, – пообещала она, хотя и не собиралась ловить его на слове. Оливер Хармер и реальный мир не пересекались. Они комфортно существовали в параллельных измерениях, и ее рейс в Гонконг и обратно был межпространственным средством сообщения. В этой реальности он был первым человеком – единственным человеком, – которому она позвонила бы, окажись в беде. Но там, дома…
Она знала, что дома ее жизнь была слишком скучной, чтобы ей могла понадобиться помощь Оливера. А если бы она и нуждалась в ней, то никогда бы не позволила себе набрать его номер.
Такси тронулось снова, и Одри попыталась успокоиться и вернуться в прежнее невозмутимое состояние.
Все позади.
Еще один год пережит. Она вытерпела еще одну встречу ради своего мужа и, хотелось бы надеяться, не уронив своего достоинства.
И всего лишь триста шестьдесят пять дней до новой встречи с Оливером Хармером.
Долгих невразумительных дней.