Любовь и вечность

Глава 7

Когда Нирисса пета спать, герцог вернулся на продолжавшийся в танцевальной зале праздник.

Там он принялся с большим тактом убеждать соседей, приглашенных на вечер, уехать домой значительно раньше, чем они собирались, да так, что они даже не заметили этого.

Когда остались только те, кто гостил в самом доме, он попросил оркестр сыграть» Боже, храни короля»— и это означало окончание бала.

— Но еще слишком рано, Тэлбот! — возразила Дельфина.

— У меня придумано множество сюрпризов для вас на завтра, к тому же будет еще один вечер, прежде чем вы покинете мой дом, и я не желал бы, чтобы вы переутомились.

Она встретила его объяснения, недовольно поведя плечами и надув губы. Однако, взяв его под руку, кокетливо произнесла:

— Все, чего мне хочется, — это быть с вами, но мы так мало видели друг друга.

— Это всегда сложно, когда в доме столько других людей, — ответил герцог и, освободившись от Дельфины, отправился пожелать спокойной ночи своей тете.

Когда все ушли наверх, герцог вышел в сад, чтобы постоять немного в лунном свете и подумать, глядя на звезды, о Мириссе.

Линчестер понимал, как ему повезло. В этом мире он смог встретить то, что ищет каждый мужчина: женщину, которая, полюбив его таким, какой он есть, отдала ему свое сердце и душу. Он понял это тогда, когда первый раз поцеловал свою любимую.

Когда герцог возвратился в дом, старший лакей, дежуривший ночью, уже погасил большую часть свечей, оставив свет лишь на пути герцога, чтобы тот мог спокойно подняться по лестнице и дойти до спальни.

Герцог шел по коридору, ведущему к его спальне, когда заметил, что с другого конца коридора навстречу ему двигается человек.

Но мысли герцога были полны Нириссой, и ему совсем не хотелось заводить пустой разговор с кем бы то ми было.

Поэтому ом скользнул в тень одного из дверных проемов, спрашивая себя, кем мог оказаться этот так поздно блуждающий по дому гость и куда он направляется.

Секундой позже герцог сообразил, что ему не стоило прятаться, поскольку незнакомец, одетый в длинный плащ, почти касавшийся пола, очень тихо приоткрыл дверь одной из спален и исчез внутри.

Па мгновение герцогу показалось все это невероятным, и он думал, что, должно быть, он ошибается, но, продолжив дальше свой путь к спальне, заметил на пороге только что открывавшейся двери розовую розочку.

Он наклонился поднять ее и пошел дальше с розой в руке, счастливо улыбаясь.

Нириссе казалось, что день тянется бесконечно. Все вокруг почему-то виделось ей унылым и безрадостным.

Домашний прием близился к концу, кое-кто из гостей уже уехал.

И хотя утром герцог устроил для мужчин скачки, а днем соревновались жокеи — в царящей вокруг атмосфере ей чего-то не хватало.

Она понимала — ответ был прост. Ей никак не удавалось легко и свободно принимать участие ни в одном из придуманных увеселений.

То ее переполняла ликующая безудержная радость (как тогда, когда она ложилась спать этой ночью) от того, что герцог любил ее, а она любила его.

То неизбежно наступала реакция, и она проваливалась в глубины отчаяния, чувствуя, что независимо от его обещаний она не сможет выйти за него замуж.

«Я спасла его от одного проклятия, — убеждала она себя много раз. — Как я могу навлечь на него другое?»

Поскольку она всегда немного боялась сестры, ей казалось, будто любое проклятие Дельфины так или иначе повлияет на жизнь Тэлбота Линчестера.

В любом случае сама Нирисса будет живо ощущать его на себе, и это, несомненно, помешает их счастью.

«Люблю его! Я его люблю! — повторяла девушка в отчаянии. — Но слова, сказанные моей» незабудкой «, окажутся пророческими, и он забудет меня».

Нирисса казалось, что среди всех гостей герцога только двое испытывали наслаждение, и одним из них был ее отец.

Он с удовольствием посвящал каждую минуту осмотру Лина и только немного сетовал на нехватку времени для более тщательного изучения.

Поскольку на строительство дома ушло почти сорок лет, вряд ли можно было ожидать, чтобы Марк Стэнли сумел осмотреть все его особенности за сорок часов.

Если отец оказался покорен архитектурными достоинствами замка, то Гарри, помнившего обещание герцога предоставить ему лошадь, переполняло такое счастье, что именно он смешил и развлекал гостей и за ленчем, и во время обеда.

Вечером собрались гораздо меньше гостей, большинство мужчин были близкими друзьями герцога, и они, как подумала Нирисса, действительно искреннее желали ему добра и хотели его счастья.

По ее сестра по неизвестной причине все время пикировалась с герцогом, надувшись на него и тихим голосом высказывая ему свое недовольство. К концу же трапезы Дельфина старалась изо всех сил заставить его ревновать, как-то даже неистово кокетничая с лордом Поком.

Последний был слишком обрадован и благодарен ей за подобное внимание, но поскольку Мирисса не сомневалась, что он действительно любит ее сестру, действия Дельфины, использовавшей его как оружие против другого человека, казались ей жестокими.

После обеда герцог устроил небольшой концерт, найдя музыкантов из числа местных жителей, развлекавших гостей игрой на губной гармонике, концертино и бубенчиках, в которой они оказались большими мастерами.

В другое время Мирисса слушала бы их с удовольствием, поскольку любила все необычное и новое.

Но сейчас она не переставала думать, что время ее пребывания в Нине уходит минута за минутой. Завтра все Стэнли уедут отсюда, и она понятия не имела, были ли у герцога какие-нибудь планы по поводу их новой встречи.

Девушка спрашивала себя, действительно ли Линчестер принял ее доводы, высказанные прошлой ночью, и решил, что продолжать разговор на эту тему не стоило.

Наконец, хотя было еще не очень поздно, Марк Стэнли сказал, что он идет спать, и герцог предложил всем последовать его примеру.

Только на мгновение, когда Нирисса коснулась руки любимого, чтобы пожелать ему доброй ночи, почувствовала она волну его любви к ней, но, опасаясь, что Дельфина могла заметить лишнее, не осмелилась взглянуть на него.

Девушка только ниже опустила голову и медленно пошла по лестнице вслед за отцом.

Опять герцог остался в одиночестве, проводив гостей, но на сей раз он не вышел в сад, как в предыдущий вечер.

Вместо этого он направился к покоям герцогини. Войдя в небольшую гардеробную позади спальни, он подошел к секретеру и попытался открыть потайной ящик, как это делала Нирисса.

Потребовалось много времени, прежде чем ему удалось нащупать нужный выступ в углу и правильно нажать на него. Наконец потайной ящик открылся, и он увидел внутри венок.

Немного времени спустя герцог уже шел назад и, заглянув на минуту в свою спальню, проследовал дальше по широкому коридору туда, где предыдущей ночью он заметил на полу розовую розу.

Теперь розы не было. Линчестер без стука открыл дверь и вошел в комнату.

Только две свечи освещали эту очень красивую спальню, но и их тусклого света оказалось достаточно, чтобы герцог увидел Дельфину в одном прозрачном пеньюаре в объятиях лорда Пока.

Тот неистово целовал ее, и прошла секунда, а то и две, прежде чем двое влюбленных поняли, что они уже не одни в комнате.

Последовала неистовая перепалка, в которой герцог яростно обвинял лорда Пока в недостойном поведении, а лорд Пок заявлял герцогу, что считает себя оскорбленным.

Двое мужчин без удержу гневались друг на друга, в то время как Дельфина безрезультатно пыталась их успокоить.

Тут лорд Пок пронзительным голосом произнес слова, которые, казалось, звоном отозвались по всей комнате;

— Я требую удовлетворения, Линчестер! Я никому не позволю говорить со мной подобным образом.

— И я с удовольствием принимаю ваш вызов, — ответил герцог. — Пора преподать вам урок хорошего тома.

— Тогда когда и где? — сквозь зубы поинтересовался лорд Пок.

— У меня нет никакого желания дожидаться рассвета, — заявил герцог. — Мы будем драться сейчас же, в помещении школы верховой езды, и, возможно, свинцовая пуля в вашей руке охладит ваш пыл на последующие нескольких недель.

— Еще посмотрим, — отпарировал лорд Пок, — но я принимаю ваше предложение.

— Я буду ждать вас там через час, — отрывисто произнес герцог, — и поскольку нам не нужно, чтобы о наших делах знало больше людей, нежели необходимо, я предлагаю каждому взять только по одному секунданту. Я выбираю Чарльза Сихэма, Уилтерэн может быть судьей, а Лайонел Хэмптон служил доктором, прежде чем стал исследователем.

— Хвалю вашу хватку! — с сарказмом заметил лорд Пок.

Дельфина, однако, в ужасе закричала:

— Мет, нет! Вы не можете так поступить! Вы не можете драться из-за меня! Подумайте, какой скандал вызовет ваша дуэль, когда станет известно, что я замешана в это! Я не позволю вам!

— Помешать нам не в ваших силах, — сказал герцог, — а поскольку я считаю. Дельфина, вас виновницей происшедшего, я предлагаю и вам прийти посмотреть на наш поединок.

— Я именно так и собиралась поступить, — ответила Дельфина. — По-моему, вы ведете себя отвратительно — вы оба! Но каждый из вас должен поклясться, что, независимо от результата, ни один из вас не упомянет о происшедшем!

— Полагаю, мы оба понимаем, как следует вести себя, когда замешано ваше имя, — сказал винчестер. — Во всяком случае, я отвечаю за себя!

— Поскольку вы снова оскорбляете меня, — рассердился лорд Пок, — я особенно постараюсь сделать так, Линчестер, чтобы это ваша, а не моя рука покоилась на перевязи, и, надеюсь, на долгие месяцы, а не на недели!

В ответ герцог только отвесил насмешливый поклон и вышел из спальни, бросив на ходу:

— Через час — а я займусь всеми приготовлениями!

Когда он ушел. Дельфина кинулась к лорду Поку.

— Ты не должен этого делать! Ты не можешь драться с ним, Энтони! — Она плакала. — Ты же знаешь, какой он хороший стрелок!

— Не лучше меня! — заявил лорд Лок. — Как смеет он оскорблять меня подобным образом? Или, если уж на то пошло, врываться в твою спальню без стука!

— Я прошу тебя, откажись от дуэли… — начала было Дельфина, но лорд Лок высвободился из ее объятий и, как и герцог, покинул ее спальню столь решительно, что она поняла без всяких слов его нежелание поддаваться ее уговорам и мольбам.

Она торопливо оделась и, накинув поверх платья меховую пелерину, спустилась вниз по лестнице и вышла из дома через дверь со стороны здания школы верховой езды.

Именно этим зданием не уставал восхищаться Марк Стэнли. Построенное одновременно с домом, оно потом сгорело дотла и было восстановлено, а впоследствии отремонтировано и значительно улучшено Иниго Джонсом.

Поэтому с тех пор оно хранило на себе отпечатки стилей всех этих эпох. Когда леди Брэмвелл вошла в здание школы, там уже находились оба соперника со своим секундантами: лордом Джоном Феплоуэсом и сэром Чарльзом Сихэмом, а также лорд Уилтерхэм, которому предстояло стать судьей.

Все они стояли в центре манежа, но, когда герцог заметил Дельфину, он подошел к ней и, взяв ее за руку, повел наверх по маленькой лестнице, которая вела на балкон для зрителей.

— Отсюда вы сможете наблюдать, как я преподам Поку урок, который он не скоро забудет! — сказал герцог.

— Было бы гораздо разумнее, — холодно заметила Дельфина, — вам обоим перестать валять дурака и подвергать опасности мою репутацию!

— Вот этого как раз ни один из нас не может сделать, — ответил ей герцог. — Безусловно, вы желаете мне удачи, не правда ли?

— Да, естественно, но я прошу вас не калечить Энтони.

— Надеюсь, его вы попросите о том же! — с сарказмом отпарировал герцог.

Он небрежно поцеловал Дельфине руку и, оставив ее на балконе, спустился вниз по лестнице, чтобы присоединиться к остальным.

Лорд Уилтерхэм приступил к обязанностям судьи.

— Итак, вы оба знакомы с правилами, — сказан он. — Я буду громко считать до десяти, за это время вы отойдете друг от друга на десять шагов. Затем вы повернетесь и выстрелите.

Ни от герцога, ни от лорда Пока он ответа не ждал.

И тот, и другой, насколько он знал, принимали участие в нескольких поединках, причем герцог всегда брал верх.

Секунданты отошли в назначенные места, каждый в своем углу здания.

Когда лорд Уилтерхэм начал считать, герцог и лорд Пок, стоявшие до того вплотную спиной друг к другу, начали двигаться в противоположные стороны.

Казалось, судья считает бесконечно долго.

— ..семь… восемь… девять… десять — пли!

Двое мужчин развернулись, два выстрела прозвучали, гулким эхом отозвавшись в стенах этого здания с высокой крышей.

И тогда медленно, настолько медленно, что было трудно поверить в случившееся, Энтони Пок упал на землю.

Герцог остановился, недоверчиво наблюдая за своим противником, но тут внезапно Джон Феллоуэс, секундант лорда Пока, подбежал к нему.

— Вы поразили его в сердце, Тэлбот!

— Но это невозможно! — воскликнул герцог.

— Нет, так и есть. Он, должно быть, подставил вам грудь, когда стрелял, но никакой ошибки нет, я уверен, он мертв!

Герцог застыл от удивления. Но тут и его собственный секундант, Чарльз Сихэм, склонившийся перед этим над лордом Поком на другом конце манежа, подошел к другу.

— Вы убили его, Тэлбот! Пока он еще жив, но Хэмптон говорит, будто это даже вопрос не часов, а минут! Вам придется покинуть страну как можно скорее! Иначе вас арестуют и вам придется предстать перед судом.

Губы герцога сжались, но он ничего не сказал, и Чарльз Сихэм продолжал:

— Это все, что вам остается. Вы не можете рисковать арестом, когда замешано имя Дельфины Брэмвелл!

Как раз при этих его словах Дельфина, спустившаяся с балкона, подошла к ним.

— Что случилось? — поинтересовалась она. — Энтони ранен?

— Боюсь, он умирает, — сочувственно произнес Чарльз Сихэм.

— О Боже, нет! Не верю! Как вы можете говорить подобные вещи! Я сама должна убедиться!

Она побежала бы на другой конец помещения, если бы не Чарльз Сихэм, схвативший ее за запястье.

— Не надо на него смотреть. Дельфина, — мягко увещевал он ее. — Не стоит женщине видеть подобное. Пуля попала ему прямо в сердце!

— Как вы могли? — едва слышно обратилась Дельфина к герцогу.

— Я не хотел ничего подобного.

— Все мы знаем это, — согласился Чарльз Сихэм, — но все произошло так, а не иначе! Вы должны уехать, Тэлбот. Подумайте о семье, подумайте о Дельфине и уезжайте. Ради Бога, уезжайте!

— Должно быть, это единственное, что мне остается, — лишенным краски голосом произнес герцог.

Линчестер повернулся к Дельфине и взял ее за руку.

Он отвел ее к самому дальнему выходу, поскольку остальные мужчины отбежали туда, где на земле лежал лорд Пок, возле которого хлопотал доктор.

Когда они подошли к двери, герцог сказал:

— Вы поймете меня. Дельфина, — для вашей пользы, также как и для моей собственной, я вынужден отправиться в изгнание. Так мы предотвратим большой скандал и к тому времени, когда я смогу вернуться, случившееся будет позабыто.

Дельфина стояла очень бледная и, пока герцог говорил, продолжала оглядываться через плечо на другой конец манежа для верховой езды.

— Мне надо спросить вас. Дельфина, об одном, — тихо сказал герцог. — Вы поедете со мной?

— С… вами? — в каком-то оцепенении повторила она за ним.

— Я прошу вас выйти за меня замуж. Нам придется пожить за границей в течение трех лет, возможно, дольше, но я уверен, мы найдем способ хорошо проводить там время.

— Три года? — в ужасе воскликнула Дельфина. — Так долго?

— От трех до шести лет, — пояснил герцог, — это обычный срок при подобных обстоятельствах, и я не могу рассчитывать, что потребуется меньше.

Депьфина смотрела на него, ее глаза на очаровательном лице потемнели от испуга.

Она хотела что-то сказать, но тут возвратился Чарльз Сихэм.

— Уилтерхэм велел мне предупредить вас больше не тратить времени впустую, — обратился он к герцогу. — Он говорит, что в его положении обязан будет сообщить о событиях сегодняшнего утра, и к тому времени вы должны быть уже по ту сторону Ла-Манша.

— Есть ли у Пока шанс выжить? — медленно спросил герцог.

— Один на миллион, — ответил Чарльз Сихэм, — и я не стал бы держать пари!

— Сообщите Уилтермэну, что я уезжаю немедленно.

Чарльз Сихэм промолчал и поспешно ушел, а герцог обратился к Дельфине:

— Ну что же, «да» или «нет». Дельфина? Она судорожно перехватила дыхание.

— Мне жаль, Тэлбот. Вы знаете, как я хотела выйти за вас замуж, но не… в изгнании — вдали от всего, что так для меня ценно и важно.

— Я понимаю, — сказал герцог, — и сожалею, Дельфина. Как только я уеду, вам следует полностью отрицать, что вы знаете о произошедшем здесь или что вы имеете хоть малейшее отношение ко всему этому.

— Я буду весьма осторожна, — сказала она решительно, и герцог покинул ее.

Оказавшись в доме, Линчестер бегом поднялся по лестнице и, миновав коридор, оказался около спальни Нириссы, располагавшейся рядом со спальней ее отца.

Он тихонько открыл дверь и при свете единственной свечи увидел молящуюся на коленях возле кровати Нириссу.

Вся в этот момент погруженная в свою молитву, она не услышала его.

Но скорее почувствовав его присутствие в комнате, нежели потревоженная шумом, она повернула голову.

Удивленная, неспособная скрыть непреодолимую радость, осветившую ее лицо, девушка медленно поднялась на ноги, пока герцог закрывал за собой дверь. Он подошел к ней и взял ее за руки.

— Выслушай меня, любимая моя. Я был вовлечен в поединок с Энтони Поком и по чистой случайности, не намеренно — клянусь тебе в этом, — смертельно ранил его! Мирисса в ужасе вскрикнула:

— Смертельно?

— Он все еще жив, но Хэмптон полагает, что пройдет не больше часа и он умрет!

— Какой… ужас! — прошептала Нирисса.

— Пойми, в сложившейся ситуации, чтобы избегнуть скандала, который последует, если меня арестуют, я вынужден отправиться в изгнание и прошу тебя следовать за мной.

На мгновение глаза Мириссы вспыхнули. Потом она спросила, едва дыша:

— Но… Дельфина!

— Поскольку поединок был из-за Дельфины, — признался герцог, — я спросил ее, поедет ли она со мной в качестве моей жены. Она отказалась!

Мирисса перевела дыхание.

— Она… действительно… отказалась?

— Твоя сестра сказала, что она не выдержит трехлетнего изгнания.

Глаза Мириссы снова наполнились светом, словно тысяча свечей засверкала в них.

— Тогда я могу ехать с вами? — едва слышно спросила девушка.

— Я на коленях прошу тебя об этом.

— О… Тэлбот!.. — Имя его прозвучало как ликующий призыв.

Линчестер не поцеловал ее. Он только сказал:

— Мам нельзя терять ни минуты. Мы уезжаем как можно скорее! Одевайся, а я пришлю кого-нибудь собрать твои вещи.

Только на секунду Тэлбот заглянул ей в глаза и вышел. Мирисса осталась одна.

Минуту-другую девушка еще пыталась осознать случившееся, с трудом веря во все это. Мо потом поняла, что теперь они оба свободны и никто не помешает им говорить о своей любви, и ничто больше не имело значения, только то, что они могли быть вместе.

Она начала торопливо одеваться, вспомнив, что она накануне предупредила Мэри о своем раннем отъезде с отцом, поэтому все вещи, кроме ее вечернего платья, в котором она обедала, были уже уложены в дорожный сундук.

В платяном шкафу висела только приготовленная для поездки домой ее симпатичная дорожная накидка и муслиновое платье, в котором она приехала в Нин.

Нирисса уже завязывала ленты шляпы, когда раздался стук в дверь и камердинер герцога, Бэмкс, вошел в сопровождении молодого лакея.

— Ваш сундук готов, мисс? — спросил он.

— Да, только стяните его ремнями, — попросила Нирисса.

— Его сиятельство уже внизу, мисс, ждет вас.

Бэнкс и лакей вынесли дорожный сундук из комнаты и пошли по коридору.

Нирисса быстро огляделась вокруг, чтобы убедиться, ничего ли она не забыла, затем побежала вниз по ступенькам лестницы навстречу поджидавшему ее Линчестеру так быстро, словно за спиной у нее выросли крылья.

Он также переоделся в дорожное платье, и сквозь открытые двери Нирисса увидела его дорожную карету, запряженную шестеркой лошадей, а также двух верховых для эскорта.

Никто не провожал их, и герцог, взяв Нириссу под руку, сошел с ней вниз по парадной лестнице и помог сесть в карету.

Карета тронулась, а девушке все еще с трудом верилось в происходящее, словно опять ей снился некий странный сон, способный вдруг обратиться в кошмар.

Но тут Нирисса почувствовала, как сжимают ее руку пальцы герцога, ощутила его близость подле себя и осознала, что теперь они были вместе и только вдвоем.

Лишь когда они проехали через большие кованые ворота, она вскрикнула и забормотала почти бессвязно:

— Ой… я же должна была… мне надо оставить… записку для папы… рассказать ему обо всем случившемся.

— Я позаботился обо всем, — успокоил ее Тэлбот. — Я оставил письмо не только для него, но и для Гарри.

— Вы все… продумали!..

— Я думал о тебе, — ответил герцог, — и о том, как сильно я люблю тебя.

Он обнял ее за плечи и прижал к себе.

Какое-то время они ехали молча, никто из них не начинал разговора.

Свободной рукой герцог развязал ленты шляпы Нириссы, снял ее и бросил на скамейку напротив.

Когда девушка положила голову ему на плечо, он сказал:

— Ты уверена, любимая моя, что не станешь сожалеть о своем решении отправиться со мной так поспешно? Осознаешь ни ты, что, если Пок умрет, тебе придется годами жить в изгнании, вдали от Англии, и эти годы покажутся тебе бесконечными.

— Для меня совсем не важно, где мы… до тех пор, пока я могу быть рядом с вами, — ответила ему Мирисса, — но я стану тревожиться… не покажется ли… вам… утомительным… только одно мое… общество…

Герцог не отвечал, он просто поцеловал ее, и они перестали нуждаться в словах.

Они достигли Дувра, когда солнце уже вставало над горизонтом.

Им пришлось проехать от Нина немногим больше двадцати миль, и превосходные лошади герцога добрались до побережья в рекордно короткое время.

Нирисса предполагала, что они направятся прямо в гавань, где, по словам герцога, уже стояла наготове его яхта.

— Капитан будет ждать вас? — спросила она.

— По правде говоря, я послал вперед посыльным грума, но в любом случае капитан всегда исполняет мое распоряжение держать яхту в постоянной готовности к отплытию. Как только мы окажемся на борту, мы сможем отплыть к берегам Франции, где будем в безопасности.

— Это… самое главное… — тихонько проговорила Нирисса.

— Но сначала нам надо еще кое о чем позаботиться, — заметил герцог. Прежде чем девушка успела спросить его, о чем же именно, лошади остановились, и в окно кареты она увидела небольшую часовню, стоявшую на краю гавани.

Она удивленно взглянула на герцога, и он пояснил:

— Здесь молятся рыбаки, отправляясь в море, здесь молятся об их благополучном возвращении жены моряков. Я думаю, любимая моя, ты согласишься — это подходящее место для нас, чтобы стать мужем и женой.

Минуту Нирисса смотрела на него недоверчиво, тут, неожиданно для нее, он открыл кожаный чемоданчик, который всю дорогу лежал на сиденье напротив, и достал из него венок из бриллиантов и жемчуга, тот самый, который она нашла в потайном ящике в покоях герцогини, а потом изящную вуаль из тончайшего кружева.

Очень нежно герцог прикрыл вуалью светлые волосы Нириссы, а сверху надел венок.

Когда кучер открыл дверь кареты, они спустились из нее и направились к часовне.

У входа в часовню, сквозь раскрытую дверь, Мирисса услышала плавные звуки органа.

Внутри часовни было бы совсем темно, если бы не свет шести свеч на алтаре, перед которым стоял священник в белом одеянии.

Мирисса посмотрела наверх, увидела, как с купола спускаются рыбацкие сети, и подумала, что они придают этому месту атмосферу таинственности.

Она согласна была с герцогом, который сказал, что в часовне царил дух святости и преданности; он приводил ее в трепет и был созвучен с ее собственной искренней верой.

Линчестер снял дорожную накидку с ее плеч и положил на ближайшую скамейку.

Когда они двинулись по проходу к алтарю, девушка почувствовала, что именно так он представлял себе свою невесту в церкви: в белом платье, кружевной вуали, спадающей вниз, с бриллиантами, сверкающими в венчающем голову венке.

И хотя часовня была пуста, Нириссе казалось, будто там находятся все, кто любил их с Тэлботом и не пожелал бы отказать им в благословении.

Нирисса не сомневалась, что и ее мать, и мать Тэлбота находились рядом.

И несчастная герцогиня, именно такая, какой она предстала девушке в сне. Теперь, когда нашелся спрятанный когда-то венок и снято проклятие, она выглядела счастливой и умиротворенной.

Наконец душа герцогини могла оставить эту землю и отправиться к своему мужу, которого она любила и который любил ее.

Нириссу саму удивляла ее уверенность во всем этом. И все же девушка знала, что права, и, когда она расскажет герцогу обо всем, он ей непременно поверит.

Священник обвенчал их, и она почувствовала благословение, данное им любовью, перенесшей столько страданий и жившей вечно. Такое благословение получают лишь немногие избранные пары.

Звуки органа проводили их от алтаря. Когда они вышли из часовни, Мириссу ослепил солнечный свет. Она не сомневалась, солнечный свет сулил им счастье, которое они найдут вместе.

Через несколько минут их карета уже подъезжала к яхте герцога, которая называлась «Морской конек»и оказалась много больше, чем предполагала девушка.

Как только они ступили на борт, яхта, как и обещал герцог, заскользила прочь из гавани и взяла направление к берегам Франции.

Линчестер не позволил Нириссе наблюдать, как удаляется английский берег, а проводил ее вниз в такую удобную и милую каюту, какой она и представить себе не могла, и попросил ее отдохнуть и выспаться.

— Тебе столько пришлось пережить, — спокойно сказал он, — а впереди у нас целое будущее, и теперь я хочу, чтобы ты уснула. Мы поговорим обо всем позже, когда ты проснешься.

Нирисса хотела возразить. Но она действительно очень устала.

Все происходило настолько драматично, настолько неожиданно, да и спала она, по правде говоря, очень немного в ту воскресную ночь, потрясенная и взволнованная поцелуями герцога.

Сейчас он поцеловал ее не так неистово, а лишь мягко и нежно прикоснулся губами, словно боялся тронуть свое бесценное сокровище.

И не успела она опомниться, как осталась в каюте одна.

Не желая огорчать Тэлбота, девушка послушно легла в постель.

— Представляешь, сегодня неделя, как мы женаты! — обратилась Нирисса к мужу.

— А я полагал, что значительно дольше! — заметил он в ответ.

Уже после своего возгласа Нирисса сообразила, что он ее дразнит.

— И как тебе понравилась эта неделя? — поинтересовался герцог.

Они лежали рядом в большой кровати, которая, казалось, занимала почти всю каюту.

Нирисса повернулась, чтобы подвинуться ближе, и он, обняв ее, прижал к себе с такой силой, что ей даже трудно стало дышать.

— Тебе, должно быть, надоело выслушивать это, но… я… люблю… тебя!

— Расскажи мне о своей любви, — скомандовал Тэлбот.

Нирисса вздохнула.

— Каждый вечер после того, как мы провели его вместе, я чувствую, что невозможно любить тебя сильнее, и все же каждое утро, когда я пробуждаюсь, я сознаю, что ты сделал мою любовь к тебе еще более яркой и удивительной, чем прежде.

— Это правда? — спросил герцог, приподнявшись над ней и отодвигая светлые локоны жены со лба, чтобы взглянуть ей в лицо.

Нирисса видела, что от счастья он казался помолодевшим.

Исчезла его едкая, язвительная полуусмешка в уголках губ и цинично недоверчивые интонации в голосе.

Все его поступки, все слова — все наполнялось любовью, которая, как она заметила, крепла и росла с каждым мигом, проведенным вместе. Казалось уже невероятным, чтобы двое могли быть так исступленно счастливы.

— Так здорово останавливаться в этих небольших французских гаванях, — заговорила Нирисса, словно продолжая свои размышления, — и выходить на берег, чтобы отведать восхитительные местные кушанья. Огорчает только, что рядом с тобой я совсем не в состоянии сосредоточиться на еде, все время думаю о твоих поцелуях!

— Рад, что мои поцелуи тебе еще не приелись, — сказал герцог, — я не устаю целовать тебя и готов делать это всю жизнь.

При этих словах он приподнял ее голову и поцеловал Нириссу сначала осторожно, затем, почувствовав, как ее тело затрепетало в ответ, более страстно.

— Разве может быть что-нибудь великолепнее этого? Я видел, любимая, как ты красива, когда я впервые встретил тебя, но сейчас ты бесконечно прекраснее. Наверное, оттого, что теперь ты больше не маленькая девочка, а женщина.

От слов мужа Нирисса вспыхнула, и он сказал:

— Может быть, ты стесняешься, но мне кажется, дорогая моя, когда я преподношу тебе уроки любви, я заставляю тебя чувствовать себя женщиной.

— Твои уроки столь многогранны, и мне хочется еще многое узнать, особенно как заставить тебя… любить меня.

— Ты сомневаешься, люблю ли я тебя теперь?

— Надеюсь, любишь, — ответила Нирисса, — но, дорогой мой, мне приходится восполнять собой столь многое в твоей жизни — и больше всего Лин!

Она проговорила последние слова дрожащим голосом, ведь она всегда боялась, что муж тоскует по Нину, а значит, как бы великолепно они ни проводили время вдвоем, их жизнь существенно отличалась от жизни в доме, который герцог любил и которому всецело принадлежал.

— Убежден, в Пине все в порядке, — сказал герцог уже другим тоном. — Я попросил твоего брата следить за моими лошадьми (уверен, ему это только по нраву) и не уезжать, пока твой отец не соберет всех сведений, необходимых для его книги.

Мирисса удивленно воскликнула:

— Неужели это правда? Ну как тебе удается так сочетать в себе доброту и рассудительность?

— Кроме того, я поручил своему управляющему, — продолжил муж, — послать с ними в «Приют королевы» двух слуг, когда они будут готовы уехать. Слуги позаботятся о них.

Мирисса чуть не задохнулась от нахлынувших чувств и, уткнувшись лицом в шею мужу, пробормотала:

— Мне становится стыдно, что сама я совсем перестала волноваться за папу. Ты можешь посчитать, будто я ищу себе оправдания, но мне так трудно думать о… чем-нибудь или… о ком-нибудь… кроме тебя!..

— Именно поэтому я весьма эгоистично ре-шип позаботиться о твоем отце и Гарри за тебя. Если тебе и следует о ком-нибудь волноваться, то только обо мне, и это мое требование!

— Меня… заботит… только твое… счастье.

— Отлично, — одобрительно заметил герцог. — Ты должна сосредоточиться только на мне, и я начну ревновать, если ты станешь думать о ком-либо еще.

— Думать о ком-либо еще… слишком сложно для меня, — призналась Мирисса.

Потом она прижалась к мужу и тихо-тихо сказала:

— Может показаться… странным… но я не спрашивала о дуэли… И ее причинах…

— Мне не хочется говорить на эту тему, — сказал герцог. — Мо поскольку, полагаю, тебе интересно узнать, как там дела в Нине (признаюсь, мне самому это интересно), мы сейчас движемся по направлению к Кале, где я договорился о встрече со своим секретарем. Он пересечет Ла-Манш и окажется там раньше нас вместе с самыми последними новостями.

Мирисса замерла, неожиданно для самой себя она испугалась.

— А… ты… думаешь, нас не будут там ожидать.. Разве тебя не могут арестовать и препроводить назад в… Англию?

— Это невозможно, пока я нахожусь на иностранной территории, — ответил герцог. — Приказы английских властей не имеют силы по эту сторону Ла-Манша. Так что не волнуйся, моя дорогая. Предоставь мне беспокоиться обо всем. Но я чувствовал, что, как и мне, тебе интересно было бы узнать о событиях дома.

Нириссе не хотелось признаваться в этом, но неимоверное счастье, которое она испытывала, находясь рядом с мужем, едва ли давало повод задумываться о том переполохе, той сумятице, которую они вызвали в Нине своим отъездом.

Должно быть, исчезновение герцога потрясло всех гостей, домочадцев, слуг.

Теперь, когда Нирисса задумалась обо всем, ее снова охватил страх, что, хотя Дельфина и сама отказалась сопровождать герцога, старшая сестра могла прийти в ярость, узнав, кто занял ее место.

Поскольку ей совсем не хотелось тревожить мужа этой мыслью, она старалась больше молчать, и ей это удалось. Тем временем ближе к полудню яхта плавно вошла в гавань в Кале.

Как Нирисса и предполагала, Тэлбот сошел на берег один.

Она видела, как старался он оградить ее от любых ударов, которые могли бы ожидать их, и поэтому предпочел сообщить жене все новости по возвращении на судно.

Но она все равно не могла избавиться от волнения и, поднявшись на палубу, пристально наблюдала за движением на причале, хотя появления герцога еще рано было ожидать.

Огромным усилием воли Нирисса все же заставила себя перейти на другой борт яхты, где открывался вид на море.

Было уже время ленча, когда герцог вернулся. Нирисса с радостным вскриком бросилась к нему.

Она и без его рассказа увидела, что все хорошо и муж всем доволен.

— Хорошие новости?

— Очень хорошие.

Они уселись на деревянную скамейку, и герцог, взяв ее за руку, начал рассказывать.

— Дорогая моя, Энтони Пок чудом оправился от раны и сейчас жив и здоров.

Нирисса судорожно глотнула воздух.

— Жив? — едва прошептала она.

— Жив! — повторил герцог. — Это означает, что, когда мы того пожелаем, а пожелаем мы этого не раньше, чем закончится наш медовый месяц, мы сможем отправиться домой.

Нирисса недоверчиво смотрела на него. Внезапно слезы хлынули у нее из глаз, и она уткнулась в него лицом.

— Ты не плачешь ли, моя дорогая?

— Это слезы… радости. Я все время… молилась… я отчаянно… молилась… я просила… исправить… чтобы тебе… не пришлось так долго жить в изгнании.

— Твои молитвы были услышаны, но я не могу позволить тебе плакать. Я хочу слышать твой смех, хочу, чтобы всю нашу оставшуюся жизнь ты была бы счастлива вместе со мной.

Он целовал ее до тех пор, пока она не начала улыбаться.

Когда жена спустилась вниз приготовиться к ленчу, герцог пошел на нос яхты взглянуть на воды Ла-Манша, разделяющие Францию и Англию.

Он решил, что через три недели, возможно, через месяц, он отвезет Мириссу домой.

«Она никогда не узнает, — размышлял он, — как тщательно мы с Энтони Поком подготовили все сцены, разыгранные между нами».

Каждый из них поклялся, что никто, кроме друзей, игравших другие роли в этом спектакле с дуэлью, не должен никогда узнать правду.

Когда герцог вызвал лорда Пока на откровенный разговор, тот признался ему в своей любви к Дельфине, которая отвечала ему взаимностью. Но сложность его положения состояла в том, что Энтони нечего было предложить ей, у него не было даже дома.

Зная способности Энтони Пока в области верховой езды, герцог давно уже задумал предложить другу заняться управлением его скаковыми конюшнями, если, конечно, такое занятие придется тому по душе.

— Вместе с работой вы получите превосходный дом в Ньюмаркете. И если я предложу вам высокое жалованье, достаточное, чтобы в него включались и расходы на дом в Лондоне, полагаю, у Дельфины будет все, чего она желает.

Лорд Пок не сомневался, что, хотя Дельфина и была избалована и испорчена льстивыми речами, которые ее постоянно сопровождали, он сумел бы в этом случае сделать ее счастливой, отчего он и согласился на все предложения герцога.

Они включали дуэль с холостыми патронами как повод герцогу отправиться в изгнание — этот повод явился в виде лорда Пока, притворившегося умирающим.

Каждая деталь была продумана так, чтобы никто никогда не мог бы заподозрить, будто случившееся являлось лишь хитроумной выдумкой. Предусмотрен был даже шрам на груди лорда Пока, выполненный Лайонелом Хэмптоном как полное подобие настоящего.

Теперь же секретарь герцога сообщил, что состояние здоровья его светлости лорда Пока намного лучше, чем можно было предположить при подобном ранении, и они с леди Брэмвелл собираются пожениться недели через две.

Герцог послал им свои поздравления. Он понимал: когда он расскажет Мириссе о предполагаемом счастливом замужестве сестры, последнее облако с ее залитого солнцем небосклона исчезнет.

«Я поступил умно! — удовлетворенно похвалил он себя. — Но я искренне верю; именно Нирисса, отыскавшая венок несчастной герцогини, сняла проклятие, которое всегда тяготело над семейным счастьем герцогов Линчестеров».

«Это пленительная и очаровательная история. — думал он, — которую никто никогда не запишет и не превратит в роман, потому что тайна дуэли и тех ролей, которые играли в ней мы с Энтони, должна остаться нераскрытой».

При этом он был глубоко благодарен судьбе, что все прошло так благополучно и теперь Нирисса с ее свежестью, ее чистотой и ее восприимчивостью начнет новую эру счастья в Нине.

Он надеялся никогда больше не испытывать чувство тревожного ожидания — как у отчаянного игрока, поставившего на кон все, чем обладал. Именно в таком состоянии он просил Дельфину выйти за него замуж.

Милосердием Божьим она отказалась, и его карта выиграла!

Только поздним вечером, после того, как они целовались под звездами, а затем спустились вниз в каюту, потому что обоим захотелось большей близости, обнимая Нириссу, Линчестер сказал:

— У меня есть для тебя новость, моя любимая, она доставит тебе удовольствие.

— Какая же? Я весь день чувствовала, будто ты что-то скрыл от меня.

— Ты не должна читать мои мысли, — сказал он. — Ты слишком проницательна в отношении меня! Я начинаю думать, что ты — колдунья!

— Если я и проницательна, — заметила Нирисса, — так только от моей любви к тебе, любви, которая заставляет меня прислушиваться к каждой интонации твоего голоса и видеть любое изменение выражения твоих глаз.

— Я забеспокоился, если бы не чувствовал того же самого, когда речь идет о тебе. Он поцеловал ее лоб:

— Так тебе интересна моя новость?

— Конечно, я слушаю. Что-нибудь хорошее?

— Уверен, она понравится тебе. Твоя сестра Дельфина собирается замуж за Энтони Пока!

Нирисса обрадованно вскрикнула, и звук ее голоса прозвенел по всей каюте.

— Как же я этого хотела. Я догадывалась об их взаимной любви… Но сестра все же больше всего хотела стать герцогиней.

— Надеюсь, теперь она поймет, насколько любовь важнее диадемы с земляничными листьями, — сказал герцог.

— Как хорошо… Как я рада. Я очень и очень рада, — призналась Нирисса, — и теперь я не стану бояться встречи с Дельфиной по возвращении домой.

— Со мной ты больше никого и ничего не будешь бояться, — заверил ее герцог. — Все страхи и печали остались позади, и тебе остается только полюбить Пин, всех его обитателей и наших с тобой гостей.

— Мы превратим его в дом, в котором живет любовь, — прошептала Нирисса, — но это у нас получиться, если мы сами будем любить друг друга… так, как сейчас.

— Я твердо намерен сохранить наши чувства.

Герцог приподнялся на локте, чтобы посмотреть на лицо жены, освещенное фонарем, стоящим у изголовья кровати.

— Я думал сегодня, — сказал он очень серьезно, — как мне повезло, что я нашел тебя. Только представь, что твоя сестра не пожелала бы показать мне старинный елизаветинский дом и своего выдающегося отца? Я мог бы никогда не встретить тебя!

Нирисса вскрикнула в неподдельном ужасе.

— О, мой дорогой, и я могла бы прожить всю мою жизнь, даже не догадываясь о твоем существовании, разве только Гарри рассказывал бы мне что-нибудь о тебе, ну, например, как когда-то он сказан (хотя это было и не для девичьих ушей), что ты «сущий дьявол с женщинами»! Герцог рассмеялся.

— Возможно, так оно и было в прошлом, но теперь во всем, что касается женщин, я — святой, и ни одна из них не сумеет соблазнить меня, сколько бы они ни старались.

— Ты… действительно в этом уверен? — спросила Нирисса.

— Совершенно уверен! Я могу быть соблазнен только одной женщиной, ее я нахожу такой обворожительной, такой потрясающей, такой изумительной, приносящий мне столько радости и удовлетворения, что для меня не может существовать никакой другой на всем белом свете!

Нирисса восхищенно воскликнула:

— О, любимый, как мне хотелось услышать от тебя такие слова! Я не смогла бы вынести ревности ко всем тем прекрасным дамам, которые расточали тебе любезности и заставляли меня чувствовать себя всего лишь незаметной, крохотной незабудкой.

Герцог потянулся к ней губами, руки его нежно ласкали ее тело:

— Неужели ты и правда думаешь, будто я могу забыть тебя? Неужели ты на самом деле думаешь, будто другая женщина может заставить меня испытать чувство, охватывающее меня сейчас?

— А что… что ты чувствуешь? — спросила Нирисса.

— Я чувствую себя влюбленным, соблазненным, взволнованным и возбужденным близостью самой красивой женщины в моей жизни.

Тэлбот не стал дожидаться ее слов в ответ, а стал целовать.

И когда жар возгорелся внутри него и он почувствовал вспышку ответного огня в своей жене, он ощутил — они с ней единое целое.

Это было упоение, объединявшее души. Ничего подобного он не знал прежде.

Они унеслись в небеса, туда, где царила любовь.

Любовь, которая не исчезает, когда наступает вечность.