Любовь и Хоккей (ЛП)

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Я ненавидел запах больниц. В последний раз я добровольно был внутри одной из них, когда мой отец потерял сознание перед баром, когда мне было пятнадцать. До этого это было, когда моя мама покончила с собой. Это место пахло невезением и спиртовыми тампонами. От этого у меня потекли слюнки, как бывает, когда знаешь, что тебя сейчас вырвет.

Петляя по коридорам, я понимаю, как неровно бьется мое сердце. Нико сказал, что с Валор все хорошо, но мне нужно было взглянуть на нее. Чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

Мне нужно убедиться, что с моей девочкой все в порядке.

Конечно, она была с каким-то другим парнем, но до самой моей смерти Валор Салливан всегда будет моей девушкой.

Младший был тем, кто позвонил мне, сказал, что я нужен Валор, а Риггс выкарабкается. Он также сказал мне, что родители Аурелии еще не появились. Он звонил им много раз, но они никогда не отвечали. От этого у меня заболел живот.

Я слышал печаль в его голосе. Он чувствовал себя так, словно подвел Риггс. Аурелия была ребенком младшего больше, чем ребенком своих собственных родителей. Они оба это знали.

Когда я захожу в комнату и открываю дверь, я не знаю, что чувствовать в первую очередь. Первую, кого я замечаю, - это Риггс.

Позывы к рвоте накатывают на меня в полную силу. Я знаю ее с тех пор, как ей исполнилось десять. Я знаю ее больше половины ее жизни. Я наблюдал, как она росла, и никогда не думал, что… Я никогда не ожидал, что она будет здесь. Не так, как сейчас.

Это одна из тех жестоких истин жизни. Та, которая напоминает нам, что самая яркая из улыбок скрывает горы боли.

Машины, трубки и провода соединяются с ее телом. Ее почти белые волосы испачканы кровью и потом. Она выглядит мертвой. Ее кожа уродливого синего оттенка, и если бы мне никто не сказал, я бы не знал, что это она.

Эгоистичная часть меня хочет разозлиться на нее. Злиться на то, что она хотела оставить Валор, оставить эту жизнь, которой она жила. Тогда я почувствовал понимание. Боль стала для нее настолько невыносимой, что она искренне верила, что умереть легче, чем сделать еще один вдох. Что-то, что мы все считаем само собой разумеющимся.

Наконец я почувствовал сожаление. Отвратительное чувство. Я уже видел, как кто-то умирал от самоубийства, и не замечал признаков, пока не стало слишком поздно. Как я снова оказался в такой ситуации? Как я мог ничего не заметить? Что я мог сделать, чтобы остановить это?

Я думаю, это просто показывает, что люди, которые хотят покончить с собой, не говорят вам об этом, пока не становится слишком поздно.

Я перевожу взгляд влево от нее, замечая Нико, прислонившегося к стене, и Прескота, или как там его, черт возьми, зовут, разговаривающего по телефону рядом с ним.

Нико бледен, уставившись на кровать, как будто перед ним приземлился инопланетянин. Я думаю, что сегодня мы все потеряли частичку самих себя, и я думаю, что Нико потерял частичку своего беззаботного отношения. Я познакомился с родителями Нико. Они были влюблены и счастливы. Они были хорошими людьми и воспитали его в доме, где никогда не было никаких беспорядков. Нико никогда не испытывал ничего подобного.

Он наивен по отношению к такого рода боли. Боль настолько глубока, что вы чувствуете необходимость убить себя, чтобы избежать ее. Жизнь Нико была солнечна и радужна, и это был его первый реальный взгляд на то, насколько жестокой может быть жизнь для некоторых людей.

Костюм Фламинго разговаривает по телефону, бормоча что-то о бумажной волоките и судебных исках. Как будто мир Валор не рушится вокруг нее. Он продолжает жить так, как будто ничего не произошло, в то время как вся жизнь его "подруги" только что остановилась.

Нико подходит ко мне с серьезным выражением лица. Он разочарованно проводит рукой по волосам, снова и снова. Вся его положительная энергия, которую он несет, теперь стала отрицательной, и он не знает, как ее высвободить.

— Где младший? - Тихо говорю я, глядя на своего друга.

Он вздыхает.

— Он пошел за кофе. Ему нужно было подышать свежим воздухом, он сказал, что не может видеть обоих своих детей такими сломленными.

Младший был рядом с Риггс с тех пор, как ей исполнилось шесть. Она оставалась с ними, ездила туда и обратно на хоккейные матчи, обедала с ними. Он устраивал вечеринки по случаю ее дня рождения. Он был единственным настоящим отцом, которого Риггс когда-либо знала. Другой был куском дерьма, больше озабоченным своей политической программой и тем, какая секретарша будет сосать его член.

— Черт возьми, чувак. Черт! Это такой пиздец, - шепчет он и кричит. — Как это может быть так плохо для кого-то? Риггс при деньгах, чувак, она просто сногсшибательна. Что такого плохого в ее жизни, что именно этого она хотела? Я имею в виду, насколько эгоистичным ты можешь быть?

— Нико, как долго вы все здесь находитесь? - Мой голос спокоен, не повышен и не сердит. Я знаю таких людей, как Нико, которые видели в мире только хорошее, и представить себе не могут, что когда-нибудь захотят покинуть его.

Некоторые никогда не поймут, что иногда страх жить со своей болью сильнее, чем страх смерти. Это меньший из двух ужасов.

Все думают, что самоубийство - это эгоизм, пока человек, которого ты любишь, не перережет себе вены.

Он резко останавливается и пожимает плечами.

— Пару часов, может быть, больше, а что?

— Посмотри вокруг. - Я делаю паузу. — Кто единственные люди, которых ты здесь не видишь? Два человека, которые до сих пор не позвонили, чтобы проведать свою дочь, даже после того, как я им позвонил.

Я скосил на него глаза.

— У некоторых людей есть демоны, Нико, и иногда они овладевают тобой.

Его глаза расширяются, когда мои слова доходят до него. Когда он понимает, что родители Аурелии живы и здоровы, но еще не проверили свою дочь. Наступает эта суровая реальность. Все мы в какой-то момент теряем свою невинность. Моей и Валор уже давно нет, но Нико? Нико только что встал и вышел за дверь.

— Как поживает Вэл? - Я все еще не мог заставить себя посмотреть на нее. Я не думал, что смогу справиться с этим после встречи с Риггс.

Нико продолжает проводить рукой по волосам.

— Физически? С ней все в порядке, просто она вся в крови, потому что отказалась покинуть Риггс. Хотя мысленно? - Он прикусывает губу, пытаясь подобрать слова. — Я не думаю, что на самом деле есть слово, которое можно использовать, кроме «сломанная».

Сломанная.

Слово, которое означает, что что-то было повреждено, и больше не в целости и сохранности. в рабочем состоянии.

Валор и я были настолько сломлены, что наши части нашли способ починить друг друга. Наша история была трагически красивой мозаикой, созданной из боли. Вот почему мы были так связаны. Были кусочки меня, которые держали ее вместе, и наоборот.

Я хочу отдать ей все свои вещи, если бы это могло развеять эту печаль.

— Валор, любовь моя, Валор, посмотри на меня. - Я слышу, как Прендал громко воркует справа от меня. Я перевожу взгляд на него, видя, как он стоит над телом Валор, пытаясь привлечь ее внимание.

Когда мой взгляд наконец останавливается на ней, я ничего так не хочу, как увезти ее далеко-далеко отсюда. Валор всегда была сильной женщиной, это было то, чем я восхищался. То, как она держалась, никогда не боялась высказывать свое мнение, смелая, неудержимая. Мне все это нравилось. Но прямо сейчас она не является ни тем, ни другим.

Это самая хрупкая девушка, которую я когда-либо видел. Она - сколотая фарфоровая кукла, владелец которой забыл о ней. Она сломлена не только изнутри, но и духом.

Ее голова лежит боком на больничной койке, позволяя мне видеть ее лицо. Обе руки цепляются за одну из рук Риггс. Если бы Валор была чуть ближе, она была бы на ней сверху.

Ни один дюйм ее тела не двигается. Даже не кажется, что ее грудь поднимается вместе с дыханием. Выражение ее глаз будет преследовать меня вечно.

Мне всегда нравились ее глаза, самые чистые зеленые на земле. А теперь они просто кажутся пустыми. Я понял, что меня всегда привлекает не цвет ее глаз, а искра, таящаяся в них. А теперь ее больше нет.

Они полны безнадежности. Лишенные каких-либо эмоций. Они выглядят точь-в-точь как у моего отца. Одна эта мысль выводила меня из себя. Капли крови покрывают ее веснушки, в то время как большое количество темной жидкости пачкает ее руки, одежду, а некоторые даже волосы. Она не плачет. Она просто сидит там с широко открытыми глазами. Мне кажется, я даже не вижу, как она моргает.

Я иду навстречу Валор, как побитая собака. Я не хочу ее спугнуть. Когда я оказываюсь рядом с Кренделем, Прескоттом или кем угодно, я смотрю на него и прочищаю горло.

— Ты не возражаешь? - Я говорю, имея в виду Валор.

Он прищуривается, оглядывая меня с ног до головы, как будто я жвачка под его туфлями от Christian Louboutin.

— Да, я возражаю, но ты же не собираешься меня слушать, не так ли? - язвительно замечает он, и я просто саркастически улыбаюсь ему. Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с ним. Я здесь, чтобы убедиться, что с Риггс и Валор все в порядке. Они - это то, что важно в данный момент, а не мое соревнование по писанию с придурком.

Я прохожу мимо него и начинаю медленно приседать, чтобы наши глаза были на одном уровне. Я смотрю ей в глаза, но она как будто даже не видит меня. Она смотрит сквозь меня. Валор сейчас здесь нет. Она заперта в шкафу своего разума. В том месте, которое она создавала, когда эмоции становились слишком сильными.

Я сглатываю зуд в горле, когда подношу руку к ее лицу. Она по-прежнему не двигается с места, даже когда я провожу большим пальцем по ее щеке. Мои пальцы нащупывают выбившийся локон. Я медленно провожу подушечками пальцев вверх и вниз по нему, прежде чем потянуть его вниз ровно настолько, чтобы она это почувствовала.

Я задерживаю дыхание, думаю, мы все такие. Единственные звуки, которые наполняют комнату, это гудки аппаратов Риггс. Каждый висит на волоске, глядя на Валор. Я терпеливо жду, кажется, часами, но на самом деле это всего лишь несколько секунд. Я собираюсь позвать ее по имени, когда она моргает, и ее зеленые глаза смотрят на меня.

Это такое мягкое движение, как будто она только что проснулась и ее глаза привыкают к солнцу. Осознание искрится за этими драгоценными камнями, что также означает, что из них начинают течь слезы. Она до сих пор не сказала ни слова, но я знаю, что теперь она знает, что я здесь. Она видит меня.

— Я вижу тебя, девочка Вэлли, я вижу тебя, - тихо шепчу я, проводя большим пальцем по ее щеке, игнорируя ощущение запекшейся крови на ее коже.

Еще больше слез капает из ее глаз вместе с тихим всхлипом. Я стараюсь улыбнуться ей как можно лучше, чтобы утешить ее.

— Мы должны привести тебя в порядок, хорошо? Нам нужно принять душ, - мягко заявляю я. В ее глазах загорается страх, и я чувствую, как она отодвигается от меня и приближается к Риггс. Ее бедная рука сжимается так сильно, что побелела. Я успокаиваю ее, проводя рукой по ее лицу.

— Я знаю, что ты не хочешь оставлять ее. Я знаю, что ты напугана. Но мы должны привести тебя в порядок. Это займет всего несколько минут. Мне нужно, чтобы ты доверяла мне, Валор. С Риггс все будет в порядке. С ней все будет в порядке.

Я солгал. Я знаю, что Риггс жива и через несколько дней ее выпишут из больницы, но я не думаю, что она когда-нибудь снова будет в порядке.

— Посмотри на меня, - заявляю я, — Я все время здесь, с тобой. Я никуда не уйду.

Она просто смотрит на меня своими пустыми глазами, но она не борется со мной. После того, как она прерывисто вздыхает, слегка кивает головой. Я медленно провожу рукой под сгиб ее колен, в то время как другой прижимаю ее голову к своей груди. Как только она оказывается в моих объятиях, я встаю в полный рост.

Она наклоняется к моей груди, глубоко вдыхая, и я борюсь с довольной улыбкой. Прошло столько лет, а мой запах все еще утешает ее. Крепко прижимаю ее к своему телу, надеясь, что ровное биение моего сердца успокоит ее.

Я смотрю вниз на ее хрупкое тело в моих руках. Единственная мысль, которая приходит мне в голову, это...

Я так чертовски влюблен в нее.

— Что, черт возьми, ты думаешь, ты делаешь?

Я отрываю взгляд от Валор и вижу Престона, преграждающего мне путь в ванную, которая соединена с больничной палатой. Я чувствую, как тело Валор вздрагивает. Ее хватка на моей рубашке усиливается.

Я подозрительно приподнимаю бровь, глядя на него.

— Я собираюсь привести ее в порядок. - Я делаю паузу. — И прекрати, блядь, орать, ты, невнимательный придурок, ты ее пугаешь.

Престон даже не переводит взгляд на Валор, чтобы проверить, как она, он просто продолжает смотреть мне в глаза, как будто это заставит меня исчезнуть. Это становится странным. Если бы я знал его немного, я бы подумал, что он пытается очаровать меня.

— Извините, еще раз, как вас зовут? Бишоп? Я едва знаю тебя, и, очевидно, ты не был достаточно важен, чтобы Валор упоминала о тебе за те годы, что мы вместе, поэтому я не позволю тебе видеть ее обнаженной. Ты мог бы изнасиловать ее, насколько я знаю. - Его напыщенное отношение вызывает у меня желание ударить его головой о стену, просто чтобы он заткнулся.

Каждое движение претенциозно. Я знаю таких мужчин, как он, все, что они делают, имеет скрытый смысл. У него есть план действий. И я точно знаю, что он не заслуживает такого человека, как Валор.

Я скриплю зубами.

— Ты думаешь, я собираюсь ее трогать, пока она вся в крови своей лучшей подруги? - Я усмехаюсь: — Это то, о чем ты сейчас беспокоишься?

Я смотрю вниз на девушку в моих руках, качая головой, прежде чем снова посмотреть на Престона.

— Она только что наблюдала, как ее лучшая подруга, которую она знала с шести лет, пыталась покончить с собой. Валор держала ее за запястья, когда она умирала. Эта девушка только что прошла через гребаный ад, и ты больше беспокоишься о том, что я увижу ее голой? Переступи через себя, блядь, и убирайся с моего пути.

Его лицо выражало шок, прежде чем он вернулся к своему изображению Кеннеди. Я смотрю, как он прочищает горло, твердо стоя передо мной. Если бы у меня не было Валор в руках, я бы ударил его. Я бы сбил его плашмя на его претенциозную задницу.

— Этого не произойдет. Я могу отнести ее сам, - упрекает он, выпятив челюсть, как будто произносит свою предвыборную речь. Он протягивает к ней руки, и она зарывается лицом в мою рубашку, качая головой.

Я слышу ее тихие крики, и это непреодолимое желание попытаться уничтожить все, что когда-либо причиняло ей боль, проходит по моему телу. Я хочу вернуть ее в то время, когда она была маленькой и мир был чистым. Я хочу поговорить с ее мамой, уговорить ее остаться; дать ей ту жизнь, о которой она всегда мечтала, когда росла. Я хочу забрать боль Риггс, и я хочу вернуться и исправить тот день много лет назад.

— Послушай, парень. Очевидно, она не хочет идти с тобой, просто оставь ее в покое, - вмешивается Нико, сидящий рядом с Престоном. — Посмотри на нее, - он указывает на Валор головой, - Она цепляется за него изо всех сил, просто отпусти. Если она тебе небезразлична, просто позволь ему помочь ей.

— Я не позволю тебе привести туда мою девушку, чтобы раздеть ее. Я видел, как ты пялился на нее на том мероприятии! - он продолжает настаивать на этой теме. Если бы Валор не держалась за меня так крепко, я бы поставил ее на землю и вырубил этого парня к чертовой матери.

Он снова тянется к ней, хватая за руку.

— Брось, Валор, это просто смешно. Перестань вести себя как ребенок. Очевидно, что это уловка для привлечения внимания. От тебя и Аурелии.

Валор отдергивает от него руку, бросая взгляд в его сторону впервые с тех пор, как я здесь.

— Не прикасайся ко мне! - громко кричит она. Я пытаюсь прижать ее ближе к своему телу, пытаясь успокоить ее, когда она впадает в состояние истерики.

— Валор, это глупо, - комментирует он. Когда он двигается, чтобы снова схватить ее, я убираю одну из рук из-за спины Валор и кладу ладонь ему на грудь, толкая так сильно, как только могу.

Престон падает назад, ударяясь о медицинский поднос, разбрасывая содержимое по всему полу. Оборудование грохочет на полу, и прежде чем кто-либо успевает сделать что-либо еще, в палату входят две медсестры, требуя объяснить, что произошло.

— Этот человек напал на меня! - Обвиняет Престон, вставая и отряхиваясь.

Медсестры смотрят на меня.

— Чушь собачья, я защищался. Он пытался схватить ее, - я киваю на Валор, - Против ее воли. Когда я отказался отдать ее, он попытался ударить меня, так что я оттолкнул его.

Престон, очевидно, отстаивает свою точку зрения, но вскоре все улажено, когда Нико вступает в разговор.

— Он говорит правду, он пытался ударить его, поэтому Бишоп защищался.

Медсестры смотрят на Престона.

— Сэр, вам придется пройти с нами, или мы вызовем охрану.

Я сдерживаю ухмылку, наблюдая, как он ахает:

— Это абсурдно!

— Сэр, - предупреждают они, и он закатывает глаза.

— Прекрасно, вы все бредите, - бормочет он, врываясь в коридор. Как только они все уходят, снова воцаряется тишина.

— Этот парень - мудак, - заявляет Нико, и я киваю в знак согласия. Я начинаю проходить мимо него, когда рука Валор протягивается и крепко хватает Нико за предплечье. Она впивается ногтями в его кожу, поворачивая голову, чтобы посмотреть на него снизу вверх.

— Не оставляй ее. Она не может чувствовать себя одинокой. Она не может чувствовать себя одинокой. О-она не может п-чувствовать себя одинокой... - Ее голос грубый и надтреснутый. Ты едва слышишь слова, но Нико кивает. Он принимает ее мольбу и мягко улыбается ей. Его рука успокаивающе проводит по ее волосам.

— Ш-ш-ш… Я поймал ее, Малышка Салливан. Я поймал ее.

В глазах Валор вся благодарность в мире, и я смотрю, как Нико садится на место, которое только что покинула Валор. Я смотрю на нее сверху вниз и мягко улыбаюсь.

Прогулка до душа медленная, и все происходит как в замедленной съемке. На ногах у нее больше нет туфель, и все, что на ней надето, - это то же самое светло-голубое платье, в котором она была на мероприятии. Когда я увидел ее раньше, я подумал о том, как потрясающе этот цвет смотрелся на ней. Это подчеркивало оттенок ее кожи и выделяло рыжие волосы. Она выглядела мягкой, элегантной, красивой.

Теперь всякий раз, когда она видит это платье, всякий раз, когда она видит этот цвет, все, что она будет помнить, это то, что оно было покрыто кровью ее лучшей подруги. Все, что она почувствует, - это боль. Боль этой ночи никогда не пройдет.

Я включаю душ, регулируя температуру так, чтобы он был горячим. Валор нравилось обжигать мне кожу по утрам, когда мы вместе принимали душ. Я не могу не думать о том, насколько этот душ отличается от последнего, который мы принимали вместе.

В последний раз мы смеялись, покрытые мылом, и наши блуждающие руки искали места, где можно было бы доставить удовольствие друг другу. Это было чувственно, легко, весело; это были мы.

Теперь здесь тихо, и пахнет медицинским оборудованием. Я смотрю, как она снимает бретельки с плеч, позволяя платью упасть к ее ногам, обнажая ее тело для меня. Это не сексуально. Это горько, холодно, больно, и это тоже мы.

Я провожу ее под струю воды, и в тот момент, когда она попадает на ее тело, вода под нами окрашивается в темно-красный цвет. Вся кровь, которая когда-то была в теле Риггс, теперь утекает в канализацию. Это отвратительно, не правда ли?

Я не снимаю одежду, потому что не хочу, чтобы она чувствовала себя неловко. В любом случае, у меня в машине есть дополнительный комплект одежды. И вот я стою перед ней во всей своей одежде, без обуви, и просто наблюдаю. Я провожу руками по ее волосам, откидывая ее голову назад, чтобы смыть кровь с ее кудрей.

Ее глаза просто не отрываются от меня. Они совершенно не двигаются. Я думаю, она боится, что если моргнет, я исчезну, и она останется совсем одна.

Капельки воды, которые оседают вокруг ее глаз и губ, я вытираю. Ее слезы медленно начинают смешиваться с душем, и трудно сказать, какие из них капают из ее глаз. Я наливаю шампунь на ладонь и начинаю втирать его в ее волосы.

Пена быстро приобретает розовый цвет, чем больше я втираю его в кожу головы. Позволяю воде смыть все это, повторяя процесс с кондиционером. Когда я начинаю смывать кровь с ее лица и тела, вот тогда она наконец заговаривает со мной.

— Б... - тихо шепчет она. Я провожу мочалкой по ее рукам, глядя ей в глаза.

— Да, Вэлли?

— Я боюсь.

Мое сердце разрывается еще больше из-за нее. Ее нижняя губа дрожит, когда из глаз капает еще больше слез. Я притягиваю ее к себе, позволяя горячей воде каскадом обрушиться на нас. Я держу ее там, пока она рыдает в меня.

— У тебя есть я, Вэлли. Я прямо здесь, - говорю я ей на ухо, просто крепче прижимая ее к себе.

— Она потеряла так много крови; они не думали, что она выживет. - Она плачет в мою рубашку. — Она хотела умереть, Би. Как я могла не знать, что мой лучший друг хотел умереть? Как я могла этого не заметить! - Ее крики превращаются в вопли, глубокие и прерывистые.

Они эхом отражаются от стен. Они будут преследовать меня вечно. Я просто держу ее там, надеясь, что каким-то образом помогаю ей. Нет слов, которые я мог бы сказать, чтобы исцелить ее боль. Я не могу сказать ничего, что могло бы сделать это лучше. Все, что я могу сделать, это обнять ее.

Это была уродливая сторона любви к кому-то. Это то, чего вам не показывают ни в фильмах, ни в книгах. Иногда люди, о которых ты заботишься, проходят через дерьмо, и тебе приходится наблюдать за ними. Вы должны держать их за руку и надеяться…

Что они выйдут оттуда живыми.